М.ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ
      ПРИГОВОРЕН К НАСЛАЖДЕНИЮ
      Об этой резервации я впервые услышал в Кимберли.
      Четырем африканцам и одному белому вынесли смертный приговор. Они проходили по статье о злостном саботаже. Кажется, пустили под откос товарный состав. А может, перерезали провода главной высоковольтной линии. Я в то время был очень занят, и если бы не Страатен, то и это дело прошло бы мимо меня, как и десятки других.
      Страатен выступал на суде защитником. Он сразу же сказал мне, что дело гиблое. Может быть, ему все же удалось бы спасти от петли хоть белого, но тот использовал последнее слово для антиправительственной пропаганды. На присяжных это произвело нехорошее впечатление...
      Через несколько дней после вынесения приговора Страатен пришел ко мне в отель. Он молча разделся и пошел под душ. Потом уселся под самым кондиционером и попросил чего-нибудь прохладительного. Я достал из ледника сифон.
      - У меня есть сведения, - сказал он, - что приговор приведен в исполнение не будет.
      - Их помилуют?
      - Нет. На это надежды мало... Ты ничего не слышал о секретных резервациях для смертников?
      Я покачал головой.
      - А следовало бы знать! - Страатен закурил сигарету и, кивнув на окно, сказал: - Опусти жалюзи.
      - Зачем? Сразу же станет душно.
      - Все равно. Лишь бы не это солнце. Оно раздражает меня.
      - Как хочешь. Сейчас опущу. А почему, собственно, я должен знать об этих резервациях?
      - С ними как-то связана ваша фирма,
      - "Панафрика миннерс"?
      - Да. Кажется.
      - Я ничего не знаю.
      - Но ты же у них главный геолог.
      - Ты что, не веришь мне?
      - Да нет! Что ты! Просто удивляюсь, как ты ничего не знаешь об этом. Впрочем, непосредственно эксплуатацией ты ведь не занимаешься?
      - Нет... Тебе положить лед?
      - Спасибо, дружище. Но это очень жаль, что ты ничего не знаешь. Я очень рассчитывал на твою помощь.
      - В чем помощь?
      - В этом деле. Говорят, в этих резервациях творятся страшные вещи. А моих подзащитных отправят именно туда.
      - Всех?
      - Всех. Отдельно, разумеется. Апартеид соблюдается и там. Говорят, в них больше двух лет никто не выдерживает.
      - И много таких резерваций?
      - Кажется, четыре. Одна для белых, остальные - для африканцев. Это форменные лагеря смерти, если не хуже.
      - Что может быть хуже?
      - Не знаю, но, по-видимому, может быть и хуже.
      - Так что тебе от меня нужно?
      - Теперь ничего. Я думал, ты знаешь.
      - Не знаю.
      - Да, я вижу. Ну, я пойду,
      - Погоди, пока немного спадет жара. Или ты спешишь?
      - Куда мне спешить? Если бы ты знал, как мне хотелось спасти Брайтона!
      - Он сам виноват. А черных тебе не жалко?
      - Жалко, конечно... Знаешь, мы все здесь немного расисты в душе. Даже самые левые. Только не все отдают себе в этом отчет.
      - Я не расист.
      - У тебя есть друзья среди негров?
      - Нет. Но это ничего не значит. Просто я бываю в таких кругах...
      - Ладно. - Он лениво махнул рукой. - Не оправдывайся. Я же тебя не обвиняю. Я и сам такой. Ты видел моих присяжных?
      - Да, что и говорить, бронированные ребята, один к одному.
      - Брайтон, конечно, сам виноват. До тех пор пока он не раскрыл рот, они были настроены к нему снисходительно.
      - А Брайтон не такой, как мы! Он, наверное, полностью свободен от всяких предрассудков.
      - Дурак он, вот кто. Но мне очень хочется спасти его.
      - А что ты можешь сделать?
      - Хочу сделать невозможное... и спасти его.
      - Что же тебе нужно от меня?
      - Я не сомневаюсь, что ты не знаешь о резервациях. Но не можешь ли ты прикинуть, где они примерно находятся. Ты же хорошо знаешь этот район.
