ТСИНИКУБ ИКВАЛ НИЯЗОХ

реднаероК дарноК лраК

Эти непонятные слова можно было прочитать на стеклянной двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины полутемного помещения.

В то серое промозглое ноябрьское утро дождь лил как из ведра. Капли сбегали по изгибам букв, по стеклу, и сквозь него ничего не было видно, кроме пятнистой от сырости стены дома на противоположной стороне улицы.

Вдруг кто-то распахнул дверь, да так порывисто, что гроздь медных колокольчиков, висевшая у притолоки, яростно затрезвонила и долго не могла успокоиться.

Переполох этот вызвал маленький толстый мальчик лет десяти или одиннадцати. Мокрая прядь темно-каштановых волос падала ему на глаза, с промокшего насквозь пальто капали капли. На плече у него висела школьная сумка. Мальчик был бледен, дышал прерывисто, и хотя до этой минуты, видно, очень спешил, застыл в дверном проеме, словно прирос к порогу.

Дальний конец длинного узкого помещения тонул в полутьме. Вдоль стен до самого потолка громоздились полки, плотно уставленные книгами разного формата и толщины. На полу возвышались штабеля фолиантов, на столе были навалены горы книжек размером поменьше, все в старинных кожаных переплетах и с золотым обрезом. В дальнем конце помещения за сложенной из книг стеной высотой в человеческий рост горела лампа. И в ее свете время от времени появлялись кольца табачного дыма; подымаясь, они становились все больше и больше, потом расплывались в темноте. Это было похоже на дымовые сигналы, какими индейцы передают друг другу с горы на гору всякие сообщения. Там явно кто-то сидел. И, правда, из-за книжной стены раздался ворчливый голос:

– Пяльте глаза сколько угодно, можете с улицы, можете здесь, но только затворите дверь. Дует!

Мальчик тихонько прикрыл за собой дверь. Потом подошел к стене из книг и осторожно заглянул за нее. Там в кожаном вольтеровском кресле с высокой спинкой, уже изрядно потертом, сидел пожилой человек, грузный и коренастый, в мятом черном костюме, сильно поношенном и пропыленном. Его живот стягивал цветастый жилет. Голова у него была лысая, как коленка, только над ушами торчали пучки седых волос. На буром лице, напоминавшем морду бульдога, красовался нос картошкой, на нем плотно сидели очки в золотой оправе. Старик попыхивал изогнутой трубочкой, и нижняя губа его при этом была так оттянута, что он казался косоротым. На коленях у него лежала толстая книга, которую он, как видно, только что читал – его пухлый палец был засунут между страницами вместо закладки.

Другой рукой он снял теперь очки, и принялся разглядывать стоявшего перед ним толстого мальчика в промокшем пальто – с пальто так и капало. Он разглядывал мальчика пристально, прищурив глаза, отчего выражение его лица стало еще более бульдожьим.

– Ах ты, малявка, – прохрипел он и, раскрыв книгу, вновь углубился в чтение.

Мальчик не знал, как ему себя вести, и продолжал стоять, не отрывая глаз от чудного старика. А тот вдруг снова захлопнул книгу и опять заложил страницу указательным пальцем.

– Учти, мой мальчик, я терпеть не могу детей… Теперь, правда, все почему-то носятся с вами, как с писаной торбой, но имей в виду, это занятие не для меня. Ясно?.. По мне, все дети – орущие болваны, наказание рода человеческого, крушат все, что попадет под руку, пачкают книги вареньем, вырывают страницы, и плевать им на то, что у взрослых частенько паршиво на душе. Я говорю это, чтобы ты сразу усек: другом детей меня уж никак не назовешь. Кроме того, я не торгую детскими книжками, а книг для взрослых я тебе не продам, и не надейся! Ну вот, теперь нам как будто все друг про друга ясно.

Все это он произнес брюзгливым тоном и очень невнятно, потому что не вынул трубку изо рта. Потом снова раскрыл книгу и углубился в чтение.

