Бурьин проснулся и посмотрел на часы. На часах была половина второго. «Дня или ночи? — спросил он себя и, увидев в просвете жалюзи солнце, сам себе ответил: — Дня».
      Эй, Алешка, просыпайся! — Бородатый гигант повернулся в кресле так, что оно чуть не развалилось. У вялен, что Корсаков, лежавший в одежде на диване, даже не Пошевелился, он вздохнул и включил радио.
      «С вами диджей Кирилл, — и в приемнике бойкий расхлябанный голос. — В эфире «Скандальная хроника». Как насчет свеженького скандальчика, спросите вы? О, нет проблем! Сегодня утром многие москвичи могли видеть на памятнике Юрию Долгорукому около здания Московской мэрии обнаженную молодую женщину. По свидетельству очевидцев, прехорошенькую. Никто не видел, как она забралась на памятник и когда именно сбросила одежду. Предполагают, что таким необычным образом девушка протестовала против продолжающегося забоя китов, вырубки сибирских лесов и истребления пушных зверей. Когда подъехал наряд милиции, девушка уже исчезла. Очевидцы утверждают, что она села в черный джип, который быстро скрылся в сторону Белорусского вокзала. Итак, уважаемые москвичи, если решите позагорать, смело залезайте на памятник Юрию Долгорукому… Хи-хи, это, конечно, шутка!.. А теперь Илья Тараканов исполнит песню о любовном квадрате. Что такое любовный квадрат и чем он отличается от треугольника? Слушайте песню и просвещайтесь…»
      В приемник полетела подушка.
      — Заткни его! — Корсаков попытался сползти с дивана, но вновь уткнулся лицом в подушку. Будто он раньше не знал, что нельзя мешать пиво с водкой. Повтор программы детского сада.
      Наблюдая за его попытками подняться, Бурьин самодовольно хмыкнул:
      — Бедный кандидатишка! Сразу видно, что ты не «новый русский»… Иди прими душ.
      — Думаешь, поможет?
      — Не-а, не поможет… Но ты все равно рискни.
      Простояв с минуту под холодной струей, Корсаков почувствовал себя лучше. Во всяком случае, в желудке перестало мутить, хотя думать о завтраке было все еще омерзительно.
      Когда он вернулся в комнату, Бурьин стоял у окна. В руках у него была тетрадь с пружинным переплетом.
      — Это и есть Громовский дневник?
      — Да. Прочитал?
      — Не-а, пролистал… Взгляни сюда.
      На одном из чистых листов в конце тетради, куда Корсаков еще не заглядывал, была сделана запись в несколько строк:
 
       «2лЗз1ь7 554чъ 553 4мз1ч7, 4 9л1к1льщ7к! бы 2ьЗрбь 94з551л, в 6363 24крыб1 61й551. У91в 2 553632, в зЗмлЗ з1рыб 2у55дук. 7щ7, 551йдЗшъ, быбь м4ж36, 554 4264р4м355 будь. 9324к уж 2ы9л362я.
       9р4щ1й, 4 9л1к1льщ7к, бы 2641 551 26р1жЗ 61й55ы!»
      — Думаешь, это то письмо, над расшифровкой которого бился Федор? — спросил Никита.
      Похоже, что да. Переписал его в тетрадь, чтобы поразмыслить на досуге. Настоящая тарабарская грамота.
      — А перевода не сохранилось?
      — Я не видел.
      Бурьин задумчиво поскреб заросшую шею: — Гм… Что же делать, не самим же это все разбирать. Естьу меня один парень знакомый, кучу языков знает. Он мнеконтракты на продукты с датского переводит. Уэтого парняувлечение — всякие древние языки, шифры. Вот комуэто надо показать… — Говоря, Бурьин влез в темные джинсы и сдернул со спинки стула черную кожаную куртку.
      Ты так всех детей распугаешь, — усмехнулся Корсаков.
      Правда? — озадачился Никита. — Выходит, продавщица наврала? Она сказала — мне идет.
