Хотя Сталин подчеркивал, что новая конституция «оставляет нетронутой диктатуру рабочего класса, не допускает свободу политических партий и сохраняет в силе нынешнее руководящее положение партии коммунистов в СССР», он выступил против предложения по-прежнему лишать «избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом». Объясняя свою позицию, он заявлял: «Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти. Во-вторых, если народ кой-где и изберет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо и мы вполне заслужили тот позор, если же наша агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы. Значит, надо работать, а не хныкать, надо работать, а не дожидаться того, что все будет предоставлено в готовом виде в порядке административных распоряжений… Волков бояться, в лес не ходить». Таким образом Сталин провозглашал поворот в политической жизни от запретов к снятию социальных ограничений, от административных методов к состязательности.

Как утверждает историк Юрий Жуков, Сталин и его ближайшие сторонники в Политбюро (Молотов, Ворошилов, Каганович), выступая за сохранение однопартийности, отстаивали принцип альтернативности при выборах в Советы. Хотя, столкнувшись с упорным сопротивлением многочисленных представителей партийных верхов, боявшихся утратить свое властное положение, Сталин и его сторонники были вынуждены отказаться от закрепления принципа выдвижения нескольких кандидатов на депутатское место. Однако утвержденная в 1937 году форма избирательного бюллетеня для выборов в Советы, остававшаяся неизменной до распада СССР и ликвидации советской власти, фактически закрепила возможность выдвижения нескольких кандидатов. В бюллетене было написано: «Оставьте в избирательном бюллетене ОДНОГО кандидата, за которого Вы голосуете, остальных вычеркните».

Политические перемены, которые осуществлял Сталин и его сторонники в советском руководстве, касались не только системы выборов. Они привели к отказу от многих методов политики, сохранявшихся со времен гражданских войн, и пересмотру различных сторон общественно-политической жизни, сложившихся с первых дней революции. Победа социализма в СССР, провозглашенная Сталиным, означала, что цели классовой борьбы были достигнуты, а потому на первый план выдвигалась задача общенародного единства, особенно актуальной по мере усиления угрозы новой войны против СССР.

Осуществление этой задачи проявилось в изменении политики Советского государства по отношению к церкви. Священникам не только вернули избирательные права. 12 сентября 1933 года Сталин издал распоряжение, запрещающее производить застройки «за счет разрушения храмов и церквей». Позже, 11 ноября 1939 года, Сталин подписал решение Политбюро об отмене «указания товарища Ленина» от 1 мая 1919 года. Из лагерей НКВД были освобождены 12 860 священников.

Начиная с 30-х годов Сталин и его сторонники взяли курс на пересмотр отношения к дореволюционному прошлому нашей страны. Господствовавшая до сих пор в советской исторической науке и материалах системы образования «школа Покровского», проповедовавшая нигилистическое отношение к дореволюционной истории, была подвергнута критике. Имена ученых, писателей, полководцев, государственных деятелей, прославивших дореволюционную Россию, снова стали предметом уважения в СССР.

Эти и другие действия Советского правительства, направленные на отказ от эксцессов первых лет революции, были подвергнуты острой критике со стороны главного политического оппонента Сталина – Троцкого. В своих статьях и книге «Преданная революция», публиковавшиеся за границей, Троцкий обвинял сталинское руководство в «термидорианском» перерождении, в измене принципам революции. Троцкий решительно возражал против отказа от преследования церкви в СССР. Он отвергал уважительное отношения к ратным подвигам дореволюционных военачальников и называл армию Суворова «армией феодальных рабов».

Выступая с ультрареволюционных позиций, Троцкий осуждал Сталина за отказ от радикального курса на разрушение семьи. Троцкий писал: «Революция предприняла героическое усилие разрушить так называемый "семейный очаг" – этот архаический, затхлый, прогнивший институт». Он решительно отвергал «реставрацию» в СССР "седьмой заповеди" Моисеева закона («не прелюбодействуй»). Атаковал Троцкий и «реставрацию пятой заповеди» («чти отца своего»). Растущая забота советского государства об авторитете старшего поколения вызывала тревогу у Троцкого.