Мальчик молча кивнул и уже собрался было уйти, но вдруг ему показалось, что он не может все это стерпеть, так ничего и не сказав в ответ. Он повернулся к старику и чуть слышно произнес:

– А вот и не ВСЕ такие.

Хозяин лавки поднял на него глаза и снял очки:

– Ты все еще здесь?… Посоветуй, что надо сделать, чтобы такой балбес, как ты, закрыл дверь с той стороны? А?.. Что уж такое важное ты собирался мне сказать?

– Ничего уж такого важного, – прошептал мальчик. – Я просто сказал, что не все дети такие, как вы считаете.

– Вот оно что! – воскликнул старик, подняв брови с наигранным изумлением. – И надо полагать, именно ты и являешься счастливым исключением?

Вместо ответа толстый мальчик молча пожал плечами и повернулся к двери.

– Ну вот, так я и знал! – раздался за его спиной ворчливый голос. – Он к тому же еще и плохо воспитан!.. А известно ли вам, молодой человек, что прежде всего, надлежит представиться?

– Меня зовут Бастиан, – сказал мальчик, обернувшись. – Бастиан Бальтазар Багс.

– Весьма странное имя, – проскрипел старик. – Все на «Б». Правда, в этом ты не виноват, не сам же ты так себя назвал… Ну-с, а меня зовут Карл Конрад Кореандер.

– А у вас все на «К», – серьезно заметил мальчуган.

– А ведь верно, – буркнул старик и выпустил из трубки несколько колечек дыма. – Впрочем, какое имеет значение, как нас зовут? Ведь мы, надеюсь, никогда больше не встретимся. Мне хотелось бы выяснить только одно: с чего это ты как бешеный ворвался в мою лавку? Похоже, за тобой гнались. Ты от кого-то спасался?

Бастиан кивнул. Лицо его стало еще бледнее, зрачки расширились.

– Уж не ограбил ли ты кассу в магазине? – предположил господин Кореандер. – А может, пристукнул старушку? Или еще что-нибудь похлеще – от вас теперь всего можно ожидать. Тебя что, мой мальчик, полиция преследует?

Бастиан покачал головой.

– Выкладывай все как есть, – приказал господин Кореандер. – От кого ты бежал?

– От них.

– А кто это – они?

– Ребята из нашего класса.

– Почему ж ты от них бежал?

– Они… Они все время пристают ко мне.

– Что же они делают?

– Они подкарауливают меня у входа в школу.

– Ну и что?

– И по-всякому обзывают, дразнятся…

– И ты все это терпишь? – Господин Кореандер неодобрительно поглядел на мальчика. – А почему бы тебе не врезать кому-нибудь как следует?

Бастиан поднял на него глаза.

– Нет, я этого терпеть не могу. А еще… я не умею драться.

– А подтягиваться на кольцах ты умеешь? – спросил господин Кореандер. – А бегать, прыгать, плавать, играть в футбол, делать зарядку? Ничего не умеешь?

Мальчик покачал головой.

Короче говоря, ты слабак?

Бастиан пожал плечами.

– Но хоть язык-то у тебя есть? Что же ты молчишь, когда над тобой издеваются?

– Я попробовал один раз им ответить……

– Ну и что?

– Они поймали меня, закинули в мусорный контейнер и закрыли крышку. Два часа я кричал, пока меня оттуда не вытащили.

Ясно, – пробурчал господин Кореандер. – И теперь ты больше ничего не решаешься им сказать?

Бастиан кивнул.

Вот и выходит, что ты труслив как заяц!

Бастиан потупил глаза.

– Может быть, ты выскочка? Первый ученик? Круглый отличник?.. Любимчик учителей?.. Так, что ли?

– Нет, – сказал Бастиан, не поднимая головы. – Меня оставили на второй год…

– Боже милостивый! – воскликнул господин Кореандер. – Выходит, ты круглый неудачник!

Бастиан ничего не ответил. Он стоял, опустив руки, а с его пальто все капало и капало на пол.

