Но тут ведьма Тирания вынырнула из-за спины колдуна и запричитала:
– Ах, ах! Ради всех акций и облигаций! Бедненькие деточки, наверное, вам было очень больно? – И она взъерошила ворону перья на голове.
Колдун в свою очередь погладил Мяуро и миролюбиво сказал:
– Вот что, послушайте-ка меня. Это вам не игрушки. Тебе, Мяуро ди Мурро, между прочим, следовало бы об этом помнить. Без моего разрешения здесь ничего нельзя трогать. Это очень опасно. Неизвестно, что могло бы с вами стрястись, и твой добрый маэстро очень, очень расстроился бы…
– Те-те-те! – едва слышно с насмешкой пробормотал ворон.
Вдруг колдун и ведьма переглянулись, и Тирания спросила:
– Якоб, миленький, а как это ты очутился здесь в лаборатории?
– Простите, мадам, но я же прилетел сюда специально, чтобы сообщить, что вы прибудете с визитом, – с невинным видом ответил Якоб.
– В самом деле? Что-то не припомню, чтобы я давала тебе такое поручение, моя дорогая птичка.
– Я прилетел сюда по собственному почину. Потому что подумал, что вы меня просто пожалели, по вашей доброте. Ведь погода-то препаршивая, а при моей резьматизме… Но мне так хотелось сделать для вас что-то хорошее!
– Ну, ну. Очень мило с твоей стороны, голубчик. Но впредь ты должен предварительно спрашивать у меня разрешения.
– Выходит, опять я себя плохо вел? – захныкал Якоб. – Ох, что и говорить, горемыка я, несчастный я ворон…
– Скажи-ка, – обратился тем временем колдун к Мяуро. – Где это вы так долго пропадали? Вот ведь какие озорники, прямо спасу нет!
Мяуро уже собрался ответить, но ворон поспешил дать разъяснения:
– Этот противный птицеед хотел затащить меня в свою каморку, ваша милость. Но я от него улетел и ринулся прямиком в подземелье. И тут он все-таки меня поймал и посадил в какой-то вонючий ящик. Вот я и просидел там битый час… Но я протестовал! Потому что это просто безобразие, так гостей не принимают! И тогда он открыл ящик и сказал, чтобы я заткнулся, а не то он меня, как цыпленка, зажарит в духовке. Да не тут-то было, я ему тоже поддал жару! В общем, драка у нас пошла, да такая, что и сам я не пойму, как это мы здесь очутились. А тут эта дурацкая бумажная змеюга на нас как бросится и давай душить. А потом вы пришли, на наше счастье. Но я вам честно должен сказать, этот ваш кот – его надо посадить в клетку, да-да, в клетку, потому что он просто ужас какой страшный хищник, просто лютый кровожадный зверь!
Мяуро слушал этот монолог, вытаращив глаза от удивления. Раз или два он хотел вмешаться и что-то возразить, но, к счастью, Якоб не позволил себя перебить. Когда он умолк, Бредовред улыбнулся и сказал:
– Ты молодец, Мяуро. Молодец, мой маленький отважный рыцарь! Но теперь вы должны жить мирно. Обещаете?
– Только этого не хватало! – каркнул Якоб и повернулся к Мяуро спиной. – Я не желаю мириться с тем, кто обозвал меня жареным цыпленком. Пускай сперва извинится.
– Но… – Мяуро хотел что-то сказать, но тут вмешалась ведьма.
– Никаких «но»! – пропела она сладким голосом. – Ах вы, нехорошие, такие-сякие! Нельзя обижать друг дружку! Вот ведь драчуны! Разве это годится? А ведь мы придумали для вас, мои миленькие, кое-что очень хорошенькое. Если будете паиньками и послушными детками, то мы – мой прославленный племянник и я – разрешим вам присутствовать на нашем новогоднем празднике. Будет очень весело, правда ведь, Вельзевульчик, золотко мое? Очень, очень весело будет, верно я говорю?
