- А сумеет? - шепотом спросила она у Саши.
      - Он сумеет, сумеет! - торопливо зашептала сразу все понявшая Саша. Я ему показывала! Мы играли всю вашу пьесу!
      У Петрушки даже дух захватило от волнения...
      Но вот уже на нем костюм тракториста. И Мусина рука ставит его на ширму...
      - Здр-расьте! - кричит Петрушка. - Вы не видели мой тр-рактор-р?
      Его встречает хохот зрителей, и сразу же несколько голосов предлагают ему взаймы своего "коня". И Петрушка отвечает им, острит, каламбурит, и скачет, и юлит, и рулит, и спорит с сусликами, и дерется с медведем. Вот это жизнь!
      А Саша с замирающим сердцем стоит за ширмой, в глубине ее, чтобы не мешать Мусе. Туда, в публику, она не может сейчас пойти: она слишком волнуется за Петрушку.
      Но все идет прекрасно. Зрители в полном восторге.
      И даже Муся, строгая Муся, довольна.
      - Молодец! - говорит она Петрушке после окончания спектакля. - Я бы тебя взяла в наш театр, да, боюсь, Саша не отдаст.
      - Берите, - грустно говорит Саша. - Пока не найдется ваш Петрушка... тихонько добавляет она.
      Глава шестнадцатая
      УЧЕНЫЙ ПЕТРУШКА, ИЛИ НОЧЬ РАЗМЫШЛЕНИЙ
      Сначала было совершенно темно. Попискивала какая-то птаха. Осторожно шуршали ветки. Петрушка, лежавший под кустом, на холодной земле, вздыхал и тосковал.
      Его так небрежно и неуважительно потеряли. То, что они торопились, не могло послужить им оправданием. Торопливость хороша только при ловле мышей, а не в искусстве. Конечно, искусство требует жертв, и он готов принести их. Но нужна ли эта жертва, целесообразна ли она?
      Так размышлял Петрушка, лежа под кустом, на холодной земле.
      Все эти и другие давно известные изречения приходили в его голову не случайно. Дело в том, что Петрушка этот был не простой, а ученый. В течение долгих лет его работы в театре он сопровождал Олега и Мусю во всех их странствиях, бывал вместе с ними на всех диспутах и конференциях и набрался там такой учености, что сам себе удивлялся.
      Лежа сейчас в холодной тени куста, Ученый Петрушка размышлял о судьбах кукольного театра и о том, нужен ли сегодня театр Петрушки.
      "Я устарел! - думал он с гордостью, упиваясь этими печальными словами. - Я уже никому не нужен".
      В этот момент холодная лягушка прыгнула на его руку, но Петрушка даже не заметил этого. Когда он думал о себе, он больше ничего не замечал.
      "Однако истинное искусство не стареет, - продолжал он размышлять. Стало быть, я еще не устарел. Искусство вечно. Они не понимают этого..."
      "Они" - это были Олег и Муся, которых Ученый Петрушка презирал. Они почти никогда не участвовали в диспутах. Они только молча слушали, иногда робко вставляя словечко, а потом брали на плечи свои мешки и снова отправлялись в поход.
      И его, ученого, умудренного артиста, не выносившего громких голосов и резких движений, - его тащили, как какую-то кладь, иногда даже вниз головой, трясли в вагонах, а потом выпускали на сцену и заставляли потешать невежественных зрителей. Что понимали они в искусстве?
      Так размышлял Ученый Петрушка.
      А на небе появилась луна. Она вышла из-за облака, огромная, рыжая, почти театральная в своей немыслимой, фантастической красоте.
      И в тот же миг лунная дорожка пересекла дорогу, засветились капли росы на кусте, и еще чернее стало темное, холодное ложе Петрушки.
      - Искусство требует жертв, - шептал он. - Судьба истинного актера всегда такова... Да, такова...
      - Ква! - ответила ему обрадованная знакомыми звуками лягушка. - Ква!
      Из всех рассуждений Ученого Петрушки она поняла и усвоила только это.
      "Да, истинное искусство всегда остается непонятым! - горестно и удовлетворенно подумал Ученый Петрушка. - Такова судьба искусства. Да, такова!"