– Как же они тебя дразнят? – поинтересовался господин Кореандер.

– Ну… по-разному.

– Например?

– Толстый дурень рухнул вниз, зацепился за карниз, карниз оборвался, дурень разорвался…

– Вовсе не смешно, – заметил господин Кореандер. – А еще как?

Бастиан ответил не сразу.

– Чокнутый. Недоносок. Трепло. Свистун…

– А почему чокнутый?

– Потому что я иногда разговариваю сам с собой.

– О чем же ты разговариваешь сам с собой? Ну, к примеру?

– Рассказываю сам себе разные истории. Выдумываю чудные имена и слова, которых нет.

– И сам себе все это рассказываешь? Зачем?

Потому что только мне одному это и интересно.

Господин Кореандер на мгновение задумался.

– А как к этому относятся твои родители? Бастиан ответил не сразу.

– Отец… – пробормотал он наконец. – Отец вообще всегда молчит. Ему все до лампочки.

– А мать?

– Она от нас ушла.

– Вот как? Твои родители разошлись?

Нет, – сказал Бастиан, – она умерла.

В этот момент зазвонил телефон. Господин Кореандер тяжело поднялся со своего кресла и, шаркая, поплелся в маленький кабинет в глубине лавки. Он поднял телефонную трубку, и Бастиану показалось, что он называет его имя, но тут дверь закрылась, и, кроме невнятного бормотанья, ничего больше расслышать ему не удалось.

Бастиан все еще стоял не шевелясь. Он никак не мог взять в толк, что же такое с ним произошло, почему он стал все рассказывать, да еще так откровенно. Ведь он терпеть не мог, когда ему лезли в душу. И вдруг его прямо в жар бросило… Ведь он опоздает в школу! Ну да, ему надо торопиться, бежать со всех ног! Но он все стоял и стоял, не в силах ни на что решиться. Что-то его здесь удерживало, а что, он не мог понять.

Невнятное бормотанье все еще глухо доносилось из кабинета – это был долгий телефонный разговор.

И тут Бастиан осознал, что все это время он глядит на толстую книгу, которую господин Кореандер только что держал в руках, а теперь оставил на кожаном кресле. Мальчик просто глаз не мог от нее отвести. Казалось, от этой книги исходит какая-то волшебная сила и властно его притягивает.

Бастиан подошел к креслу, медленно протянул руку, коснулся переплета, и в тот же миг в груди у него екнуло – «клик!» – точно захлопнулась дверца капканчика. У него возникло смутное чувство, что от этого прикосновения с ним стало твориться что-то странное, чего уже никак не остановишь.

Он взял книгу и оглядел ее со всех сторон. Переплет был обтянут медно-красным шелком и, чуть повертишь книжку в руках, отливал всеми цветами радуги. Бегло перелистав ее, Бастиан заметил, что напечатана она двумя цветами – красным и зеленым. Картинок в ней не было вовсе, зато главы начинались огромными чудесными буквицами. Он снова внимательно оглядел переплет и увидел, что на нем изображены две змеи, светлая и темная, – вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал. И в этом овале причудливыми, изломанными буквами написано заглавие книги:

Человеческие страсти удивительно загадочны, и дети подвластны им не меньше, чем взрослые. Те, кем они завладеют, ничего не могут толком объяснить, а те, кто не ведает страстей, и представить себе не в силах, что это такое. Есть, например, люди, рискующие жизнью, чтобы покорить какую-нибудь заоблачную вершину. Но ни они сами, ни кто-либо другой на свете не могли бы сказать, зачем им это понадобилось. Другие буквально разоряются, чтобы завоевать сердце той, которая о них и слышать не хочет. Третьи не могут побороть искушение прожрать и пропить все, чем владеют, все до последнего. Иные готовы спустить целое состояние в азартной игре. А кто-то жертвует всем ради навязчивой идеи, которую и осуществить-то невозможно. Есть люди, убежденные, что будут счастливы лишь тогда, когда переедут жить в другое место, и всю жизнь мечутся по белу свету в поисках заветного уголка. А некоторые не находят покоя, пока не обретут власти… Короче говоря, сколько людей, столько страстей.

