- Черт побери! - вскричал Паблито при виде несчастного молодого человека. - Как они его отделали! Надо было раньше прийти ему на помощь.
      - Вы думаете, что он оправится? - участливо спросил Карлочо.
      - Надежда всегда есть, - назидательно сказал Паблито, - если внутренности не повреждены. Посмотрим.
      Он обнажил кинжал, наклонился к дону Торрибио и втиснул лезвие между его зубами.
      - Ни малейшего дыхания, - сказал Паблито, покачав головой.
      - А раны его опасны? - спросил Верадо.
      - Не думаю: он изнемог от усталости и нервного напряжения.
      - Стало быть, он придет в себя? - спросил Карлочо.
      - Может быть, да, а может быть, и нет. Все зависит от того, насколько сильно пострадала его нервная система.
      - Э! - радостно воскликнул Верадо. - Посмотрите, он дышит! Ей-богу! Он даже пытается открыть глаза!
      - Если так, он спасен, - продолжал Паблито. - Он скоро придет в себя. У этого человека железный организм. Через четверть часа он будет способен сесть в седло. Надо, однако, перевязать его раны.
      Вакеро, так же как и лесные наездники, живя вдали от поселений, привыкли лечить сами себя. Они постигают медицину на практике и используют лечебные травы, употребляемые индейцами.
      Паблито с помощью Карлочо и Верадо омыл раны дона Торрибио водою с ромом, положил примочки на виски и пустил в ноздри табачный дым.
      Через несколько минут после этого странного лечения дон Торрибио чуть заметно вздохнул, слегка пошевелил губами и наконец раскрыл глаза.
      - Он спасен, - сказал Паблито, - предоставим теперь действовать природе, это самый лучший целитель.
      Дон Торрибио приподнялся на локте, провел рукою по лбу, как бы стараясь воскресить воспоминания.
      - Кто вы? - спросил он слабым голосом.
      - Друзья, сеньор, не беспокойтесь.
      - Я не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой.
      - Это пройдет, сеньор, вы просто очень устали, но здоровы, как и мы...
      Дон Торрибио снова приподнялся и внимательно посмотрел на окружавших его людей.
      - Я никак не ожидал встретить вас здесь. Каким чудом вас занесло сюда, чтобы спасти меня от верной смерти? Ведь мы условились о встрече довольно далеко отсюда.
      - Благодаря вашей лошади, сеньор, отвечал Паблито.
      - Это как? - спросил дон Торрибио, голос которого становился все тверже и который был уже в состоянии сидеть.
      - Ничего не может быть проще. Мы ехали по лесу к назначенному вами месту, как вдруг мимо нас проскакала с головокружительной быстротой лошадь, преследуемая стаей волков. Мы избавили ее от погони и, подумав, что оседланная лошадь не может одна очутиться в таком лесу, стали отыскивать вас и тут услышали ваш крик.
      - Благодарю, - ответил дон Торрибио. - Я найду способ отплатить вам за доброту.
      - Не беспокойтесь об этом. Вот ваша лошадь. Теперь мы можем трогаться в путь, как только вы придете в себя. Дон Торрибио поднял руку:
      - Останемся здесь. Вряд ли мы найдем более подходящее место для нашей беседы.
      III. Дон Торрибио Квирога
      После этих слов дона Торрибио наступило довольно продолжительное молчание.
      Вакеро, устремив глаза на молодого человека, старались по выражению лица угадать его тайные мысли. Но холодное и словно каменное лицо дона Торрибио не выражало никаких чувств.
      Наконец, бросив вокруг себя настороженный взгляд, скорее по привычке нежели из опасения быть услышанным, дон Торрибио раскурил сигару и заговорил нарочито небрежным тоном:
      - Любезный Верадо, мне очень жаль, что вы оторвали этих благородных кабальеро от их дел и сами поторопились отправиться в то место, которое я вам назначил.
      - Почему же? - спросил Верадо, крайне удивленный таким вступлением.
      - По самой простой причине, сеньор. Повод, который побуждал меня к встрече с вами, больше не существует.
