"Антигравитация", - мелькнула у меня мысль.
Я встал и пошел в конец ангара, где белел квадратный вырез выхода. Никто не удерживал меня, не обращал на меня внимания, только старик, которого я про себя назвал врачом, следил за мной.
Я вышел. Слева от меня выстроилось еще шесть ангаров. Я понял, что они спасают людей от яркого света небес, на которых не было солнца и облаков. Наверное, тонкие стены этих сооружений служили еще для каких-то целей. По их серебристой поверхности прыгали крупные красные искры.
Городок располагался на дне глубокой ложбины. Прозрачный ручей лениво петлял у моих ног. Местность была совершенно безлюдной. Вверху виднелись комья хорошо знакомой мне ядовито-зеленой травы. Она нависала над ущельем, как лава, словно грозясь затопить его.
Я увидел двух человек. Они появились над краем ложбины, описали в воздухе полукруг и скрылись в проеме, из которого я только что вышел. Я почувствовал, что должен следовать за ними. Но будь я проклят, если это было сделано по моей воле.
В ангаре царило оживление. Все повзлетали со своих мест и собрались возле темного предмета, напоминавшего стул. Я подошел, к нему и сел, я понимал, что поступил правильно. На лицо мне надели маску, на голове закрепили блестящий металлический обруч. Затем врач осторожно вложил в мои ладони два холодных металлических стержня, от которых тянулись тоненькие проволочки к поручням стула. Ничего не произошло. Я сидел и держал эти палочки, а они смотрели на корону, украшавшую мою голову. Они сбились гурьбой, и я внимательно их разглядывал. Теперь мне была ясна особенность строения их тел. У них не было привычных для меня округлых животов. Грудная клетка внизу оканчивалась провалом, переходившим в осиную талию. И вновь я понял, что это не уродливо, а так и должно быть.
Вдруг они оживились. Почти у всех широко раскрылись глаза. Странно было видеть на этих неподвижных лицах неподдельное человеческое удивление. Они переглядывались между собой, кивали и покачивали головами. Казалось, они поняли что-то, непосредственно касавшееся меня. Затем меня освободили от маски и короны. Стул куда-то исчез. Все заняли свои места над подстилками.
Врач приблизился ко мне и положил руку на плечо. Мной овладела сонливость. Я сел, потом лег и заснул. Сон был легким и освежающим. Когда я проснулся, то увидел у своих ног сосуд, наполненный прозрачной жидкостью. Я подумал, что это вода. Выпил и понял, что ошибался: я вдруг почувствовал, что сыт, как после плотного обеда...
Ангар был почти пуст. Кроме врача, в нем никого не было. Старик подошел ко мне и улыбнулся. Признаться, эти ухмылки начинали меня раздражать. Если это все, на что способны люди будущего, то это не так уж много.
Я ткнул себя в грудь пальцем и сказал: "Сергей". Старик улыбнулся и кивнул головой. Я немного растерялся. Он взял меня за руку и повел в угол ангара. Там стоял стул, на котором я недавно сидел. Старик указал мне на металлический обруч. Затем что-то тронул на стуле, и я увидел на обруче себя, Москву, знакомые мне лица, Эрика, Ружену, отца, Лолу, какие-то непонятные волнистые линии вверху и внизу. Все неслось и кружилось так быстро, что я не успевал следить.
Они записали всю информацию, которую хранил мой мозг, они знали обо мне все. Но как мне узнать хоть что-нибудь о них? Я их вижу, могу пощупать, но... Странные, необыкновенные люди будущего. В них есть необычная мягкость и ласковость. Может быть, это впечатление вызвано их молчанием, непрестанными улыбками, бесшумными движениями? Не знаю, но мне казалось, что я участвую в какой-то очень сосредоточенной пантомиме.
Вдруг мой старик обеспокоился. Метнув встревоженный взгляд на меня, он поплыл к выходу. Я выбежал за ним. Городок нельзя было узнать. Все население шести ангаров вылетело наружу. Люди сбились в толпу, если это выражение можно применить к людям, висящим в воздухе на разной высоте над землей.
На горизонте появилось темное пятнышко. Оно, росло, увеличивалось, и скоро я увидел группу из нескольких человек. В их руках можно было различить комья светлой бесформенной массы.
