ГЛАВА X. Переговоры

В бумаге, которую слуга-индеец передал капитану де Лавилю и которая вызвала в нем такое волнение, заключалось одно только имя, но это имя было хорошо известно в Гетцали — имя графа Луи-Максима-Эдуарда де Пребуа-Крансе. Колонисты Гетцали слышали о французской экспедиции, организуемой в Сан-Франциско для разработки неисчерпаемых рудников Планча-де-Плата. Они знали также и о том, что этот отряд достиг Гуаймаса, но с тех пор до них не доходило никаких известий, и колонисты ровно ничего не знали о последующей судьбе этого предприятия.

Капитан был вполне уверен в том, что руководителем этой экспедиции был граф Пребуа-Крансе. Вместе с тем по нескольким словам, вырвавшимся у графа во время его пребывания на асиенде, де Лавиль догадывался об интригах мексиканского правительства, направленных против графа. Поэтому, прочитав его имя, он сейчас же воскликнул: — Он здесь?! Что же такое случилось? И де Лавиль немедленно отправился навстречу графу в полной уверенности, что тот, лишившись покровительства закона за какой-нибудь проступок, пришел к нему искать помощи и убежища.

Неожиданный визит полковника Суареса странным образом совпал с прибытием графа и только подтверждал для капитана справедливость его предположений. Все наводило его на мысль, что полковник привез предписание не принимать изгнанника в колонию и в случае его появления захватить и передать в руки мексиканского правительства.

Не колеблясь ни одной минуты, де Лавиль решил не только не выдавать графа, но оказать ему самое широкое покровительство. Читатель видит, что капитан де Лавиль был не так уж далек от истины.

Дон Луи и Валентин, сидя в креслах, курили и беседовали, на столе перед ними стоял отвар из тамариндовых ягод, который они пили маленькими глотками, рассчитывая освежиться после продолжительного пути.

Дверь отворилась, и вошел капитан. Все трое раскланялись, горячо пожали друг другу руки. После обычных приветствий де Лавиль пригласил гостей садиться.

— Какие обстоятельства, граф, привели вас в Гетцали? — начал он.

— Гм, вы бы спросили, какой ураган, это было бы вернее. Никогда мне не приходилось подвергаться такой ужасной буре, которая грозит мне сейчас.

— О! Рассказывайте скорее, в чем дело, я считаю излишним уверять вас в своей преданности.

— Благодарю, но прежде всего позвольте спросить: кто заступил на место графа Лорайля в управлении колонией?

— Я, — скромно ответил молодой человек.

— Неужели? Как я рад! — откровенно сказал граф. — Лучшего преемника ему невозможно желать.

— Граф, — смущенно пробормотал юноша.

— Честное слово, капитан, я откровенно говорю вам то, что чувствую. Неужели это вас задевает?

— Нисколько, — улыбнулся капитан.

— В таком случае все отлично. Я уверен, в моих интересах довериться вам.

— Вы правы.

— Позвольте представить вам самого моего близкого друга. Вы доставите мне большое удовольствие, если поближе сойдетесь с ним. По всей вероятности, вы уже о нем слышали. Это тот французский охотник, которого индейцы и американцы прозвали Искателем Следов.

Капитан быстро вскочил со своего места и протянул руку охотнику.

— Так это вы! — воскликнул он. — Вы Валентин Гилуа?

— Да, капитан, — с поклоном ответил тот.

— О, я очень рад познакомиться с вами лично, — с жаром заговорил молодой человек. — Здесь вас все очень любят и уважают, вы с достоинством носите французское имя, которым мы так гордимся. Благодарю вас, граф. Боюсь, мне не удастся вполне отблагодарить вас за доставленное удовольствие. Требуйте от меня любой услуги.

— Боже мой, — ответил граф, — в настоящее время я не стану требовать очень многого. К вам скоро приедет, если еще не приехал, один из адъютантов генерала Гверреро.

— Полковник Суарес?

— Да, он здесь.

