Кельтская мифология

Этот остров был разделен на четыре части четырьмя стенами из золота, серебра, меди и хрусталя. В одной его части жили короли, в другой — королевы, в третьей — воины, а в четвертой — девы. Как только путешественники вышли на берег, одна из дев угостила их какой-то пищей, похожей на сыр и имевшей такой вкус, который более всего нравился каждому из вкушавших ее. Вместо питья дева принесла им сладкий ликер, выпив которого они на целых три дня погрузились в сон. Когда же они наконец проснулись, они обнаружили, что лежат на лодке, покачивающейся посреди моря, а сам остров и его странные обитатели давным-давно скрылись из виду.

На этом острове путников ожидала едва ли не самое странное приключение за все время их скитаний. На острове высилась старинная крепость с медными воротами, к которым вел удивительный стеклянный мост. Но как только путники попытались ступить на него, мост тотчас отбрасывал их назад. Из крепости вышла женщина, державшая в руке ведро. Приподняв откидную крышку моста, она спустила с него на веревке ведро, зачерпнула воды и неторопливо вернулась в крепость. Путники постучали в медные прутья подъемной решетки, прося впустить их, звон кованой решетки, раздавшийся в ответ на эти удар оказался настолько пугающим, что бедные скитальцы никак не могли опомниться до следующего дня. И тем менее они трижды стучали в решетку, и всякий раз женщина с насмешкой отказывала Мэл Дуину. На четвертый она все же вышла к путникам. На ней красовалось длинное белое одеяние, в волосах ее сверкала золотая диадема, розовых ножках поблескивали серебряные сандалии, а руках шелестели тончайшие прозрачные шелка.

— Мой привет тебе, о Мэл Дуин, — проговорила женщина, а затем поочередно приветствовала всех его спутников, назвав каждого из них по имени. Затем она проводила их, как дорогих гостей, во дворец и предложила отдельную кровать для самого Мэл Дуина и по одной кровати каждого из трех его спутников. Хозяйка досыта накормила и напоила их, подавая каждому одно и то же волшебное ведро, в котором каждый находил для себя все, что только мог пожелать. И когда она собралась было попрощаться ними, спутники спросили Мэл Дуина, не хочет ли он ее в жены.

— Но кто же возьмет на себя смелость заговорить с ней о таких вещах? — возразил Мэл Дуин. Его товарищи только того и ждали. Они обратились к хозяйке, и та отвечала: «Я доселе не задумывалась о таком грехе».

Однако они повторили свой вопрос, а потом еще и eще раз. «Завтра, — отвечала наконец хозяйка, — вы получите мой окончательный ответ».

Когда же наступило следующее утро, путники увидели, что они опять очутились посреди моря, а остров, крепость и ее прекрасная хозяйка исчезли, словно их и не было.

Странники еще издали услышали оглушительные крики и странное пение, отдаленно напоминающее пение псалмов, и, прилежно налегая на весла целый день и всю ночь, достигли берегов острова, кишевшего птицами с черным и бурым оперением. Птицы истошно кричали и пытались клевать непрошеных гостей. И те покинули остров, не решившись даже высадиться на нем.

На этом острове путники обнаружили множество всяких птиц, а также странного человека, единственной одеждой которому служили его собственные волосы. Мэл Дуин и его спутники поспешили спросить бедного отшельника, кто он и откуда родом. Тот поведал им, что он сам родом из Ирландии и что он бросил в волны посреди моря клочок своей родной земли [69]. Бог благоволил превратить этот клочок в уединенный островок, который каждый год увеличивался на 1 фут, и каждую весну на нем вырастало новое дерево. Морские птицы — это и есть его родные и близкие, пребывающие здесь вплоть до Судного дня, так что ангелы приносят им небесную пищу. Путники провели у отшельника три дня и три ночи, а затем продолжили свое плавание.

Здесь путники обнаружили небольшую келью из золота; почва на острове была белой и мягкой, как пух. В келье их глазам предстал еще один отшельник, точно так же прикрывавший наготу своими собственными волосами. В келье бил волшебный фонтан, дававший по средам и пятницам воду, по воскресеньям и дням памяти мучеников — молоко, а по праздникам памяти апостолов, Пресвятой Девы Марии, св. Иоанна Крестителя и на Святках — эль и вино.

