— Я причинила тебе боль.

— Ни один мужчина не хочет выслушивать рассказы о бывших любовниках жены, но это было очень давно… до того, как мы повстречались. Если бы это не касалось твоего лечения, поверь, я не заговорил бы об этом.

— Ты — первый, кто по-настоящему для меня очень много значит, — прошептала она.

— И у меня точно такое чувство.

Она вошла в его жизнь настолько естественно, что, казалось, они были самой судьбой созданы друг для друга. Их тела и души составляли одно целое, и искра, вспыхнувшая в первый миг их встречи, запылала огнем в тот же вечер. Ни одна женщина не влекла его так сильно, как Лорен. Ни с одной из женщин он не думал связывать навсегда свою судьбу, но с ней этот шаг оказался неизбежным. Он никогда не сожалел об этом ни на йоту, не сожалеет и теперь.

Она стала его второй половиной.

— Я подумала…

— Ты ошиблась.

Теперь он мог видеть ее глаза, яркие, как сапфиры, полные любви. Они медленно поднялись по лестнице, сцепившись вместе, как жертвы кораблекрушения.

— Как ты можешь простить меня? Ты всегда ненавидел тех, кто ускользал от закона. Я знаю это, Адам. Я знаю, то, чем мы занимались, порочно. Мы также продавали наркотики. На мой возраст не было никаких скидок. Я была уже вполне взрослая и понимала, что это противозаконно…

— Это в прошлом. То время, когда тебя могли бы привлечь к судебной ответственности, прошло давным-давно.

Он больше не хотел говорить на эту тему. Самым большим желанием в данную минуту было желание заняться любовью… предоставить конкретные доказательства того, что между ними ничего не изменилось.

Более того, она стала ему еще дороже, так как несмотря на все ее робкие попытки взять вину на себя, он продолжал абсолютно верить в две вещи: ее полную невиновность и в виновность Роба Сетона.

— Роб…

— Роб мертв. Ты имеешь полное право совершенно забыть его и все те вещи, которые он заставлял тебя делать.

Долгим страстным поцелуем он прекратил дальнейшие разговоры. Они, наконец, поднялись по лестнице и остановились в нескольких шагах от спальни, где их ждала широкая, удобная для сладостного грехопадения кровать.

— Я люблю тебя, Лорен, — прошептал он хрипло и одним быстрым движением подхватил ее на руки, как последний раз делал это в Нью-Йорке перед тем, как началось все это безумие. — Я буду любить тебя всегда. Что бы ты там ни говорила — ничто не изменит мое к тебе отношение.

После такого страстного заявления другие слова уже не требовались.

Лорен вошла в кабинет психолога с большой неохотой. Она серьезно подумывала об отмене второго визита, но Адам пресек эту трусость, объявив за завтраком, что отправляется по делам в Твин-Сити и может подбросить ее до офиса Бьюмонта.

— Подождите секундочку, миссис Райдер, — произнес Бьюмонт. Она удобно устроилась в мягком кресле для пациентов, а он, не отрываясь, продолжал быстро что-то писать пухлой рукой в одном из многочисленных блокнотов с желтой линованной бумагой.

Во время ожидания ее мысли снова вернулись к Адаму, и она с трудом подавила вздох. Она надеялась, что все станет на свое место после страстной любви, последовавшей за ее признанием. Вместо этого, по крайней мере за пределами их спальни, он принялся обращаться с ней, как с хрупкой статуэткой. Рядом с ней он был слишком осторожен, словно боялся, что она рассыпется, а это, в свою очередь, заставляло ее напрягаться. Он клятвенно заверил ее, что его отношение к ней осталось неизменным, и вместе с тем никто из них не мог предсказать, чем обернется в следующий раз новая история о ее таинственном прошлом.

— Итак, миссис Райдер, как вы сегодня? От его веселого приветствия она резко подняла голову. В этих глазах-бусинках она прочла жадное выражение. Он смотрит на меня, решила она, с таким видом, как будто я неизвестная науке странная букашка.

— Вы оказались не правы в отношении исторических романов.

Лорен принялась перечислять то, что им с Сандрой удалось обнаружить в книге Бурка о семействе Слифордов. По мере изложения событий она с внезапным испугом осознала, что совершенно забыла поделиться своим открытием с Адамом. Она, конечно, собиралась, но от его реакции на откровения насчет Роба и годах, проведенных в Бостоне, у нее совершенно выскочили из головы события шестнадцатого века.