— Уже?

— Уже. Прибыл час тому назад.

— Он вам ничего не говорил?

— Нет, до сих пор нам еще не пришлось побеседовать.

— Тем лучше. Я прошу спрятать меня в такое место, откуда можно услышать весь разговор, самому оставаясь незамеченным.

— С удовольствием. Рядом с той комнатой, в которой он ждет, находится кабинет, отделенный от нее одной только занавеской. Но можно сделать еще лучше.

— Как же?

— Вы с ним знакомы?

— Я?

— Да, знает ли он вас в лицо?

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Вполне.

— А вашего друга он также не знает?

— Тоже нет.

— Отлично, я все устрою. Поговорим теперь о ваших личных делах.

— О нет, это бесполезно.

— Почему же?

— Потому что полковник сообщит вам обо мне гораздо больше, чем могу сказать я сам.

— Значит, вы думаете, он из-за вас приехал?

— Я в этом нисколько не сомневаюсь.

— Отлично. Не беспокойтесь ни о чем.

— Мы на вас надеемся.

— До скорого свидания. Капитан вышел.

Полковник находился все в том же положении, как мы его оставили. Он уже успел выкурить значительное количество папиросок из маисовой соломы, никотин начал оказывать влияние на его мозг, веки отяжелели, и полковника стало клонить ко сну.

Капитан своим внезапным приходом сразу вывел его из этого оцепенения.

— Простите меня, полковник, я заставил вас так долго дожидаться, но меня задержало одно непредвиденное дело.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, сеньор, — вежливо отвечал полковник. — Будьте любезны дать знать о моем приходе графу де Лорайлю, дела, из-за которых и приехал, не терпят ни малейшего отлагательства.

Капитан удивленно взглянул на полковника.

— Как, — произнес он, — вы хотите видеть графа де Лорайля?

— Конечно. Я должен передать ему депеши, которые привез с собой.

— Но ведь граф де Лорайль умер. Скоро исполнится год со дня его кончины. Неужели вы не знали об этом?

— Нет, я в первый раз слышу. Какое печальное известие!

— Странно. Но я отлично помню, что посылал нарочного к губернатору Соноры известить о смерти графа де Лорайля и сообщить, что соотечественники избрали меня на его место.

— Значит, ваш курьер не исполнил поручения. Может быть, он погиб дорогой?

— Боюсь, что так.

— Итак, теперь вы командир Гетцали?

— Да, полковник.

— Мне кажется, вы слишком молоды для такого трудного поста.

— Полковник, — ответил де Лавиль с некоторой важностью, — мы, французы, не придаем никакого значения ни росту людей, ни их возрасту…

— Иногда это бывает совершенно некстати. Впрочем, это меня не касается. Позвольте узнать, с кем имею честь говорить?

— С шевалье Шарлем де Лавилем. Полковник поклонился.

— Позвольте сообщить вам, кабальеро, содержание депеши.

— Прошу, мсье, подождать одну минутку, — живо ответил капитан, — я не имею права выслушивать вас один, я должен пригласить двух старших колонистов.

— Зачем?

— Таков у нас закон.

— Ну что же, пожалуйста.

Капитан позвонил в колокольчик, и на его звон вошел слуга.

— Попросите тех двух господ, которые сидят в зеленом кабинете, пожаловать сюда, — приказал он слуге. Тот вышел.

— Как, эти люди ждут вашего приказания? — недоверчиво заметил полковник.

— Да. Предполагая, что вы привезли важные депеши, я предупредил их об этом, не желая заставлять вас дожидаться.

— А! Весьма благодарен вам за эту любезность — время для меня очень дорого.

В эту минуту дверь открылась, вошли граф и Валентин.

Полковник, стараясь понять, с кем имеет дело, испытующе посмотрел на вошедших. Но ему не удалось ничего прочесть на этих холодных, бесстрастных лицах, и тот и другой походили на мраморные статуи.