– Несомненно, – с кривой ухмылкой подтвердил Бредовред. – Чудесный будет праздничек. Если вы, Мяуро и Якоб, будете вести себя хорошо.
– Ладно уж. Хоть и неохота. Но раз иначе нельзя, мы, так и быть, заключим мир, – сказал Якоб. – Ну что, принц, согласен? – И ткнул Мяуро крылом в бок. Котишка послушно кивнул, хоть и с довольно бестолковым видом.
Тем временем ведьма свернула в рулон свою половину пергамента, а волшебник достал из широкого рукава зеленого балахона свою половину свитка. С виду она была точь-в-точь такой же, как ведьмина.
– Во-первых, тетя Тираша, – сказал он, – мы должны поставить опыт. Проверим, действительно ли это две половины одного свитка, составляют ли они единое целое. Ты заклинание-то знаешь? И что надо делать, знаешь?
– Все знаю.
И колдун с ведьмой хором прочли заклинание:
Шестьдесят и шесть волшебных пентаграмм,
Тайну вашу страшную скорей откройте нам:
Соединимы ли две половины?
Станут ли части целым единым?
Колдовство древнейшее,
Злейшее, страшнейшее,
Грозной молнией сверкни,
Два конца соедини!
Ну-ка взяли, ну-ка разом, хоп!
При слове «хоп!» колдун и ведьма подбросили в воздух свои куски пергамента. Блеснула страшная яркая молния, рассыпались миллионы сверкающих звездочек, словно разорвалась ракета фейерверка. Но ни грома, ни другого шума не было.
Концы двух половинок пергамента точно чудовищной магнитной силой притянуло друг к другу – они соединились и срослись, как будто свиток никогда и не был разорван пополам. Ни шва, ни какой-то разделяющей линии не было видно.
Огромная пятиметровая пергаментная змея лениво колыхалась в воздухе под потолком лаборатории. Затем она плавно опустилась на пол.
Колдун и ведьма, довольные, кивнули друг другу. Потом Бредовред повернулся к ворону и коту.
– А теперь, – сказал он, – вам придется на некоторое время оставить нас здесь одних. Мы будем готовиться к встрече Нового года, и вы нам пока что не нужны.
Якоб все еще надеялся, что они с Мяуро как-нибудь сумеют помешать колдуну и ведьме до наступления Нового года приготовить волшебный пунш. Он начал просить и клянчить, чтобы ему и котишке позволили остаться. Он обещал, что будет сидеть очень тихо. Мяуро его поддержал.
– Ах вы, любопытные малыши! Ничего не выйдет! – ответила Тирания. – Вы будете отвлекать нас бесконечными «почему» да «зачем». И потом, мы же хотим сделать вам сюрприз!
Никакие уговоры не помогали, тогда ведьма просто схватила в охапку ворона, а колдун – кота. Они отнесли их в кошачью каморку.
– Можете пока немножко поспать, чтобы ночью не хотелось, – сказал Бредовред. – Иначе устанете и будете клевать носом, вместо того чтобы веселиться. Ты слышишь, котик?
– А то, поиграйте в клубок-мотокбол, так время и скоротаете, предложила Тирания. – Главное, будьте хорошими детками и не ссорьтесь больше. Когда все будет готово, мы вас позовем.
– А чтобы вы не подглядывали и не узнали заранее про сюрприз, мы вас запрем на ключ, – сказал Бредовред.
Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. Вскоре шаги колдуна и ведьмы стихли вдалеке.
Якоб Карр взлетел на спинку старого плюшевого дивана, из подушек которого там и сям торчали пружины – Мяуро часто точил когти об этот диван.
– Так! – с горечью заговорил ворон. – Мы, значит, должны сидеть взаперти! Мы, два великих суперагента, оказались в дураках?
Мяуро прежде всего побежал к своей роскошной бархатной кроватке с пологом, но потом все же принял героическое решение – он не лег спать, несмотря на то что невероятно устал и расстроился. Ситуация была слишком серьезной: тут было не до мечтаний о мягких подушках.
