Авантюра леди Шелдон

Эмилия Остен

Авантюра леди Шелдон

Глава 1

«Возможно, нет ничего необычного в том, чтобы женщина отправлялась в путешествие с целью познания окружающего мира, расширения кругозора или культурных исследований; однако же – и я полностью в этом убеждена – она обязана притом оставаться женщиной. Нет ничего достойного в том, чтобы, уподобляясь мужчинам, носить брюки, высокие сапоги и рубаху с жилеткой, надевая сверху модный сюртук; даже дикари в африканских джунглях должны видеть, что англичанка, которая забралась так далеко, не боится запачкать юбки в зловонном болоте».

Англия, 1876 год

– У меня для тебя две новости, – сказала леди Уэйнрайт, – и если вторую еще можно счесть приятной – или, во всяком случае, ты ее можешь таковой посчитать, – то первая не слишком хороша. Сядь.

Роуз опустилась в кресло напротив бабушки, сложив руки на коленях (дань скорее привычке, чем благовоспитанности) и, слегка улыбнувшись, промолвила:

– Я вся внимание.

– Герберт умер.

– Вот черт! – не удержавшись, высказалась Роуз. Впрочем, бабушка крепкие выражения внучки пропускала мимо ушей, да и сама иногда отпускала соленое словцо. Так что лишь кивнула:

– Точнее и не скажешь, девочка моя. Вот черт – это самое мягкое описание ситуации. Как ты понимаешь, с сего момента для нашей семьи настало время перемен. Ко мне обратился душеприказчик покойного графа Дарема, некий мистер Липман, и попросил – я бы сказала даже, потребовал, однако напрямую требовать у меня он не решился, – чтобы мы немедленно отыскали Александра.

Несмотря на то что новость о смерти Герберта была печальной, Роуз не сдержала улыбки. Требовать что-то от бабушки Эммы – все равно что пытаться разогнать ивовой веточкой грозу. Эмма не поддавалась давлению, не реагировала на шантаж и провокации и никогда никому не повиновалась, кроме мужа. Вернее, мужей, так как за свою жизнь бабушка связывала себя брачными узами дважды.

– Я представляю, что ты ему сказала.

– Ничего особенного, моя дорогая. – Узкое благородное лицо леди Уэйнрайт светилось от удовольствия – явно при воспоминании о разговоре с нотариусом, над которым она одержала верх. Впрочем, довольное выражение тут же исчезло, сменившись беспокойством. – Однако ты понимаешь, какие проблемы это нам принесло?

– Проблемы, насколько я вижу, у моего кузена, а не у нас, – заметила Роуз. – В какие сроки ему надлежит явиться к этому мистеру Липману?

– В права наследства он вступит только через полгода, однако передача титула – дело хлопотное, и душеприказчик хотел бы начать как можно скорее. После того как я показала ему, что с нашей семьей не шутят, он сделался невероятно вежлив и едва ли не на коленях умолял меня поскорее послать весточку Александру. И ты не права, деточка, когда говоришь, что проблемы у Александра. Они, увы, и наши тоже.

– Но что плохого? Мой кузен станет графом Даремом. Хотя кто бы мог это ожидать. – Роуз постучала указательным пальцем по нижней губе, как всегда делала в задумчивости. – Нам остается лишь греться в лучах его славы. Мне ужасно жалко бедного Герберта, он вроде не был стар?

– Ему не исполнилось и пятидесяти. Вот до чего доводит невоздержанность в вине и пристрастие к связям с дурными женщинами. Слава богу, он хоть картежником не был, – фыркнула бабушка. Она дотянулась до кисета, лежавшего на низком столике рядом, и начала набивать трубку. – Но каждый из нас имеет маленькие скверные привычки.

– Однако титул налагает большую ответственность, – возразила Роуз, – а ты ведь не графиня Дарем.

– И никогда не стремилась. Упаси боже! Нет, этот титул пусть носит та дряхлая старуха, а я обойдусь. Но вот Александр… – Бабушка энергично уминала табак крепкими желтоватыми пальцами. – Болезнь, сгубившая Герберта, явилась закономерным следствием его распутного образа жизни, поэтому в приличном обществе мы будем говорить, что бедолага умер от простуды. Его кузина, эта старая дева Бриджит, все мне написала. Письмо на каминной полке, потом ты можешь его прочесть. Но дело не в нем, а в твоем кузене. И тут мы подходим ко второй новости.

– Если мистер Липман так хочет найти Александра, почему бы ему не написать Александру?

– Потому что никто не знает, куда писать. В последний раз я получила от твоего кузена весточку… дай-ка вспомню… да, больше восьми месяцев назад. Письмо пришло из Каира. С тех пор Александр мог уехать и снова затеряться, и мы его не отыщем, пока он сам того не захочет.

– Как будто мы когда-то стремились его искать.

– Это верно. – Бабушка сделала паузу, достаточную, чтобы закурить. Роуз терпеливо ждала. Выпустив колечко ароматного дыма, Эмма покивала, удовлетворенная результатом, и продолжила: – Но сейчас все изменилось. Мальчишка не может пропадать годами, будучи графом Даремом; хочет он того или нет, ему придется появиться в Англии. Каждый дворянин знает свой долг перед обществом, и, поверь мне, Александру он тоже прекрасно известен. Все, что требовалось от него, как от лорда Уэйнрайта, он исполнял, но требовалось-то немного. Я весьма ценю его доверие, и мне нравится управлять тем, что у нас есть, однако я не вечна. Александр это знает. – Еще несколько колечек медленно поплыли к потолку, украшенному деревянной резьбой: надувшие щеки херувимы, головки беспечных чертенят… – Когда он был здесь в последний раз, мы обо всем договорились.

– И ты мне об этом рассказывала, – нетерпеливо произнесла Роуз. – Тогда в чем же вопрос? Александр наверняка иногда получает почту. Нужно разослать письма – в отели, где он привык останавливаться, или его друзьям – и ждать. Он объявится.

По правде говоря, кузен Александр не слишком волновал Роуз. Она не видела его с тех пор, как была тринадцатилетней девчонкой, и почти не помнила. Кузен не любил Англию и редко появлялся здесь – по правде говоря, с тех пор его никто не видал ни разу, – а правила семьи были довольно просты: каждый волен делать то, что ему заблагорассудится, и распоряжаться своей жизнью в меру своего разумения.

Только однажды Роуз пришлось поступить так, как желала не она сама, а как требовалось семье. Об этом не хотелось вспоминать, но Роуз не сожалела. И решение тогда принимала все равно она.

– Не думаю, – покачала головой бабушка. – Ты же понимаешь, что это может затянуться. Потому я и позвала тебя.

Роуз заподозрила подвох немедля.

– Не хочешь ли ты сказать, – медленно произнесла она, – что этим должна заняться именно я?

– Приятно, что ты так догадлива. Да, я хочу просить тебя об этой услуге.

– Написать несколько писем? Охотно.

– Найти Александра. Отправиться в Каир и отыскать его, а если его там нет – выяснить, куда он уехал. Ведь ты уже бывала в Каире и намеревалась посетить его вновь.

– Но, бабушка! – воскликнула Роуз в замешательстве. – Ты же знаешь, что я собираюсь в Россию!

Почти все уже было готово к путешествию: вещи собраны, билеты на пароход приобретены, наступившая весна вскрыла лед на реках даже на далеком Севере, а значит, корабль без проблем достигнет Санкт-Петербурга… Роуз давно манил блеск дворцов русской Венеции, о которой она много читала, и с недавних пор мечта побывать там превратилась практически в навязчивую идею. Из таких вот идей рождались все ее путешествия. И все они оказались блестящими. В общем, откладывать столь давно желаемую поездку из-за того, что кузен Александр не позаботился оставить адрес…

– Я все помню; или ты хочешь намекнуть, что память у меня уже не та? – возмутилась Эмма. – Твой пароход должен отплыть через неделю. Однако бывают обстоятельства, которые сильнее нас. Конечно, я могу послать кого-нибудь из слуг разыскивать Александра, только вот… нет никакой гарантии, что, даже если этот слуга разыщет твоего кузена, новоиспеченный граф Дарем станет его слушать. А тебя он послушает. Ты умеешь заставить человека обратить на себя внимание.

Роуз хмыкнула.

– Это, наверное, комплимент. Спасибо.

– Конечно, комплимент, девочка моя! Есть еще одна причина, по которой я хочу просить именно тебя заняться этим делом. У тебя есть нюх, точно такой же, как у нас всех, и такой же, как у Александра. Ты сможешь поймать в силки его мятежную душу – если ты понимаешь, о чем я говорю. Сможешь догадаться, куда он мог отправиться, если его нет в Каире. И я тебя знаю, ты словно ищейка: если уж встала на след, бежишь до конца.

– Это я тоже посчитаю комплиментом… Бабушка, но как же мои планы? Я так хотела отправиться в Россию. У меня уже все готово. А ты хочешь, чтобы я перепаковала сундуки и уехала в Каир, тогда как меня ждут в Санкт-Петербурге…

– Подождут. Семейные дела иногда требуют нашего участия.

– Я это знаю, – тихо промолвила Роуз.

Эмма виновато на нее посмотрела.

