Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вождь окасов

ModernLib.Net / Исторические приключения / Эмар Густав / Вождь окасов - Чтение (стр. 3)
Автор: Эмар Густав
Жанр: Исторические приключения

 

 


Гордость ее возмущалась при мысли о том, что она лишилась всей своей безграничной власти над этой избранной натурой. Она воображала, что подобно большей части мужчин, дон Тадео, уязвленный в своем самолюбии, еще любил ее, и что упреки, которые он делал ей, были искрами того не совсем потухшего огня, который тлел еще в глубине его сердца.

К несчастью, донна Мария не дала себе труда изучить человека, красота которого ее так долго держала в плену. Она не сумела увидеть и оценить могучую энергию и железную волю, составлявшие основание его характера.

Между тем самая история их любви могла бы послужить ей свидетельством.

Донне Марии было тогда четырнадцать лет. Она жила со своим отцом в окрестностях Сантьяго. Лишившись матери при самом рождении, она была воспитана старой теткой, которая была неподкупным Аргусом и не дозволяла ни одному обожателю приближаться к племяннице. Молодая девушка, несведущая, как все дети, воспитанные в деревне, но по своему характеру уже стремившаяся узнать свет и броситься в вихрь удовольствий, с нетерпением ждала человека, который должен был ей доставить все эти радости.

Дон Тадео был только проводником, на которого возложена была обязанность привести Марию к удовольствиям, волновавшим ее сердце. Никогда она не любила его; но увидев его в первый раз и узнав, что он принадлежит к знатной фамилии, сказала себе:

– Вот тот, кого я жду!

Подобный эгоистический расчет свойствен многим молодым девушкам.

Дон Тадео был красив, и самолюбию Марии льстила победа над ним; но если бы даже он был и безобразен, это не остановило бы ее. В этой чудовищной натуре, странном смешении самых гнусных страстей, среди которых изредка сверкали, как бриллианты, в грязи, некоторые высокие чувства, сочетались качества двух куртизанок древнего Рима: Локусты и Мессалины. Пылкая, страстная, честолюбивая, скупая и расточительная, Мария была демоном под личиной ангела; она не знала других законов кроме своих прихотей, и потому все средства были для нее хороши, лишь бы только они могли помочь достигнуть цели.

Долго дон Тадео, ослепленный любовью, был под властью этого адского гения; но однажды повязка спала у него с глаз, он с ужасом измерил глубину бездны, в которую увлекла его эта женщина. Невероятно беспорядочная жизнь, в которую она погрузилась под прикрытием его имени, запечатлела на его челе клеймо бесславия: свет считал его ее сообщником.

Дон Тадео имел от Марии одну дочь, родившуюся в первые годы их супружества. Теперь этой девушке было пятнадцать лет, и отец любил ее со всей силой страданий, которые причиняла ему ее мать. Он содрогался при одной мысли об ужасной будущности, открывавшейся перед этим невинным созданием. Через четыре года после того, как он расстался со своей женой, которая уже не обуздывала своего разврата, дон Тадео однажды неожиданно явился к ней и увез дочь, не предуведомив ни одним словом о своем намерении. С того времени минуло уже десять лет – никогда Мария не видала своей дочери. Тогда странный переворот совершился в этой женщине. Словно новое чувство зародилось в ее душе. Какое же было это чувство? Она сама этого не знала. Она непременно хотела увидеть свою дочь. Пять лет боролась она с доном Тадео, упрашивая его об этом. Отец был неумолим. Она ничего не могла узнать. С тех пор как дон Тадео перестал любить свою жену и сделался ее непримиримым врагом, он принял всевозможные предосторожности, так что все поиски Марии были безуспешны. Она вообразила себе, что муж наконец сдастся, увидевшись с ней, и решилась во что бы то ни стало принудить его к свиданию.

