Охотник поднял голову.
— На сегодняшнюю ночь достаточно, — сказал он. — Этому человеку поручено было отвлечь нас, чтобы его друзья могли скрыться. Стараться догнать их теперь было бы безумием: они слишком далеко успели уйти вперед. Кроме того, теперь очень темно. Оставим караульных на их местах, а завтра соберем совет и решим, что нам делать.
Все согласились с этим мнением и отправились в обратный путь к лагерю.
Сойдя на землю, Единорог дотронулся до плеча Валентина.
— Я желаю сказать кое-что моему брату, — произнес он.
— Я слушаю, — отвечал охотник, — голос моего брата для меня — музыка, которая меня всегда радует.
— Мой брат обрадуется еще больше, когда узнает, что я хочу сообщить ему.
— Какие же вести сообщит вождь?
— Солнечный Луч явилась сегодня вечером в лагерь.
Валентин вздрогнул.
— Одна? — спросил он поспешно.
— Одна она не посмела бы явиться, — возразил вождь не без гордости.
— Это верно. Но что же моя мать?..
— Мать охотника здесь. Я уступил ей свой вигвам.
— Благодарю, вождь! — воскликнул охотник с чувством. — Вы мне настоящий брат.
— Великий белый охотник — сын нашего племени и брат нам всем.
— О, моя мать! Моя добрая мать! Как она явилась сюда? Бегу к ней!
— Вот она, — произнес Курумилла.
Индеец при первых словах Единорога отправился за матерью охотника, зная, как это обрадует его друга.
— Сын мой! — воскликнула старушка, сжимая Валентина в объятиях.
Когда первое волнение от неожиданной встречи улеглось, Валентин взял свою мать под руку и бережно отвел ее обратно в вигвам.
— Вы неосторожны, матушка, — сказал он тоном упрека. — Зачем вы покинули селение? Время теперь холодное, вы не знаете здешнего климата. Ваше здоровье и так слабо, и вы должны беречь его, хотя бы ради меня. Что будет со мной, если с вами что-нибудь случится?
— Как я счастлива, дорогое дитя мое, что ты меня так любишь! То, что я чувствую теперь, вполне вознаграждает меня за страдания, перенесенные в твое отсутствие. Но предоставь мне делать так, как я хочу. В мои годы нельзя быть уверенной в завтрашнем дне, и теперь я не оставлю тебя, чтобы хоть умереть на твоих руках.
Валентин внимательно посмотрел на свою мать. Ее последние слова поразили его в самое сердце. Он был, кроме того, встревожен выражением ее лица, которое осунулось до неузнаваемости.
Мать охотника заметила впечатление, произведенное ею на сына, и грустно улыбнулась.
— Ты видишь сам, — произнесла она, — что я не долго буду тебе в тягость. Скоро Господь призовет меня к себе.
— О, не говорите этого, матушка! Отгоните эти мысли. Я надеюсь, что мы с вами проведем вместе еще много дней.
Старушка покачала головой.
— Не обманывай себя, сын мой, — сказала она. — Будь мужчиной и приготовься к близкой и неизбежной разлуке, но только обещай мне одно.
— Говорите, матушка.
— Что бы ни случилось, поклянись не оставлять меня.
— Матушка, — произнес он, колеблясь.
— Что, ты отказываешь мне? — воскликнула она с горестью.
Валентин почувствовал, как его сердце сжалось. Он не в силах был противиться.
— Хорошо, — прошептал он со слезами в голосе, — раз вы этого требуете, то будьте спокойны. Клянусь вам, что мы не будем больше разлучаться.
Луч радости осветил бледное лицо старушки.
— Будь благословен, сын мой, — сказал она. — Ты делаешь меня счастливой, согласившись на мою просьбу.
— Да, если вы этого хотите, то я исполню вашу волю, и пусть Бог не накажет меня за то, что я повинуюсь вам. А теперь позвольте и мне, в свою очередь, попросить вас.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы вы немедленно пошли отдохнуть от усталости и всех тревог этого дня.