– Извини! Временами я говорю что думаю, не заботясь о том, как это прозвучит. Я очень сожалею, что вынуждена обращаться к тебе с такой просьбой; ты же знаешь, меньше всего я желаю тебя огорчить. Но нынче мне и вправду нужна твоя помощь. Я компенсирую тебе все затраты на путешествие, а также – поездку в Россию тоже оплачу. Или нет, еще лучше! Ее оплатит Александр.

Роуз не удержалась от смеха.

– Скупым он никогда не был, как ты говорила, только возвращению не обрадуется… Мне не нужны такие жертвы. Я могу подумать?

– Не слишком долго. Если ты не согласишься, все-таки придется посылать кого-нибудь из слуг.

– Тогда я дам ответ к вечеру. А сейчас мне нужно пройтись.

Бабушка кивнула. Роуз поднялась, кивнула в ответ и вышла, оставив Эмму в комнате, залитой табачным дымом, как туманом.

В саду благоухали мелкие розочки и пахло надвигающейся грозой; ее косматое сине-серое покрывало уже затянуло половину неба. Туча надвигалась неотвратимо и очень медленно, словно растягивая удовольствие и пытку страхом для тех, кто боится грома и молний. Роуз не боялась, однако неразумно далеко уходить от дома в такую погоду. Она побрела по тропинке, уводившей вниз с холма, сквозь жасминовые заросли, в которых гнездились – и сейчас недовольно возились – соловьи.

Тропка, усыпанная гравием, привела Роуз к беседке, стоявшей под ивами на высоком берегу реки; крохотная речушка разливалась только весной, когда приходили очищающие дожди, питавшие ее. После грозы, подумала Роуз, вода в ней снова поднимется, станет зеленовато-бурой от взметенного со дна песка и ила, а затем муть успокоится и осядет, и тогда будет видно темное дно. Над редкими камнями начнут сновать узкие серебристые рыбки, которые годятся разве что кошкам на корм. А ивы станут печально шелестеть, выпевая свою невеселую песню – что-то о потерях, утратах и тех, кто не вернулся. Роуз иногда казалось, что ива – самое грустное дерево на свете.

Она села на скамью в беседке так, чтобы видеть реку, положила руки на перила, а подбородок – на руки. Солнце светило сквозь ивовые ветви, хотя это был уже не радостный, а тревожный, предгрозовой свет. Отсюда Роуз прекрасно видела долину с ее темными пятнами кустарников и перелесков, изумрудно-зелеными полями, желтыми глиняными полосками дорог и белыми пятнышками на склонах холмов – это паслись овцы. Далеко по дороге ехала телега, запряженная двумя лошадьми, за нею поднималась пыль, которую вскоре прибьет дождь.

Многие бегут из Англии для того, чтобы возвращаться сюда как можно реже, например, кузен Александр именно таков. Роуз любила свою страну. Путешествия прекрасны, там столько всего нового, столько яркого и даже волшебного, но хороши они не в последнюю очередь тем, что из них можно возвратиться домой. Пройтись по старому саду, провести ладонью по корешкам книг в библиотеке, которые читала в детстве, услышать осторожный писк мышей в старом амбаре или самой вычистить лошадь, на которой только что проехалась вдоль реки… Спать в своей комнате, которую любишь так, как не любишь ни один роскошный номер в отеле, ни одну экзотическую стоянку под открытым небом, когда звезды мерцают едва ли не в твоих волосах, а ветер заметает в палатки песок, словно поземку. В долгом странствии вспомнишь иногда золу на каминной решетке в гостиной, скрип полов и лестниц, тявканье собак на заднем дворе, мшистый запах у выложенного камнями источника – улыбнешься и подумаешь: «Как будет хорошо вернуться».

Каждый раз, прежде чем уехать, Роуз приходила сюда, в эту беседку. Здесь мысли текли неторопливо и вольно, словно облака над долиной, и казалось, что все всегда будет хорошо. За пределами беседки могли таиться неожиданности и даже неприятности, а в ней самой, за деревянными стенками с большими проемами, под куполом облезлой крыши, цветом сливавшейся с ивовой листвой, время точно останавливалось, запечатанное в спокойный, созерцательный миг, как насекомое в янтарь.

Роуз прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться: мешал налетавший порывами ветер. Итак, бабушка просит, чтобы она нашла кузена Александра. Кузена, которого Роуз видела только раз, да и то мельком.

Ей исполнилось тринадцать, и она гостила летом у бабушки здесь, в Холидэй-Корте, вместе с родителями, когда однажды Александр приехал – без предупреждения, как он любил. Роуз в тот день просто шла по дорожке из деревни (ей доставляло удовольствие изредка удирать туда и наблюдать издали за тем, как живут крестьяне), когда увидела всадника. На гнедой лошади, с волосами, цветом похожими на ее волосы, он показался ей стремительным и словно вырезанным из тумана или сошедшим с картинки в книге. Может, виною этой призрачности являлся пасмурный день, а может, весь облик Александра, который, как иногда выражалась бабушка, «всегда был не от мира сего». Он пронесся мимо, не удостоив Роуз ни взглядом, ни кивком, похоже, приняв ее за дочку служанки или за служанку – в то время она уже была довольно высокой. Девочка поспешила домой, чтобы узнать, зачем приехал этот гость и кто он, увидела, как конюх уводит взмыленную лошадь под дорогим седлом, и попыталась сунуться в бабушкин кабинет, но оттуда послышался голос Эммы, велевшей не мешать.

Лишь час спустя Роуз, уже приведшую себя в порядок, позвали вниз. Бабушка сказала:

– Поприветствуй своего кузена, Розамунд.

Пришлось сделать реверанс и смотреть в пол, как полагается воспитанной девочке. Дух бунтарства проснулся в Роуз немного позже, в ту пору она старалась вести себя хорошо, чтобы ей позволили почаще приезжать в Холидэй-Корт. Так что кузена девочка, считай, и не видела. Он сухо поздоровался с нею, его голос звучал холодно. Александр был старше ее на восемь лет, хотя за его деда Эмма вышла позже, чем за деда Роуз. Запутанные семейные связи.

Парой фраз их знакомство и ограничилось. Роуз запомнила лишь, что кузен чисто выбрит и выглядит старше своих лет, что он очень высокий, прямо как деревенская колокольня, а потом бабушка спросила, останется ли Александр на ужин. Он не остался, хотя с Эммой попрощался значительно нежнее, чем с кузиной. И уехал.

Так как же его искать? В доме его портретов не имелось, бабушка как-то упоминала, что Александр терпеть не может позировать живописцам или стоять перед камерой, пока на нем отточат искусство дагеротипии. Эмма ставит перед внучкой нетривиальную задачу – проще отыскать одного-единственного морского конька в океане, иглу в стоге сена и путника в пустыне Сахара, чем кузена Александра в огромном мире, где можно затеряться среди толп людей. Одну страну, правда, можно исключить – Англию. Ее, судя по словам бабушки, Александр просто не выносит.

Роуз понимала, что Эмма поймала ее на крючок: проснулся азарт. Во-первых, бабушка в чем-то права, свалившийся на Александра титул графа Дарема – общая семейная проблема. Многие сочли бы это даром небес, но только не их сумасшедшая семейка, всем титулам предпочитавшая интересную жизнь и новые впечатления. Во-вторых, сама задача представлялась сложной, а значит, способной увлечь. Ведь в путешествии важно не просто ехать вперед бесцельно, пусть оглядываясь по сторонам, но и идти к чему-то. Иногда это может быть объект, а иногда – какое-то открытие или же, например, достижение, вроде попытки пройти в одиночку на парусной лодке вокруг света. Невозможно, кажется, только вот если захочешь – невозможного не существует. И Роуз в чем-то понимала кузена, которому Англия с ее викторианской моралью, под правлением мудрой королевы, казалась крепко запертой коробочкой, где и повернуться-то тесно. Для людей подобного склада (бабушка уверяла, что Александр – вылитый дед, а уж своего мужа она знала как облупленного) это смерти подобно.

– Ты ведь уже приняла решение, – пробормотала Роуз, – так чего ждать?

Она поднялась и быстро зашагала к дому; вслед ей летел ветер, несущий первые капли дождя.

Глава 2

«Отправляясь в путешествие, главное – не позабыть дома три вещи. Первая – собственное достоинство, которое не следует утрачивать ни при каких обстоятельствах. Вторая – готовность узнавать новое, впитывать впечатления, радоваться каждому мигу и быть счастливой даже в неудачные дни. И третья – желание достигнуть цели во что бы то ни стало. Если уж вы отправились за сияющей у горизонта звездой, важно помнить, как ярко и заманчиво она светит».

Пароход «Святая Анна» был похож на здоровенное морское чудище, какими их, случается, изображают на гравюрах в толстенных фолиантах. Мощный корпус, скрывавший паровую машину, а для комплекта и надежности – три мачты, несущие парусное вооружение; творение первой половины века, «Святая Анна» по-прежнему совершала рейсы на Восток, и ничто ее не брало. Ни штормы, ни штили, ни недобросовестные чиновники. Именно так и выразился капитан, встречавший пассажиров на борту судна и каждого, кто был того достоин, одаривавший пространной речью.

Звали капитана Джек Лерой, он был выходцем из Ньюкасла, немолодым и вертлявым субъектом, ничуть не похожим на тех, чьи портреты любят публиковать в воскресных газетах для назидания и семейного чтения. Если бы перед журналистами стояла задача выбрать кого-нибудь в герои первой полосы, они прошли бы мимо капитана Лероя, даже не удостоив его взглядом. Между тем капитан, по всей видимости, был мастером своего дела, ибо на «Святой Анне» его почитали как морское божество, а корабль под его командованием не развалился, не оброс ракушками, но вот уже пятнадцать лет исправно ходил по морям и океанам. До того «Святая Анна» тоже не простаивала, «однако знали бы вы, леди Шелдон, какое это было корыто!».