      - Но он же очень велик.
      - Это где-то недалеко отсюда, в горах.
      - В горах? Может быть, Куруман?
      - Не знаю.
      - Если в горах, то Куруман. Больше негде. Что ты еще знаешь?
      - Что кругом вельд.
      - И все?
      - Еще туда подведена высоковольтная линия.
      - Высоковольтная линия?! Тогда я примерно знаю, где это может быть.
      Я достал рулон с картами и, выбрав одну из них, расстелил на полу. Страатен вылез из-за стола и склонился надо мной. Я показал ему железную дорогу Кимберли - Уоррентон - Постмасбург - Лохатла - Сисчен.
      - От Сисчена на Куруман в прошлом году проложили высоковольтку. Там действительно наши золотые рудники. Правда, руда довольно бедная.
      - Только золотые?
      - Как будто бы... Впрочем, фирме принадлежит только тридцать процентов акций. И я не знаю, кто остальные акционеры.
      - Ты бы не мог разведать?
      - Попробую. Я могу туда съездить.
      - Район охраняется службой безопасности.
      - Кто может запретить мне посещение рудников нашей фирмы?
      - Попытайся. Я никогда не забуду этой услуги.
      На другой день я звонил в Йоханнесбург заместителю председателя совета директоров.
      - Простите, что побеспокоил вас в воскресенье, Питер. Но дело довольно серьезное. Кто-то тайно подкапывается под фирму. Вы ничего не знаете?
      - Нет. А в чем дело?
      - Речь идет о наших золотых рудниках в Куруманских горах.
      Я сделал паузу. Но он тоже молчал.
      - Вы слышите меня, Питер?
      - Да. Говорите.
      - Кто-то распускает слухи, что на рудниках работают смертники. Если это попадет в газеты, акции упадут.
      - У вас много акций?
      - На пять тысяч фунтов, - соврал я.
      - Не волнуйтесь, старина. "Правила печати" предусматривают и такой вариант. Тем более, что в данном случае мы сталкиваемся с чистой клеветой. Я хорошо знаю эти рудники. Условия там, конечно, не бог весть какие, но не хуже, чем везде.
      - Так вы точно знаете, что это не попадет в газеты?
      - Да.
      - И за границей?
      - Как вы думаете, если бы они (он сделал на этом слове ударение) располагали какими-нибудь доказательствами, то удовольствовались бы только слухами? Все это ерунда. Никаких доказательств у них нет и быть не может. Смертники! Подумаешь, смертники. Художественная гипербола. Все шахтеры смертники. И мы с вами тоже смертники. Все живут в рассрочку... Как там ваши дела с верхним мелом?
      - Внедрения магматических интрузий меня обнадеживают. В третичном ярусе должны быть продуктивные толщи.
      - Отлично. Когда вы заканчиваете работу?
      - Мне нужно еще недели две. В крайнем случае - три.
      - Не задерживайтесь надолго. Вы нам очень нужны.
      - Уезжать нужно хотя бы для того, чтоб начальство поняло, как тебя ему не хватает.
      - Но и ненадолго, чтобы не дать ему время понять, что оно может без вас обойтись. Так что возвращайтесь скорее. Тем более, что ваша партнерша по теннису уже начинает скучать.
      По обе стороны полотна тянулся желтый, выжженный солнцем вельд. Опустив стекло, я ловил тугоц и горячий ветер. На убегающих назад телеграфных столбах сидели грифы. Потревоженные паровозным свистком, они лениво взмывали вверх и, немного покружившись, падали на толстые, почти безлистые ветви мопане. Сразу же за Лохатлой потянулись маисовые поля, хлебные амбары, круглые, как песочные булочки, хижины банту. Степной аромат сменился запахом прогорклого арахисового масла.
      Я поднял стекло и взял со столика книжку. Мне не хотелось читать. Нужно было как-то разрядить тоскливое внутреннее беспокойство. Я взял сигареты и вышел в тамбур, хотя ехал в вагоне для белых один.