– Что будем делать? – растерянно спросил он.
– Что делать? Хорошую мину будем делать, больше ничего не остается, прокаркал Якоб. – Все, крышка. Проворонили… Никак мы им не можем помешать. Я ведь всегда говорю: «С каждым днем нам становится хуже во всем…» И это правда – не даром так складно звучит. Ох, не кончится эта история добром…
– Почему ты все время это повторяешь? – недовольно спросил Мяуро.
– Такая у меня хилософия, – объяснил Якоб. – Всегда надо рассчитывать на самое худшее, но делать все, что можно, чтобы самого худшего не произошло.
– А что же мы можем сделать?
– Ничего.
Мяуро стоял перед низким столиком, на котором были расставлены блюдца со сметаной и другими вкусными вещами. Котишке стоило невероятных усилий не наброситься на еду, но он стойко выдержал искушение, потому что понимал: еда, приготовленная Бредовредом, это яд.
На некоторое время воцарилась тишина, слышен был лишь вой бури.
– Я хочу кое-что сказать тебе, котик, – заговорил наконец Якоб. – Я сыт по горло своей службой. Не хочу быть тайным агентом. Никто не вправе требовать, чтобы я продолжал эту деятельность. Хватит, с меня довольно. Это выше вороньих сил. Все кончено. Пусть обходятся без меня.
– Как, прямо сейчас? Нет, ты не можешь так поступить!
– Могу, могу. Я больше не желаю служить. Хочу снова быть простым бродягой. Я же перелетная птица! Ах, как хорошо было бы сидеть сейчас в теплом гнездышке с моей Рамоной…
Мяуро удивился:
– Рамона? Почему вдруг Района?
– Потому что она живет дальше всех остальных отсюда, – печально сказал Якоб, – а сейчас это устроило бы меня как нельзя лучше.
Через некоторое время Мяуро сказал:
– Знаешь, я тоже хотел бы сейчас странствовать где-нибудь в далеких краях, покорять сердца прекрасными песнями… Но если эти негодяи сегодня ночью погубят наш мир, то какая жизнь ждет тогда лирического певца? Да и будет ли вообще жизнь на Земле?
– Будет – не будет… – сердито закаркал Якоб. – Мы-то, мы что можем поделать? Птица и кот, паршивые, несчастные – что с нас возьмешь? Почему никто, кроме нас, даже не почешется – там, наверху, на небесах то есть? А главное, вот что хотелось бы знать: почему у злых всегда так много власти? И почему у добрых ну ничегошеньки нету, разве что резьматизма? Это несправедливо, ох как несправедливо, котик! Ну и хватит с меня. Решено – с этой минуты объявляю забастовку, вот!
Ворон спрятал голову под крыло, не желая ничего видеть и слышать.
На сей раз молчание длилось очень, очень долго, но в конце концов Якоб не выдержал выглянул из-под крыла и сказал:
– Между прочим, мог бы и возразить!
– Мне надо подумать, – ответил Мяуро. – Я хочу поразмыслить о том, что ты сказал. Со мной-то ведь все по-другому. Моя прабабушка Киса – а она была очень мудрая старая кошка – всегда говорила: если можешь чем-то восхищаться – восхищайся. А если не можешь – спи. Я хочу восхищаться и поэтому всегда стараюсь представить себе, что все кончится хорошо, и делаю все, чтобы так оно и было. Беда в том, что у меня нет столь богатого жизненного опыта и практической сметки, как у тебя. Иначе у меня давно уже родилась бы идея, и я что-нибудь придумал бы.
Ворон высунул голову из-под крыла, разинул клюв, потом захлопнул – он онемел от изумления. Ведь он только что неожиданно услышал выражение признания своих заслуг из уст прославленного артиста и отпрыска древнего рыцарского рода. За всю свою беспокойную жизнь на семи ветрах Якоб ни разу не слышал ничего подобного. Он откашлялся.