Роуз кивала и улыбалась. Словоохотливого капитана можно понять: нынче с пассажирами кают первого класса у него недобор. Хотя английский туризм по-прежнему в режиме постоянного подъема, большинство путешественников, имеющих средства, предпочитают теперь более современные суда. Однако не пропадать же столь крепкому кораблю – вот и приходится снижать цены на билеты, пускать на борт всяческих авантюрных личностей и совершать рейс за рейсом, загружая в трюмы египетские ткани. Роуз подозревала, что половина этой болтовни не совсем правда, но капитану посочувствовала. Удовлетворенный ее расположением, Лерой стребовал обещание, что леди Шелдон непременно появится в кают-компании за ужином, и наконец отпустил ее.

«Святая Анна» строилась как пассажирско-торговое судно, однако в первую очередь предназначенное для людей, а потому каюты первого класса оказались довольно большими – по ним даже можно было пройтись в задумчивости туда-сюда, не натыкаясь на стены. Роуз делила свое временное жилище с компаньонкой, вдовой средних лет миссис Браун, немногословной и услужливой женщиной, исполнявшей в путешествиях также обязанности горничной. Гидеон, слуга и охранник, ночевал в трюме вместе с матросами – ничего оскорбительного и неудобного, так как сам он в прошлом был матросом.

Убедившись, что все в порядке, каюта вполне приличная и вещи размещены как полагается, Роуз, захватив кружевной зонтик, вышла на палубу, чтобы наблюдать за отходом судна. «Святая Анна» медленно, с пыхтением отваливала от причала, из труб валил сизый дым; отчетливо пахло тиной и солью. Роуз поднялась на мостик, где обнаружились еще трое пассажиров первого класса: семейная пара средних лет и молодой священник с красивым нервным лицом. Обменявшись с ними кивками (познакомиться можно и за ужином), Роуз положила руку в тонкой перчатке на ограждение мостика и стала смотреть, как судно проплывает мимо берега Темзы. Вот открылось устье реки, словно ворота в простор и свободу, – «Святая Анна» выходила в пролив, в борт ударила волна, и это первое приветствие моря заставило сердце Роуз вздрогнуть от радости.

Она так любила начало путешествий, что не могла этого описать. Впереди лежало все то, что предстоит узнать, найти и изведать; еще ничего не произошло, только самый первый день, который затем будет вспоминаться как нечто далекое и нереальное. Другие впечатления заслонят его, почти сотрут из памяти, но это чудесное ощущение, когда целый мир лежит перед тобою, не исчезнет. Роуз на мгновение зажмурилась, потом снова открыла глаза. Судно прибавило скорость, в лицо ударил пахнущий йодом ветер. То, что ранее Роуз приняла за облако на горизонте, оказалось идущим к устью чайным клипером; он прошел совсем недалеко, разминувшись с пароходом, и словно бы повеяло другими временами, которые теперь безвозвратно уходили в прошлое. Над клипером кружили чайки, обычно пугавшиеся пароходных труб и любившие паруса; Роуз даже разглядела на борту название – «Ригель».

– Красавец, верно? – Рядом остановился священник, тоже не сводивший глаз с груды воздушных парусов, плывущих к лежащему позади Лондону. – Говорят, скоро парусников не останется вовсе, железные суда полностью вытеснят их.

– Парусники будут всегда, – возразила Роуз. – Люди так просто от них не откажутся. Если человек может играть с ветром, он будет с ним играть.

Священник усмехнулся и протянул руку для приветствия.

– Хорошо сказано. Я отец Джонсон, Иеремия Джонсон.

– О, как пророк?

– Именно в честь пророка.

– Приятно познакомиться, отец Джонсон. Я Розамунд Эллингтон, леди Шелдон.

– Большая честь, леди. Вы впервые отправились в путь?

– Нет, не впервые.

Как он молод, подумала Роуз, хотя вряд ли старше ее самой; и явно если не из благородной семьи, то уж точно из приближенной. Слишком правильная речь, слишком хорошее знание правил игры, и билет первого класса. Скорее всего, второй или третий сын в семье, хотя она не могла припомнить титулованных Джонсонов. Впрочем, у него может быть фамилия отца или же он из нетитулованного дворянства – некоторые его представители владеют большими состояниями.

– А для меня это первое путешествие, – сознался отец Джонсон, кладя на перила широкие сильные ладони. – Хотя мне всегда нравилось море, и качка не пугает. Что такое качка по сравнению с той тьмою, что царит в сердцах людей, не знающих света истинной веры?

– Вы миссионер, – догадалась Роуз.

– Верно, миледи. Ну а вы? Или это тайна?

Роуз еще раньше решила, как станет отвечать на такие вопросы. Обычно она высказывалась без обиняков, поясняя, кто она такая – что ей скрывать? – но тут дело было семейное, потому пришлось ограничиться обтекаемым:

– Я плыву к кузену в Каир.

– Говорят, это красивый город.

– Очень красивый и своеобразный. Я бывала там.

– Надеюсь, вы расскажете мне о нем позже. Это было бы очень полезно для меня, – улыбнулся отец Джонсон.

Роуз улыбнулась в ответ.

– Конечно. А сейчас простите меня, я вас покину.

– Разумеется, миледи. – Он поклонился. – Лелею надежду на встречу за ужином.

Берег таял в предвечерней дымке, солнце уже клонилось к горизонту. «Святая Анна» издала длинный победный гудок, спугнувший с рей самых любопытных береговых чаек.

За ужином выяснилось, что пассажиров первого класса всего шестеро, включая Роуз. С отцом Джонсоном она уже познакомилась. Семейная пара оказалась четой Фултон, решившей провести месяц-другой в Александрии; еще имелся мистер Уорд, тощий субъект лет сорока, член Королевского географического общества; и мистер Гиббс, богатый торговец готовым платьем, одутловатый и краснолицый. Он держался особняком, чувствуя себя, по всей видимости, неуютно среди особ знатного происхождения, смотрел по большей части в тарелку и в беседе участия практически не принимал. Впрочем, и без его внимания она шла довольно оживленно. Кроме капитана, за обедом присутствовал также первый помощник, молодой и жизнерадостный, сразу всех к себе расположивший.

Роуз не любила рассказывать о себе случайным попутчикам, зато обожала задавать вопросы, и, благодаря этому ее скромному таланту, а также любопытству капитана Лероя, разговор не прекращался ни на минуту. Говорили о том, как проходит нынче жизнь в Египте, о плаваниях по Нилу, о дожде в Лондоне, о преобразовании Второй французской империи в Третью республику и прочих весьма интересных вещах. Роуз обмолвилась, что была в Испании два года назад, сразу после окончания гражданских войн, и ее тоже засыпали вопросами. Словом, расходились пассажиры, весьма довольные друг другом, а капитан – тот просто светился от счастья.

«Святая Анна» шла полным ходом, волны мерцали за бортом в лунном свете, и Роуз остановилась посмотреть на них. Другие пассажиры расходились по каютам, разговаривая, а она решила немного задержаться и подышать свежим воздухом. Компаньонка не считала нужным сопровождать ее на такие вот обеды (вернее, не считала нужным подобное сама Роуз), потому можно было наслаждаться спокойствием и относительным одиночеством. Вахтенный матрос поклонился Роуз и сказал: «Доброй ночи, мэм», – она кивнула в ответ и прошла на корму, туда, где можно постоять у борта, глядя на пенный след.

Ветер был свеж, и Роуз невольно поежилась. Но идти в каюту за шалью глупо, тогда уж проще сразу лечь спать. Она побудет тут немного и пойдет к себе, а пока есть время подумать.

Где искать Александра? Бабушка дала Роуз то самое письмо, пришедшее восемь месяцев назад; на конверте значился адрес одного каирского отеля. Сомнительно, что кузен до сих пор там, ведь он известен своей тягой к перемене мест, впрочем, как и любой член их семьи – похоже, это заразное, что-то вроде морового поветрия. Подумав о том, Роуз мысленно одернула себя: не хватало еще отпустить подобную шуточку при Александре, учитывая то, как умерли его родители.

Но для того чтобы отпускать при нем шуточки, кузена сначала нужно отыскать. Он может находиться где угодно; бабушка говорила, Александр даже до Америки добирался. Что, если придется пересекать Атлантику? Роуз собиралась когда-нибудь это сделать, однако не столь спонтанно. И все же есть в поисковом азарте нечто совершенно особенное. Наверное, именно из-за этого чувства англичане так любят охоту на лис.

Александр – хитрая рыжая лиса. С бабушкой у него прекрасные отношения, но даже до своего отъезда появлялся он в Холидэй-Корте так редко, что это можно было бы счесть пренебрежением. Эмма, впрочем, так не считала, и Роуз предоставляла решать ей – в конце концов, бабушке виднее. Если единственный и любимый внук носа не кажет, однако уверяет, что испытывает к старушке нежные чувства, – что ж, пусть будет так.