      Телефонный разговор ничего не прояснил. Одно мне стало ясно - официальным путем идти нельзя. Впрочем, и здесь была какая-то надежда, что концерн не так уж тесно связан со службой безопасности. В этом случае я мог как-то использовать свое положение главного геолога.
      Сисчен был последним пунктом железнодорожной ветки. Вряд ли оттуда до Куруманских гор была проложена шоссейная дорога. Руда попадала в Сисчен по подвеске. Это сильно осложняло положение. Я не представлял себе, как доберусь до рудников. Конечно, мне нужно было ехать на машине. Пожалуй, я так и сделаю. Телеграфирую из Сисчена, чтоб мне прислали туда мой "десотто".
      Поезд начал останавливаться. Я вернулся в вагон, бросил книжку в портфель и приготовился к выходу. Первое, что бросилось мне в глаза, когда я попал в крохотную гостиницу "Африкандер", была анкета, точнее, один ее пункт: цель приезда. Что же мне написать? Сослаться на служебное задание я не мог. Служба безопасности, безусловно, потребовала бы у меня специальных бумаг и тотчас же связалась бы с Йоханнесбургом. Придумать какую-нибудь другую причину тоже не так просто. Если б я еще не звонил в правление. Я уже проклинал себя за то, что звонил туда. Теперь они сразу поймут, что я что-то вынюхиваю. Как же быть?.. Решение пришло внезапно.
      - Заполню это у себя в номере. - Я положил карточку в портфель. - Покажите мне мою комнату.
      - Хорошо, сэр. Тим! Проводите гостя в девятнадцатый.
      - Очень хорошо, - сказал я, осматривая комнату. - Это мне вполне подойдет. А где я смогу разместить собак?
      - Собак?
      - Да, я ожидаю партию немецких овчарок.
      - Боюсь, сэр, что у нас это будет несколько трудно.
      - У вас нет подходящих помещений?
      - Да. И притом...
      - Тогда не порекомендуете ли вы мне, у кого можно снять такое помещение?
      Я дал бою полфунта.
      - Благодарю вас, сэр. Я сейчас узнаю.
      Через десять минут у меня уже был адрес. Я спустился к портье, который принес мне извинения и выразил сожаление, что я не смогу остаться в их гостинице.
      - Не беда. Как только продам собак, переселюсь к вам, сказал я ему на прощание.
      Выйдя на улицу, я бросил в первую же урну адрес и пошел на станцию покупать обратный билет.
      До отправления поезда оставалось около четырех часов. Я решил подняться на виадук и осмотреть город.
      На горизонте на фоне туманных синих хребтов виднелась ажурная паутина подвески. Можно было даже разглядеть медленно плывущие черные точки вагонеток. Очевидно, они разгружались у специальных пакгаузов. Я видел, как оттуда отошел длинный состав с запломбированными вагонами.
      Чувствовал я себя не очень уютно. Мне казалось, что все смотрят только на меня. Я спустился на перрон и прошел в зал ожидания. Купил дневной выпуск "Говермент газетт" и отгородился от мира. Я всегда читал эту газету, но сейчас прежде всего подумал, что это правительственный официоз. Как будто он мог оградить меня от чего-то!
      И вдруг я разозлился. На себя, на Страатена и на всех. До сих пор я считал себя хозяином жизни. И вот стоило мне ввязаться в несколько необычное дело, как я почувствовал себя затравленным. Неужели я трушу? Пусть кто-нибудь попробует на меня косо посмотреть, заподозрить в чем-то! Я сумею за себя постоять. На службу безопасности тоже плевать. Что они мне сделают? Куда хочу, туда и еду. Никому до этого нет дела.
      Я отшвырнул газету, подошел к киоску и громко потребовал левый листок.
      - Мы не получаем "Нью-Эйдж", сэр. Спросите ее на почте.
      - Очень жаль! - сказал я и гордо отошел.
      Наконец объявили посадку. Я сразу же проскользнул в туалет. С трудом опустил закрашенное белой краской окошко и, достав из портфеля бинокль, навел его на пакгаузы. На соседнем пути стоял состав, закрывавший добрую половину сектора обзора.
      Все же я разглядел, что пакгаузы охранялись полицией. Отходящую от вокзала ветку перекрывал шлагбаум с табличкой: "Запретная зона".