— Господа, — обратился к ним капитан, — дон Винсенте Суарес, адъютант генерала дона Себастьяна Гверреро, военного губернатора Соноры. Полковник Суарес — два моих товарища.

Все трое чинно раскланялись друг с другом.

— Теперь, господа, — продолжал капитан, — прошу всех садиться. Полковник сообщит нам содержание депеш, привезенных с собой. Вероятно, эти депеши очень важны, так как полковник ни на минуту не останавливался с самого Гуаймаса.

— Говорите, полковник, мы вас слушаем.

Полковник принадлежал к числу людей, для которых обман является самым обыкновенным делом. Он всюду подозревал какие-нибудь происки. Так было и в данном случае. Далекий от того, чтобы догадаться об истине, он, тем не менее, понял сразу, что его водят за нос, хотя ему была совершенно неясна цель этого обмана. Ему не удалось прибегнуть ни к каким уловкам. Волей-неволей пришлось покориться.

Полковник вторично посмотрел на двух незнакомцев, точно желая проникнуть в их мысли, но эта попытка не увенчалась успехом.

— Senores caballeros, — начал он тогда, — я не сомневаюсь, что вы не забыли о тех милостях, которыми осыпало вас мексиканское правительство.

— Осыпало — это мило сказано, — с улыбкой прервал его де Лавиль, — но продолжайте, полковник.

Слегка смущенный этой злой насмешкой, полковник решил говорить дальше.

— Правительство и теперь готово сделать для вас все, в чем вы только будете нуждаться.

— От этого мы вас избавим. Благодеяния вашего правительства обходятся нам слишком дорого.

Разговор, завязанный в таком тоне, не обещал привести к дружескому соглашению. Но полковник не падал духом. Он мало заботился о результате переговоров, отлично сознавая, что тот, кто его послал, не постесняется, если захочет, осудить его при любом раскладе.

— Итак, — продолжал он, — я должен передать вам следующее предложение.

— Простите, полковник, не лучше ли будет прежде, чем говорить о самом предложении, указать нам на его мотивы?

— Senores caballeros, мне кажется, эти мотивы вам хорошо известны.

— Мсье, мы даже не догадываемся о них, и вы нас очень обяжете…

Граф и Валентин сидели неподвижно, точно статуи. Такая таинственность чрезвычайно беспокоила полковника.

— Мотивы очень просты. Из этого письма, — сказал полковник, передавая де Лавилю запечатанный пакет, — вы узнаете все.

Де Лавиль взял пакет, распечатал его, и быстро пробежав глазами послание, тотчас же скомкал.

— Полковник, — начал он твердым голосом, — губернатор Соноры забывает, что в колонии Гетцали находятся только французы, значит, там не может быть изменников. Мы сохранили свою национальность, несмотря на то что поселились в чужой стране. Если мексиканские законы не хотят оказать нам покровительства, то мы в нем не нуждаемся и сами сумеем защитить свою свободу.

— Эти угрозы… — прервал полковник.

— Это вовсе не угрозы, — решительно продолжал молодой человек. — Генерал Гверреро оскорбляет нас, французов, требуя бросить на произвол судьбы своего соотечественника, которого мы уважаем за его честность, мужество и благородство. Генерал приказывает нам не только отказать ему в поддержке, но и выдать его мексиканскому правительству. Он угрожает лишить нас покровительства закона, если мы протянем руку помощи графу, которого генерал считает разбойником и бунтовщиком. Пусть он поступает так, как ему нравится, но письмо с верным человеком будет переслано нашему посланнику в Мехико вместе с жалобой на постоянные притеснения мексиканских властей, жертвами которых мы стали с первого дня пребывания на этой территории.