Приблизившись, они сложили свою ношу на светлую пленку, раскинутую прямо на земле. Эти три куска неизвестного мне материала почему-то приковали к себе всеобщее внимание. Люди возбужденно курсировали вокруг, однако никто не переступал границы голубого четырехугольника.
Я подошел ближе и присмотрелся. Комья напоминали неудачно освежеванную тушу животного. На белорозовой кожице повыступали капли крови. Размером эти комья были чуть больше рослого теленка. Они находились в непрестанном движении, однако не могли сдвинуться с места. Странные отростки по бокам, напоминавшие щупальца, беспомощно хлопали по упругому пластику. Один из комьев неожиданно повернулся, и передняя часть его обратилась ко мне. Я ощутил ужас. На меня смотрели большие человеческие глаза. Так это человек? Это люди?! Мне хотелось бежать, но ноги словно приросли к земле, а глаза жадно впитывали каждую деталь страшного зрелища. Огромная голова, занимавшая половину тела, светлые глаза, ушей нет, рот едва намечен, тело омерзительно неопределенной формы, с выродившимися конечностями...
К ним приблизился мой врач и еще один из присутствующих. Они принялись обмывать тела этих обрубков золотистой жидкостью. До меня донесся запах спирта. Обрубки шевелились, издавая звуки, напоминавшие хрюканье. Я с содроганием смотрел на мягкие движения работающих. Мне казалось ужасным даже прикосновение к этим эмбрионам, обладающим самостоятельным бытием. Люди из ангаров по сравнению с обрубками напоминали греческих богов.
Врач и его помощник стали одевать пришельцев. Они натягивали на тела тонкий чешуйчатый покров. Кровотечение у обрубков прекратилось, и теперь они напоминали туго спеленатых младенцев-переростков. Их поставили стоймя, и они больше не падали беспомощно вниз. Очевидно, чешуя обладала антигравитационными свойствами.
Затем вся толпа, доселе безмолвно наблюдавшая за происходящим, с улыбками подплыла к обручам. В ответ послышалось неразборчивое ворчание. Дикие гримасы исказили лица этих калек. Возможно, это была ответная улыбка.
Через некоторое время в полном молчании комки были препровождены в ангар. Я остался один.
Я пытался постигнуть происходящее. Откуда прибыли несчастные? Что заставляло людей из ангаров, относиться к ним с такой заботливой нежностью? Неужели вся цивилизация будущего сосредоточилась здесь, в этих шести помещениях из полупрозрачного материала? Наверное, это было не так. Где-то далеко отсюда шла неизвестная мне борьба, и сюда долетали ее слабые отголоски. Но я решил до конца использовать ситуацию. Я вернулся в ангар и попробовал наладить логический контакт с его улыбчивыми обитателями. Это оказалось трудным делом.
Улыбающиеся внимательно наблюдали за моими потугами, но никак не реагировали. Мои экскурсы в элементарные аксиомы математики и биологии не вызвали никакого отклика. Я был страшно далек от них. Самому себе я напоминал щенка, который повизгиванием пытается передать свои чувства хозяину. Снисходительные улыбки не исчезали с лиц моих слушателей. Я устал говорить, показывать на пальцах и замолчал.
Я крепко спал, когда меня разбудили самыми недвусмысленными толчками. Рядом стояло несколько человек. На них поблескивали темные маски, закрывавшие лицо и голову. С меня сняли мои потрепанные одежды и обернули в чешуйчатое покрывало. Пластик сам мгновенно прилип к телу.
Потом мне показали на выход. Я оттолкнулся от - пола и взлетел, но двигаться так, как мои спутники, я не мог. Я кувыркался под потолком ангара, цеплялся за скользкие стенки и оставался на том же месте. Ко мне подвязали длинную бечевку из желтого металла, и мы поплыли к выходу.
По-прежнему был день, но теперь я увидел солнце. Оно сияло на безоблачном небе, и мне был приятен его ровный рассеянный свет. Солнце оставалось таким, каким я знал его давным-давно, миллионы лет назад.