— Возможно, — многозначительно кивнул Бьюмонт, — вы слишком много читаете документальной литературы, миссис Райдер?

— Вы не думаете, что я запомнила бы такое, если бы не занялась этим специально?

— Необязательно. Могло оказаться, что вы заинтересовались определенным периодом в истории некоторое время назад. Скажите, вы можете вспомнить, что вы делали в каждый из дней за последние семнадцать лет?

— Конечно, нет… Я определенно читала какие-то книги, которые включали разделы, посвященные быту Шестнадцатого столетия, но я никогда серьезно не занималась этим периодом. Подобное я бы обязательно забыла.

До недавнего времени она даже не знала, как пользоваться библиотечным каталогом и работать на компьютере. В пятницу днем она смело взялась за неведомое, и вскоре стопка книг и дискет уже громоздилась в углу ее рабочего места, а Сандра заверила, что книги, которые она заказала по межбиблиотечному абонементу, не заставят себя ждать.

Оставаясь убежденным в своем правоте, Бьюмонт начал расспрашивать о снах.

— Ведете ли вы нормальный образ жизни, как я советовал? Перестали ли бороться с подсознанием?

— Большую часть минувшей недели я провела, размышляя о прошлом…

Кажется, он не уловил иронию в ее голосе. Да, конечно, она откровенно рассказала о прошлом, которое делила с Робом, и о жизни Джейн Малт, которой была четыреста пятьдесят лет назад.

— Других кошмаров не было?

— Нет. Время от времени в воображении возникали яркие картины из шестнадцатого века. Другие реалии… разрозненные. Днем… ночью… это не имеет значения. По крайней мере, я стала спать нормально.

— А эти… возникавшие картины. Они вызывали испуг?

— Нет.

— Тогда, может быть, приятные сценки?

— Только одна, — морщась, ответила она.

Он ждал, застыв с пером в руке.

Лорен заколебалась, принялась покусывать нижнюю губу, потом сдалась. Как-никак, для чего она пришла к нему? Она должна рассказать ему о своих снах, а он должен растолковать их.

— В тот день там, в деревне, проходил ежегодный праздник. Все были очень возбуждены и бежали по улице, ведущей к площади, что возле мельницы.

— Вы можете описать эту деревню?

— За церковью, вблизи кузницы, грубо сколоченный деревянный мост, переброшенный через реку, которая течет вдоль всего селения. На той стороне — четыре усадьбы. Каждая представляет собой дом с двором, две-три постройки, сад, позади возделываемая полоска земли.

Бьюмонту полагалось бы это быстро фиксировать, чтобы сохранить все детали на бумаге. Однако он не спеша продолжал что-то писать в своем блокноте. Лорен удивленно подумала, не записывает ли он их разговор на спрятанный магнитофон. Впрочем, решила она, это большого значения не имеет, хотя немного нервирует.

По мере того, как она рассказывала про деревню, интерес Бьюмонта возрастал, он даже совсем перестал писать. Мысленно она уже перенеслась в то открытое место, которое столь отчетливо увидела утром, когда отправилась в город в бакалейную лавку.

Видение возникло внезапно и также внезапно пропало, но его детали врезались ей в память. Она ощутила себя свидетелем одной дикой сцены, участницей того, о чем никогда не имела представления в реальной жизни. Как можно короче она пересказала историю с травлей барсуков.

— Кровожадные люди, — откашлявшись, заметил Бьюмонт. — Я слышал, что зеваки в те времена даже любили бывать на Лондонском мясном рынке, где совершался убой скота. У мужчин и женщин нашего времени на это не хватит нервов.

— На моем сожжении присутствовало много народу, — с горечью согласилась Лорен. — Еще одно кровожадное развлечение.

В воображении Лорен сама собой возникла новая сцена: почти готовый портрет сэра Рэндалла Слифорда.

— Он великолепно одет, — вслух в забытьи сказала она. — Камзол цвета красного вина, короткие штаны из золотой парчи в клетку, а чулки модного цвета, известного как «девичий стыд».

Она моргнула и впервые за то время, что рассказывала про охоту на барсуков, вдруг встретила тяжелый враждебный взгляд Бьюмонта и испугалась.

— Проясните мне кое-что, миссис Райдер. Вам все эти сцены виделись в цвете?

Этот вопрос удивил ее, но она честно ответила.

— Само собой разумеется. Как еще я узнала бы о цвете разных вещей?