      - Ква! - подтвердила лягушка.
      Глава семнадцатая
      НЕПОХОЖИЕ ДВОЙНИКИ
      Саша долго не могла уснуть в эту ночь. Вечером Клавдия Григорьевна отчитывала ее за самовольную отлучку из дому, за нарушение расписания...
      Но как ни боялась Саша тетки, она ее почти не слушала.
      Другое занимало и огорчало ее: Петрушки не было дома! Он вместе с другими актерами передвижного театра Мосэстрады был упакован и приготовлен к отъезду. Завтра рано утром Олег и Муся уезжают в другой поселок - в трех километрах отсюда. По плану своей работы, утвержденному в самой Москве, они не должны задерживаться долго на одном месте. Они должны обслужить за время своей поездки как можно больше строительных и полевых бригад.
      С этим планом нельзя было не согласиться, нельзя было не подчиниться ему. Но Саше так грустно было расставаться с Петрушкой! Правда, Олег и Муся обещали вернуть его, как только они найдут своего премьера. Но как они могли найти его теперь - ведь они уезжали!
      Надо было во что бы то ни стало помочь им и разыскать пропавшего актера.
      Саша не хотела больше нарушать расписание Клавдии Григорьевны. Поэтому она утром рассказала тетке обо всем и попросила разрешения пойти на поиски.
      - Вот видишь, Александра, к чему ведут твои нелепые увлечения! сказала Клавдия Григорьевна, укладывая в портфель бумаги. - Теперь ты столько полезного времени потеряешь зря.
      И Клавдия Григорьевна ушла, очень недовольная. Но разрешение все же было дано, и Саша отправилась на поиски. Она все утро бродила по поселку, заглядывала во все канавки и вдруг увидела Крикуна, который, удивленно скосив круглые глаза, рассматривал что-то под кустом.
      "Вот куда забрел! Хорошо, что я увидела", - подумала Саша и подошла к петуху. И тут она заметила под кустом Ученого Петрушку.
      - Молодец, Крикун! - обрадованно сказала Саша. - Все-таки и ты бываешь молодцом, - похвалила она еще раз петуха, и Крикун оглушительно кукарекнул в ответ и шагнул к Петрушке.
      А тот лежал под кустом весь мокрый от росы, и вид у него был обиженный и недовольный.
      Саша принесла его домой и посадила на крыльцо - сушиться. И тотчас же около крыльца появился Крикун.
      Петух не очень-то разбирался в науке и принял сначала Ученого Петрушку за простого.
      Но когда он подошел к Ученому Петрушке и дружески приветствовал его, тот ничего не ответил.
      Крикун удивился и тут только заметил, что это был другой Петрушка.
      - Крикун! - представился он.
      Но Ученый Петрушка опять ничего не ответил.
      Крикуну стало не по себе, и он смущенно отошел.
      - Как нехорошо! - сказала Саша, видевшая из окна всю эту сцену. - Ведь он нашел вас...
      Она сказала Ученому Петрушке "вы" и, заметив это, очень удивилась. Но сказать ему "ты" она почему-то не могла.
      А Ученый Петрушка и ей ничего не ответил, и больше с ним никто не разговаривал.
      Особенно неприятно было Саше то, что это двойник ее милого Петрушки. "Странно как, - думала она. - Ведь этот Петрушка очень похож на моего. И голова такая же, и рот до ушей. Но мой смеется весело, а этот как-то неприятно. Отчего это? Нет, этот совсем другой, - утешала она себя, поглядывая искоса на сохнувшего Петрушку. - Я с ним больше никогда и двух слов не скажу".
      И она действительно совсем не разговаривала больше с Ученым Петрушкой и решила, как только он высохнет, отнести его Олегу и Мусе.
      Но Клавдия Григорьевна, которая пришла в это время домой, категорически запретила это.
      - Ни в коем случае не пущу тебя, - сказала она. - Конечно, дети должны быть самостоятельными, и я в твоем возрасте легко совершила бы такое путешествие. Но ты можешь заблудиться, и мне придется потратить много времени на поиски. Шутка ли сказать: три километра туда и три обратно! Нет, я тебя не пущу. В этот поселок должен пойти Константин, помощник Светланы Игнатьевны, и я попрошу его отнести эту куклу.