      Пробраться туда незамеченным было очень трудно.
      Неожиданно над крышами пакгаузов поднялся вертолет. Очевидно, где-то на внутреннем дворике была посадочная площадка. Я даже уловил сквозь характерные станционные шумы треск мотора. Бинокль захватывал лишь ничтожный клочок неба, и вертолет быстро исчез.
      Я подумал, что связь с рудниками осуществляется по воздуху. Впрочем, возможно, от города к рудникам отходил и проложенный по вельду грейдер. Я спрятал бинокль и вошел в вагон, страдая от злого и безысходного чувства собственного бессилия.
      Я уже не думал ни о Страатене, ни о приговоренном к смерти Брайтоне. Вернее, мысли о них отошли в какие-то потаенные глубины подсознания. Теперь куруманские рудники стали для меня самоцелью. Я должен был прорваться туда ради самого себя. Этого требовало мое человеческое достоинство.
      Сразу же по приезде в Кимберли я позвонил Страатену и назначил ему свидание у себя в отеле.
      - Ты поступил очень опрометчиво, позвонив в Йоханнесбург, - сказал он, выслушав мой рассказ. - Надо было посоветоваться со мной. Теперь они предупреждены и, в случае чего, сейчас же вспомнят этот разговор. А с собаками ты это хорошо. Не хватало только стать на полицейский учет в Сисчене. Тогда все было бы кончено.
      - По крайней мере, мы теперь знаем, что стоим на правильном пути. Ведь еще совсем недавно ты даже не знал, где эти резервации находятся.
      - Да. Ты попал в самую точку. Покажи мне еще раз карту.
      Я достал геологическую карту провинции.
      - А другой у тебя нет? Мне эти красные и синие пятна ничего не говорят.
      - Погоди, вот он, этот район. Часть обширной платформы, сложенной складчатыми породами докембрия - гнейсами и метаморфизованными сланцами. У меня есть обычная карта, но меньшего масштаба... Впрочем, довольно подробная. Сразу же за Сисченом автострада. А вот река - приток Вааля. От шоссе до реки - полторы мили вельда.
      - Где, примерно, может находиться резервация?
      - Вот здесь. - Я хотел пометить карандашом, но Страатен остановил меня.
      - Не надо делать никаких пометок, - сказал он. - Ты считаешь, что это не в горах?
      - Скорее всего, у подошвы хребта. Горные склоны покрыты дождевыми лесами. Не думаю, чтобы там. У подошвы - это более вероятно.
      - Что, если взять напрокат самолет и ночью выброситься на парашюте? - неожиданно спросил Страатен, но сразу же отбросил эту идею. - Нет, не годится. Придется обращаться в полицию, а это рискованно.
      - К тому же нужно твердо знать местонахождение резервации. Иначе проплутаешь... Послушай, а что мы сможем сделать, если даже пробьемся в этот район? Там же должна быть охрана, проволочное ограждение и все такое?
      - Мы должны собрать материал обо всем, что там происходит.
      - А потом?
      - Передадим его в газеты. Отправим за границу. В ООН.
      - Плевать на это хотело наше милое правительство.
      - До поры до времени. Всему приходит конец.
      - И нам с тобой в том числе.
      - Нужно закупить походное снаряжение: плащи, рюкзаки, ножницы для проволоки и все такое. У тебя есть оружие?
      - Как у всякого европейца в этой благословенной стране.
      - Хорошо бы иметь еще автомат.
      - Это не трудно.
      - И взрывчатку.
      - Этого добра я могу взять у своих геологов целую кучу.
      - Веревки, кошки, резиновые перчатки.
      - И тележку, на которую мы все это погрузим. Ха! Тележку! Мне, кажется, пришла в голову великолепная идея, Страатен. Я знаю, как мы попадем в запретную зону.
      * * *
      Миновав Лохатлу, мы свернули на обочину и, осторожно перевалив через кювет, на первой скорости поехали по красно-бурому каменистому плато. Страатен вел машину, поминутно оглядываясь, точно опасался погони. Плато полого поднималось вверх. Потревоженная нашими протекторами пыль рыжеватым налетом оседала на мясистых зазубренных листьях агав и алоэ.
