Глава Х. ВЕЛОРИО

Во всех столицах как Старого, так и Нового Света немало домов, обитатели которых как бы наперекор всему городу бодрствуют по ночам. Эти дома, где ночью играют, пляшут и поют, служат притонами для отщепенцев цивилизации, подонков общества, которые в пьяном угаре расшвыривают здесь золото, серебро и прочие ценности, добытые, по большей части, путем грабежа, а то и убийства.

В Европе такие дома находятся под пристальным надзором полиции. Именно в таких притонах ей чаще всего удается выловить преступников, порой разыскиваемых несколько лет. Не будь этих мерзких притонов, быть может, они так никогда и не попали бы в руки закона.

В Мексике совсем иначе. Эти головорезы внушают такой, впрочем, вполне понятный, ужас низшим чинам муниципальной полиции, что они не только не смеют сунуть нос в такие дома, но даже обходят стороной улицы, где эти дома расположены. Вот почему эти своеобразные «дворцы чудес» существуют вполне легально, а их посетители ничего не боятся, так как знают, что никто никогда не осмелится их потревожить.

Отличительной чертой мексиканских притонов является то, что здесь можно встретить представителей не только всех слоев и классов общества, но и различных политических группировок, которые поочередно завладевают властью.

Вот в один из таких притонов дон Луис и повел дона Мигуэля.

Городские улицы постепенно пустели, и лишь изредка можно было встретить запоздалых прохожих, поспешно перебегавших на противоположную сторону улицы при виде двух молодых людей.

Пройдя около получаса по пустынному городу, молодые люди свернули в мрачный переулок, выходивший на один из каналов, и остановились перед домом более чем подозрительной наружности, над изъеденной червоточиной дверью которого горел фонарь.

— Здесь, — сказал дон Луис. — Ничему не удивляйтесь, но старайтесь незаметно для других постоянно держать одной рукой кошелек, а другой револьвер, чтобы в любую минуту быть готовым пустить его в дело.

— Куда же это вы меня привели?

— В главный притон столицы, незаменимое местечко для изучения местных нравов… Сейчас сами увидите, — добавил он улыбаясь.

Затем дон Луис как-то по-особому стукнул три раза в дверь дома рукояткой ножа.

На стук довольно долго не отвечали.

Потом, словно по волшебству, шум и веселье в доме внезапно смолкли и наступила полная тишина.

Послышались медленно приближающиеся тяжелые шаги, и дверь приотворилась с грохотом железа и звоном ключей, способными устыдить даже тюрьму.

Мы сказали, что дверь только приотворилась. Это потому, что в Мехико часты ночные грабежи, и горожане, дабы защититься от нежданных визитеров снабжают двери цепочкой, не позволяющей широко распахнуть дверь.

Показалась обмотанная рваным, засаленным клетчатым платком голова, и пьяный голос грубо спросил:

— Кто вы такие, черт вас побери?

— Друзья, — тотчас же отвечал дон Луис.

— Какого дьявола вам не спится! Таскаются по ночам, беспокоят честных людей, которые мирно беседуют с приятелями. Ступайте к черту!

И он сделал движение, как бы желая закрыть дверь.

— Подожди, скотина! — вскричал дон Луис. — Экое животное! Ты что, не узнал Пантеру?

— А-а! — снова показалось испуганное лицо. — Кто здесь Пантера?

— Я, болван!.. Или ты так упился, что у тебя отшибло память?

Ни слова не говоря, человек взял фонарь и направил свет в лицо француза.

— Смотри, смотри, да хорошенько. Ну, надеюсь, теперь ты меня узнал?

— Карай! Конечно, теперь я вас узнал, ваша милость, — отвечал привратник, внезапно перейдя на почтительный тон. — Ах! Вот удивятся-то там наверху!

— Ну, отворяй, да хватит болтать! Ты думаешь, приятно разговаривать из-за двери?

— Сию минуту, ваша милость, сию минуту, потерпите немножко, пожалуйста… Вот и готово, -добавил он, широко распахивая дверь. — Милости просим!

— Этот кабальеро со мной, — сказал дон Луис, указывая на дона Мигуэля, которому он сделал знак следовать за собой.

— Милости просим и его к нам, ваша милость, точно так же, как и всех ваших друзей, — отвечал привратник, кланяясь, — прошу пожаловать, кабальеро.

Снова загремели железные засовы, дверь была прочно заперта.

