В тот же миг в пустой чаше из Холодного пламени раздался гулкий, мощный звон колокола. Чаша раскололась на куски.

А в городе зазвонили церковные колокола.

– Господа, – сказал Могилус Трупп, который, оказывается, был тут как тут – сидел в старинном кресле Бредовреда, – ваше время истекло. Я приступаю к исполнению своих должностных обязанностей. Имеете ли вы что-нибудь возразить?

В ответ послышался лишь храп на два голоса. Трупп встал и, прищурив безвекие глаза, оглядел лабораторию.

– Н-да, похоже, они славно повеселились. Но когда проснутся, настроение у них будетдалеко не веселое. – Он поднял с полу один из бокалов, с любопытством понюхал его и в ужасе отпрянул.

– Тьфу ты, ангел! – выругался инфернальный чиновник и с отвращением отшвырнул бокал. – Какой мерзкий запах! Сразу чуешь, что в напитке была какая-то дрянь. – Он покачал головой и вздохнул. – И как это люди такое пьют? Впрочем, не удивительно, повывелись знатоки… Поистине, пора этому бездарному сброду уйти с нашей дороги.

Могилус Трупп открыл свой черный портфель и достал несколько почтовых марок с изображением летучей мыши. Лизнув одну марку, он налепил ее на лоб Бредовреду. Потом прилепил такую же марку на лоб Тирании. Марки при этом зашипели.

Затем Трупп снова уселся в кресло, положил ногу на ногу и стал ждать прихода адских душегубов, которые должны были уволочь тетку и племянника в преисподнюю. Трупп тихонько насвистывал и пребывал в великолепном настроении, раздумывая о предстоящем повышении по службе.

В это время Якоб Карр и Мяуро ди Мурро сидели высоко на колокольне городского собора.

Они еще раз забрались сюда, но на сей раз без труда, ведь сил у них теперь было предостаточно. Они с радостью поглядывали вниз и видели за ярко освещенными окнами людей, которые поздравляли друг друга с Новым годом и веселились. А над городом взлетали в небо бесчисленные ракеты, рассыпавшие искры разноцветных огней. Кот и ворон слушали величественный концерт – новогодний колокольный звон.

Святой Сильвестр – на сей раз он был каменным изваянием – с блаженной улыбкой смотрел на город с высоты соборной колокольни.

– Счастливого Нового года тебе, Якоб, – взволнованно сказал Мяуро.

– И тебе! – ответил ворон. – Желаю успеха. Всего тебе хорошего, Мяуро ди Мурро.

Ты говоришь так, будто мы прощаемся, – удивился кот.

– Да. Так будет лучше, – сурово прокаркал Якоб. – Можешь мне поверить. Когда природные условия придут в норму, кошки и птицы снова станут врагами по природе.

– Жаль, ах как жаль…

– Э, брось! Все в порядке.

Некоторое время они молча слушали колокольный звон. Затем кот заговорил:

– Хотелось бы мне знать, что стало с колдуном и ведьмой. Неужели мы никогда этого не узнаем?

– Подумаешь какое горе! Главное, все сошло хорошо.

– Хорошо?

– А то нет! Опасность миновала. Мы, вороны, такие вещи чувствуем. Тут мы никогда не ошибаемся.

Кот на минуту задумался, потом тихо сказал:

– В чем-то мне их почти жаль… Тех двоих. Ворон строго поглядел на него.

– Все! Ставим на этом точку.

Они замолчали и снова стали слушать концерт колоколов. Обоим не хотелось расставаться.

– В любом случае, – снова заговорил кот, – для всех наступающий год будет наверняка очень хорошим. Я хочу сказать, если везде все получилось так, как с нами.

– Наверное, так и есть, – глубокомысленно кивнул Якоб. – А вот кому они всем обязаны – этого люди никогда не узнают.

– Люди не узнают, – согласился кот. – И даже если кто-нибудь им расскажет, они скорее всего подумают, что это сказка.

Вновь настала долгая пауза, но ни кот ни ворон не собирались прощаться. Они смотрели на искрящиеся звезды, и обоим казалось, что никогда еще звездное небо не было таким высоким и ясным.

– Видишь, – сказал Якоб, – вот они, вершины жизни, которых ты до сих пор не знал.

– Да, – восторженно подхватил кот, – Вершины жизни! С этой минуты я буду покорять все сердца моими песнями, правда?

Якоб искоса настороженно поглядел на красавца кота и ответил:

– Кошачьи сердца – конечно. Ну а мне бы вернуться поскорей в уютное гнездышко, к моей Эльвире. Уж и подивится она, увидев меня такого молодого и в шикарном фраке. – Он аккуратно пригладил клювом несколько торчащих перышек.

– Эльвира? – переспросил кот. – Скажи честно, сколько у тебя жен?

Ворон чуть смущенно кашлянул.

– Да знаешь ли, нельзя им доверять. Надо вовремя сделать себе хороший запас, а то в конце концов один останешься. Тому, у кого нет родного крова, нужно везде иметь теплое гнездышко. Э, да тебе этого пока что не понять.

Кот возмутился.

– Я этого никогда не пойму!

– Поживем – увидим, господин лирический тенор, – сухо ответил Якоб.

Колокольный звон понемногу стихал. Кот и ворон молчали. Наконец Якоб подвел итог:

– Теперь надо сообщить обо всем Высокому Совету зверей. А потом вернемся к обычной жизни. И тут наши пути разойдутся.

– Погоди! Успеем еще в Высокий Совет. Прежде я хочу спеть мою первую песнь.

Якоб оторопел.

– Так я и думал! – каркнул он. – Кому же ты хочешь петь? Публики-то нет, а я абсолютно лишен музыкального слуха. У меня абсолютное отсутствие слуха, абсолютное!

– Я спою для святого Сильвестра и во славу Всемогущего Небесного Котищи.

– Пожалуйста, если уж тебе так хочется, – ворон пожал плечами. – А ты уверен, что там, наверху тебя услышат?

– Тебе этого не понять, друг мой, – с достоинством отвечал кот. – Это вопрос моего стиля.

Он наскоро пригладил свою шелковистую шерстку, разгладил внушительные усы, приосанился и замяукал свою первую и самую прекрасную арию, подняв голову к звездному небу. Ворон слушал терпеливо, хоть ничего и не понимал в музыке.

А так как чудесным образом у кота вдруг появилось великолепное знание итальянского языка, то пел он по-итальянски, несравненно мягким неаполитанским лирическим тенором:

Что значит:

Здесь Михаэль Энде пошутил – привел немецкую поговорку: «Ende gutalles gut», обыграв свою фамилию.