      Мы поднялись уже довольно высоко. Пробегавшие по автостраде ярко раскрашенные грузовички казались отсюда детскими игрушками. Потом Страатен повернул на север. Он включил вторую, затем третью передачу, и мы покатили прямо к темневшим на горизонте горам. Мелкий гравий оглушительно бомбардировал поддон автомобиля.
      Мы все время молчали. Я напряженно ожидал чегото, и это страшно сковывало меня. И только когда впереди показалась саванна, мое напряжение немного спало. Я закурил сигарету и, махнув вперед рукой, указал Страатену на черные узоры, причудливо избороздившие львиную шкуру саванны.
      - Да. Хорошо погулял здесь огонь. - кивнул он головой.
      - Еще бы, такая сушь, - отозвался я.
      И мы опять надолго замолчали.
      Страатен сбавил ход, и машина, неуклюже переваливаясь, стала раздвигать шуршащие выбеленные солнцем травы. Проехав несколько ярдов, он затормозил и выключил зажигание. Мы достали наши рюкзаки и оружие. Отвинтили номер и натянули на машину маскировочный брезент. Сверху набросали травы.
      Достав карту, мы наметили маршрут, рассчитывая к утру выйти к подвеске где-нибудь на середине между рудниками и Сисченом.
      К ночи похолодало. Слепая красноватая луна всплыла на горизонте, как аварийный буй из черных глубин. Заломленные, как руки, ветви акаций бросали длинные заостренные тени. Все вокруг наполнилось шорохами и скрипами. Где-то далеко рыдала гиена.
      Лямки рюкзака больно давили плечи. Я оттягивал лямки большими пальцами, перемещая тяжесть к шее, Но это было лишь иллюзией облегчения.
      Я почти забыл о конечной цели. Я шел, считая шаги, сбивался со счета и вновь начинал считать. Первым не выдержал Страатен. Он остановился и подождал, пока я догоню его.
      - Может, передохнем немного? - спросил он, облизывая пересохшие губы.
      - Но мы тогда можем не успеть. Светает рано...
      Я надеялся, что он скажет еще что-нибудь и я соглашусь с ним и сброшу на землю этот проклятый рюкзак. Но он ничего не ответил и зашагал впереди меня, широко и спокойно.
      Я поплелся вслед, проклиная себя и Страатена, как будто он был виноват.
      Мы увидели вышку, когда до нее оставалось не более сотни ярдов. Я взглянул на часы. Было без четверти пять.
      - Минут сорок мы можем отдохнуть, - сказал я, медленно опускаясь на землю.
      Мы разулись, выпили немного воды и вытерли мокрым платком потные лица. Ночная прохлада забралась под рубашку и приятно холодила высыхающую кожу. Где-то в истерической любовной дрожи билась цикада. Пахло сеном. Мне захотелось спать. Но только я закрыл глаза, как Страатен потряс меня за плечо.
      - Пора. Луна уже совсем низко.
      Я вскочил. Зажмурился. Потряс головой и, шатаясь, побрел к серебрящимся в лунном свете фермам вышки.
      - Куда ты? - спросил Страатен. - Обуйся сперва.
      Сон отлетел, и мы принялись за работу. Все было подробно продумано и отрепетировано. Нам почти не приходилось разговаривать. Связав вместе оба рюкзака, мы оставили очень длинный конец, который Страатен привязал к своему поясу. Канат волочился за ним и шуршал в траве, как змея. Страатен был хорошим альпинистом и взобрался на вышку намного раньше меня. Он подождал, пока я вскарабкаюсь, и, держась руками за громоотвод, пошел по стальному тросу. Я глянул вниз и сейчас же прижался к холодному металлу. Сейчас для меня самым страшным был бы спуск с этой головокружительной высоты.
      Страатен достиг вагонетки и залез в нее. Потом вынырнул из ее черного зева и позвал меня:
      - Иди. Ты твердо знаешь, что с этой стороны?
      - Да, - сказал я. - К руднику - с этой стороны.