Молодые люди оказались в прихожей, тускло освещенной догоравшей свечой, но это нисколько не смущало дона Луиса, который, по-видимому, хорошо знал этот дом и, взяв под руку дона Мигуэля, уверенно вел вперед.

Пройдя прихожую, француз и его спутник очутились во внутреннем дворе, где в углу находилась прислоненная к стене лестница, по которой предстояло подняться на верхний этаж. Засаленная веревка, закрепленная на вбитых в стену железных скобах, заменяла собою перила.

Большая лампада, или, лучше сказать, большой ночник под статуэткой Гваделупской Божьей матери, покровительницы Мехико, служила фонарем, который, по замыслу содержателя притона, должен был освещать и двор, и лестницу.

К счастью, ярко сиявшая луна — было как раз полнолуние — позволяла не только хорошо ориентироваться, но при этом еще и не рисковать сломать себе шею.

Дон Луис, желая, очевидно, показать дорогу другу, стал первым взбираться по лестнице, предусмотрительно держась за перила, потому что ступени лестницы заросли мохом и сделались скользкими, так что даже и завсегдатай рисковал порой не добраться доверху.

Взобравшись по лестнице, молодые люди остановились перед наглухо запертой дверью, на которой висела табличка с весьма остроумной надписью: «Филантропическое общество друзей мира».

Дон Луис наклонился к своему спутнику и еще раз шепотом предупредил:

— Будьте внимательны и ничему не удивляйтесь!

— Не беспокойтесь за меня.

«Друзья мира» изощрялись в веселье. За дверью слышались проклятья вперемежку с залихватским пением, заглушавшим музыку.

Француз толкнул дверь и в сопровождении дона Мигуэля шагнул через порог. Их взору предстало поистине редкое зрелище.

В конце залы возвышалась эстрада, где человек десять музыкантов немилосердно терзали слух присутствующих игрой на самых разнообразных инструментах. В центре залы стоял огромный овальный стол, покрытый зеленым сукном, с шестью намертво привинченными к нему подсвечниками, в которых горели свечи. За этим столом. шла азартная игра в монте. По обе стороны стола, вдоль стен, стояли еще столы, вокруг которых на скамьях сидели посетители, услаждая себя всевозможными напитками, начиная с местных пива и водки и кончая так называемым шампанским, изготовляемым в Нью-Йорке и уже только поэтому считавшимся самым что ни на есть настоящим.

Канделябры на стенах в известной степени усиливали скудное, в общем, освещение.

Потолка не было видно за густым облаком сероватого дыма, исходившего от множества трубок, сигар и сигарет.

Справа и слева от этой залы были еще две залы, гораздо меньшие по размеру, предназначавшиеся для привилегированных посетителей: в одной из них играли в лото, в другой — читали газеты и беседовали о делах.

Неожиданное появление двух новых посетителей вызвало настоящий переполох в зале, где собрались «друзья мира». Все вдруг смолкли и замерли, наступила мертвая тишина.

— Надеюсь, наше присутствие не будет стеснять вас, сеньоры, — вежливо проговорил дон Луис, снимая шляпу и кланяясь на все стороны.

— Милости просим к нам, сеньор француз, — сказал высокий тип мрачной наружности с лихо закрученными вверх густыми усами, одетый в рваный мундир с грозной рапирой на боку. — Не желаете ли сразиться в монте?

— Прошу извинить меня, дорогой капитан, — отвечал дон Луис, — но я сегодня, к сожалению, не могу играть.

— Тем хуже, клянусь честью, — отвечал вояка, покручивая усы. — Я совсем на мели и рассчитывал на вашу дружбу, чтобы снова пуститься в плавание.

— За этим дело не станет, дорогой дон Блаз, — любезно сказал француз, — хотя я и не богат, но все-таки, к счастью, могу ссудить вам пиастр.

— Вы незаменимый товарищ, дон Луис, — проговорил капитан в восхищении, — и я с удовольствием принимаю.

Француз вручил ему пиастр, затем раздал еще несколько мелких монет направо и налево и, обмениваясь дружескими репликами то с одним, то с другим, незаметно пробрался через всю залу и достиг читальни, куда поспешил войти.

Шум, смолкший было на минуту, снова возобновился с новой силой.