Страстью Бастиана Балтазара Багса были книги.

Кто никогда не просиживал над книгой долгие часы после школы с пылающими ушами и взлохмаченной шевелюрой… Кто не читал взахлеб, забывая обо всем на свете, не замечая, что давно уже проголодался и окоченел от холода… Кто никогда не читал тайком под одеялом при свете карманного фонарика, после того как мать или отец, или еще там кто-нибудь из домочадцев давно уже погасили свет, приказав тут же заснуть, потому что завтра вставать ни свет ни заря… Кто никогда не проливал явно или тайно горьких слез оттого, что кончилась какая-нибудь великолепная книга и пришло время проститься с ее героями, с которыми пережил столько немыслимых приключений, которых успел полюбить навсегда, которыми не уставал восхищаться и так тревожился за их судьбу и все гадал, повезет им или нет, изо всех сил надеясь, что все сбудется… Ведь без них теперь жизнь пуста, лишена всякого смысла…

Так вот, тот, кто не пережил всего этого сам, наверно, никогда не поймет, как Бастиан сделал то, что он сделал.

Бастиан не мигая смотрел на заголовок книги, и его кидало то в жар, то в холод. Да, именно об этом он так часто думал, так страстно мечтал: «Бесконечная История»! Книга книг!

Он должен заполучить ее во что бы то ни стало.

Во что бы то ни стало? Легко сказать! Даже если бы он мог предложить за нее больше, чем те три марки пятьдесят пфеннигов, что лежат у него в кармане, все равно ничего бы не вышло – ведь неприветливый господин Кореандер недвусмысленно заявил, что детям он ничего не продает. А уж тем более никогда ничего не подарит. Положение казалось безвыходным.

Но все же Бастиан знал, что не сможет уйти без этой книги. Теперь ему стало ясно: он и попал-то сюда из-за нее – это она приманила его каким-то таинственным образом, потому что хотела быть у него, да и всегда, в сущности, была, его книгой!

Бастиан прислушался к глухому урчанию, по-прежнему доносившемуся из кабинета.

Не успев отдать себе отчет в том, что делает, Бастиан схватил книгу, быстро сунул ее за пазуху и прижал к груди обеими руками. Не спуская глаз с двери кабинета, он бесшумно попятился к выходу. Осторожно нажал ручку, боясь, что зазвенят медные колокольчики, чуть приоткрыл стеклянную дверь и с трудом протиснулся сквозь узкую щель. Потом тихонько затворил за собой дверь.

И побежал.

Тетради, учебники и пенал тряслись в его сумке в такт быстрому бегу. У него закололо в боку, но он продолжал бежать через силу.

Дождь хлестал по лицу, струйки воды стекали за шиворот, пальто не спасало Бастиана от промозглой сырости, но он всего этого не замечал. Ему было жарко, и не только от бега.

Совесть, молчавшая в книжной лавке, вдруг проснулась и заговорила. Все доводы в оправдание поступка, которые казались такими убедительными, разом потеряли силу и растаяли, словно снеговик при появлении огнедышащего дракона.

Он украл! Он – вор!

То, что он совершил, было даже хуже, чем обыкновенная кража. Эта книга наверняка единственная и незаменимая. Она наверняка была главной ценностью господина Кореандера. Украсть у скрипача его скрипку или у короля корону – совсем не то, что ограбить кассу.

Вот о чем он думал, пока бежал, крепко прижимая книгу к груди. Но чем бы ему это ни грозило, он ни за что с ней не расстанется. Ведь, кроме нее, у него ничего теперь нет.

Идти домой он, конечно, уже не мог.

