Глава 3. Сновидческое путешествие на юг

Вечером с северных плато спустилась страшная пурга; ледяныепорывы ветрапробивались сквозь щели между бревнами хижины. Временами дуло так, что комки газетной бумаги, которыми они были законопачены, со свистом вылетали внутрь комнаты. Мы все надевали по нескольку пар теплых штанов, молча ели и проникались чувством бренности нашей маленькой хижины и прочности и теплоты нашей дружбы Атмосфера была весьма напряженной, и неизбежное соседство каждого из нас с еще троими направляло мысли в более умозрительные сферы. Я начала понимать, как многолетнее напряжение такого рода способно породить видения ужасного виндиго – видения, овладевающие душой человека; обращающие его сердцев кусок льда и побуждающие убиватг людей целыми деревнями. Виндиго – это безумная часп внутренего содержания человека, способная толкнуть его нг каннибализм в отношении себе подобных, а то и самого себя. Я содрогнулась от мысли о той боли, которую это за собой влечет, и придвинулась к печке, поставив свои тепло обутые ноги на старый деревянный ящик из-под яблок.

– Не поговорить ли нам о более теплой погоде? – предложила Агнес.

Я не сомневалась, что она тоже чувствовала себя напряженно из-за непрекращающегося холода. Если бы даже я захотела уехать, это было невозможно. Лишь полеты моего духа помогали мне бороться с клаустрофобией. Я наблюдала за Руби, пытаясь понять ее – гордую пожилую женщину с сознанием, таившим столь громадную силу, и невидящими глазами. Онавсегдавседелалахорошо: каждая посудина была у нее вычищена, каждая валяная кошма доведена до совершенства. Движения ее были всегда точно выверены, что, несомненно, объяснялось ее слепотой, но кроме того – я чувствовала это, – тем величайшим почтением, с которым она относилась к жизни и миру вокруг себя. Даже просто смотреть на нее в течение дня было для меня уроком. Я восхищалась ее кошачьей грацией и способностью самой становиться тем знанием, которое она хотела мне передать. Когда я бывала слишком серьезна, она могла застать меня врасплох, разыграв дряхлую старуху или капризного ребенка. Никогда прежде я не удостаивалась чести провести столько времени в столь тесном с ней соседстве. Меня всегда поражало, насколько обособленно она держится, неизменно блюдя свое положение. Но несмотря на все это, я испытывала к ней такую любовь…

Агнес отодвинулась со стулом, сев напротив меня, Джули придвинула свой стул ко мне слева, а Руби справа. Несмотря на наше давнее знакомство, близость Руби всегда слегка меня нервировала. Я никогда не знала, что она сделает в следующую секунду. Наблюдая за ней краем глаза, я видела, как она улыбается своим мыслям, подобрав недошитый ею мокасин и потирая его руками.

– Линн, настало время для хорошей истории, – прого ворила Агнес, держа на коленях поднос с бисером. Она нани зывала мелкие белые бусинки на иголку, собираясь вышивать кисет.

– Я не против, – сказала Руби. – Хорошая история согревает сердце.

– Я хочу услышать еще о том прекрасном молодом человеке на дереве, – сказала Джули.

– Я говорю – хорошая история, – отрезала Руби. – Она собиралась рассказать нам о Юкатане, где было тепло и солнечно.

– Об этом можно столько всего рассказывать! С чего, по-вашему, лучше начать?

– Как насчет того, чтобы с начала? – фыркнула Руби. Джули хихикнула.

– Ладно. Представьте себе мой дом…

Шел мелкий дождь, и из моей гостиной были видны нитевидные потоки, стекавшие по большим двустворчатым окнам. Я читала раздел путешествий воскресной газеты, выискивая сведения о недорогих рейсах в мексиканский город Мерида, расположенный на полуострове Юкатан. Агнес рассказывала мне о живущей там женщине, которая, по ее словам, много знала о масках.

