- Тетя, я не знала! - взмолилась Саша. - Я думала, это ненужные бумаги, - вы на них масло ставили... и все...
      - Да, ставила! - отрезала тетя. - Потому что это черновик, а беловик я уже сдала. Но как ты посмела взять без разрешения мои бумаги, хотя бы и черновые?
      Вот так черновые! Они были белее и чище самых лучших Сашиных классных работ. Саша была просто подавлена: она действительно провинилась, и Петрушка, несмотря на весь свой страх, решил ее защитить. Он высунул голову из-под Сашиной руки и больно ткнул своим острым носом руку Клавдии Григорьевны.
      - Да ты еще дерешься! - ахнула та. - Я вижу, ты совсем распустилась! И все этот дурацкий театр и глупые детские забавы! Нет, нужно всерьез взяться за твое воспитание.
      И Клавдия Григорьевна принялась ожесточенно разрывать на мелкие кусочки Сашину декорацию.
      Аккуратно собрав затем все клочки, она открыла дверцу холодной печки и бросила их туда.
      Вслед за обрывками декорации туда же полетела сова, и теткина рука ухватила Петрушку...
      - Ой, тетечка, не надо, прошу вас! - взмолилась Саша. - Я больше не буду устраивать театра, я буду учиться целый день!..
      - Ты говоришь правду? - строго спросила тетка. - Да, пожалуй, правду, - подумав, сказала она. - Я хорошо знаю детей и вижу, что ты не умеешь лгать. Но все же ты очень запущенна, твоим воспитанием надо всерьез заняться!
      Клавдия Григорьевна величественно удалилась на кухню - разогревать обед, а Саша обняла Петрушку и прошептала ему на ухо:
      - Потерпим, Петрушка, хорошо?
      Петрушка потерся об ее щеку головой. Для Саши он готов был еще не то вытерпеть.
      Глава двадцать пятая
      ПОЯВЛЯЕТСЯ ВИКА. ПЕТРУШКЕ ОБЕЩАН НОВЫЙ КОСТЮМ
      Петрушка готов был еще и еще защищать Сашу, но его защита больше не была нужна. Саша действительно никогда не лгала и, пообещав тетке оставить театр и приняться за учебники, так и сделала.
      Целыми днями Петрушка видел только ее спину и склоненную над тетрадками и учебниками голову. Скучно ему было до колик. Хоть с Крикуном разговаривай! Но и тот что-то стал неразговорчив - видно, и на него подействовала приближающаяся осень.
      Словом, Петрушке не с кем было и слово молвить.
      А осень надвигалась. Все чаще и чаще шли дожди, все темнее и холоднее становились туманные утра... Петрушке часто даже и просыпаться не хотелось.
      В один такой холодный предосенний день Саша разбудила его (он, как всегда, дремал в своем углу) и сказала:
      - Проснись, Петрушка! Сейчас мы пойдем с тобой в гости. Тетя велела. К нам в поселок приехал инженер из города. И с ним его дочка. Ее зовут Вика.
      И они отправились в гости.
      Инженера Петрушка тотчас узнал: это был тот самый басовитый Леонид Леонидович, который ехал с ними в поезде и рассказывал Сашиной тетке о разных материальных условиях.
      А вот девочка была незнакомая. В первый момент она Петрушке очень понравилась. На ней было синее шелковое платье, такое яркое, как декорация неба в кукольном театре. И глаза у нее были такие же ярко-синие. А волосы черные-пречерные. Что и говорить - красивая девочка.
      У Саши не было ни одного такого яркого платья, и глаза у нее были светлые, и волосы светлые, мягкие и пушистые, как одуванчики. "Не волосы, а пух какой-то!" - недовольно говорила Клавдия Григорьевна, пробуя заплести Сашины волосы в косу. Да уж какая там коса!
      А у Вики были две твердые черные косы ниже пояса и ослепительное платье.
      Мне тяжело признаваться в этом, но Петрушка на минутку пожалел, что его Саша не так красива и что у нее нет таких тяжелых черных кос, и яркого платья, и блестящих лакированных туфель.