В читальне было всего шесть человек. При виде их дон Луис сделал жест, долженствующий означать удовлетворение, и, нагнувшись к уху дона Мигуэля, шепнул:

— Наше дело в шляпе. Я знаю этих людей давно, это — охотники пустыни, сбившиеся с пути в цивилизованном обществе… Они храбры, как демоны, верны своему слову, тверды, как сталь, не уступают перед опасностью и знают все ухищрения индейцев… Нам не мешало бы с ними потолковать.

— Хорошо, друг мой, — отвечал дон Мигуэль. Заметив молодых людей, шестеро охотников приветствовали их молчаливым поклоном, а затем снова углубились — нет, не в чтение, потому что читать, по всей видимости, никто из них не умел, — а в беседу.

Спустя некоторое время один из этой компании — могучий детина-канадец с умным и даже добродушным лицом — заговорил, обращаясь к дону Луису:

— Каким это ветром занесло вас сюда? Бог знает, с каких пор я не виделся с вами!

— Я путешествовал вдоль побережья, милейший мой Безрассудный, — отвечал дон Луис, протягивая ему руку.

— Какой вы счастливый, — проговорил канадец со вздохом.

— Разве вы скучаете?

— Я! — вскричал он. — То есть, если так будет продолжаться еще недели две, со мной наверняка случится несчастье… а всему виною этот скот Сент-Аманд!..

— Ну, хватит болтать, — сказал Сент-Аманд, делая шаг навстречу к дону Луису, — мы скоро уйдем отсюда.

Разговор этот происходил на французском языке, потому что оба канадца родились в Квебеке.

— О, да, — вступил в разговор еще один из шестерки, скроенный по той же мерке, что и первые двое, — мне до смерти надоели мексиканцы: они слишком глупы.

— Вот что, господа, — решительно заговорил дон Луис, — по-видимому, вам здесь изрядно надоело… Такая отважная троица — Сент-Аманд, Медвежонок и Безрассудный! Вместо того, чтобы заниматься серьезным делом, вы, словно женщины, жалуетесь на судьбу. Что вынуждает вас попусту тратить время?

— Простите, деньги. Эти проклятые мексиканцы начисто ограбили нас… мы остались без лошадей и без оружия.

— Это никуда не годится, — сказал дон Луис, сочувственно покачивая головой. — Позвольте предложить вам французского вина… За вином и побеседуем. Как знать, быть может, я смогу вам что-нибудь посоветовать.

— Мы не смеем оскорбить вас отказом, господин Морэн, — отвечали, кланяясь, трое приятелей.

— Прежде всего, господа, — продолжал дон Луис, — позвольте представить вам моего лучшего друга, сеньора дона Мигуэля де Сетина.

Канадцы и дон Мигуэль обменялись церемонными поклонами. С этой минуты разговор продолжался на кастильском наречии.

Дон Луис подал знак одному из прислуживавших здесь типов, и тотчас же на столе появились четыре бутылки вина и стаканы.

Трое остальных из находившейся в этой комнате шестерки скромно отодвинулись на дальний край стола.

Опорожнив несколько стаканов, дон Луис возобновил беседу.

— Итак, сеньоры, — сказал он, — если я правильно вас понял, вы не прочь были бы покинуть Мехико.

— Правильнее сказать, сеньор, что мы сделали бы это с величайшей радостью, — отвечал Медвежонок.

— Конечно, затем, чтобы вернуться на родину?

— Наша родина — пустыня, и в пустыне нам всюду хорошо, — отвечал Сент-Аманд.

— Я предлагал Медвежонку, — совершенно серьезно сказал Безрассудный, — продать его одному техасскому купцу, который приезжал сюда покупать метисов. Мы с Сент-Амандом получили бы за него хорошую цену, запаслись провизией и отправились бы в пустыню к одному из тайников, где у нас хранится золото, а затем, конечно, выкупили бы его, но он не захотел.

— Это очень дурно с его стороны, — улыбнулся дон Луис.

— Не правда ли? Он почему-то вообразил, что если сделается невольником, то его хозяин потом уже ни за какие блага не согласится расстаться с ним… А по-моему, он просто набивал себе цену. Ведь он ленив, как аллигатор, и человек; вздумавший его купить, был бы рад любой ценой избавиться от него и, само собой, с удовольствием бы его продал нам.

Все весело рассмеялись, в том числе и Медвежонок, которому, по-видимому, весьма польстила шутка приятеля.