Вот в каких отношениях находились в настоящую минуту дон Тадео и его жена. Очевидно, что это была борьба, борьба неравная между мужчиной, раненым и гонимым, и женщиной пылкой, оскорбленной, которая, подобно львице, у которой похитили ее детенышей, яростно стремилась к своей цели.

Дон Тадео обернулся к ней и сказал:

– Я жду...

– Вы ждете? – спросила она с очаровательной улыбкой. – Чего же вы ждете?

– Убийц, которых вы, без сомнения, оставили недалеко отсюда, на тот случай, если я не захочу отвечать вам на вопросы о вашей дочери.

– О! – сказала донна Мария с отвращением. – Возможно ли, дон Тадео, чтобы вы имели обо мне такое дурное мнение? Зачем я, которая спасла вам жизнь, теперь выдам вас тем, которые вас осудили?

– Почем знать? – сказал дон Тадео насмешливым тоном. – Сердце женщин вашего сорта – бездна, которую никакой мужчина не может измерить. Возможно, вы найдете неведомое очарование в моей вторичной казни, которая, впрочем, не может вас компрометировать, потому что по закону я уже умер для всех.

– Дон Тадео, я знаю как мое поведение с вами было недостойно и как я мало заслуживаю вашего сострадания! Но вы дворянин! Неужели вы думаете, что благородно осыпать оскорблениями, как бы ни были они заслуженны, вашу жену, которая спасла вам жизнь и хочет если не оправдаться в ваших глазах, то, по крайней мере, приобрести права, если не на уважение ваше, то по крайней мере на сострадание?

– Очень хорошо! Ваше замечание как нельзя более справедливо и я соглашаюсь с ним от всего сердца. Прошу вас, простите, что я позволил себе увлечься и произнести некоторые обидные слова; но в первую минуту я не мог совладеть с собой и мне невозможно было скрыть в глубине души теснившее меня чувство. Теперь примите мою искреннейшую признательность за огромную услугу, оказанную мне вами, и позвольте мне удалиться. Более продолжительное пребывание в этом доме будет с моей стороны кражей, в которой я окажусь виновным перед вашими многочисленными обожателями.

И поклонившись с иронической вежливостью своей жене, трепетавшей от гнева, дон Тадео хотел идти.

– Еще одно слово, – сказала Мария.

– Говорите!

– Вы решились оставить меня в неведении на счет участи моей дочери?

– Она умерла...

– Умерла? – вскричала донна Мария с испугом.

– Да... для вас... – отвечал Тадео с холодной улыбкой.

– О! Вы неумолимы! – вскричала Мария, с бешенством топнув ногой.

Тадео поклонился и ничего не отвечал.

– Ну! – продолжала донна Мария. – Теперь я уже не стану просить милости, а предложу условия.

– Условия?

– Да.

– Идея кажется мне оригинальна...

– Может быть, судите сами.

– Слушаю, но время проходит, а я...

– Я объяснюсь вкратце... – перебила Мария.

– К вашим услугам.

Дон Тадео сел, улыбаясь совсем как друг, пришедший в гости. Мария следила за всеми его движениями, не показывая вида, что приписывает им какую-либо важность.

– Дон Тадео, – сказала она, – в эти десять лет, как мы расстались, случилось много перемен...

– Да, – отвечал дворянин с жестом вежливого согласия.

– Я не буду говорить вам о себе... моя жизнь вам известна.

– Очень мало.

Донна Мария бросила на мужа косой взгляд и сказала:

– Я буду говорить вам о вас.

– Обо мне?

– Да, о вас. Патриотизм и политические идеи не до того поглощают ваши минуты, чтобы вам не оставалось времени для радостей, более задушевных, для волнений сердечных...

– Что хотите вы сказать?

– Зачем выказывать притворное неведение? – возразила Мария с коварной улыбкой. – Вы очень хорошо понимаете меня.

– Милостивая государыня!

