Отказ Германии от германо-польского похода на Украину весной 1939 года, разочаровавший Запад, был вызван возникшими в это время разногласиями между Германией и Польшей. Германия все настойчивее требовала от Польши согласия на передачу Третьему рейху Данцига и создания экстерриториальной дороги через земли, соединявшие Польшу с Балтийским морем (так называемый Данцигский коридор). Захват Гитлером Чехии 15 марта 1939 года, а затем и аннексия Клайпеды (Мемеля) у Литвы 23 марта продемонстрировали всему миру, что Германия не ограничилась присоединением Австрии и Судет, населенных немцами, а готова расширять свои владения и за счет земель, не населенных немцами. Эти события вызвали озабоченность в Варшаве, и 22 марта министр иностранных дел Польши Бек предложил Англии подписать секретное англо-польское соглашение о сотрудничестве. В ответ 31 марта премьер-министр Англии Н. Чемберлен заявил, что Англия и Франция «окажут польскому правительству любую поддержку, какая имеется в их распоряжении», если на Польшу будет совершено нападение.

В этой обстановке Советское правительство 18 марта обратилось к правительству Великобритании с призывом созвать конференцию представителей шести стран (СССР, Франция, Англия, Польша, Румыния, Турция) для того, чтобы обсудить вопросы коллективной безопасности в Европе. Однако ни Польша, ни Великобритания, ни другие западные страны не желали участия СССР в мерах по обузданию германской агрессии.

А. Тейлор отметил сходство в позициях Польши и Великобритании: «Обе страны выиграли от удивительного совпадения обстоятельств, при которых завершилась Первая мировая война, когда и Германия, и Россия потерпели поражения. Этим обстоятельством Польша была обязана своей иллюзорной независимостью; благодаря им Англия приобрела величие и авторитет, которые можно было поддержать без особых усилий. Обе страны хотели, чтобы мир оставался таким же, каким он стал в 1919 году».

Давно стремясь развязать войну между Германией и СССР, Великобритания хотела воспользоваться международным кризисом вокруг Польши для того, чтобы втянуть СССР в неминуемый конфликт. В то же время она не желала такого участия СССР в будущей войне, которое бы привело нашу страну к победе. А. Тейлор отмечал, что правители Великобритании «хотели, чтобы русскую помощь можно было включать и выключать поворотом крана, а они, и, может быть, поляки, имели бы возможность поворачивать его».

Несмотря на явные признаки нежелания Запада пойти на создание действенной системы обуздания германской агрессии, СССР продолжал вести переговоры с Англией и Францией. Необходимость создания надежной системы безопасности на западных рубежах СССР особенно остро сознавалась советскими руководителями в связи с тем, что на Дальнем Востоке разразился советско-японский конфликт.

Действуя в соответствии со своими планами экспансии в Азии, японские милитаристы 11 мая 1939 года вторглись в пределы Монгольской Народной Республики, имевшей договор о взаимной помощи с СССР. Размещенные на территории МНР советские войска вступили в сражения с японскими войсками. Вооруженный конфликт на реке Халхин-Гол разрастался, и к концу мая в нем участвовало несколько японских и советских дивизий.

Советско-японский конфликт отвечал интересам стран Запада. Еще в начале 30-х годов посол США в СССР Буллит писал в Вашингтон: «Если между Японией и СССР вспыхнет война, мы не должны вмешиваться, а использовать свое влияние и силу к концу ее, чтобы она закончилась без победы и равновесие между Японией и СССР не было нарушено». После начата конфликта на Халхин-Голе, в июне – июле 1939 года, в Вашингтоне состоялись переговоры между послом Японии в США Хориноуци и государственным секретарем США Хэллом. В ходе этих переговоров Хэлл заявил послу, что США выступают против усиления СССР в Азии.

В это же время начались тайные англо-германские переговоры. В них участвовали представитель Германа Геринга видный экономист Вольтат и британский министр внешней торговли Хадсон. В ходе переговоров обсуждался вопрос о «полюбовном» разделе мира, в том числе рынков в России и Китае. Одновременно видный деятель Лейбористской партии Чарльз Бакстон направил министерству иностранных дел Германии предложения, в которых говорилось о готовности Англии «признать Восточную Европу естественным жизненным пространством Германии».

Казалось, что западные державы стремились втянуть Японию и Германию в затяжной конфликт с СССР, в ходе которого все участники этого конфликта оказались бы существенно ослабленными. Это обстоятельство заставляло Советское правительство относиться с особой настороженностью к позиции Запада в отношении планов коллективной безопасности в Европе.

