Несмотря на серьезность положения и на терзавшее его беспокойство, комендант, а вместе с ним офицеры не могли не улыбнуться по поводу странных доводов вакеро.
      - Объяснитесь, Сапата, - сказал дон Хосе, - тогда станет ясно, что нам следует думать о привезенных вами известиях.
      - Через десять минут после отъезда моего товарища, - сказал он, осмотрев кусты, в которых я заметил некоторое движение, я увидел пеона, такого перепуганного, что он не мог вымолвить ни слова, и только полчаса спустя, придя в себя, он смог рассказать мне о том, что ему довелось пережить. Пеон этот принадлежал старику Игнасио Рэйялю, одному из тех двоих, кому посчастливилось уцелеть от поголовной резни на Сан-Хосе, которую учинили апачи двадцать лет тому назад. Пеон и хозяин отправились за дровами, когда вдруг нагрянули индейцы. Пеон успел спрятаться в логовище какого-то зверя, но старику не удалось убежать и он попал в руки дикарей, которые убили его с неслыханной жестокостью. Тело его, истерзанное копьями, было превращено в сплошное месиво, а голова иссечена томагавками. Успокоив, насколько это было возможно, пеона, я оставил его в засаде. Я поехал в указанную им сторону и вскоре приметил полчища индейцев, тащивших за собой скот и пленных. Индейцы, как известно, все сметают на своем пути. Они быстро двигаются к 'президио, причем по мере продвижения от них время от времени отделяются отряды для нападения на асиенды. Асиенды Пьедро-Роза и Сан-Бласк больше не существуют. От них осталась куча пепла, под которым погребены их несчастные владельцы. Вот что я имею вам сообщить. Действуйте, как сочтете нужным.
      - А это? - спросил майор, указывая на кровавые трофеи, висевшие на поясе вакеро.
      - О! Пустяки, - сказал он с той же гордой улыбкой. - Когда я оказался слишком близко, индейцы заметили меня и, естественно, постарались схватить, ну вот и пришлось с ними немного посчитаться.
      - Эти индейцы, судя по всему, только часть степных грабителей, которые вернутся восвояси, как только утолят жажду грабежа.
      Тонильо покачал головой:
      - Не думаю! Их слишком много, они слишком хорошо вооружены и действуют слаженно. Полковник, у этих людей иная цель. Если я не ошибаюсь, они намерены вести с нами ожесточенную войну.
      Комендант переглянулся со своими офицерами.
      - Благодарю, - сказал он Сапате. - Вы поступаете, как честный мексиканец. Возвращайтесь на свой пост и удвойте бдительность.
      - Вы можете положиться на моих товарищей и на меня, полковник. Вы знаете, как мы ненавидим индейцев. - И, поклонившись присутствующим, Тонильо удалился.
      - Видите, сеньоры, - сказал комендант, - положение с каждой минутой становится все более опасным. Не будем терять времени на пустые рассуждения. Ступайте.
      - Позвольте, - сказал майор, - мне высказать свое мнение, прежде чем разойдемся.
      - Говорите, друг мой, мы вас слушаем.
      - В нашем нынешнем положении мы обязаны быть предусмотрительными. Президио находится в дальнем уголке страны и прибытие помощи сюда крайне затруднено. Возможно, президио окажется в длительной осаде и тогда мы рискуем быть побежденными голодом. Поэтому я предлагаю немедленно отправить посланца к генерал-губернатору, чтобы обрисовать наше критическое положение и просить подкрепление, ибо с теми скудными средствами, коими мы располагаем, мы не сможем эффективно сопротивляться нападающим.
      Последовало глубокое молчание.
      - Что вы думаете о сказанном майором Барнумом, господа? - спросил наконец полковник офицеров, обводя каждого испытывающим взглядом.
      - Мы находим, что предложение майора правильно, полковник, - ответил один из офицеров за всех. - Мы думаем, что надо немедленно привести его в исполнение.
      - Я сам так думаю, - ответил полковник. - Будет исполнено. Теперь, господа, вы можете быть свободны.
      После этого с непостижимой для характера испанцев скоростью были приняты меры для организации обороны. Страшная опасность, нависшая над президио, принудила всех его жителей действовать слаженно, вселяя мужество в одних и удваивая в других.
      Два часа спустя скот был пригнан с пастбищ, на улицах воздвигнуты баррикады, пушки приведены в боевую готовность, а женщины и дети заперты в крепости.