– Какие маски ты имеешь в виду? Резные? – спросила я у нее.

Агнес ответила, что эта женщина знает о масках силы и обладает сведениями более древними, чем цивилизация майя. Это пробудило во мне живейший интерес, и я записала имя женщиныв блокнот наряду с туманным описанием дома в маленькой деревушке, где она жила. Агнес больше ни разу не упомянула о ней, да и я до этого момента не вспоминала о том разговоре.

Я набрала указанный в газетной рекламе номер авиакомпании и забронировала место. Сточки зрения здравого смысла это было полнейшей бессмыслицей. В течение следующих трех часов я занималась тем, что отменяла приглашения к обеду, свидания, встречи с раздачей автографов в книжных магазинах и прочие запланированные мероприятия. Реакция на том конце провода варьировалась от легкого сожаления до взрывов ярости. В мои планы вовсе не входило морочить голову стольким людям, просто в последнее время я работала так много, что, думаю, заслужила отдых. Как бы то ни было, я собралась уехать.

Полет пошел без приключений. Я наняла в аэропорту автомобиль и, ориентируясь по картам, направилась к руинам древнего майянского города Ушмаль, а оттуда – в маленькую деревушку Ллано с грязными улицами и глинобитными домами. На своем весьма слабом испанском я спросила у местного мальчишки, где находится дом Сойлы Гитерес. В результате обильной жестикуляции японяла, что это маленький глинобитный домик за пределами деревни у небольшого ручья. Я поблагодарила мальчишку, оказавшегося внуком Сойлы, и поехала туда. Я увидела маленький, хорошо обустроенный дворик. В центре старой деревянной двери был прибит амулет. Я постучала. Дверь открылась, и на пороге, широко улыбаясь, предстала Агнес Быстрая Лосиха.

– А я уж было собиралась махнуть на тебя рукой, – сказала она. – Я уже три дня тебя поджидаю. Почему ты не приехала раньше?

Мы обнялись. Я была поражена сверх меры.

– Агнес, – сказала я. – До вчерашнего вечера я сама не знала, что поеду.

– Мы как раз говорили о тебе с Сойлой. У тебя уши не чесались?

Я рассмеялась и сказала:

– Кого-кого, а тебя я меньше всего ожидала встретить за пределами Канады.

– О, ты ведь знаешь, как это бывает. Мы, индейцы, так и норовим принюхаться ко всему окружающему. Наш нос ведет нас. Заходи, мы как раз занимались твоим любимые делом – пили чай.

Я прошла за ней сквозь дом и вышла в ухоженный садик окруженный деревянным забором от койотов. На грубо ско лоченной скамейке сидела пожилая женщина, одетая в блуз] свободного покроя, называемую здесь уипиль, и синюю зала хивающуюся юбку. Как и большинство индейских женщш Юкатана, обута она была в кожаные сандалии. Агнес преде тавила нас друг другу.

– Не говорила ли я только что, что Л инн Эндрюс вот-вотпостучится в дверь? – сказала она.

– Было, было, Агнес, – сказала Сойла с легким акцентом, глядя на меня. – Мы когда-то уже встречались на Севере, но ты, по-видимому, не помнишь меня.

Я в тот же миг почувствовала в этой женщине родственную душу.

– Нет, не помню. А где именно?

– Это не важно, – отвечала она.

– Пойду, приготовлю Линн чаю, – сказала, улыбаясь Агнес. – И не позволяй ей докучать тебе вопросами о масках и знаниях майя.

Какое-то время я стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Вы майя? – спросила я в конце концов.

– Я майя, – ответила она. И затем добавила: – Но некоторые говорят, что я наполовину рысь.

Я уже готова была начать расспрашивать ее о масках, но тут вернулась Агнес со сделанной из тыквы чашкой, наполненной горьковатым травяным чаем. Присутствие Агнес в этом доме все еще смущало меня. В моем уме проносились дюжины возможных объяснений того, как вышло, что она сидит передо мной.