Между тем подготовка Германии к военным действиям на Востоке продолжалась. 7 июня 1939 года были подписаны договоры о дружбе Германии с Эстонией и Латвией. В ходе переговоров начальника штаба германских вооруженных сил Гальдера и начальника военной разведки Германии Канариса с руководителями Эстонии обсуждался вопрос об оккупации Прибалтики немецкими войсками. Правительство Великобритании поддержало эти договоры, так как было заинтересовано в приближении германских войск к советским границам.

При отсутствии действенной системы коллективной безопасности Польша в считанные дни могла также оказаться оккупированной немцами. В этом случае германские войска вышли бы на тогдашнюю западную границу СССР, проходившую к востоку от Эстонии, Латвии, Западной Белоруссии и Западной Украины. Пока польско-германская война не началась, СССР мог дипломатическими средствами ослабить тот урон, который бы он понес вследствие оккупации Прибалтики и Польши немцами. Этого можно было добиться заключением военного союза с Польшей, позволявшего Красной армии выйти на западные границы Польши до начала войны с Германией.

С этой целью СССР начал переговоры с представителями Франции и Великобритании в Москве о согласовании военной конвенции. Однако инструкции делегациям Франции и Англии на этих переговорах исключали возможность создать действенную систему коллективной безопасности. Правительства этих стран отказывались дать гарантии об оказании мощного отпора германской агрессии. К тому же западные участники переговоров затянули начало переговоров, потратив много времени на путь в Москву. Кроме того, английская делегация прибыла в Москву 12 августа, не имея полномочий для заключения соглашения. Эти полномочия были получены лишь 21 августа.

Тем временем между Берлином и Лондоном велись активные тайные переговоры с целью заключения соглашения о разделе сфер влияния. Эти переговоры проходили на разных уровнях и с участием различных видных лиц Третьего рейха. Повидавшись с Гитлером, комиссар Лиги Наций в Данциге Буркхарт 10 августа направился в Базель, где имел секретную встречу с представителями министерств иностранных дел Франции и Англии. Бурхарт привез послание фюрера, в котором он предложил западным державам присоединиться к походу против СССР. 16 августа министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп встретился в Берлине с представителем военно-воздушных сила Велибритании бароном де Роппом. В ходе этой встречи Ропп заявил: «Было бы абсурдом для Германии и Англии ввязаться в смертельную борьбу из-за Польши. Результатом может быть взаимное уничтожение воздушных сил… в то время как Россия с ее нетронутыми силами останется единственной страной, оказавшейся в благоприятном положении».

Продолжал вести переговоры с представителями Запада с целью добиться «нового Мюнхена» и советник Германа Геринга Герман Вольтат. С 7 августа 1939 года в этих переговорах принял участие сам Геринг. Составлялись планы прибытия в конце августа Геринга в Лондон и подписания там соглашения между Германией и Великобританией. Было очевидно, что Запад стремился «выйти из игры», направив германскую агрессию на Восток против СССР. Эти переговоры убедили Берлин в том, что Запад не готов к войне против Германии. В то же время сведения об этих переговорах поступали и советскому руководству, лишь усиливая его недоверчивость к своим партнерам по московским переговорам. 7 августа советская военная разведка доносила о том, что «после визита Вольтата в Лондон Гитлер убежден в том. что в случае конфликта Англия останется нейтральной». В этой связи переговоры, которые Запад вел с СССР, представлялись советскому руководству ловушкой для нашей страны, в случае если она, связанная обязательствами о вооруженном отпоре германской армии, вторгнувшейся в Польшу, останется один на один с сильным агрессором.

С другой стороны, Германия старалась заручиться гарантиями того, что СССР не выступит против ее вооруженных сил после того, как немцы захватят основную часть Польши и вступят на земли Западной Украины и Западной Белоруссии. Поэтому германская дипломатия стремилась добиться нормализации отношений с СССР. Начиная с лета 1939 года активизировались переговоры по развитию экономических отношений между СССР и Германией. С конца июля эти переговоры переросли в обмен мнениями об улучшении внешнеполитических отношений.

С начала августа уровень этих переговоров повысился, темп контактов ускорился, а германская сторона внесла предложение о подписании договора о ненападении. При этом по инициативе германской стороны было внесено предложение о подписании одновременно с договором протокола о сферах государственных интересов двух стран. Переговорный процесс был активизирован непосредственным обращением Гитлера к Сталину, в котором он просил принять министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа для подписания договора о ненападении «во вторник 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа». Это обращение было передано послом Германии в СССР Шуленбургом Молотову 21 августа в 3 часа дня.