      - А я? - взволнованно спросила Саша. - Ведь я должна взять у них своего Петрушку!
      - Нет, тебе незачем терять время. Константин скоро вернется и принесет тебе твою игрушку. Ах, Саша, Саша, какая ты еще маленькая! - прибавила тетка укоризненно.
      Глава восемнадцатая
      АКТЕРЫ ПРИНИМАЮТ ПЕТРУШКУ В СВОЮ СЕМЬЮ
      Товарищам по сцене новый Петрушка понравился.
      - Конечно, малокультурная личность, - сказала, охорашиваясь, лиса Люся, - но сразу видно - не интриган.
      - Он, возможно, не так уж талантлив, - пробасил Мишка, - но усидчив, весьма усидчив, этим и берет.
      - Душка! - прошептала молоденькая крольчиха Пушечка.
      Словом, каждый, в простоте душевной, наградил Петрушку своими свойствами. И уверяю вас, что это еще не так плохо. Гораздо хуже было бы, если б они приписали ему и то, в чем сами не были повинны.
      Собачка Кудлатка, у которой всегда было опущено одно ухо и поднято другое, сразу же полюбила Петрушку всем своим маленьким собачьим сердцем и не отходила от него ни на шаг. Кукла Школьница взяла над ним шефство и решила обучить его грамоте.
      Были в труппе и другие актеры: пес Брехун, свинья Хризалида и кот Мартын.
      Пес Брехун приветственно лаял, Хризалида по всякому поводу хрюкала. А кот Мартын...
      Пожалуй, это был единственный актер, который встретил появление нового Петрушки совершенно равнодушно.
      Возможно, конечно, что он притворялся. Притворство было основным свойством его кошачьей артистической натуры.
      Об Ученом Петрушке не пожалел никто. Он давно уже всем надоел своим скучающим видом и бесконечными рассуждениями.
      А наш Петрушка сразу всех полюбил и добродушно тыкал всех в спину своим длинным носом.
      - Малокультурен, но симпатичен, - повторяла Люся.
      Однако на первом же спектакле все оценили хорошие качества нашего Петрушки.
      Спектакль не ладился с самого начала. Муся не могла забыть о потерянном актере - она волновалась, сердилась на Олега и в результате спутала выходы актеров - вместо Люси выпустила Мартына. А кот и не подумал помочь ей: разлегся на ширме, свесив в сторону зрителей свой пышный хвост, - и все...
      И вот тут-то всех выручил Петрушка: он неожиданно пустился в пляс!
      Не беда, что по ходу действия он должен был плакать, - зрителям это все равно понравилось. А пока он плясал, Муся восстановила на ширме порядок, и спектакль пошел своим чередом.
      - Настоящий товарищ! - решили актеры и дружно приняли нового Петрушку в свою шумливую, бестолковую и веселую семью.
      Только кот Мартын... Хотя именно его выручил в спектакле Петрушка, кот Мартын помалкивал. О чем он думал, было неизвестно
      В самом деле, вы знаете, о чем думает кот, когда глядит на вас прищуренными зелеными глазами?
      Не знаете? И я тоже.
      Глава девятнадцатая
      ПОЛЕВАЯ ДОРОГА
      Костя неторопливо шагал по дороге и насвистывал песню. Если бы в этой песне были слова, они звучали бы примерно так:
      Дорога, длинная, прямая,
      Веди меня, веди вперед.
      Вот облака на небе тают,
      Вот иволга в кустах поет.
      Там, может быть, сейчас лисица
      За мной внимательно следит.
      А поле - поле колосится,
      Пшеница спелая шумит.
      Такую совсем простую и незатейливую песню можно было бы услышать, если перевести язык свиста на язык слов. А может быть, и не совсем такую. Ведь всякий, даже самый лучший перевод бывает всегда немного неточным.
      Но в чем можно не сомневаться, так это в том, что Костя с великим наслаждением шагал по горячей полевой дороге.
      Слева от него было поле, справа - невысокий кустарник. И вполне возможно, что из-за кустов за ним наблюдала осторожная лисица. И совершенно несомненно, что в небе таяли легкие облака, и воздух был напоен горячим ароматом, и густо колосилась пшеница.