      К генерал-губернатору был направлен посланец, и полтораста смельчаков, укрепившись в старом президио, были готовы отразить атаки индейцев. Полковник и майор Барнум появлялись то здесь, то там, подбадривая новобранцев, помогая работающим и вселяя в каждого мужество.
      К трем часам пополудни внезапно поднявшийся сильный ветер принес с юга непроницаемые для глаз тучи густого дыма. Обитатели президио понимали, что это дым пожаров, учиненных индейцами, и дрожали от страха.
      Индейцы всегда сопровождают пожарами свои набеги на земли, занятые белыми. Густые дымовые облака заволакивают окрестности и позволяют индейцам успешно маневрировать, не говоря уж о преимуществах внезапного нападения.
      Тот день, к несчастью для мексиканцев, оказался весьма благоприятным для индейцев: ветер дул в сторону равнины и находящиеся в президио не могли видеть наступающих полчищ индейцев.
      В условиях пустынной равнины, лишенной каких-либо укрытий, где все, что там происходит, видно как на ладони, придуманная индейцами тактика, безусловно, заслуживает высокой похвалы - так как она элементарно проста и удивительно эффективна. Время тоже было выбрано для набега как нельзя удачно: светлые ночи в период полнолуния.
      Дозорные один за другим докладывали коменданту о приближении неприятеля, который, по их расчетам, должен был достичь Сан-Лукаса ночью.
      Численность индейцев росла с каждой минутой, заполнив все окрестности. Они с невероятной быстротой приближались к президио.
      Комендант приказал выпустить три залпа из пушки, тем самым возвещая тревогу. Тотчас же все богатые землевладельцы явились в президио, захватив с собой ценные вещи и скот, обливаясь слезами при виде в мгновение ока истребленных пожаром посевов.
      Эти несчастные люди устроились, как могли, в городе и, поместив жен и детей в крепости, все, кому возраст позволил носить оружие, поспешили на укрепления и баррикады, полные решимости защищаться до последней капли крови.
      Ужас и смятение охватили город, женщины и дети плакали. С наступлением ночи страх сковал президио.
      Многочисленные отряды солдат патрулировали улицы, а время от времени вакеро, скользя как змеи в темноте, удалялись шагов за двести за пределы города, дабы выяснить, как обстоят дела.
      Однако до двух часов ночи положение оставалось относительно спокойным. Потом зловещую тишину, нависшую над городом, нарушил едва заметный шум, который становился все более сильным. И вдруг, словно по волшебству, на баррикадах появились индейцы, с пронзительными криками грозно размахивая факелами. Кое-кто из гражданского населения президио уже решил, что город чуть ли уже не во власти индейцев. Однако майор Барнум, командовавший этим участком, был опытный солдат. Индейцам провести его не удалось. В ту минуту, когда апачи достигли вершины баррикады, зазвучали грозные выстрелы, и индейцев как ветром сдуло.
      Мексиканцы бросились их преследовать, завязалась ожесточенная схватка, в ночной тишине были слышны только крики, проклятия, глухой звук скрещивающихся штыков. Индейцы ретировались, а город на несколько мгновений озаренный ярким светом факелов, погрузился в темноту, и снова воцарилась в нем тишина.
      После этой неудачной попытки в эту ночь индейцы больше не появлялись, и все, находившиеся в президио, думали, что, по-видимому, индейцы решили изменить тактику и прибегнуть к осаде, либо неудача подорвала их надежды на успех, и они сочли за лучшее вообще удалиться.
      Однако на рассвете предположения были опровергнуты. Индейцы вовсе не собирались уходить.
      Зрелище, открывшееся из президио, было удручающим. Вся равнина вокруг находилась в движении. Вдали виднелся отряд апачинских всадников, который угонял украденных лошадей и рогатый скот, а совсем близко от президио огромный отряд индейцев с поднятыми копьями стоял наготове, чтобы в любую минуту отразить вылазку противника. Тут и там отряды индейцев уводили пленников - мужчин, женщин и детей, с мольбой простирающих руки, моля о пощаде, а вдалеке, насколько хватало глаз, появлялись все новые и новые полчища индейцев, в обычном строевом порядке направляющиеся к президио. Словом, город оказался обложенным со всех сторон.