— Это очень хороший вопрос. Видите ли, люди чаще видят черно-белые сны.

— Вы считаете, что я выдумываю? С какой стати?

— Вы лучше меня можете ответить на этот вопрос.

— Сны были цветные, — упрямо продолжала она. — Каждый, взятый в отдельности. Просто иначе я не узнала бы детали вышивки леди Слифорд или…

— Имеется и другой путь. Вы даже признаете, что читали книги по прикладному искусству того периода.

— Но…

— Я приношу свои извинения, если допустил, что вы выдумываете ради того, чтобы испытать мое терпение. Очевидно, у вас нет причины поступать подобным образом. Однако вы должны понимать, как важно для вас принять определенные факты. По большей части ваши сновидения не могут быть в цвете. Цветные сны исключительно редки.

— Но…

— А теперь… если вы хотите достичь прогресса в лечении, вам надлежит проводить черту между фактом и фантазией. Вы просто добавили цвет впоследствии… для усиления впечатления.

— Но…

— Вы не представляете, как важно не вносить такие добавления, — он бросил взгляд на ручные часы. — В следующий раз расскажите мне, что вам в действительности снилось. Без всяких деталей, которые вы потом присовокупили. У вас отличное воображение, миссис Райдер, но здесь не то место, где его можно было бы проявить.

Его высокомерие было под стать его самомнению. Если бы она не обещала Адаму, что пройдет до конца курс лечения у психолога, Лорен коротко и ясно сказала бы Бьюмонту, что ему делать в следующий раз.

Когда она вышла, Адам ждал ее за дверью. Она еще не произнесла ни слова, а он уже понял, что разговор с врачом не удался.

— Давай где-нибудь перекусим, прежде, чем поедем назад, — предложил он.

— Но я же вижу цветные сны, — тихо проговорила она, когда они вышли на залитую ярким октябрьским солнцем улицу.

Спустя десять минут они уже сидели в уютном кабинете ресторана. За бутербродом с мясом и помидорами, салатом и жареным картофелем она передала содержание разговора с Бьюмонтом, прибавив то, что забыла поведать раньше.

— Сандра считает, что можно побольше узнать о семье Слифордов и, вероятно, о человеке, написавшем групповой портрет, который мы видели в музее Нью-Йорка.

Он протянул руку через небольшой столик и поймал ее ладони.

— Сделай мне одолжение, предоставь Бьюмонту право сомневаться. Я уверен, что ты видишь цветные сны, но если это так необычно, как он утверждает, то его трудно обвинять в скептицизме.

— Он настроен против меня, Адам. А ты знаешь, как я не люблю, когда мне перечат.

— Может быть, этот метод срабатывал в отношении других пациентов. Я думаю… Я думаю, что нам обоим надо продолжать начатое. Мы должны вытащить наружу все, что скрыто внутри нас, положить конец этой мистерии, раз и навсегда разгадать эти секреты.

Беспокойное чувство подозрительности при этих словах овладело Лорен. Она знала, что он будет продолжать свое расследование ее прошлого, и ей такая ситуация не нравилась. Она высвободила руку и отправила кусочек картошки в рот, чтобы не брякнуть что-то неподходящее. Лорен хорошо изучила своего мужа и знала, что он не отступится от задуманного.

— Жаль, что придется уехать из города до конца недели, — сказал Адам.

— Мне тоже хотелось, чтобы ты остался дома… но тебя не будет только со среды до воскресенья.

— Поедем со мной.

— Ты будешь очень занят, чтобы тратить на меня свое время.

— Я был занят и в прошлый раз, но нам удалось неплохо провести эти дни.

От воспоминаний о посещении Нью-Йорка ее бросило в жар, потом в холод, но вслух она сказала.

— Город, в который ты отправляешься на сей раз, слишком мал, чтобы меня заинтересовать. Кроме того, — добавила она, оживляясь, — у меня вся неделя распланирована до конца. Помимо обычной работы предстоит еще снова отправиться в библиотеку, и потом Сандра планирует вечеринку у себя дома.

— Если бы ты могла поехать со мной… — задумчиво произнес он, глядя на нее. — Это будет необычная вечеринка, не так ли?

— Да.

Лорен поведала, что таким не очень тонким способом Сандра пыталась вывести из хандры Карен Досетт, в которую та впала с тех пор, как узнала о неверности Клаббера. В округе Джефферсон не было психологической группы поддержки жен полицейских, но характер профессии мужа подтолкнул Сандру к определенным действиям. Выйдя замуж за Адама, который продолжал служить в полиции, правда, неполные смены и без права ношения формы и оружия, Лорен принимала самое активное участие в деятельности Сандры.