      Вика и Саша сначала молча поглядывали друг на друга. Саша - робко и с надеждой: ей, видно, хотелось подружиться с новой девочкой, а Вика немного свысока. Она и вправду была выше Саши, хотя и не старше ее.
      А потом они заговорили. Вернее, Вика заговорила. Вот голос ее Петрушке не очень понравился - он был слишком низкий для такой красивой девочки и, может быть, даже немного резковатый.
      - Твое полное имя Александра? - спросила Вика, почему-то прищуривая глаза. Похоже было, что она кому-то подражает. - А меня зовут Виктория. Это значит "победа", "победительница".
      И она засмеялась.
      Смех ее тоже не очень понравился Петрушке. Нет, его Саша смеялась лучше. Но Саша, видно, не разделяла его мнения: она не сводила глаз со своей новой подруги. И вот они принялись без умолку болтать, не обращая на него никакого внимания.
      Из их разговора (а говорила все больше Вика - Виктория) Петрушка узнал, что Вика приехала в их поселок не навсегда, а только на один день. Что ее взял с собой папа-инженер, чтобы развлечься и познакомиться с Сашей, о которой папа ей сказал, что она очень хорошая девочка. (После этих слов Вика снова понравилась Петрушке.) Что особенно ее папа хвалил Сашину тетю (Петрушка весь вздрогнул от возмущения), но Вике она ничуть не понравилась - такая злюка!
      - Нет, тетя очень справедливая, - тихо сказала Саша, изумив этими словами Петрушку.
      Потом Вика с гордостью рассказала о том, что ее мама еще лучше папы, Леонида Леонидовича, что ее мама самая знаменитая в городе портниха.
      - Ты понимаешь, она и не портниха даже, а художница. Самая лучшая модельерша города! - говорила Вика, с удовольствием произнося странное слово "модельерша". - Не понимаешь? Она придумывает модели платьев и на булавках - понимаешь, на одних булавках! - накалывает их на знакомых дамах.
      - А потом шьет? - спросила Саша, вспоминая с удовольствием, как она когда-то обшивала своих кукол.
      - Ну что ты! Конечно, нет. Шьет ее помощница Машенька - из ателье. Она по вечерам помогает маме.
      - Значит, твоя мама тоже работает в ателье?
      - Ах, нет же! Какая ты бестолковая! Моя мама - частная портниха, и очень дорогая. Она берет в три раза больше, чем в ателье, но все лучшие дамы добиваются того, чтоб она им шила. Ведь она шьет в тысячу раз лучше!
      - Но ведь ты же сказала, что не она шьет, а эта... Машенька...
      - Ой, да ты совсем ничего не понимаешь! Ведь это только так говорится - "шьет", а на самом деле она только фантазирует, - понимаешь, на булавках!..
      Нет, Саша все-таки чего-то не понимала и решила переменить тему.
      - У твоей мамы остаются, наверно, лоскутки? - с интересом спросила она.
      - О да! И какие замечательные! - тоже оживилась Вика. - И креп-жоржетовые, и панбархатные, и арганди...
      - И ты шьешь из них своим куклам?
      - Вот глупышка! Каким куклам? Я давно уже в них не играю. Это у тебя вот этот смешной - Петр... - И она кинула снисходительный взгляд на Петрушку. - А мама мне и не дает эти лоскутки - они нужны ей для отделки. Понимаешь, одна дама шьет себе панбархатное платье, а для другой обрезки идут на шерстяное. Они очень это ценят... - протянула Вика.
      И опять похоже было, что она кому-то подражает.
      - И тебе совсем-совсем не дает? - разочарованно спросила Саша.
      - Нет, почему же... Если на воротничок или платочек, я всегда могу взять у Машеньки.
      - Знаешь что, Вика! А ты не смогла бы сшить моему Петрушке новый театральный костюм вот из таких нарядных лоскутков? Мне очень хочется сделать ему подарок - он так скучает...
      Вика с минуту молча смотрела на Сашу, а потом расхохоталась так, что у нее слезы выступили на глазах.
      - Скучает? Твоя кукла?.. Да ты еще совсем глупая! И я - я буду ему шить!
      - Да не ты, - смутилась Саша. - Попроси маму помочь...