      - Тогда иди.
      - Сейчас.
      Я глубоко вздохнул, сжал зубы и схватился за туго натянутую проволоку громоотвода. Потом осторожно поставил ногу на трос. Я чувствовал, что моя нога дрожит и вверх по бедру ползет болезненная судорога. Оторвал от фермы вторую ногу. Некоторое время она висела в воздухе. Тяжелая, как чугунная болванка. Трос подо мной задрожал, а громоотвод (по крайней мере, мне так показалось) заходил ходуном. Я тотчас же убрал ногу с троса и, нащупав ферму, перенес туда центр тяжести. Отдышавшись" я решился на вторую попытку. Дело пошло уже намного лучше. Но где-то на полпути я опять почувствовал себя неуверенно. Один раз даже сорвался с троса и повис на руках. После этого я вообще не мог сделать лишнее движение и повис между небом и землей, как гусеница на шелковинке.
      - Ты чего? - спросил Страатен.
      - Я не могу. Мне очень страшно, - медленно, почти по складам, произнес я.
      Страатен вылез из вагонетки. С изяществом канатоходца подошел ко мне и крепко схватил одной рукой за шиворот. Он тянул меня за собой, и я пассивно следовал за ним, как нанизанный на проволоку ролик. Когда мы достигли вагонетки, я сначала залез в нее ногами и лишь потом решился разжать руки и выпустить громоотвод.
      Когда я отдышался, мы выбрали канат и подняли наш груз. Страатен достал из кармана фляжку с ромом. Я сел на дно вагонетки, прижавшись спиной к холодному металлическому борту. Ром вернул мне ощущение реальности. Прежде всего я почувствовал боль. Оказалось, что я сильно стер руки о проволоку... Я поднял голову. Прямо над нами сиял Южный Крест. Большие белые звезды смотрели бестрепетно и равнодушно, как слепые глаза.
      Небо побледнело. Уже было можно различить сигаретный дымок. В полудремоте я почувствовал, как вагонетка пришла в движение. Заскрипели блоки.
      - Ровно семь часов, - сказал Страатен. - Работа на руднике началась.
      Я осторожно высунулся. С земли поднимался туман. Справа и слева от меня были одни только решетчатые башни, выросшие среди грязно-желтой саванны, по которой скользили расплывчатые бледные тени движущихся вагонеток. Встречные вагонетки были заполнены рудой вчерашней выработки.
      - Надо пореже высовываться, - сказал Страатен. - Может заметить охрана.
      - А что, если нас увидят с вертолета? - спросил я.
      - Они часто летают?
      - Не знаю.
      - Когда услышим стрекот мотора, сразу же накроемся плащами, - сказал Страатен и полез в свой рюкзак.
      Я начал собирать автомат.
      - Неужели нам придется стрелять, Страатен? Мне все еще не верится, что это всерьез.
      - Надеюсь, что все обойдется благополучно. Но если другого выхода не будет... Во всяком случае, помни, что нас с тобой не пощадят.
      - Давай пока закусим, - предложил я. - Кто знает, что с нами будет в ближайшее время.
      Страатен достал банки с ветчиной и плумпудингом.
      - Только не бросай ничего на землю. Подвести может любая мелочь.
      Ели мы с аппетитом. Только сильно хотелось пить. Но вся вода у нас уже вышла.
      - Ты уверен, что мы найдем там воду? - спросил Страатен.
      - В лесу, во всяком случае, она есть. Ты будешь пить росу, как эльф. Помнишь сказку о королеве эльфов?
      - Нашел о чем вспоминать!. Огня мы там разводить не будем. Только спиртовку. А у тебя больной желудок. Как ты будешь обходиться без горячего?
      - Я-то как-нибудь обойдусь, но за желудок, конечно, поручиться не могу.
      - Далеко еще?
      - С какой скоростью движется вагонетка?
      - Сейчас поглядим. - Страатен поднялся и взглянул на часы. - Между вышками не более тысячи футов. Так?
      - Пожалуй. - Я никогда не умел определять расстояние на глаз и просто согласился с Страатеном.