Сойла тепло улыбнулась мне. Ее глаза были очень добрыми и приветливыми, но в их глубине я рассмотрела свернувшуюся гремучую змею. Я поняла, что мне ни в коем случае не следует становиться на пути этой женщины. Взгляд ее сканировал мое лицо, как будто она прочитывала мои мысли. Во двор вбежала стайка детишек, и одна из девочек тонким голоском спросила у Сойлы что-то по-майянски. Та ответила, и дети в ожидании выстроились вокруг нас. Сойла пояснила, что дети хотят, чтобы Агнес рассказала им очередную историю. Агнес заговорила с ними по-майянски. Затем она обратилась к той девочке, что разговаривала с Сойлой. Девочка вбежала в дом и быстро вернулась с чайником. Она разлила чай по нашим чашкам.

– Это одна из моих внучек, – сказала Сойла.

– Она очень мила, – заметила я.

Агнес, извинившись, уселась прямо на землю. Дети обступили ее, смеясь и возбужденно галдя, но затихли сразу, как только Агнес начала свой рассказ.

Улучив момент, я обратилась к Сойле:

– Агнес говорила, что вы знаете о масках…

– Иди сюда и сядь рядом со мной, чтобы не мешать детям, – сказала она.

Мы отошли в угол сада и сели на траву. В воздухе стоял насыщенный аромат сырой земли и влажных от вечернего дождя листьев субтропических деревьев. Я отхлебнула из чашки. Сидя здесь, я имела возможность смотреть сквозь прореху в изгороди. Вдалеке, за крытой соломой хижиной, виднелось сухое дерево, ветви которого сплошь обсели канюки.

– Там что-нибудь издохло?

– Нет, нет, канюки всегда слетаются туда и ждут отбросов из корчмы.

Некоторое время Сойла рассматривала меня, поглаживая ладонью землю. Подобрав тонкий прутик, она принялась чертить им на земле. Нарисованное представляло собой прямоугольник, разделенный на треугольники.

– Что это означает? – спросила я.

– Это означает силу, что значит путь к пониманию себя.

– Силу? Из этого рисунка можно извлечь многое, но почему он означает силу?

– Мы называем его маской земли. Эта маска – наш алтарь. Так мы молимся и совершаем наши священнодейс твия.

Я достала из своей сумки белый платок, предназначенный ей в подарок. Она рассмотрела его и отложила в сторону, кивнув головой.

– Научи меня, – попросила я.

– Тебя тянуло сюда, как пчелу тянет к цветку. Одна из причин, почему ты здесь – это желаниеучиться. Я будуучить тебя. Сегодня ты должна отдохнуть с дороги. Вздремнем сейчас и будем ожидать знание. Когда ты будешь готова воспринять его, оно придет. Оно вроде бродяги, но никогда не уходит настолько далеко, чтобы его нельзя было приманить.

Пока Сойла говорила это, между нами пролетела красивая зеленая птичка колибри и стала исследовать кусты фуксии. Сойла продолжала, кивнув в сторону нашей гостьи:

– Посмотри, как колибри зависает над цветком. Для этой птички пыльца – это сила. Смотри, она выбирает нуж ный момент и приникает к цветку. Взяв то, что ей нужно, она улетает.

Словно услышав ее, колибри двинулась прочь от цветка фуксии и улетела, зеленой вспышкой сверкнув над изгородью.

– Когда сила приходит к тебе, веди себя с нею почти тельно. Не пускайся в разговоры о ней, не растрачивай по пусту энергию. Старайся лишь удержать ее при себе. Понем ногу она начнет танцевать вместе с тобой, но лишь при ус ловии, что ты будешь терпелива и станешь прислушиваться к ее голосу.