Одновременно Гитлер не прекращал своих попыток договориться с Западом. 21 августа английский посол в Берлине сэр Невиль Гендерсон докладывал: «Приняты все приготовления для того, чтобы Геринг под покровом тайны прибыл в четверг 23-го. Замысел состоит в том, чтобы он совершил посадку на каком-либо пустынном аэродроме и на автомашине отправился в Чекерс».

Перед СССР возникла реальная возможность «нового Мюнхена». При этом сделка между Германией и Англией могла приблизить войну к советским западным границам, когда бои на Халхин-Голе достигли решающей стадии. 17 августа 6-я японская армия, численностью 75 тысяч человек, имея 500 орудий, 182 танка и 500 самолетов, развернула новое наступление. 20 августа наши войска начали контрнаступление на японские позиции, но его исход еще никто не мог предугадать.

Советское правительство все еще продолжало переговоры с Францией и Великобританией. 14 августа советская делегация выразила официальное сожаление по поводу «отсутствия у военных миссий Великобритании и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских войск через территорию Польши и Румынии». 17 августа по предложению главы английской делегации Дрэкса в работе совещания был объявлен перерыв до 21 августа. Послы Англии и Франции тем временем обратились к правительству Польши, чтобы получить от него согласие на пропуск советских войск через польскую территорию. Однако это предложение было высокомерно отвергнуто министром иностранных дел Польши Беком. 19 августа английский посол в Варшаве по настоянию министра иностранных дел Англии Галифакса вновь обратился к Беку с просьбой дать согласие на пропуск советских войск, заметив, что Польша срывает переговоры в Москве. 20 августа Бек вновь ответил отказом, заявив: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо дискуссии относительно какого-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его». Когда переговоры в Москве возобновились, западные участники вновь не смогли ответить на поставленный советской делегацией вопрос о пропуске Красной армии через территорию Польши и Румынии.

В этих условиях Сталин согласился принять Риббентропа 23 августа. В этот день в Москву пришло известие из Монголии: 23 августа 6-я японская армия под командованием генерала О. Риппо была окружена. Главный союзник Германии по агрессии потерпел серьезное поражение в своих попытках развернуть экспансию на север.

В ночь с 23 на 24 августа 1939 года, после переговоров, длившихся без перерыва несколько часов, советско-германский договор о ненападении был подписан. Статья 3 договора гласила: «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу». Договор был заключен сроком на 10 лет и автоматически мог быть продлен на следующие пять лет за год до истечения этого срока.

Одновременно был подписан «секретный дополнительный протокол», соответствии с которым была установлена черта между «сферами влияния» Германии и СССР в Восточной Европе. 1-я статья протокола гласила: «В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР…» Во 2-й статье указывалось: «В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан. Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих событий». В 3-й статье говорилось о «полной политической незаинтересованности» Германии в Бессарабии. Как известно, СССР никогда не признавал аннексию Румынией Бессарабии и считал ее советской территорией.

Подписание советско-германского договора о ненападении (позже ставшего известным под названием «пакт Молотова – Риббентропа») и секретного протокола к нему были жизненно необходимы Советскому Союзу для того, чтобы, с одной стороны, получить отсрочку вооруженного столкновения с Германией (выигрыш во времени), а, с другой стороны, отодвинуть на запад рубеж, с которого Германия могла бы начать свое нападение на СССР (выигрыш в пространстве). В то же время очевидно, что реализация этих целей СССР не совпадала с интересами тогдашних правительств Польши и стран Прибалтики. Однако нынешние протесты против «пакта Молотова – Риббентропа» игнорируют реальность тогдашней истории, когда интересы и даже суверенитет малых стран постоянно приносились в жертву интересам великих держав.