– Не возражайте, дон Тадео! Утомившись мимолетной любовью женщин моего сорта, как вы назвали меня сейчас, вы ищете в наивном сердце молодой девушки волнений, которых не пробудили в вас другие ваши любовницы; словом, вы влюблены в прелестного ребенка, достойного во всех отношениях быть вашей избранной супругой, если бы, к несчастью, не существовала я.

Дон Тадео устремил на жену глубокий взгляд, когда она произносила эти слова. Когда же она замолчала, вздох вырвался из его груди.

– Как? Вы знаете? – воскликнул он с изумлением, искусно разыгранным. – Вы знаете?..

– Что ее зовут донной Розарио дель-Валле, – возразила Мария, довольная эффектом, который произвела на мужа, – это важная новость в Сантьяго; все об этом говорят! Как же этого не знать мне, так интересующейся вами.

Красавица замолчала и положила руку на плечо мужа:

– Мне это все равно, – продолжала она, – возвратите только мне мою дочь, дон Тадео, и ваша любовь будет для меня священна... иначе...

– Вы ошибаетесь, говорю я вам.

– Берегитесь, дон Тадео! – возразила куртизанка, бросив взор на часы. – Теперь женщина, о которой мы говорим, уже должна быть в руках моих агентов.

– Что это значит?.. – вскричал дон Тадео с волнением.

– Да, – продолжала Мария резким и отрывистым голосом, – я велела ее похитить. Через несколько минут она будет здесь. Повторяю, берегитесь, дон Тадео! Если вы мне не признаетесь, где моя дочь и откажетесь возвратить мне ее...

– Ну! – перебил Тадео, скрестив руки и гордо смотря жене в лицо. – Что же вы тогда сделаете?

– Я убью эту женщину, – отвечала Мария глухим голосом.

Дон Тадео смотрел на нее с минуту, а потом захохотал сухим и нервным смехом, который привел в ужас куртизанку.

– Вы ее убьете! – вскричал он. – Ну!.. Убейте это невинное создание!.. Зовите ваших палачей!.. Я буду нем.

Мария прыгнула как раненая львица. Бросившись к двери и растворив ее настежь, она закричала с бешенством:

– Это уже слишком! Войдите...

Два человека, которые принесли дона Тадео, вошли с кинжалами в руках.

– А! – сказал дворянин с улыбкой презрения. – Я узнаю вас наконец, донна Мария!

По знаку его жены, убийцы бросились на него.

ГЛАВА VIII

Мрачные Сердца

Мы видели, что народ разошелся почти тотчас после казни. Каждый уносил в глубине сердца надежду отомстить за патриотов. Между тем площадь, казавшаяся пустой, не была пуста. Несколько человек, в плотных плащах, в шляпах с широкими полями, надвинутых на глаза, стояли в углублении ворот: они с живостью разговаривали шепотом между собой, бросая вокруг тревожные взгляды.

Это были друзья казненных. Несмотря на страх, царивший в городе, они выпросили у архиепископа сантьягского, истинного священнослужителя по Евангелию, чтобы их несчастным братьям был отдан последний долг.

Они видели всю печальную драму. Они заметили, как дон Тадео поднялся из груды трупов, слышали слова, произнесенные им и уже хотели подойти к нему, когда незнакомцы, вдруг явившись, схватили его и унесли. Это похищение полумертвого человека чрезвычайно их удивило. Обменявшись несколькими словами, двое из них бросились в погоню за незнакомцами, чтобы узнать, по какой причине похитили они раненого, между тем как остальные двенадцать вышли на середину площади, где лежали трупы расстрелянных. Они наклонились над этими трупами, распростертыми у их ног, надеясь, что, может быть, еще одна какая-нибудь жертва избегнула гнусного убийства.

К несчастью, дон Тадео был один спасен каким-то чудом. Девять других жертв были мертвы. После продолжительного и подробного осмотра, друзья убитых поднялись со вздохом сожаления и горести. Один из них отделился от группы и постучался в одну из нижних дверей собора.

– Кто там? – спросил голос изнутри.