Он постарался представить себе отца, который сидит сейчас в большой комнате, превращенной в мастерскую, и работает. Перед ним на столе десятки гипсовых слепков человеческих челюстей – ведь отец зубной техник. Бастиан еще никогда не задавался вопросом, нравится ли отцу его профессия – сейчас он впервые пришел ему в голову. Но теперь он, видно, уже никогда не сможет спросить об этом отца.

Если он сейчас придет домой, отец тут же выйдет из мастерской в белом халате, скорее всего с гипсовой челюстью в руке и спросит: «Уже вернулся?» – «Да», – ответит Бастиан. «Сегодня что, нет занятий?» Он так и видел застывшее в печали лицо отца и понимал, что не сможет ему соврать. Но и сказать правду тем более не сможет. Нет, выхода нет, надо идти куда глаза глядят, только бы подальше от дома. Отец никогда не должен узнать, что его сын стал вором. Впрочем, он, может быть, вовсе и не заметит, что Бастиан исчез. И, как ни странно, эта мысль даже несколько успокоила мальчика.

Бастиан уже не бежал. Он медленно шел, тяжело дыша, и вдруг увидел в конце улицы – что бы вы думали? – здание школы. Оказывается, он, сам того не замечая, брел той привычной дорогой, по которой каждое утро спешил в школу. Сейчас улица казалась ему пустынной, хотя по ней и шли прохожие. Но тому, кто сильно опаздывает, пространство вокруг школы всегда представляется вымершим. Бастиан чувствовал, как с каждым шагом растет его страх. Он и всегда-то боялся школы – места своих ежедневных мучений и бед, боялся учителей – и тех, кто терпеливо призывал его взяться наконец за ум, и тех, кто срывал на нем свое дурное настроение. Боялся учеников, всегда смеявшихся над ним и не упускавших случая доказать, какой он неумеха и слабак. Школа всегда представлялась Бастиану чем-то вроде тюрьмы, в которую он заключен на много-много лет – пока не вырастет. И у него не оставалось другого выхода, кроме как молча и покорно отсиживать в классе положенные часы.

И когда Бастиан в промокшем насквозь пальто шагал уже по гулкому школьному коридору, где пахло мастикой. И напряженная тишина забила ему уши, словно ватой, когда он очутился, наконец, перед дверью своего класса, выкрашенной в тот же цвет лежалого шпината, что и стены вокруг, он ясно понял: в классе ему делать больше нечего. Ведь все равно ему придется потом скрываться. А раз так почему бы не начать прямо сейчас?

Скрыться… но где?

Бастиан читал в разных книжках истории про мальчуганов, которые нанимались юнгой на корабль и уплывали в дальние края в поисках свободы и счастья. Одни становились пиратами, другие – героями и через много лет возвращались назад, на родину, богатыми и прославленными, и никто их не узнавал.

Но Бастиан не чувствовал себя способным на такое. Даже если бы он решился стать юнгой, его наверняка бы не взяли, да к тому же он не имел ни малейшего представления о том, как добраться до какого-нибудь порта, где стоят корабли, годные для осуществления столь отчаянного замысла.

Так куда же бежать?

И тут Бастиану пришло в голову, что есть, пожалуй, одно подходящее место, где его, во всяком случае на первых порах, не станут искать, где можно будет отсидеться…

Чердак был огромным и темным. Тут едко пахло пылью и нафталином. Тут не было слышно ни единого звука, кроме барабанной дроби дождя по железной крыше. Почерневшие от времени могучие деревянные стропила на равном расстоянии опирались на вымощенное плитами перекрытие и поддерживали кровлю, теряясь где-то в темноте. Сверху, словно дырявые сети, свисали лохмотья паутины, медленно колыхаясь на сквозном ветру. Казалось, привидения летали под крышей. Сквозь слуховое окно сочился тусклый белесый свет.

Единственным живым существом в этом помещении, где время словно остановилось, была маленькая мышка, которая металась по плитам, оставляя на слое пыли следы крохотных коготков. Там, где она опускала хвостик, между следами виднелась тоненькая черточка. Вдруг мышка поднялась на задние лапки, прислушалась и – фьюить! – исчезла в щели между плитами.