Подплывая к этому острову, скитальцы еще издали услышали странные звуки, напоминающие лязг и звон железа в огромной кузнице, а также разобрали оглушительные слова великанов, разговаривавших друг с другом. «Совсем как малые дети, — заметил один из великанов — плывущие к нам в детском корыте». Услышав это, Мэл его спутники принялись грести в обратную сторону, развернув свое утлое суденышко, чтобы великаны не догадались, что они пустились наутек. Однако вскоре великан-кузнец, догадавшись, вышел из своей громадной кузницы, держа громадными щипцами не менее громадную глыбу раскаленного железа, и поспешно опустил ее в воду, так что вода вокруг них тотчас забурлила и закипела, a плывшиих в лодке так и обдало паром.

После этого они еще много дней носились по волнам, пока, наконец, не оказались в странном море, похожем на зеленое стекло. Оно было настолько прозрачным, что сквозь него можно было разглядеть камни и даже песчинки на дне морском; в нем среди подводных камней не было никаких чудищ и отвратительных тварей — ничего, кроме чистых камешков и зеленого песка. Путники целый день плыли по этому удивительному морю, любуясь его роскошью и великолепием.

Затем путники очутились в еще более странном оре даже их утлой лодки. В глубине вод они заметили небольшую крепость, окруженную со всех сторон живописной равниной. Там на ветвях дерева сидело какое-то ужасное чудище, над которым мирно паслось стадо коров, а внизу, под ним, расхаживал вооруженный воин. Однако, несмотря на присутствие воина, чудище то и дело вытягивало свою длинную шею, хватало одну из бедных коров и пожирало ее. Во время плавания по этому призрачному путешественники видели немало всяких ужасов и чудес.

Приближаясь к этому острову, Мэл Дуин и его спутники заметили, что вокруг него вздымаются огромные волны, и увидели толпу странного вида людей, кричавших во весь голос «Это они, это они!», так что скитальцы от страха едва не лишились чувств. Тогда на берегу появилась некая женщина, принесла какие-то крупные орехи и раздала всем. Удаляясь от странного острова, путники услышали, как люди на берегу спрашивали друг друга. «Да где же они? Куда они запропастились?»— Они уплыли прочь.

— А вот и нет!

«Это весьма походило на то, — говорится далее в предании, — как если бы кто-то некогда поведал жителям острова пророчество о том, что однажды к ним явятся чужеземцы и изгонят их с их родного острова, и бедные островитяне решили, что теперь оно исполняется».

На одном конце этого острова била мощная струя воды, которая, словно арка или, лучше сказать, радуга, повисала над ним и падала на другом его конце. И стоило только странникам погрузить в эту струю свои копья, как на их наконечниках сами собою нанизались столько лососей, что вскоре весь остров переполнился битой рыбой, так что гости даже не смогли погрузить всю ее на свою лодку.

Следующее чудо, ожидавшее странников, — один из самых поразительных и запоминающихся эпизодов во всем их путешествии. Этим чудом была квадратная серебряная колонна, поднимавшаяся со дна моря. Каждая из ее сторон была шириной с добрых два взмаха весел лодки. Под колонной не было видно ни камня, ни клочка земли; она росла прямо из пучины морской, а вершина ее терялась высоко в небе. С этой вершины прямо в море свешивалась Огромная серебряная сеть, сквозь ячейки которой свободно проплыла лодка путников И как только она выбралась из сети, Дуиран зацепил багром кусок сетки — Смотри только не оторви ее, — заметил Мэл Дуин, — ибо это — творение рук поистине всемогущего человека. Дуиран возразил:

— Клянусь, так я и сделаю во славу имени божьего, чтобы люди поверили в правдивость наших рассказов и, если мне будет суждено вернуться живым в Ирландию, я возложу этот кусок серебряной сетки на алтарь церкви в Армаге. — И когда впоследствии этот кусок действительно взвесили в Армаге, оказалось, что он весит целых две с половиной унции [70]."И тогда они услышали голос, раздававшийся с самой вершины той колонны, твердый, громкий и сильный. Однако они не знали языка, на котором он говорил, и так и не поняли ни единого слова"

Следующий остров, представший скитальцам, лежал на возвышенной подошве, или своего рода пьедестале, поднимавшемся прямо из моря, и мореплаватели никак не могли подобраться к нему. Но затем они заметили у основания пьедестала дверь, закрытую на замок, и никак не могли открыть ее и отплыли прочь с этого странного острова, так и не повидав его жителей и не перемолвившись с ними ни единым словом.