      Старые солдаты, искушенные в борьбе с индейцами, никогда прежде не отмечали такого отменного порядка в их рядах, такого могучего боевого духа, такой слаженности действий. Но больше всего полковника и майора обескуражило то, как в мгновение ока апачи вырыли окопы, устроили земляную насыпь, защищавшую их от пушечных снарядов.
      - Среди этих негодяев есть наш перебежчик, - закричал полковник, гневно топнув ногой. - Они никогда прежде не рыли окопов.
      - Гм! - пробормотал майор, кусая усы. - Нам, кажется, предстоит иметь дело с сильным противником.
      - Да, - ответил полковник, - если не подоспеет подкрепление, я не знаю, как все это кончится.
      - Плохи дела, полковник! Я боюсь, что все мы здесь поляжем. Посмотрите, их больше трех тысяч.
      - Не считая тех, кто спешит им на помощь со всех сторон, - печально добавил полковник. - Но что означает этот шум? - спросил он, указывая в ту сторону, откуда доносились звуки трубы.
      Четыре сахема, впереди которых шел индеец с белым знаменем, остановились на расстоянии половины пушечного выстрела.
      - По-видимому, - продолжал полковник, - они намерены вступить в переговоры. Неужели они рассчитывают заманить меня в ловушку? Майор, распорядитесь выстрелить картечью по этой толпе язычников, чтобы не считали нас дураками.
      - Может быть, не стоит, полковник, не лучше ли нам с ними переговорить по крайней мере таким образом мы сможем узнать их намерения.
      - Вы, может быть, правы, друг мой, но разумно ли рисковать своей шкурой, когда имеешь дело с этими разбойниками, не имеющими ни веры, ни закона?
      - Я пойду, если вы позволите, полковник.
      - Вы? - удивился полковник.
      - Да, долг предписывает нам всеми способами оберегать несчастных, доверившихся нашей защите и нашей чести. Я - всего лишь один из воинов, и для успеха дела присутствие или отсутствие одного человека не имеет значения, шаг же, на который я решаюсь, способен спасти наше положение.
      Полковник подавил вздох, с чувством пожал руку старого друга и прерывающимся от волнения голосом сказал:
      - Ступайте, если вы считаете это необходимым.
      - Благодарю! - ответил майор и решительно зашагал навстречу индейцам.
      VII. Атака президио
      Майор Барнум был безоружен. Он сознательно пожертвовал своей жизнью и не хотел взять шпагу, чтобы не оставлять лазейки для рукопашной схватки в случае несогласия.
      В многочисленных стычках с апачами ему часто случалось беседовать с ними и он так хорошо усвоил их язык, что не нуждался в переводчике.
      - Чего вы хотите, начальники? Зачем вы перешли дель-Норте и напали на наши границы, когда между нами существует мир? - спросил он громким и твердым голосом, церемонно сняв шляпу и тут же надвинув ее опять.
      - Вы тот человек, которого бледнолицые называют дон Хосе Калбрис? спросил один из начальников, - и которого они величают комендантом?
      - Нет. По нашим законам комендант не может покинуть своего поста, но я майор Барнум, его помощник. Я имею право заменить его. Вы можете мне все изложить.
      Индейцы, посоветовавшись между собой, воткнули в землю свои длинные копья и поскакали к майору. Тот угадал их намерение, но не подал виду и не выказал ни малейшего удивления, увидев их возле себя.
      Индейцы, рассчитывающие на внезапность своих действий, рассчитанных на то, чтобы удивить, а может быть, и испугать парламентера, были внутренне оскорблены подобным бесстрашием, но в то же время и восхищены.
      - Отец мой храбрый, - сказал начальник, говоривший от имени всех.
      - В мои лета не боятся смерти, - меланхолично ответил майор, - часто даже ее считают благодатью.
      - Отец мой носит на челе снег многих зим. Он должен быть мудрецом у своего народа, молодые люди с уважением слушают его у огня советов.
      Майор скромно поклонился.
      - Не будем говорить обо мне, - сказал он. - Нас должен занимать более серьезный вопрос. О чем вы желаете говорить?
      - Разве отец мой не пригласит нас к огню совета своего народа? спросил начальник вкрадчивым голосом. - Прилично ли великим начальникам говорить о важных делах, сидя на лошадях между двумя армиями, готовыми сразиться?
      - Я понимаю, чего вы желаете, начальник, но я не могу исполнить вашего желания. Когда город в осаде, ни один неприятельский начальник не может войти в него.