Мы вылетели из ложбинки и взяли курс на север. С той небольшой высоты, на которой мы летели, земля казалась гигантской вогнутой сверкающей чашей. Ядовито зеленая трава, слегка опалесцирующее небо - и больше ничего. Зрелище было очень утомительным и однообразным. Мне казалось, что за время полета мы ни на шаг не сдвинулись с места. Только проплывавшие внизу спутанные холмы трав подтверждали факт нашего продвижения вперед.
Мы летели очень долго. Исчезло солнце, мой единственный друг в этом мире, и мы теперь плыли под сводами светящегося неба. Периодически один из спутников спускался на землю, что-то делал и, поднимаясь к нам, передавал сосуд, наполненный серебристой влагой. Я пил ее, и это были моя еда и питье. Чем питались другие, я не знаю. Может быть, они нуждались в пище меньше меня. Кто их знает! Они были добры ко мне, эти улыбающиеся боги, но я их не понимал.
Я летел и думал. Так вот какая ты, сверхцивилизованная Земля! Человек очень хорошо приспособил тебя для своего существования. Срыл горы и засыпал океаны... И вдруг я подумал, что трава внизу является попросту неизвестной породой водоросли, а что там, под ней, почва, вода ли, можно только гадать. Человек смахнул с небес облака и заставил светиться атмосферу. Он выровнял сушу, как футбольное поле, сделал климат всего шара одинаковым. Наверное, и влажность воздуха здесь строго отрегулирована в соответствии с потребностями человеческого тела...
В своем неукротимом стремлении к однородности, порядку, управляемости люди превратили планету в большую квартиру с одним строго выдержанным стилем. Однообразие стиля навело меня на мысль, что и хозяин в этой квартире должен быть один. Кто же? Неужели мои улыбающиеся? Я посмотрел на них и заметил перемену в выражении их лиц.
Улыбки исчезли. Маленькие рты сжались в короткие риски. Глаза горели от возбуждения. На масках прыгали огромные красные искры. Улыбающиеся набирали скорость, и мой буксир туго натянулся.
Откуда-то слева и справа подлетали новые группы улыбающихся и подсоединялись к нам. Я понял, что они, ожидая нашего прибытия, лежали внизу на траве. Они были похожи на моих, но отличались либо цветом чешуи, либо масками. Среди вновь прибывших я заметил несколько женщин. Все были взволнованы и напряжены. Полет убыстрялся, и я чувствовал, что мне становится жарко...
Вдали послышался гул. Он напоминал раскаты грома. Я подумал, что мы приближаемся к вулкану. И сразу же одернул себя: какой вулкан на столь благоустроенной планете?!
Мои спутники постепенно уплотняли ряды. Расстояние между членами отряда становилось все меньше. Мы летели теперь густой тучей.
И вот я увидел на горизонте легкое розоватое марево. В нем что-то блеснуло. В зеленое поле внизу вдавались длинные языки бело-розовой массы. Дальше к северу они сливались в сплошное клубящееся поле. Оно дымилось и рокотало.
Мы спустились ниже. Океан шевелящейся бело-розовой материи состоял из комков. Каждый комок был плотно прижат к соседнему, меж ними намечались еле заметные разделительные линии. Мы летели, как мне казалось, на предельно допустимой скорости. Зеленые мыски и острова травы скрылись из виду, под нами осталась только ворчащая живая ткань.
Я был уверен, что она живая, еще не имея для этого убедительных доказательств.
На моих спутников было страшно смотреть. Окаменевшие лица, сведенные судорогой скулы, напряженный, взволнованный взгляд. Тесно сбившись в кучу, мы неслись вперед.
По-моему, прошло много времени. Я очень устал и еле держался. С меня сняли буксир, и я летел, сдавленный с четырех сторон крепкими телами улыбающихся (сейчас им меньше всего подходило такое название). Внизу тянулись все те же пенистые красноватые волны. Кое-кто из летевших ниже меня переместился вверх, и мне открылось более широкое поле обозрения. Я мог видеть то, что находилось непосредственно подо мной.
Комья, из которых состояла масса, приобрели более четкие очертания. У них появились кое-какие дополнительные черточки, что-то в них встревожило меня... Мне показалось, что...