— А ты, дитя мое?
— Я тоже пойду спать, матушка. Завтра опять предстоит тяжелый день.
Старушка нежно обняла своего сына и улеглась на постель, которую позаботилась приготовить для нее Солнечный Луч.
Валентин вышел из вигвама и направился к своим друзьям, которые отдыхали вокруг костра.
Но вместо того, чтобы лечь, охотник подбросил в огонь еще хворосту, опустился на землю и, прислонившись спиной к дереву, погрузился в глубокие размышления.
Так провел он почти всю ночь. Костер начал уже снова гаснуть, когда охотник очнулся.
— Надо все-таки поспать, — сказал он.
С этими словами он завернулся в бизонью шкуру, лег и закрыл глаза.
Но только он начал засыпать, как чья-то рука опустилась на его плечо и кто-то тихо окликнул его по имени.
— Кто здесь? — спросил он.
— Это я, Белая Газель.
Действительно, около охотника стояла молодая девушка.
Валентин тотчас же отбросил бизонью шкуру, встал и встряхнулся.
— К вашим услугам, — сказал он. — Что вам угодно?
— Я хочу посоветоваться с вами.
— Говорите, я вас слушаю.
— В эту ночь, в то время, как вы и Единорог искали Красного Кедра с одной стороны, мы с Черным Котом искали его с другой.
— Ну и как, вы узнали, где он? — с живостью спросил охотник.
— Нет, но я кое о чем подозреваю.
Валентин бросил на нее пытливый взгляд, который она твердо выдержала.
— Вы ведь знаете, что я теперь вам вполне предана, — сказала она.
— Простите, я был неправ. Продолжайте, прошу вас.
— Я ошиблась, сказав, что хочу с вами посоветоваться, — я хочу попросить вас.
— Поверьте, что если это в моих силах, то я не замедлю исполнить вашу просьбу.
Белая Газель какое-то мгновение колебалась. Затем, сделав над собой усилие, она продолжала решительно:
— Лично вы не питаете ненависти к Красному Кедру?
— Простите, Красный Кедр — негодяй, повергший в горе и слезы любимую мной семью. Он умертвил юную девушку, которая была мне очень дорога, и был причиной смерти моего друга.
Белая Газель невольно сделала нетерпеливое движение.
— Итак? — сказала она.
— Если он попадется мне, я убью его без всякой жалости.
— А между тем есть человек, который уже много лет ждет случая отомстить Красному Кедру.
— О ком вы говорите?
— О Сыне Крови.
— Это верно. Он говорил мне, что ему надо свести счеты с этим бандитом.
— Так вот, — продолжала она с живостью, — будьте добры, предоставьте моему дяде, я хочу сказать, Сыну Крови, завладеть Красным Кедром.
— Почему вы просите об этом?
— Потому что настало время.
— Объяснитесь.
— С тех пор как бандит углубился в горы, без надежды оттуда выбраться, дядя поручил мне просить вас, когда настанет время, уступить ему поимку бандита.
— А если он его упустит? — сказал Валентин.
— Этого не может случиться, — возразила она, — вы не знаете, что такое ненависть, которая длится двадцать лет.
Она произнесла эти слова с таким выражением, что охотник, несмотря на всю свою твердость, вздрогнул.
Белая Газель не спускала с него глаз, с тревогой следя за выражением его лица и стараясь угадать его решение.
— Что же? — спросила она наконец.
— Что надо сделать? — спросил он.
— Предоставить мне действовать, окружить бандита так, чтобы он не мог проскользнуть, и ждать, ничего не предпринимая.
— Долго ждать?
— Дня два — три. Разве это много?
— Нет, если только вы сдержите свое обещание.
— Я сдержу его, или, точнее сказать, мой дядя сдержит его за меня.
— Это одно и то же.
— Тем лучше. Значит, вы согласны?
— Еще одно слово.
— Говорите.
— Вы знаете, что мой друг дон Мигель перенес много горя из-за Красного Кедра?