      - Да ну! - вытаращили глаза разбойники. - Возможно ли это?
      - Да! - ответил он небрежно. - Я пришел к выводу, что дон Фернандо Карриль очаровательный кабальеро, которому мне не хотелось бы доставлять ни малейшего неудовольствия.
      - Черт побери! Вовсе не такой уж очаровательный, - заметил Верадо. Он велел Карлочо убить меня.
      - Не мне, милый друг, - любезно сказал Карлочо, - а дону Пабло, который здесь присутствует, сеньор Фернандо отдал это приказание.
      - Да, да, я ошибся, извините, сеньор. После этого обмена любезностями оба разбойника замолчали.
      - Честный человек должен дорожить своим словом, - заметил Тонильо, - и если дон Торрибио передумал, мы не можем иметь ничего против, - добавил он, тяжело вздохнув. - Это заставило меня вспомнить, что я должен возвратить вам двести пиастров, которые вы мне дали за...
      - Оставьте у себя эту безделицу, любезный сеньор, прошу вас, - перебил его дон Торрибио. - Этой ничтожной сумме нет лучшего места, чем ваш карман.
      Вакеро, вынувший было деньги с явным сожалением, с радостью снова спрятал их в карман.
      - Все равно я все еще ваш должник, сеньоры, - сказал он. - Я человек честный, и вы можете положиться на меня.
      - И вы на нас! - с горячностью подтвердили другие.
      - Благодарю вас за преданность, которую я очень ценю, сеньоры, ответил дон Торрибио. - К сожалению, повторяю, теперь мне она без надобности.
      - Жаль! - сказал Верадо. - Не всякий день находится такой хозяин, как вы, сеньор.
      - Ну, ну! - рассмеялся дон Торрибио. - Теперь вы свободны, кто же вам мешает поступить под начало дона Фернандо? Он очень щедр, я уверен, вы не останетесь внакладе.
      - Надо будет попробовать, - сказал Паблито. - К тому же теперь уже можно вам признаться. Мы сами подумывали об этом и...
      - Поступили к нему на службу, я это знал, - небрежно заметил дон Торрибио.
      - Вот как! - вскричали разбойники в один голос.
      - И это вам неприятно, сеньор? - поинтересовался Паблито.
      - Почему же? Напротив, я очень рад! Все, что ни делается, к лучшему. Может быть, в своем новом качестве вы еще будете мне полезны.
      Разбойники навострили уши.
      - Да! Итак, вы мне по-прежнему верны?
      - До последней капли крови! - ответили вакеро с трогательным единодушием.
      - И вы не презираете деньги?
      - Деньги вредят только тому у кого их нет, - назидательно изрек Паблито.
      - Когда честно заработаны, - добавил Тонильо, гримасничая, как обезьяна.
      - Ну что ж, тогда решено, - сказал дон Торрибио. - Речь идет о сотне унций.
      Разбойники пришли в неописуемый восторг, они стали переглядываться.
      - Итак, вы согласны?
      - Господи! Сто унций! Еще бы! - захлебываясь от восторга, сказал Паблито.
      - А может быть, и больше, - заметил дон Торрибио.
      - Стало быть, дело трудное? - осмелился спросить Верадо.
      - Вы понимаете, дела сейчас обстоят из рук вон плохо.
      - Кому вы говорите это, сеньор? Нищета страшная!
      - Может быть, придется убить человека? - высказал догадку Карлочо.
      - Может быть, - подтвердил Торрибио.
      - Тем хуже для него! - пробормотал Паблито.
      - Итак, вы согласны даже в этом случае?
      - Пуще прежнего! - поспешил заверить Тонильо. Разбойники непроизвольно вплотную приблизились к дону Торрибио.
      - Я поклялся честью не предпринимать никаких действий во вред дону Фернандо Каррилю, - продолжал он, - ни прямо, ни косвенно.
      - Честный человек обязан держать слово, - заметил Тонильо.
      - И я намерен добросовестно сдержать свое. Вакеро согласно закивали головами.