Медленно холодея, я впился взглядом в волнистое море, мелькавшее внизу. Но мои спутники резко взмыли вверх, и мы долго летели на такой высоте, откуда ничего уже нельзя было различить. Я начал толкать своих попутчиков, показывая вниз. Один из них осторожно провел рукой по моему лбу и щекам. Мое волнение улеглось. Но стоило нам спуститься вниз, как оно вспыхнуло с новой силой. По моей спине побежали мурашки величиной с кулак.
Комья, из которых состоял живой океан, были людьми! Подо мной находились сотни тысяч, миллионы людей, плотно припрессованных друг к другу. Теперь я уже явственно различал очертания голов, глазные впадины, слабо развитые ушные раковины. Некоторые из них шевелили отростками, заменявшими у них руки. Некоторые ленивым поворотом головы провожали наш стремительный полет.
Миллиардоголовый зверь, или существо, или сверхсущество... Я летел над человеческим морем, над обществом-организмом, обладавшим единым телом, и каждый был в нем всего лишь клеткой. Страшный вскрик застрял в моем горле.
События развернулись резко и неожиданно.. Наш полет круто замедлился. Улыбающиеся, а вместе с ними и я описали дугу в воздухе, мы прибыли. Посмотрев вниз, я, кажется, понял, почему мы прилетели сюда. Наверное, отсюда было недалеко до центральной части, Хозяина планеты. Я рассматривал человечьи головы внизу, бесформенные, рыхлые, неопределенные, почти без глаз, и меня мутило от гадливого чувства.
Внезапно двое улыбающихся ринулись вниз. Они упали на человеческое море и начали возиться над одной из голов. Сначала я не мог догадаться, что они там делают. Когда через несколько минут они взмыли в воздух, в их руках бился и визжал кровоточащий комок. Комок был немедленно подхвачен, и двое помчались с ним на юг. Улыбающиеся снова ринулись вниз и повторили свою операцию. Внизу, в шевелящейся плазме, образовался темный проем, где виднелась зеленая трава. Отряд наш редел. Один за другим, по двое, по трое, улыбающиеся отправлялись в обратный путь, унося в своих объятиях трепещущие тела людей, оторванных от человеческого океана. Оставшимся приходилось туго. По искаженным лицам под масками струились крупные капли пота. Движения улыбающихся становились все более нервными и суетливыми. Маски и шлемы были объяты пламенем. Потоки искр стекали с них на чешуйчатые тела улыбающихся.
Внезапно один из участников этой странной охоты подлетел ко мне и указал вниз. Я понял, что мне предлагают заняться отрыванием жалких человеческих обрубков от бурлившей под нами массы. Я повиновался и, сделав несколько неловких движений, опустился в образовавшуюся внизу темную воронку. Когда я коснулся упругих стеблей зеленой водоросли, обнажившейся из-под вырванных отсюда тел, я почувствовал странную слабость. Сначала ясно было только одно-полное отсутствие желаний. Мне захотелось вытянуться, лечь, забыться сладким сном. Затем сквозь дремотное чувство стали пробиваться неожиданные и непонятные в таких обстоятельствах ощущения гордости и счастья. Я знал, что это не мои ощущения. Они принадлежали тому океану жизни, куда я попал. Они были наведены единым полем мирового разума, который спаял миллиарды людей в один организм. Я совсем забыл о цели своего спуска. Я забыл об улыбающихся. Я забыл обо всем. Новые, захватывающие дух чувства и мысли волновали меня. Они были неясными, размытыми, но очень сильными. Океан мысли медленно погребал меня...
Я осторожно двинулся вперед, навстречу трепещущим обнаженным телам, которые уже не казались мне ни противными, ни враждебными. В это время вверху что-то произошло. Я посмотрел и увидел улыбающегося. Раскинув вялые руки, он падал вниз. Приблизившись к земле, он медленно сдернул с себя маску и шлем.
Я ринулся к нему. Несколько толчков вознесли меня над рокочущими головами. Я подлетел к улыбающемуся, но было поздно. Его уже засосало. Напрасно я дергал его за руки, тряс за плечи. Он все глубже опускался в человеческое месиво. Он уже сам не хотел оттуда уходить. Море голов довольно рокотало.