      "Вот это урожай! - думал Костя, шагая по дороге и машинально насвистывая. - Если б не Светлана, бросил бы я эту свою подсобную "научную" работу и пошел бы на курсы комбайнеров... Эх!" - Костя сокрушенно махнул рукой и полез в карман за папиросами. Но вместо папирос он вытащил Ученого Петрушку.
      - Тю! - удивился Костя, разглядывая Петрушку. - А я, брат, про тебя и забыл совсем. Да ты что такой невеселый? Запарился в кармане? Ну, подыши теперь.
      И Костя снова сунул Ученого Петрушку в карман, но так, что теперь в кармане находились только его ноги, а голова торчала наружу.
      Ответа от Петрушки Костя не дожидался. Он и не подозревал, что тот был такой умный и только презрительно усмехался, слушая его незатейливую песню. Глядя из Костиного кармана на все то, что так радовало Костю, Ученый Петрушка продолжал лишь криво усмехаться. Его не радовала ни густая зелень кустов, ни горячая пыль на дороге, ни золотая стена хлеба.
      "Все это слишком просто, - думал Ученый Петрушка. - И вообще, какое это имеет ко мне отношение?"
      Так и шли они по дороге - Костя и Ученый Петрушка.
      А за ними бежали две тени: одна большая, широкоплечая - Костина и другая совсем маленькая, с украшенной острым кривым колпачком головкой.
      Глава двадцатая
      ПЕТРУШКА ПОЛУЧАЕТ ПИСЬМО
      - Ну, вот и ваш Петрушка! Небось соскучились? - весело сказал Костя, вытаскивая из кармана Ученого Петрушку и передавая его Мусе. - Не стоит благодарности. Я пошел... Да, еще вам привет от девочки Саши. Постойте, постойте, и письмецо есть от нее.
      И Костя вытащил из другого кармана - а на его куртке их было множество - маленький конверт.
      - Олег, иди-ка сюда, - скомандовала Муся. - Ты подумай, нашелся наш Петрушка! И Саша прислала письмо.
      Олег, конечно, сейчас же поспешил на зов - еще не было случая, чтобы он ослушался Муси.
      - А, здоров дружище! - радостно закричал он Ученому Петрушке. И, почти совсем как Костя, прибавил: - Чего нахохлился? Или не рад, что вернулся в родную семью?
      "Родная семья" тоже вся была здесь: в руках у Олега было штук семь артистов, так как в это время он как раз собирался их упаковать. Маленький театр снова отправлялся в путь.
      То ли от неудобного положения (некоторые артисты висели вниз головой, болтая в воздухе ногами); то ли от чего другого, но артисты особенной радости не выразили.
      Однако письмо от Саши, несмотря на такое неудобное положение, все они слушали внимательно.
      А в письме своем Саша писала, что очень радуется тому, что нашелся настоящий актер их театра. Что она его высушила, почистила и посылает им. И благодарить за это надо Крикуна, их дворового петуха. Ей очень хочется знать, как проходят спектакли и как чувствуют себя Олег и Муся - здоровы ли они, не устали ли? Тети Клавдии Григорьевны сейчас нет дома, не то она, наверно, послала бы им привет.
      "И еще большой привет моему Петрушке, - писала Саша в самом конце своего маленького письма. - Я бы ему написала отдельно, если б он умел читать..."
      Тут кукла Школьница зашептала что-то Петрушке, но тому было не до нее - он весь превратился в слух.
      "И пусть Петрушка сам решит, оставаться ему в театре или ехать домой. А я по нему очень соскучилась".
      Закончив чтение Сашиного письма, Муся оглянулась и, поискав глазами Сашиного Петрушку, сунула ему в руки письмо.
      - Слыхал? - сказала она улыбаясь. - Тебе привет! (Со своими маленькими актерами Муся разговаривала обычно гораздо ласковей, чем с большим Олегом.) Ну как, поедешь или останешься? - И Муся, щелкнув Петрушку в лоб, стала помогать Олегу упаковывать вещи.