      - Но, - продолжал дон Торрибио, - вы, сеньоры, знаете не хуже меня, что дон Фернандо окутал себя таинственностью.
      - Увы! - жалобно вздохнул Тонильо.
      - Никому не известно, чем он занимается. Где-то пропадает месяцами, потом вдруг совершенно неожиданно является.
      - Это действительно так, - поспешил заметить Паблито. - Жизнь этого кабальеро престранная.
      - Каким опасностям должен он подвергаться во время этих продолжительных странствований, ни цели, ни места которых никто не знает! продолжал дон Торрибио.
      - Страшно подумать! - воскликнул Карлочо.
      - В пустыне сплошь и рядом случаются несчастья! - подтвердил Верадо.
      - Не надо далеко ходить. Посмотрите, что с вами случилось этой ночью! - участливо проговорил Тонильо.
      - Вы понимаете, сеньоры, - продолжал дон Торрибио, - что я никак не могу нести ответственность за бесчисленные опасности, подстерегающие дона Фернандо на каждом шагу.
      - Это уж точно! - дружно согласились разбойники.
      - Случай способен опрокинуть самые, казалось бы, надежные планы, и я при всем моем уважении к дону Фернандо не могу застраховать его от случайности.
      - В этом нет никакого сомнения, сеньор, и, конечно, никто не сможет вас ни в чем заподозрить, если по какой-нибудь роковой случайности этот дон Фернандо погибнет во время своих отважных странствий, - убежденно резюмировал Паблито.
      - Я тоже так думаю. Но поскольку я теперь не враг, а друг дона Фернандо, я должен быть готов всегда прийти ему на помощь, если в этом возникнет необходимость.
      - Или отомстить за него, если случайно он будет убит! - поспешил добавить Карлочо.
      - Да, - продолжал дон Торрибио. - Поэтому я должен знать все, что касается дона Фернандо.
      - О! Дружба - это не пустое слово! - вскричал Тонильо, набожно поднимая глаза к небу.
      - Вы, кабальеро, лучше всех способны предоставить мне эти сведения. И поскольку всякий труд заслуживает вознаграждения, вы получите на всех сто или двести унций, в зависимости от характера известий, которые вы будете мне поставлять. Вы поняли меня, не так ли?
      - Поняли очень хорошо, сеньор. - С невозмутимым хладнокровием отвечал Карлочо за всех. - Поручение, которым вы нас удостоили, мы считаем почетным. Не сомневайтесь, мы его выполним к вашему полному удовольствию.
      - Итак, решено, сеньоры. Я надеюсь на достоверность сведений, которые вы будете мне сообщать. Вы понимаете, в какое смешное положение вы поставите меня, если ваше известие окажется ложным, и я понапрасну взбудоражу многочисленных друзей дона Фернандо.
      - Положитесь на нас, сеньор, мы будем подкреплять наши сведения неопровержимыми доказательствами.
      - Хорошо. Я вижу, мы понимаем друг друга. Не стоит далее распространяться об этом.
      - О! Конечно, конечно, сеньор, мы же не какие-нибудь тупицы.
      - Но так как память у вас может оказаться короткой, - улыбнулся дон Торрибио, - доставьте мне удовольствие и разделите между собой эти десять унций, не как задаток нашего договора, потому что договора никакого не существует, но как благодарность за услугу, которую вы мне оказали час тому назад, и чтобы наш разговор покрепче врезался в вашу память.
      Вакеро не заставили просить себя дважды, а с удовлетворением спрятали в карманы так щедро подаренные им унции.
      - Теперь скажите, кабальеро, где мы находимся?
      - В Сельва-Негра, сеньор, - ответил Паблито, - в четырех милях от асиенды дель-Кормильо, где находится в данный момент дон Педро и его семейство.
      Дон Торрибио изобразил удивление.
      - Как! Дон Педро оставил Лас-Норриас?
      - Оставил, сеньор, вчера, - ответил Паблито.