      - Есть! - сказал он минуты через три. - Через каких-нибудь полчаса надо готовиться к высадке.
      - Скорей бы! - сказал я.
      - Да. Здесь чувствуешь себя не очень приятно. Странно, что до сих пор мы не видели никаких следов охраны.
      - Наверное, она сосредоточена вблизи резерваций.
      - Сильная?
      - Кто ее знает... Думаю, что их там много.
      - Значит, мы прежде всего уходим в горы и наблюдаем оттуда в бинокли.
      - Угу. Как условились.
      Мы замолчали. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Я прислушивался к скрипу блоков и птичьему щебету. Закрыв глаза, можно было представить себя раскачивающимся в гамаке среди просыпающегося сада.
      - А вдруг мы ошиблись, Страатен? Что, если там самые обыкновенные рудники?
      - Вряд ли.
      Он опять поднялся во весь рост, точно надеялся разглядеть что-то впереди.
      - Как ты думаешь, что это такое? - спросил он, указывая наверх.
      - Где? - Я тоже поднялся.
      - Вот это, над вагонетками.
      - По-моему, кабель... Я как-то не обратил внимания на него.
      - Это высоковольтный кабель. Ты не знаешь, зачем может понадобиться на рудниках высокое напряжение?
      Сначала мы спустили на веревках рюкзаки. Потом стали спускаться сами. Когда мои ноги коснулись земли, я отпустил канат и сейчас же упал в сухую колючую траву. Следом за мной свалился и Страатен. Он тоже выпустил канат, который теперь убегал от нас вместе с вагонеткой. Страатен сейчас же вскочил, догнал волочащиеся по пыльному краснозему концы и, схватив один из них, вытянул канат из скоб вагонетки.
      - С благополучным приземлением, - сказал я, еле переводя дух.
      - Хорошо, что веревка не зацепилась. Теперь никаких следов.
      Вернувшись немного назад, мы подобрали вещи и быстро пошли прочь от подвески, спугивая при каждом шаге стайки стрекочущих кузнечиков.
      - Скорее! - торопил меня Страатен. - Нас могут обнаружить в любую секунду.
      Солнце подымалось все выше. Слепящее и чуть влажное, каким видишь его в далеком детстве. Далеко впереди, оставляя за собой ржавое облако пыли, пронеслось стадо антилоп. Осевшие за ночь запахи поднимались с земли невидимыми струйками пара.
      Мир и покой царили над саванной. Спали в своих душных берлогах ночные хищники. И мне вдруг захотелось пойти на водопой вместе со стадом зебр или, подобно гиппопотаму, медленно погрузиться по самые ноздри в прохладную и жидкую грязь. Хорошо ощущать себя частичкой природы!..
      Мое патетическое настроение нарушил скрипучий голос Страатена:
      - Как ты находишь вон те ксерофитовые заросли?
      Высокие колючие кустарники отбрасывали голубоватую пятнистую тень.
      - Пожалуй, они не просматриваются сверху?
      Я кивнул головой.
      - Но все же не мешает натянуть брезент.
      Страатен, как всегда, рассуждал сам с собой. Мое мнение его, видимо, мало интересовало, и я покорно побрел вслед за ним.
      Утреннее солнце вконец разморило меня. Я отказался от завтрака и сразу же лег спать. Нам предстояло идти всю ночь. Хотелось как следует выспаться.
      * * *
      К следующему утру мы вышли к Куруманскому хребту. Переобулись в альпинистские ботинки и полезли по довольно крутому, но удивительно ровному склону.
      Синие фосфорические нектарницы, как пчелы, стояли в воздухе над влажными цветками опунций. Всюду журчали ручьи. Золотистые лишайники пятнами и крапинками расцветили камни.
      Мы вошли в галереи дождевых лесов. Ветки серебряных деревьев были скрыты длинными латунного цвета лохмотьями волокнистых лишайников. Меж стволами висел туман. Нас обступили сырость и тишина.
      Рубашка моя скоро сделалась влажной, а вороненый ствол автомата потускнел.
      Почва под ногами стала зыбкой. Ботинки все глубже уходили в зеленый, наполненный водой мох.