— Знаю.
— Вы знаете, что этот негодяй убил его дочь?
— Да, — произнесла она с дрожью в голосе, — я знаю это. Но положитесь на меня, дон Валентин. Клянусь вам, что дон Мигель будет отомщен так, как ему и не снилось.
— Хорошо. Но если через три дня над злодеем не свершится правосудие, то я сам примусь за дело.
— Благодарю, дон Валентин. Мой дядя рассчитывает на ваше слово. Теперь я отправляюсь.
— Сейчас?
— Сию минуту.
— Куда?
— К Сыну Крови, передать ему ваш ответ.
Белая Газель вскочила на лошадь, которая была привязана к дереву в нескольких шагах от нее, и с места помчалась в галоп.
— Странная особа! — прошептал Валентин и, заметив, что уже наступает утро, направился к вигваму Единорога, чтобы собрать совет.
Как только охотник вошел в вигвам, дон Пабло, лежавший неподвижно и, по-видимому, спавший, поспешно поднялся.
— Боже мой! — воскликнул он. — Как спасти несчастную Эллен? Если она попадет в руки этой фурии, то она погибла!
Затем, подумав мгновение, он бегом бросился к вигваму Единорога. Как раз в эту минуту Валентин выходил оттуда.
— Куда вы так бежите, мой друг? — спросил он дона Пабло.
— Мне нужна лошадь, — отвечал мексиканец.
— Лошадь? — произнес Валентин. — Для чего?
Дон Пабло бросил на него странный взгляд.
— Чтобы поехать к Сыну Крови, — ответил он решительно.
Печальная улыбка появилась на губах француза. Он пожал руку молодого человека и произнес:
— Бедное дитя!
— Позвольте мне ехать, дон Валентин, прошу вас, — умоляюще произнес дон Пабло.
Охотник отвязал лошадь, которая мирно паслась около вигвама.
— Поезжайте, — сказал он с грустью, — поезжайте туда, куда влечет вас судьба.
Молодой человек взволнованно поблагодарил его, вскочил на лошадь и, вонзив ей в бока шпоры, помчался во весь опор.
Валентин долго провожал его взглядом, пока он не скрылся вдали. Затем он тяжело вздохнул и произнес вполголоса:
— От так любит!.. Несчастный!
После этого он направился в вигвам к своей матери, чтобы пожелать ей доброго утра.
ГЛАВА XXXVI. Последнее убежище
Теперь мы должны возвратиться к Красному Кедру и его друзьям.
Когда скваттер услышал дикие крики краснокожих и увидел сквозь листву красноватое пламя факелов, то в первую минуту решил, что они обнаружены и все погибло. В отчаянии он закрыл лицо руками и, наверное, свалился бы на землю, если бы брат Амбросио вовремя не удержал его.
— Demonios! — воскликнул монах. — Будьте осторожнее, compadre, здесь нельзя так горячо жестикулировать.
Но отчаяние скваттера уже почти прошло, и он произнес твердо:
— Мы все-таки спасемся!
— Прекрасно, compadre, вот это хорошо сказано! — воскликнул монах. — Однако надо действовать.
— Вперед! — скомандовал скваттер.
— Как вперед? — с удивлением произнес монах. — Ведь впереди лагерь краснокожих.
— Вперед, говорю я вам.
— Вперед, так вперед, и пусть спасет нас сам дьявол! — проворчал брат Амбросио.
Скваттер уже бодро шел вперед.
Вскоре они достигли того места, где Красный Кедр спустил вниз для Натана лассо и спас его.
Скваттер раздвинул ветви и посмотрел вниз.
В лагере царило смятение, и индейцы сновали вперед и назад.
— Ox, ox! — пробормотал Красный Кедр. — Я надеялся, что все эти демоны кинулись в погоню за нами. Теперь мы не сможем пройти здесь.
— Об этом нечего и думать, — сказал Натан.
— Надо что-нибудь предпринять, — произнес монах.