      - Как странно! Кормильо, на самой границе пустыни? Это совершенно непонятно.
      - Говорят, что так пожелала донна Гермоса и что пока никто не знает об этом.
      - Какая странная прихоть! После опасности, которой она подвергалась несколько дней тому назад, переселяться на землю краснокожих!
      - Асиенда хорошо укреплена и может обеспечить защиту от нападения индейцев.
      - Это правда, однако внезапная перемена местопребывания кажется мне непонятной. Я буду рад, если на восходе солнца вы проводите меня в Кормильо. Я должен немедленно видеть дона Педро.
      - Мы к вашим услугам, сеньор, в любое время, когда вам будет угодно, ответил Карлочо.
      Дон Торрибио чувствовал потребность в отдыхе. Он завернулся в плащ и, несмотря на терзавшее его беспокойство, вскоре заснул.
      Вакеро последовали его примеру, предварительно бросив жребий, чтобы определить, кто будет охранять их сон. Жребий выпал Карлочо.
      Ночь прошла спокойно, ничто не потревожило сон дона Торрибио и его сообщников.
      На восходе солнца вакеро встали, накормили своих лошадей и лошадь дона Торрибио, потом оседлали их и только тогда разбудили молодого человека, сообщив ему, что настало время отправляться в путь.
      Дон Торрибио тотчас встал и после краткой молитвы все пятеро сели на лошадей и покинули прогалину, которая чуть было не стала местом гибели одного из них.
      Асиенду дель-Кормильо можно считать аванпостом президио Сан-Лукаса. Это несомненно самый богатый и самый надежный опорный пункт на всей индейской границе.
      Асиенда размещалась на возвышенности, имевшей в окружности три мили, на обильных пастбищах паслись на свободе стада. Мы не станем подробно описывать сам дом, скажем лишь, что за толстыми крепостными стенами стоял маленький белый домик, крыша которого была скрыта густой листвой окружавших его деревьев. Из окон открывался прекрасный вид с одной стороны на степь, с другой - на реку дель-Норте.
      Вакеро в сопровождении дона Торрибио, въехали в лес.
      Путь продолжался три часа и привел их к берегу дель-Норте, откуда была хорошо видна асиенда дель-Кормильо, являвшая собой очаровательный оазис с ивами, смоковницами, лимонными и померанцевыми деревьями и цветущим жасмином.
      Здесь дон Торрибио остановился и, обратившись к своим проводникам, сказал:
      - Здесь мы должны расстаться. Благодарю вас, больше ваша помощь не потребуется. Отправляйтесь по своим делам, сеньоры, и помните, о чем мы договорились. Надеюсь на вашу исполнительность. Прощайте!
      - Прощайте, кабальеро, - ответили они, церемонно кланяясь. - Не беспокойтесь за нас.
      Они повернули лошадей, въехали в реку, словно бы желая переправиться на другой берег, и вскоре исчезли за возвышенностью.
      Дон Торрибио остался один.
      Семьи его и дона Педро де Луна, обе по происхождению испанские, и бывшие, как считалось, в дальнем родстве, всегда поддерживали самые дружеские отношения. Дон Торрибио и донна Гермоса почти воспитывались вместе. Поэтому когда красавец родственник приехал проститься перед отъездом в Европу, где ему предстояло продолжить образование, донна Гермоса, которой тогда было двенадцать лет, ужасно опечалилась.
      С детства они любили друг друга с той юной непосредственностью, которой будущее представляется сплошным безмятежным счастьем.
      Дон Торрибио увез с собой свою любовь, не сомневаясь, что донна Гермоса тоже будет бережно хранить ее в сердце.
      Вернувшись в Веракрус, молодой человек быстро привел в порядок свои дела и поспешил в Сан-Лукар, горя желанием поскорее увидеться с той, которую он любил и которую не видел целых три года. Несомненно, прелестный ребенок Гермосита стала еще более прелестной девушкой.
      Удивление и радость дона Педро и его дочери не знали границ. Особенно была рада Гермоса. Надо сказать, что все три года она изо дня в день думала о доне Торрибио и постепенно к ее детским воспоминаниям стало примешиваться чувство, исполненное тоски и сладострастия.