Ключ в большом замке со скрежетом повернулся, медленно, скрипя, отворилась дверь. Полоска света на мгновенье перечеркнула пол, Бастиан проскользнул на чердак и затворил за собой дверь. Потом всунул ключ в замок изнутри, повернул его и вздохнул с облегчением, лишь когда для верности задвинул еще и задвижку. Теперь его и в самом деле невозможно будет найти. Да и вряд ли кто-нибудь станет искать его здесь. Сюда поднимались очень редко – это он знал точно. Но если вдруг волею случая кто-нибудь и захочет попасть сюда сегодня или завтра, дверь окажется запертой, а ключа на месте нет. И даже если в конце концов дверь все же удастся открыть, Бастиан сто раз успеет спрятаться среди всего этого хлама.

Постепенно глаза привыкли к темноте. А ведь он уже был здесь однажды. Полгода назад комендант велел ему поднять на чердак большую корзину с какими-то старыми документами. Тогда-то он и узнал, что ключ хранится в стенном шкафчике на верхней лестничной площадке. С тех пор он никогда об этом не вспоминал. Но теперь это сразу же пришло ему в голову.

У Бастиана зуб на зуб не попадал: пальто его промокло насквозь, а на чердаке было очень холодно. Прежде всего надо найти место, где можно поудобнее расположиться, ведь здесь ему предстоит провести много дней. Сколько именно – над этим он пока не задумывался, как, впрочем, и над тем, что вскоре ему захочется есть и пить.

Он прошелся по чердаку.

Кругом стояли и валялись всякие ненужные предметы. Сломанные полки со старыми классными журналами и папками ведомостей. Громоздящиеся одна на другой парты с залитыми чернилами крышками. Подставка, на которой висит не меньше дюжины старых географических карт. Облупившиеся классные доски, проржавевшие железные печурки, сломанные гимнастические снаряды, например, «козел» с разодранной кожаной обшивкой и торчащей паклей, лопнувшие набивные мячи, штабель грязных стеганных спортивных матов, а чуть подальше – пропыленные чучела разных зверей и птиц с шерстью и перьями, изъеденными молью: большая сова, орел и лисица; за ними куча разбитых реторт, шеренга лабораторных штативов, электростатическая машина, скелет, висящий на чем-то вроде вешалки для платья, множество ящиков и картонных коробок, набитых старыми учебниками и исписанными тетрадями. Оглядев все это, Бастиан решил избрать своей резиденцией штабель спортивных матов. Если на них растянуться, чувствуешь себя почти как на диване. Он перетащил маты к слуховому окну, где было чуть посветлее, и увидел тут несколько сложенных серых солдатских одеял, конечно, рваных и насквозь пропыленных, но накрыться ими было все-таки можно. Бастиан положил их сверху на маты. Потом снял мокрое пальто и повесил его на скелет, отчего кости рук и ног задергались. Но мальчик не испугался. Быть может, потому, что привык дома к искусственным зубам и вставным челюстям. Мокрые башмаки он тоже снял. В одних носках уселся Бастиан по-турецки на мат и натянул на плечи, словно индеец у вигвама, серое суконное одеяло. Рядом он положил сумку и заветную книгу в медно-красном переплете.

Бастиан подумал о том, что сейчас происходит там внизу, у них в классе. Наверное, идет урок немецкого языка, и ребятам задали написать сочинение на какую-нибудь смертельно скучную тему.

Бастиан поглядел на книгу.

«Хотел бы я знать, – рассуждал он сам с собой, – что происходит здесь, в этой книге, пока она еще закрыта. Конечно, там множество букв, напечатанных на листах бумаги, но все же что-то там должно происходить, потому что не успею я ее открыть, как тут же начнется какая-нибудь неведомая мне история с неведомыми людьми, впутанными в неведомые приключения, и борьба за что-то или против чего-то, и морские штормы, и чужие страны и незнакомые города. И все это каким-то тайным образом упаковано под обложкой книги. Разумеется, чтобы пережить эту историю вместе с героями, ее надо прочесть, но ведь события, о которых пойдет речь, уже есть в книге… Хотелось бы мне знать, как так получается?»