Сойла взяла мои руки и коснулась ими своей груди у сердца. Мое собственное сердце тяжело билось. Мы поднялись и направились к Агнес и ребятишкам. Она все еще рассказывала свою историю, и дети глазели на нее с восторженным вниманием. История, должно быть, была забавной, так как они то и дело взрывались веселым смехом. Я вспомнила, что Джули как-то говорила мне, что Агнес знает десяток индейских языков.

Агнес отпустила детей, и они разбежались. Мелькание их ярких красных, желтых и черных одежд представляло собой завораживающее зрелище. Мы втроем направились к тому месту, где я оставила свой красный «форд». Я наняла его всего несколько часов назад, но казалось, что прошло несколько дней.

– Я поедус Линн, и мывернемся к тебе позже, – сказала Агнес.

– Я буду здесь, – ответила Сойла.

Агнес сунула в руку Сойле какой-то небольшой предмет иподмигнула ей. Мыпоехали по пыльной извилистой дороге, огибавшей зеленеющие джунгли. Агнес указывала путь.

– Куда мы едем? – спросила я.

– Проведать кое-каких друзей. Там мы сможем отдохнуть и поесть.

Мы ехали теперь сквозь низкорослые джунгли по узкой двухрядной дороге. Я чувствовала, что мы находимся поблизости от древних руин Ушмаля. Я подумала о Сойле, и при мысли о предстоящем ученичестве мною овладело состояние тревожного предвкушения. Дорога становилась уже, так что до нависавших по ее сторонам лиан и цветов можно было теперь дотянуться из окна машины.

– Нам еще далеко? – спросила я.

– Не очень, – ответила Агнес.

Пошел небольшой дождь, дорогу затянуло легкой дымкой. На лобовом стекле стали появляться капли, и я включила дворники. Дорога стала влажной и небезопасной. Чего мне только нехватало, так это завязнутьвгрязипосреди джунглей. Дорога резко свернула к востоку и вышла на опушку. Вскоре мы оказались во дворе длинной глинобитной асьенды.

– Остановись, – велела Агнес.

Я заметила, что во дворе стояло в ряд множество других машин – легковушек, джипов, были даже трейлер и пикап. Как только мы вышли, дождь тут же прекратился.

– Возьми свои вещи, – сказала Агнес.

Я взяла две свои сумки и двинулась за ней. Асьенда стояла посреди поляны, усаженной палисандрами. С балконов свисали длинные цветущие лианы, а когда мы прошли сквозь широкие двери, вручную вытесанные из красного дерева, ноги наши скользнули по гладко отполированным плитам.

– Что это за место, Агнес?

– Тебе будут рады здесь, как и мне. Этого для тебя пока достаточно.

Она подошла к стоянке.

– Думаю, что пребывание здесь превзойдет твои ожи дания.

Я улыбнулась, уловив озорной огонек в глазах Агнес. Она повернула направо. Мы прошли сквозь несколько комнат с высокими потолками и открытыми окнами. Дождь снаружи усилился. Стаккато крупных капель заглушало плотный хор птиц и насекомых Юкатана. Агнес увлекала меня вперед. Поднявшись по лестнице из нескольких ступенек, мы оказались в большой комнате на втором этаже. В комнате стояли две кровати; ряд узких окон был обращен во внутренний дворик, где имелся небольшой плавательный бассейн, окруженный приземистыми пальмами. Несколько женщин сидели на деревянных стульях на веранде, глядя на дождь и попивая через соломинку розовый напиток из высоких стаканов.

Я поставила сумки и открыла деревянные ставни. Приятный шлепающий звук дождя убаюкивал меня. Мне захотелось принять ванну и вздремнуть. Агнес уже плюхнулась на свою кровать и уткнулась лицом в подушку. Ее ритмичное дыхание говорило о том, что она крепко спит.