      - Дальше идти вверх нет смысла, - сказал я.
      - Пожалуй, - согласился Страатен. - Свернем теперь к востоку. Если ты не ошибся, то мы как раз выйдем к резервациям. Они будут прямо перед нами.
      - Насчет резерваций я ничего не говорил. Я обещал привести тебя только к рудникам.
      - Это одно и то же. Давай вскипятим кофе. Немного. Всего по глотку. А?
      - Посмотри, какой туман внизу. Мы же ничего не увидим. А ты еще собирался снимать.
      - Я думаю, что туман рассеется. Так как насчет кофе?
      Я сбросил рюкзак и вынул спиртовку.
      - А ты уверен, что они есть на самом деле, эти резервации?
      - Скоро мы все увидим своими глазами. Теперь поздно гадать. Да и к чему?
      То, что я увидел в сильный бинокль с высоты четыре тысячи футов, сильно разочаровало меня. Это скорее напоминало стратегический поселок, чем лагерь смерти.
      Подвесная дорога подходила прямо к шахтам. Судя по терриконам, их было две. Шахты находились внутри большого, в несколько тысяч акров, круга, разделенного на четыре сектора. Очевидно, это и были резервации. В трех секторах стояли чистенькие бараки. Со стороны они казались гораздо более благоустроенными, чем жилища бедноты Претории или Йоханнесбурга.
      В четвертом секторе в тени пальм и эвкалиптов прятались уютные голубые коттеджи с красными черепичными крышами. Повсюду цвели олеандры и канны. Над сеткой теннисного корта носились пестрые попугайчики. Вода в плавательном бассейне была кристально прозрачной и отсвечивала зеленым. Легкий ветерок бросил на нее сухой желтый лист. Сначала мы решили, что в этом уединенном санатории благоденствует охрана и администрация. Потом оказалось, что это резервация для европейцев. В каждом секторе стояла пулеметная вышка. Но, сколько мы ни приглядывались, нигде не было видно часовых. Секторы окружала колючая проволока. Это было скорее символическое ограждение - невысокое и очень запущенное. Проволока заржавела. Столбы местами лежали на земле, открывая ничем, кроме кустарников, не защищенные бреши. И хотя к каждому бараку и коттеджу было подведено электричество от крохотной трансформаторной подстанции, ограждение явно не находилось под током.
      Глядя на свежую красную и синюю краски трансформаторов, я подумал, что, может быть, здесь просто еще нет заключенных. Впрочем, это вздор. Мы же видели движущиеся вагонетки с породой. Не святой же дух выносит ее из шахт!
      - А что, если это не резервации, а обычные рудничные поселки? - спросил я, поворачиваясь к Страатену.
      - Зачем тогда пулеметные вышки? - сказал он, пожимая плечами, и взял у меня бинокль.
      - Может, здесь и была резервация, но ее перенесли?
      Он молча возвратил мне бинокль и пошел ставить палатку. Я остался наблюдать.
      Ровно в шесть часов над крышей самого большого коттеджа показался голубоватый дымок. В шесть часов десять минут из остальных домиков высыпали люди с белыми полотенцами в руках. Они побежали к душевым кабинам, расположенным вблизи большого коттеджа. Из кабин люди выскакивали уже одетыми в шахтерские робы. В шесть пятнадцать все уже находились в большом коттедже. Я подумал, что там, наверное, находится столовая. В шесть тридцать все выстроились в колонну по четыре и по усыпанной кварцевым песком дорожке направились к шахтам. Я насчитал сорок одну шеренгу. В последней одного не хватало. Всего, значит, было 163 человека. И все мужчины.
      Я перевел бинокль на одну из африканских резерваций. Примерно такая же колонна одетых в робы людей уже подходила к шахтам. Меня поразил этот крест, образованный четырьмя колоннами, в которых не было ничего человеческого. Мне почему-то вдруг пришли на ум роботы...
      И еще я поразился тому, что не увидел нигде ни надзирателей, ни охранников. Люди шли сами. Без предводителей, без бригадиров, без ужасных капо гитлеровских лагерей. Это были безликие колонны, медленно тающие у шахтных клетей.