      Она пошутила. Кожа не в моде, она неэкологична. Ну и зануда же ты! Сейчас не носят — через год будут носить… И вообще ненавижу я эти костюмы…
      В лифте Бурьин насвистывал какую-то мелодию, но лишьдо того момента, когда двери начали раздвигаться. Внезапнолицо у него приобрело странное выражение. Он оттолкнул Корсакова и стал судорожно нажимать кнопку «Стоп».
      Корсаков ожидал увидеть как минимум киллера с пистолетом, пришедшего вносить предоплату за окорочка, но на площадке, скрестив на груди руки, стояла маленькая энергичная брюнетка с поджатыми губами…
      — Хорошо, что я тебя застала! — воскликнула женщина, бросаясь к Бурьину и делая вид, что не заметила его странного маневра. — Ты рад видеть своего птенчика? Я тебе звонила, но твой мобильник не отвечает.
      — Он упал, — сказал Никита. Корсаков слегка приподнял брови.
      — Упал? Вот жалость! — ужаснулась женщина. — Неужели разбился?
      — Что же ты хочешь, все-таки шестнадцатый этаж, — с усмешкой пояснил Бурьин.
      Женщина терпеливо посмотрела на него, как если бы была сразу и матерью, имеющей капризное дитя, и опытным доктором-психиатром.
      — Вам что-нибудь нужно? — громко спросила она, поворачиваясь к Корсакову. — Что вы тут стоите? Мы вам загораживаем дорогу?
      — Это мой друг, — быстро сказал Никита, удерживая приятеля за локоть и прикрываясь им как щитом. — А это, Алеша, ты, наверное, уже догадался… Кажется, я вас знакомил когда-то.
      — Как же я могла забыть! Кажется, вы были у нас на свадьбе. Вы ведь в Питере живете? — Моментально преобразившись, женщина расплылась в обаятельной улыбке. — Анна. Анна Бурьина, если вы не помните, — представилась она.
      — Уже не Бурьина! — запротестовал Никита. — Мы в разводе.
      Но женщина пропустила это замечание мимо ушей, направив волны своего обаяния на Алексея.
      — Очень рада! — сказала она. — Никита много о вас рассказывал. Вы, кажется, вместе провели детство?
      — Играли в одной песочнице… Он у меня еще лопатку отбирал! — подтвердил Бурьин.
      Корсаков слегка удивился этой неожиданно обнаружившейся подробности, но согласно кивнул. Никита был на три года старше, что хотя и не исключало игры в одной песочнице, но делало ее довольно сомнительной и нелестной для бородатого друга.
      — Славное было время, — осторожно сказал он.
      — Вы давно в Москве? Проездом? — поинтересовалась экс-жена с едва уловимой ноткой озабоченности.
      — Он из Питера, — с гордостью объяснил Никита. — Директор Русского музея. Приехал на аукцион покупать картины.
      — Правда? Вы директор Русского музея? — приятно удавилась Анна, и лучи ее обаяния стали еще теплее. — А я смотрю, вы хорошо одеты. Костюм, галстук, рубашка — все высший класс. А вот Никита за собой совершенно не следит. Раньше-то понятно, муж и на хлеб едва наскребал. Помню, с какой жадностью он всегда ел у моей мамы…
      Лифт зашумел. Анна на мгновение отвлеклась на посторонний звук, и Бурьин, воспользовавшись этим, метнулся к выходу из подъезда.
      — Прости, Анюта, но нам пора. Мы уже опаздываем!
      — Куда пора? Зачем? — удивилась бывшая жена. — Сегодня воскресенье. Я думала, ты будешь дома.
      — «Куда? Зачем?» Ты задаешь слишком много вопросов! — рассердился Никита. — Пошли!
      Он схватил Корсакова за рукав и, как бульдозер, потащил его к выходу. Бывшая жена бежала следом:
      — У тебя комплекс. Эдипов или еще какой-нибудь. Ты боишься меня! Сравниваешь со своей матерью! Сердишься за то, что я от тебя ушла, когда ты был неудачником! Hо не волнуйся, я всегда оставалась твоим другом, ты можешь мне доверять!