      - Неужели отец мой боится, что мы четверо способны взять город? сказал индеец, смеясь, но внутренне раздосадованный. Видимо, в крепости у них были свои люди, с которыми они желали согласовать свои действия.
      - Я имею привычку ничего не бояться, - возразил майор, - просто я сообщаю вам то, чего вы не знаете, вот и все. Теперь, если вы хотите воспользоваться этим предлогом, чтобы прекратить разговор, вы можете это сделать и мне остается только откланяться.
      - О, о! Какой отец мой живой для своих лет. Зачем же прерывать разговор, когда мы его еще и не начинали.
      - Говорите же.
      Начальники переглянулись и шепотом быстро посовещались, после чего тот же начальник заговорил:
      - Отец мой видел великую армию апачей и всех союзных племен?
      - Видел, - равнодушно ответил майор.
      - Отец мой бледнолицый и очень учен. Сосчитал ли он воинов, составляющих эту армию?
      - Да, насколько это было возможно.
      - И сколько их по расчету моего отца?
      - Боже мой! Начальник, - воскликнул майор с небрежностью, - признаюсь вам, что для нас численность не имеет значения.
      - И все-таки, сколько насчитал мой отец? - не унимался индеец.
      - Откуда мне знать? Тысяч восемь, девять, не больше. Начальники были поражены равнодушием, с каким майор утроил численность их армии. Начальник апачей продолжал:
      - Отец мой не пугается числа этих воинов, собравшихся под одним начальником?
      Удивление сахемов не укрылось от майора.
      - Зачем мне пугаться? Разве мой народ не побеждал более многочисленную армию?
      - Может быть, - ответил индеец, закусив губу, - но эта не будет побеждена.
      - Как знать! Поэтому вы и хотели вступить со мной в переговоры, начальник? Если так, вы могли бы не утруждать себя.
      - Нет, не поэтому. Пусть отец мой имеет терпение.
      - Говорите же. Со всеми вашими индейскими обиняками никогда не знаешь, когда доберешься до сути.
      - Армия великих племен подошла к президио, чтобы получить удовлетворение за все зло, которое бледнолицые причинили индейцам с тех пор, как ступили на землю краснокожих.
      - К чему вы клоните? Объясните яснее, на каком основании вы переходите наши границы, не объявив войны? Разве мы нарушали свои обязательства перед вами? Разве мы не проявляли дружелюбия к индейцам, когда они просили нашей помощи или покровительства? Отвечайте.
      - Зачем отец мой притворяется, будто не знает истинных причин войны и наших претензий к бледнолицым, - ответил апачский начальник, сделав вид, будто не доволен словами майора. - Отец мой знает, что мы несколько веков постоянно ведем войну с длинными ножами, которые живут по другую сторону гор. Для чего народ моего отца, который, как он говорит, питает к нам дружбу, вступил с ними в союз?
      - Начальник, вы выдвигаете для ссоры с нами совершенно ничтожный довод. Я предпочел бы, чтобы вы откровенно признались, что желаете увести наш скот и наших лошадей, вместо того чтобы ссылаться на такой ничтожный предлог. Итак, начальник, доставьте мне удовольствие, перестаньте насмехаться надо мною и приступите к делу: чего вы хотите?
      Начальник разразился громким смехом.
      - Отец мой лукав, - сказал он. - Слушайте, вот что говорят начальники. Земля эта наша, и мы хотим ее вернуть себе. Белые предки моего отца не имели права на ней селиться.
      - Это тоже всего лишь предлог, потому что мои предки купили эту землю у начальника вашего народа, - сказал майор.
      - Начальники, собравшиеся вокруг дерева Властелина жизни, решили возвратить великому начальнику бледнолицых все до единой вещи, отданные этому начальнику взамен земли, и взять назад принадлежащую им страну, в которой они не хотят больше видеть бледнолицых.
      - Это все, что вам поручено мне сказать?
      - Все, - сказал индеец, поклонившись.
      - А сколько времени начальники дают коменданту обдумать эти предложения?
      - Двадцать четыре часа.
      - Очень хорошо. А если комендант откажется принять это условие, что сделают мои братья?
      - Индейские начальники решили взять назад свою землю. Если бледнолицые откажутся ее возвратить, их деревня будет сожжена, воины преданы смерти, жены и дети уведены в рабство.
