— Брат! — сказала донья Мария. — Вы говорите только о донье Долорес и ее отце, а о доне Мельхиоре ни слова! Дон Хаиме помрачнел.
— Не случилось ли с ним беды? — продолжала допытываться донья Мария.
— Дай Бог, чтобы случилось! — в сердцах ответил дон Хаиме. — Никогда больше не упоминайте имени этого человека. Он изверг!
— Боже мой! Вы не пугайте меня, дон Хаиме!
— Ведь я вам говорил, что гасиенда Ареналь захвачена разбойниками! А знаете, кто их туда привел? Дон Мельхиор де ля Крус!
— О Боже! — вскричали женщины.
— Мало того! Когда им удалось вырваться с гасиенды и отправиться в город, он вместе с бандитами напал на них по дороге.
— Какой ужас!
— Это еще не самое страшное! Дон Мельхиор задумал убить родного отца, чтобы завладеть наследством, на которое не имеет никакого права.
— Настоящее чудовище! — произнесла донья Мария. Женщины были дружны с семьей де ля Крус, донья Кармен и донья Долорес с детства вместе воспитывались. Девушки любили друг друга, как сестры.
Неудивительно поэтому, что несчастье семьи дона Андреса глубоко опечалило и донью Марию, и ее дочь. Однако на их просьбы привести дона Андреса и донью Долорес к ним дон Хаиме ответил:
— Я постараюсь, но обещать не могу. Сегодня же отправлюсь в Пуэбло, вот только дождусь барона де Мериадека.
— Впервые я отпущу вас с легкой душой, — ласково сказала донья Мария.
В это время заскрипели ворота и послышался топот копыт.
— Вот и барон! — сказал дон Хаиме и вышел навстречу гостю.
На самом деле это был Доминик, явившийся под видом барона.
Дон Хаиме протянул ему руки и, выразительно на него посмотрев, обратился к нему по-французски:
— Добро пожаловать, дорогой барон, я с нетерпением ждал вас!
Молодой человек понял, что еще какое-то время должен оставаться инкогнито.
— Весьма сожалею, что заставил вас ждать, дон Хаиме, я мчался во весь опор, но вы сами знаете, путь неблизкий.
— Да, знаю, — с улыбкой ответил дон Хаиме, — но позвольте мне вас представить дамам, они жаждут познакомиться с вами.
— Барон Карл де Мериадек, атташе при французском посольстве, мой лучший друг, — произнес дон Хаиме, подводя гостя к донье Марии и донье Кармен.
— Дорогой барон, честь имею представить вам донью Марию, мою сестру, и ее дочь, донью Кармен. Молодой человек почтительно поклонился.
— А теперь, — весело сказал дон Хаиме, — будьте как дома, испанское гостеприимство вам известно, располагайте нами, как вам будет угодно, мы к вашим услугам!
Они сели за стол подкрепиться, и дон Хаиме сказал:
— Вы можете говорить совершенно откровенно, барон, дамам уже известно ужасное происшествие в Аренале.
— Оно более ужасно, чем вы, вероятно, предполагаете, — заметил молодой человек. — Вы не безразличны к судьбе этой несчастной семьи, и я боюсь вас огорчить дурными вестями.
— Да, мы очень дружны с доном Андресом и его прелестной дочерью! — сказала донья Мария.
— Увы, ничего хорошего я вам сообщить не могу. Он замолчал в нерешительности.
— Расскажите, пожалуйста, все!
— Много говорить не придется. Бандиты Хуареса овладели Пуэбло — город сдался без сопротивления.
— Подлые трусы! — вскричал дон Хаиме, ударив кулаком по столу.
— Разве вы не знали?
— Конечно нет! Я был уверен, что город находится под властью Мирамона.
— В городе начались грабежи, иностранцев, особенно испанцев, бросают в тюрьмы, многих расстреляли без суда. Всем арестованным места не хватает, и под тюрьмы стали использовать монастыри. Словом, творится что-то невообразимое!
— Продолжайте, мой друг! А что дон Андрес?
— Вы ведь знаете, что дон Андрес тяжело ранен?