      - Знаешь, Мусенька, я бы взял этого Петрушку еще в одну поездку, сказал Олег. - Он нам очень пригодится.
      - Конечно, - согласилась Муся. - Но ведь Саша скучает без него.
      - А мы его на обратном пути завезем!.. Завезем, а, Петрушка? - сказал Олег и уложил Петрушку в мешок.
      Ух, какая буря поднялась в душе у Петрушки!
      Саша скучает: скорей вернуться!
      Как, и расстаться навсегда с театром и со своими новыми друзьями?
      Но Сашу очень жалко.
      Но ведь это не навеки. Временно.
      Нет, почему же временно? Он хочет играть всегда!
      Так беспорядочно и противоречиво прыгали в голове у Петрушки мысли. Возможно, это происходило оттого, что и мешок, в котором он лежал, подпрыгивал на плечах шагавшего в гору Олега.
      А Олег, постукивая палкой и взбираясь на пригорок, пел старую петрушечью песню, песню бродячих актеров-кукольников:
      Сумку - на плечи,
      Ветер навстречу,
      Ездит Петрушка по всем городам.
      Далёко-далече,
      Далёко-далече,
      По селам, по школам, по детским садам...
      Эх, неужели же должна будет окончиться эта замечательная бродячая жизнь?
      Глава двадцать первая
      СОПЕРНИКИ
      - Мусенька, какого Петрушку готовить к вечернему спектаклю? - закричал Олег, вытаскивая из мешка обоих Петрушек и поднимая их над головой.
      Сашин Петрушка подпрыгивал на его руке и заглядывал Олегу в лицо: "Меня! Меня!" А Ученый Петрушка уныло висел на другой руке Олега: "Не все ли равно?"
      Но стоило только Мусе ответить с другого конца комнаты: "Готовь Сашиного!" - как Ученый Петрушка весь напружинился и, повернув голову к Сашиному Петрушке, прошипел: "Пош-шмотрим!"
      Наш маленький неученый Петрушка прямо обомлел - столько злости слышалось в шипящем голосе его ученого собрата.
      И как только Олег и Муся, приготовив актеров, ушли обедать, разыгралось что-то невероятное.
      - Не допущ-щу! - возмущался и шипел Ученый Петрушка. - Меня, заслуженного деятеля петруш-шечных ишкуштв, - в отштавку! И кого же, кого же взамен? Неуча! Мальчишку!
      - Совершенно правильно, дорогой! Совершенно правильно! - щебетала лиса Люся, оглядываясь на Сашиного Петрушку - не слышит ли он.
      - Хр-рю! - хрюкала Хризалида. - В хр-раме искусства такое свинство!
      - Гав! Гав! - орал Брехун.
      Наш маленький Петрушка ничего не понимал. Неужто его новые друзья так коварны? Правда, из речей Хризалиды и Брехуна ничего нельзя было понять. Но держались они воинственно, и Брехун лаял над его ухом так громко, как будто хотел его оглушить.
      Одна только верная Кудлатка прыгала около нашего бедного Петрушки и даже лизнула его в нос. А кукла Школьница сказала:
      - Не надо ссориться! Мы все должны дружить.
      Тут кот Мартын, дремавший на ручке кресла, приоткрыл один зеленый глаз и лениво взглянул на куклу. Она, как и все девочки, очень любила кошек и стала гладить и чесать его между ушами и совсем забыла о Петрушках. А пес Брехун гаркнул: "Гав!" - и на этом первый акт закончился. Но драма продолжалась.
      Играл-то вечером все-таки наш Петрушка - Мусе как-то приятнее и удобней было работать с ним. По правде говоря, и Люсе и Брехуну было веселее с ним играть... Но такие уж у них были характеры: ей очень хотелось немножко посплетничать, а ему - поворчать и позлиться.
      Но что стало с Ученым Петрушкой! Он на глазах у всех молниеносно превратился из ученого и заслуженного артиста в самого настоящего интригана и завистника. Он дошел до того, что подговорил Брехуна подставить Петрушке во время представления подножку!
      Петрушка растянулся во весь рост, но это было очень смешно, и зрители решили, что так и нужно, и наградили актера звонкими аплодисментами.