      Стиснув зубы, Никита промычал что-то невнятное. Он выскочил из подъезда и бросился к припаркованной прямо на газоне «БМВ» ярко-красного цвета.
      — Садись, поехали! Холодная, ну да черт с ней — только б уехать! — крикнул он Корсакову.
      Двигатель взревел, и машина, чихая от усилия, стала задом съезжать с бровки газона.
      — Ты должен с собой бороться! Ты неконтролируемый истерик! — кричала Анна, стуча кулаком в стекло. — Помогите ему, Алексей! Вы же его друг! Объясните ему, что так приличные люди себя не ведут. Он ставит и себя и меня в глупое положение!
      Никита нажал на гудок и, не переставая сигналить, выехал со двора.
      — Жаль, я не захватил с собой каменный топор! — пропыхтел он пятью минутами позже.
      — Почему именно топор?
      — Все остальное оружие для нее слишком гуманно, — проворчал любящий супруг и выехал на шоссе.
      Рядом с Бурьиным по-питерски щепетильный и аккуратный Корсаков чувствовал себя не в своей тарелке. Никита управлял машиной как камикадзе. Он в упор не желал замечать, что не один на дороге, очевидно, воображая себя за рычагами танка. К светофорам и дорожным знакам он относился как к досадному недоразумению. Так что очень скоро Алексей стал ощущать себя штурманом подбитого самолета, который с воем несется к земле.
      — Ты давно водишь машину? — осторожно полюбопытствовал он.
      — А то как же! — радостно сказал друг.
      — И права у тебя есть?
      — А то как же! В третий раз восстановил. Знал бы ты, сколько мне это стоило! Показать? — И, не глядя на дорогу, Никита стал копаться в бардачке.
      — Осторожно! — закричал Корсаков.
      В последний момент Бурьин вывернул руль, избежав столкновения с маршрутным такси.
      — Куда прешь, придурок, по моей полосе? — завопил он, высовываясь из окна. — Ноги поотрываю!
      — Вообще-то здесь одностороннее движение, — подсказал Корсаков.
      — В самом деле? Ну тогда пардон… Извини, друг, — удивился Бурьин, начавший уже вылезать для расправы.
      Алексей повернулся и стал смотреть в окно. Они как раз проезжали мимо литой ограды университета на Воробьевых. Родные места! Здесь он ходил пять лет до метро и обратно. Обычно питерцы учатся в Питере, ну да есть же и исключения.
      — Она меня переживет, — вдруг грустно сказал Никита. — Я это чувствую.
      — Кто? — не понял Корсаков.
      — Ну эта… Анна. Она мне уже предлагала, чтобы я квартируна нее переписал. Говорит, у тебя работа опасная, а я твой друг и ты всегда можешь на меня положиться. Вот стерва! Ведь точно переживет же!
      — Если будешь так водить машину, то да, — согласился Корсаков. — А чего ты на ней тогда женился? Это ведь было, кажется, уже на последнем курсе.
      Никита стыдливо закряхтел.
      — Из научного интереса, — объяснил он.
      — Что-что? Из какого интереса? — переспросил Алексей.
      — Видишь ли, у нее везде ребра! Даже там, где их не должно быть. А я как бывший выпускник медучилища не удержался… Ты же в курсе, что я в училище еще учился?
      — А что, по-другому не получилось проверить?
      — Значит, не получилось.
      А мне показалось, она милая женщина, — специально, чтобы подразнить приятеля, сказал Корсаков и тотчас пожалел, потому что Никита от возмущения едва не врезался в грузовик.
      — Сменим тему, — прохрипел он. — Тебе кто больше нравится, ворона или воробей?
      — Бройлеры, — сказал Алексей.
      На выезде на Хорошевку машины стояли сплошным сбившимся потоком. Неисправный светофор уныло мигал желтым.
      — Э нет! Так мы на полдня растянем. Знаешь что, давай проедем дворами, здесь недалеко, — заявил Никита.