— Да, знаю.
— Вряд ли он выживет, однако начальник Пуэбло, не вняв просьбам знатных горожан, вступившихся за старика, приказал схватить его по обвинению в государственной измене. Так написано в приказе. Как плакала бедная донья Долорес, как умоляла пощадить ее несчастного отца! Ничего не помогло. Его бросили в тюрьму, а дом, где он жил, разграбили и разрушили.
— Какое варварство!
— О, это еще не все! Дон Андрес на суде отрицал свою виновность, и тогда его стали пытать.
— Пытать! — вскричали все, охваченные ужасом.
— Да, умирающего старика подвергли страшным пыткам, но он оставался непреклонен, и палачи ничего не могли сделать.
— Но это за гранью возможного! — вскричал дон Хаиме. — Несчастный, конечно, умер?
— Когда я уезжал, был еще жив. Суд над ним продолжается, палачи не спешат, они играют со своей жертвой.
— А Долорес, бедняжка! — воскликнула Кармен. — Как она, должно быть страдает!
— Донья Долорес исчезла, ее похитили.
— Похитили? — вскричал дон Хаиме. — И вы не покончили с собой, и смеете мне об этом рассказывать?!
— Я хотел умереть, но не удалось, — с жаром промолвил мнимый барон.
— Я найду ее! — сказал дон Хаиме. — Ну, а где граф?
— Граф в отчаянии, вместе с Лео Карралем они отправились на поиски, а я поспешил к вам!
— И хорошо сделали! На мою помощь можете рассчитывать. Ну, а граф и Лео Карраль в Пуэбло?
— Только Лео Карраль, граф укрылся со своими слугами на ранчо. Один из слуг, Ибарри, кажется, так его зовут, каждый день отправляется в город к мажордому.
— Вы сами решили прийти ко мне?
— Да, но прежде посоветовался с графом.
— Вы поступили правильно. Сестра, приготовьте для доньи Долорес комнату.
— Вы привезете ее?
— Привезу или погибну!
— Мы отправляемся? — с нетерпением спросил Доминик.
— Без промедления. Подождем только Луиса и Лопеса. Они сейчас подойдут.
— А Луис здесь?
— Да. Это он сообщил мне о захвате гасиенды.
— Я прислал его к вам.
— Знаю. Ваша лошадь устала и останется здесь, я дам вам другую.
— Согласен!
— Надеюсь, вам известны имена главных преследователей дона Андреса?
— Их трое: первый — дон Антонио де Касебар.
— С чем вас и поздравляю! — с иронией произнес дон Хаиме. — Это тот самый негодяй, которому вы так благородно спасли жизнь.
— Я уничтожу его! — крикнул Доминик.
— Вы разве его ненавидите? — удивился дон Хаиме.
— Убить его и то мало! Через два дня после вступления в город войск Хуареса он появился и тотчас исчез. Но кровавый след за ним тянется.
— Мы его отыщем. Кто еще?
— Неужели не догадываетесь?
— Дон Мельхиор, верно?
— Да!
— Отлично! Теперь я знаю, где искать донью Долорес:
это он похитил ее.
— Вполне возможно.
— Кто третий?
— Третий — молодой человек элегантной наружности, с нежным голосом и аристократическими манерами. Говорят, он опаснее двух других вместе взятых и, хотя не занимает никакого поста, обладает огромной властью. Я слышал, он тайный агент Хуареса.
— Как его имя?
— Дон Диего Исагирре.
— Прекрасно, — с улыбкой сказал дон Хаиме, — дело не так безнадежно, как я предполагал.
— В самом деле?
— Уверен в этом.
— Да поможет вам Бог! — вскричали женщины, молитвенно сложив руки.
Донья Мария с той самой минуты, как в доме появился барон, то есть Доминик, все время испытывала беспокойство и не сводила глаз с молодого человека, пока он разговаривал с доном Хаиме. Сама не зная отчего, она так расчувствовалась, что комок подступил к горлу и она готова была расплакаться, хотя видела барона впервые в жизни. Напрасно старалась она припомнить, где могла слышать этот проникающий в душу голос, видеть это прекрасное благородное лицо с такими знакомыми чертами. Воспоминания путались, скрыв прошлое глухой стеной.