      Дон Торрибио каким-то образом почувствовал это при встрече. Он догадывался, что любим, и счастье его было безмерно.
      - Ну, дети, - сказал дон Педро, улыбаясь, - поцелуйтесь, я разрешаю.
      Донна Гермоса, краснея, подставила дону Торрибио лоб, которого он почтительно коснулся губами.
      - Что это за поцелуй! - воскликнул дон Педро. - Полноте лицемерить, поцелуйтесь как следует, черт побери! Ты, Гермоса, не притворяйся, пожалуйста, а вы, Торрибио, свалились словно снег на голову и думаете, что я не догадался, что заставило вас проскакать несколько сот миль во весь опор? Разве вы для меня примчались из Веракруса в Сан-Лукас? Вы любите друг друга, поцелуйтесь же как помолвленные и, если будете благоразумны, вас скоро обвенчают.
      Молодые люди, тронутые этими добрыми словами и веселым тоном дона Педро, бросились ему на шею, чтобы тем самым скрыть охватившее их волнение.
      Вскоре после этого дон Торрибио был официально объявлен женихом донны Гермосы и в этом качестве стал часто навещать ее.
      Справедливости ради скажем, что донна Гермоса искренне думала, что любит дона Торрибио. Их детская дружба, окрепшая за время долгой разлуки, говорила в пользу этого брака. Тому же в немалой степени способствовал и отец донны Гермосы.
      Она терпеливо ждала своей свадьбы и лелеяла мечты о прочных семейных узах.
      Хотя подобное утверждение способно вызвать протест у большинства наших читателей, мы просим учесть, что первое любовное чувство девушки редко бывает истинным, оно диктуется скорее рассудком, а не сердцем. И объясняется это легко ощутив первые порывы своего сердца, девушка естественно начинает испытывать влечение прежде всего к тому, кто уже успел приобрести ее доверие и симпатию, следовательно, эта любовь не что иное, как дружба, которая дополняется романтическими мечтами, пока еще смутными и неопределенными, и определяется в значительной мере отсутствием опыта и способности сравнивать, а потому и отношением к браку, как к чему-то заранее предопределенному и не подлежащему переменам.
      Таковы были мысли донны Гермосы по поводу дона Торрибио. Разные причины, и прежде всего возраст донны Гермосы, вынуждали откладывать брак, который дон Педро считал весьма желательным и по причине огромного состояния его будущего зятя, и потому что верил - он окажется счастливым для дочери.
      Таковы были отношения молодых людей, и ничто не нарушало их благоприятного развития до того происшествия в пустыне, о котором мы рассказывали прежде. В первое же свое посещение после этого молодой человек заметил, что донна Гермоса приняла его не столь восторженно, как прежде.
      Молодая девушка казалась печальной, задумчивой, она вяло поддерживала беседу и, по-видимому, совсем не радовалась скорой свадьбе.
      Поначалу дон Торрибио приписывал эту перемену нервному напряжению, пережитому донной Гермосой, и не подозревал, что ее сердцем, которое он считал целиком принадлежавшим ему, завладел другой.
      Притом ему даже в голову не могло прийти подобной мысли. Дон Педро вел уединенный образ жизни, лишь изредка принимая только старых друзей, женатых по большей части или давно перешедших возраст, когда можно жениться.
      Предположение же, что в течение двух дней, проведенных донной Гермосой в степи среди краснокожих, она могла встретиться с человеком, способным поразить ее сердце, казалось нелепым. Но так или иначе вопреки своей воле дон Торрибио должен был признать, что холодность, поначалу казавшаяся ему капризом, представляла собой иное. Словом, если донна Гермоса еще и питала к нему дружеские чувства, то о любви не могло быть и речи. Она исчезла безвозвратно.