      - Ой, маму! Мама будет шить твоему Петрушке! Ой, уморила!
      И она снова расхохоталась - да так, что с ней вместе засмеялась и Саша, хотя в Викином смехе было для нее что-то обидное.
      - Я вижу, вам тут очень весело, - сказал, солидно входя и снисходительно улыбаясь, важный Леонид Леонидович. - Я очень рад. А чему вы так смеетесь?
      - Ой, папа, ты подумай, она просит, чтобы мама - наша мама! - сшила ее Петрушке костюм!
      - Да, забавно, - снисходительно улыбнулся инженер. - Но ведь ты можешь попросить об этом Машеньку.
      - Да, правда, - согласилась Вика. - Машенька сделает. А как же с примеркой? Она ни за что не будет шить без примерки.
      - А ты возьми куклу с собой, - посоветовал Леонид Леонидович.
      - Ну, вот еще... - недовольно протянула Вика.
      Но Леонид Леонидович нахмурился.
      - Вика! Так надо! - подчеркнуто сказал он. - Я бы очень хотел услужить Сашиной тете - это чрезвычайно достойный и полезный человек.
      - Хорошо, - сейчас же согласилась Вика. - Давай, Саша, твоего Петрушку. Я его привезу тебе в таком костюме, что все девочки позавидуют!
      - Спасибо, - неуверенно ответила Саша.
      Ей уже не хотелось расставаться с Петрушкой и поручать его Вике.
      Но и отказываться было неудобно.
      Глава двадцать шестая
      ВИКИНА МАМА И ЕЕ ЗАКАЗЧИЦЫ
      - А, Теодора Ивановна! Пожалуйста, входите. Я попрошу вас посидеть немного - кое-что еще не готово.
      И Викина мама принялась разворачивать кусок фиолетового бархата.
      Похоже было, что она и не прикасалась еще к этой материи. Но заказчица - толстая дама с коротко стриженными волосами под маленькой шляпкой - благоговейно глядела на руки Викиной мамы, на ее довольно простенький халатик, на стол, заваленный заграничными журналами мод и обрезками материи.
      - Садитесь, пожалуйста. Сейчас придет Машенька, и мы начнем примерку.
      - Я в головном уборе - ничего? - спросила Теодора Ивановна, усаживаясь на диван, тоже заваленный журналами. - Ах, что это у вас тут? Кукла? И какая смешная! Это сейчас модно? Да-да, конечно, у моей приятельницы знаете, у Раисы Адамовны, вы еще ей шили вечернее апельсиновое - на диване всегда сидит кукла. Знаете, такая подушка, кукла-подушка: глаза стеклянные и настоящие волосы, а платье все в оборках и набито ватой!..
      - Так это же кукла на чайник! - насмешливо сказала Вика.
      Она стояла перед зеркальным шкафом и заплетала свои блестящие косы.
      - Вика! - строго остановила ее мать. - Иди, пожалуйста, к себе. И забери свою куклу.
      - Купишь мне такое зеркало - буду у себя причесываться, - хладнокровно ответила Вика. - А Петрушку не возьму. Ему Машенька костюм будет шить.
      - Больше Машеньке делать нечего!
      - Папа сказал - так надо.
      И Вика, гордо вскинув голову, вышла из комнаты.
      - Какая красавица ваша дочь! - восхищенно пропела Теодора Ивановна. Ах, Машенька, здравствуйте!
      - Здравствуйте! - весело ответила молоденькая румяная девушка, быстро подходя к столу. - Дайте, дайте, я сейчас все сделаю! - И она быстро принялась прикидывать и кроить материю. - А я так спешила! Сегодня у нас собрание было, и в библиотеку еще надо было забежать.
      - Уж в библиотеку-то можно было бы и завтра, - сухо сказала Викина мама.
      - Ой, нет, повесть такая интересная! В этом номере продолжение. Вы читали? - И она кивнула на толстый журнал, который принесла с собой.
      Викина мама сделала вид, что не расслышала вопроса.
      - Поторопись, Маша, Теодора Ивановна ждет уже полчаса.
      - Что вы, что вы! - защебетала толстая дама. - Мне сидеть у вас просто наслаждение!