– Гм, гм. Да… Ясно по крайней мере одно: пока мы тут сидим, дело с места тоже не сдвинется. Нам надо отсюда выбраться. Вопрос в том, как. Дверь на замке. Тебе ничего не приходит в голову?
– Может, попробуем открыть окно? живо откликнулся Мяуро.
– Попробуй.
– А что дальше?
– Пустимся в странствия. Мне кажется, нам предстоит долгий путь.
– А куда?
– Искать помощи.
– Помощи? Ты думаешь, Высокий Совет…
– Нет. Обращаться в Высокий Совет поздно. Пока доберемся, да пока Совет решит, что делать, тут полночь как раз и настанет. Так что нет никакого резона идти в Совет.
– Кто же нам поможет?
Якоб задумчиво поскреб лапой в затылке.
– Кабы знать… Пожалуй, нас может спасти только какое-нибудь маленькое чудо. Если судьба смилостивится… Да только не стоит слишком полагаться на судьбу – мне ли этого не знать, при моем-то жизненном опыте. Но попытаться все-таки можно.
– Этого мало, – вздохнул Мяуро. – Это меня не вдохновляет.
Якоб уныло кивнул.
– Ты прав. Здесь, конечно, уютнее, чем на улице. Только… Мы вот тут сидим да идеи высиживаем, а времечко идет. Эдак ничего у нас не вылупится.
Мяуро на минуту задумался, потом одним махом вскочил на подоконник, навалился на раму и открыл окно.
По комнате вихрем закружились снежные хлопья.
– Вперед! – каркнул Якоб и вылетел из окна. Ветер подхватил его, и Якоб скрылся в темноте.
Маленький толстый котишка собрал все свое мужество и прыгнул в окно. Пролетев порядочное расстояние, он плюхнулся в сугроб и провалился с головой. Лишь с большим трудом ему удалось выбраться наверх.
– Якоб, где ты? – жалобно пропищал Мяуро.
– Сюда! – услышал он голос ворона где-то неподалеку.
Занимаясь колдовством, важно не только знать волшебные заклинания и символы, иметь нужные приспособления и своевременно выполнять необходимые действия. Важно еще и самому быть в соответствующем настроении. Внутренний настрой должен отвечать задуманному делу. И это справедливо как для злого колдовства, так и для доброго (которое тоже, конечно, существует, хоть и встречается в наши дни, по-видимому, реже, чем злое). Чтобы наколдовать что-то хорошее, надо настроиться на добрый, радостный лад. Для злого колдовства необходимо злобное и мрачное настроение. И в обоих случаях требуется определенная психологическая подготовка.
Именно психологической подготовкой и занялись колдун и ведьма.
Ярким светом сияли в лаборатории бесчисленные электрические прожекторы, куда ни глянь – всюду вспыхивали, подмигивали, искрились огоньки и лампочки.
В воздухе плавали клочья тумана – это густые клубы разноцветного дыма поднимались из множества курильниц, они плавали в воздухе, струились вдоль стен и при этом корчили всевозможные дикие рожи, на любой вкус. Рожи быстро расплывались, но в клубах дыма тут же появлялись новые.
Бредовред сидел у органа (даже орган был в лаборатории!) и, высоко вскидывая руки, ударял по клавишам. Вместо труб в этом музыкальном инструменте были кости замученных животных: самые маленькие и тонкие трубы были из куриных косточек, средние – из костей собак, тюленей и обезьян, самые большие – из костей китов и слонов.
Тетка Тирания стояла рядом и переворачивала нотные страницы. Звучала эта музыка довольно жутко – тетка и племянник на два голоса распевали хорал номер Це-ноль-два (С02) из Сатанинской псалтири:
Лютой злобы пробил час,
И, в свирепой злобе, разом
Предаем проклятью вас,
Мудрость, истина и разум!
Ты в реторте прокипела,
Кривда-ложь, – так действуй смело!
Докажи, что правды нет
И что все на свете – бред.
Прочь, порядок, сгинь во мгле!
Пусть царит свобода воли
И в умах, и на земле,
Суть свободы – в произволе.
Наша власть преград не знает.