Адам внезапно сильно сжал ее руки, невольно обнаруживая волнение.

— Брачный обет должен что-то значить, черт возьми!

К своему большому удивлению Лорен почувствовала, что ей стало гораздо легче. Адам останется с ней, случись самое худшее, и, быть может, после ряда визитов к Бьюмонту в самом деле наступит улучшение?

— Обо мне не беспокойся, — заверила она.

Чтобы как-то развеять его мрачные мысли, она начала с энтузиазмом. — Я много размышляла и пришла к выводу, что, в конце концов, объяснение всем моим снам может оказаться простым.

— Было бы неплохо.

— Хм… как тебе это нравится? Сновидения — это указание на то, что я должна переменить профессию. Мое подсознание говорит, что у меня есть потенциал стать выдающимся историческим романистом нашего поколения.

— Мне это нравится, — сказал Адам. — Поработай над этим в мое отсутствие.

В пятницу, закончив свои консультации, Адам смог вырваться на несколько часов и направился в Тодхемовскую академию, предварительно по телефону договорившись о встрече с одной бывшей одноклассницей Лорен. Мелани Фэйрчайлд вернулась в альма-матер, чтобы уже самой учить других.

— Вы узнаете ее? — спросил он, передавая привлекательной блондинке недавний снимок Лорен. Это была такая же фотография, которую он по факсу направил Дейву в Дэриен, где она была изображена в расслабленной позе, играя с Хэссл. Она выглядит прекрасно, подумал Адам, с этими мягкими каштановыми волосами, ниспадающими на плечи, и большими голубыми глазами, смеющимися в камеру; в ту минуту она была полна жизни и любви.

— По правде говоря, не очень, — ответила Мелани Фэйрчайлд, возвращая фотографию и принимаясь разглядывать Адама. — Столько времени прошло, и потом я плохо ее знала.

Адам решил не говорить, что Лорен его жена. Пусть принимают его за детектива, разыскивающего пропавшего человека.

— Это не очень большое учебное заведение, — сообщила Мелани.

Усаженные деревьями дорожки соединяли четыре здания из красного кирпича, но только в одном занимались студенты. Всего там постоянно училось около трехсот человек.

Адам с Мелани вышли из административного корпуса и под лучами заходящего солнца медленно направились по тропинке, которая вилась вокруг искусственного озера, раскинувшегося на идеально ухоженной территории.

— Если бы вы напрягли память, — предложил он, — то, может, что-нибудь и припомнили бы.

— Возможно. Знаете, пища стимулирует мышление, — видя, что он никак не воспринимает ее намек на угощение, она попробовала с другой стороны. — А ваша школа была большой?

— Да нет, не особенно.

— Продолжаете жить в родном городе? — Она слегка улыбнулась, когда он кивнул головой. — И временами смотрите на фотографию своего выпуска и удивляетесь, что изображенные там на себя теперешнего, мало похожи.

— Это уж точно… Все же я надеялся, что кто-нибудь сможет мне помочь. Мне важно знать, как можно больше о ее прежней жизни. Известно, что она пробыла здесь не очень долго, что-то около шести месяцев. Она уехала за месяц до окончания семестра, но…

— Погодите… Кендалл?

— Припоминаете?

— Кажется, да… — задумчиво произнесла Мелани.

Она остановилась, уставившись на неподвижную гладь озера. Деревянная скамейка с коваными железными ножками располагалась неподалеку, под опустошенным ветрами вязом, и когда женщина повернулась к нему, Адам указал на скамейку.

— Почему бы нам не присесть, пока вы будете рассказывать?

— Лорен Кендалл случайно не попала в беду? — настороженно спросила Мелани.

— Насколько я знаю, нет, — Адам сел, терпеливо ожидая. Немного помедлив, Мелани опустилась рядом.

Выражение ее лица изменилось, она, очевидно, считала, что совершила ошибку, согласившись на разговор с ним.

— Крайне важно, чтобы я как можно подробнее узнал о ее жизни здесь, — тихо произнес он. — Ее исключили? Не потому ли она уехала так внезапно?

— А разве в регистратуре вы не могли это прояснить?

Ее взметнувшаяся бровь подсказала ему, что он на правильном пути.

— Школа вроде вашей, наверное, старается такого рода вещи не документировать, — предположил он и понял, что попал в «яблочко».