В его письме говорилось, что он собирается подняться к верховьям Нила и, несмотря на обилие крокодилов по пути, получить от этого удовольствие. Интересно, предпринял ли кузен ту поездку, а если да, чем все закончилось? Новых писем не приходило достаточно давно, и хотя бабушка уверяет, что поводов для беспокойства нет, они могут появиться. А если Александр пропал без вести? Что, если он давным-давно упокоился в желудке какого-нибудь крупного крокодила и даже личных вещей не осталось? Роуз полагала, что крокодилом в качестве нового графа Дарема мистер Липман не удовлетворится. У Александра же несомненное преимущество: он может прятаться сколько угодно, так как Роуз понятия не имеет, ни как он выглядит, ни чем сейчас занимается.

Бабушка попыталась описать внучке ее кузена – такого, каким Эмма его запомнила несколько лет назад, – но нельзя сказать, будто это сильно помогло. Под словесный портрет «молодой, красивый, каштановые волосы, почти как у тебя, детка, и глаза серые» подходила едва ли не четверть населения земного шара. Ну хорошо, пусть восьмая часть, но все равно это чертовски много народу. Придется положиться на удачу и совесть кузена Александра, письма которому тем не менее разослали во все концы.

Начинать следует с отеля в Каире, это совершенно очевидно. А дальше… как повезет.

Роуз зевнула и отправилась спать – миссис Браун наверняка уже начинает тревожиться.

То, что в путешествии стояла хорошая погода, можно было посчитать добрым знаком – во всяком случае, Роуз предпочитала думать именно так. Она проводила дни на палубе, сидя в кресле и читая или же глядя в морскую даль. Пароход исправно пыхтел в нужном направлении, периодически слева виднелась береговая линия и встречались другие суда: движение у берегов Европы было оживленным. Не раз близко подходили рыбацкие баркасы, с которых загорелые дочерна люди сбрасывали в ярко-синюю воду заштопанные во многих местах сети.

А еще отец Джонсон, по всей видимости, решил опекать одиноко путешествующую даму и вежливо скрашивал ее часы, просиживая в кресле рядом и ведя длинные беседы. Как Роуз и предполагала, он оказался третьим сыном в знатной, но небогатой семье: первенец наследовал владения, второй сын давно пропадал в Вест-Индии, став блестящим офицером, а молодой Иеремия, с которым все с самого начала было ясно, избрал путь миссионера. Иногда люди в таких случаях противятся судьбе, чувствуя, что предназначены вовсе не для священного служения, но Иеремии, похоже, повезло: в Бога он верил искренне и как-то открыто, заражая этой верой всех, кто оказывался рядом.

– Миссионерство вам подходит, – заметила Роуз на второй день пути.

– Я всегда это чувствовал. Всегда ощущал присутствие Бога. Разве мог я стать кем-то иным?

– Некоторые отворачиваются от того, что дают им небеса, ради других благ.

– Как можно от этого отречься? – искренне удивился отец Джонсон. – Служение Богу – мой долг и моя стезя, я буду идти по ней, пока не умру.

– Надеюсь, это случится еще не скоро, – улыбнулась Роуз, и молодой человек покраснел, как почти всегда при виде ее улыбки.

Невозможно было не замечать, что он неровно дышит к своей спутнице. Это оказалась легкая мгновенная влюбленность, которой отец Джонсон не мог противиться. Да и не хотел, судя по всему. Он не делал никаких намеков и ни к чему Роуз не принуждал, а также не стремился с нею сблизиться – уж уловки великосветских ловеласов Роуз знала доподлинно! Только говорил, смотрел на нее иногда печально, а по большей части – восхищенно и пропускал через себя эту вспыхнувшую любовь, словно она несла ему не испытания, а лишь радость и свет. Роуз понимала, что, когда их пути разойдутся, отец Джонсон некоторое время будет ее помнить, и лишь надеялась, что забудет потом.

Она ничего не могла ему дать, кроме дружбы.

Глава 3

«Одна из самых удивительных вещей, что поджидают вас в путешествиях, – это встречи. Никогда нельзя угадать, с кем вы познакомитесь, едва подниметесь на борт корабля или сойдете с трапа, или же за завтраком среди пустыни, или в деревне высоко в горах. Повсюду ждут вас встречи, о которых вы будете вспоминать потом долго, некоторые продолжите, другие просто сохраните в памяти, но все они оставят в вас след. Отправляясь вдаль, и не мечтайте пребывать в одиночестве. Мир людей не менее разнообразен, чем мир вещей и явлений, и, отказываясь от встреч, вы ничего не приобретете, только лишь утратите. Дайте этому миру к себе прикоснуться».

Роуз проснулась оттого, что корпус парохода, казалось, содрогнулся, и, прежде чем она успела вообразить себе морские катастрофы и чудовищ, поняла, что «Святая Анна» попросту ошвартовалась в порту Лиссабона. Стояло раннее утро, солнечные лучи лились в приоткрытое окно, и Роуз, приподнявшись на локте, отметила, как изменился солнечный свет. Он был теперь не пепельно-серого оттенка, как в Англии, и не с примесью озорной синевы, как у берегов Франции, а с нежно-кремовым отливом речного песка. Или ей так казалось?.. Из окна долетал плеск волн о борта и крики береговых чаек, громкие голоса матросов и бодрый бас капитана Лероя. В Лиссабоне «Святая Анна» должна простоять до вечернего отлива, взять на борт товары и новых пассажиров. Еще вчера Роуз приняла приглашение отца Джонсона прогуляться по берегу, пока пароход будет в порту, так что пора вставать, завтракать и исполнять обещание.

Она вышла на палубу где-то в половине девятого утра. Солнце стояло уже высоко, пассажиры как один были на ногах, а трап, перекинутый на причал, так и манил к прогулке. «Святая Анна» без проблем ошвартовалась в порту, находившемся в устье реки Тежу. Тут крепко пахло речным илом, камнями и застоявшейся водой.

– Не слишком приятный запах, верно? – Отец Джонсон, оказавшийся рядом, повел носом, словно лучшая бабушкина гончая. – Но мне следует привыкать. Это еще не самое худшее, что можно унюхать. Как-то мне довелось побывать в парочке работных домов, вот там воняло так воняло!

Временами его речь утрачивала плавное течение, что присуще людям образованным, и переходила на звонкий простонародный говорок.

– Вам действительно придется привыкать, – согласилась Роуз и оперлась на руку священника, чтобы с его помощью сойти на причал. – Если уж вы намерены отправиться к дикарям…

– Намерен, миледи! В самые дикие места, что еще остались на этой планете. А пока мы не отдалились от благ цивилизации, не изволите ли прокатиться со мной?..

Они наняли открытый экипаж, который провез их вдоль берега реки и дальше, к океану. Роуз наслаждалась теплом и хорошей погодой, священник же без умолку болтал, вываливая на свою спутницу ворох сведений о местных красотах. Город карабкался по холмам, и ярко цвели какие-то мелкие желтые цветы у стен монастыря иеронимитов.

Пообедав в береговом ресторане, Роуз и отец Джонсон возвратились к «Святой Анне» и стали свидетелями занимательного зрелища: на борт загружались новые пассажиры. Тяжело отдувающийся носильщик волок несколько громадных чемоданов за тучной леди средних лет, громко приказывавшей ему поторапливаться; итальянская семья, судя по их быстрому и радостному говору, весьма обрадованная предстоящей поездкой, бестолково совала матросам вещи; некий джентльмен в белом костюме, сопровождаемый слугой, пережидал этот локальный апокалипсис с достойным похвалы спокойствием. Отец Джонсон помог Роуз выйти из коляски.

– Похоже, за обедом теперь будет еще оживленней.

– Вы уверены, что все это пассажиры первого класса? – Роуз опустила на глаза короткую сетчатую вуаль, чтобы скрыть их от посторонних.

– Та дама и этот джентльмен точно будут обедать за столом нашего капитана, уж вы мне поверьте, – понизив голос, произнес отец Джонсон.

Мужчина, словно услышав, что говорят о нем, бросил на Роуз и ее спутника быстрый взгляд.

Роуз, в свою очередь, с любопытством посмотрела на него – ничего невежливого, просто короткое учтивое внимание.

Он был довольно высокий, выше ее примерно на голову, с широкими плечами, прямой, как доска, спиной и руками, которые постоянно находились в движении, – сейчас, например, рассеянно танцевали на полях белоснежной шляпы, которую незнакомый господин снял и крутил в пальцах. Волосы джентльмена были странного оттенка: не золотистые, не каштановые, не черные, не рыжие, а какие-то пегие, всех этих цветов одновременно. Роуз уже встречала людей с волосами подобного вида и знала, что такие бывают у людей, проводящих много времени на солнце без головного убора. У незнакомца оказался большой рот с чуть приподнятыми уголками, словно обладатель сих губ вот-вот рассмеется. Кожу мужчины покрывал ровный загар, что в лондонском обществе по-прежнему считалось немного неприличным, зато у бывалых путешественников не вызывало никаких вопросов. Белый костюм сидел на джентльмене как влитой, голенища прекрасных кожаных сапог отливали медью. Слуга, стоявший за его спиной, показался Роуз статуей, так как шевелиться, в отличие от господина, явно считал излишним; это был человек средних лет с глубоко изрезанным морщинами лицом и запавшими глазами, судя по виду – не англичанин.

Обмен взглядами получился коротким, после чего джентльмен нахлобучил на голову шляпу, чтобы тут же приподнять ее и поклониться Роуз. Та ответила вежливым кивком и проследовала мимо, положив ладонь на руку священника и стараясь аккуратно ступать по трапу. Кто бы ни был этот новый пассажир, отец Джонсон прав: вряд ли он путешествует вторым или третьим классом.