Эллен, изнемогая от усталости, присела на ветку.
Отец с жалостью посмотрел на нее.
— Бедное дитя, — произнес он, — сколько тебе приходится страдать!
— Не думайте обо мне, отец, — сказала она, — спасайтесь сами, а меня оставьте здесь.
— Оставить тебя? — воскликнул скваттер в ярости. — Никогда! Пусть мне придется заплатить за это жизнью, но я спасу тебя!
— К чему мне опасаться этих людей, которым я не причинила никакого зла, — возразила она. — Они, конечно, пожалеют и пощадят меня.
Красный Кедр усмехнулся.
— Спроси у ягуаров, жалеют ли они антилоп, — сказал он. — Ты не знаешь дикарей, дитя мое. Они с удовольствием замучают тебя.
Эллен вздохнула и бессильно опустила голову, не ответив ни слова.
— Однако пора уходить — надо что-нибудь предпринять, — повторил монах.
— Убирайтесь к черту! — грубо возразил ему скваттер. — Вы мой злой гений!
— Как люди неблагодарны! — насмешливо произнес брат Амбросио, лицемерно подняв глаза у небу.
— Довольно!.. — перебил его Красный Кедр. — Оставаться здесь больше мы не можем, приходится вернуться.
— Опять?
— А вы знаете другую дорогу, демон?
Все снова пошли обратно.
— Где же Натан? — спросил вдруг скваттер. — Неужели он свалился вниз?
— Я не так глуп, — произнес молодой человек, смеясь, — я только переменил костюм.
С этими словами он раздвинул скрывавшие его ветви. Его спутники вскрикнули от удивления. Натан нарядился в шкуру медведя, оставив открытым одно только свое лицо и держа голову медведя в руках.
— Ого! — произнес Красный Кедр. — Это хорошая находка. Где это ты стащил, мальчик?
— Я снял шкуру с ветки, на которой она сушилась.
— Прибереги ее, так как, может быть, она нам пригодится.
— Я уже подумал об этом.
— Ну, идемте дальше.
Однако через несколько шагов скваттер снова остановился, сделав своим спутникам знак рукой, и стал внимательно прислушиваться.
Через две или три минуты он повернулся к ним и, наклонившись, чуть слышно произнес:
— Отступление нам отрезано. По деревьям идут, я слышу треск ветвей и шелест листьев.
Все со страхом переглянулись.
— Не будем, однако, отчаиваться, — продолжал скваттер, — еще не все потеряно. Поднимемся выше и отойдем в сторону, пока они не пройдут. Натан тем временем отвлечет их. Команчи обычно не причиняют вреда медведям, которых они считают своими родственниками.
Никто не возразил на это ни слова.
Сеттер первым начал карабкаться вверх. Монах следовал за ним.
Эллен печально смотрела на отца.
— Я не могу, — сказала она.
— Повторяю тебе, что спасу тебя, дитя мое, — сказал скваттер с нежностью.
Сильными руками он, словно ребенка, поднял Эллен и посадил ее к себе на спину.
— Держись хорошенько, — прошептал он, — и главное, ничего не бойся.
Затем он ухватился руками за верхнюю ветвь и исчез с своей ношей в листве, крикнув сыну:
— Дело за тобой, Натан! Сыграй хорошенько свою роль, мальчик, от тебя зависит наше спасение.
— Будьте спокойны, — отвечал молодой человек, надевая на голову череп медведя, — я не глупее какого-нибудь индейца.
Читатель уже знает, что эта хитрость не имела успеха благодаря Курумилле.
При виде гибели сына скваттером в первую минуту овладела слепая ярость и он уже прицелился в индейца.
К счастью, монах вовремя заметил это и удержал его.
— Что вы делаете? — воскликнул он. — Ведь вы погубите свою дочь!
— Правда, — прошептал скваттер.
Эллен, по странной случайности, ничего не видела, иначе при виде смерти брата она вскрикнула бы и этим выдала бы всех.