На этом острове Мэл Дуин и его спутники обнаружили мощный дун (замок), стены которого окружали большой дворец. Странники решили высадиться на берег. И, взобравшись на холм поблизости, осмотреть с него окрестности. В дуне они увидели нескольких девушек, спешно готовивших для кого-то ванну. Вскоре появился некий всадник в богатых одеждах, спрыгнул с коня и вошел в замок, передав поводья своего скакуна одной из девушек.

Путник направился к ванне, и путники увидели, что это была женщина. Вскоре после этого одна из девушек поспешно приблизилась к ним, поманила и проговорила. «Королева приглашает вас в гости». Путники не заставили себя долго упрашивать, вошли в замок и тоже приняли ванну. Затем их пригласили к столу, и напротив каждого из них уселась прелестная девушка, а напротив Мэл Дуина сидела сама королева. И Мэл Дуин воспылал страстью к королеве, а его спутники — к своим девам; и каждой паре возлюбленных был отведен особый покой с роскошным ложем. Когда же настало утро, и странники собрались продолжить свой путь, королева не отпустила их и сказала. «Оставайтесь у нас, и вы никогда не изведаете печальной старости, ибо здесь вы навсегда останетесь молодыми и пылкими, и восторги и утехи минувшей ночи никогда не кончатся. Вам больше незачем странствовать по морям с острова на остров».

Затем королева поведала Мэл Дуину, что она — мать семнадцати девушек, которых они только что видели, а ее муж был королем этого острова. Он давно скончался, и с тех пор она правит вместо него. Каждый день она уезжает из замка на просторную равнину, где совершает суд над своими подданными, а вечером возвращается в свой дун. Путники провели у королевы три долгих зимних месяца, но, когда те подошли к концу, оказалось, что они пробыли на острове целых три года. Узнав об этом, спутники Мэл Дуина очень опечалились и захотели поскорей вернуться к себе на родину.

— Подумайте, — обратился к ним Мэл Дуин, — где мы еще найдем страну лучше, чем эта? Но его воины не желали ничего слушать и только печально сетовали на судьбу, а под конец заявили: «Видно, Мэл Дуин очень любит свою жену и не хочет расставаться с ней. Раз ему так нравится, пускай остается здесь навсегда, а нам пора возвращаться домой» Однако Мэл Дуин все же не захотел оставаться на острове один, без друзей, и как-то раз, когда королева, как обычно, отправилась вершить суд и расправу, мужи ирландские поспешно спустили лодку на воду и вышли в море. Но не успели они отплыть подальше, как королева, узнав об их бегстве, примчалась на берег, держа в руках моток веревки, и бросила веревочную петлю в сторону беглецов. Мэл Дуин поймал веревку на лету, но она так крепко приклеилась к его руке, что ему не удалось сбросить ее и королева, изо всех сил тянувшая за веревку, опять вернула лодку с ирландцами к берегу. И тем поневоле пришлось остаться на острове еще на три месяца.

Они еще дважды пытались бежать, и оба раза повторялась та же самая история. Наконец спутники Мэл Дуина стали упрекать его, что он нарочно не выпускал веревку из рук, чтобы не разлучаться с любимой женщиной. При очередной попытке бежать с острова веревку поймал другой воин, и Дуиран тотчас отрубил ему руку, и та вместе с веревочной петлей упала в море. "И когда королева вытащила конец веревки вместе с обрубком руки, она принялась рыдать и причитать, да так громко, что весь остров превратился в один сплошной плач. Так странникам наконец удалось вырваться с Острова Женщин.