«Святая Анна» отошла от причала с отливом и, развернувшись, неторопливо и величаво покинула устье. Роуз принесли записку от капитана, как и каждый вечер: мистер Лерой выказывал уважение леди Шелдон и приглашал ее присоединиться к нему и другим пассажирам в кают-компании за ужином. Миссис Браун разложила перед Роуз ее платья, и через некоторое время был выбран летний наряд нежно-кремового цвета, отороченный белым кружевом и украшенный по лифу крошечными речными жемчужинами. Роуз стояла перед закрепленным на стене каюты зеркалом, разглядывала себя так и этак и очень себе нравилась. Миссис Браун застегнула у нее на шее жемчужное ожерелье, уложила хозяйке волосы, протянула кружевные перчатки и, полюбовавшись произведенным эффектом, одобрительно кивнула: да, по мнению почтенной женщины, теперь можно появляться в приличном обществе. Сама она, как обычно, осталась в каюте: присутствие среди пассажиров отца Джонсона и его дружба с Роуз не остались ею незамеченными, что компаньонка всячески поощряла, хотя не произнесла и пары предложений по этому поводу. Впрочем, Роуз и так понимала ее прекрасно.

На палубе теперь стало оживленней. Присутствовать на мостике и ужинать в кают-компании имели право лишь пассажиры первого класса, верхняя палуба была открыта для них и для пассажиров второго; третий класс ютился внизу, в многоместных каютах, больше похожих на трюмы, и не оскорблял своим видом взгляды благородных господ. На палубе Роуз обнаружила и давешнее итальянское семейство, по-прежнему испытывавшее щенячий восторг от всего, что вокруг происходит, а также многих других новых пассажиров, большинство из которых оказались одеты небогато, но чисто. Прислонившись к основанию мачты и скрестив руки на груди, Роуз поджидал отец Джонсон. Ветер трепал полы его шелковой сутаны. Солнце садилось, огненные блики рассыпались по волнам, как перья пролетевшего мимо феникса.

При виде Роуз отец Джонсон просиял.

– Капитан распорядился поднять паруса. – Он ткнул пальцем вверх. – Говорит, что хорошим ветром грешно не воспользоваться, и я полностью его поддерживаю. Публика в восторге.

– Еще бы. – Роуз однажды приходилось плавать на пароходе, подобном этому, и она видела паруса вблизи, однако до сих пор они вызывали в ней мистический трепет. Она подняла голову, глядя вверх, туда, где под попутным ветром туго выгибались громадные желтоватые полотнища. – Как красиво…

– Если желаете, мы можем прогуляться. Обед назначен через полчаса.

– Охотно.

Они прошлись вдоль борта, в конце концов остановившись так, чтобы видеть мачты во всей красе; у Роуз захватывало дух, когда она на них смотрела. Как все-таки дерзок и изобретателен человек! Он пересекает океаны на скорлупках, наполненных удачей и ветром. И это не только опасно, но и безумно красиво.

Неподалеку, на носу, Роуз заметила давешнего джентльмена в белом костюме; новый пассажир беседовал с мистером Уордом, членом Королевского географического общества, и, похоже, о чем-то с ним спорил – издалека не расслышать. Иеремия не заметил этой парочки, увлеченно рассказывая Роуз о своей давней поездке в Эдинбург. Через плечо священника были прекрасно видны и джентльмен в белом, и его собеседник, их лица в профиль, жесты, а временами доносился их смех. Если они и спорили, то уж точно не ссорились. Роуз не могла понять, чем ее внимание привлек этот новый человек на судне и почему ей хочется узнать, кто он и куда направляется. Но это не тревожило: с Роуз уже случались подобные предчувствия, и каждое из них вело к интересному знакомству. Она кивала отцу Джонсону, выслушала все, что священник хотел ей рассказать об Эдинбурге, а потом позволила проводить себя в кают-компанию.

Капитан Лерой нынче пребывал в отличном расположении духа: число пассажиров увеличилось, что логично увеличивало и выручку, товар погрузили быстро и без потерь, ветер попутный, и, если все сложится как надо, через несколько дней «Святая Анна» придет в Александрию. Пассажиры рассаживались за накрытым столом, отец Джонсон занял место рядом с Роуз и весьма оказался тем доволен. Громогласная дама, которую капитан представил как леди Стерджис, непререкаемым тоном оглашала, как ей нравится путешествие. Роуз услышала, что она плывет к мужу, который вот уже полгода как находится в Сирии и шлет оттуда письма, но не собирается возвращаться в Англию; так что леди Стерджис отправилась за ним сама. Ехала дама неторопливо, провела две недели в Лиссабоне, теперь вот побудет в Александрии, но все-таки доберется до благоверного. Роуз мысленно ему посочувствовала: от такой супруги немудрено убежать на край света и сидеть тише воды ниже травы. За столом обнаружились еще несколько новых пассажиров – в основном испанские аристократы, из тех, что еще остались после гражданских войн, парочка французов и даже один араб – в костюме, однако, европейском.

Джентльмен в белом и мистер Уорд появились последними, заняв свободные места (географ явно жалел, что располагались они в разных концах стола и спор пока нельзя продолжить), и капитан представил всех. Роуз легко запомнила имена. Выяснилось, что заинтересовавшего ее джентльмена зовут мистер Джеймс Рамзи, он путешественник и картограф. Сразу стало ясно, что привлекло в нем мистера Уорда, но сделалось еще интереснее. Судя по манере мистера Рамзи держаться, говорить и двигаться, он принадлежал к дворянской прослойке английского общества; никакими деньгами не купить эту врожденную утонченность, умение вести себя и некоторую небрежность, присущую людям, привыкшим к подобному образу жизни. Возможно, он не принадлежал к высшим слоям аристократии, как и отец Джонсон, однако в обоих можно было угадать настоящих джентльменов с расстояния в сто ярдов.

Когда капитан представил Роуз, мистер Рамзи бросил на нее короткий взгляд, но ничем более своего любопытства не выказал и такими же взглядами наградил других пассажиров. Разговор стал еще оживленнее, чем в предыдущие дни, так как народу за столом прибавилось, а одна леди Стерджис могла расцветить беседу так, что Роуз только улыбалась, слушая безапелляционные высказывания. Она сама сегодня говорила мало, пребывая в задумчивости, и в основном слушала и наблюдала. Мистер Рамзи, сидевший напротив нее, правее, тоже долго молчал, а заговорил лишь тогда, когда капитан обратился к нему с вопросом: путешествовал ли господин по Португалии?

– Да, да, – ответил тот, откидываясь на спинку стула и поднося к губам салфетку, после чего оставил ее в руках и принялся перебирать обшитый простым кружевом край. – Нынче самая хорошая для этого погода. Солнце печет не так, как летом, и вы рискуете выбраться из гор приятно загорелым, а не красным, как вареный рак.

Говорил он приятным баритоном, прекрасно сочетавшимся со всем его обликом, но, когда отвечал на вопрос, не смотрел непосредственно на задавшего его, а блуждал взглядом поверх голов – как будто мысли мистера Рамзи в этот миг словам не соответствовали.

– Расскажите, как вы составляли карту гор! – подал голос с другого конца стола мистер Уорд.

Мистер Рамзи пожал плечами.

– Тут мало что интересного. Работа картографа по большей части скучна. Запоминаешь петли дорог, изгибы ручьев, скалы и соколиные гнезда. Последние, правда, на картах не отмечаются – разве что вы нарисуете их на полях своего блокнота.

Роуз улыбнулась: ей понравилось сдержанное чувство юмора мистера Рамзи.

– А так… это рутина – и ею занимаются лишь люди, которые просто жить не могут без рутины.

– Вы не похожи на зануду, сэр! – провозгласила леди Стерджис. – И выглядите, как эти авантюрные типы из газет, когда там печатают портреты. Знаете, этакие охотники на львов, с ружьями наперевес.

– Я не могу быть охотником на львов, – сдержанно ответил мистер Рамзи, – у меня нет пробкового шлема. Чтобы вы знали, леди Стерджис, для охотника это первейшая вещь! Взять в руки ружье может любой… – джентльмен слегка запнулся, и Роуз поняла, что он едва не произнес «дурак», – любой проходимец, но, если не украсишься пробковым шлемом, ни одного льва не пристрелишь. Точно вам говорю.

– Вы вещаете со знанием дела! – сказала леди Стерджис под общий смех. – Не означает ли это, что на самом деле вы – охотник на львов, а пробковый шлем надежно спрятан на дне вашего сундука?

– У меня и сундука-то нет, я путешествую налегке. Разве что сундучок, в котором я вожу карты. Но шлем туда точно не поместится.

– Экая беда!

Шутливая пикировка продолжалась, и вскоре хохотали уже все, так как леди Стерджис, несмотря на кажущуюся недалекость, была женщиной со скрытым талантом к веселым спорам, а мистер Рамзи – ее достойным противником. Отец Джонсон смеялся, как мальчишка, слушая остроты, которыми они обменивались.

