Человеку, по-видимому командовавшему этими людьми, можно было дать лет тридцать пять. Он был высокого роста, пропорционально сложен. Высокий лоб, черные глаза, прямой нос и большой рот делали лицо его красивым и, на первый взгляд, привлекательным, но присмотревшись, вы бы обнаружили, что его хитрые глаза косили и сардоническая улыбка то и дело пробегала по тонким и бледным губам. Лицо незнакомца обрамляли крупные завитки черных густых волос, в беспорядке падавших ему на плечи, перемешиваясь с всклокоченной бородой, в которой уже начинала местами пробиваться седина следствие утомительной кочевой жизни ее владельца.
      Четверо техасских искателей приключений не сделали ни одного движения. Командир незнакомцев с минуту рассматривал их, опершись обеими руками на свое ружье, потом характерным движением откинул волосы назад и обратился к Руперто.
      - Э-э! Compadre, - сказал он ему, - вы здесь? Какой добрый ветер занес вас в наши края?
      - Желание видеть вас, compadre, - ответил тот беспечно, высекая огонь из кремня с намерением закурить сигаретку, которую он только что скрутил.
      - Ба-а! Только это? - спросил незнакомец.
      - Что же еще, Сандоваль?
      - Кто знает?! - сказал тот, покачав головой. - Мало ли что бывает в жизни!
      - На этот раз вы ошибаетесь: меня заставляют посетить вас отнюдь не неприятности.
      - Тогда это еще более странно. Вы пришли лишь по собственному побуждению, и ничто вас не заставляло сделать это?
      - Я этого не говорю! Посещение мое, конечно, имеет свою причину, но только эта причина не из тех, о которых вы предполагаете.
      - Canarios! (Ну и ну! (исп.)) Я очень рад, что оказался не так далек от истины, как думалось сначала.
      - Тем лучше.
      - Но почему же, если вы хотели видеть меня, как вы говорите, то не пришли прямо в мой лагерь.
      Руперто рассмеялся.
      - Нечего сказать, такая мысль действительно была бы великолепна, если бы я желал, чтобы нас встретили градом крупной дроби. Я предпочел поступать так, как поступил.
      - Вот уже три дня мы вас выслеживаем.
      - Почему же вы не показались нам раньше?
      - Я не был уверен в том, что это именно вы.
      - Что же, может быть, это и так. Не хотите ли присесть?
      - Зачем? Теперь, когда мы узнали друг друга, я надеюсь, вы придете в лагерь?
      - Я не смел сделать вам этого предложения: вы видите, мы не одни, я привез с собой незнакомца.
      - Что же из этого? Если вы за него отвечаете...
      - Телом и душой!
      - В таком случае, друзья наших друзей - наши друзья и имеют право на наше внимание.
      - Благодарю вас, сеньор, - ответил Охотник За Скальпами, кланяясь, - я надеюсь, вы не будете иметь причины раскаяться в предложенном мне гостеприимстве.
      - Общество, в котором я встретил вас, служит мне отличным ручательством за это, сеньор, - возразил авантюрист с любезной улыбкой.
      - Разве вы собираетесь отвести нас в лагерь уже сегодня? - спросил Руперто.
      - Почему бы нет? Мы находимся от него на расстоянии всего пятнадцати миль.
      - Правда, но этот кабальеро ранен, и такой большой переезд после утомительного дня...
      - О, я отлично себя чувствую, клянусь вам! Силы мои почти совсем восстановились. Мне кажется, я в случае необходимости могу даже держаться на лошади. Пожалуйста, не стесняйтесь из-за меня, прошу вас, - сказал старик.
      - Хорошо сказано! - произнес Сандоваль. - А впрочем, я берусь вести вас по такой дороге, которая сократит наш путь почти наполовину.
      Таким образом, все было улажено. Лошадей оседлали, и маленький караван снова тронулся в путь.