Приняв ванну, я с величайшим облегчением легла на узкую и жесткую кровать и стала смотреть на медленно вращавшийся надо мной вентилятор. Но, несмотря на усталость, сердце мое возбужденно колотилось и я не могла сомкнуть глаз. Я оделась и тихо вышла из комнаты. У главного входа я уселась в шезлонг и стала смотреть на неослабевающие серебристые потоки дождя. Вдалеке на востоке небо расколола молния. Женщины, которых я видела из окна, разошлись, и вокруг не было ни души. По-видимому, все отдавали дань сиесте.

Я чувствовала себя так, словно меня окружала древняя цивилизация. Энергия Юкатана воспринималась в первозданном виде, как будто за прошедшие тысячелетия напрочь истлели те покровы, которыми эта земля защищалась от чужих взглядов. Она, казалось, стоялапередо мной обнаженной. Джунгли, дождь, зелень деревьев – ничто не скрывало ее от меня. Она пульсировала и простиралась во все стороны, плоская, но мускулистая, сильная, но утонченная. Она проникала ко мне в сердцеи солнечное сплетение, соединяла свое дыхание с моим и отвечала движением на движение. Я находилась в силовом фокусе величайшей напряженности, и все то время, пока я сидела и смотрела, землю омывал поток дождя.

Я задремала, и проснулась оттого, что Агнес трясла меня за плечо. С ней была Сойла, обе они были празднично одеты. Дождь прекратился, время было уже позднее. Над патио зажглись цветные фонари, и мне был слышен доносившийся откуда-то из тени женский смех.

– Агнес, Линн что, все время спит? – спросила Сойла, приподняв темную бровь и взглянув на меня. Не исходи этот вопрос от шаманки, я не обратила бы на него внимания. Но он звучал вызовом мне, так могла бы сказать Руби. Моя спина напряглась, и я заставила себя подняться.

– Ты, наверно, голодна, – сказала Агнес.

– Да, очень, – ответила я.

Агнес погладила меня по спине и улыбнулась мне, спускаясь по лестнице. Она толкнула меня локтем, как школьница.

– Успокойся, – шепнула она мне на ухо. – Не будь такой чувствительной.

– Что это за место, Агнес? Что-то вроде загородной виллы?

– Думаю, что это столовая.

Мы действительно были в столовой – большой комнате, где стояло одиннадцать столиков, и молодые женщины-майя в цветастых одеждах накрывали к обеду. Девять женщин уже сидели за столиками, ели и пили кофе. Мы сели, и молодая женщина принесла нам салаты, рыбу, черные бобы, рис, блюда с жареными бананами и тропическими фруктами.

Когда мы поели, Сойла попросила меня прогуляться с ней по саду. Агнес вернулась в нашу комнату. В воздухе стоял нежный аромат, вокруг росло множество тропических пальм и цветущих лиан. Сойла молчала. Звук женских голосов понемногу ослабевал и уступал место нараставшим ночным шумам. Но когда Сойла выпустила мою руку, звуки голосов вновь заглушили ночной шум.

– Вы слышали? – спросила я, широко раскрыв глаза. Сойла посмотрела на меня.

– Что?

– Ночные…

– Нет, это листья, – перебила она меня.

– Листья?

– Да, они разговаривают с тобой. Сойла показала мне свои ладони.

– Я имею дело с растениями. Я использую их для лече ния. По ночам, в определенные фазы Луны, я хожу за разны ми священными травами.

Она снова взяла меня за руку; ее ладонь была горячей. Она сжала мою кисть и отпустила.

– Слушай, – сказала она. – Закрой глаза.

Я отметила перемену в раздававшихся звуках – до меня донесся еле слышный плач. Я слегка подпрыгнула и резко повернулась на одной ноге. Чуть не упав, я открыла глаза. Надо мной нависали каучуконосы, земля колыхалась в волнах нагретого воздуха. Я села на землю и вытаращилась на Сойлу.

– Не бойся. В каждом из нас заключена сущность, ко торую нам необходимо познать. Этот твой дух разговаривает сейчас с духом растений.