      Ученый Петрушка чуть не задохнулся от злости и подговорил Брехуна прогрызть дыру в кармане за ширмой, который предназначался для Петрушки.
      И когда Муся, сунув его туда во время действия, через несколько минут хотела снова его достать, чтобы выпустить на ширму, Петрушки там не оказалось: он валялся на полу, в пыли.
      Мусе некогда было его разыскивать, она схватила другого - Ученого Петрушку - и с ним продолжала спектакль. Тот торжествовал, но от злости и чванства совсем позабыл свою роль и играл из рук вон плохо.
      Зрители, думавшие, что продолжает игру их любимец, недоумевали.
      - Наверно, он заболел, - сказала одна сердобольная девочка.
      И чтоб утешить Петрушку, все стали дружно аплодировать. Кто-то даже бросил на ширму букетик полевых цветов.
      А наш бедный Петрушка лежал на полу и очень огорчался.
      Он попробовал утешить себя изречением, которое слышал от Ученого Петрушки: "Искусство требует жертв", но изречение не помогало. Ему все-таки было очень обидно.
      Глава двадцать вторая
      БРЕХУН ПИШЕТ ДОНОС
      После этого бурного спектакля склока в маленьком закулисном мирке не затихла, а, наоборот, еще пуще разгорелась.
      Вы думаете, если сцена в этом театре была небольшая, а актеры совсем маленькие, то и страсти у них были махонькие?
      Уверяю вас - это совсем не так. Чем меньше бывает круг зрения действующих лиц, тем сильнее их маленькие страсти.
      С утра уже все кипело. Лиса Люся бегала от одного Петрушки к другому и каждому говорила "дорогой", и каждому сплетничала и обвиняла другого. Свинья Хризалида противно хрюкала, а Брехун облаивал каждое слово нашего Петрушки.
      Кукла Школьница ничего не могла поделать - она все-таки была только девочкой. Она затыкала уши и повторяла:
      - Мальчики, не шумите! Мальчики, не надо ссориться!
      Но ее никто не слушал.
      Спектакли не ладились, так как мысли актеров были заняты совсем не тем, что происходило на сцене. Даже наш маленький жизнерадостный герой кричал зрителям свое "Здр-расьте!" уже не так весело, как раньше.
      Замечали ли Олег и Муся, что происходило у них в театре, а если замечали, то на чьей были стороне?
      Олег только посмеивался - ему это все казалось очень забавным - и даже подзадоривал иногда "этих маленьких дурачков", как он называл их.
      Муся относилась ко всему гораздо серьезнее. Ее возмущало, что в театре нарушен железный порядок, который она установила, и маленькие актеры вышли из повиновения. В этом отношении она была настоящим режиссером.
      Но действительного положения дел они оба не знали, так как хотя и понимали своих актеров, но не во всем и не всегда.
      А к кому же из двух соперников лучше относилась Муся, которая, как вы уже, конечно, заметили, была настоящей главой этого маленького театра?
      Право же, трудно сказать. Она охотно играла с нашим веселым Петрушкой, и ей нравился его молодой, непосредственный талант.
      Но с Ученым Петрушкой она работала уже около двадцати лет, очень ценила его и не хотела обижать.
      Муся назначала их в очередь: то один играл, то другой. Но чаще все-таки Сашин Петрушка, так как ученый актер становился частенько невыносимым не только за кулисами, но и на ширме.
      Атмосфера, как говорится, сгущалась.
      И вот однажды пес Брехун, которого подговорил Ученый Петрушка, решился на гадкое дело.
      Стащив из реквизита пьесы "Петрушка-первоклассник" чернильницу-непроливашку, школьную тетрадь и ручку, он уселся однажды в самом темном углу перед ящиком и принялся строчить донос.
      Донос предназначался "Гражданину Мосгосэстраде в собственные руки", и в нем должна была заключаться жалоба на "бесхозяйственность и бестолковость бездарных режиссеров вашего уважаемого театра, не умеющих ценить подлинных представителей театрально-кукольного искусства и поддерживающих всяких проходимцев" ("Проходимцами" Брехун обозвал, как вы сами догадались, нашего бедного Петрушку.)