– Тот, для кого ночь не имеет мрака, – отвечал постучавший человек.

– Чего ты хочешь? – продолжал голос.

– Написано: стучись и тебе отворят! – сказал опять незнакомец.

– Отечество! – произнес голос.

– Или мщение! – отвечал незнакомец.

Дверь отворилась и появился монах. Капюшон, опущенный на лицо, не позволял различить его черты.

– Хорошо, – сказал он, – чего требуют Мрачные Сердца?

– Молитвы за умерших братьев!

– Возвращайся к тем, которые послали тебя; они будут удовлетворены.

– Благодарю за всех нас! – отвечал незнакомец и, поклонившись монаху, вернулся к своим товарищам.

Во время его отсутствия те не теряли времени; трупы были положены на носилки и спрятаны под аркадами площади. Через несколько минут яркий свет осветил площадь. Двери собора растворились. Внутренность его была великолепно освещена, и в главную дверь входил длинный ряд монахов. Каждый держал в руке зажженную свечу; они пели панихиду.

В ту же минуту, как бы по волшебству, распахнулись и ворота дворца, и эскадрон черосов, во главе которого находился генерал Бустаменте, подъехал рысью к процессии. Монахи и солдаты вдруг остановились, как бы по взаимному уговору. Двенадцать незнакомцев, завернувшись в плащи и столпившись вокруг фонтана, занимающего середину площади, с беспокойством ожидали, чем кончится эта встреча.

– Что значит эта процессия в такое время? – спросил генерал.

– Мы идем поднять тела жертв, которых вы поразили и помолиться за них, – отвечал монах, шедший впереди.

– Кто вы? – сухо возразил генерал.

– Я архиепископ сантьягский, примас Чили, облеченный папой властью связывать и разрешать на земле! – отвечал монах твердым голосом, сбрасывая капюшон с головы.

В Испанской Америке духовенство пользуется могущественной властью. Никто, какое бы высокое место не занимал он, не пытается бороться против него; он знает заранее, что будет побежден. Бустаменте нахмурился, но был вынужден отступить.

– Ваше высокопреосвященство, – сказал он поклонившись, – извините меня. В эти времена смуты и междоусобных раздоров, часто невольно путаешь друзей с врагами; я не знал, что ваше высокопреосвященство желаете помолиться за казненных и сами удостаиваете исполнить это. Я удаляюсь.

Во время этой сцены, незнакомцы укрывались за столбами фонтана. Благодаря темноте, Бустаменте их не видел. Как только солдаты исчезли, по знаку архиепископа, монахи отнесли убитых в собор.

– Берегитесь этого человека, – прошептал один из незнакомцев на ухо архиепископу, – удаляясь, он бросил на вас взгляд тигра.

– Брат, – просто отвечал священнослужитель, – я готов принять мученический венец.

Служба началась. По окончании ее патриоты удалились, с жаром поблагодарив архиепископа за его благородное поведение по отношению к их умершим братьям. Едва сделали они несколько шагов по узкой лестнице, обставленной жалкими лачугами, два человека вдруг поднялись из-за опрокинутой телеги, которая скрывала их, и подошли к ним, говоря тихим голосом:

– Отечество!

– Мщение! – отвечал один из незнакомцев. – Подойдите!

Те подошли.

– Ну? – спросил один из незнакомцев, который, казалось, был начальником. – Что вы узнали?

– Все, что только можно было узнать...

– В какое место отнесли дона Тадео?

– К Красавице.

– К его жене! К любовнице Бустаменте! – с живостью сказал начальник. – О боже, он погиб: она смертельно его ненавидит. Неужели мы позволим убить его, не постаравшись спасти?

– Это было бы низостью! – вскричали все с энергией.

– Но как попасть в дом?

– Ничего нет легче; стены сада очень низки.

– В таком случае, пойдемте скорее... нельзя терять ни минуты!..

Не говоря больше ни слова, незнакомцы побежали к дому донны Марии.