Я почувствовала головокружение.

– Ты никогда этого не замечала?

– Я всегда любила ветер в деревьях.

– Закрой снова глаза и вслушайся своим сердцем.

Я так и поступила, и услышала тихий плач, похожий на женский.

Сойла коснулась моего плеча.

– Открой глаза. Ты слышала ее, не так ли?

– Да. Кто это?

– Это ашана. На вашем языке я называю ее «обезьяний корень». Она – растение, которое даст тебе защиту. Она нужна тебе.

– А почему вы называете ее обезьяньим корнем?

– Она рассказывает тебе, как она видит тебя, наподобие того, как поступают обезьяны, подражая людям. Она обладает большой силой. Когда ты придешь ко мне, мы выйдем и поищем ее вдвоем.

Сойла широко улыбнулась мне, развернулась и исчезла в темноте.

Я двинулась обратно. Асьенда казалась вымершей. Я быстро поднялась в комнату и увидела, что Агнес крепко спит. Я не могла понять, как ей удается так легко и быстро засыпать в столь удивительном месте. Я посмотрела на часы. Было два часа ночи! Я провела с Сойлой пять часов, но они пролетели как несколько минут.

Проснувшись на следующее утро, я почувствовала себя усталой. Лежа в постели, я прислушивалась к дождю и шуму, производимому птицами и насекомыми, который доносился из густого леса, окружавшего асьенду. Из ванной вышла Агнес.

– Агнес этой ночью я пережила нечто невероятное благодаря Сойле.

По мере того как я говорила, моя усталость исчезала.

– Ну-ка, расскажи.

– Мыгуляли в саду, остановились, чтобы прислушаться, и я услышала, как листья обращаются ко мне. И еще меня звал корень травы под названием ашана. Ее голос был похож на женский плач.

– Ашана. Я слышала о ней. Она отгоняет злых духов. Я кое-что о ней знаю.

– Об этом можно было догадаться.

– Да, пожалуй, Сойла будет для тебя хорошей учительницей. Она знает здешние священные травы лучше кого бы то ни было.

– Звуки, доносившиеся из леса, перепугали меня. Сойла помогла мне. Они подхватили меня и закружили в танце.

Агнес глядя на то, как я возбужденно выскакиваю из постели и одеваюсь, сказала:

– В прежние времена мы всегда направляли ученицу к другой ведунье, если ей необходимо было овладеть силами, относящимися к другому пути. Сойла очень много знает о растениях, но ее знание – с другого пути. Я уважаю ее и отдам тебя к ней в ученицы, чтобы ты набралась и этой мудрости.

– Сойла мне понравилась, – заметила я, спускаясь по ступенькам.

Мы с Агнес позавтракали в небольшой столовой, а затем направились пешком к развалинам Ушмаля. Мы с восхищением петляли по улочкам древнего города. Ушмаль был по-женски пышным. Мы выявляли в его архитектуре магнетические места, подобные акупунктурным точкам на человеческом теле, и стояли там, впитывая ступнями энергию. В середине дня мы вернулись на асьенду, чтобы отдохнуть. Мной овладело чувство сильнейшей любви и почтения к Агнес – моему другу и учителю. Я, кроме того, ясно сознавала сходство нашей энергии, которую Юкатан, отражая, возвращал нам обратно. Мы вместе открывали для себя магические виды, запахи, звуки и культуру Ушмаля. Мы обе были чужими на этой земле, и впервые оказались равны, наслаждаясь новыми переживаниями. Так, по крайней мере, я думала.

После дневного отдыха Агнес ушла из комнаты. Во время ее отсутствия внук Сойлы, тот самый, который рассказывал мне, как найти ее дом, принес записку. В ней говорилось, что Агнес не вернется к обеду, и предлагалось дождаться восхода луны и идти по нарисованному здесь же плану.