Одновременно Троцкий демагогически выдвигал требования, которые было невозможно осуществить в условиях надвигающейся войны. Он требовал увеличения жилищного строительства и производства потребительских продуктов, сокращения расходов на развитие тяжелой промышленности. В то же время Троцкий, который в начале 1920-х годов отстаивал сохранение привычных ему военных методов управления, теперь настаивал на «восстановлении права на критику и истинную свободу выборов», «введении демократии в промышленности», «свободном обсуждении экономических проблем», «свободе для молодежи» и прочем.

«Демократические» лозунги Троцкого использовались им для прикрытия готовившегося им и его сторонниками государственного переворота. Еще в марте 1933 года Троцкий обратился с открытым письмом к работникам партийного аппарата, в котором призывал к свержению Сталина. В» Бюллетене оппозиции» в октябре 1933 года Троцкий объявил о необходимости создать подпольную партию. Он подчеркивал, что «не осталось нормальных конституционных путей для устранения правящей клики. Только сила может заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда». Троцкий писал: «Если Сталин и его сторонники, несмотря на их изоляцию, будут цепляться за власть, оппозиция сможет их устранить с помощью "полицейской операции"».

Троцкисты поддерживали связи с другими заговорщическими центрами, которые сложились в силовых структурах. Хотя со времени доклада Н.С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС в феврале 1956 года обвинения ряда советских руководителей в заговорщической деятельности были отвергнуты, факты, изложенные в ряде работ российских историков последних лет (например, в книгах «Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева» Р. Баландина и С. Миронова, «Иной Сталин» Юрия Жукова, «Заговор маршалов» А.Б. Мартиросяна, «Сталин и заговор генералов» Сергея Минакова), а также в воспоминаниях бывшего охранника Сталина А. Рыбина, убедительно доказывают, что различные заговоры, которые спровоцировали репрессии 1937-1938 годов, не были фантазией Сталина, как это утверждал Н.С. Хрущев.

Эти факты свидетельствуют о том, что заговор наркома внутренних дел СССР Г.Г. Ягоды и секретаря ЦИК СССР А.С. Енукидзе, заговор военных во главе с заместителем наркома обороны СССР М.И. Тухачевским имели целью осуществление государственного переворота и отстранение от власти Сталина и его сторонников. Такое развитие событий могло привести к новой гражданской войне и массовым репрессиям победителей против побежденных. Факты же, приведенные в своих книгах личным переводчиком А. Гитлера, а затем историком Паулем Шмидтом (писавшим под псевдонимом Пауль Карелл) и шефом гитлеровской разведки Вальтером Шелленбергом, доказывают, что Тухачевский и другие военные заговорщики имели контакты с германскими военными. А это могло бы привести к иностранной интервенции в СССР.

Однако скрытое сопротивление Сталину и проводившимся им политическим реформам оказывали не только властолюбивые люди из силовых структур и их союзники. Сталинские реформы были направлены на то, чтобы заменить руководителей, занявших властные посты в годы гражданских войн и уже не отвечавших задачам строительства развитого общества, новыми лицами, обретшими за годы советской власти высокое образование и опыт работы на современном производстве. В своем выступлении на февральско-мартовском пленуме 1937 года И.В. Сталин выдвинул предложение о широкой программе переобучения партийного руководства снизу доверху и выдвижения нескольких заместителей им на смену. По сути, все посты в партийной иерархии страны были объявлены вакантными, и на них был объявлен конкурс. Сталин напоминал, что в соответствии с вновь принятой Конституцией «народ проверяет руководителей страны во время выборов в органы власти Советского Союза путем всеобщего, равного, прямого и тайного голосования».

Сталин предупреждал: «Стоит большевикам оторваться от масс и потерять связь с ними, стоит им покрыться бюрократической ржавчиной, чтобы они лишились всякой силы и превратились в пустышку». В этом выступлении Сталин обратился к древнегреческому мифу об Антее, напоминая, что у этого героя «было все-таки свое слабое место – это опасность быть каким-либо образом оторванным от земли». Поскольку в мифе о подвигах Геракла последний побеждал Антея, сравнение Сталина звучало зловещим предупреждением. Сталин так завершил свой пересказ мифа: «Большевистские руководители – это Антеи, их сила состоит в том, что они не хотят разрывать связи, ослаблять связи со своей матерью, которая их родила и вскормила, – с массами, с народом, с рабочим классом, с крестьянством, с маленькими людьми».