Дон Хаиме следил за выражением лица доньи Марии, догадывался, в каком она состоянии, но сохранял невозмутимый вид.
Пришли Луис и Лопес. Доминик уже успел оседлать лошадь, которую дал ему дон Хаиме.
— Едем, — сказал дон Хаиме, вставая, — время не терпит!
Доминик простился с дамами.
— Надеюсь, мы еще увидимся? — спросила донья Мария.
— Вы очень любезны. Почту за счастье воспользоваться вашим приглашением!
Когда мужчины выходили, донья Мария удержала брата за руку.
— Вы знаете этого человека? — спросила она дрожащим голосом.
— Разумеется!
— Он в самом деле француз?
— По крайней мере, все так считают, — ответил дон Хаиме, внимательно глядя на сестру.
— Я, наверное, сошла с ума, — прошептала она с глубоким вздохом, выпустив руку брата.
Дон Хаиме улыбнулся, но ничего не ответил. Вскоре послышался топот копыт — всадники мчались во весь опор.
ГЛАВА XX. Неожиданность
Всю дорогу, до самого вечера, всадники хранили молчание. Уже на заходе солнца показалось на обочине разрушенное ранчо. По знаку дона Хаиме все остановились.
Из ранчо вышел человек, бросил взгляд на приехавших и молча ушел. Через несколько минут он снова появился, но уже с задней стороны ранчо, ведя на поводу двух оседланных лошадей. На них пересели дон Хаиме и Доминик. Еще на двух, которых вывел незнакомец, пересели Луис и Лопес.
— В путь! — скомандовал дон Хаиме.
Всадники мчались так быстро, что в темноте ночи были похожи на летящих по воздуху призраков. Они проскакали всю ночь. Около пяти утра снова переменили коней и двинулись дальше. Уже пятнадцать часов не сходили они с седла, но не обнаруживали ни малейших признаков усталости.
Время близилось к десяти, когда в лучах яркого солнца засверкали купола собора в Пуэбло.
Примерно в полулье от города они по знаку дона Хаиме свернули с дороги на еле заметную тропинку, скрытую в тростнике, и через час достигли широкой лужайки, где стоял шалаш.
— Здесь мы остановимся, — сказал дон Хаиме. — Пусть Луис отправится на свое ранчо, где сейчас находится граф де ля Соль со своими слугами, и приведет их сюда, а ты, Лопес, пойдешь за провиантом.
— А мы с вами останемся здесь? — спросил Доминик.
— Нет, я отправлюсь в Пуэбло! — ответил с улыбкой дон Хаиме.
Но как только Лопес и Луис ушли, дон Хаиме с Домиником вошли в шалаш.
Такие шалаши мексиканцы называют «эрманадо», что значит «сплетенный из веток». Несмотря на неказистый вид, они очень удобны. Защищают и от дождя, и от солнца. Внутри шалаша, разделенного на две половины плетеной перегородкой, было очень уютно.
Дон Хаиме, а за ним и Доминик сразу перешли во вторую половину. Вдруг дон Хаиме остановился, вытащил из-под кучи сена клинок и стал копать землю.
Доминик взглянул на него с удивлением.
— Что вы делаете?
— Как видите, открываю вход в подземелье, помогите же мне!
Вдвоем они быстро докопались до каменной плиты с приделанным к ней металлическим кольцом.
Как только плита была сдвинута, показались высеченные в скале ступеньки.
— Спустимся! — сказал дон Хаиме и зажег факел. Доминик с интересом огляделся вокруг. Они спустились на семь-восемь метров под землю и очутились перед просторным восьмиугольным помещением с расходящимися в разные стороны подземными галереями.
Здесь сложено было всевозможное оружие и одежда. Тут же находилось ложе, покрытое листьями, заменяющими тюфяк, и шкурами вместо одеял, и висела полка с книгами.