      Это открытие не могло серьезно обеспокоить дона Торрибио. Его любовь к кузине была глубока и искренна. Он слишком долго был ей привержен, чтобы вот так вдруг отказаться от нее. Он с ужасом понимал, что рушатся все его надежды, и, совершенно отчаявшись, решил объясниться с донной Гермосой, чтобы стало ясно, что его ждет.
      Вот почему, вместо того чтобы вернуться домой в Сан-Лукас, он отправился в дель-Кормильо. Однако, подъехав к асиенде, он почувствовал, как мужество покинуло его. Предвидя результат предстоящего объяснения, он колебался, ибо, как все влюбленные, дон Торрибио, несмотря на очевидную холодность донны Гермосы, предпочитал тешить себя сумасбродными химерами, нежели услышать правду, способную разбить ему сердце и навсегда лишить надежды.
      Терзаемый противоречивыми мыслями, он попытался повернуть лошадь, однако в конце концов рассудок сдержал верх над страстью. Дон Торрибио понял, что не в силах пребывать долее в подвешенном состоянии и решился на трудное, но совершенно необходимое объяснение с донной Гермосой. И, вонзая шпоры в бока своей лошади, которая жалобно заржала от боли, поскакал к асиенде. Он знал, что если не осуществит своего намерения немедленно, потом у него уже не хватит на это силы воли.
      Приехав в Кормильо, он узнал, что дон Педро с дочерью отправились на охоту на восходе солнца и вернутся только в вечеру.
      - Тем лучше, - пробормотал сквозь зубы дон Торрибио и облегченно вздохнул при мысли об отсрочке, которую великодушно даровала ему судьба, и, не остановившись передохнуть, поскакал в Сан-Лукас.
      IV. Вечеринка
      Теперь приглашаем читателя в асиенду дель-Кормильо через два дня после несостоявшегося объяснения дона Торрибио с донной Гермосой.
      В восемь часов вечера в гостиной возле жаровни сидели дон Педро и его дочь.
      В этой изящно меблированной на французский манер гостиной иностранец неизменно ощутил бы себя оказавшимся где-нибудь в Сен-Жерменском предместье: те же великолепные обои, тот же изысканный вкус по всем, вплоть до рояля Эрара с партитурами опер, исполняемых в Париже, и творений новомодных романистов и поэтов, как бы служили доказательством того, что здесь не чужды интереса к последним достижениям европейской культуры.
      Тут все дышало Францией и Парижем. Только серебряная жаровня, заправленная оливковым маслом, была истинно мексиканской. Люстры с розовыми восковыми свечами дополняли изящество этого великолепного приюта.
      Донна Гермоса была в обычном платье, придававшим ей особое очарование. Она курила маисовую пахитоску, беседуя с отцом.
      - Да, - заметила она между прочим, - в президио поступили прелестные птички.
      - Ну и что же, малышка?
      - Мне кажется, милый папочка сегодня не особенно любезен, - сказала она тоном избалованного ребенка.
      - Из чего это вы сделали такое заключение, сеньорита? - улыбнулся дон Педро.
      - Неужели вы решили... - воскликнула она, подпрыгнув от радости в кресле и хлопая в ладоши. - Вы решили...
      - Купить тебе птиц. Завтра у тебя появятся попугаи, кардиналы, колибри и другие: более четырехсот птиц, неблагодарная негодница!
      - О, как вы добры, папа, и как я вас люблю, - она бросилась на шею дону Педро и принялась осыпать его поцелуями.
      - Ну, хватит, хватит, глупышка! Этак ты задушишь меня в своих объятиях!
      - Как отблагодарить вас за такую предупредительность?
      - Бедная малютка! - печально сказал он. - Мне некого любить кроме тебя.
      - Скажите: обожать, добрейший папа! Вы ведь меня обожаете, а я вас люблю всеми силами души.
      - Однако, - продолжил дон Педро тоном легкого упрека, - ты не боишься меня тревожить.
      - Я? - взволнованно воскликнула Гермоса.
      - Да, ты, - сказал дон Педро, с улыбкой грозя ей пальцем. - Ты от меня скрываешь что-то.