Я огляделся и увидел удалявшиеся фигуры улыбающихся. Они уносили на себе несколько новых жалко повизгивающих комочков. Я полетел за ними...
Наше возвращение было еще более тяжелым и длительным, чем полет к Хозяину. Утомление пронизывало каждую пору, каждую клетку тела. Какая-то невидимая сила все время задерживала нас, мешала движениям, ослабляла внимание.
Лица улыбающихся из бронзовых стали пепельно-серыми. Словно автоматы, производили они те мелкие сложные движения, которые обеспечивали им уверенный полет. У меня дело обстояло хуже, я с трудом осваивал технику полета: покачивания головы, движения губ, улыбки. От этих гримас зависело положение тела и его скорость...
К тому моменту, когда мы увидели ложбинку, где к земле прижимались шесть сверкающих на солнце ангаров, я уже овладел незамысловатым управлением полета.
Нас встречало все население городка, и вновь состоялось омовение привезенных человеческих тел. Теперь я постеснялся бы назвать их обрубками.
Затем мы спали. По-моему, наш сон длился год, таким крепким он мне показался.
Когда я вышел из ангара, то первыми, кого я увидел, были люди из тела Хозяина. Их учили ходить. Мне бросилась в глаза резкая перемена в их внешности. У них появилась четкость, конкретность в очертаниях, определенность форм. Круглая голова поднялась над плечами, прикрытые глаза распахнулись, словно маленькие голубые окна. Розово-белая кожа стала темнеть. Ее покрыл бронзовый налет мягкого загара. Они стали походить на улыбающихся. Даже их маленькие рты кривились в гримасе, похожей на усмешку. И я подумал, не из этих ли осколков, оторванных от человеческого океана, образованы летучие отряды улыбающихся? Но кто такие улыбающиеся? Почему они ведут жестокую непрерывную борьбу с организмом-обществом, населяющим нашу Землю? Тысячи вопросов хлынули и затопили меня. Я не мог ответить ни на один, но знал я одно: развитие человеческого общества привело к созданию организма, в котором люди объединились на каких-то сложных, непонятных мне началах. Планета наша была так изучена, освоена и оборудована, что больше не осталось каких-либо материальных задач, подлежащих разрешению. Давно прошел век неорганической материи, металла, аппаратуры. Земля стала биопланетой. Здесь все решалось с помощью молекулярно-биохимических отношений. Общество-организм, населившее Землю, обладало свойствами, которых я никак не мог понять. Я присутствовал при борьбе улыбающихся с этим океаном человеческого сознания, и мне были непонятны ни цели, ни способы этой войны.
Возможно, на моих глазах схлестнулись две ветви эволюции, отличающиеся тенденциями своего развития? Возможно... Но ведь я находился на таком уровне, где задачи этих совершенных организмов не могли быть даже как-то более или менее четко сформулированы. Ведь сражения между человеком, обществом и улыбающимися происходили в совершенно неизвестных мне сферах мышления. А что эти сражения происходили, я знал достоверно. Недаром на стенках ангаров непрерывно прыгали искры. Может, они сражались мыслями, как мы когда-то бились кулаками? Я вспомнил улыбающегося, поглощенного Океаном жизни. Странное дело, но я теперь не испытывал отвращения к этим волнам колеблющихся человеческих голов. Побывав среди них, я понял, что это совсем другая жизнь, к ней с нашей ограниченной меркой подходить нельзя. Может быть, они обрели легендарное общечеловеческое счастье? Но тогда почему же улыбающиеся не с ними? Или антагонизм и противоречие должны так же неумолимо сопровождать самые высшие формы сознания, как они сопутствовали низшим?..
- Только теперь понимаешь, какая страшная штука эта биотоза, - сказал Ермолов, выключив магнитофон и вынув из гнезда ролик с записью.
Тяжелое, гнетущее молчание нарушил Эрик.
- Мы далеко не первый раз прослушиваем эту запись. Поэтому смогли кое-что обдумать... Мне... Лучше пусть вам расскажет Олег.
Заозерский провел ладонью по заросшей щеке. Прошелся по комнате. Потом сел на кровать.
- Дело не только в том, что эта запись позволила нам заглянуть в нутро биотозы... Душа Мира дала в наши руки мощное оружие.