На этом острове росли деревья, усыпанные крупными красными ягодами, дающими опьяняющий сок. Путники развели его водой, чтобы он действовал не так сильно, наполнили им все бочки на борту лодки и продолжили свой путь.

Этот остров был очень просторным; на одном его конце в изобилии росли раскидистые дубы и тисы, а на другом паслись стада овец и сверкало небольшое озеро. Здесь путники увидели маленькую церковь и даже крепость; затем их глазам предстал древний седой монах, единственной одеждой которого были его собственные волосы. Мэл Дуин спросил старца, кто он и откуда.

— Я — последний из пятидесяти монахов монастыря Св. Бреннана Биррского, — отвечал тот. — Мы отправились в паломничество и оказались в океане. Все братья-монахи один за другим умерли, оставив меня одного. — С этими словами старец показал гостям некую таблицу (календарь?) святого Бреннана, и те поверглись перед ней, а Мэл Дуин даже облобызал ее.

Здесь странники провели несколько месяцев, питаясь овцами, пасшимися на острове. Но вот однажды гости увидели некое облако, приближавшееся к ним с юго-запада. Когда же оно приблизилось к ним почти вплотную, они увидели взмахи крыльев и догадались, что это — некая громадная птица. Она прилетела на, остров откуда-то с моря, очень устала и ослабела и, опустившись на холм неподалеку от озера, принялась поедать красные ягоды, похожие на виноградные гроздья, которые росли на громадных — величиной со столетний дуб — ветвях дерева. При этом сок струями стекал в озеро, туда же падали и клочья ягод, окрасив воду в нем в ярко-красный цвет.

Опасаясь, как бы эта гигантская птица не схватила их в когти и не унесла за море, спутники Мэл Дуина поспешно спрятались за деревьями и в страхе следили за чудищем. Однако затем Мэл Дуин спустился к подножию холма, но птица не причинила ему никакого вреда, и его спутники поспешно последовали за ним, прикрываясь щитами, а один из них даже дерзнул сорвать ягоды с той самой ветки, которую птица держала в когтях, но та и тогда никак не отреагировала на это и даже не заметила их. И тогда скитальцы, приглядевшись, увидели, что она — старая-престарая, а оперение ее давно выцвело и поистрепалось.

В полдень с юго-запада прилетели два орла и, усевшись прямо напротив громадной птицы и немного отдохнув, принялись за дело, склевывая огромных насекомых, кишмя кишевших на ее клюве и возле глаз. Орлы продолжали свое дело до самого заката, а когда он наступил, принялись вместе с птицей-великаном клевать красные ягоды. Наконец, на следующий день, когда престарелое чудище полностью очистилось от всяких насекомых, оно вспорхнуло и опустилось прямо в озеро, и те же два орла продолжали чистить ее оперение. На третий день странная птица все так же чистилась и плескалась в озере, хлопая крыльями по воде, а затем, внезапно взмыв в воздух, трижды облетела вокруг острова и унеслась в том же направлении, откуда прилетела. Теперь она держалась в воздухе гораздо крепче и Увереннее, словно показывая всем своим видом, что она совершила мистический переход от дряхлой старости к молодости, ибо, по словам пророка: «Юность твоя обновилась, как крылья орла».

Увидев это, Диуран предложил:

— Давайте и мы тоже искупаемся в озере и обновимся в тех же водах, что и она— Нет уж лучше не надо, — возразили другие, — Она ведь оставила в этой воде весь свой яд.

Но Диуран не стал их слушать; он нырнул в озеро и даже отпил воды из него. С тех пор до самой его смерти глаза его сохраняли остроту и зоркость, он не потерял ни одного зуба и ни одного волоса с головы, ни, более того, не знал ни хворей, ни болезней.

После того путники попрощались с гостеприимным отшельником и покинули остров.

Здесь спутники Мэл Дуина увидели большую толпу людей, хохотавших и резвившихся беззаботно, словно дети. Решили бросить жребий, кому из них отразиться на разведку на берег, и выпал жребий последнего сводного брата Мэл Дуина. И едва тот ступил на землю острова, как тоже принялся хохотать и веселиться вместе со всеми, и никак не мог ни остановиться, ни возвратиться к своим друзьям в лодку. И тем пришлось оставить его и, подняв парус, выйти в море [71].