— Это одно из моих убежищ, — сказал, улыбаясь, дон Хаиме, — есть еще несколько таких же, разбросанных по всей Мексике. Это подземелье времен ацтеков. Очень давно мне рассказал о нем один старый индеец. Ведь эта провинция когда-то была святым местом, где совершались языческие обряды и стояло множество храмов. Подземные ходы позволяли священникам незаметно перемещаться и, словно бы чудом, появляться то здесь, то там, будто они вездесущи. Позднее эти подземелья превратились в убежища для индейцев во время преследований их испанцами. Проникнуть сюда незаметно нельзя. Ходы, которые перед вами, с одной стороны ведут к обелиску в Чолулу, с другой — к центру Пуэбло, есть также и другие выходы. Во время борьбы за независимость повстанцы с большой пользой для себя пользовались подземельем, нынче же про него совсем забыли.
— Позвольте, — сказал Доминик, внимательно выслушав дона Хаиме, — вы говорите, что проникнуть сюда незаметно нельзя.
— Совершенно верно.
— Не могу понять, почему?
— Очень просто. Видите эту галерею?
— Вижу.
— Так вот, она доходит до единственной тропинки, по которой можно к нам проникнуть и кончается небольшим, скрытым ветвями отверстием, через которое, я не берусь вам объяснить почему, сюда доносятся все звуки, даже едва уловимые, причем с необыкновенной отчетливостью. Поэтому, если кто-то приблизится, мы сразу услышим.
— В таком случае все в порядке.
— К тому же в случае необходимости это отверстие можно закрыть, есть другой ход, по галерее, которая за вами.
Вдруг дон Хаиме стал раздеваться.
— Зачем вы это делаете? — спросил Доминик.
— Хочу облачиться в монашеское одеяние и пойти за «языком», чтобы узнать, как обстоят дела в Пуэбло. Жители там очень религиозны, и в монашеском одеянии я, не вызывая подозрений, добуду нужные мне сведения.
Доминик сел и задумался.
— Что с вами, мой друг, вы грустите?
— Да, мне грустно, — вздрогнув, ответил молодой человек почти шепотом.
— Почему? Разве я не обещал вам отыскать донью Долорес?
Доминик побледнел и опустил голову.
— Презирайте меня, я подлец!
— Вы, дон Доминик? Великий Боже, вы нарушили клятву?
— Нет, но я предал друга, — он тяжело вздохнул, — я полюбил его невесту. — Последние слова он произнес едва слышно.
Дон Хаиме остановил на Доминике взгляд своих ясных глаз и сказал:
— Я знал это.
— Знали? — вскричал Доминик.
— Да, знал! — повторил дон Хаиме.
— И вы не презираете меня?
— За что? Разве волен человек в своих чувствах?
— Но ведь она невеста графа!
— А она любит вас? — спросил дон Хаиме.
— Откуда мне знать? Я сам себе боюсь признаться в своей любви.
Настало долгое молчание. Дон Хаиме неспеша переодевался, внимательно глядя на молодого человека, и вдруг сказал:
— Граф не любит донью Долорес!
— Возможно ли это? Дон Хаиме расхохотался.
— Ты, как и все влюбленные, не можешь понять, что кто-то по-другому относится к предмету твоего обожания.
— Но ведь граф на ней женится!
— Должен жениться!
— Не затем ли он приехал в Мексику?
— Затем.
— Значит, женится на ней. Дон Хаиме пожал плечами.
— Это еще неизвестно.
— Но граф на все готов, только бы спасти донью Долорес!
— Это доказывает лишь, что граф человек благородный, но не забудьте, что с доньей Долорес его связывают узы родства, и, рискуя ради нее жизнью, он выполняет свой моральный долг.
— И все же он ее любит!
— Тогда я скажу яснее: донья Долорес не любит графа!
— Вы уверены?
— Я это знаю.
— О! Если бы я мог в это поверить, у меня оставалась бы хоть какая-то надежда!
— Вы просто мальчишка. Ну, я пошел, а вы поклянитесь, что до моего возвращения не покинете этого убежища.
— Клянусь!
— Надейтесь! Я иду по важному делу.
Дон Хаиме пожал Доминику руку и скрылся в боковой галерее.