- Как вы думаете, - перебил его Карабичев, - что представляет собой вся эта фантасмагория? Эйфорические видения Арефьева или результат воздействия биотозы?
- Трудно сказать. Наверное, и то и другое. Участок биотозы, замкнутый сам на себя, обрушил на Сергея лучевой ливень, несущий информацию о будущем. Биотоза - это циклопическая счетная машина, не обладающая собственной психикой, сознанием. Информация о будущем создана чисто логической, а потому и неверной, экстраполяцией настоящего. Созданное биотозой людское море, в котором растворилась всякая индивидуальность отдельной личности, противоречит природе человека. Такое, с позволения сказать, будущее не только вызывает в нас отвращение, оно бессмысленно и поэтому невозможно. Об этом можно и не говорить. Тут все более или менее ясно. Важно другое. Почему биотоза выдала в ответ на раздражение именно такую информацию?!
Если бы она обладала сознанием, разумом, ответить на этот вопрос было бы трудно. Ответ был бы многовариантен. Но Душа Мира - это машина, живая логическая машина, связанная обратной связью с нашим сознанием. И нарисованная ею картина "будущего" - это не более чем ее примитивная защитная реакция на физиологическое раздражение. Она показала, каким должно быть человеческое общество, наилучшее для нее, биотозы. Хозяином планеты в таком обществе-организме выступала бы она сама. Люди должны были бы лишиться всякой индивидуальности. И только тогда они создали бы единый, спокойный фон излучения, наиболее благоприятный для развития биотозы. Ей нужно и разъединить людей, как она это сделала с нами, биологами, и объединить их, покорных и пассивных, в единую субстанцию, дающую равномерный лучевой поток. Только тогда ей не будут угрожать покушения на целостность ее массы. И все это она проделала автоматически, на уровне кибернетики, а не на уровне индуктивного и дедуктивного анализа.
После такого разбора уже не трудно было прийти к идее борьбы с биотозой. Мы должны противопоставить разъединению объединение, объединение людей, поставивших своей задачей борьбу с биотозой. И чем больше нас будет, тем хуже придется Душе Мира. Она была создана за счет мозговой энергии людей всего мира. Это были люди различных убеждений, стремлений, желаний. Это они создали некий средний нивелировочный фон, который оказался таким благоприятным для роста биотозы. А если людей объединить? Если направить все их мысли на борьбу с биотозой? Что тогда?
- Тогда она погибнет, - сказал Эрик. - Разъединенное человечество ее создало, объединенное ее уничтожит.
- Да, объединенное человечество ее уничтожит,- Заозерский поднялся и вновь прошелся по комнате.- Объединенное человечество! Не физически спаянное между собой в аморфное людское море, а охваченное единой благородной идеей.
- Сегодня такой объединяющей идеей должна стать идея борьбы с биотозой, - сказал Эрик.
Ермолов рассмеялся. Эрик и Заозерский с удивлением посмотрели на него.
- Не обращайте внимания, это я так... своим мыслям, сказал Ермолов. - Замечательные вы ребята, вот что. Жалею, что сразу вам не сказал. По всему миру ширится и крепнет движение против воздействия биотозы. Ракеты на суточном спутнике - это на самый крайний случай. Все мы верим, что сумеем справиться с биотозой и без них. Если бы вы знали, сколько блокированных биотозой людей научились управлять своей волей! Наша задача - направлять и организовывать это еще не до конца осознанное движение. Вести людей в бой за будущее. За наше будущее!
Я - всего лишь голос, навечно отлитый в звуках этой записи. Из столетия в столетие, от поколения к поколению я несу людям рассказ о событиях, непосредственным участником которых был сам. Душа Мира ошиблась. Она не могла не ошибиться, механически тасуя людскую память.
Люди слушают меня внимательно и настороженно. И они правы. Людям нужно знать не только то, что было или будет, но и то, чего быть не должно. Я оживаю, когда ко мне приходят люди, мои далекие потомки. Они приходят вместе с солнцем, которое желтым расплывчатым зайчиком скользит вдоль стен. Жаркое, счастливое солнце. Солнце счастливого мира, построенного руками моих современников...