Совесть, стыд, – у нас их нет,
Нам ничто не помешает
Натворить ужасных бед.
Нас запреты не пугают.
Тьфу на них!
Пускай всегда
Место правды занимают
Глупость, вздор, белиберда!
После каждого куплета шел рефрен:
Дело черное твори – Сатанинский пунш вари!
Вот такая была психологическая настройка. Не удивительно, что колдун и ведьма не хотели, чтобы кот и ворон стали ее свидетелями. Ну а в итоге Бредовред и Тирания пришли в то настроение, которое лучше всего соответствовало предстоящему делу.
– Во-первых, надо изготовить емкость для пунша, – сказал Бредовред.
Тирания удивилась:
– Изготовить? В твоем холостяцком доме не найдется что ли порядочной кастрюли?
– Дорогая тетя, – снисходительно усмехнулся Бредовред, – ты, похоже, и впрямь ничего не смыслишь в алкогольных напитках. Ни одна кастрюля на свете, даже если она сделана из цельного алмаза, не выдержит процедур, которые необходимы для приготовления пунша. Любая посудина треснет, расколется или расплавится, а может, вообще распылится, рассыпавшись на молекулы и атомы.
– Как же быть?
Колдун надменно улыбнулся.
– Ты когда-нибудь слыхала о Холодном пламени?
Тирания отрицательно покачала головой.
– Тогда смотри. Сейчас я кое-чему тебя научу, тетя Тираша.
Колдун подошел к одному из стеллажей и достал что-то вроде аэрозольного баллончика гигантских размеров. Бредовред подошел с ним к камину – зеленое пламя вдруг высоко взметнулось. Он брызнул в огонь каким-то бесцветным веществом из баллона и прочел заклинание:
Пламень ярый, пламень жгучий,
Ты горишь всего мгновенье,
Быстрой пляски жар летучий –
Лишь обманное виденье.
Антивремя сладит с жаром,
Вихрь погасит огневой.
Пламень жгучий, пламень ярый,
Стань сосулькой ледяной!
Огонь перестал плясать и замер, словно обратился в лед. Казалось, в камине растет невиданное растение со жгуче-зелеными зубчатыми листьями.
Бредовред голыми руками принялся отрывать один лист за другим и скоро нарвал целую охапку. Едва был оборван последний лист, пламя снова заплясало и запрыгало в камине, как ни в чем не бывало.
Колдун разложил на столе зеленые, прозрачные как стекло листья и начал составлять из них какую-то фигуру, вроде того, как складывают головоломки. Он соединял один лист с другим, и они мгновенно сплавлялись. (В любом огне языки пламени самой диковинной формы составляют единое целое. Но формы постоянно изменяются и притом очень быстро, так что невооруженным глазом различить их не удается – вот мы ничего и не замечаем).
Таким образом, вскоре под ловкими руками колдуна появилось плоское блюдо, затем Бредовред прилепил к нему стенки, и наконец получился большой круглый сосуд наподобие аквариума. Высотой он был около метра и имел такой же диаметр. Сосуд переливался призрачным зеленым светом.
– Вот и готово, – Бредовред вытер руки полой балахона. – Порядок! Хорош, а? Как ты находишь, тетя?
– А ты уверен, что он не лопнет? Дашь стопроцентную гарантию?
– Хе-хе! Не сомневайся.
– Вельзевульчик! Как же ты это сделал? – с завистью и почтительно спросила ведьма.
– Сложные научные операции вряд ли доступны твоему пониманию, милая тетя, – ответил Бредовред. – Видишь ли, теплота и движение существуют во времени, которое течет в положительном направлении. Если брызнуть на предмет отрицательными моментами, иначе говоря, пустить в ход частицы так называемого антивремени, то положительные и отрицательные моменты взаимно уничтожатся. Огонь станет холодным и неподвижным – что нам и требовалось.
– А потрогать можно?
– Ну конечно.
Ведьма с опаской прикоснулась к поверхности зеленой чаши, затем спросила:
– Ты не мог бы научить меня этой премудрости, маленький мой?