— Послушайте, — сказал Сент-Аманд, — по-моему, мы тратим время на пустую болтовню вместо того, чтобы перейти к серьезному разговору. Мы слишком давно уже все знаем друг друга, дон Луис, и потому нам незачем хитрить… Вы ведь совсем не тот человек, который ни с того ни с сего, не имея на то серьезных причин, может появиться в подобном месте… Правильно я говорю?..

— В ваших словах есть известная доля правды, милейший мой Сент-Аманд… но сначала я хотел бы узнать ваше мнение на этот счет, а потом уже сказать, что именно мне необходимо.

— Мое мнение я могу изложить в двух словах: вы нуждаетесь в наших услугах, а мы нуждаемся в вас, поэтому давайте-ка лучше договариваться, как подобает честным охотникам, не прибегая к разным индейским уловкам. Вы отлично знаете, кто мы такие и на что годимся, а мы так же хорошо знаем вас, поэтому, повторяю еще раз, давайте перейдем прямо к делу.

— Клянусь честью, вы говорите истинную правду, Сент-Аманд. К черту все эти предисловия! — весело проговорил дон Луис. — Я собираюсь отправиться в очень опасную экспедицию, и мне нужны смелые решительные люди.

— Мы готовы хоть сейчас, — дружно отозвались все трое.

— Отлично!.. А теперь вот вам мои условия: двадцать пять унций выдается каждому на приобретение всего необходимого для путешествия, то есть на покупку лошадей, оружия, пороху и т. п. Затем еще по пятьдесят унций, из которых двадцать пять унций сейчас, а двадцать пять по окончании экспедиции… Словом, каждый получит за работу по пятьдесят унций… Вас устраивают эти условия?.. Вы видите, я ничего не скрываю от вас и говорю все, как вы того требовали.

— Условия нам подходят, — ответил Сент-Аманд и за себя лично, и за своих товарищей. — А дело предстоит трудное?

— Очень.

— Тем лучше, по крайней мере будет какое-то развлечение, а то я, признаться, совсем затосковал.

— На этот счет не беспокойтесь, скучать не придется, и я обещаю вам развлечений даже больше, чем вы думаете… Итак, вы согласны?

— Согласны.

— Значит, я могу считать, что мы договорились? Что же касается обещанной платы…

— Извините, сударь, — вмешался в разговор один из трех типов, которые отсели на дальний конец стола. — Я невольно слышал ваш разговор и хочу спросить, не требуется ли вам еще один человек? Я хотел бы предложить себя.

Дон Луис поспешно обернулся к говорившему и быстро оглядел его с ног до головы.

Это был человек лет тридцати с тонкими чертами лица и изящными манерами.

— Кто вы такой, сеньор? — спросил он незнакомца.

— Это наш знакомый, славный малый, — сказал Сент-Аманд, — мы уже много лет охотимся вместе. Он принадлежит к богатой семье в Квебеке, которую покинул ради полной приключений жизни охотника. Его зовут Марсо… Мы за него ручаемся.

— Если так и если наши условия для вас подходят, милости просим.

— Благодарю вас, сударь, — вежливо поклонился молодой человек и вернулся на свое место за столом.

— Итак, я говорил, господа, — продолжал дон Луис, — что обещанное вознаграждение…

— Это, собственно, касается меня, друг мой, — перебил его дон Мигуэль, — и, если позволите, я сам решу этот вопрос.

— Как вам угодно, тем более, что это действительно касается вас.

— Здесь не место продолжать наш разговор. Если эти господа окажут нам честь и проводят нас на улицу Монтерилья, где мы живем, там, на месте, мы и завершим все дела — я вручу каждому из них обусловленную сумму.

Канадцы охотно согласились, и все встали, собираясь уходить.

В эту минуту в соседней зале возник невероятный шум, а вслед за тем в читальню, как ураган, влетел в изорванной одежде и с окровавленным лицом какой-то человек, преследуемый разъяренной толпой.

Дон Луис узнал в беглеце капитана дона Блаза, которому незадолго до этого он так любезно предложил взаймы пиастр.

Француз сделал несколько шагов вперед с явным намерением защитить преследуемого капитана, но тот мгновенно подскочил к окну, распахнул его и выскочил на улицу с проворством, которому могла бы позавидовать даже обезьяна, повергнув в изумление преследователей, как выяснилось, дочиста обобранных во время игры в монте.

Когда охвативший всех шок прошел, один из пострадавших обратился к присутствующим с такими словами:

— Сеньоры, капитан дон Блаз — негодяй, недостойный бывать в обществе кабальеро, и потому я требую, чтобы отныне ему был закрыт сюда доступ.