      Машенька весело засмеялась:
      - Ну, тогда посидите. Скоро примерим... А это и есть Викин Петрушка? Славный какой!
      Петрушка, которого толстая заказчица затиснула в самый угол дивана, так что и вздохнуть ему было трудно, очень обрадовался, услышав, как Машенька похвалила его.
      Машенька была немножко похожа на Розу, только веселей и живее, чем Роза, и голос у нее был звонкий-звонкий.
      Петрушка даже немножко повеселел, услышав этот голос, потому что беспорядок в комнате у Викиной мамы был ужасно скучный. Это был совсем не такой интересный беспорядок, как у Олега и Муси перед спектаклем. Вика Петрушкой совсем не занималась. Вообще было скучно и хотелось домой.
      "И на что этот новый костюм! Глупости!" - сердито думал Петрушка.
      А Теодора Ивановна между тем сняла с себя цветастое платье, ее обернули в фиолетовый бархат, и Викина мама стала закалывать этот бархат булавками, - то здесь, то там. Толстая дама стала похожа на ширму роскошного театра. Можно было подумать, что сейчас начнется представление. Но толстая дама только поахала и повертелась перед зеркалом, и бархат с нее сняли.
      Она стала просить, чтобы платье сшили поскорей, "ей очень, очень нужно".
      Викина мама посмотрела на Машеньку, а Машенька подумала и сказала, что раньше чем через неделю вторую примерку назначать нельзя, так как у нее учеба и еще что-то.
      Когда Теодора Ивановна ушла, Викина мама сказала очень недовольно:
      - Не понимаю, почему надо посвящать заказчиц во все твои дела!
      - Ой, простите, совсем забыла! - смутилась Машенька. - Ну, я побегу. Бархат беру с собой. А шелковое принесу послезавтра. Да, Вика просила Петрушку обшить. Какой славный! - снова сказала она, беря Петрушку на руки. - И какой смешной! Прямо как живой.
      - Да ну его! - сказала Вика, входя в комнату. - Какой-то глупый у него вид. Все время ухмыляется.
      - Ну что ты, Вика, он такой славный, - ласково повторила Машенька. - А из чего же ты хочешь шить ему костюм?
      - Да вот из этого панбархата.
      - Вика, не выдумывай! - недовольно проговорила ее мама. - Эта материя мне пригодится на отделку.
      - А тут довольно много останется, - сказала Машенька. - Но только, Вика, знаешь, у твоего Петрушки старый костюм лучше. Из этого бархата будет грубо.
      - Во-первых, он вовсе не мой, этот Петрушка, - протянула Вика. - А во-вторых, пусть будет пошикарней. Папа так сказал.
      - Ну что ж, сделаем пошикарней!.. Ладно, Петрушка?
      И Машенька, весело улыбнувшись Петрушке, завернула его в яркую материю.
      Глава двадцать седьмая
      У МАШЕНЬКИ
      Комната у Машеньки была очень маленькая - ну, чуть побольше стенного шкафа у Розы, в котором Петрушка пролежал столько лет. Но в стенном шкафу было тесно, темно и скучно. А в комнате у Машеньки - весело, светло и свободно, потому что мебели у нее почти не было, и все блестело - так было чисто.
      На окне висели пестрые ситцевые занавески, на подоконнике были расставлены горшки с цветами, - это Петрушке очень понравилось. Понравилась и полочка, на которой стояли книжки и красно-синий глиняный петух. Он напомнил Петрушке Крикуна, и у него немножко защемило сердце.
      А Машенька вдруг подошла к глиняному петуху, сняла с него голову и вынула из его туловища блестящий наперсток и катушку ниток.
      - Ну, Петрушка, - весело сказала она, - толстуха Теодора может и подождать, а тебе костюм я сошью сегодня. Ведь это для меня настоящее удовольствие!
      И она быстро сняла с него мерку блестящим длинным сантиметром, потом повертела в руках фиолетовый бархат и отложила в сторону.
      - Нет, Петрушка, это тебе не пойдет, - сказала она. - Твой старый костюм гораздо лучше, только он потерся немного. И где ты его так сносил?