Вскоре после этого путешественники заметили небольшой остров, окруженный со всех сторон огненным валом. С одной стороны этою вала виднелось отверстие, и, когда путники оказались прямо напротив него они увидели сквозь него весь остров и даже его обитателей, мужчин и женщин, многие из которых были удивительно красивы и носили массу всевозможных украшений и бус, а в руках держали странные золотые сосуды. Затем до слуха путешественников донеслись звуки дивной музыки. Долго Дуин и его спутники стояли как завороженные, созерцая сказочное зрелище, а затем, «насытившись им, постарались сохранить в сердце приятную память о нем».

Носясь по морю, путешественники вдруг увидели нечто, что поначалу приняли было за белую птицу, сидевшую на воде. Подплыв поближе, они увидели, что перед ними — седой старец, единственной одеждой которому служили его собственные белоснежные волосы. Старец то вставал, то вновь в отчаянии повергался на камни.

— Я монах с Тораха [72], — заговорил старец, — и вот теперь вынужден влачить свои дни на этом проклятом острове. В монастыре я был поваром и нередко крал пищу, предназначенную для братии, продавал ее, а деньги припрятывал. Со временем я накопил немало дорогих облачений, медных сосудов и книг в золотых переплетах — словом, всего, чего только может пожелать человек. Нечего и говорить, что сердце мое переполняла гордость.

Однажды, копая могилу, чтобы похоронить в ней какого-то мужлана, выброшенного волнами на остров, я услышал голос, доносившийся откуда-то снизу, где, видимо, покоился некий святой Голос произнес:

— Не смей класть труп этого грешника на меня, святого и благочестивого мужа!

После этих слов монах решил похоронить труп грешника в каком-нибудь другом месте, и за это ему было обещано воздаяние в жизни вечной. Вскоре после этого он погрузил в лодку все свои неправедно нажитые сокровища, собираясь покинуть остров. Попутный ветер подхватил его суденышко и унес его далеко в море, но, как только берег скрылся из виду, ветер утих и лодка застыла на месте. Прямо перед собой он увидел некоего мужа, сидевшего на воде. Разумеется, это был ангел.

— Куда путь держишь? — спросил его муж.

— Плыву куда глаза глядят, ищу приятного пути, — отвечал монах.

— Ну, если бы ты знал, кто и что вокруг тебя, путь этот не показался бы тебе приятным, — возразил муж. — Всюду вокруг, насколько хватает взгляд, — тучи мрачных демонов, привлеченных сюда твоей жадностью и гордыней, воровством и прочими грешными деяниями. Лодка твоя застыла на месте и не двинется с него, пока ты не исполнишь моих повелений, а тебя самого будет терзать адское пламя.

С этими словами муж приблизился к лодке и положил руку на плечо монаха, который покорно обещал исполнить его волю.

— Поскорее брось в пучину, — произнес ангел, — те богатства, которые лежат в лодке.

— Очень жаль, — вздохнул монах, — что все они падут прахом.

— Знай, что они не пропадут. Есть некий муж, которому они принесут пользу.

Услышав эти слова, монах без возражений побросал все свои сокровища в море, оставив лишь простенькую деревянную чашу, и взялся за весла. Ангел дал ему немного сыворотки и семь хлебцев, завещав на прощание претерпевать все невзгоды до тех пор, пока его лодка не остановится. Ветер и волны уносили его все дальше и дальше, и в конце концов его утлая лодка остановилась возле скалы, на которой путешественники и нашли его. Вокруг него не было ничего, кроме голой скалы, но, вспомнив слова ангела, монах тотчас шагнул на самый край скалы, омываемый накатывающимися волнами. Лодку мгновенно унесли волны, а скала стала чуть попросторнее, так что он смог даже сесть на ней. Там монах провел целых семь лет, питаясь выдрами, которых приносил ему прямо из моря волшебный лосось. Тот же лосось приносил ему пылающие поленья и уголья, чтобы монаху было на чем приготовить себе пищу. Его деревянная чаша каждый день сама собой наполнялась отменным вином. «И за все эти годы меня не мучили ни стужа, ни зной».В полдень на скале само собой появилось волшебное угощение для всех гостей, и тогда престарелый отшельник сказал им:

— Вы непременно вернетесь на родину, а ты, о Мэл Дуин, скоро найдешь убийцу твоего отца, ибо он встретится тебе в крепости. Но ты не должен убивать его; прости ему его грех, ибо всеблагой господь спас тебя самого от множества бед, да и все твои спутники таковы, что вполне заслуживают злой смерти.