      - Белые из президио скорее погибнут, чем согласятся на ваши условия, но я не должен рассуждать здесь с вами, я передам ваши требования коменданту, и завтра на восходе солнца вы получите наш ответ. Только прекратите враждебные действия до той поры.
      - Мы не можем оставаться в бездействии.
      - Благодарю за откровенность, начальник. Я рад, что встретил индейца из числа отпетых мошенников. До завтра.
      - До завтра! - вежливо ответили начальники, пораженные благородством старого офицера.
      Майор медленно удалился, не обнаруживая ни малейшего страха перед коварством индейцев.
      Полковник ждал возвращения майора с величайшим беспокойством: затянувшаяся беседа майора с индейскими парламентариями чрезвычайно беспокоила его. Он был готов принять ответные меры за оскорбления, которым мог подвергнуться его посланник.
      - Ну, что? - нетерпеливо спросил он, как только появился майор.
      - Они стараются выиграть время, чтобы сыграть с нами какую-нибудь чертовскую шутку.
      - Чего же требуют, однако?
      - Притязания их нелепы, и они это знают. Выдвигая их, они словно насмехались надо мною. Они утверждают, будто сахемы, двести лет тому назад уступившие эти земли испанцам, не имели на это права. Они требуют, чтобы мы эти земли им возвратили через двадцать четыре часа. В противном случае их обычные угрозы... Ах, да, - прибавил майор, - я забыл вам сказать, полковник. Они готовы возвратить все, что сахемы получили за продажу этой земли. Вот и все, что мне поручено вам передать.
      - Это безумные демоны, или они стараются усыпить нашу бдительность.
      - Что вы намерены делать? - спросил майор.
      - Усилить бдительность, друг мой, потому что кажется совсем скоро нам предстоит сразиться с ними. Особенно беспокоит меня старый президио.
      - Вернитесь в крепость, а я останусь здесь на передовых рубежах. Особенно важно, чтобы ни в коем случае не прерывалась наша связь с крепостью и чтобы в крайнем случае мы могли отступить без больших потерь.
      - Предоставляю вам свободу действий, любезный майор. Я уверен, что вы справитесь со своими обязанностями наилучшим образом.
      Старые солдаты расстались, горячо пожав друг другу руку. Полковник вернулся в крепость, а майор деятельно занялся приведением вверенного ему участка в боевую готовность.
      Гарнизон старого президио состоял по большей части из вакеро и леперов, на верность которых, надо сказать, рассчитывать не приходилось. Но старый офицер держал терзавшие его опасения при себе и делал вид, что питает к этой публике полнейшее доверие.
      День прошел довольно спокойно. Зарывшиеся словно кроты в окопы, индейцы как будто бы и не собирались выходить оттуда. Часовые в президио бдительно несли службу у оборонительных сооружений на подступах к нему. Майор надеялся, что индейцы не предпримут вылазки до срока, назначенного ими для ответа коменданта, и, утомленный, удалился немного отдохнуть в ближайшее помещение.
      Среди защитников передовых позиций находились наши старые знакомые: Паблито, Тонильо и Карлочо. Достойные вакеро засвидетельствовали в связи с появлением индейцев такие неопровержимые доказательства своей верности, что по их просьбе и в знак полного доверия к ним, майор возложил на них охрану передовой позиции, которая, так сказать, служила воротами в президио.
      Через несколько минут после заката солнца четверо вакеро собрались на тайный совет. Человек двенадцать их сообщников стояли чуть поодаль от них, очевидно, ожидая результатов тайного совета.
      - Итак, - сказал Карлочо, заключая разговор, - это решено, в десять часов.
      - В десять часов, - решительно подтвердил Сапата. - Человек должен держать слово. Нам щедро заплатили, мы должны исполнить взятые на себя обязательства, тем более что получили только половину.
      - Да, да, - дружно подхватили остальные, - потерять такие деньги было бы безумием.
      - Еще бы! - воскликнул Сапата. - Подумать только - двадцать пять унций каждому!
      Глаза разбойников засверкали алчностью. Между тем майор, растянувшись на диване, едва забылся тревожным сном, как вдруг был разбужен чьим-то прерывающимся от волнения голосом, прошептавшим ему на ухо.
      - Вставайте, майор, вставайте! Вакеро предали нас, вакеро сдали оборонительный рубеж индейцам. Они уже в президио.
      Майор вскочил, схватил шпагу и выбежал в сопровождении человека, так внезапно его разбудившего. Это был не кто иной, как мексиканский солдат.