      Машенька не знала, что актеры кукольного театра очень быстро снашивают свое платье - еще быстрей, чем дети. Не знала она и того, что ее маленький заказчик был актером.
      Но когда-то, в детстве, она видела представления Петрушки, и ей на всю жизнь запомнился яркий, веселый и в то же время простой русский костюм маленького народного любимца.
      Она достала с полки большую коробку и вынула из нее разноцветные лоскутки - ситцевые, сатиновые, атласные.
      - Этот желтый пойдет тебе на рубашку, - говорила она, показывая Петрушке лоскуток ярко-желтого гладкого сатина. - Она будет длинная, с высоким косым воротом, - понимаешь? И я разошью ее по вороту красными крестиками. Вот этот синий сатин пойдет тебе на штаны, - хорошо? А из этого красного шелка - посмотри, Петрушка, до чего ж он хорош! - я сделаю тебе колпачок с кисточкой. А вот этот красный шелковый шнурок будет твоим пояском. Согласен?
      Еще бы не согласиться!
      Петрушка готов был плясать от радости. Но он боялся помешать Машеньке.
      А Машенька уже кроила звонкими ножницами ярко-желтый веселый лоскут.
      Тук-тук! - застучала через несколько минут швейная машинка. И через час Петрушка уже был наряжен в новый костюм.
      Машенька весело оглядела его и подбросила кверху так, что у него дух захватило. Потом она посадила Петрушку на стул и, усевшись рядом с ним за маленьким столом, раскрыла книжку:
      - А теперь почитаю!
      И она погрузилась в чтение вся целиком, забыв обо всем на свете. Но Петрушке не было скучно. Машенька читала, и на лице ее все время отражалось то, о чем она читала: то она сжимала губы и сердилась, то удивленно поднимала брови, то смеялась, а один раз смахнула слезу, навернувшуюся на ее глаза, и тихонько сидела, опершись головой на руку.
      Потом вдруг взглянула на Петрушку и очень ему обрадовалась:
      - Петрушка! А я и забыла про тебя... Знаешь, тебе очень идет твой новый костюм! Или, может, тебе больше нравился старый? Ну ничего, не горюй, - и этот хорош.
      А Петрушка и не думал горевать. Ему очень нравилось у Машеньки. И новый костюм ему нравился. Он представлял себе, как в этом новом костюме появится на ширме, как Саша и другие зрители будут хлопать ему и как Саше понравится его костюм и его игра.
      - А теперь спать, - сказала Машенька и погасила свет. - Завтра отнесу тебя к Вике.
      Ох, к Вике! Петрушка даже испугался. Он почему-то уже забыл о Вике с ее красивыми блестящими косами и недобрыми словами, о ее маме, о толстой заказчице, о беспорядке в их комнатах.
      Дело в том, что неприятные вещи мы всегда стараемся поскорей забыть. Но, к сожалению, они сами о себе напоминают.
      Глава двадцать восьмая
      ВСЕ ГОТОВЯТСЯ К СИТЦЕВОМУ БАЛУ
      Беспорядок в комнате Викиной мамы, казалось, еще увеличился. Новым было то, что вместо панбархата и шелка на спинках стульев, на диване, на столе лежали хрустящие дешевенькие ситцы - пестрые и гладкие, в горошек и в клеточку. Но больше всего было пестрых - таких ярких, что рябило в глазах.
      Дело в том, что в городе Сомске, в городском клубе, готовился ситцевый бал. Бал этот устраивали в подражание столичному, а кому подражали в столице - нам неизвестно. Во всяком случае, все модницы города посходили с ума. Самым роскошным считалось сшить ситцевое платье у самой дорогой портнихи - то есть у Викиной мамы. Поэтому с раннего утра уже приходили заказчицы. Бедная Теодора Ивановна в отчаянии умоляла, чтобы Викина мама, взамен ее панбархатного, только что заказанного платья, срочно сделала ей "самое простенькое ситцевенькое".
      Но как могла ей это обещать Викина мама? Ведь Машенька и так сбилась с ног. У нее далее покраснели глаза, и вот уже прошла неделя, как она не прочитала ни одной книжки, ни одной страницы.
      А что делал в это время Петрушка?