— О! — произнес Красный Кедр. — Опять этот француз со своим проклятым индейцем! Только они одни могут одолеть меня.
После этого происшествия беглецы целый час просидели на одном месте, боясь пошевельнуться, чтобы их случайно не заметили.
Они находились так близко от своих преследователей, что ясно слышали все, что те говорили.
Наконец голоса понемногу удалились, факелы погасли, и воцарилась тишина.
— Уф! — произнес монах. — Наконец-то они ушли.
— Ушли, но не все, — возразил скваттер. — Разве вы не слышали, что сказал этот проклятый Валентин?
— Это верно. Отступление нам все-таки отрезано.
— Не будем, однако, отчаиваться. Пока нам здесь нечего бояться. Отдохните немного, а я тем временем отправлюсь на разведку.
— Гм! — пробормотал брат Амбросио. — Почему бы нам не отправиться всем вместе? Я думаю, что это будет благоразумнее.
Красный Кедр горько усмехнулся.
— Слушайте, compadre, — сказал он монаху, взяв его за руку и сжав ее как в тисках, — вы мне не доверяете, но вы не правы. Я уже хотел было вас бросить, сознаюсь в этом, но теперь я оставил эту мысль — мы или погибнем, или спасемся все вместе.
— О-о! Вы это говорите серьезно?
— Да. Поверив нелепым обещаниям священника, я решил исправиться, я изменил свой образ жизни и вел мирное существование, никому не вредя и честно работая. Но люди, которых я хотел забыть, вспомнили обо мне, чтобы отомстить. Не обратив никакого внимания на мое раскаяние и желание исправиться, они сожгли мое жилище и убили моего сына. Теперь они травят меня, как хищного зверя, и во мне пробудились прежние инстинкты. Они объявили мне смертельную войну. Что ж, я принимаю их вызов и буду беспощаден. Итак, будьте спокойны, монах, мы не покинем друг друга.
Отвратительная улыбка искривила губы монаха. По жесткому тону, которым Красный Кедр произнес последние слова, он понял, что бандит на этот раз говорит правду, и все его сомнения рассеялись.
— Идите, compadre, — сказал он, — идите на разведку, а мы будем ждать вас здесь.
Скваттер удалился.
В его отсутствие между тремя оставшимися не было произнесено ни одного слова. Сеттер спал, монах о чем-то думал, а Эллен плакала.
Бедная девушка с болью и ужасом выслушала страшное признание своего отца и поняла, что теперь они неминуемо должны погибнуть.
Спустя час Красный Кедр возвратился.
Выражение его лица было веселым.
— Ну что? — с тревогой спросил его монах.
— Отлично, — отвечал скваттер, — я нашел такое убежище, в котором, я думаю, нас не выследят и самые искусные ищейки.
— Далеко?
— В двух шагах.
— Так близко?
— Это и хорошо: наши враги никогда не сообразят, что у нас могло хватить смелости укрыться так близко от них.
— Верно. Значит, отправимся.
— Когда вам угодно.
— Сейчас.
Красный Кедр говорил правду. Он действительно открыл надежное убежище, которое вполне гарантировало им безопасность.
Пройдя около полутораста метров, скваттер остановился у огромного дуба, высохшего от старости, середина которого была пустой.
— Вот здесь, — сказал он, осторожно раздвигая листья, ветви и лианы, совершенно скрывавшие дупло.
— Гм! — произнес монах, нагнувшись над темным отверстием. — Сюда мы должны спуститься?
— Да, — отвечал Красный Кедр, — но не беспокойтесь, это не глубоко.
Несмотря на это заверение, монах все-таки колебался.
— Решайтесь, — сказал скваттер, — или вы предпочитаете, чтобы вас нашли?
— Но ведь там нельзя будет и пошевельнуться?
— Посмотрите вокруг.
— Смотрю.
— Вы видите, что гора в этом месте почти отвесна.
— Да, в самом деле.
— Мы находимся около той пропасти, о которой говорил нам несчастный Натан.
— Ага!