— Вы напрасно возмущаетесь этим предложением, капитан, — ответил полковник. — Генерал к вам очень расположен. Я нисколько не сомневаюсь, что он сделает для вас много полезного, если вы согласитесь с ним. Что за дело вам, мирным колонистам, до этого бунтовщика-графа, которого вы даже и не знаете. Ваши собственные интересы требуют выдать этого злодея, для которого нет ничего святого. Прибыв в нашу страну, он запятнал себя самыми отвратительными преступлениями. Положитесь на меня, капитан, и оставьте тот гибельный путь, на который вы хотите ступить, откажитесь от помощи этому негодяю.

Капитан невозмутимо выслушал длинную тираду мексиканца, между тем как граф и его товарищ с трудом сдерживались. Наконец полковник замолчал, граф окинул его презрительным взглядом.

— Вы закончили? — сухо спросил де Лавиль мексиканца.

— Да, — смущенно ответил тот.

— Отлично, я очень рад, что переговоры наши подошли к концу. Будьте добры сесть на лошадь и немедленно покинуть колонию. Что касается генерала Гверреро, то я сам передам ему свой ответ.

— Я удаляюсь, сеньор. Когда же генерал должен ждать вашего ответа?

— Раньше чем через сутки. Ступайте.

— Я слово в слово передам генералу нашу беседу.

— Этим вы доставите мне большое удовольствие. До свидания, мсье.

— Как, до свидания? Значит, вы лично привезете ему свой ответ?

— Возможно, — насмешливо заявил капитан де Лавиль. Полковник был крайне пристыжен таким негостеприимным приемом. Он вышел под конвоем трех колонистов, не позволявших ему произнести ни одного слова. Лошадь уже ожидала его во дворе. Один из стрелков держал ее под уздцы. Полковник вскочил в седло и быстро тронулся в путь. Он спешил выехать из колонии. Однако, доехав до ворот, он обернулся и посмотрел назад. «Кто же были эти два незнакомца?»

Затем он пришпорил лошадь.

После его отъезда капитан крепко пожал руку дону Луи и с участием спросил:

— Теперь, дорогой граф, скажите, чем я могу быть для вас полезным?

ГЛАВА XI. План похода

Граф сердечно ответил на пожатие руки молодого человека. Лицо его стало печальным.

— Отчего вы мне не отвечаете? — спросил капитан. — Неужели сомневаетесь в моей готовности быть вам полезным?

— Не в этом дело, — грустно отвечал граф. — Я нисколько не сомневаюсь в вашем великодушии и благородстве и знаю, вы всегда придете мне на помощь.

— Что же вас смущает?

— Друг мой! — воскликнул граф. — Вы не можете себе представить, как я раскаиваюсь в том, что приехал сюда.

— Почему же?

— Нужно ли говорить? Земля, которую вы теперь обрабатываете, несколько лет назад была покрыта девственным лесом, он служил убежищем одним только хищным зверям. Теперь благодаря вашей работе, вашей энергии она превратилась в плодородную равнину, многочисленные стада пасутся на ваших лугах. В дикой, запущенной местности возникла колония цивилизованных людей. Земля начинает щедро вознаграждать вас за вложенный в нее труд, колония — на пути к процветанию. Близок тот день, когда другие последуют вашему примеру и, присоединившись к вам, помогут оттеснить диких индейцев в самую глубину непроходимых пустынь, сделают мексиканские границы безопасными и возвратят этой стране ее прежнее величие.

— Ну и что же? — спросил капитан.

— Мне кажется, — продолжал граф, — что, как иностранец, которому вы ровно ничем не обязаны, я не имею права втягивать вас в продолжительную борьбу, заставлять вмешиваться в спор, который нисколько вас не касается. При этом вы рискуете потерять все, и земля, возделанная вами с такими усилиями, возвратится в прежнее первобытное состояние. У меня возникает вопрос: имею ли я право требовать от вас разделить со мной мою несчастную участь?