      Подождите, нам не до него. Ведь это очень интересно: ситцевый бал и подготовка к нему. Надо же обо всем хорошенько узнать!
      Не могу сказать, что Машенька и ее подружки из городского ателье не интересовались балом. Нет, они очень хотели попасть на него и повеселиться вволю. Ведь наряд для этого бала мог стоить им так дешево!
      И они сшили себе самые прелестные и милые ситцевые платья - с оборками и без оборок - и, как Золушка из старой сказки, мечтали о бале.
      Только Золушке ее чудесный наряд подарила за трудолюбие и скромность фея, а наши милые девушки сделали свои наряды сами.
      И уверяю вас, что эти платья были ничуть не хуже феиных, тем более если вспомнить, что подарок феи был сделан из старых лохмотьев (путем прикосновения к ним волшебной палочки) и годился только до двенадцати часов ночи, а наряды наших Золушек были сшиты из прочнейших и красивейших ситцев Трехгорной мануфактуры и в них можно было плясать всю ночь, до утра, ничем не рискуя.
      Одна только девушка, и притом самая милая, самая трудолюбивая и хорошенькая, не имела еще бального платья. И это была, конечно, Машенька.
      Ей приходилось труднее, чем всем, - ведь она работала еще по вечерам у Викиной мамы.
      Машенька не была жадной, и Викина мама платила ей совсем немного за ее нелегкий труд. Машенька была просто очень благодарная и добрая девушка и не могла забыть того, что, когда ее мать умерла в эвакуации, а отец погиб на фронте, Викина мама, их соседка по квартире, о ней позаботилась: устроила в детский дом и иногда навещала ее там и угощала конфетами.
      Машенька была тогда еще такая маленькая, ей и в голову не приходило, что красивая чашка, подаренная ей Леонидом Леонидовичем и его женой в день ее рождения, была уже когда-то подарена ей маминой подругой - в тот день, когда ей исполнилось три года. Но и эту вторично подаренную ей чашку, и другие пустяковые знаки внимания Машенька помнила, была благодарна за них и старалась чем могла услужить Викиной маме.
      Так вот, у Машеньки еще не было ситцевого бального платья. А бал должен был состояться через два дня. И Викину маму все еще одолевали заказчицы, и Машенька все еще работала и работала на них.
      А Петрушка?
      Да, теперь можно вспомнить и о Петрушке. Но куда же он девался? Дома у Машеньки его нет - она отнесла его Вике на следующий же день после того, как сшила ему новый костюм.
      Но и в Викиной комнате его нет. И в комнате ее мамы тоже. Хотя, впрочем, погодите... Что это там виднеется, ярко-желтое и синее, под грудами накрахмаленного ситца? Вот и нога в большом красном башмаке, вот и острый колпачок...
      Бедный Петрушка, опять о нем забыли! Но он, кажется, не унывает. Вот он как-то извернулся, когда Викина мама потянула с дивана очередной ситцевый отрез, и, свалившись на пол, спрятался за хрустящей яркой юбкой, которая самостоятельно стоит на полу. Петрушке там нравится. Во-первых, оттуда ему не так слышны до смерти надоевшие разговоры о фасонах и бале; во-вторых, эта цветастая юбка напомнила ему ширму из театра Олега и Муси, и ему кажется, что сейчас придет Муся, и завернет его вместе с ширмой, и понесет к ребятам...
      И вдруг его мечта сбывается! Его завертывают вместе с яркой гремящей юбкой, и голос Викиной мамы говорит:
      - Ну, Мурочка, поздравляю вас! Заранее поздравляю! Вы наверняка получите первый приз.
      Видно, Викина мама почему-то назвала Мусю Мурой.
      Петрушка ехал в пестрой юбке-ширме и думал, как удивится и обрадуется Муся, когда увидит его внутри. Он уже приготовился к ее радостному восклицанию и с самым довольным видом - ушки на макушке - выскочил из юбки-ширмы, как только юбку-ширму развернули и поставили на пол.
      И крик действительно раздался. Но какой! Это был вопль, крик ужаса.
      - Ай-яй! - визжал женский голос. - Тут какой-то чертик! Ай-яй! Помогите!