Роуз смеялась более сдержанно и думала о том, что не зря ее с первого взгляда привлек мистер Рамзи. Если с мистером Уордом особого взаимопонимания не возникло (он, признаться, был занудноват), а отец Джонсон уже успел изложить Роуз все, что знал, и начал повторяться, мистер Рамзи представлял собою интересный объект для знакомства. Оставалось завести это знакомство, которое скрасит остаток пути до Александрии. Невозможно далее предаваться одним и тем же мыслям о том, как найти кузена.

После десерта, в тот момент, когда в английском доме дамы и джентльмены расходятся – первые пить чай и разговаривать о делах женских, а вторые – пить бренди и беседовать о делах мужских, – общество смешалось. Роуз поднялась, отец Джонсон сразу же повернулся к ней, однако она остановила его коротким взмахом руки.

– Благодарю, я немного пройдусь по палубе. Хотелось бы побыть одной.

– Да, конечно, – кивнул Иеремия, слегка расстроившись.

Роуз вышла.

Глава 4

«Иногда недостаточно даже десятка путешествий, чтобы искренне понять, чего вы хотите. Отправляетесь ли вы за новыми впечатлениями, которые так приятно будет потом смаковать дома, сидя у камина и поглаживая свою любимую собаку? Влекут ли вас тайны странных и диких народов, до сих пор проживающих в глубине континентов и ведущих жизнь такую, что европейцу и представить сложно? Или, быть может, сердце ваше покорили древние камни, опутанные ползучими лианами, в джунглях, что кишат опасностями? Или дороже всего на свете оказывается манускрипт, или старинный ключ, или же осколок эллинской вазы? Каждый раз, отправляясь в путь, я задаю себе вопрос: что этот самый путь значит для меня? – но не всегда нахожу ответы… Возможно, дело в том, что больше всего мне нравится сама дорога».

Закат догорел, хотя небо на западе еще светилось розовым, словно кто-то приоткрыл створки перламутровой раковины. Роуз прошла на нос и остановилась у борта, еле касаясь его ладонью. От свернутых в бухты тросов исходил крепкий веревочный запах, смешивавшийся с запахом соли, дерева и железа. Гребешки волн, казалось, мерцали в наступающей темноте. Пара матросов под командованием первого помощника убирала некоторые паруса, а дым из труб сливался с ночным небом, иногда закрывая проступавшие звезды, как прячут их облака в пасмурные дни. Висевший неподалеку носовой фонарь покачивался с еле слышным скрипом, отбрасывая на палубу желтый световой круг. Море было спокойно, и качка почти не ощущалась.

Роуз стояла в одиночестве минут десять, пока не послышались шаги. Она посмотрела через плечо, уголки губ дрогнули: белый костюм мистера Рамзи, казалось, светился в темноте, как и гребешки волн. Джентльмен остановился в двух шагах от Роуз.

– Я не помешаю вам, леди Шелдон?

– Отнюдь.

Роуз обрадовалась, что он пришел. Кажется, сегодня удачный вечер.

Мистер Рамзи согнулся и облокотился о борт, свободно свесив ладони. Похоже, его ничуть не смущало то, что он может испачкать свой прекрасный сюртук.

– Вы почти ничего не говорили за ужином. Вам не нравится общество?

– Что вы, очень нравится. Мне просто любопытнее было слушать ваш разговор. Вы картограф, это так интересно. До сих пор я не была знакома ни с одним картографом.

Мистер Рамзи усмехнулся. Лицо его в темноте казалось нарисованным масляной краской.

– Я не картограф. – И, видимо, ощутив, что Роуз удивленно на него смотрит, объяснил: – Вернее, не только. Картография – это увлечение, как и археология, к примеру. Сейчас она мне нравится, и я решил изучить ее поглубже. На самом деле все началось с копии таблицы Пейтингера, я думал, что мне удалось напасть на след настоящего экземпляра Ортелия, но увы, увы…

Видимо, поняв по озадаченному молчанию Роуз, что она не понимает, о чем идет речь, мистер Рамзи пояснил:

– Это карта, старинная римская карта, второго или третьего века. Сама она исчезла, но в тринадцатом веке некий безвестный монах из Кольмера сделал ее копию. В шестнадцатом веке она волею случая попала к господину Конраду Пейтингеру и хранилась в его семье вплоть до тысяча семьсот четырнадцатого, а затем переходила из рук в руки, пока не осела в библиотеке Хофбурга, где находится до сих пор. Уникальная вещь, а Габсбурги не спешат делиться своими сокровищами. Но в самом конце шестнадцатого века издательский дом Жана Море в Антверпене выпустил сначала часть карты, а потом и полную ее копию – всего двести пятьдесят экземпляров. Делал ее некий Абрахам Ортелий, и потому эти копии называются его именем… К сожалению, их осталось мало. Я надеялся, что найду одну, – обедневшая португальская семья распродавала свою библиотеку, и, по слухам, у них имелась эта карта, – но увы. Я приобрел у них несколько хороших вещей по сходной цене, однако карта оказалась всего лишь подделкой старогерманской карты десятого века…

Роуз слушала его с огромным интересом, так как говорил мистер Рамзи легко, увлеченно, и было заметно, что его дело ему нравится.

– А попутно я проехался по местным холмам, что в Португалии зовутся горами, и составил пару мелких карт местности – ничего сложного, географам в подспорье. Теперь возвращаюсь в Египет. Соскучился по крокодилам.

– Леди Стерджис права – у вас обязательно должен быть пробковый шлем! – поддела его Роуз. – Это все очень интересно, мистер Рамзи. И если даже картография – не основное ваше занятие, вы явно ею очарованы.

– Очарован. Какое прекрасное слово. Кажется, за время, проведенное в обществе мулов и неразговорчивых помощников, я забыл, как приятно звучит речь образованных английских женщин. – Он выпрямился и скрестил руки на груди. – А вы, леди Шелдон? За ужином вы о себе и пары слов не сказали.

– Я не очень люблю о себе говорить, – созналась Роуз.

– Ваше прошлое скрывает страшные тайны? – небрежно поинтересовался мистер Рамзи.

– Ничего подобного. – Тайны в ее жизни имеются, но не страшные, а, скорее, неприятные. – Всего лишь обычная женская скрытность.

– А вы не отлупите меня зонтиком, если я осмелюсь спросить?

Роуз усмехнулась.

– Я не взяла с собою зонтик, потому вам не грозит эта опасность. Так и быть, спрашивайте.

– Вы, молодая леди, путешествуете одна?

– Нет. – Она покачала головой. – Со мною компаньонка, миссис Браун. Она женщина замкнутая и не любит шума, потому не ходит со мною туда, где моей репутации ничто не угрожает. А в капитанской кают-компании испортить репутацию сложно, все у всех на виду.

– Сейчас мы с вами не на виду, – возразил мистер Рамзи. – Я не доставлю вам неприятностей?

– А вы хотите? Простым разговором – конечно, нет.

– Странно. Молодая красивая женщина путешествует одна, всего лишь с компаньонкой…

– И со слугой.

– Пусть так. И все равно это необычно.

Роуз вздохнула. Похоже, некоторого объяснения не избежать. Впрочем, разве это тайна?

– Моя репутация и вправду не пострадает, мистер Рамзи, можете не беспокоиться. Я не девица на выданье, а вдова.

– Примите мои соболезнования.

– Благодарю. Мой муж умер четыре года назад. С тех пор я путешествую.

– Странствия заглушают душевную боль?

– Это очень личный вопрос, мистер Рамзи.

– Простите. Я действительно забыл половину правил хорошего тона, бродя по этим горам и пересекая реки. Не хотел ни обидеть вас, ни напомнить об утрате.

– Все в прошлом, сэр, а мы говорили о путешествиях.

– Ах да! Что ж, значит, я спокоен и могу продолжить беседу с вами. Так вы странница? Из тех женщин, что сами не прочь надеть пробковые шлемы?

Он явно ее поддразнивал.

– Почему бы и нет? Я носила пробковый шлем во время прошлогоднего путешествия в Сирию. Возможно, вы слышали о нем, об этом много писали в газетах. Нас было больше ста пятидесяти человек, и мы совершили отличный переход. Я поняла, что пробковый шлем – отличное изобретение. А если к нему прикрепить вуаль, он становится даже… элегантным.

– Солдаты думают так же, – пробормотал мистер Рамзи. – Не в смысле вуали, а по поводу отличного изобретения, как вы понимаете. Похоже, мне сегодня везет – я встретил настоящую леди-путешественницу! Примите мое восхищение. И где вы уже побывали?

– В семьдесят втором я посетила Италию, на следующий год Францию, затем Испанию…

– Там же были волнения.

– Гражданская война. Она закончилась.

– А сейчас вы совершаете очередное путешествие?

– Я еду к кузену.

– Вот как! Он ждет вас в Александрии?

– В Каире. Я надеюсь, что разыщу его там.

– Хм. Звучит загадочно. Что же, вы не знаете, где он?

Отцу Джонсону Роуз и слова об этом не сказала, а тут отчего-то ответила откровенно:

– Честно говоря, понятия не имею.

– Леди, вы авантюристка! – весело воскликнул мистер Рамзи. – Боже, я думал, такие женщины – газетная выдумка, и очень рад, что ошибся. Реальность намного лучше.

– Мистер Рамзи, вы мне льстите. Наверняка вы встречали многих женщин, похожих на меня.

– Не стану отрицать, – легко согласился он и тут же добавил: – Но похожими на вас лишь образом жизни, а такой, как вы, на свете больше нет.

Роуз не поняла, комплимент это или шутка, а потому лишь молча покачала головой.