      Незнакомцы шли пешком. Охотник За Скальпами не пожелал лечь в носилки, он даже настоял на том, чтобы о нем перестали заботиться, уверяя, что это вовсе не требуется. Срезав довольно длинную палку, он сделал из нее посох и пошел рядом с Сандовалем, который бросил на него при этом одобрительный взгляд.
      Как мы уже упоминали, Сандоваль был главарем людей, так неожиданно ворвавшихся в лагерь техасцев. Это были степные разбойники.
      В одной из предыдущих наших повестей мы объясняли, что такое степные разбойники. Но так как, по всей вероятности, не все мои читатели знакомы с книгой, на которую я ссылаюсь, то я насколько возможно короче объясню, что это за люди - степные разбойники.
      В Соединенных Штатах чаще чем где бы то ни было встречаются люди, которые, за отсутствием каких бы то ни было нравственных принципов и семейных связей, без всякого принуждения с чьей-либо стороны, дают волю своим пагубным страстям. Эти люди развращены ленью и уверены в том, что все, что они сделают, пройдет безнаказанно в стране, где полиция бессильна защитить честных обывателей от насилия и не может применять законы во всей строгости. Постепенно они опускаются все ниже и ниже и доходят до возмутительных преступлений, совершаемых почти средь бела дня, на глазах у всех, что никого не удивляет в стране, где господствует только одно право право сильного. Все это продолжается до тех пор, пока подобные люди не подвергнутся всеобщему осуждению и негодование публики не возьмет верх над страхом перед негодяями. Тогда они оказываются поставленными перед необходимостью бежать из города в город, чтобы спастись от суда Линча. Затравленные всеми, даже их собственными сообщниками, как дикие звери, они все более и более приближаются к границе индейских территорий и кончают тем, что переходят ее, осужденные жить или умереть в пустыне. Но и там им все враждебно: белые трапперы, лесные охотники, воинственные племена краснокожих, дикие звери - все против них, а потому им приходится ежедневно, ежечасно бороться, защищая свою жизнь. Но перед ними открыты неизмеримые пространства прерий, девственные леса и горы, и благодаря этому они имеют возможность продолжать борьбу.
      Эти подонки общества смело вступают в подобную жизнь и даже гордятся внушаемой ими ненавистью и отвращением. Приняв безжалостный закон прерий око за око, зуб за зуб, они становятся крайне опасными из-за своей численности, и во всех случаях платят своим врагам злом за зло. Горе индейцам и охотникам, отважившимся охотиться в одиночестве в прериях: разбойники убивают их без всякой пощады. Караваны переселенцев также подвергаются их нападениям и уничтожаются с утонченной, варварской жестокостью. Некоторые из этих отщепенцев, сохранив еще остаток стыда, меняют костюм белых охотников на одежду краснокожих, с тайной мыслью заставить ограбленных думать, что они подверглись нападению индейцев; при этом те же индейцы являются их неумолимыми врагами. Иногда случается, что разбойники заключают союз с краснокожими, принадлежащими к какому-нибудь племени. Они не пренебрегают решительно ничем, если только дело идет о грабеже, но всему предпочитают скальпы, которые Соединенные Штаты Америки гуманное государство, покровительствующее индейцам - не стыдятся покупать по пятидесяти долларов за штуку. А потому неудивительно, что разбойники умеют так же ловко, как индейцы, снимать у людей кожу с головы - с той только разницей, что для них пригоден каждый скальп, и если не удается снять его с индейца, они без зазрения совести снимают его с белого, уверенные в том, что все скальпы одинаковы, тем более, что американское правительство скальпы вблизи не рассматривает, не торгуется и не спрашивает у бандитов о подробностях их приобретения, довольствуясь тем, чтобы волосы на скальпах были длинны и имели черный цвет.
      Шайка бандитов под предводительством Сандоваля была одной из самых больших и наиболее организованных в Арканзасе. Товарищи главаря представляли собой великолепнейшую коллекцию разбойников, которую только можно себе представить.