— Да, вы видите, что это высохшее дерево словно прилеплено к скале, как балка?
— Верно… Сначала я этого не заметил.
— Спустившись в это отверстие, вы на глубине пятнадцати футов увидите другое, проходящее через кору дерева и выходящее в пещеру.
— Ага! — радостно воскликнул монах. — Как вы открыли это?
Скваттер вздохнул.
— Это было уже давно, — сказал он.
— Но, — заметил брат Амбросио, — если вы знаете этот тайник, то и другие могут его знать.
— Нет, — возразил скваттер, покачав головой. — Кроме меня про него знал только один человек, но это стоило ему жизни.
— А, тогда я спокоен.
— Сюда никогда не заходил ни один охотник. Если бы мы прошли еще несколько шагов, то очутились бы над глубокой пропастью. Впрочем, чтобы окончательно вас убедить, я спущусь первым.
Красный Кедр бросил в дупло несколько факелов, заранее им приготовленных, закинув за спину ружье и при помощи своего лассо спустился вниз.
Сеттер и брат Амбросио, наклонившись над отверстием, с любопытством ожидали, что будет дальше.
Скваттер высек огонь, зажег один из факелов и поднял его высоко над головой.
Монах мог теперь успокоиться.
Красный Кедр, между тем, вошел в пещеру, воткнул факел в землю так, чтобы он освещал дупло, и возвратился к своим спутникам.
— Ну, — сказал он, — что вы скажете?
— Мы славно устроимся там, — отвечал монах.
С этими словами он спустился в дупло и скрылся в пещере.
Сеттер последовал за нам, но остался в дупле, чтобы помочь своей сестре спуститься.
Молодая девушка, казалось, не сознавала, что происходит вокруг нее. Как всегда послушная и безропотная, она покорно повиновалась отцу, но действовала совершенно машинально.
Когда отец спустил ее в дупло, она так же безвольно последовала за братом в пещеру.
Оставшись один, скваттер тщательно уничтожил малейшие следы, которые могли бы выдать их врагам, и только тоща снова спустился вниз.
Первым делом бандитов было исследовать их новое жилище.
Оно было очень обширно.
Пещера уходила далеко в глубь горы и имела много разветвлений по всем направлениям. В одном из таких разветвлений они обнаружили целое озеро воды.
Единственное, что беспокоило бандитов, это вопрос о съестных припасах, но Красный Кедр успокоил всех, сказав, что за этим дело не станет.
Эллен тотчас же заснула крепким сном на постели из шкур, которую ей поспешил приготовить отец. Бедная девушка так исстрадалась и утомилась, что буквально валилась с ног.
Тщательно обследовав пещеру, трое мужчин уселись вблизи спящей.
Красный Кедр несколько мгновений смотрел на нее с бесконечной грустью. Он слишком любил свою дочь, чтобы не жалеть ее и не думать с болью о том, что еще ожидает ее впереди.
Брат Амбросио, мысль которого не переставала работать в одном направлении, вывел его из задумчивости.
— Ну, compadre, — сказал он, — мы, вероятно, осуждены просидеть здесь довольно долгое время, не так ли?
— Да, до тех пор, пока наши преследователи не уйдут, утомившись бесплодными поисками.
— Это может случиться не так скоро, поэтому я хочу предложить кое-что для большей безопасности.
— Что именно?
— Здесь валяется несколько больших камней, оторвавшихся от свода. По-моему, прежде чем лечь спать, следует завалить ими отверстие, через которое мы вошли.
— К чему это? — рассеянно спросил скваттер.
— В нашем положении лишняя предосторожность не помешает. Индейцы способны спуститься в дупло, если они его заметят.
— Монах прав, отец, — заметил уже полусонный Сеттер. — Подкатить несколько камней не особенно трудно, зато мы будем спокойнее.
— Делайте что хотите, — произнес скваттер, снова обращая свой взор на спящую дочь.