Глава 4. Верховная мать

Когда я вышла с асьенды, джунгли встретили меня криками ночных птиц и зверей. Тесно стоящие деревья и низкорослые кусты качались и скрипели под теплым ветром. Лианы то и дело змеились поперек тропы. Я тщательно следовала переданными мне Сойлой инструкциям. На джунгли опускалась ночь. Тропа вела прямо сквозь чащу, наполненную запахами гниющего дерева и сырой земли. Меня сопровождало перешептывание и шорох листвы. Громкий звериный вой бросил меня в дрожь. Вдруг я заметила перед собой полуразвалившееся майянское строение – храм с плоской крышей, со всех сторон украшенный огромными каменными змеями и террасами. Неверный свет полной луны мерцал на коре сейб. Все затихло. Я двинулась туда, куда предписывал план, и вошла под темную арку.

Сразу от входа коридор резко повернул влево. Из тени выступили две похожие на амазонок женщины.

– Ой! Кто вы? – вскрикнула я от неожиданности.

– Не бойся, – проговорила одна из статных женщин, произнося английские слова с сильным майянским акцентом. – Мы – ночная храмовая стража, и отведем тебя в нужное место. Но место это тайное, поэтому ты должна надеть капюшон.

Не успела она закончить фразу, как вторая женщина надела мне на голову капюшон.

– Идем, – сказала она, застегнув его. – Держись за наши руки.

Мы шли несколько минут. До меня доносился запах ароматного дыма: где-то курили копал – благовоние, приготовляемое из смолы одноименного дерева. Сквозь плотную материю, закрывавшую мое лицо, я могла различить колеблющийся свет. Затем я почувствовала, что рядом со мно? находятся не только мои провожатые.

Меня мягко толкнули, заставив присесть на холодное и жесткое сиденье без спинки. Я провела рукой по гладкому камню и ощутила в нижней его части и по бокам высеченньи округлые рисунки. Затем с меня сдернули капюшон, и стражницы исчезли в тени.

Я все время пыталась сохранять ориентировку, и Tenepьi мне казалось, что я смотрю на восток. Отдышавшись, я увидела, что сижу в комнате, где находились три фигуры в масках. Они были похожи на огромные майянские идолы-кячына. Одна из них стояла прямо передо мной, другая справа; третья – слева от меня. Повернувшись, я увидела и четвертую фигуру – прямо позади себя. Все они были различны фигуры, располагавшиеся напротив, являли собой полную противоположность друг другу. Это были женщины, и каждая из них, казалось, сосредоточила свой взгляд на мне. Mы находились на возвышении в квадратной комнате, полностью каменной, со сводчатым потолком и без единого окна. Обстановка дышала древностью, мы словно перенеслись на тысячи лет назад. Неверный свет нескольких факелов придавал фигурам в масках в их мельтешащих цветных одеяниях еще большую таинственность.

Женщина, обращенная ко мне, начала двигаться. В тусклом свете языков пламени она являла собой красивейшее зрелище. Стройная и грациозная, она носила головной убор из золота, украшенный чем-то похожим на перья попугая. Увенчивало его изображение колибри. Откуда-то из невидимого источника до меня донеслась музыка, и женщина начала подтягивать ей высоким голосом. Послышался звук барабана, отбивавший ритм, похожий на биение сердца, к нему прибавилась трель глиняной флейты. Затем вступили другие, незнакомые мне ударные инструменты. Женщина стала высоко подпрыгивать, ее юбки, шурша, дрожали мелкой дрожью и обвивались вокруг ее раскрашенных ног. Раскрашенные во все цвета радуги пучки травы свисали вдоль ее тела в двадцать или тридцать ярусов. Лицо ее тоже было великолепно раскрашено в разные цвета, а длинные волосы были серебристыми и напоминали рождественскую мишуру. Она кивнула мне, приглашая присоединиться к ней, и протянула мне нефритовую табличку, покрытую выгравированными символами, по всей видимости, майянскими. Увидев, что я не сдвинулась с места, она подошла ближе, протягивая мне табличку. Тело ее светилось, как искрящийся на солнце снег. Она вышагивала в такт музыке в неистовом танце и вдруг застыла на середине шага, как клоун-мим.