Прислушиваясь к удалявшимся шагам, Доминик погрузился в размышления. Потом прошептал:
— Он сказал: «Надейтесь!»
Но оставим пока Доминика и последуем за доном Хаиме.
Подземелье находилось примерно в полулье от города, и все расстояние надо было пройти под землей, но это нисколько не беспокоило дона Хаиме. Он шел уверенно по галерее, куда через невидимые щели проникал свет и можно было без труда ориентироваться в бесчисленных лабиринтах.
Не прошло и часа, как дон Хаиме вышел к ступеням, высеченным в скале, перевел дух, поднялся наверх, нащупал пружину, надавил на нее, плита бесшумно отделилась от стены и показала выход. Оказавшись снаружи, дон Хаиме толкнул каменную плиту, которая тотчас же заняла свое прежнее положение. Дон Хаиме огляделся. Он был совершенно один в часовне при соборе в Пуэбло. Подземный ход, приведший его сюда, был скрыт находившейся в углу исповедальней.
Дон Хаиме покинул часовню и вышел на площадь Майор, совершенно безлюдную — было около полудня — время сиесты.
Дон Хаиме надвинул на глаза капюшон, низко опустил голову, медленным шагом пересек площадь и углубился в одну из примыкающих к ней улиц.
Вскоре он приблизился к красному дому с двором и садом, сплошь усаженным цветущими апельсинами и гранатами. Калитка не была заперта, только притворена. Дон Хаиме вошел и очутился на посыпанной песком аллее, ведущей к дому, с широкой верандой, типичной для Мексики. Дон Хаиме с опаской огляделся, в саду никого не было. Он двинулся дальше, но не по направлению к дому, а по боковой аллее и после нескольких поворотов попал к другому входу. От него шла дорожка, видимо, к служебным помещениям. Тут дон Хаиме поднес к губам серебряный свисток на золотой цепочке, висевший у него на шее, и легонько свистнул. Звук был удивительно нежный, мелодичный. В следующий момент раздался ответный свист, дверь отворилась, и на пороге показался человек. Обменявшись условными знаками, оба скрылись в доме. Они долго шли в полном молчании, пока не остановились у одной из дверей. Тот, что встретил дона Хаиме, отворил ее, пропустил гостя, но сам не вошел, только затворил дверь.
Комната, в которую вошел дон Хаиме, была обставлена с большим вкусом. На окнах — плотные занавеси, защищающие от солнца, на полу — тростниковые циновки, которые умеют плести только индейцы. Комнату разделял на две половины висевший посредине гамак из волокон алоэ.
В гамаке крепко спал какой-то человек.
Это был не кто иной, как дон Мельхиор де ля Крус. Рядом, на низком столике из сандалового дерева, лежал нож с серебряной, инкрустированной золотом ручкой и лезвием в форме жала змеи и две прекрасной работы шестиствольных револьвера.
Даже в Пуэбло, в собственном доме, дон Мельхиор принимал меры предосторожности. И, видимо, не напрасно. Сейчас перед ним стоял один из его опаснейших врагов.
Дон Хаиме несколько мгновений смотрел на спящего, потом неслышно приблизился к гамаку, взял со стола нож и револьверы, спрятал под одежду и коснулся рукой дона Мельхиора.
Этого слабого прикосновения было достаточно, чтобы молодой человек открыл глаза и потянулся рукой к столу.
— Бесполезно, — спокойно заметил дон Хаиме. — Оружия там нет.
Дон Мельхиор сразу узнал голос Оливье.
— Кто вы? — спросил он, с ненавистью глядя на дона Хаиме.
— Неужели вы не узнали меня? — насмешливо промолвил дон Хаиме.
— Кто вы? — повторил дон Мельхиор.
— Вы хотите повнимательнее меня рассмотреть? — Оливье откинул капюшон.
— Дон Адольфо! — в ужасе прошептал молодой человек.
— Вы удивлены? Странно! — продолжал дон Хаиме, посмеиваясь. — У вас были все основания меня ожидать. После минутного раздумья дон Мельхиор сказал:
— Может, оно и к лучшему, — и сел на край гамака с беззаботным видом. Дон Хаиме рассмеялся.