      Бурьин решительно выехал на тротуар, наискось пересек газон, проскочил под аркой проходного дворика и совершенно неожиданно оказался перед длинным бетонным забором со старинной табличкой: «Дом на снос. Строительство ведет ЗАО «СМУ-5». Ответственный: прораб П. Р. Зайбегуллин».
      Некоторое время Бурьин разглядывал это странное объявление, а потом выругался:
      — А чтоб этого прораба! Помню, здесь был проезд, а потом улица, на которой живет тот переводчик… И че теперь, блин, делать?
      — Пешком пройти. — Корсаков вылез из машины.
      — Погоди, я с тобой! — крикнул Никита. — Только поставлю противоугонное устройство.
      Он залез в багажник и достал табличку. На табличке крупно нацарапано: «Угонишь — ты труп!» — и нарисован скелет, очень внушительный.
      Никита бросил табличку на переднее сиденье, захлопнул дверцу и бросился догонять Корсакова. Несколько минут они шли вдоль забора, тщетно пытаясь найти в нем проход или хотя бы пролом.
      Но, видимо, прораб Зайбегуллин был с монументальными замашками. Все, что было за забором, могло три раза рассыпаться в прах, но забор, грозный и неприступный, стоял бы, как Великая Китайская стена, бессмертным памятником прорабу Зайбегуллину и его стройке века.
      Приятели подумывали, уж не перелезть ли им через забор, но решили просто интереса ради дойти до его конца.
      Но хитрости прораба Зайбегуллина не было границ. Забор уткнулсяв глухую стену многоэтажного дома, протянувшегося чуть ли не на целый квартал.
      Приятели переглянулись и расхохотались.
      — Лезем? — спросил Никита.
      — Ну давай!
      Слегка испачкавшись, они перемахнули через забор и спрыгнули на битый кирпич, думая, что восторжествовали над прорабом. Но Зайбегуллин и здесь оставил их в дураках. Построив одну сторону крепости, он поленился построить другую. С противоположной стороны стройки забора вообще не было…
      Они успели как раз вовремя. У зиявшей выбитыми окнами пятиэтажки рядом с кучей строительного мусора стоял джип «Чероки» с распахнутыми дверцами. Двое мужчин таскивали девушку в строительный вагончик. Девушка, кстати, совершенно обнаженная, отчаянно сопротивлялась, царапалась, но почему-то не издавала ни звука.
      Средь бела дня! Почти в центре города! Положим, я тожелюбитель острых ощущений, но не до такой же степени! — присвистнул Бурьин.
      И что? Ты так и будешь тут стоять? — Перепрыгнув через кучу битого кирпича, Корсаков бросился к вагончику.
      — Как изменились времена! — крикнул он на бегу. — Ведьсовсем недавно за оброненный женский платок стрелялись.
      И правильно, нечего вещами сорить! Потерял чего из гардероба— застрелись! — устремляясь за приятелем, согласился пыхтящий Бурьин.
      Услышав топот, громилы повернулись. Один из них пытался втолкнуть сопротивляющуюся девушку в дверь вагончика, а второй спокойно стоял, опустив руки и ожидая Корсакова.
      Оставив внушительные монологи наподобие «Отпусти девушку, подонок!» героям боевиков, Корсаков бросился на противника, надеясь сшибить его с ног, но тот оказался проворнее. Алексей почувствовал, как что-то вспыхнуло у него в глазах и отдалось тупой болью в затылке.
      Падая, он увидел, что громила склонился над ним, растянув в улыбке губы. Глаза у него были холодные и чуть прищуренные.
      — Полежим в больничке? — спросил он.
      — Добей его, Фома!.. А ну, не вырывайся, стерва! — крикнул его напарник, все еще борющийся с девушкой.
      Фома выпрямился и увидел несущегося к нему бородача в кожаной куртке. Этот противник показался ему более серьезным, и он встал в стойку.
      Никита перешел на шаг. Лицо у него было невозмутимым.
      — Хочешь подраться, мальчик? Ну давай! Посмотрим, что ты умеешь. — И он, дразня, поманил к себе противника пальцем.