— Вы уже наводили справки, — упрекнула она, — и что-то слышали.

— Почему бы вам не рассказать, что вам известно? Я не хочу, чтобы меня обвинили в давлении на свидетеля.

— Это всего лишь слухи, — предупредила она, наклонясь и проведя ладонью по скамье, как бы невзначай задев его ногу. — Я не могу поклясться, что все в точности именно так. По правде говоря, я буду все отрицать, если кто-то еще начнет расспрашивать меня об этом.

Она решительно замолчала, и Адам пустил в ход самую обворожительную улыбку, на которую был только способен. Он заставил себя подвинуться к ней ближе и осторожно накрыл рукой ее ладонь, лежавшую около его бедра, лишь затем, чтобы обнаружить, что ее действия больше раздражают его, чем провоцируют… но нужную информацию необходимо добыть.

— Все, что вы скажете, я приму с благодарностью. Вы даже не представляете, как много для меня значат ваши слова.

— У меня очень развитое воображение, — заверила она его.

Его ноздри немного раздулись, а зрачки расширились. Адам поймал себя на мысли, что хочет, чтобы она успела выложить все, прежде чем ему придется швырнуть ее разгоряченное маленькое тело в холодное озеро.

— Я внимательно слушаю вас.

Прикидываясь застенчивой, она опустила глаза. Ее пальцы коснулись ткани его серых брюк, но этот контакт имел совершенно противоположный эффект, чем тот, на который она рассчитывала. Такое возмутительное поведение начинало не на шутку раздражать его.

— Вы отдаете себе отчет в том, что я могу лишиться работы, если администрация пронюхает, что я распространяю слухи о нашей школе?

— Я ценю ваше откровение, Мелани, и уверяю вас, что этот разговор останется исключительно между нами, — определенно он не станет рассказывать Лорен, какой ценой досталась ему информация. — Ничего из того, что вы скажете, не будет использовано против вас, — она, кажется, не обратила внимания на опущенные слова «в суде», которые обычно завершают эту формулу.

— Нет, я и в самом деле не должна вам об этом рассказывать.

— Но…

— Сейчас это уже вряд ли имеет значение. Как-никак прошло много времени. Нам, девочкам, тогда было по пятнадцать.

Адам выдержал испытание на откровенную оценку, которому она его подвергла, решив: пусть думает, что хочет, в отношении его пригодности для нее. Ему же обязательно надо выяснить, что она помнит, хотя он уже понял, что ничего хорошего не услышит.

— С ней нелегко было дружить, — начала Мелани. — С самого первого дня она держалась вызывающе. Очень скоро поползли слухи, что у себя в комнате она прячет наркотики. Не только марихуану, а кое-что посильнее. У кого были деньги, тем и продавала.

— Из-за этого ее и выгнали? — Адам слушал, пораженный услышанным, стараясь не выдать бушующих в душе эмоций ни лицом, ни голосом. Как ни тяжело, он обязан сквозь это пройти.

— Не совсем так, — Мелани, начав говорить, решила быть откровенной до конца. Адам поду мал — чем это юная Лорен так досадила ей за то короткое время, что они жили вместе в одной комнате? — Как я уже говорила, у меня нет никаких доказательств… Так вот. За отъездом Лорен Кендалл последовал еще один… Одного преподавателя математики. Мужчины. Поговаривали, что они были любовниками, и она попала в интересное положение и уехала, чтобы сделать аборт.

— Ее соблазнил преподаватель?

— Скорее, наоборот.

С мрачным выражением лица Адам потребовал подробностей. Вскоре он узнал имя этого человека и то, что он был уволен «за позорное поведение» в тот же день, когда Лорен Кендалл покинула этот городок.

Адам приехал домой в воскресенье поздним вечером и с порога заметил Лорен, спавшую на софе в гостиной.

Он остановился и долго смотрел на нее, соображая, как сделать, чтобы она не догадалась о том, что ему удалось разузнать. Она читала по его лицу все.

Он тоже считал, что знает ее хорошо.

Хмурясь, он повесил пиджак в шкаф и подошел к спящей. Никаких кошмаров, кажется, ей не снилось. Она спала сном невинного ребенка.

Однако она не была невиновна. Отнюдь нет.