— Я постараюсь разрешить ваши сомнения, — гордо отвечал молодой капитан. — Дорогой граф, мы находимся на расстоянии четырех тысяч лье от нашей страны, у самых границ пустыни. Нам больше не от кого ожидать помощи и покровительства. На далекой чужбине все французы должны смотреть друг на друга, как на братьев. Всякое оскорбление, нанесенное одному из нас, должны чувствовать все. Нас мало, врагам не трудно наносить нам всяческие оскорбления. Для нашей собственной пользы мы должны сблизиться еще теснее, чтобы добиться больших политических прав. Действуя общими силами, мы не только охраняем свою честь, но и защищаем свое отечество, свое французское имя, которым мы так гордимся и которое должны оберегать от всякого поношения.

— Вы прекрасно говорите, — помолчав, произнес Валентин. — Ваши слова тронули меня до глубины сердца. Чувство одиночества на чужбине заставляет нас сознавать общность наших интересов. Мы не должны допускать, чтобы презренные враги позволяли себе унижать нашу национальную честь. Франция вверила нам ее сохранность. Мы обязаны всем внушить уважение к нашему дорогому отечеству, хотя бы это и обошлось очень высокой ценой.

— Конечно, — горячо подхватил капитан, — мексиканское правительство, нарушая свои обязательства перед графом Пребуа-Крансе, оскорбило не отдельного человека, не какого-нибудь авантюриста, бродягу, а нанесло оскорбление всей Франции. Франция должна потребовать удовлетворения, и она это сделает. Мы поднимаем брошенную перчатку и отплатим за оскорбление. Если мы умрем, то умрем благородно. Я уверен, что наша смерть не пройдет бесследно, отечество будет гордиться нами, пролитая кровь воздвигнет себе мстителя. Далее, граф… Вы не чужой человек для нашей колонии. В самую критическую для нее минуту вы поддержали нас своей помощью и советом. Теперь очередь за нами, и уверяю: колонисты сумеют воздать вам за вашу услугу. Я закончил.

Граф не мог удержаться от улыбки.

— Хорошо, я с удовольствием принимаю вашу благородную поддержку. Было бы смешно, если бы я продолжал настаивать на своем отказе. Вы вправе были бы счесть это неблагодарностью с моей стороны.

— В добрый час, — весело сказал капитан. — Вижу, мы начинаем понимать друг друга. Я был уверен, что мне удастся убедить вас.

— Вы прекрасный товарищ, капитан, я не в силах вам противиться.

— Черт возьми! Вы явились как раз вовремя, чтобы заручиться нашей помощью.

— Как так?

— Если бы вы приехали двумя днями позже, то уже не застали бы меня здесь.

— Что это значит?

— Разве вы не заметили расставленные во дворе повозки? Мне предстояло отправиться во главе восьмидесяти лучших колонистов к золотым рудникам, о которых мы недавно случайно узнали.

— А-а…

— Да, но теперь экспедиция будет отложена, и отряд вместо экспедиции к золотым рудникам присоединится к вам. Я в этом почти убежден.

— То есть?

— Я не имею права распоряжаться отрядом и самовольно отложить экспедицию без общего согласия.

— Это справедливо, — ответил граф. Но по лицу его пробежала тень.

— Будьте спокойны, — начал уверять его капитан, — колонисты охотно дадут свое согласие, если будут знать, в чьих это интересах.

— Дай Бог, чтобы ваши слова оправдались… Все ли у вас готово к походу?

— Почти что так. Только я должен признаться, что мои погонщики ушли от меня, они тайно бежали из лагеря.

— Черт возьми! И уж, конечно, не забыли увести с собой всех мулов?

— Не оставили ни одного, так что я положительно не знаю, как повезу свою артиллерию и багаж.

— Хорошо, хорошо, мы поможем. У меня есть отличные повозки, и колония богата мулами.

— Гм! Я не знаю, как благодарить вас за ваши услуги.

— За мной дело не станет.

Все трое вошли в дом и продолжали вести беседу в той комнате, где еще недавно проходили переговоры с полковником Суаресом.

Капитан позвонил в колокольчик. На его зов явился слуга.

— Пусть все колонисты соберутся сегодня вечером по окончании работ. Я хочу сообщить им нечто важное.