Как убедительно показывает Юрий Жуков в своей книге «Иной Сталин», сопротивление этим сталинским реформам оказывали многие партийные руководители. В ответ на предложение Сталина о проведении альтернативных выборов в 1937 году секретари обкомов поспешили подготовить квоты лиц, которых надо будет либо выслать, либо расстрелять под тем предлогом, что они могут попытаться провести своих кандидатов в Верховный Совет СССР. Особую «кровожадность», по словам Жукова, проявили Р.И. Эйхе и Н.С. Хрущев, потребовавшие разрешения на высылки и расстрелы десятков тысяч людей.

Юрий Жуков утверждает, что в конце июня 1937 года в руководство страны была направлена записка Р.И. Эйхе, который призывал санкционировать создание в областях «троек», наделенных «правом выносить смертные приговоры». Таким образом, Эйхе и другие стремились избавиться от возможных конкурентов в ходе «конкурса» партийных должностей и выборов в Советы.

В условиях, когда заговор Тухачевского был раскрыт за несколько дней до назначенного дня переворота, когда даже после ареста Тухачевского видные партийные руководители продолжали плести тайные интриги против руководства партии (в ходе июньского пленума ЦК ряд его членов провели тайную встречу, о которой Сталину сообщил лишь один из ее участников; на встрече было принято решение оказывать сопротивление исключению членов ЦК из его состава), Сталин и другие члены Политбюро уступили давлению местных руководителей. Жуков пишет: «Инициативная записка Р.И. Эйхе оказалась тем камушком, который вызвал страшную горную лавину. Три дня спустя, 2 июля, последовало еще одно решение Политбюро, распространившее экстраординарные права, предоставленные поначалу лишь Эйхе, уже на всех без исключения первых секретарей ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов». В решении говорилось: «ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих высылке». Нарком внутренних дел Н.И. Ежов, недавно арестовавший Ягоду и его соратников в НКВД, на основе этого решения издал приказы № 00446 и № 00447, в которых предписывалось «раз и навсегда покончить с подлой подрывной деятельностью против основ Советского государства».

Личность Ежова, человека недалекого, склонного к повышенной подозрительности и сочинению упрощенных версий заговоров, приход в Наркомат внутренних дел новых и не имевших опыта работы в следственных органах сотрудников из партаппарата на смену арестованным сотрудникам Ягоды способствовали созданию обстановки истеричной подозрительности. Казалось, что после московских процессов против Зиновьева, Каменева, Пятакова, Сокольникова, Радека в 1936-1937 годах сторонники оппозиции были арестованы или уничтожены. (Кстати, посол США в СССР Джозеф Дэвис и писатель Лион Фейхтвангер, а также ряд других наблюдателей из Запада, присутствовавшие на двух московских процессах 1937-1938 годов, не раз публично выступали с заявлениями, в которых доказывали правоту предъявленных обвинений и искренность признаний обвиняемых.) Однако Троцкий в своей книге, вышедшей в свет в 1937 году, уверял, что даже после этих процессов и многочисленных арестов 1936-1937 годов в стране сохраняется мощная сеть троцкистского подполья. Эти заявления лишь усиливали страхи работников НКВД, что они упустили многих членов подполья и их неумеренное рвение в разоблачении реальных и мнимых врагов.

Беда всесильного комиссариата внутренних дел была в том, что после прихода Ежова он действительно стал народным, то есть чрезвычайно открытым для вмешательства людей в дела, которые по своей сути требуют профессионализма. Приход в НКВД после назначения Ежова множества новых «честных», но непрофессиональных людей, готовых слепо довериться своей природной интуиции или «людям из народа», нанес сильный удар по следственной системе СССР.