      В течение довольно значительного времени отец Антонио состоял членом этого почтенного собрания. Снабжая Сандоваля сведениями то о пути следования караванов, то об их численности и о силе охраны, он извлекал из этого положения определенную выгоду для себя. И хотя в настоящее время благочестивый монах отказался от подобного рискованного промысла, обращение его на путь истинный было еще слишком недавним, так что бандиты не забыли об оказанных им услугах и сохраняли о нем добрую память. Поэтому, когда отец Антонио вынужден был расстаться с Белым Охотником За Скальпами, он тотчас же вспомнил о своих прежних друзьях. У монаха сложилось впечатление, что Охотник За Скальпами, благодаря образу жизни, который тот вел в пустыне, имел в характере много общих черт с разбойниками, не знающими, как и он сам, сострадания и не признающими иного закона, кроме произвола. В отряде вольных стрелков, набранных монахом во время обращения его к добру, были люди, более остальных помятые житейскими бурями. Людей этих отец Антонио видел в деле и сумел оценить по достоинству. Он предусмотрительно оставил их при себе, чтобы иметь постоянно под рукой на случай необходимости участвовать в опасном деле, чтобы выпутаться из затруднительной ситуации. Такое положение всегда может ожидать кочевника в его жизни, исполненной случайностей.
      Среди его товарищей был конечно и Руперто, которому он поручил, выбрав троих верных людей, эскортировать раненого Охотника За Скальпами до лагеря Сандоваля. Мы уже говорили о том, что монах не ошибся в своем выборе, и упомянули, с какой заботливостью Руперто выполнил возложенное на него поручение.
      Говорят, что честные люди узнают друг друга с первого взгляда. Эти слова еще более применимы к негодяям. Сандоваль как знаток и ценитель любовался атлетической внешностью своего нового знакомого. Черты его лица, точно высеченные из гранита, глубокие сверкающие глаза, резкая и лаконичная манера говорить - все в этом старике нравилось главарю.
      Несколько раз за время трудного пути он предлагал Охотнику За Скальпами позволить себя нести двум широкоплечим спутникам, но старик, несмотря на усталость и сильнейшую боль от незаживших ран, ограничивался ответом, что физическая боль ничего не значит и человек, который силой воли не сумеет ее победить, заслуживает презрения даже женщин и детей.
      На такое решительное заявление ничего нельзя было возразить. Сандоваль удовольствовался тем, что кивнул в знак согласия, после чего оба авантюриста продолжали уже свой путь молча.
      Тем временем настала ночь, но она была светла, а потому путники могли идти спокойно, не опасаясь заблудиться. После трехчасового перехода путешественники дошли, наконец, до вершины высокого холма.
      - Мы пришли, - сказал Сандоваль, остановившись под предлогом отдыха, а в действительности для того, чтобы дать своему запыхавшемуся товарищу отдышаться.
      - Пришли? - спросил с удивлением Охотник За Скальпами, оглядевшись и не видя ни малейшего признака какого бы то ни было лагеря.
      Авантюристы находились в эту минуту на площадке, представлявшей собой платформу шириной в пятьдесят метров; посреди площадки высилось громадное алоэ двадцати футов в окружности. Это дерево-великан, казалось, царило над всей пустынной местностью. Атаман предоставил своему товарищу в течение нескольких минут искать вокруг признаки жилья и наконец сказал, протягивая руку к великолепному дереву.
      - Мы должны войти в дом через трубу. Ба-а! Один раз не в счет. Вы не обидитесь на меня за это - я просто хотел сократить дорогу.
      - Знаете, атаман, я вас совсем не понимаю, - заметил Охотник За Скальпами.
      - Я в этом не сомневаюсь, - возразил, улыбаясь, Сандоваль. - Пойдемте, сейчас вы отгадаете загадку.