      Майор с первого взгляда оценил обстановку. Сапата и его сообщники не только сдали рубеж индейцам, но даже присоединились к ним вместе с теми негодяями, о которых мы упоминали выше.
      Положение становилось критическим. Мексиканцы, обескураженные постыдной изменой вакеро, сражались вяло и беспорядочно, не будучи уверенными, что не последуют новые измены и потому не зная, как лучше себя повести.
      Апачи и вакеро с воинственными кличами бросались на растерявшихся защитников президио, безжалостно их истребляя.
      Страшное зрелище являла собой битва при свете пламени пожара, зажженного индейцами. Вопли апачей сливались со стонами и криками отчаяния мексиканцев.
      Майор решительно бросился в гущу битвы, подавая пример отчаянного сопротивления воинам и жителям президио.
      Появление майора произвело магическое действие на мексиканцев Воодушевленные его примером, они сплотились вокруг него и отвечали меткими ружейными выстрелами на атаку индейцев.
      Вакеро под натиском штыков постыдно обратились бегство, преследуемые градом пуль.
      Благодаря энергичным действиям майора Барнума битва возобновилась, но майор был слишком опытный солдат, чтобы обманываться ложным успехом. Он понял, что защищать далее подступы к старому президио было бы безрассудством, поэтому он счел более благоразумным организованное отступление, чтобы уберечь женщин детей.
      Собрав самых отважных и надежных солдат, он составил из них отряд, которому поручил сдерживать наступление индейцев, пока все остальные переправятся через реку, отделявшую старый президио от нового.
      Апачи разгадали его замысел и удвоили атаки, схватка приняла жестокий характер. Белые с краснокожими сражались грудь с грудью, одни во имя спасения своих семей, другие в надежде на богатую добычу.
      Но мексиканцы, вдохновленные мужеством своего командира, отступая, продолжали сражаться с такой отчаянной храбростью, которая рождает чудеса и в чрезвычайны? обстоятельствах способна удесятерять силы человека. Эта горстка храбрецов, насчитывающая полторы сотни человек, в течение трех часов сдерживала натиск двух тысяч индейцев, жертвуя жизнью ради спасения жен и детей.
      Наконец последние лодки с ранеными покинули старый президио. Мексиканцы под командованием майора начали постепенно отходить к реке, мужественно отражая атаки индейцев.
      Вскоре мексиканцы добрались до берега реки и поспешно сели в ожидавшие их там лодки, кстати захватив с собой нескольких пленных. И тотчас же с другого берега на индейцев обрушилась картечь из нескольких пушек, что помогло оставшимся в живых мужественным мексиканцам во главе с майором благополучно достигнуть нового президио.
      Продолжавшаяся пять часов битва завершилась. Индейцы одержали победу исключительно благодаря измене вакеро.
      Полковник встретил своего друга на берегу. Он поздравил его с храброй обороной и утешал, считая, что в конечном итоге может и поражение считаться победой, учитывая громадные потери, нанесенные неприятелю.
      Потом, не теряя времени, полковник и майор занялись укреплением президио, приказав оборудовать надежные окопы вдоль берега на подступах к новому президио и установить две батареи по шесть пушек каждая для ведения перекрестного огня.
      Взятие старого президио индейцами, случившееся вследствие измены вакеро, было огромным уроном для мексиканцев, поскольку прерывалось всякое сообщение с многочисленными асиендами, находившимися на захваченном индейцами берегу. К счастью, предвидя подобный исход, почти неизбежный при подобной малочисленности сил, которыми располагал полковник, он приказал собраться в верхнем Сан-Лукасе вместе с пожитками, скотом и лошадьми всему населению старого президио. Лодки все были причалены под батареями крепости, где они находились в безопасности по крайней мере на время.
      Индейцы овладели старым президио, но этот успех стоил им громадных потерь, не восполняемых выгодами. Мексиканцы, в сущности, лишились только небольшой территории, занятой старым президио, который трудно было защищать, поскольку, отделенный рекой, он был почти абсолютно не связан с крепостью. Поэтому результат сражения для обеих сторон был далек от предполагаемого.
      Мексиканцы были счастливы, что им не придется более защищать старый президио, не представляющий для них ценности и стоивший столько крови, между тем апачи считали бессмысленным это приобретение ценою жизни пятисот самых храбрых воинов.
      Мексиканцы взяли в плен двоих вакеро.