Как мы сказали, этот дом находился в предместьи Канадилла, самом красивом в Сантьяго. Окна, выходившие на улицу, были герметически закрыты и не пропускали ни малейшего луча света; не слышно было никакого шума; дом казался совершенно пустым. Незнакомцы молча обошли вокруг дома и, воткнув свои кинжалы в щели стен, с их помощью перелезли в сад. Там, осмотревшись с минуту, они пошли по направлению бледных лучей света, слабо мерцающего в одном из окон. Они были уже в нескольких шагах от этого окна, когда шум борьбы долетел до них; раздался ужасный крик, смешанный с грохотом разбиваемой мебели и с гневными проклятиями. Незнакомцы, закрыв себе лица черными бархатными масками, выбили окно, которое разлетелось вдребезги и вскочили в гостиную, как нельзя более кстати.

Дон Тадео табуретом раздробил череп одному из разбойников, который тяжело хрипел, растянувшись на полу; но зато другой опрокинул на пол изнеможенного от потери крови дворянина, уперся коленом ему в грудь и поднял кинжал, чтобы пронзить его. В эту самую минуту один из незнакомцев выстрелил в голову злодею, и он упал умирать возле своего сообщника, который испускал уже последний вздох.

Дон Тадео проворно приподнялся.

– О! – сказал он. – Я думал, что погиб! Благодарю, – прибавил он, обращаясь к людям в масках, – благодарю за вашу помощь! Еще минута, и меня не было бы на свете! Красавица действует быстро!

Между тем, донна Мария, с чертами, обезображенными бешенством, со сжатыми губами, оставалась неподвижна, пораженная внезапным появлением незнакомцев, которые в несколько секунд лишили ее возможности отомстить; тогда как на этот раз она считала свое мщение верным.

– Не печпльтесь! – сказал ей дон Тадео насмешливым тоном. – Партия отложена только на время, и ваше плодовитое воображение, без сомнения, скоро доставит вам средство отыграться!

– Надеюсь! – сказала она с сардонической улыбкой.

– Схватите эту женщину, – вскричал вождь незнакомцев, – завяжите ей рот и привяжите ее покрепче к этому дивану.

– Меня! Меня! – вскричала донна Мария в пароксизме гнева. – Знаете ли вы, кто я?

– Как нельзя лучше! – отвечал сухо незнакомец. – Для честных людей вы женщина без имени. Развратники назвали вас Красавицей и генерал Бустаменте ваш любовник. Вы видите, что мы знаем вас хорошо!

– Берегитесь, господа! Меня нельзя оскорблять безнаказанно.

– Мы вас не оскорбляем, – возразил бесстрастный незнакомец, – мы только хотим на время поставить вас в невозможность вредить; а через несколько дней, – прибавил он, – мы будем вас судить.

– Судить меня!.. Меня!.. Но кто же вы, скрывающие свои лица? Кто вы, осмеливающиеся говорить со мною таким образом?

– Кто мы? Узнайте!.. Мы Мрачные Сердца!

При этих словах судорожный трепет пробежал по телу донны Марии; она отскочила к стене в глубоком ужасе и вскричала задыхающимся голосом:

– О! Боже мой!.. Боже мой!.. Я погибла!

И упала в обморок.

По знаку вождя, один из незнакомцев крепко связал руки донны Марии, заткнул ей рот и привязал ее к дивану. Потом, взяв с собой дона Тадео, незваные гости вышли, как пришли, не заботясь о двух злодеях, лежащих на полу.

Уходя, вождь пригвоздил к столу своим кинжалом пергаментный лист, на котором были написаны слова:

«Изменник Панчо Бустаменте призывается к суду через девяносто три дня!

Мрачные Сердца!»