Колдун отрицательно покачал головой:
– Секрет фирмы, тетя!
Мертвый парк, окружавший со всех сторон виллу «Ночной кошмар», был не слишком большим. Находился он в центре города. Однако едва ли кто-то из жителей близлежащих улиц когда-либо его видел – прежде всего потому, что парк был обнесен трехметровой каменной стеной.
Однако волшебники умеют создавать еще и невидимые преграды – например, преграду забвения, или преграду печали, или преграду заблуждений. Вот и Бредовред возвел вокруг своих владений, с внешней стороны каменной стены, незримый барьер из страха и ужаса. Всякий любопытный, наткнувшись на эту преграду, немедленно бросился бы наутек, а уж о том, чтобы заглянуть поверх стены, и речи быть не могло.
Лишь в одном месте в стене были ворота с заржавленной железной решеткой, но и здесь заглянуть в Мертвый парк было невозможно – вид закрывала высокая густая изгородь из черного терновника. Бредовред открывал ворота только тогда, когда выезжал на своем магомобиле. Но поездки он совершал редко.
Когда-то в Мертвом парке, который в те времена, кстати, не назывался Мертвым, росли прекрасные высокие деревья и пышные кусты. Но теперь все они стояли голыми – и не только потому, что на дворе была зима. В течение многих десятков лет колдун производил над растениями жуткие научные опыты. Он воздействовал на их рост и развитие, не давал им размножаться, выцеживал их жизненные соки и в конце концов замучил все растения до смерти. Теперь в Мертвом парке деревья, словно в предсмертной мольбе, тянули к небу сухие изувеченные ветви, но никто не мог услышать их безмолвной жалобы. Птиц в Мертвом парке давно уже не было ни зимой, ни летом.
Маленький толстый котишка брел, по брюхо увязая в снегу, ворон то скакал по сугробам, то пытался взлететь, но жестокий ветер швырял его назад. Кот и ворон шли молча – они берегли силы, ведь путь был ох какой нелегкий…
Высокая каменная стена была пустяковой преградой для Якоба, другое дело – для Мяуро. Но котишка вспомнил, что в стене есть ворота – через них он когда-то проник во владения колдуна. Кот и ворон шмыгнули сквозь завитушки железной решетки.
Незримый барьер из страха также не был для них преградой, ведь колдун соорудил его специально как защиту от людей и сделал его из человеческого страха перед призраками, фокус заключался в том, что даже самый отъявленный скептик, очутившись в зоне барьера, внезапно начинал верить в существование призраков и с перепугу сломя голову бросался прочь.
Большинство животных, как и люди, боятся привидений. Но кошки и вороны боятся их меньше, чем другие птицы и звери.
– Скажи, Якоб, – тихо заговорил Мяуро, – ты веришь в привидения?
– Конечно.
– А ты видел когда-нибудь привидение?
– Сам не видел, но все мои родичи в былые времена вечно кружили над виселицами, на которых болтались повешенные. А еще мои предки гнездились на крышах замков, где водятся привидения. В тех замках призраков было хоть пруд пруди. Но мои родичи никогда с ними не ссорились. По крайней мере я о таком не слыхал. Наоборот, с иными привидениями они были добрыми друзьями.
– Вот-вот, мои предки тоже водили дружбу с призраками, – расхрабрившись, сказал Мяуро.
Они одолели незримый барьер и очутились на городской улице.
Окна высоких домов светились по-праздничному, люди готовились к веселой встрече Нового года. По мостовой лишь изредка проезжали автомобили, прохожих почти не было видно, а тот, кто встречался, шел быстро, надвинув шапку на лоб, спешил поскорей добраться домой.
Никто в целом городе не чуял беды, никто не знал, что затеяли колдун и ведьма на вилле «Ночной кошмар». И никто не обращал внимания на маленького толстого кота и облезлого ворона, которые пустились в путь и шли ради спасения мира навстречу неведомым опасностям.