Монах и Сеттер, получив согласие Красного Кедра, принялись за дело, и через полчаса вход в пещеру был так искусно завален, что трудно было предположить о ее существовании.
— Теперь, — сказал брат Амбросио, — мы можем, по крайней мере, спать вполне спокойно.
ГЛАВА XXXVII. Шкатулка
Несмотря на то, что белая Газель значительно опередила его, дон Пабло настиг ее милях в двух от лагеря.
Услышав позади себя конский топот, молодая девушка оглянулась.
Одного быстрого взгляда было ей достаточно, чтобы узнать мексиканца.
При виде его густой лихорадочный румянец залил ее лицо и судорожная дрожь прошла по ее членам. Волнение ее было так сильно, что она должна была остановиться.
Стыдясь, однако, выдать безнадежно любимому ею человеку, какое впечатление произвело на нее его появление, она сделала над собой усилие, и ей удалось придать своему лицу равнодушное выражение.
«Что ему надо? Куда он направляется? — подумалось ей. — Впрочем, я это скоро узнаю», — мысленно прибавила она и осталась ждать.
Дон Пабло не замедлил нагнать ее. Молодой человек был так возбужден, что менее всего в состоянии был действовать дипломатично.
Подъехав к Белой Газели, он поклонился ей и, не сказав ни слова, продолжал путь.
Белая Газель покачала головой.
«Я сумею заставить его говорить», — подумала она.
Вонзив шпоры в бока своего коня, она помчалась галопом и скоро очутилась рядом с доном Пабло.
Так ехали они рядом довольно долгое время, не говоря ни слова.
Через час они наконец достигли места, где дорога разветвлялась на две, ведущие в диаметрально противоположные стороны.
Белая Газель придержала лошадь и, указывая на север, произнесла:
— Я еду в ту сторону.
— И я тоже, — не колеблясь отвечал дон Пабло.
Молодая девушка посмотрела на него с притворным удивлением.
— Куда же вы едете? — спросила она.
— Туда же, куда и вы, — отвечал он.
— Но я еду в лагерь Сына Крови.
— Что ж, и я тоже — что вы видите в этом странного?
— Ничего. Какое мне дело? — произнесла она, выразительно пожимая плечами.
— Значит, вы позволите мне, сеньорита, провожать вас туда?
— Я не могу и не хочу запрещать вам это; дорога свободна для всех, кабальеро, — отвечала она сухо.
Оба замолчали. Каждый погрузился в свои думы.
Иногда Белая Газель бросала на своего спутника один из тех зорких взглядов, которые читают в глубине сердца. Улыбка скользила по ее красивым губам, и она упрямо вскидывала голову. Странные мысли бродили, вероятно, в мозгу семнадцатилетней девушки.
После двух часов быстрой езды путники подъехали к берегу маленькой речки, на противоположном берегу которой, милях в двух виднелся лагерь Сына Крови. Белая Газель остановилась и в то мгновение, когда ее спутник собирался въехать в реку, она схватила своей маленькой рукой повод его лошади и, остановив ее, сказала ласково, но твердо:
— Прежде чем ехать дальше, позвольте сказать вам два слова, кабальеро.
Дон Пабло посмотрел на нее с удивлением.
— Я слушаю вас, сеньорита, — сказал он, учтиво ей поклонившись.
— Я знаю, зачем вы едете в лагерь Сына Крови.
— Сомневаюсь, — возразил он, покачав головой.
— Вы влюблены в дочь скваттера, — сказала она прямо.
— Да, — отвечал он.
— Вы хотите спасти ее?
— Да.
— Я помогу вам.
— Вы не обманываете меня? — робко спросил дон Пабло.
— Нет, — отвечала она откровенно. — К чему? Вы отдали ей свое сердце. Два раза не любят… Я помогу вам, я уже сказала.
Молодой человек посмотрел на нее с удивлением, смешанным со страхом.
Он знал, каким беспощадным врагом была для Эллен Белая Газель всего несколько месяцев назад, и опасался какой-нибудь ловушки.