ГЛАВА IX

На улице

Выйдя из дома, Мрачные Сердца разошлись по разным направлениям. Как только они исчезли за углами самых близких улиц, вождь подошел к дону Тадео. Тот, едва оправившийся от стольких волнений, испытанных им в последнее время одно за одним, ослабев от потери крови и от чрезмерных усилий, к каким принудила его последняя борьба, бледный и полубесчувственный, стоял, прислонившись к стене дома, из которого только что вышел и в котором был так близок к смерти.

Незнакомец несколько минут смотрел на него с глубоким вниманием, потом положил руку на его плечо. При этом внезапном прикосновении, дон Тадео вздрогнул как будто почувствовал удар электрического тока.

– Как? – сказал незнакомец тоном упрека. – Едва вступили вы в борьбу и уже отчаиваетесь, дон Тадео?

Раненый печально покачал головой.

– Вы ли это? – продолжал незнакомец. – Я помню, в самые ужасные моменты междоусобной брани, в самых критических обстоятельствах вы оставались тверды, а теперь бледны и унылы, не верите настоящему, не надеетесь на будущее, не имеете ни силы, ни мужества перед пустыми угрозами женщины!

– Эта женщина, – отвечал дон Тадео глухо, – всегда была моим злым гением... Это демон!

– Так что ж! – энергически вскричал незнакомец. – Если бы даже эта женщина и успела снова опутать вас теми гнусными сетями, которые она привыкла расставлять, человек возвеличивается в борьбе! Забудьте эту бессильную ненависть, которая не может вас настигнуть; помните, кто вы, и возвысьтесь до высоты возложенного на вас поручения!

– Что хотите вы сказать?

– Разве вы меня не понимаете? Неужели вы думаете, что господь, чудом избавивший вас от смерти в эту ночь, не готовит для вас великую миссию?.. Брат! – прибавил он повелительно. – Жизнь, возвращенная вам, вам уже не принадлежит... Она принадлежит отечеству!

Наступила минута молчания. Дон Тадео, казалось, был в глубоком отчаянии. Наконец он взглянул на незнакомца и сказал ему с горькой безнадежностью:

– Что делать? Бог мне свидетель, что более всего на свете я желаю видеть счастливой мою родину. Но в двадцать лет нашей борьбы, мы ничего не могли сделать. Вы знаете по опыту, что из невольников нельзя вдруг сделать граждан. Много еще поколений сменят друг друга в этой несчастной стране, прежде чем ее обитатели будут способны составить из себя народ!

– По какому праву испытываете вы Промысел Господний? – возразил незнакомец повелительным голосом. – Разве вы знаете, что оно определено для нас? Кто может сказать, что мимолетное торжество наших врагов не затем даровано им Богом, чтобы сделать более ужасным их падение?

Дон Тадео, приведенный в себя мужественными звуками этого голоса, гордо выпрямился и внимательно взглянул на говорившего.

– Кто вы? – сказал он. – Ваши слова задели самые чувствительные струны моего сердца! Но кто дал вам право говорить со мной таким образом? Отвечайте, кто вы?

– Какое вам дело до того, кто я, – отвечал бесстрастно незнакомец, – если мне удастся убедить вас, что не все еще погибло?

– Но все-таки я желаю знать, кто вы? – настаивал раненый.

– Я тот, кто спас вам жизнь несколько минут тому назад. Этого должно быть для вас достаточно.

– Нет, – с твердостью сказал дон Тадео, – потому что вы скрываете ваши черты под маской, а я имею право видеть их!

– Может быть! – отвечал незнакомец, медленно снимая бархатную маску и показывая дону Тадео, при бледных лучах луны, лицо с мужественными и резкими одушевленными чертами.

– О! Сердце мое не обмануло меня! – вскричал раненый. – Дон Грегорио Перальта!

– Да, это я, дон Тадео! – отвечал молодой человек (ему было не более тридцати лет), – я не могу понять уныния того, кого мстители избрали своим вождем!

– Как? Вы знаете это? Однако ж, несмотря на нашу дружбу, я всегда скрывал от вас...