– Ну хорошо, леди Шелдон, кое-что про вас я понял, – продолжил мистер Рамзи. – Вы едете в Каир, где предположительно находится ваш кузен, которого вы желаете увидеть. Как его имя? Я много времени провожу в Каире и, вполне возможно, слышал о нем.

Роуз оживилась – она и не думала, что ей так повезет! Она предполагала начать расспросы на месте, в Каире у нее имелось несколько знакомых, однако почему бы не сейчас?

– Лорд Уэйнрайт, Александр Джеймс Уэйнрайт. Вы его знаете?

Мистер Рамзи задумался.

– Джеймс… почти как я. Впрочем, я просто Джеймс.

– Все зовут его Александром.

– Я не уверен, леди, что помню его. Каир – большой город. Как выглядит ваш кузен, какого он возраста?

– Ему тридцать три. Он… – Роуз запнулась. Как объяснить, что она сама не узнала бы своего кузена, подойди тот даже к ней вплотную? – Высокий, наверное, выше вас. У него серые глаза и каштановые волосы, и, насколько я знаю, он всегда носил их длинными.

– Под это описание подходят многие. Боюсь, я не помню вашего кузена, леди Шелдон. В Каире вечное столпотворение.

– Я бывала там.

– Конечно. Тогда вы сами это знаете. Множество народу, вавилонское столпотворение. Думается мне, в тот день, когда Бог всех перемешал, и то не было большего бардака, чем тот, что царит в Каире годами. Отыскать там одного человека довольно сложно, однако удача сопутствует дерзким. Думаю, рано или поздно она вам улыбнется, во всяком случае, я желаю вам этого.

– Спасибо, вы очень добры.

– А вы очень вежливы. – Он опустил сцепленные руки и положил ладони на борт; пальцы мистера Рамзи, казалось, постоянно должны были находиться в движении, иначе он чувствовал себя неуютно. – Как поживает Лондон, леди? Я не был там много лет.

– Лондон по-прежнему окутан фабричным дымом и сплетнями высшего света. А теперь я хочу вас спросить. – Роуз прищурилась. Как жаль, что уже так темно и нельзя отчетливо разглядеть выражение лица собеседника; к тому же фонарь светил за спиною мистера Рамзи. – Вы ведь поинтересовались моею жизнью, так? Теперь и я интересуюсь жизнью картографа.

Джентльмен хмыкнул.

– Моя биография скудна и скучна. Я не слишком богат, но люблю ветер свободы и пока не имею ни желания, ни возможности противиться ему, когда он начинает подталкивать меня в спину. Я побывал во многих местах, видел вещи и странные, и страшные, и чудесные, и забавные, и мне все мало. Родители мои давно умерли, я не женат и вряд ли женюсь, так что моя свобода сродни природной, я иногда сам ощущаю себя ветром, и никто не запрещает мне дуть куда вздумается.

– Днем бриз дует в море, – пробормотала Роуз, – а ночью – на сушу… Что же, вас ничто ни к чему не приковывает? Нет ни якоря, ни земли?

– Кое-что имеется за душой, как и у каждого. Но это не мешает мне двигаться.

– Пожалуй, я позавидовала бы вам, если б имела на то право, – вздохнула Роуз.

Мистер Рамзи чуть подался вперед.

– А у вас есть якорь, не так ли?

– Моя семья – по-прежнему дом мой.

– Ваши дети? – спросил он.

– Дети? Ах нет, их у меня не имеется. – Роуз сама не понимала, отчего обсуждает столь личные вопросы с фактически незнакомым человеком, но обстановка, расположение мистера Рамзи и «эффект попутчика» давали о себе знать. И может, немного выпитого за ужином вина… – Но есть бабушка и кузен.

– Значит, вы лишились родителей тоже?

– Да, – помедлив, ответила Роуз, – можно и так сказать.

– Похоже, ваша жизнь полна утрат.

– Моя жизнь полна приключений, – улыбнулась она. – Тот, кто думает лишь об утратах, рискует утратить сам себя.

– Очень точно сказано. – Он кивнул.

– Моя семья не так велика и ужасно странна. Пожалуй, ее можно отнести к тем самым странным вещам, что иногда встречаются в мире…

Над головами хлопнул парус, с мостика раздался резкий окрик боцмана и злобный свист его дудочки, и Роуз запнулась, не решившись продолжать. Она вмиг словно протрезвела. Конечно, она не выбалтывает секретов, но зачем же рассказывать чужому человеку о своей сумасшедшей семейке? Мистеру Рамзи, скорее всего, неинтересно.

Он, однако, думал о другом.

– Леди Шелдон, мы с вами стоим тут уже более четверти часа. Несмотря на то что статус некоторым образом защищает вас, не думаю, что это понравится вашей компаньонке.

– Да, конечно, вы правы. – Роуз скривилась. – Миссис Браун, безусловно, ничего не скажет, но она умеет так выразительно молчать…

– Не подумайте, что мне неинтересна наша беседа, – произнес мистер Рамзи, точно прочитав ее мысли. – Я всего лишь пекусь о вас. И в подтверждение своих слов приглашаю вас завтра пообедать со мною на верхней палубе. Капитан Лерой уверил меня, что поставит туда столики, если только кто-то пожелает. Обещают ровную и хорошую погоду, и трудно в том усомниться – посмотрите на эти звезды! Конечно же, ваша компаньонка должна присутствовать, чтобы все было чин чином. Меньше всего я желаю навредить вам, леди Шелдон. А теперь позвольте проводить вас до каюты.

– Охотно. – Роуз обрадовалась, что не придется в одиночку пробираться по скудно освещенной палубе.

Когда они уже спускались по лестнице, Роуз спросила:

– Мистер Рамзи, а почему вы вышли сегодня за мною на палубу?

Он помолчал, после чего обронил загадочно:

– Не смог устоять.

Больше Роуз ничего от него не добилась.

Миссис Браун не сказала ни слова по поводу длительного отсутствия своей госпожи и даже не молчала укоризненно, так что вечер во всех смыслах можно было считать удавшимся.

И только очутившись в постели и уже засыпая, Роуз подумала: а ведь мистер Рамзи, по сути, ничего ей о себе не сказал.

Впрочем, как и она ему.

Глава 5

«То, что люди считают вашей странностью, и даже недостатком, в действительности может являться неоспоримым вашим достоинством, помогающим двигаться вперед и быть самим собой, совершать то, чего не делал никто, и ходить теми дорогами, которые еще не проторены. И когда вы отправляетесь в путь, многие могут сказать: «Какая она странная! Отчего ей не сидится на месте? Почему бы ей просто не делать то, что делают все?» Но, милые дамы, вы вовсе не обязаны идти по давно истоптанным дорожкам, а сохранить достоинство настоящая леди сумеет при любых обстоятельствах. Если б Васко да Гама не отплыл из Португалии много лет назад, в Англию бы, возможно, не завозили индийские специи. Когда старик Ной собирал на свой ковчег каждой твари по паре, глупцы тоже смеялись и показывали на него пальцами. Глупцы сгинули во Всемирном потопе, а твари по-прежнему здесь. Вчера я познакомилась с человеком, который, несомненно, поймал бы для ковчега всех зверей, включая мерзких красных муравьев. Это вселяет в меня радость».

Мистер Рамзи сдержал свое слово. За полуденным ленчем в кают-компании капитан Лерой объявил, что для обеда будут поставлены столики прямо под мачтами и те, кто желает трапезничать именно там, могут подойти к нему и сказать об этом. Мистер Рамзи коротко улыбнулся Роуз и со значением кивнул капитану, как бы давая понять, что уж он-то обо всем договорился. И верно, Лерой выглядел подозрительно осведомленным.

Отец Джонсон после ленча заговорил с Роуз и, стесняясь, спросил ее, не хочет ли та пообедать с ним, однако она ответила, что приглашена. Иеремия бросил быстрый взгляд на мистера Рамзи, правильно определив соперника, и кротко вздохнул, видимо, решив поупражняться в одной из добродетелей – в смирении.

– Что ж, леди Шелдон, если вы передумаете…

– Я непременно дам вам знать, святой отец.

Оба прекрасно знали, что она не передумает.

Так и вышло, что Роуз и мистер Рамзи оказались за столиком, стоящим под мачтой, покрытым белой скатертью и сервированным виртуозно, словно дело происходило не на пароходе, усердно пыхтящем в сторону Гибралтара, а на лужайке какого-нибудь герцога. Сияло столовое серебро, в котором отражались желтовато-белые бока парусов и вытянутые лица собеседников; накрахмаленные салфетки сделали бы честь любому аристократическому дому. Роуз не знала, как капитану Лерою удалось этого добиться, но все было на высоте.

Обед тоже оказался выше всяких похвал: приготовленная в розмарине лопатка ягненка, мягкий сыр, оливки и даже настоящий английский пудинг. И это было еще не все. Роуз только головой качала, глядя, как перед нею возникают различные блюда.

– Я и не думала, что плыву прямо в раю.

– В гастрономическом раю, вы хотели сказать, – отметил мистер Рамзи, отправляя в рот кусочек паштета. – Пожалуй, тут я с вами соглашусь. А вам нравится, миссис Браун?