Поначалу кот и ворон подумывали, не будет ли самым простым обратиться к первому встречному на улице. Но они скоро отказались от этой мысли. Во-первых, едва ли обыкновенный человек поймет их мяуканье и карканье. (Он, пожалуй, еще заберет их домой да посадит в клетку!). Во-вторых, оба понимали, что зверю или птице почти не приходится рассчитывать на успех, если они просят помощи у людей. Это было проверено уже тысячу раз. Даже когда в интересах самих людей было бы прислушаться к голосу живых тварей, призывавших на помощь, люди оставались глухими. Они не раз видели кровавые и горькие слезы животных, но все равно обращались с ними ничуть не лучше, чем обычно.
Нет, нельзя было надеяться на скорую и решительную помощь людей. Но если так – кто поможет? Якоб и Мяуро этого не знали. Они просто брели все дальше и дальше. По улице, где снег был убран, идти было легче, и все-таки кот и ворон продвигались вперед очень медленно – из-за сильного ветра, который дул им навстречу. Впрочем, если не знаешь, куда идти, то не слишком торопишься.
Они довольно долго брели молча, затем Мяуро заговорил:
– Якоб, может быть, настали последние часы моей жизни. И потому я непременно должен сказать тебе одну вещь. Я никогда не поверил бы, если бы раньше мне кто-то сказал, что я подружусь с птицей, да еще с вороном. Но теперь я горжусь тем, что у меня есть такой умный и многоопытный друг, как ты. Говорю совершенно искреннее – я восхищаюсь тобой.
Ворон смущенно покашлял, потом грубовато – от смущения – сказал:
– Я тоже думать не думал, что у меня однажды вдруг заведется верный приятель, да не какой-нибудь, а знаменитый певец и благородный аристократ. Я не умею складно говорить про всякое такое. Хорошим манерам и красивым словам меня вообще никто не учил. Я, знаешь ли, самый простецкий бродяга, нынче здесь, завтра – там, вот так и перебиваюсь. Я не такой образованный, как ты. Гнездо наше, где я вылупился на свет из вороньего яйца, было самое обыкновенное, да еще и от ветра покосившееся. Родители мои были из простого воронья – самые обыкновенные вороны. И никто меня особенно не жаловал. Да и сам-то себя я не высоко ценил. А уж музыкальности у меня в помине нет. Я никогда не учился петь красивые песни. А по-моему, это здорово, когда кто-то умеет красиво петь.
– Ах, Якоб! – воскликнул котишка, с трудом сохраняя невозмутимый вид, чтобы ворон не заметил, что он едва не плачет. – Вообще-то я вовсе не отпрыск древнего рыцарского рода. И мои предки никогда не жили в Неаполе. Честно говоря, я даже не знаю толком, где этот Неаполь находится. И зовут меня вовсе не Мяуро ди Мурро. Я это имя выдумал. На самом деле меня зовут Мориц, без всяких «ди». Ты-то хоть знаешь, кто были твои родители, а я даже этого не знаю, потому что я вырос в сыром подвале с бездомными одичавшими котами. Нам котятам, заменяли мать разные чужие кошки, кто хотел, тот с нами и возился. Я был самым маленьким из котят, другие всегда меня отпихивали, когда делили еду. Вот я и не вырос, зато аппетит у меня с тех пор, как у кота-великана. И знаменитым лирическим певцом я никогда в жизни не был. У меня никогда не было певческого голоса.
На минуту воцарилось молчание. Потом Якоб задумчиво спросил:
– Зачем же ты все это сочинял? Котишка долго думал, прежде чем ответить:
– Сам не знаю. Понимаешь, я всю жизнь об этом мечтал. Очень уж хотелось стать знаменитым артистом – стройным, элегантным, с белой шелковистой шерсткой… И с чудесным голосом. Стать тем, кого все любят, кем восхищаются.
– Гм…
– Это была всего лишь мечта, – продолжал Мориц. – Вообще-то я с самого начала понимал, что она не сбудется. И как раз поэтому я вел себя так, будто это не ложь, а правда. Как ты думаешь, очень тяжкий грех я совершил?