Так, когда в ходе Второй мировой войны возникла опасность Суэцкому каналу, английское правительство оккупировало Египет, чтобы противостоять германскому наступлению. Аналогичным образом в 1941 году СССР и Великобритания оккупировали Иран, когда возникла угроза установления там прогерманского режима. В 1942 году США произвели высадку своих войск в Марокко и Алжире, презрев необходимость испросить на это разрешение французского правительства Лаваля – Петена, с которым они поддерживали дипломатические отношения. В значительной степени такие действия были обусловлены вопиющим игнорированием международного права Германией и ее союзниками по Антикоминтерновскому пакту, о чем свидетельствовав вторжение Японии в Китай, захват Италией Эфиопии и Албании, аншлюс Австрии и прочие захваты Гитлера. Впрочем, и некоторые малые страны охотно присоединялись к дележу земель, захваченных агрессорами. Так, Польша и Венгрия стали соучастницами дележа Чехословакии после Мюнхенского соглашения, а Литва охотно приняла от Германии Вильнюс и Виленскую область, входившие до 1 сентября 1939 года в состав Польши.

Следует также учесть, что разграничительная черта между сферами влияния, определенная «секретным протоколом», отнюдь не означала переход тех или иных земель в собственность Германии или СССР. Понятие «сфера влияния», употреблявшееся в секретном протоколе, лишь означало невмешательство Германии и СССР в их действия в пределах этих «сфер». Последуюшие события показали, что эти договоренности не были достаточно четкими и окончательными: границы «сфер влияния» были подвергнуты изменению, а истолкование действий Германии и СССР в пределах своих «сфер» потребовали дополнительных согласований.

Тем временем советско-германский договор был подвергнут широкой критике на Западе. Критики не скрывали своего недовольства тем, что, подписав договор о ненападении, СССР избежал участия в начале нового кровопролитного конфликта.

Выступая 31 августа 1939 года на 4-й внеочередной сессии Верховного Совета СССР в ходе обсуждения вопроса о ратификации советско-германского договора о ненападении, нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов заявил: «Советско-германский договор подвергся многочисленным нападкам в англофранцузской и американской прессе… Пытаются распространять неправду, что будто бы заключение советско-германского договора о ненападении помешало переговорам с Англией и Францией о пакте взаимопомощи… В действительности, как известно, дело обстоит наоборот. Советский Союз заключил пакт о ненападении с Германией, между прочим, в силу того обстоятельства, что переговоры с Францией и Англией натолкнулись на непреодолимые разногласия и кончились неудачей по вине англо-французских правящих кругов… Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? (Смех). …Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами без Советского Союза. (Смех. Аплодисменты.) Мы бы посмотрели, что это за вояки. (Смех. Аплодисменты.)».

Через несколько часов после этого выступления Молотова и ратификации Верховным Советом договора Германия напала на Польшу, а вскоре Великобритания и Франция объявили войну Германии. Так началась Вторая мировая война.

Вскоре Германия стала настаивать на вступлении СССР в войну против Польши, исходя из своего толкования положения о «сферах влияния». Перед СССР вновь остро встала угроза вовлечения в войну, но на сей раз на стороне Германии. Однако, поскольку теперь Германия недвусмысленно угрожала войти в советскую «сферу влияния», то перед СССР возникала и угроза того, что немецкие войска выйдут на старую советско-польскую границу и, таким образом, никакого территориального выигрыша СССР не получит.

К этому времени польское правительство уже покинуло пределы своей страны. 17 сентября правительство СССР направило ноту польскому послу в Москве, в которой говорилось: «Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР… Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение дать приказ перейти границу и взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».

В тот же день советские войска пересекли границу и вступили в Западную Украину и Западную Белоруссию и к концу сентября заняли эти земли. Ян Гросс в своем исследовании «Революция из-за границы», подготовленном на основе записей поляков, покинувших СССР вместе с армией Андерса в 1943 году, признавал: «Следует отметить и сказать это недвусмысленно: по всей Западной Украине и Западной Белоруссии, на хуторах, деревнях, в городах Красную армию приветствовали малые или большие, но в любом случае заметные, дружественно настроенные толпы… Люди сооружали триумфальные арки и вывешивали красные знамена (достаточно было оторвать белую полосу от польского флага, чтобы он стал красным)… Войска засыпали цветами, солдат обнимали и целовали, целовали даже танки… Иногда их встречали хлебом и солью». Изъявления радости по поводу прихода армии, освобождавшей их от режима национальной дискриминации, сопровождались взрывом ненависти по отношению к свергнутому строю.

Как отмечал Я. Гросс, «части польской армии, перемещавшиеся через восточного воеводства, – их всего было несколько сот тысяч солдат – во многих случаях наталкивались на недружественное местное население. Свои последние бои польская армия на своей территории вела против украинцев, белорусов, евреев». Так как восставшее население обращалось за помощью к советским войскам, в эти стычки втягивалась и Красная армия. Этим объясняются потери Красной Армии, которую сначала все население, включая поляков, встретило так радостно. «Гражданское население (главным образом поляки), – отмечал Я. Гросс, – присоединилось к разрозненным частям польской армии и активно сражалось вместе с ними против советских войск. Было немало примеров такого рода, и в дальнейшем это способствовало отношению советских властей к гражданскому населению как к противозаконным элементам».