      Глава двадцать девятая
      МУРА ПУЗИКОВА
      Мура Пузикова не просто собиралась на ситцевый бал. Мура хотела получить первую премию за лучший ситцевый наряд. Первую премию! И во что бы то ни стало!
      В самом деле - все прежние школьные Мурины подруги уже давно чем-то отличились, уже давно нашли свое жизненное призвание: одна вышла замуж и нянчила прелестных ребятишек-близнецов, фотография которых была даже помещена в журнале "Работница". Другая работала где-то на целине и представьте! - тоже попала в газету и прославилась. Третья уже четвертый год преподавала в самой лучшей районной школе, и ежегодно 1 сентября десятки мальчиков и девочек, нарядных, чистеньких, несли ей в школу букеты цветов. И - кто бы мог подумать - эта подружка тоже попала в газету как "лучшая учительница района".
      Одна только бедная Мура еще не прославилась.
      - Конечно, - говорила она матери, - я не лезу вперед, вот меня и не замечают!
      - Да-да, Мурочка, - поддакивала мать. - Но, может быть, ты зря отказалась пойти на курсы машинописи и стенографии при папином учреждении? Вот Лизочка окончила их и уже на городской конференции стенографировала...
      - Вот видишь! - кричала Мура. - А меня всегда оттирают!..
      Нет, Мура должна была получить первый приз. Она хорошо обдумала свой наряд: юбка колоколом, как носили в старину, но из самого дешевого ситца, на голове - чалма из того же ситчика, а на шее - мамин настоящий жемчуг, на руке - золотые часы, на ногах - серебряные туфли. Шикарно будет! Первый приз будет! Ведь платье шьется не в каком-нибудь ателье, а у самой мадам Втридорога, то есть у Викиной мамы.
      И вот она привезла домой это призовое платье - и вдруг...
      - Мурочка, не кричи, не кричи! - успокаивала ее мать, прибежавшая на Мурины вопли из кухни. - Какой же это черт - это просто кукла такая. Мы еще таких в театре видели, когда ты была маленькая. Это Петрушка.
      - Никаких кукол я не видела! - вопила Мура. - Никаких Петрушек! Как он сюда попал? Зачем?
      - Успокойся, Мурочка, успокойся, - уговаривала мать. - Ведь это, наверно, тебе мадам на счастье положила - как украшение к твоему платью. Гляди, какой он забавный!
      И Мурина мать, надев Петрушку на руку, заставила его поклониться Муре, что тот исполнил с большой неохотой.
      - Фу, черт какой-то! - кривилась Мура.
      Она сердито глядела на Петрушку и вдруг хлопнула себя рукой по лбу:
      - Придумала! Будет шикарно! Я пойду на бал с этим - как его Петрушкой, как будто это театр. И он будет со всеми раскланиваться! А? Здорово? И получу первый приз!
      - Вот видишь, как хорошо, Мурочка, а ты огорчалась! Конечно, получишь первый приз. И платье у тебя шикарное, и сама хороша, и Петрушка этот, смотри, как одет! Прямо под цвет твоего лица!
      - Как! - снова завизжала Мура. - Что ж, у меня лицо синее, что ли?
      - Да ну что ты, Мурочка, я оговорилась - я хотела сказать: под цвет твоих глаз.
      Глава тридцатая
      ЗОЛУШКА И ПРИНЦ. МУРИНА НЕУДАЧА
      Ах, как ярко горели люстры, как переливалось в их свете разноцветное конфетти, как весело гремела с подмостков музыка, когда Мура - в накрахмаленном ситцевом платье колоколом, с жемчугами на шее и золотыми часами на руке, в серебряных туфлях на ногах и с Петрушкой в руках входила в зал.
      Ей казалось, что она в своем наряде похожа на принцессу на балу и ее сразу же заметят.
      Как ни мало читала в своей жизни Мура, особенно после окончания школы, но сказку о Золушке и прекрасном принце она знала. И, оглядываясь вокруг, она ждала и принца и восторгов. Но вокруг было так много других и куда более привлекательных Золушек!
      Все они пришли вовремя, к самому началу бала, потому что не хотели упускать ни одной веселой минутки.