– Вы были осуждены на смерть, – перебил дон Грегорио, – товарищи меня выбрали на ваше место королем мрака; в мои руки вложили они власть, которою, так же как прежде вы, я могу располагать по своей воле. Смерть освобождает от клятвы молчания, наложенной на братьев. Ваше имя сделалось известно всем; я не знал, что вы были тем вождем, который довел наше общество до такого могущества, так же как вы, самый драгоценный друг мой, не знали, что я один из ваших воинов. Но слава Богу, вы спасены, дон Тадео! Займите опять ваше место. В настоящих обстоятельствах, вы один можете достойно занимать это место, отданное вам нашим доверием. Сделайтесь опять королем мрака! Но, – прибавил он суровым голосом, – помните, что мы мстители, что мы должны быть безжалостны и к себе и к другим, что одно чувство должно остаться живым в нашей душе: любовь к отечеству!

Наступило молчание. Оба, казалось, глубоко размышляли. Наконец дон Тадео гордо поднял голову.

– Благодарю вас, дон Грегорио! – сказал он твердым голосом, пожимая ему руку. – Благодарю за ваши жесткие слова: они заставили меня опомниться! Я буду достоин вас. Дон Тадео де Леон уже не существует... его расстреляли нынешней ночью на Большой Площади. Остался только король мрака, неумолимый вождь Мрачных Сердец. Горе тем, кого Господь поставит на моем пути! Я раздавлю их безжалостно! Мы победим, дон Грегорио... Начиная с нынешнего дня, я уже не человек, я разящий меч, ангел-истребитель!

Говоря эти слова, дон Тадео выпрямился. Прекрасные и благородные черты его лица оживились; сверкающие глаза бросали молнии.

– О! – вскричал с радостью дон Грегорио. – Наконец я нашел вас, друг мой! О! Благодарю, благодарю Тебя, Боже мой!

– Да, брат! – продолжал дон Тадео. – С этой минуты начинается настоящая борьба между нами и нашими врагами, борьба безжалостная, беспощадная, которая кончится только полным истреблением наших врагов! Горе им! Горе!..

– Не будем терять ни минуты; пойдем! – сказал дон Грегорио.

– Куда идти? – сказал дон Тадео с горькой усмешкой. – Разве я не умер для всех? Мой дом уже не принадлежит мне.

– Это правда! – прошептал дон Грегорио. – Но все равно, завтра известие о вашем чудесном воскресении поразит наших врагов как громовой удар! Пробуждение их будет ужасно! Они узнают, что непобедимый атлет, которого они считают погибшим, снова готов продолжать борьбу.

– И на этот раз, – вскричал дон Тадео, – клянусь Богом, эта борьба кончится только с падением наших врагов!

– Однако ж, мы не можем долее оставаться здесь, – сказал дон Грегорио, – пойдемте ко мне; на некоторое время вы будете у меня в безопасности... Впрочем, – прибавил он с улыбкой, – может быть, вы предпочитаете попросить убежища у донны Розарио?

Дон Тадео, взявший было за руку дона Грегорио, вдруг остановился при этом вопросе, ужасного значения которого друг его не подозревал. Судорожный трепет пробежал по всем его членам, холодный пот выступил на его лице.

– О! – вскричал он с отчаянием. – Боже мой! Я забыл!..

Дон Грегорио испугался отчаяния, изобразившегося на лице его друга.

– Что с вами? Ради Бога, отвечайте... – спросил он.

– Что со мной? – проговорил дон Тадео отрывистым голосом. – Эта женщина, эта змея, которую мы не раздавили...

– Ну, что ж?

– О! Я теперь помню – она сказала мне ужасную вещь!.. Боже мой! Боже мой!..

– Объяснитесь, друг мой; вы меня пугаете!

– По ее приказанию, донна Розарио нынешней ночью похищена!.. Почему знать, может быть, взбешенная тем, что я избегнул ее убийц, эта женщина велела убить несчастную девушку...