Слуга молча поклонился.

— Принесите нам перекусить, — прибавил капитан. — Вы, конечно, отобедаете с нами? Ведь вам можно будет выехать только завтра, никак не раньше.

— Да, мы рассчитываем выехать с восходом солнца.

— Где ваш лагерь?

— В миссии de-Nuestra Sonora de los Angelos.

— Совсем рядом.

— О да, не более тридцати миль отсюда.

— Эта позиция одна из самых сильных. Вы долго на ней останетесь?

— Нет, я хочу сразу нанести решительный удар.

— Предусмотрительно. Вы должны внушить страх своим врагам.

Во время этого разговора двое слуг принесли стол, накрытый на троих.

— Пожалуйте за стол, — пригласил капитан.

Ужин отличался большой простотой. Иного нельзя было и требовать в этих условиях. Он состоял из дичи, маисовых лепешек, красных бобов и индейского перца, а также из напитков — пульке и каталонского рефино, самой крепкой водки, которая только существует.

У гостей проснулся настоящий волчий аппетит, да оно и понятно: ни граф, ни Валентин ничего не ели в продолжение тридцати часов. Они так и накинулись на расставленные перед ними кушанья.

Принеся стол, слуги тотчас же вышли, предоставив приятелям полную возможность вести беседу без боязни быть услышанными.

Утолив голод, они продолжили оставленный ими разговор, так как не могли забыть ни на минуту о том, что им предстояло сделать.

— Итак, — сказал капитан, — вы объявили решительную войну мексиканскому правительству?

— Вне всякого сомнения.

— Нельзя отрицать, у вас достаточно серьезный повод для начала военных действий: вы боретесь за свое право. Мне кажется, что для успеха дела нужно написать какой-нибудь девиз на своем знамени.

— Да, я изберу для этого такой лозунг, который привлечет на мою сторону население и обеспечит нам его поддержку.

— Что же вы думаете написать?

— Только два слова.

— Какие же?

— Независимая Сонора.

— Это блестящая мысль! Если в сердцах здешних жителей осталась хоть капля благородства и гордости, то таких слов достаточно, чтобы вызвать революцию.

— Я на это надеюсь, хотя и не вполне уверен в успехе. Ведь вы хорошо знаете мексиканцев. Их характер представляет какую-то странную смесь хороших и дурных инстинктов и не позволяет полностью доверять им.

— Боже мой, граф, это легко объясняется тем, что мексиканцы долгое время находились в рабстве. Целые века они провели в младенческом состоянии, теперь же выросли и уже считают себя настоящими людьми, не отдавая полного отчета в своем освобождении и не понимая всех выгод, с ним связанных.

— Но мы попробуем внушить им решимость. Надеюсь, среди них еще остались люди, способные воспрянуть духом при мысли о свободе.

— Что же вы рассчитываете сделать?

— Немедленно двинуться вперед. Чтобы не дать врагам возможности напасть внезапно, нельзя обороняться, нужно атаковать.

— Это очень важно.

— Сколько человек рассчитываете вы дать мне на подмогу?

— Восемьдесят всадников, находящихся под моей командой, о которых я вам уже говорил.

— Благодарю вас, но так как эта помощь для меня очень нужна, то скажите, когда я могу на них рассчитывать?

— Сегодня я получу их согласие, а дня через два они прибудут в миссию.

— Нельзя ли дать мне завтра утром мулов, повозки и погонщиков?

— С большим удовольствием.

— Хорошо. Я немедленно выступлю в Магдалену — это большое селение, расположенное на перекрестке двух дорог, ведущих в Урес и Эрмосильо.

— Я знаю его.

— Двигайтесь прямо туда, это поможет выиграть время.

— Я согласен и прибуду на место вместе с вами. Для меня это тем более удобно, что со мной будет только кавалерия без обоза, который отправится к вам раньше.

— Итак, вы скоро откроете военные действия?