Компаньонка Роуз сидела с ними за столом и была этим чрезвычайно польщена, хотя, как правило, от подобной чести отказывалась, не считая себя равной титулованным господам. Все-таки миссис Браун была не дворянского сословия, а значит, ограничена в правах, и она не любила попадать в ситуации, когда ей могли напомнить о данном ограничении. Миссис Браун являлась женщиной замкнутой и при этом весьма и весьма разумной. Мистер Рамзи ей, по всей видимости, понравился чрезвычайно, так как во время трапезы почтенная женщина даже произнесла несколько фраз и три раза (Роуз считала!) улыбнулась.

– Это прекрасный обед, сэр, – степенно ответила миссис Браун. – Достойный.

Мистер Рамзи усмехнулся. Улыбка у него была очень обаятельная, Роуз сама на это попалась. Она думала о том, что ей снова повезло со спутником. Ухаживание мистера Рамзи, проявившего интерес к молодой вдове, не было навязчивым и не предполагало продолжения. Во всяком случае, Роуз не видела этой возможности, да, пожалуй, и не размышляла о ней всерьез. Мистер Рамзи казался ей немного не ее круга.

Не то чтобы Роуз сильно уважала этот самый круг. Ее семья никогда не считалась значительной в высшем свете; проще говоря, о ней мало кто знал. Эмму еще помнили, а следующее поколение не сотворило ничего выдающегося, чтобы эти поступки припоминали много лет спустя. Это каждый чих герцогов обсуждается за пятичасовым чаем, каждый шаг баснословно богатых холостяков прослежен кумушками, пытающимися пристроить дочек в хорошие руки. Правда, история с наследованием титула графа Дарема вызовет разговоры.

Мистер Рамзи поинтересовался невзначай:

– Вы направляетесь к кузену погостить или вас ведет какое-то дело?

– Дело, – вздохнула Роуз. – Мы с Александром никогда не были близки. По правде говоря, я его совсем не знаю.

– С моей стороны было бы бестактно спрашивать, что же это за дело.

Но Роуз видела, что ему любопытно. В этом любопытстве не прослеживалось ничего странного: молодая женщина едет одна в Каир к родственнику, которого даже описать толком не может. Переглянувшись с миссис Браун, Роуз решилась сказать правду – все равно ведь это уже знают в Лондоне, так какой тут секрет?

– Он унаследовал титул, и мне надлежит сообщить Александру сию неприятную новость.

– Неприятную? Разве наследование титула может быть неприятным?

Голос его показался Роуз излишне жестким, и она удивленно приподняла брови. Мистер Рамзи хмурился. Возможно, у него имелись свои причины так говорить, например банальная зависть. Некоторые люди из нетитулованного дворянства воспринимают тему титулов крайне болезненно.

– Для Александра – вполне. Он никогда не желал жить в Англии. – В конце концов, кузен заявлял об этом во всеуслышание, так что данный факт тоже не секрет. – А ему теперь придется там бывать, потому что к титулу, естественно, прилагается наследство, пусть не очень большое, но требующее управления, и должность в палате пэров. Моему кузену, как уверяет бабушка, это не понравится совершенно. Александр привык сам собою распоряжаться, и от него никто ничего не требовал. Никогда.

– Избаловали его, а?

– Не сказала бы. Его жизнь нельзя назвать… легкой.

Мистер Рамзи взял салфетку и стал перебирать ее подшитый краешек.

– Загадочная личность этот ваш кузен. Бежит от богатства и титула, как черт от ладана.

– Он ничего не знает, но, боюсь, мне действительно будет стоить большого труда уговорить его вернуться. Впрочем, Александра нельзя осуждать. Вся наша семья довольно своеобразна. Настолько, что в обществе о нас не вспоминают, а мы сами…

– Вы меня заинтриговали, миледи. – Движения его пальцев были точными и очень мелкими. Роуз однажды видела, как работает ювелир, и мистер Рамзи напоминал его. Забавно, откуда у него эта привычка?.. – Вы так говорите о своей семье, как будто все ее члены ходят на головах.

– Так и есть, – засмеялась она. – Почти.

– Вы знатная интриганка. Не томите, расскажите.

Миссис Браун, судя по выражению ее лица, ничего не имела против: мистер Рамзи своим тоном и вежливым обхождением вконец очаровал почтенную женщину. И улыбка, разумеется, сыграла не последнюю роль. Роуз заговорила:

– У меня замечательная бабушка. В молодости она блистала в свете, хотя нельзя сказать, что ее семья была богата. В первый же свой сезон в Лондоне она встретила моего деда, сэра Роберта Дайсона, подающего надежды офицера; он уезжал на два года в Индию, но бабушка поклялась, что дождется его. И сдержала слово. Дедушка возвратился, они поженились, и некоторое время спустя на свет появилась моя мама. К сожалению, когда ей исполнилось пять, дед умер. Бабушка очень горевала, но финансовые дела семьи оказались таковы, что лучше было бы ей выйти замуж снова. Впрочем, судьба сжалилась над Эммой – так зовут мою бабушку, и я сама часто называю ее так, – и послала ей Филиппа Уэйнрайта.

– Кажется, я слышал это имя…

– Возможно. Филипп был довольно известным путешественником, и склонность к авантюризму прививал всем, кто оказывался в поле его зрения больше чем на пять минут. Наверное, на это бабушка и клюнула, в ней всегда чувствовалось что-то… пиратское. Она и сейчас многим фору даст. До сих пор ездит верхом, а ведь ей почти семьдесят, – с нежностью проговорила Роуз. – Ну, в общем, Эмма с Филиппом поженились. Уэйнрайт тоже был вдовцом и привел в дом сына от первого брака – Джозефа. Бабушка больше не могла иметь детей, а потому приняла Джозефа как родного. Тот был хорошим пареньком и вскоре стал называть ее мамой… Такая вот семейная идиллия. Джозеф был старше моей мамы на семь лет, а потому опекал ее, словно она и вправду его кровная сестренка. Бабушка с Уэйнрайтом поженились в тридцать восьмом и счастливо прожили вместе двадцать четыре года, после чего Филипп, к сожалению, скончался. Эмма стала вдовой во второй раз, но третьего мужчину не встретила – сказала, что ей уже многовато лет для таких глупостей.

– Думаю, никто бы не удивился, если б она все же вышла замуж за кого-то, – заметил мистер Рамзи.

– Я тоже так полагаю… Наверное, бабушка не сделала этого из-за моей мамы.

– Ваша мама должна была уже вырасти к тому времени.

– И стать вдовой, – вздохнула Роуз. – Похоже, это проклятие женщин нашего рода – наши мужья уходят на тот свет задолго до нас самих… Моя мама встретила прекрасного человека, Джонатана Эллингтона, и родилась я, а через три года мой отец погиб, упав с лошади, когда объезжал наши владения. Так глупо – он, видимо, решил сократить путь, послал коня в прыжок через упавшее дерево, свалился и сломал шею… Я его совсем не помню. Временами это меня удручает.

– Иногда не помнить своих родителей – скорее благо, – тихо произнес мистер Рамзи.

– Не в моем случае. Я многое бы отдала, чтобы иметь хоть какие-то воспоминания об отце, но мне едва исполнилось три. Мама говорила, что он был чудесным человеком и она будет любить его до самой смерти.

– А ваша мама?

– Она была со мной. Потом… кое-что произошло, и теперь мама больше не с нами. Извините, мистер Рамзи, я не хочу об этом говорить. – Роуз прямо посмотрела на него.

– Джеймс, – сказал он.

– Что?

– Называйте меня Джеймсом, – попросил мистер Рамзи. – Мне нравится мое имя, и мне будет приятно, если его станет произносить очаровательная женщина.

Роуз невольно улыбнулась.

– О, хорошо… Джеймс. Вы еще не запутались в нашей непростой истории?

– Пока нет. А что стало с Джозефом, приемным сыном вашей бабушки?

– Как раз я хотела рассказать о нем. Джозеф женился на мисс Пенелопе Гейт, не красавице, но очень милой девушке, по безумной любви. У них родился сын – мой кузен Александр, и это случилось еще до моего появления на свет. Только они… не очень о нем заботились. Я ничего не имею против дяди Джозефа и тети Пенелопы, однако родительских чувств им явно было мало, чтобы ощущать себя полноценными членами общества. Они мечтали увидеть мир, и желание это оказалось столь сильно, что Александра воспитывали няньки и моя бабушка. А супруги Уэйнрайт ездили по свету. Это их в конечном счете и сгубило: когда Александр поступил в Итон, его родители подхватили лихорадку в индийских джунглях и сгорели в мгновение ока, так что мой кузен остался сиротой. Бабушка пыталась опекать его посильнее, но вы же знаете этих юных лордов… Александр хотел быть самостоятельным. И он таким стал. Мы его почти не видели дома. Вернее, не видела бабушка, так как мне не выпадало случая столкнуться с кузеном дольше, чем на несколько минут, да и то в детстве. Окончив Итон, Александр отправился в Европу, затем на Восток. Он изредка шлет нам письма, но, если бы приехал, вряд ли мы увиделись бы с ним. Я ведь тоже далеко не всегда бываю в Холидэй-Корте. Это наш дом, где живет Эмма, и который я очень люблю, – объяснила Роуз.

– Наверное, вы живете… в доме своего мужа? – осторожно спросил Джеймс.

– Шелдон-Хаус очень хорош, миссис Браун провела в нем долгие годы. – Та степенно кивнула при этих словах. – Но… Мне одиноко там, а потому, возвращаясь в Англию, большую часть времени я провожу с Эммой.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.