И вдруг Бастиана охватило какое-то торжественное настроение.

Он выпрямился, схватил книгу, раскрыл ее на первой странице и начал читать «БЕСКОНЕЧНУЮ ИСТОРИЮ».

Глава 1

Фантазия в беде

В Воющем Лесу была полночь. Порывистый ветер сотрясал кроны гигантских вековых деревьев. Толстенные, в несколько обхватов, стволы скрипели и стонали. Все звери и птицы в лесу укрылись в своих берлогах, норах и гнездах. И вдруг в самой чаще промелькнул слабый огонек. Он появлялся то тут, то там, замирал на месте, вздрагивал, перемещался зигзагами, потом вроде бы усаживался на ветки, но тут же взлетал и поспешно устремлялся дальше. Это был светящийся шар величиной с детский мячик. Он продвигался вперед большими скачками и, едва коснувшись земли, снова взмывал ввысь. Но это был не мяч. Не мяч, а Блуждающий Огонек, и, представьте, он заблудился. Короче говоря, это был заблудившийся Блуждающий Огонек, что в Фантазии случается крайне редко. Обычно, наоборот, Блуждающие Огоньки заводят людей в такую чащобу, что и не выберешься.

Внутри светящегося шара можно было разглядеть маленькое, очень подвижное существо, которое бежало и прыгало, напрягая все свои силенки. Блуждающие Огоньки не бывают ни самцами, ни самками – у них не существует этого различия. В правой руке он держал малюсенький белый флажок, который развевался у него за спиной. Значит, этот Блуждающий Огонек был вестником или курьером.

Не было никакой опасности, что, прыгая так высоко в темноте, он разобьется о ствол или о толстый сук, – ведь Блуждающие Огоньки необычайно ловкие, быстро реагируют на все происходящее вокруг, и им ничего не стоит изменить направление во время прыжка. Поэтому и путь его был не прямым, а зигзагообразным. И все же Огонек двигался в одну определенную сторону.

Во всяком случае, так было до той секунды, когда он чуть не налетел на выступ скалы и в испуге отпрянул назад. Он юркнул в дупло, принялся чесаться, словно шелудивый щенок, и долго соображал, что же ему теперь делать, прежде чем решился снова выползти из укрытия и осторожно заглянуть за скалу.

Перед его взором раскинулась поляна; на ней сидели вокруг костра три создания очень разного вида и размера. Великан, будто высеченный из серого камня, был ростом не меньше десяти метров. Он лежал на животе, упершись локтями в землю, и, не отрываясь, глядел в огонь. Щербатое каменное лицо с выдвинутой вперед нижней челюстью и острыми зубами, похожими на заточенные зубья стальной пилы, казалось слишком маленьким для его могучих плеч. Блуждающий Огонек сразу сообразил, что великан принадлежит к племени Скалоедов, живущих в горах, расположенных невообразимо далеко от этого леса. Причем Скалоеды не только живут в горах, но и живут горами – они их пожирают. Да-да, они питаются исключительно скалами. К счастью, великаны очень неприхотливы в еде и одного хорошего куска столь питательной для них скальной пищи хватает им, чтобы насытиться на недели, а то и на месяцы. К тому же племя их невелико, а скалы огромны. Однако, поскольку Скалоеды появились в тех местах очень давно и, в отличие от других созданий Фантазии, являются, так сказать, долгожителями, горы приобрели с течением времени весьма своеобразный облик и стали похожи на гигантские эмментальские сыры из-за прогрызенных дырок. Наверно, поэтому они и называются Сквозные Горы. Впрочем, Скалоеды не только питаются скалами, но и производят из них все, что им нужно: мебель, шляпы, башмаки, инструменты и даже ходики с кукушкой. Неудивительно, что рядом со Скалоедом стоял каменный велосипед с колесами, похожими на мельничные жернова. Вся конструкция его напоминала асфальтовый каток с педалями по бокам.