Все дружно поддержали это предложение. Дон Луис воспользовался возникшим переполохом, чтобы незаметно удалиться вместе с доном Мигуэлем и канадцами.

Глава XI. ВСТРЕЧА

Дом, принадлежавший дону Гутьерре, находился, как мы уже говорили, на улице Монтерилья, в той части, которая выходила на Главную площадь.

Дону Гутьерре несколько раз в год приходилось приезжать по делам в Мехико, поэтому он решил обзавестись здесь собственным домом. Дом был прекрасно обставлен, при нем постоянно находился управляющий и штат прислуги, готовые в любую минуту к встрече своего господина. На этот раз он послал из Пуэбло пеона известить управляющего о своем скором прибытии, так что тот имел возможность как следует подготовиться.

Дон Мигуэль нашел в доме все в полном порядке, и как для него, так и для дона Луиса были приготовлены особые апартаменты.

Он приказал слугам подать чего-нибудь выпить своим спутникам, а затем отпустил слуг и приступил к делу.

Несколько дней тому назад, по пути в Веракрус к дяде, дон Мигуэль сделал на несколько часов остановку в Мехико, чтобы спрятать в надежное место довольно значительную сумму, предназначавшуюся в случае необходимости на расходы, связанные с переездом дона Гутьерре и его семьи. Поэтому ему не составило труда выполнить обязательство, взятое на себя от его имени доном Луисом. Он вручил обусловленную сумму каждому из четырех канадцев.

Последние с видимым удовольствием принимали деньги, на получение которых они и не мечтали какой-нибудь час назад и которые, по их словам, буквально упали с неба.

— Теперь, господа, — сказал дон Луис, — давайте хорошенько все обсудим. Завтра же, — поверьте, я недаром прошу вас об этом, — вы завершите все свои личные дела и запасетесь всем необходимым для экспедиции… Вы сами все знаете, и мне нет необходимости вам объяснять, что политическая обстановка обостряется с каждым днем и что катастрофа неизбежна… Вполне возможно, что не пройдет и месяца, как войска Хуареса подойдут к Мехико и возьмут его в осаду. Со дня на день появятся лазутчики неприятельской армии и перекроют все дороги.

— Да, — заметил Безрассудный, -положение крайне серьезное.

— Итак, вы должны незамедлительно заняться делами, — продолжал дон Луис. — На мой взгляд, вам будет вполне достаточно на подготовку двух дней.

— Это даже больше, чем требуется, — отвечал Сент-Аманд.

— Все равно, будем считать два дня. Могут возникнуть какие-то непредвиденные обстоятельства… На третий день с восходом солнца вы незаметно покинете город. При этом имейте в виду, что нет никакой необходимости в том, чтобы в городе все знали о вашем отъезде, — добавил он, делая особое ударение на последних словах.

— Хорошо, хорошо, мы все это отлично и сами понимаем, — сказал Медвежонок. — Мы не пророним ни одного лишнего словечка.

— Именно этого я и желаю. Вы поедете быстрым темпом по дороге на Гвадалахару и там нас будете ждать, только не в самом городе, а в ранчо де ла Крус.

— Которое находится по дороге в Питик? Я его знаю, — перебил Сент-Аманд.

— Да, — отвечал дон Луис. — Там так же, как и здесь, и даже еще больше, держите язык за зубами… Помните, что у меня есть серьезные причины настаивать на этом… В первую очередь позаботьтесь о надежных лошадях.

— Мы купим мустангов, это самые выносливые лошади, привычные к пустыне.

— Я кончил, сеньоры, — сказал дон Луис, вставая и тем самым давая понять охотникам, что им пора уходить. — Мне остается только пожелать вам спокойной ночи и поблагодарить вас за то, что вы любезно согласились оказать мне помощь в этом деле.

— Напротив. Это мы должны благодарить вас, господин Морэн, — отвечал Сент-Аманд от имени всех своих товарищей, — за то, что вы оказываете нам большую услугу и даете возможность покончить с бездарным времяпрепровождением в этом проклятом городе… Поверьте, вам не придется раскаиваться в том, что вы для нас сделали.

— Я слишком хорошо вас знаю, сеньоры, чтобы в этом сомневаться, -любезностью на любезность ответил дон Луис. — Итак, до свидания, встречаемся в Гвадалахаре.

— До свидания… в Гвадалахаре, — отвечали канадцы.