Она сразу же все поняла, и грустная улыбка появилась на ее губах.
— Любить я больше не могу, — сказала она. — Мое сердце недостаточно велико для того, чтобы вместить всю ненависть, которую я питаю. Я вся принадлежу чувству мести. Поверьте мне, дон Пабло, я буду служить вам добросовестно. Когда же наконец вы будете счастливы, то пусть вы хоть немного будете обязаны своим счастьем мне, и тогда, может быть, вы почувствуете ко мне хоть капельку дружбы и благодарности. Увы! Это теперь единственное чувство, на которое я рассчитываю. Я — одно из тех несчастных осужденных созданий, которые, попав против воли на роковую наклонную плоскость, не могут удержаться в своем падении. Пожалейте меня, дон Пабло, но отгоните от себя всякий страх, ибо, повторяю вам, вы никогда не имели и не будете иметь друга, более преданного, чем я.
Молодая девушка произнесла эти слова таким сердечным, искренним тоном, что дон Пабло невольно был взволнован ее самоотверженностью и протянул ей руку.
Молодая девушка с чувством пожала ее, утерла слезу и, немного успокоившись, произнесла:
— Теперь закончим этот разговор. Мы ведь понимаем друг друга, не правда ли?
— О, да! — отвечал он радостно.
— Переправимся через реку, — продолжала она. — Через десять минут мы будем в лагере. Никто не должен знать, что произошло между нами.
Действительно, через каких-нибудь десять минут они прибыли в лагерь Сына Крови и были встречены громкими криками радости.
Но они промчались через весь лагерь и остановились только перед хижиной Мстителя.
Он ожидал их на пороге, привлеченный шумом, причиной которого был их приезд.
Прием был самый сердечный.
После первых приветствий Белая Газель сообщила дяде о результатах своей поездки и о том, что произошло в лагере Единорога за время ее пребывания там.
— Этот Красный Кедр — настоящий демон, — сказал он, — но у меня в руках есть средство овладеть им.
— Каким образом? — спросил дон Пабло.
— Вы сейчас увидите.
С этими словами Мститель поднес к губам серебряный свисток и громко свистнул.
Бизонья шкура, служившая дверью, приподнялась, и в хижину вошел человек.
Дон Пабло узнал Андреса Гарота. Гамбусино поклонился с присущей всем мексиканцам лукавой вежливостью и, вперив в Сына Крови внимательный взгляд своих серых умных глаз, ждал.
— Я позвал вас, — сказал партизан, обращаясь в его сторону, — чтобы серьезно поговорить с вами.
— Я к вашим услугам.
— Вы, конечно, припоминаете, — продолжал Сын Крови, — наше уговор, когда я допустил вас в свой лагерь. Андрес Гарот утвердительно поклонился.
— Я помню, — отвечал он.
— Отлично. Вы по прежнему желаете свести счеты с Красным Кедром?
— Собственно, не с Красным Кедром, так как лично мне он не причинил особого зла.
— Верно. Но, насколько я понял, вы желаете отомстить брату Амбросио?
В глазах гамбусино засветилась ненависть, что было замечено Сыном Крови.
— Я готов пожертвовать для этого жизнью.
— Хорошо. Это мне вполне подходит. Скоро ваше желание исполнится, если вам угодно.
— Если мне угодно! — с жаром воскликнул ранчеро. — Canarios! Скажите мне только, что надо делать, и я, клянусь вам, не промедлю ни минуты.
Сын Крови поспешил скрыть довольную улыбку, появившуюся у него при этих словах.
— Красный Кедр, брат Амбросио и их сотоварищи, — сказал он, — скрываются в горах, всего в двух милях отсюда — вы должны отправиться туда.
— Я готов.
— Подождите. Так или иначе, вы должны сойтись с ними, заслужить их доверие, и когда вы получите все необходимые сведения, вы вернетесь сюда, чтобы мы могли овладеть этим змеиным гнездом.
Гамбусино на мгновение задумался, и Сыну Крови показалось, что он колеблется.