28 сентября 1939 года в Москве был подписан договор о дружбе и границе между СССР и Германией. Прилагавшийся к нему секретный протокол устанавливал новую линию раздела между сферами влияния СССР и Германии. Теперь часть польских земель (Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства) переходило в сферу влияния Германии, а Литва передавалась в сферу влияния СССР. Созданные в октябре 1939 года Народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии приняли решение о присоединении к Украинской ССР и Белорусской ССР. Теперь советско-германская граница проходила на 150-250 километров к западу от бывшей польско-советской границы.

В это же время были подписаны договоры СССР о взаимной помощи с Эстонией, Латвией и Литвой. До этого фашистские режимы этих прибалтийских стран стремились укрепить связи с Германией, а не с СССР. Однако отказ Германии от вмешательства в советскую «сферу влияния» в соответствии с протоколами 1939 года, не позволял им теперь рассчитывать на помощь Гитлера. Пока шли советско-эстонские переговоры о договоре, Гитлер в своем письме эстонскому президенту Пятсу просил его «потерпеть» до осени 1940 года. Видимо к этому времени Гитлер рассчитывал начать поход против СССР.

Договоры СССР с Эстонией, Латвией и Литвой позволили Советскому Союзу получить там военные, военно-морские и военно-воздушные базы. В то же время передвижения советских войск за пределами баз строго регламентировалось соответствующими соглашениями, и подписанные договоры не привели к изменению государственного строя в трех прибалтийских странах. У власти остались те же фашистские правительства, а коммунистические партии в этих странах оставались под запретом. Когда же советский посол в Эстонии Никитин сообщил Молотову о намеченных мероприятиях по пропаганде дружбы между СССР и Эстонией, Молотов резко осудил его за попытки «советизировать» Эстонию.

Характер отношений между СССР и прибалтийскими странами и внутриполитическая жизнь в этих странах не менялись до середины июня 1940 года. К этому времени германская армия в апреле за несколько дней оккупировала Данию и Норвегию, а затем за несколько недель, с 10 мая по 16 июня, разгромила англо-французские войска и заняла Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию. Тогда возникла опасность, что вермахт повторит блицкриг (молниеносную войну) на Востоке.

Пребывание в «советской сфере влияния» не мешало фашистским режимам Прибалтики развивать связи с гитлеровской Германией. 70 % товарооборота этих стран приходилось на Германию. Прибалтийские армии закупали вооружение в Германии, а их руководство проводило постоянные консультации с представителями германских вооруженных сил. В мае 1940 года в Эстонию прибыл один из видных руководителей германской разведки Клее. Он сообщил министру внутренних дел Эстонии, что скоро Германия нападет на СССР.

К тому времени в Прибалтике активизировали свою деятельность фашистские организации. Из Прибалтики поступили сведения о том, что под видом проведения «балтийской недели» и «праздника спорта» 15 июня фашистские организации Эстонии, Латвии и Литвы при попустительстве правительств готовились захватить власть и обратиться к Германии с просьбой ввести войска в эти страны. Трудно сказать, насколько была реальной угроза путча или провокационного фарса, который бы помог правителям Прибалтики обратиться за помощью к Гитлеру, не дожидаясь осени 1940 года, но, вероятно, советские руководители расценивали эти сообщения в контексте международной обстановки.

В день, когда немецкие войска вступили в Париж, и за день до предполагавшегося фашистского путча в Прибалтике 14 июня 1940 года Советское правительство предъявило правительству Литвы ультиматум, требуя немедленного сформирования нового правительства, которое было бы способно «обеспечить честное проведение в жизнь советско-литовского Договора о взаимопомощи и решительное обуздание врагов Договора». СССР требовал немедленного обеспечения свободного пропуска «на территорию Литвы советских воинских частей для размещения в важнейших центрах Литвы в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления советско-литовского Договора о взаимопомощи и предотвратить провокационные действия, направленные против советского гарнизона в Литве».