Я ощутила поток темной энергии, исходящий от женщины, находившейся за моей спиной. Она издала душераздирающий вопль:

– Посмотри на меня!

Не вставая, я развернулась к ней лицом. Она кружилась среди спирально поднимавшихся струй дыма; лицо ее напоминало изуродованный череп. Поперек ее пустых глазниц была нанесена полоса черной краски. Когда она приблизила ко мне свой костяной лик, я смогла разглядеть ее заостренные зубы. Она была похожа на маску смерти. Ее совершенно лысая голова была кругла, как солнце пустыни; руки ее напоминали птичьи лапы. Музыка становилась диссонирующей, ритм ее ускорялся. Женщина закружилась и упала на каменный пол. Мертвые змеи, птицы и игуаны, свисавшие с ее пояса, раскинулись теперь вокруг нее веером.

Женщина забилась в припадке, словно одержимая сотней злобных бесов. Она бредила и стонала, на губах ее выступила пена. Я поднялась со своего каменного сиденья и взобралась на него, опасаясь, что она в истерике может ударить меня. Женщина перестала биться и встала. На лице ее появилась ядовитая снисходительная улыбка. Ее щербатый рот с черными зубами нагонял на меня ужас. Вытащив из-пол своих увешанных колючими растениями юбок череп и взяв в другую руку черный каменный нож, она запела высоким голосом, в котором сквозило безумие:

Отрежь себе руку, Отрежь себе ногу, Прибей себя к полу, К стволу привяжи – Тебе от меня не уйти.

Закончив песню, она сделала резкий выпад в мою сторону. Я отшатнулась и едва не упала с сиденья, на котором балансировала. Страх парализовал меня, так что я с трудом могла двигаться.

– Постой! Она моя! – сказала женщина справа от меня голосом, исполненным любви и сострадания. Обернувшись я увидела, как она танцует передо мной, поднося плоды, символизирующие изобилие, – фрукты, злаки и кукурузу. Ее платье было сделано из блестящих кукурузных рыльцев, мерцавших в свете факела как летний дождь. Правая ее грудь была обнажена, так что казалось, будто она кормит привязанного к ней кукурузного младенца. Женщина поставила у моих ног корзину кукурузной муки. Затем, мурлыча колыбельную, она слегка посыпала мне мукой голову. Ее зеленые волосы были покрыты пятнистыми орлиными перьями. Вокруг ее талии обвились семь змей. Лицо женщины было покрыто желтой краской, поперек щек и носа шли две красные полосы. Она была дородной и импозантной, в ее движении чувствовалась сила самой Матери-Земли. Раскачиваясь вправо и влево в такт барабанному ритму, она жестами звала меня присоединиться. Затем она остановилась.

Позади себя я услышала ужасный звук, больше всего напоминавший хрюканье свиньи. Я обернулась, чтобы рассмотреть эту новую образину. В руках она держала охапку змей; по ее плащу из мертвых змей ползали огромные покрытые шерстью пауки. Ее отвратительное лицо напоминало сплошную массу узловатых корневищ речных водорослей. Своим уродством она являла полную противоположность красоте предыдущей женщины. На ней было платье из вороновых крыльев, скрепленных между собой когтями хищных птиц. На голове она носила сооружение из золотых и черных змей. Танцуя, она отбрасывала длинные дрожащиетени. Она была воплощением всего пагубного, дьявольского. Издав стон, она повалилась на пол и поползла ко мне. Мною овладели страх и отвращение. Женщина выпустила змей у моих ног и взглянула на меня бледными глазами рептилии. Вскрикнув, я навзничь упала с каменного сиденья.