Чрезмерное доверие к мнению «людей из народа» усилилось в ходе кампании по разоблачению «скрытых врагов». В немалой степени этому способствовали и заявления Сталина о необходимости доверять мнению «маленького человека». Рассказывая о том, как рядовой член партии Николаенко безуспешно выступала со своими разоблачениями против влиятельных людей в руководстве компартии Украины, Сталин заметил: «Николаенко – это рядовой член партии. Она обыкновенный "маленький человек"… Как видите, простые люди оказываются иногда куда ближе к истине, чем некоторые высокие учреждения. Можно было бы привести еще десятки и сотни таких примеров».

Однако зачастую эти «маленькие люди» «из народа» в своих обличениях опирались на необоснованные подозрения, а то и просто стремились свести личные счеты. Люди, которые делили своих соседей и коллег на категории: «большой враг», «малый враг», «вражонок» (о чем было позже рассказано А.А. Ждановым на XVIII съезде ВКП(б)), стали основными источниками информации при подготовке органами НКВД различных «дел» о «заговорах» и «центрах».

Репрессии не приняли бы таких масштабов, если бы они не получили широкой поддержки во всех слоях советского общества. Помимо психологических последствий гражданских войн, в ходе которых нередко в любом незнакомце видели врага, и напряженного ожидания новой войны, неизбежно порождавшей страхи перед шпионами потенциальных агрессоров, глубокие революционные преобразования 1930-х годов, открывшие возможности для социального роста и раскрытия талантов и способностей десятков миллионов людей, имели, как и всякая революция, свою теневую сторону. Быстрый социальный подъем миллионов людей породил у многих перемены сознания, схожие с теми, что происходят во время «кессонной болезни» у водолазов в случае их слишком быстрого подъема наверх.

С одной стороны, неизжитое недоверие бывших жителей деревни к горожанам и городской культуре являлось благодатной почвой для роста самых причудливых предрассудков и нелепых подозрений. Открытие новых культурных горизонтов сопровождалось вторжением в сознание людей мешанины из примитивных шаблонов политической пропаганды и подхваченных в обывательской среде вздорных слухов и искаженных представлений об окружающем мире. Миллионы советских людей были готовы объяснять сложные проблемы страны вредительством тайных врагов. Отречение от религии создало в умах многих людей вакуум, который был заполнен зачастую лишь упрощенными пропагандистскими установками и вековыми предрассудками, а также новыми суевериями, рожденными в обывательской городской среде. Огрубленные представления о мире не могли не разрушить традиционные нравственные ориентиры людей относительно того, что плохо, а что хорошо, что можно, а что нельзя делать.

Для других же миллионов людей стремительные преобразования означали прежде всего катастрофические утраты, порождавшие у них жгучую ненависть к тем, кто преуспел после революции, и желание отомстить им. Неприязнь потомственных горожан к преуспевшим пришельцам из деревни также служила благодатной почвой для доносов. Жгучую ненависть к «победителям» испытывали и те жители деревни, кто пострадал от коллективизации.

В 1937-1938 годах особенно много доносов было написано в адрес начальства. На лиц, занимавших начальственные должности, могли писать те, кто видел в них конкурентов на вакансии, открывшиеся после февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года. Доносы могли писать на тех, кого винили за многочисленные трудности и лишения тех лет, за аресты и гибель от голода родных и близких. Жертвы красных могли, наконец, попытаться расквитаться с теми, кто был виновником крушения их судеб. Жертвы «ликвидации кулачества как класса» в деревне могли мстить тем, кто выселял их самих или их родных, мучил или издевался над ними и их семьями во время коллективизации или насильственного изъятия зерна. Список арестованных партийных руководителей поразительным образом совпадал с перечнем тех, кто сыграл наиболее активную роль в ходе коллективизации: Я.А. Яковлев, Е.Я. Бауман, И.М. Варейкис, Ф.И. Голошекин, С.В. Косиор, М.М. Хатаевич, Б.П. Шеболдаев, Р.И. Эйхе, Г.Н. Каминский и другие.