Схожие требования были предъявлены 16 июня 1940 года правительствам Латвии и Эстонии. В Таллин. Ригу и Вильнюс были направлены правительственные советские делегации во главе с А. Ждановым, А. Вышинским и В. Деканозовым, которые потребовали изменить состав правительств прибалтийских стран. Одновременно 15-17 июня началось вступление новых контингентов советских войск на территорию Эстонии, Латвии и Литвы. Благодаря тому, что правительства трех прибалтийских государств не стати чинить препятствий советским войскам, вступление Красной армии проходило без осложнений. Во многих городах Прибалтики население тепло встречало советские войска.

В то же время под видом помощи вступающим советским войскам эстонская полиция разгоняла митинги солидарности с СССР и арестовывала ораторов, выступавших с приветствиями в адрес Красной армии. В Каунасе и в Риге полиция стреляла по людям, приветствовавшим советские войска. При этом в Риге было ранено 29 человек, из них двое скончались. Однако советские войска не препятствовали действиям местной полиции, а Жданов запрашивал Москву: «Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства». Лишь получив сообщения о расстрелах в Риге и арестах в Таллине, Молотов телеграммой от 20 июня ответил Жданову: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».

Тем временем Деканозов, Вышинский и Жданов были заняты ведением переговоров о сформировании просоветских правительств. Хотя местные коммунисты настаивали на сформировании таких правительств из членов своих партий и их союзников, эмиссары Сталина не поддерживали этих предложений. В новом правительстве Эстонии во главе с И. Варесом преобладали социалисты и беспартийные, но коммунистов не было. По настоянию Деканозова в правительство Литвы, которое сформировал В. Креве-Мицкевичус, вошел и министр финансов Э. Галанаускас, занимавший тот же пост при режиме Сметоны. Единственный коммунист в новом литовском кабинете занял пост министра внутренних дел. Лишь в результате своих настойчивых просьб коммунисты Латвии, во главе которых встал освобожденный из тюрьмы Я. Калнберзин, добились включения четырех членов своей партии в новое латвийское правительство, которое возглавил беспартийный А. Кирхенштейн. В то же время президенты Латвии и Эстонии Ульманис и Пятс сохраняли свои посты. Лишь президент Литвы Сметона эмигрировал в Германию.

Новые правительства пользовались широкой поддержкой населения Прибалтики. Комиссия АН Эстонской ССР в своем докладе 1989 года, цель которого состояла в том, чтобы обосновать «противозаконность» вступления Эстонии в СССР, все же признала, что «большая часть народа Эстонии по различным причинам приветствовала новое правительство по различным причинам: демократически настроенная интеллигенция связывала с этим устремления к демократизации государственного строя, наиболее бедные слои населения надеялись на улучшение своего материального и социального положения, основная часть крестьянства добивалась уменьшения долгов, ложащихся на хутора, малоземельные и безземельные крестьяне хотели получить землю, коммунисты видели в этом один из этапов реализации своих программных требований. Это подтверждают многочисленные митинги, народные собрания, резолюции трудовых коллективов и программные документы созданных новых организаций».

В то же время посланцы Кремля постоянно подчеркивали, что происходившие перемены не приведут к изменению в государственном устройстве трех республик. Выступив с балкона советской миссии в Риге перед участниками митинга, А. Вышинский закончил свою речь по-латышски: «Да здравствует свободная Латвия! Да здравствует нерушимая дружба между Латвией и Советским Союзом!»

Рекомендации советского полпреда в Эстонии К.Н. Никитина, которые он направлял в Москву 26 июня, свидетельствовали о том, что советские дипломаты в это время даже не помышляли о возможности установления в республике советских порядков. Поэтому полпред предлагал лишь меры, укладывающиеся в отношения СССР с дружественными зарубежными странами. В тот же день, 26 июня, первый секретарь полпредства Власюк, ссылаясь на указания Жданова, просил Москву ассигновать на программу деятельности Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКСа) «дополнительных средств в 5000 крон в связи со значительным увеличением объема работы до конца года». Совершенно очевидно, что еще 26 июня Жданов, как и работники советских дипломатических учреждений в Таллине, исходил из того, что Эстония останется надолго «заграницей» со своей «иностранной валютой».

Однако в самые последние дни июня 1940 года в советской политике в отношении стран Прибалтики произошла радикальная перемена. Об этом свидетельствовала беседа Молотова с премьер-министром Литвы Креве-Мицкевичусом 30 июня. По словам литовского премьера, Молотов убеждал премьера в том, что для Литвы было бы лучше, если бы та вступила в Советский Союз.

Почему же вдруг Сталин и все советское руководство совершили крутой поворот к советизации?