Услышав это, путники попрощались с монахом и продолжили свой путь.

Остров этот оказался необитаемом, если не считать того, что на нем паслись стада быков и овец. Путешественники высадились на нем и досыта наелись баранины. Затем один из них заметил сокола. — Видите! — воскликнул он. — Этот сокол — совсем такой же, как те, что водятся у нас в Ирландии.

— Не спускай с него глаз, — велел Мэл Дуин, — Запомни, в какую сторону он полетит отсюда.

Вскоре сокол направился на юг, и весь день до самой ночи изо всех сил стараясь поспеть за ним.

И в сумерках они заметили вдали землю, похожую на берега Ирландии, и вскоре увидели маленький островок, к которому поспешно пристали. Оказалось, что это — тот самый остров, на котором жил злодей, некогда убивший Эйлилла.

Они поспешили в дун, возвышавшийся на острове, и услышали голоса мужчин, разговаривавших о чем-то за ужином. Наконец, один из них произнес:

— Да, если бы нас нашел теперь Мэл Дуин, нам пришлось бы худо.

— Ну, Мэл Дуин давным-давно утонул, — возразил другой.

— А может, именно он-то и разбудит нас сегодняшней ночью, — заметил третий.

— Но если он впрямь явится нынче ночью, — протянул четвертый, — что нам тогда делать?

— Ну, на этот вопрос нетрудно ответить, — отозвался их предводитель. — Если он пожалует сюда, его надо принять с подобающим почетом; ему ведь довелось испытать немало бед и страданий. Услышав это, Мэл Дуин постучал в дверь деревянным молотком.

— Мэл Дуин явился, — громким голосом проговорил он. Затем он и его спутники мирно вошли в крепость, и хозяева встретили их с почестями и подали гостам новые одежды. Затем гости принялись рассказывать о чудесах, кои господь бог явил над ними. По словам «священного поэта» древности, Наес olim meminisse juvabit [73].

Затем Мэл Дуин вернулся домой, к своим родичам, а Диуран Рифмач, сумевший-таки довезти до дома обрывок серебряной сети, оторванный им от того самого столба, торжеcтвенно возложил его на алтарь в Армаге в знак воспоминания о чудесах, явленных богом во время их скитаний. А потом они вместе поведали всей Ирландии обо всем, что с ними было, об удивительных чудесах, которые им довелось узреть на суше и на морс, и о бедах, кои им пришлось претерпеть в пути.

Сага завершается такими словами: "И тогда Прекрасный аэд [аэд Финн [74]], верховный аэд Ирландии, сложил эту сагу в том виде, как она представлена здесь. Сделал он это ради услаждения живых и поколений ирландцев, которые жили и живут после него".