— Да, я хочу нанести решительный удар. Если удастся овладеть хоть одним из трех главных городов Соноры, судьба похода обеспечена.

— Не слишком ли рискованное предприятие?

— Да, оно рискованно, но у меня нет другого выхода, только смелость может меня спасти.

— Не стану возражать. Теперь пойдемте туда, где уже собрались все наши колонисты. Я уверен, что они легко согласятся на мою просьбу, настроение среди них самое приподнятое.

Они вышли наружу.

Согласно распоряжению капитана, все колонисты собрались во дворе, они толпились, горячо обсуждая между собой предполагаемые причины, вызвавшие столь экстренное собрание.

При появлении капитана и его гостей немедленно воцарилось полное молчание, любопытство заткнуло рот самым ретивым болтунам.

Граф Пребуа-Крансе знал в лицо большую часть колонистов, его дружески приветствовали, все сохранили благодарную память о помощи, оказанной Луи колонии во время неожиданного нападения на нее апачей.

Капитан ловко воспользовался этим обстоятельством и откровенно объяснил товарищам, что заставило графа явиться в Гетцали и обратиться к ним за помощью.

Колонисты не могли бы назвать себя настоящими искателями приключений, если бы холодно отнеслись к подобному сообщению. Увлеченные безрассудным предприятием графа, они приветствовали его восторженными криками и немедленно решили поступить под команду дона Луи. Они предали забвению свою прежнюю затею и сосредоточили все помыслы на освобождении Соноры.

Если бы граф Пребуа-Крансе потребовал себе отряд в двести человек, то без сомнения, и в этом случае он не встретил бы отказа.

Капитан де Лавиль, счастливый достижением подобного успеха, от души благодарил товарищей за себя и за графа. Тотчас начали готовиться к выступлению в поход.

Все фургоны подверглись тщательному осмотру и оказались в отличном виде, в них нагрузили все, что только могло понадобиться во время экспедиции.

За час до захода солнца все приготовления были закончены, отборные мулы вверены заботам надежных погонщиков.

Луи и Валентин вскочили на коней.

Капитан вызвался проводить их на расстояние одной мили от колонии. Здесь они простились, условившись встретиться через три дня в Магдалене.

Мулы и повозки продвигаются в Мексике чрезвычайно медленно, там и понятия не имеют о благоустроенных дорогах, и часто путешественникам приходится прокладывать себе путь в зарослях при помощи топоров и мачете.

Эта неспешность приводила в полное отчаяние дона Луи и его молочного брата, спешивших в миссию, где их присутствие было крайне необходимо. Граф решил отделиться от каравана, чтобы поскорее добраться до миссии.

Отдав необходимые приказания погонщикам, друзья расстались с ними и, вонзив шпоры в бока своих лошадей, быстро поскакали вперед.

Американские лошади ведут происхождение от древних арабских скакунов, носивших на себе завоевателей Новой Испании, и сохраняют все отличительные качества своих предков. Они очень нетребовательны, небольшого количества альфальфы им достаточно для того, чтобы скакать целый день без питья и без отдыха. Эти лошади совсем не знают утомления, из всех аллюров им известен только галоп, проскакав в течение дня около двадцати пяти миль, они достигают ночлега, не проявляя признаков усталости.

Наши друзья ехали на отборных скакунах, поэтому неудивительно, что уже скоро они достигли миссии.

У первых баррикад их поджидал какой-то человек.

Это был Курумилла.

— Вас ждут, — сказал он, выходя им навстречу. — Поезжайте скорее.

Те последовали за ним, не понимая, как решился Курумилла выговорить такую длинную фразу.

ГЛАВА XII. Отец и дочь

Лагерь авантюристов сделался неузнаваем, он совершенно утратил свой мирный характер и принял воинственный вид, который вполне соответствовал настоящему положению дел. У каждого входа в миссию поставили по пушке под охраной отдельного отряда, орудия были наведены на окрестные поля. Вдоль длинной линии ружей, составленных в козлы, прохаживался часовой.