      Старик, не говоря ни слова, поклонился в знак согласия, и собеседники приблизились к дереву в сопровождении остальных спутников. Те, заметив удивление Охотника За Скальпами, молча улыбались.
      Подойдя к дереву, Сандоваль запрокинул голову вверх.
      - Эй! - крикнул он. - Урс, здесь ли ты?
      - Где же мне быть, как не здесь? - ответил грубый голос с вершины дерева. - Должен же я дожидаться вас, раз уж у вас возникла прихоть гулять целую ночь напролет.
      Разбойники разразились смехом.
      - Всегда одинаково любезен! - сказал Сандоваль. - Это удивительно, как этот Урс всегда умеет вставить острое словцо! Ну, спускай лестницу, зверюга.
      - Зверюга! - проворчал голос, тогда как обладатель его по-прежнему оставался невидим. - Вот как он меня благодарит!
      С вершины дерева тем временем свесилась довольно длинная лестница. Сандоваль взялся за нее, надежно укрепил и, обернувшись к раненому старику, сказал:
      - Я поднимусь первым, чтобы указать вам дорогу.
      - Хорошо! - ответил Охотник За Скальпами решительно. - By God! Я буду вторым, клянусь вам!
      - А-а! - воскликнул атаман, обернувшись. - Вы из Соединенных Штатов?
      - Какое вам до этого дело? - возразил тот угрюмо.
      - Ровно никакого, только мне не мешало бы знать это.
      - Так вы уже знаете! А что же дальше?
      - А дальше то, - ответил Сандоваль, смеясь, - что вы окажетесь в обществе своих соотечественников, вот и все.
      - Мне это совершенно безразлично.
      - Canarios! Да и мне тоже! - воскликнул главарь, продолжая смеяться. Говоря это, он поднялся вверх.
      Раненый шаг за шагом следовал за ним.
      Лестница упиралась в широкую платформу, полностью скрытую густыми ветвями дерева. На этой платформе стоял бандит, которого Сандоваль назвал Урсом (Ours - медведь. Имя, чрезвычайно подходившее к нему, настолько человек этот был всклокочен и имел дикий вид. - Примеч. автора.).
      - Что нового? - спросил главарь, ступив на платформу.
      - Ничего, - ответил тот лаконично.
      - Все отряды возвратились?
      - Все, за исключением вашего.
      - Газель и американка в пещере?
      - Там.
      - Хорошо! Когда все поднимутся наверх, втянешь назад лестницу и последуешь за нами.
      - Хорошо, карай! Я, кажется, и без вас знаю, что нужно делать.
      Сандоваль ограничился тем, что вместо ответа пожал плечами.
      - Пойдемте, - сказал он Охотнику За Скальпами, немому свидетелю этой сцены.
      Оба авантюриста перешли платформу.
      Вся середина дерева была пуста. Это не было делом человеческих рук: старость заставила сгнить сердцевину этого исполина, в то время как кора его оставалась совершенно зеленой и живучей. Разбойники, жившие уже многие годы в широкой пещере, находившейся внутри холма, заметили однажды, что потолок их пещеры в одном месте обвалился после сильной бури; земля осыпалась и образовалось отверстие, которое они и назвали трубой (это вывалилась труха из сгнившей сердцевины гигантского дерева). Разбойники, как и многие животные, любят иметь несколько выходов из своих логовищ. Новый выход, которым они обязаны были случаю, доставил им тем большее удовольствие, что в их распоряжении оказался как бы балкон, с высоты которого открывался прекрасный вид на окрестности, позволяя издали видеть приближение врага. Они построили платформу на достаточной высоте, чтобы не разрушить кору дерева, и с помощью двух лестниц, внутренней и наружной, которая по желанию убиралась, стали свободно выбираться из пещеры этим путем.