— Вот и прекрасно! Я рад видеть вас в добром расположении духа. Давайте поговорим! Времени у нас достаточно!
— Значит, не намерение убить привело вас ко мне?
— Какие, однако, скверные мысли приходят вам в голову! Я не палач! О, нет. Да хранит меня Бог!
— И все же вы явились, чтобы убить меня, — запальчиво крикнул дон Мельхиор. — Вы — переодетый злодей!
— Вы повторяетесь, а это скучно. Обстоятельства вынудили меня прийти переодетым! — промолвил дон Хаиме и с издевкой спросил: — Ну что, довольны вы Хуаресом? Хорошо он вам заплатил за предательство? Я слышал, что он очень скуп, как и все индейцы, потому, вероятно, ограничился одними обещаниями?
Дон Мельхиор презрительно улыбнулся.
— Итак, вы явились сюда, чтобы побеседовать со мной об этих пустяках? — спросил он.
Дон Хаиме вскочил, выхватил из-под одежды револьверы и, бросившись к дону Мельхиору, вскричал с презрением:
— Нет, злодей! Я пришел размозжить вам голову, если вы не скажете, что вы сделали с вашей сестрой, доньей Долорес!
ГЛАВА XXI. Пленники
Несколько секунд длилось молчание. Его прервал дон Мельхиор. Расхохотавшись, он сказал:
— Вот видите, я был прав. Вы пришли убить меня!
— Нет, — вскричал дон Хаиме, — я не стану вас убивать. Слишком много чести для такого негодяя, как вы. Но я знаю, как добиться от вас ответа!
— Попробуйте, — ответил дон Мельхиор, закурил и стал выпускать синеватые кольца дыма. — Что же вы медлите? Я жду!
— Давайте договоримся! Я возвращаю вам свободу, а вы отдаете донью Долорес графу де ля Соль, ее родственнику и жениху.
— Это дело серьезное, — ответил дон Мельхиор, — не забывайте, что я — законный опекун сестры.
— Опекун?
— Да, отец умер!
— Дон Андрес деля Крус умер?! — вскричал дон Хаиме.
— Увы, да! — ответил дон Мельхиор, театрально закатывая глаза. — Третьего дня вечером, а вчера утром похоронили. Бедный старик не вынес обрушившихся на нашу семью несчастий. Так больно было смотреть на него!
Снова наступило молчание. Дон Хаиме в раздумье ходил по комнате. Вдруг он вплотную подошел к дону Мельхиору и сказал:
— Отвечайте прямо — согласны вы возвратить свободу вашей сестре или нет?
— Нет! — решительно ответил Мельхиор.
— Что же, дело ваше, в таком случае пеняйте на себя! — холодно заметил дон Хаиме.
В это время дверь отворилась и вошел элегантно одетый молодой человек высокого роста.
Насмешливая улыбка тронула губы дона Мельхиора.
«Дело, однако, может обернуться для дона Адольфо совершенно неожиданным образом», — подумал дон Мельхиор со злорадством.
Молодой человек между тем поклонился и, пожимая руку дону Мельхиору, сказал:
— Я, кажется, помешал вам? — Он спокойно окинул взглядом дона Хаиме.
— Напротив, дон Диего, вы пришли весьма кстати! Но скажите, что привело вас в столь неурочный час?
— Я пришел сообщить вам приятную новость. Граф де ля Соль, ваш заклятый враг, в наших руках, но поскольку он француз, должны быть соблюдены все формальности, поэтому генерал решил отправить его под надежной охраной к президенту. И еще одна не менее приятная новость: вы назначаетесь начальником охраны.
— Черт возьми! — вскричал дон Мельхиор. — Вы — настоящий друг! А теперь взгляните на этого монаха! Узнаете вы его? Тот самый дон Адольфо, дон Оливье, дон Хаиме, еще черт его знает кто, которого мы так давно ищем.
— Не может быть! — вскричал дон Диего.
— Совершенно точно! — подтвердил дон Хаиме.
— Не пройдет и часа, как вы будете расстреляны и умрете, как бандит и изменник! — воскликнул дон Мельхиор.