      - Папа, - прошептала она прерывающимся от волнения голосом.
      - Дочь моя, глаза отца способны читать в сердце шестнадцатилетней девушки. Вот уже несколько дней с тобой происходит что-то необычное. Ты постоянно чем-то озабочена.
      - Это правда, папа.
      - О ком же ты думаешь, девочка?
      - О доне Торрибио Квироге, папа.
      - А-а! Верно потому, что ты его любишь? Донна Гермоса приняла серьезный вид и, приложив руку к сердцу, сказала:
      - Нет! Я ошиблась, папа, я не люблю дона Торрибио Квирога. Однако он постоянно занимает мои мысли. Почему? Не умею сказать. После его возвращения из Европы в нем произошла какая-то перемена, какая именно, я не могу понять. Мне кажется, что это уже не тот человек, с которым я вместе росла. Его взгляд настораживает меня, голос вызывает какое-то болезненное ощущение. Конечно, он красив, манеры его изысканны и благородны, все в нем свидетельствует о знатном происхождении, но вместе с тем в нем есть нечто леденящее душу и внушающее мне непреодолимое отвращение.
      - Романтическая фантазия! - улыбнулся дон Педро.
      - Смейтесь, смейтесь надо мною. Но хотите, чтобы я была откровенна с вами до конца? - спросила она дрожащим голосом.
      - Конечно, дитя мое.
      - У меня такое предчувствие, что этот человек принесет мне несчастье.
      - Дитя мое, - возразил дон Педро, целуя ее в лоб. - Ну какое несчастье он может тебе принести?
      - Не знаю, папа, но я боюсь.
      - Хочешь, я откажу ему от дома?
      - Это может только приблизить несчастье, угрожающее мне.
      - Полно! Ты изнеженный ребенок, поэтому придумываешь себе всякие страхи, которые проистекают исключительно от твоей любви к кузену. Единственное средство возвратить тебе спокойствие состоит в том, чтобы ты как можно скорее обвенчалась с ним, и я намерен устроить это в самое ближайшее время!
      Донна Гермоса печально покачала головой, потупила глаза, но промолчала. Отец совершенно не понял смысла сказанных ею слов, а значит, и убедить его в ее правоте будет невозможно.
      В эту минуту пеон доложил о доне Торрибио Квироге.
      Молодой человек был одет по последней парижской моде. Когда он вошел в гостиную, отец и дочь невольно вздрогнули: первый несомненно от радости, вторая - от страха.
      Дон Торрибио приблизился к донне Гермосе и, изящно поклонившись, вручил ей изысканный букет. Она поблагодарила его с небрежной улыбкой, взяла букет и равнодушно положила на столик.
      Вскоре доложили о прибытии коменданта дона Хосе Калабриса со всей его группой, еще о нескольких семействах. Всего гостей было человек двадцать и среди них дон Эстебан Диас и дон Фернандо Карриль.
      В изящном кабальеро, появившемся в сопровождении мажордома, было совершенно невозможно узнать смелого лесного наездника, страшного охотника за пчелами, который несколько дней назад оказал неоценимую услугу дону Педро и его дочери. Его безукоризненные манеры, изысканное платье, словом, ничто не вызывало подозрений, или лучше сказать, не допускало их.
      Мы говорили выше, что дон Фернандо Карриль при всей окружавшей его таинственности был хорошо известен в высших кругах местного общества и с присущим мексиканцам гостеприимством был принят в самых почтенных домах. Поэтому в том, что он появился в асиенде дель-Кормильо не было ничего удивительного.
      Однако, поскольку дон Фернандо долго не показывался на людях, его появление в доме дона Педро невольно привлекло внимание гостей.
      Войдя в гостиную, дон Фернандо подошел к донне Гермосе, низко поклонился и почтительно подал ей цветок, который держал в руке.
      - Сеньорита, - сказал он, стараясь подавить охватившее его волнение. соблаговолите принять этот скромный цветок, который растет только в пустыне.