ЧАСТЬ III. БОГИ БРИТТОВ И ЛЕГЕНДЫ О НИХ

Глава 18. БОГИ КЕЛЬТОВ БРИТАНИИ

Мифы и легенды о богах древних бриттов дошли до нас в столь же компактном или, наоборот, развернутом изложении, что и мифы о гэльских божествах, сохранившиеся в стариных ирландских и шотландских манускриптах. Они тоже немало пострадали от упорных попыток эвгемеристов провозгласить их простыми людьми, со временем превращенными в богов. Лишь в знаментих «Четырех ветвях Мабиноги» боги бриттов предстают в своем подлинном облике — как существа сверхъестественные, обладающие необъятными познаниями в магии и колдовстве, существа, для окторых нет никаких ограничений и преград, сковывающих простых смертных. Помимо этих четырех фрагментов древней мифологической системы, а также весьма и весьма скудных упоминаний в наиболее ранних валлийских поэмах и стихах, богов древних бриттов можно встретить разве что под чужими масками и именами. Некоторые из них со временем превратились в королей в «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, носящей более чем апокрифический характер. Другие удостоились даже незаслуженной канонизации [75], и, для того чтобы увидеть их подлинный облик, с них необходимо совлечь поверхностный флер церковного почитания. Третьи пришлись особенно по душе франко-норманнским авторам авантюрно-любовных романов, став прославенныи рыцарями и героями, известными в наши дни под именем рыцарей короля Артура и Круглого стола. Но какие бы личины они ни надевали, под ними все равно просвечивает подлинная сущность этих персонажей. Дело в том, что гэлы и бритты — это две ветви одного и того же древнего народа, кельтов. Во многих и многих богах бриттов, сохранивших весьма близкие имена и атрибуты, мы без особого труда узнаем хорошо знакомые черты гэльских божеств знаменитого клана Туатха Де Данаан.

Иногда в мифах боги бриттов предстают разделенными на три семейства — «дети Дон», «дети Нудда» и «дети Ллира». Однако на самом деле таких семей не три, а две, ибо Нудд, или Ллудд, как его еще называют, тогда как он сам именовал себя сыном Бели, был не кем иным, как супругом богини Дон. Нет никаких сомнений, что сама Дон — то же самое божество, что и Дану, праматерь богов клана Туатха Де Данаан, а Бели — британский аналог гэльского Биле, великого отца Диса или Плутона, который изгнал первых гэлов из Гадеса (Аида) и отдал им во владение Ирландию. Что же касается другого семейства, «детей Ллира», то мы с ним уже знакомы, ибо Ллир бриттов — это не кто иной, как хорошо известный гэльский бог моря Лир. Эти два семейства, или клана, обычно находятся в оппозиции друг к другу, а военные столкновения между ними, по всей видимости, символизируют в мифах бриттов тот же самый конфликт между силами неба, света и жизни, с одной стороны, и силами моря, тьмы и смерти — с другой, который нам уже знаком по гэльской мифологии, где он описывается как постоянные битвы богов Туатха Де Данаан со злобными фоморами.

Дети Дон — это, вне всякого сомнения, боги неба. Имена их записаны на небесах в виде созвездий. Сияющее W, которое мы сегодня называем Волосы Кассиопеи, было для наших далеких предков-бриттов так называемым Ллис Дон, то есть «Двором Дон», наш Северный Венец — Каэр Аранрод, то есть «Замком Аранрод», дочери богини Дон, а Млечный Путь — «Замком Гвидиона», сына все той же Дон. Более того, самый великий из ее детей, Нудд, или Ллудд, положивший со временем начало своей собственной династии, выполнял у бриттов, как, впрочем, и у гэлов, функцию кельтского Зевса. Его титулярный эпитет, Ллав Эрейнт, то есть «Серебряная Рука», позволяет отождествить его со знаменитым Нуадой Серебряная Рука. Легенда, объясняющая происхождение этого яркого прозвища, на землях Британии со временем была утрачена, но нет никаких сомнений, что перед нами — тот же самый персонаж, о котором говорится в ирландских легендах. Вместе с этой, а также со многими другими легендами навсегда ушли в прошлое непосредственные упоминания о битвах между небесными богами и их врагами, напоминающими фоморов. Однако одно древнее валлийское предание повествует, как он, на этот раз под роскошной личиной короля Британии, положил конец трем колдовским «моровым поветриям», уничтожавших жителей его страны (см. главу 26 «Упадок и низвержение богов»). Помимо этого, мы встречаем его под его собственными именем, Нудд, в широко известной валлийской триаде, где он выступает в качестве одного из «трех славных героев острова Британия»; другая легенда объявляет его владельцем двадцати одной тысячи молочных коров — формула, которая для примитивного сознания служила символом несметного богатства. Обе они в равной мере работают на имидж небесного бога, победоносного в битвах, несметно богатого, щедрого и доброго. Что же касается материальных памятников широкого распространения культа этого бога, то в них нет недостатка. Во времена римского владычества в Лидии, на берегах Северна, был воздвигнут храм Ноденса, или Нуденса.