      А Мура считала, что приходить вовремя - не по правилам хорошего тона. И она пришла на бал очень поздно и вошла в зал с таким видом, как будто все это - и цветы, и наряды, и музыка - ей давно наскучило.
      Она считала, что такой поздний ее приезд будет особенно эффектным.
      Но никакого эффекта не получилось.
      Вокруг, как мы уже сказали, было много других Золушек. Все Машенькины подруги, в славных, собственноручно сшитых ситцевых платьях, танцевали и веселились от души. Веселились или делали вид, что веселятся, и девушки, похожие на Муру (а таких было, по правде говоря, тоже немало). И все они танцевали, и ситцевые их платья развевались по залу, и зал был похож на большой цветник, когда по нему пробегает теплый ветер.
      Но вот музыка замолчала, и Мура решила действовать: она пробралась поближе к эстраде и остановилась там на виду у всех в самой красивой позе. И ее сразу заметили! Вернее, заметили Петрушку, которого она держала в руках. На это и рассчитывала Мура.
      - Кукольный театр! Сейчас будет кукольный театр! - послышались голоса.
      Веселые Золушки и танцевавшие с ними принцы густой толпой придвинулись к эстраде. Одни стали хлопать в ладоши, другие - останавливать их, и наконец наступила тишина: все ждали начала представления.
      А Мура, сначала очень обрадованная этим вниманием, совершенно растерялась: от нее ждали какого-то кукольного представления!
      Она неуверенно подняла Петрушку, и тот сейчас же, по своей давней театральной привычке, раскланялся с публикой. Раздался одобрительный смех и веселые аплодисменты.
      Но что делать дальше, Мура решительно не знала.
      - Петрушечка, - сказала она своим неприятным голосом, - поклонись еще раз публике!
      Но Петрушка больше не хотел кланяться. Он упирался и вертел головой.
      Снова раздался смех и послышались аплодисменты. Но впервые в его театральной жизни они были неприятны Петрушке.
      - Товарищи, пропустите, пожалуйста! - раздался вдруг из задних рядов чей-то звонкий голос. - Пропустите меня вперед!
      Голос был такой звонкий и вместе с тем такой требовательный, что все стоявшие позади расступились, и прямо к Муре стала пробираться... кто бы вы думали? Машенька!
      Оказывается, Машенька пришла на бал еще позже Муры. Но сделала она это не по правилам Муриного "хорошего тона", а просто потому, что только что смогла закончить свое бальное платье. И какое же это было милое платье!
      Оно походило на самый скромный и застенчивый и поэтому самый милый лесной букет. Сшито оно было так просто, что фасон его совсем не был заметен, а заметна была только его скромная и веселая расцветка.
      По светло-зеленому ситцевому полю, похожему на молодую весеннюю травку, рассыпались белоснежные головки ландышей и веточки первых синеватых фиалок. Сама молодость, свежесть, весна вместе с Машенькой вошли в зал, и все это сразу почувствовали. Все головы повернулись к Машеньке, и про Муру с Петрушкой все сразу забыли. Но Машенька пробиралась именно к ним.
      - Это Петрушка моей знакомой девочки - как он сюда попал? - звонко и горячо говорила она окружающим. - Это тот самый Петрушка. Я сама ему недавно сшила костюм!
      - И прекрасно сшили, - подхватил чей-то приятный мужской голос, и юноша в спортивной куртке с молниями, с фотоаппаратом через плечо появился возле Машеньки. - Вы, может быть, и свое платье шили сами?
      - Ну конечно, сама, - засмеялась Машенька.
      - В таком случае я должен вас сфотографировать для нашей газеты. Извините, я прошу вас об этом! - поправился юноша, и нахмурившаяся было Машенька опять засмеялась и пошла за принцем... то есть, извините, за фотографом в спортивной куртке.
      - Ой, подождите, - вдруг вспомнила она. - Тут Петрушка!
      - Хорошо, снимем и Петрушку, но только сначала вас, - сказал юноша и увлек Машеньку в другой конец зала.
      И все Золушки и принцы хлынули вслед за ними. Все надеялись, что, может быть, их тоже снимут. И Мура осталась одна.