      Девушка невольно вздрогнула при звуке его голоса, показавшегося ей знакомым. Густой румянец залил ее лицо и, не смея встретиться с ним глазами, она бережно взяла цветок дрожащей рукой и приколола его к груди, чуть слышно прошептав при этом:
      - Все, что из пустыни, мне чрезвычайно дорого. Мало-помалу гости оживились, завязалась беседа. Эта мимолетная сценка осталась незамеченной никем, кроме дона Торрибио, который безошибочно угадал в доне Фернандо своего соперника.
      Обратившись к случайно оказавшемуся рядом дону Эстебану, он тихо, но достаточно внятно, для того чтобы услышали все присутствующие, сказал:
      - Интересно, какой волшебный ключ открывает этому человеку двери благородных домов, куда его никто не приглашал?
      - Спросите у него, - сухо ответил дон Эстебан. - Вероятно, он сможет удовлетворить ваше любопытство.
      - Я не премину воспользоваться вашим советом, сеньор, - сказал надменным тоном дон Торрибио.
      - Это совершенно бесполезно, кабальеро. Я слышал, что вы сказали, почтительным тоном, но с ироничной улыбкой проговорил дон Фернандо, вежливо поклонившись.
      Все голоса разом смолкли, воцарилась мертвая тишина. Взоры всех присутствующих были прикованы к молодым людям.
      Донна Гермоса побледнела и с мольбой взглянула на отца. Дон Педро решительно поднялся и, став между молодыми людьми, сказал:
      - Это что значит, кабальеро? Дон Торрибио, разве таким манерам вы обучались в Европе? Или вы сочли мой дом подходящим местом для демонстрации вашей ненависти? По какому праву вы считаете для себя возможным выражать неудовольствие по поводу присутствия здесь моего гостя? Пока еще, если я не ошибаюсь, вы не стали моим зятем. Я вправе принимать в своем доме кого захочу.
      - Даже разбойника, если вам заблагорассудится, - злобно сказал дон Торрибио с нарочитым церемонным поклоном.
      Дон Фернандо готов был бросится на наглеца, но удержался.
      - Пусть дон Торрибио объяснится яснее, - сказал он спокойным голосом.
      - А кто виноват, кабальеро, что я вынужден говорить загадками? Вы сами создаете вокруг себя таинственность.
      - Довольно, кабальеро! - вскричал дон Педро. - Дальнейшее продолжение разговора об этом будет для меня смертельным оскорблением.
      Молодые люди почтительно поклонились и отошли друг от друга, обменявшись однако зловещими взглядами.
      - Ну, полковник, - продолжал дон Педро, обратившись к коменданту, чтобы загладить впечатление, произведенное этой неприятной ссорой, - какие известия из Киюда? По-прежнему ли спокойна Мексика?
      - Наш великий Санта-Анна, - ответил полковник, с трудом переводя дух в своем тесном мундире, - опять разбил дерзкого генерала, осмелившегося взбунтоваться против него.
      - Слава Богу! Может быть, это приведет к установлению спокойствия, в котором так нуждается торговля.
      - Да, - заметил один богатый асиендер, сосед дона Педро, - сообщение стало столь затруднительным с некоторых пор, что невозможно переправить никакой груз.
      - Что, опять краснокожие зашевелились? - встревожено спросил находившийся среди гостей торговец.
      - Да нет, - перебил его комендант. - Никакой опасности не существует. Они получили такой жестокий урок, что теперь долго еще будут помнить.
      Едва заметная улыбка тронула губы дона Фернандо.
      - Вы забываете Тигровую Кошку и его сообщников, - сказал Он.
      - О! Тигровая Кошка - разбойник, - с живостью отозвался полковник. Сейчас правительство готовится к грандиозной операции против него, чтобы раз и навсегда покончить с этой шайкой разбойников.
      - Прекрасно придумано, - заметил дон Торрибио с многозначительной усмешкой, - давно пора очистить границу от населяющих ее негодяев.
      - Я совершенно с этим согласен, - спокойно сказал дон Фернандо, улыбнувшись с тем же многозначительным видом.