— С этими четырьмя канадцами, — сказал дон Луис, когда, проводив охотников, он остался наедине с доном Мигуэлем, — я, не задумываясь, решился бы пуститься в путь через всю Америку от мыса Горн до Берингова пролива… Мы должны радоваться и благодарить Бога за то, что встретили их… Вы убедитесь в этом, когда увидите их в деле.

— Все так, дорогой друг, — сказал Дон Мигуэль, — но мы разыскали их в этом ужасном притоне. Согласитесь, пребывание там бросает на них определенную тень… По всей вероятности, их положение было таково, что больше некуда было деваться… Вполне возможно, что последние сутки они ничего не ели…

— Вы так думаете?

— Я готов в этом поклясться… Вы не можете даже себе представить, до какой нищеты могут дойти подобные люди, но при этом никогда не пойдут ни на какие сделки с совестью ради улучшения своего положения. Все-таки внешность у этих людей крайне подозрительная. Но они, по-видимому, хорошо вас знают.

— Да, внешность у них действительно неказистая, я согласен. Что же касается того, что они меня хорошо знают, то это именно так и есть. Мне довольно часто приходилось иметь с ними дело. Но и вы ведь тоже в какой-то степени им знакомы, если не всем, то кое-кому из этих людей точно.

— Ну, такое едва ли возможно, потому что сам я, уверяю вас, не знаю никого из них.

— А, между тем, вы видели их, и даже совсем недавно, — смеясь, перебил его дон Луис. — Имейте в виду, что большинство из тех, кто находился в притоне, из того самого отряда сальтеадоров, с которыми нам довелось повстречаться по дороге в Мехико.

— Вы шутите!

— Нет, нисколько, я говорю совершенно серьезно, и в доказательство могу даже сообщить вам, что капитан дон Блаз, тот самый, которому я дал пиастр и который так ловко выскочил в окно… Вы помните его?

— Помню. И что же?

— Ну, так вот, он командовал тем самым отрядом.

— И вы можете относиться так дружелюбно к этому негодяю из негодяев!

— Почему бы и нет?! Дон Блаз, если отвлечься от того, что он ведет немного эксцентричный образ жизни, — с этим я согласен, — пользуется в Мехико репутацией одного из самых достойных джентльменов. Более того, нам даже необходимо быть с ним в добрых отношениях, потому что нам, может быть, еще предстоит встретиться с ним на пути в Гваямас… Но довольно говорить об этом, уже очень поздно и, мне кажется, нам не мешало бы хоть немного поспать…

— Еще один вопрос…

— Только говорите короче, потому что я совсем сплю, уверяю вас.

— В котором часу мы поедем?

— Часов в семь или в восемь или, лучше сказать, когда вам будет угодно, мне все равно.

— Хорошо! Ну, а теперь идите спать, раз от вас все равно ничего больше нельзя добиться.

— Прощайте, друг мой.

— Прощайте.

С этими словами дон Луис, пожав руку дону Мигуэлю, отправился в отведенную ему спальню.

Оставшись один, дон Мигуэль, тоже изнемогавший от усталости, лег в постель и, несмотря на испытываемое им беспокойство, тотчас же заснул мертвецким сном.

Он с трудом очнулся от сна, когда почувствовал, как кто-то тянет его за руку.

— Э! Да вы до сих пор спите!.. — говорил дон Луис над самым его ухом. — А говорили, что вам совсем не хочется спать. Прекрасно, что вам удалось выспаться. Поздравляю!

— Извините меня, друг мой, — отвечал молодой человек, зевая так, что чуть было не вывихнул себе челюсть, — но я устал до такой степени…

— Помилуйте! Кому вы это рассказываете! — смеясь, перебил его дон Луис. — Мне пришлось сделать вид, что я валюсь с ног, только для того, чтобы заставить вас прилечь.

— Благодарю вас!.. Я буду готов через минуту.

— Пока вы будете одеваться, я велю седлать лошадей для нас и закладывать карету для дона Гутьерре и его дочерей.

— А! Я удивлен, мой милый, вы забыли свою обычную осторожность… Вы намерены приказать закладывать карету, но ведь тогда весь город немедленно узнает, что мой дядя находится здесь.

— Вы правы, на этот раз я опростоволосился… Ну, да не беда, я сейчас пошлю слугу за наемной каретой.

— Вот это будет гораздо лучше.

— Ну, одевайтесь скорей. Я жду вас внизу.