      Полковник собрал военный совет, на котором было решено поставить две высокие виселицы в тыльной стороне окопов и повесить этих предателей на виду у их сообщников на противоположной стороне реки, в бессильной ярости наблюдавших эту казнь.
      Дон Хосе Калбрис отнюдь не был жестоким, но в тех обстоятельствах счел необходимым сурово наказать изменников, дабы другим было неповадно поступать столь неподобающим образом. К каждой виселице была прибита табличка, гласившая, что подобная участь ждет каждого из предателей, которые попадутся в руки мексиканских воинов.
      Между тем наступила ночь, и индейцы, видимо, для устрашения белых, подожгли старый президио. Отсветы яркого пламени придавали лагерю индейцев фантастический вид, повергая жителей Сан-Лукаса в печаль и оцепенение, они с ужасом думали о вторжении индейцев.
      Полковник казался несгибаемым, он не отдыхал ни минуты, постоянно появлялся то тут, то там, изыскивая новые и новые способы усилить защиту города.
      Оба офицера вернулись наконец в крепость после последнего обхода. Близился рассвет, и индейцы после двух-трех неудачных попыток внезапно напасть на президио, наконец удалились в свой лагерь.
      - Как вы видите, майор, - сказал полковник, - нам нечего обманывать друг друга. Сейчас это только вопрос времени. Произойдет это завтра или через неделю, этого никто сказать не может, хотя результат ясен.
      - Гм, когда наступит эта минута, - сказал майор, - у нас всегда останется возможность запереться в крепости и послать ее ко всем чертям вместе с нами.
      - К сожалению, друг мой, мы лишены такой возможности.
      - Как это?
      - Мы, старые солдаты, можем взлететь на воздух и даже должны, но не имеем права обрекать на такую жестокую смерть женщин и детей.
      - Да, вы правы, - задумчиво проговорил майор, - не можем. Но у меня всегда останется возможность всадить себе пулю в лоб.
      - Даже и этого последнего утешения вам не дано, друг мой. Мы должны подавать пример находящимся здесь людям, которых мы обязаны защищать до конца. Мы обязаны оставаться на посту до последнего вздоха.
      Майор не ответил, но нашел довод своего друга и начальника вполне убедительным.
      - Но почему же до сих пор мы не получили ответа из столицы? продолжал он после короткого раздумья.
      - Э, друг мой, у них, верно, есть много своих дел, некогда думать о нас.
      - О, я не могу в это поверить.
      В эту минуту вестовой появился и доложил:
      - Дон Торрибио Квирога.
      Оба непроизвольно вздрогнули, хотя не смогли бы объяснить причины их внезапного беспокойства.
      Дон Торрибио Квирога был в великолепном мундире полковника мексиканской армии, на левом рукаве у него была адъютантская лента. Он почтительно поклонился обоим офицерам.
      - Вы ли это, дон Торрибио? - прошептал полковник.
      - Полагаю, что так, - ответил дон Торрибио, улыбаясь.
      - Последний раз, когда я вас видел, вы отправлялись в продолжительное путешествие.
      - Я вернулся сию минуту.
      - Но этот мундир?
      - Боже мой! Господа, мне надоело слыть в провинции ничтожным существом, чем-то вроде бездарного дурака, поэтому я решил больше ничем не привлекать внимания, и стать таким, как все.
      - Итак, кем же вы стали? - спросил дон Хосе.
      - Я такой же офицер, как и вы, так же, как и вы - полковник и, сверх того, адъютант генерал-губернатора.
      - Чудеса! - воскликнул полковник.
      - Почему же? Напротив, ничего не может быть проще. Майор не вмешивался в разговор. При неожиданном появлении дона Торрибио странное предчувствие сковало его сердце.
      - Признаюсь вам, - продолжал полковник, - я вовсе не предполагал...
      - Чего? Что я офицер? Как видите, вы были не правы, и тем более не правы, что генерал-губернатор дал мне к вам поручение, которое, я уверен, в эту минуту окажется весьма кстати.
      Он вынул из кармана мундира большой пакет, запечатанный гербовой печатью, и подал его полковнику.
      Дон Хосе поспешно взял конверт.
      - Вы позволите?
      - Сделайте одолжение.
      Комендант распечатал конверт и жадно впился глазами в бумагу.
      - О, о! - воскликнул он с радостью, - четыреста пятьдесят человек. Я не рассчитывал на такое значительное подкрепление.