— Скорее всего, он будет расстрелян, — заметил дон Диего, — но это может решить только президент: этот сеньор выдает себя за француза.
— Все эти дьяволы — французы! Проклятая нация! — тихо произнес раздосадованный дон Мельхиор.
— Я не стану вам объяснять, как опасно ехать с таким спутником, и отправлю его к президенту под усиленной охраной.
— Нет, нет, прошу вас, не делайте этого! Напротив, я охотно возьму его с собой, и будьте покойны, он не уйдет от меня, несмотря на всю свою хитрость, только надо его прежде обезоружить.
Дон Хаиме, не сказав ни слова, отдал оружие дону Диего.
В это время вошел слуга и доложил, что стража прибыла.
— Вот и прекрасно! — сказал Мельхиор. — Теперь можно трогаться в путь.
Лакей подал хозяину саблю, два револьвера и плащ, пристегнул ему шпоры.
— Дон Адольфо, или как вас там величают, не соблаговолите ли покинуть комнату первым?
Дон Хаиме молча выполнил требование.
Примерно двадцать пять-тридцать солдат в разномастной одежде, а то и просто в рванье, скорее напоминавших шайку бандитов, уже дожидались у дома. Справедливости ради, следует заметить, что лошади и оружие у них были отменные.
Они окружили графа де ля Соль и двух его слуг. Торжествующая улыбка появилась на лице дона Мельхиора при виде графа, но тот даже не удостоил взглядом своего врага.
Лошадь дона Хаиме была уже оседлана. По знаку дона Диего он вскочил в седло, кивнул графу и вплотную подъехал к нему.
Дон Мельхиор тоже сел на коня.
— До свидания, мой друг, — сказал ему дон Диего, — счастливого пути!
— Прощайте! — ответил дон Мельхиор. Они тронулись в путь. Было около двух часов пополудни, жара понемногу спадала, и город оживал. Открывались одна за другой лавки, в дверях появлялись торговцы, сонно глядя на прохожих.
Дон Мельхиор ехал впереди, с трудом сдерживая радость от сознания, что заклятые его враги у него в плену Они ехали довольно долго, когда, наконец, командир отряда подъехал к дону Мельхиору.
— Люди устали, пора располагаться на ночлег.
— Надо найти надлежащее место
— Неподалеку отсюда есть брошенное ранчо Мы могли бы там прекрасно устроиться
— Не возражаю
Командир отряда поехал впереди и свернул по едва заметной тропинке в лес.
Не прошло и часа, как они выехали на широкую лужайку, где стояло ранчо, и спешились.
Но только дон Мельхиор вошел в дом, посмотреть, годится ли он для ночевки, как его схватили, сунули кляп, завязали глаза, завернули в плащ и связали. Все произошло с такой быстротой, что дон Мельхиор не успел опомниться. Через несколько минут он услышал удаляющийся топот копыт и звон сабель и понял, что солдаты бросили его на произвол судьбы. Почти одновременно его подняли и понесли вниз по ступеням. Несли минут десять, потом опустили, на мягкое ложе, видимо, покрытое шкурами, и оставили одного. Он понял, что находится в подземелье.
Вскоре послышались шаги, дона Мельхиора подняли и опять понесли.
На сей раз его несли довольно долго, носильщики несколько раз менялись, наконец, дон Мельхиор почувствовал, что он уже не в подземелье, а наверху
Его опустили на землю
— Развяжите пленника! — раздался поразивший дона Мельхиора чей-то резкий голос.
Мельхиора тотчас же развязали, вынули кляп изо рта, сняли повязку с глаз.
Дон Мельхиор огляделся. Он стоял на высоком холме, а внизу простиралась равнина. Ночь была темная, вдали виднелись освещенные окна домов Пуэбло. Люди, которые его окружали, все были в масках, с зажженными факелами, в их колеблющемся на ветру пламени все казалось призрачным, нереальным
Холодная дрожь проняла дона Мельхиора, он понял, что попал в руки масонов, потому что сам был масоном.
Масоны стояли, не шелохнувшись, как статуи.