      Но так как писать Брехун умел не так хорошо, как лаять, то вся эта великолепно-гнусная фраза была изложена следующим образом:
      "Гав! Гав! Гав!"
      Вероятно, гражданин Мосгосэстрада не понял бы этого своеобразного доноса, а если бы и понял, то не дал бы ему ходу, так как славных режиссеров своего маленького кукольного театра высоко ценил и уважал.
      Но доносу Брехуна не суждено было дойти до "собственных рук гражданина Мосгосэстрады".
      Когда Брехун, удовлетворенно ворча, заклеивал языком конверт, Олег вытащил его из-под самого носа Брехуна и, прочитав, беззлобно обругал пса дураком и велел идти в угол, чтоб на досуге подумать о своей глупости. Что Брехун и исполнил, хотя с недовольным ворчанием.
      Но поздно вечером, после спектакля, Олег и Муся посовещались и решили, что, как это ни грустно, Сашиного Петрушку надо отправить домой.
      - Иначе атмосфера в театре никогда не улучшится, - со вздохом сказали Муся.
      Глава двадцать третья
      ПЕТРУШКА ПОМОГАЕТ ПО ХОЗЯЙСТВУ
      Итак, он снова был дома. Саша ему так обрадовалась! Она не могла на него наглядеться и называла разными ласковыми именами.
      Даже Крикун обрадовался, сконфуженно пробормотал вместо обычных речей: "Пойду обрадую ку-ур!" - и удалился, чтобы не мешать встрече друзей. Иногда и петухи бывают тактичными.
      Только Клавдия Григорьевна недовольно поморщилась: "Опять этот Петрушка!" Но и она ничего не сказала.
      А сам Петрушка? Ну конечно, он был рад.
      Когда Клавдия Григорьевна ушла на работу, он вместе с Сашей обежал все углы своего немножко забытого дома, ткнулся носом в букет желтоватых листьев. ("Скоро осень, Петрушка!" - сказала Саша.)
      Потом они прошли вместе мимо закрытой двери в Наталкину комнату. ("Не тянись туда, Петрушка! У Ирины кончился отпуск, и Наталку опять отвезли к бабушке".)
      Потом вышли во двор.
      Петрушка увидел знакомую, привядшую уже немного траву, и немного потускневшее солнце, и Крикуна, важно разгуливавшего в глубине двора, тоже уже не такого нарядного, как прежде.
      Отчего это все как будто немного потускнело? Может быть, оттого, что уже близилась осень, такая ранняя в этом краю. А может быть, и оттого, что сам он стал немного старше, а главное, жил это время такой яркой, такой театральной жизнью.
      Увы, все казалось ему теперь немного поблёкшим. Только там, в театре, была его настоящая жизнь...
      Саша сразу это заметила и сначала очень огорчилась.
      - Ты совсем забыл меня, Петрушка! - сказала она укоризненно.
      - Не забыл! Не забыл! - заторопился Петрушка.
      - Ты хороший, Петрушка! - обрадованно сказала Саша.
      - Уж-жасно хо-роший! - подтвердил Петрушка.
      И все-таки он скучал.
      - Знаешь что, Петрушка? - сказала ему однажды Саша. - Давай будем опять с тобой представлять!
      - А Наталка? - удивился Петрушка.
      - Наталка уехала, да ведь другие ребята остались. Помнишь, они приходили смотреть на нас? Устроим теперь настоящий театр! Такой, как у Олега и Муси. Хорошо?
      - Ура! - закричал Петрушка. - Замечательная мысль!
      С некоторых пор он иногда произносил такие громкие слова. Сам этого не подозревая, он перенял их у Ученого Петрушки.
      И вот они начали готовить свой собственный настоящий театр.
      Саша торопилась поскорее закончить все домашние дела, чтобы пораньше приняться за театральные. И Петрушка решил помогать ей.
      - Я у Розы научился! - уверял он Сашу.
      Петрушке было стыдно признаться, что у Розы он ничем не занимался, а лежал в нафталине, в стенном шкафу. И Саша ему поверила.
      - Что ж, хорошо, Петрушка, - сказала она. - Выбери, что ты хочешь делать: чистить картошку или заваривать чай.