Когда в половине седьмого дон Мигуэль спустился во двор, лошади были уже оседланы и наемная карета стояла перед домом.

Молодые люди вскочили на лошадей и, отдав соответствующие приказания кучеру кареты, галопом помчались к гостинице, где их ожидал дон Гутьерре с дочерьми.

Если не считать нескольких индейцев, не спеша направляющихся с товаром к рынку, улицы были совершенно пусты, и нашим путешественникам удалось проехать по городу из конца в конец никем не замеченными. Дон Гутьерре отнюдь не задавался целью скрываться, тем более, что у него не было и серьезных причин для этого, однако он предпочитал, чтобы о его пребывании в Мехико по возможности никто не знал. И не только потому, что опасался угроз дона Рамона Армеро, но еще и потому, что не хотел навлекать на себя подозрения со стороны агентов, будь то Мирамона или Хуареса. Исходя из этого он и племяннику советовал поступить как можно осмотрительнее.

Выехав из города, они умерили бег своих лошадей и тогда дон Луис, повернувшись к дону Мигуэлю, с улыбкой заговорил:

— Послушайте, друг мой, вы хорошо отдохнули, и нам можно будет потолковать как следует.

— Да, признаюсь, дорогой дон Луис, мне тоже очень хотелось поговорить с вами без свидетелей… Я просто места себе не нахожу, не знаю, что мне делать и как мне быть!.. Волей-неволей, а придется во всем признаваться дядюшке…

— Вы совсем ребенок, — перебил его дон Луис. — Начать с того, что вам ни в коем случае ни в чем не следует признаваться вашему дядюшке.

— Как же быть тогда?

— Очень просто!.. Выслушайте только меня хорошенько. Вы, приехав в Мехико, получили письмо от вашего отца, который сообщает, что за ним установлена строгая слежка правительственных агентов, которые только ждут случая, чтобы ограбить его, а попытка к бегству— об этом они пока даже и не подозревают— послужит для них прекрасным предлогом. Поэтому пока ему ни в коем случае нельзя покинуть Аквас Фрескас, куда он вынужден был удалиться, чтобы избавиться от бесчисленных оскорблений со стороны врагов… Ну, скажите по совести, разве не так обстоят дела на самом деле?

— Святая истина. Мне очень нравится ваша версия, и я непременно поступил бы так, как вы советуете, если бы не одно обстоятельство и весьма серьезное.

— Какое?

— Само письмо, черт возьми!

— При чем тут письмо, абсолютно не понимаю!.. Если же ваш дядя выразит желание прочесть письмо, вы сначала станете искать его в карманах, а в конце концов выскажете предположение, что забыли его в Мехико. К тому же могу вас заверить, друг мой, что как только ваш дядя приедет сюда, у него будет так много дел, что он и не вспомнит о письме. Поэтому не мучьте себя попусту разными грустными предположениями… Стряхните с себя хандру, и будем весело продолжать путь… Сейчас вы увидите ваших прелестных кузин, которым едва ли доставит удовольствие смотреть на вашу кислую физиономию… Ну же! Будьте веселее!

Разговаривая таким образом, они достигли гостиницы.

Дон Гутьерре их уже ждал и первым делом спросил о брате.

Все произошло именно так, как предсказывал дон Луис Морэн. У дона Гутьерре не было никаких оснований заподозрить племянника во лжи и, приняв все, что ему рассказал дон Мигуэль за чистую монету, он безропотно согласился продолжать путешествие без брата.

Багаж, как и было решено, отправили вперед под охраной пеонов, а при себе дон Гутьерре оставил только двоих разбойников, что, по-видимому, очень им не понравилось.

Дон Мигуэль и дон Луис горели желанием немедленно снова пуститься в путь, если не в тот же день, то, по крайней мере, на следующий, но, к сожалению, об этом нечего было и думать: длительное путешествие подорвало силы Сакраменты и ее сестры, и они нуждались, как минимум, в четырех— или пятидневном отдыхе. Их ждало длительное путешествие с множеством препятствий и опасностей.

Дон Гутьерре временно поселился с дочерьми в своем доме и старался по возможности не выходить на улицу, дабы не привлекать внимания шпионов.

Дон Мигуэль горячо желал поскорее увидеть своего дядю в полной безопасности, однако неизбежная задержка, вызванная усталостью Сакраменты и Жезюситы, не только не огорчала его, но даже радовала.