В наступившей тишине дон Мельхиор слышал звук собственного сердца.
Наконец один из масонов выступил вперед и спросил:
— Дон Мельхиор де ля Крус, знаете ли вы, где находитесь и кто перед вами?
— Знаю! — процедил сквозь зубы дон Мельхиор.
— Признаете ли вы за нами право судить вас?
— Да! Потому что на вашей стороне сила и сопротивление бесполезно.
— Не в этом дело. И вы это прекрасно знаете, — возразил человек в маске. — По доброй воле вошли вы в наше братство, связали себя клятвой и дали нам право судить вас, если вы ее нарушите!
— Я не собираюсь оправдываться. Ведь приговор мне уже вынесен Приступайте же скорее к его исполнению!
Человек в маске метнул на Мельхиора сверкающий взгляд.
— Дон Мельхиор, — продолжал он, отчеканивая каждое слово, — знайте же, вас судят не за убийство отца, не за воровство! За измену отечеству! Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Я уже сказал, что оправдываться не желаю! — твердо заявил дон Мельхиор.
— Дело ваше! — заметил человек в маске и, воткнув в землю факел, обратился к остальным: — Братья! Какого наказания заслуживает этот человек?
— Смерти! — ответили все в один голос.
Ни единый мускул не дрогнул в лице дона Мельхиора.
— Вы приговорены к смерти, — продолжал масон, — и приговор будет приведен в исполнение тотчас же. Приготовьтесь же предстать перед Всевышним. В вашем распоряжении полчаса.
— Какую вы мне уготовили смерть?
— Виселицу!
— Что же! Эта смерть ничуть не хуже других! — заметил дон Мельхиор с горькой иронией.
— Но мы признаем за собой право только на ваше тело, а не на душу, поэтому духовник исповедует вас.
— Благодарю! — с той же иронией ответил дон Мельхиор.
Наступило молчание. Как будто все ждали мольбы о пощаде, но дон Мельхиор не проронил ни слова. Тогда масон трижды взмахнул факелом и погасил его.
В тот же момент погасли остальные факелы, и дон Мельхиор остался один во мраке. Лишь шелест листьев да треск веток нарушили тишину.
Однако приговоренный прекрасно знал, что невидимые враги следят за каждым его движением.
Каким бы смелым и отчаянным ни был человек, сколько бы ни стоял лицом к лицу со смертью в двадцать пять лет, когда жизнь только начинается и все видится в розовом свете, трудно без дрожи смириться с мыслью о смерти, спокойно смотреть в ее разверстую пасть, особенно если человек полон сил, пусть даже он испытывает угрызения совести и раскаялся в содеянном.
Неудивительно поэтому, что Мельхиор покрылся холодным потом, лицо его стало мертвенно бледным. Вдруг кто-то легонько тронул его за плечо. Мельхиор вздрогнул и поднял голову.
Перед ним стоял монах с опущенным на глаза капюшоном.
— Вот и монах! — вскричал Мельхиор.
— Встаньте на колени, сын мой, — тихо, но очень внятно произнес монах. — Я буду исповедовать вас.
Голос показался Мельхиору знакомым и он пристально посмотрел на священника. Но тот по-прежнему спокойно стоял перед ним.
Эти двое на вершине холма при слабом свете нескольких факелов в сгустившемся мраке казались какими-то неправдоподобными.
— За нами следят, — произнес монах, — старайтесь ничем не выдать себя, соберите всю свою волю. Надо поторопиться, время не терпит. Вы узнаете меня?
— Да! — прошептал дон Мельхиор. У него появилась надежда на спасение, столь свойственная человеческой природе, даже в таком, казалось бы, безвыходном положении.
— Вы — дон Антонио де Касебар!
— Да, только в монашеском одеянии. Я входил в Пуэбло, как вдруг меня окружили люди в масках, стали допытываться, действительно ли я священник, потом схватили меня и доставили сюда. Я был свидетелем суда над вами и думал, что было бы со мной, узнай они меня. Ведь я чудом спасся! Но что бы ни случилось, я готов разделить вашу участь. У вас есть оружие?