      Сандоваль наслаждался удивлением, которое испытывал гость. Действительно, изобретение бандитов казалось Охотнику За Скальпами замечательным, и он, оставив свою флегматичность и невозмутимость, вслух высказал удивление.
      - Теперь, - сказал ему разбойник, указывая на довольно длинную внутреннюю лестницу, - мы спустимся вниз.
      - Я к вашим услугам, by God! - ответил Охотник За Скальпами. Действительно, это великолепно! Идите, я следую за вами.
      Новые знакомцы спускались по лестнице очень осторожно из-за темноты, царившей вокруг них, так как караульные по забывчивости или по небрежности не зажгли факелов, заметив, что не ожидали столь позднего возвращения своих товарищей.
      Но Охотник За Скальпами один только последовал за бандитом через описанный выше вход. Он хотя и был очень удобен для пешеходов, но не годился, совершенно ясно, для всадников, а потому Руперто и трое его друзей, расставшись с Сандовалем у подошвы холма, совершили длинный объезд, чтобы добраться до основного входа в пещеру, давно известного всем четверым.
      По мере того как Охотник За Скальпами и атаман спускались все ниже, вдали забрезжил свет. Казалось, что они опускаются в огромную печь. Ступив на землю, Охотник За Скальпами очутился в пещере огромной величины, ярко освещенной множеством факелов. Факелы эти держали в руках разбойники, они сгруппировались у лестницы и, видимо, желали устроить своему предводителю торжественную встречу. Пещера была грандиозных размеров. Из большого зала, куда спустился Охотник За Скальпами, расходились радиусами многочисленные бесконечно длинные галереи. Зрелище, представшее глазам Охотника За Скальпами в зале, куда он попал так неожиданно, было достойно кисти Калло (Жан Калло (1592-1635) - французский художник-гравер, офорты поражают своими фантастическими образами.). Перед ним толпились люди со странными физиономиями, в непривычных одеждах, стоявшие во всевозможных позах. Одним словом, все носило необыкновенный характер в этой шайке бандитов, встретивших предводителя криками радости и ревом, похожим на рев диких зверей. Однако атаман слишком хорошо знал, с какого рода людьми он имеет дело, чтобы быть растроганным оказанной ему восторженной встречей. Напротив, он сдвинул брови, поднял голову и окинул собравшуюся вокруг него толпу грозным взглядом.
      - Что здесь происходит, сеньоры кабальеро? - спросил он. - Как могло случиться, что все вы собрались здесь меня встретить? Боже праведный! Должно быть, вы плохо исполнили мои приказания, иначе не были бы так внимательны по отношению ко мне. Хорошо, оставьте меня. Мы выясним это позже. А теперь я хочу остаться один. Ступайте!
      Не сказав в ответ ни слова, бандиты разошлись по своим галереям, и через несколько минут зал оказался совершенно пуст.
      В этот момент показался Руперто. Оставив своих товарищей в обществе нескольких прежних знакомых, он пришел присоединиться к человеку, отданному на его попечение.
      Хотя Сандоваль сердечно приветствовал авантюриста, он сохранял вид человека, сознающего свое превосходство над другим, что и было замечено техасцем.
      - О! Мы, как видно, уже не в прериях, - сказал он.
      - Нет, - ответил атаман серьезно. Делая ударение на каждом слове, он произнес: - Вы у меня. Но, - добавил, дружески улыбаясь, - не беспокойтесь об этом. Вы - мои гости, и к вам отнесутся как следует.
      - Хорошо! Хорошо! - сказал Руперто, который вовсе не был тронут любезными манерами атамана. - Я знаю, в каком месте сапог вам жмет, compadre! Я сейчас помогу вам. - И обернувшись к Урсу, который в эту минуту спускался с лестницы, все такой же дикий и всклокоченный, сказал, Попросите Белую Газель прийти сюда. Не забудьте прибавить, что атаман Сандоваль желает поцеловать ее.
      Главарь улыбнулся и протянул руку авантюристу.