Вторым созданием был малюсенький Ночной Эльф, сидевший справа от Скалоеда. Ростом не больше двух Блуждающих Огоньков, взобравшихся один на другого, он был похож на черную мохнатую гусеницу, вставшую на дыбы. Разговаривая, Ночной Эльф энергично жестикулировал малюсенькими розовыми лапками, а там, где под буйной черной гривой находилась, по-видимому, его голова, посверкивали, будто две луны, круглые глазища.

Во всех областях Фантазии полным-полно Ночных Эльфов разного вида и величины, и поначалу трудно было понять, издалека ли прибыл тот Эльф, что сидел у огня. Однако, судя по всему, и он был путешественником. Рядом с ним, на ветке дерева, головой вниз, со сложенными крыльями, будто закрытый зонтик, висел нетопырь, или, попросту говоря, крупная летучая мышь, из тех, на каких обычно летают Ночные Эльфы.

А третье создание, сидевшее слева от Скалоеда, Блуждающий Огонек увидел не сразу, такое оно было миниатюрное. Даже на небольшом расстоянии его никак не удавалось как следует разглядеть. Оно было из рода Мелюзги: представьте себе крошечного человечка с изящными ручками и ножками, в пестром костюмчике и с красным цилиндриком на голове.

Про Мелюзгу Блуждающий Огонек толком ничего не знал. Правда, когда-то он слышал, что этот мельчайший народец возводит целые города на ветках деревьев, причем дома соединены друг с другом разнообразными лестницами, в том числе и веревочными, и желобами, по которым можно скользить вниз, как с горки. Но жил тот мелкий народец на другом краю безграничной Фантазии, еще куда дальше отсюда, чем Скалоеды. Тем удивительнее, что Мелюзга, очевидно, путешествовал на улитке, которая дремала чуть поодаль: на ее розовой витой ракушке поблескивало серебряное седельце, а уздечка и вожжи, прикрепленные к ее рожкам, казались серебряными ниточками.

Признаться, Блуждающий Огонек удивился, что три столь разных создания так дружно сидят у костра – ведь творения Фантазии далеко не всегда живут в мире и согласии. Частенько тут случались и стычки и войны, а вражда между некоторыми племенами длилась веками. Нет, Фантазия населена не только честными и добрыми созданиями, есть там и жестокие, и злонамеренные, и ужасные. Да и сам Блуждающий Огонек, честно говоря, был из рода, не вполне заслуживающего доверия.

Наблюдая за этой тройкой. Блуждающий Огонек вскоре заметил, что у каждого из них либо белый флажок в руке, либо повязанная через плечо белая ленточка, – выходит, все они посланцы или курьеры. Этим, как видно, и объяснялась их нынешняя мирная беседа.

Уж не по той же ли причине они отправились в путь, что и Блуждающий Огонек?

Сильный ветер, сотрясавший деревья, заглушал их слова, но раз они уважают друг друга как посланцы, может быть, они и его примут в свою компанию? Ведь он тоже посланец и не причинит им никакого вреда. Так или иначе, ему необходимо спросить у кого-нибудь дорогу. Вряд ли ему представится другой такой случай ночью, в глухом лесу. Блуждающий Огонек собрался с духом, выпрыгнул, размахивая белым флажком, из своего укрытия и, дрожа как осиновый лист, застыл в воздухе.

Первым его заметил Скалоед, глядевший как раз в ту сторону.

– Здесь нынче небывалое оживление, – проскрипел он. – Вон еще кто-то появился.

– Угу-гу, – отозвался Ночной Эльф. – Это ведь Блуждающий Огонек! Очень рад, очень рад!

Мелюзга встал, прошел несколько шажков навстречу пришельцу и пропищал:

– Если не ошибаюсь, вы тоже прибыли сюда в качестве посланца?