Если в марте 1937 года Сталин решительно осуждал огульные исключения из партии и расстрелы, то с лета 1937 года подобные методы подавления противников стали обычными. И это свидетельствовало, что руководство страны во главе со Сталиным в известной степени утрачивало контроль над происходившими событиями. Совершенно очевидно, что события пошли не так, как они должны были происходить по плану Сталина, собиравшегося устроить конкурс среди партийных работников и поднять их уровень общей и политической подготовки на курсах разных ступеней. Анализируя материалы Смоленского архива, вывезенного немцами во время войны, а затем захваченного американцами, историк Г.Т. Риттерспорн пришел к выводу, что Сталин «не всегда был способен управлять ходом событий» и даже утверждал, что в эти годы он потерпел «политическое поражение». К такому же выводу пришел и Юрий Жуков. По сути дела в эти годы происходила междоусобная борьба между различными группировками во властных структурах, а НКВД использовался как инструмент для устранения идеологических противников.

Однако вряд ли стоит считать, что Сталин потерпел полное поражение. В конце 1938 года Н.И. Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, а вскоре массовые репрессии были прекращены и сотни тысяч заключенных были освобождены. Правда, далеко не все. Во-первых, сотни тысяч человек, главным образом из партийного и государственного руководства, были расстреляны. Во-вторых, многие остались в заключении. На 1 марта 1940 года из 1 668 200 заключенных 28,7 % составляли осужденные за контрреволюционную деятельность, то есть около 470 тысяч человек.

Впоследствии практически все осужденные по политическим обвинениям в 30-х годах были реабилитированы (в том числе посмертно), а сотни тысяч заключенных были освобождены. События тех лет до сих пор не были достаточно глубоко проанализированы историками, а потому в общественное сознание со времен хрущевского доклада внедрено упрощенное объяснение происшедших событий (прежде всего с целью скрыть огромную ответственность Хрущева за беззакония в ходе репрессий). Хрущев и его последователи уверяли о главной и чуть ли не единоличной ответственности Сталина за эти репрессии. В то же время нет сомнения в том, что уже на протяжении полувека в нашей стране огульные и жестокие репрессии 30-х годов были осуждены.

Нет сомнения в том, что уничтожение многих видных командиров Красной армии, руководителей партийных организаций, хозяйственников, инженеров и других лиц, ложно обвиненных в заговорщической деятельности, нанесло урон нашей стране. В то же время нельзя не учитывать свидетельства о том, что помимо ложно обвиненных людей среди репрессированных было немало и тех, кто активно участвовал в заговорщической деятельности. Сохранение таких людей в военном, а также партийном и хозяйственном руководстве было чревато возможностью их антигосударственного выступления в разгар войны. Контакты же военных заговорщиков с германскими военными могли бы привести к поражению в случае войны с Германией.

Парадоксальным образом, несмотря на жестокость и несправедливость, проявленную по отношению к большинству обвиненных в ходе репрессий 30-х годов и урон, причиненный ими стране, другими их следствиями стали консолидация общества и укрепление органов управления накануне Второй мировой войны. Хотя враг не нашел немало людей, рекрутированных им в «пятую колонну», в их составе не было значительных государственных и политических деятелей вроде Петена, Лаваля, Дарлана, Дорио. Квислинга, Дефеля и других, сотрудничавших с гитлеровскими оккупантами. Кроме того, многие посты в системе управления партии, хозяйства, армии заняли теперь люди, не связанные больше инерцией гражданских войн и не полагавшиеся на методы, сложившиеся в годы «военного коммунизма». Это были люди, как правило, обладавшие высоким уровнем образования, опытом работы в низовых структурах управления и еще не оторвавшиеся от народа. Последующие события показали, что выдвижение этих людей к руководству страны во многом способствовало победе СССР во Второй мировой войне.

В то же время репрессии затронули сравнительно ограниченные слои советского общества. Для подавляющей части советского общества вторая половина 30-х годов была связана с теми переменами, которые вытекали из новой Конституции СССР и были направлены на идейно-политическое сплочение советского общества. О том, что эти перемены оказали сильное позитивное воздействие, свидетельствовал патриотизм советского народа, проявившийся в годы Великой Отечественной войны.