– О! Это ужасно! – вскричал дон Грегорио. – Что же теперь нам делать?

– О! – продолжал раненый. – Как мучительно не быть в состоянии действовать, не знать, как расстроить ужасные планы этой ядовитой змеи!

– Побежим к донне Розарио! – закричал дон Грегорио.

– Увы! Вы видите, что я ранен и едва могу держаться на ногах!

– Если вы не будете в состоянии идти, я понесу вас! – решительно сказал его друг.

– Благодарю, брат! Да поможет нам Бог!

И опираясь на руку друга, дон Тадео поспешно отправился с ним к дому той, которую они хотели спасти.

Несмотря на свою волю и мужество, дон Тадео чувствовал, что силы его оставляют; он с чрезвычайным трудом держался на ногах. В эту минуту, в некотором расстоянии от них вдруг послышался лошадиный топот. Заблистали факелы и вдали показались всадники.

– О! О! – сказал дон Грегорио, остановившись и стараясь узнать, что это были за люди. – Кто это, вопреки распоряжениям полиции, смеет разъезжать по улицам в такое время?

– Остановимся! – прошептал дон Тадео. – Я вижу блеск мундиров... Это шпионы Бустаменте.

– Великий Боже! – вскричал дон Грегорио. – Это сам Бустаменте! Два сообщника будут объясняться между собой!

– Да, – сказал раненый задыхающимся голосом, – он едет к Красавице.

Всадники находились уже недалеко. Друзья стремительно бросились в боковую улицу. Бустаменте со своей свитой проехал мимо, не заметив их.

– Уйдем как можно скорее, – сказал дон Грегорио. Товарищ его, понимавший как необходимо было им скрыться, сделал крайнее усилие. Они шли минут десять, как вдруг вдали снова послышался лошадиный топот.

– Что это значит? – прошептал раненый. – Верно, все сантьягские жители вздумали нынешнюю ночь рыскать по улицам.

– Гм! – сказал дон Грегорио. – На этот раз я хочу хорошенько разузнать, в чем дело.

Вдруг раздался женский голос, жалобно просивший о помощи.

– Заставь ее замолчать! – сказал какой-то человек с грубым жестом.

Однако голос несчастной долетел до слуха дона Тадео и его друга. Трепет гнева пробежал по их членам; они молча пожали друг другу руки... Они решились умереть или спасти ту, которая молила о помощи.

– Э! Э! Это что такое? – сказал другой человек, удерживая свою лошадь, которая бросилась в сторону.

Дон Грегорио и друг его, остановившись посреди улицы, казалось, хотели преградить путь всадникам, которых было пятеро. Один из этих последних держал женщину, лежавшую поперек его седла.

– Прочь с дороги! – закричал он друзьям. – Иначе будет плохо!

– Вы не проедете, – отвечали два друга, – если не отдадите нам женщину, похищенную вами!

– Вы думаете? – с насмешкой возразил всадник.

– Попробуйте! – отвечал дон Грегорио, заряжая пистолет.

Дон Тадео, которому дон Грегорио дал оружие, молча сделал то же.

– В последний раз говорю вам, удалитесь! – закричал всадник.

– Нет!

– Хорошо же, мы проедем по вашим трупам... Вперед!.. – с гневом закричал он, обернувшись к тем, которые сопровождали его.

Пять всадников с обнаженными саблями бросились на двух человек, которые, встав посреди улицы, не отступили ни на один шаг, чтобы избегнуть этого нападения.

ГЛАВА X

Битва

Для объяснения последующих происшествий, мы принуждены на время оставить дона Тадео и его друга в их критическом положении и вернуться к двум главным действующим лицам этой истории, о которых мы уже очень давно не говорили ни слова.

В одной из предыдущих глав мы сказали, что молочные братья выехали из Вальпараисо в столицу Чили, везя с собою все свое богатство и в особенности – огромный запас надежд и мечтаний, которые слишком часто одно и то же.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34