– Почем я знаю! – каркнул ворон. – Грех и прочие разные там благочестивые штучки – тут я ничего не смыслю.
– Ну а ты-то на меня, наверное, обиделся?
– Обиделся? Вот уж чепуха! Маленько ты чокнутый, факт. Но это не беда. Все равно ты – отличный парень. – И ворон обнял крылом своего друга. – Если пораскинуть мозгами, – снова заговорил он, – то имя Мориц, по-моему, не такое уж плохое. Даже наоборот.
– Ах, я другое имел в виду. Я же лгал тебе, что я знаменитый певец.
– Лгал? Как знать, – глубокомысленно сказал Якоб. – Я уже не раз убеждался, что выдумки однажды вдруг становятся правдой. Перестают, понимаешь, быть выдумками.
Мориц довольно неуверенно искоса поглядел на ворона. Он не вполне понял, что тот хотел сказать, и спросил:
– Ты думаешь, когда-нибудь я еще стану певцом?
– Если будем живы, – вздохнул Якоб.
– Я однажды говорил тебе о моей прабабушке Кисе. Этой старой мудрой кошке были ведомы многие тайны. Она тоже жила в нашем подвале. Сейчас она обитает на небесах у Всемогущего Котищи, как и все наши подвальные кошки, кроме меня. Незадолго до своей кончины бабушка Киса сказала мне: «Мориц, если ты действительно хочешь стать великим артистом, ты должен познать все высоты жизни и всю ее низость. Ибо покорять сердца своим искусством дано лишь тому, кто познал все» – вот что она сказала… Ты понимаешь, что она имела в виду?
– Ну, с низостью жизни ты, пожалуй, знаком недурно, – сухо ответил Якоб.
Котишка обрадовался:
– Ты так считаешь?
– Не сомневайся, ниже не скатишься – просто некуда, котик. Дело за пустяком – возвыситься до высот.
И они побрели дальше.
В самом конце длинной улицы в темном ночном небе высилась колокольня большого собора.
Тем временем работа в лаборатории кипела вовсю.
Прежде всего, колдун и ведьма должны были отыскать различные вещества, необходимые для приготовления катастрофанархисториязвандалкогорючего кунштюк-пунша. Пергаментный свиток был развернут и лежал на полу. Чтобы свиток не скручивался, его концы были прижаты стопками книг.
Бредовред и Тирания еще раз внимательно прочли инструкцию по применению колдовского зелья, которая была написана в самом верху свитка. Затем они принялись изучать рецепт. Оба низко склонились над пергаментом и расшифровывали письмена.
Не будь они волшебником и ведьмой, эта задача оказалась бы неразрешимой. Ведь рецепт был написан необычайно сложным хитроумным шифром, который назывался инфернальным кодом. Но колдун и ведьма в совершенстве владели техникой дешифровки этого кода. Так что им не слишком трудно было разобраться в рецепте и узнать, какие ингредиенты необходимы для приготовления пунша.
В расшифрованном виде этот рецепт начинался так:
Четыре потока в аду свои воды стремят:
Стикс, Ахеронт, Флегетон и холодный Коцит (Стикс, Ахеронт, Флегетон, Коцит – в греческой мифологии реки в царстве мертвых Аиде.).
Ненависть, ужас и горе в тех реках бурлят,
Черная злоба под смрадным туманом кипит.
В каждой реке, зачерпнув, ровно стакан набери
Холода, жара и пены, – тщательно взвесь!
Все это в миксере сбей, на огне провари, —
Так ты получишь Первичную адскую смесь.
Как всякий профессионал, хим-колдун Бредовред располагал изрядным запасом указанных в рецепте ингредиентов. Он взял по стакану всего, что было нужно, смешал все в миксере, проварил на огне. Затем Тирания прочла вслух следующие строфы рецепта:
Теперь разживись поживее живыми деньгами.
У бедняков забирай, – все равно они плохо живут.