Он так и не разобрался в собственных эмоциях, когда уехал вечером в пятницу из Тодхема. Может быть, правда на стороне Бьюмонта? Он не должен сам пытаться передать эту новую информацию Лорен. Телефонный разговор с психологом почти убедил его отказаться от конфронтации в общении с женой, но на душе не стало легче и тревожные сомнения продолжали волновать душу.

В субботу, помимо консультации с Бьюмонтом, он позвонил в другие школы, где училась Лорен. Из одной ее вышвырнули за то, что в спальню она приносила пиво с марихуаной, а также подбивала соучениц на распитие алкогольных напитков.

На преподавателя математики он вышел только этим утром. Мужчина далеко не уезжал, хотя и оставил преподавание, став владельцем небольшого магазина вычислительной техники. Он охотно признался в том, что знал Лорен, хотя уже с трудом узнал ее на фотографии, прибавив, что раньше это была довольно угрюмая девушка. Сексуальная, как черт, но мрачная, питавшая отвращение к свои родителям, которые мало уделяли ей внимания; всегда старавшаяся сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы выделиться.

Адам с трудом удержался, чтобы не врезать этому уже почти пожилому мужчине по физиономии. Он пользовался Лорен, как и Роб Сетон.

Взяв себя в руки, сохраняя вид нанятого детектива, Адам вместо удара принялся осыпать его вопросами. И не один из них не принес ему облегчения. Если она и была беременна, то бывший математик клялся, что ничего не знал об этом. Он не собирался жениться на ней, так как уже имел жену. Не собирался он и давать деньги на аборт. С какой стати? Это была богатая маленькая сучка. Больше всего в то время его беспокоило, как бы не оказаться привлеченным к суду за изнасилование…

Во сне Лорен, свернувшаяся калачиком и подложившая ладонь под щеку, была само воплощение невинности.

Была ли она беременна? Уж не криминальный ли аборт причина ее бесплодия? Гинеколог объяснил им, что давнее воспаление повредило репродуктивные органы Лорен и что он ничем не сможет ей помочь. Услышанное огорчило Лорен, и когда она заявила, что не помнила ни о какой, болезни, Адам не стал настаивать. В то время это было совсем не важно.

Разглядывая спящую жену, он нервно провел пальцами по своим волосам. На ком он женился? Мог ли он так ошибиться в ее характере?

Одна противоречащая здравому смыслу мысль терзала его усталый мозг. В его голове никак не укладывалось: как могла такая бесшабашная девица настолько измениться… став по сути совершенно другой личностью. Единственный правдоподобный ответ заключался в том, что она лгала о своей амнезии… следовательно, их совместная жизнь тоже являлась обманом.

Бьюмонт предупредил его, чтобы он не делал поспешных выводов. Он предостерег — ничего не говорить Лорен о ее прежней жизни до тех пор, пока она не явится к нему завтра на третий прием.

«Пожалуй, самое лучшее, чтобы потенциально взрывоопасной ситуацией занимался профессионал», — не уставал повторять себе Адам еще по дороге домой.

Лорен зашевелилась во сне, и тело ее напряглось. Стоя в непосредственной близости от жены, Адам никак не мог поверить всему, в чем ее обвиняла Мелани Фэйрчайлд. Произошла, должно быть, чудовищная ошибка. Он не мог полюбить такую развратную женщину.

Он продолжал бороться со своими противоречивыми эмоциями, когда Лорен открыла глаза и сонно сощурилась.

— Адам, ты дома, — в ее голосе прозвучала любовь и сдерживаемое возбуждение, когда она прибавила. — Я не собиралась спать, хотела дождаться тебя, чтобы показать, что мы нашли.

Его лицо оставалось в тени, поскольку она оставила горящим только ночник. Ей не были видны его гневные морщины, когда ее рука потянулась к большому потрепанному тому, который лежал на краю стола.

— Сандра заказала некоторые книги, и вот первая уже пришла вчера. Взгляни. Это автопортрет художника, картину которого я видела в Нью-Йорке. Он был официальным художником при дворе Генриха VIII, когда писал его, но в краткой биографии говорится, что он начал свою карьеру с портретов семьи Слифордов в Морвелл-холле.

Опять шестнадцатое столетие! Адам взял книгу и взглянул на улыбчивое лицо с крупными чертами.

— Ну, и что в нем такого? — вопрос прозвучал ехидно.

— Этого художника звали Эдвард Тирлинк, — глаза Лорен ярко вспыхнули неподдельным восторгом. Она спешила поскорее сообщить интересную новость. — В Морвелл-холле все его называли Нед, и он был моим любовником.