      Решив нанести первый удар ногой в голову, громила совершил ошибку. Удар был хорошо поставлен и, возможно, в другом случае мог оказаться решающим, но он не учел реакции и мощи своего противника. Его бьющей ноге уже не суждено было опуститься. Чуть отклонившись, Бурьин перехватил ее на лету одной рукой, а другой — с силой нажал на колено. Послышался хруст. Фома хрипло застонал и свалился на битый кирпич.
      — Закрытый перелом плюс смещение коленной чашечки, — сказал ему Никита. — В другой раз не работай ногами так высоко… А ты куда? А ну стой!
      Второй бандит спрыгнул со ступенек строительного вагончика и бросился к машине. Он бы успел, но Корсаков, уже немного оправившийся, поставил ему подножку. Почти сразу неуемная сила оторвала противника от земли, подняла высоко над землей, и он всем телом врезался в лобовое стекло джипа.
      — Ну вот, опять влипли. Говорила мне мама: не лазай через заборы, сынок, — проворчал Никита, помогая Корсакову подняться. — Ты как? В порядке?
      — Голова кружится, — сказал тот, ощупывая подбородок.
      — Раз кружится — значит, есть чему. Ты че, никогда раньше не тренировался?
      — Почему это? Я фехтовальщик! — возмутился Корсаков.
      — Ну тогда носи с собой рапиру! — посоветовал Бурьин, переводя взгляд вправо. — А, вот и наша спасенная! Не бойтесь, идите к нам! Только не вздумайте плакать, мы тогда сразу убежим.
      Девушка, выйдя из вагончика, подошла к ним. Похоже, она совсем не стеснялась своей наготы. Кожа у нее была молочно-белая и поразительно чистая. «Странно, что у нее нет ни одного родимого пятна. Такое редко бывает». Едва Корсаков об этом подумал, как заметил у девушки справа от пупка небольшую родинку.
      — Вам повезло, что эти мерзавцы не успели вас обидеть, — сказал он. — Вам нужна помощь?
      — Помощь? — повторила незнакомка, словно пробуя навкус это слово. — Нет, спасибо, не нужна. Она мне вообще не была нужна.
      Голос у нее поначалу звучал немного неуверенно, но с каждым следующим словом эта неуверенность исчезала.
      Корсаков решил, что они имеют дело с женщиной не очень твердых моральных устоев, и почувствовал неожиданную досаду. Не исключено, что эти парни были ее сутенерами.
      — Нет, я их раньше не знала, — странно угадывая его вопрос, выпалила девушка. — Как вы думаете, все самцы ведутсебя подобным образом? Я имею в виду, совершают насилиеи получают от этого удовольствие?
      — Не все. Только самые примитивные, — осторожно сказал Корсаков.
      — А вообще, по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, — буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.
      Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?
      — Где ваша одежда? — спросил он. — В машине?
      — У меня ее не было. — Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.
      — Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? — заинтересовался Никита.
      — А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.
      — Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, — сказал Бурьин.
      Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.
      — Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? — вдруг выпалил Никита.
      Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:
      — Долгорукий — это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?
      — Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.
      — Хорошо, если вам это так необходимо, — согласилась девушка.
      Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.
      — Послушайте, — спросил Алексей, — а там, на памятнике, что вы испытывали?
      — Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, — подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.
      Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.
      Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.
      Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоихмужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.
      — Пора уходить! — сказал Алексей. — Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.
      — Нет, я никого дожидаться не буду, — решительно заявила девушка. — Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.
      — Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. — Корсаков заглянул в бытовку.
      Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.
      — Натюрморт, — сказал Корсаков.
      — Нет, натюрморт — это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали — это пейзаж, — поправил Бурьин, просовывая в дверь свою бородатую физиономию.
      После непродолжительных поисков Алексей обнаружил возле плитки несколько оранжевых спецовок. Выбрав изних одну почище, он вынес ее из бытовки.
      — По-моему, она новая. Набросьте, пока не доберетесь домой — сказал он, протягивая ее девушке.
      — Угу. Незнакомка быстро натянула оранжевый комбинезон на голое тело. — Как ярко! Люблю яркие цвета!