      - Картошку! Картошку!
      - Хорошо. Вот тебе ножик, вот две картофелины, вот вода. А я пойду в магазин за хлебом.
      И Саша ушла.
      Картофелины были пузатые, светло-коричневые, неприступные.
      Петрушка тюкнул одну из них носом - и вдруг на ней появилось маленькое белое пятнышко. Тюкнул еще раз - образовалась дырочка.
      - Хо-хо! Вот я какой! - обрадовался Петрушка и стал тыкать в картофелину носом.
      "Я придумал, как чистить без ножика! - ликовал он. - Вот обрадуется Саша!"
      Но Саша совсем не обрадовалась.
      - Ой! - сказала она испуганно и подбежала к Петрушке. - У тебя весь нос грязный!
      - А зато картофелина какая! - восхищался Петрушка. - Как е-ежик!
      - Да-да, совсем как ежик. Или как терка, - сказала Саша. - Знаешь, что, завари-ка лучше чай. Хорошо?
      - Хорошо, хорошо! - согласился Петрушка. Он начал входить во вкус хозяйственных дел.
      - А ты сумеешь? - забеспокоилась Саша. - Чай надо сыпать в чайничек. И совсем немного.
      - Знаю! - закричал Петрушка.
      - И он начал хозяйничать.
      Но когда Саша увидела, что он сделал, она даже рука-ми всплеснула:
      - Куда же ты всыпал чай, Петрушка?
      - В чайничек. Ты же сама сказала - в чайничек!
      - Да разве это чайничек! Ведь это большой чайник! А где же чай?
      - Высыпал!
      - Как, ты высыпал всю пачку? Ведь я же тебе сказала - немножко!
      - Я и всыпал немножко. Она была с-совсем маленькая... - обиделся Петрушка.
      - Ой, что я скажу тете? - огорчилась Саша. - Она все говорит: надо экономить... Ну ладно, Петрушка, не горюй! Посмотри лучше в окошко, а я побегу куплю еще чаю. А потом мы с тобой начнем делать декорации. Хорошо?
      - Хор-рошо, хорошо, - немного обиженно согласился Петрушка.
      Глава двадцать четвертая
      КЛАВДИЯ ГРИГОРЬЕВНА ВОСПИТЫВАЕТ
      - Смотри, Петрушка, как красиво! - И Саша поставила на стол готовую декорацию.
      Это был густой зеленый лес, с большими дубами. В дупле самого большого дуба сидела игрушечная деревянная сова. Раз! - дернула ее за веревочку Саша, и сова захлопала крыльями и страшно выпучила на Петрушку свои круглые глаза.
      Петрушка чуть со стула не свалился:
      - Ой! Страшно!
      - Ах ты трусишка! - укорила его Саша. - А ведь тебе придется в этом лесу играть. Ты встретишь там серого волка и скажешь ему...
      Что должен будет сказать Петрушка страшному волку, осталось неизвестным, потому что в этот момент открылась дверь и вошла Клавдия Григорьевна, которую оба они боялись не меньше, чем серого волка.
      Саша примолкла, а Петрушка сунул голову ей под руку и притаился.
      - Сейчас я заходила в школу, - сказала Клавдия Григорьевна, снимая свой гремящий негнущийся плащ. - Тебя, конечно, записали. Класс будет сильный, - тебе надо усердно готовиться, чтобы не осрамить меня. Ведь я знак, ты в прошлом году много пропустила. А там будут учиться дети приезжих инженеров и... Постой, постой, что это у тебя такое?
      Клавдия Григорьевна быстрыми шагами подошла к столу и взяла в руки декорацию леса. Она нечаянно дернула за веревочку, и сова сейчас же страшно захлопала крыльями и завертела головой, но Клавдия Григорьевна не испугалась - она была не из трусливых. Она перевернула раскрашенную декорацию, так что страшная сова повисла вниз головой, и рассматривала изнанку леса.
      - Да ты что, Александра, с ума сошла, что ли? - вдруг закричала она. Ты изрезала мой отчет, понимаешь это?
      Действительно, Сашин лес с изнанки был весь испещрен мелкими-мелкими и ровными-ровными цифирками.