      - Простите меня, Руперто, - сказал он, - вы знаете, как я люблю этого ребенка. Если я не вижу ее хотя бы день, то мне будто чего-то недостает и я чувствую себя несчастным.
      - Canarios! Я хорошо это знаю, - ответил Руперто с улыбкой, - а так как мне хотелось бы видеть вас в хорошем настроении, я не колеблясь отдал Урсу приказ привести сюда единственное существо, которое вы когда-либо любили.
      Главарь молча улыбнулся.
      - Ну, встряхнитесь, карай! - весело сказал авантюрист. - Она сейчас придет. Не хватает еще, чтобы вы были не в духе только из-за того, что ребенок не пришел поцеловать вас по возвращении, скорее всего потому, что заигрался. Вспомните, что мы ваши гости и поэтому имеем неоспоримое право на гостеприимство и что вы ни в коем случае не должны быть нелюбезными с нами.
      - Увы! Друзья мои, - ответил атаман, подавляя вздох, - вы не имеете понятия о том, как отрадно несчастному человеку, стоящему вне закона, сознавать, что есть на свете существо, которое любит его ради него самого, без всякого расчета и задних мыслей.
      - Тише! - быстро проговорил Руперто, положив руку ему на плечо. Замолчите, мой друг. Вот она.
      ГЛАВА XII. В пещере
      Руперто не ошибся. В эту минуту появилось прелестнейшее создание, подпрыгивая, как молодая лань. Это был ребенок - девочка самое большее лет двенадцати, миниатюрная, свеженькая, смеющаяся. Ее большие черные глаза, розовый ротик с жемчужными зубками, ее великолепные черные волосы, спускающиеся двумя густыми косами до колен, полумужской-полуженский костюм - все в этой девочке сочеталось как бы для того, чтобы придать ее наружности отпечаток чего-то необыкновенного, неземного и даже ангельского - так велико было ее природное изящество и настолько ее невинный и искренний смех и глубокий и вместе с тем мечтательный взгляд составляли резкий контраст с окружавшими ее грубыми и страшными бандитами.
      Когда девочка увидела атамана, глаза ее радостно заблестели; одним прыжком она очутилась в его объятиях, и разбойник с любовью прижал ее к своей могучей груди.
      - А! - воскликнул он, целуя ее шелковистые волосы, голосом, который он напрасно старался смягчить. - Вот, наконец, и ты, дорогая Газель! Ты запоздала.
      - Отец, - отвечая на его ласки, возразила она нежным, очаровательным голоском, - я не знала о твоем возвращении. Уже поздно, я не надеялась более увидеть тебя сегодня и собиралась идти спать.
      - В таком случае, нинья (Нинья - малышка.), - сказал разбойник, опуская девочку на землю и целуя ее в последний раз, - тебе не следует дольше оставаться здесь. Я видел тебя, я поцеловал тебя, я могу теперь быть счастливым до завтра. Иди спать, я не эгоист! Я не хочу, чтобы ты потеряла свою свежесть из-за меня.
      - О! - воскликнула она, мило покачивая своей миниатюрной головкой. Мне больше не хочется спать, я могу еще немного посидеть с тобой, отец.
      Белый Охотник За Скальпами с возрастающим изумлением смотрел на этого прелестного ребенка, такого жизнерадостного, смеющегося и любящего, который также был, по-видимому, горячо любим. Он не мог найти объяснения его присутствию среди бандитов, как и нежности, которую высказывал атаман.
      - Вы очень любите эту девочку? - спросил он, привлекая к себе ребенка и целуя его в лоб.
      Девочка взглянула на него глазами, широко открытыми от удивления, но не обнаружила при этом ни малейшего страха и не старалась уклониться от ласки.
      - Люблю ли я ее?! - воскликнул разбойник. - Этот ребенок - радость и счастье нашего дома. Вы думаете, - добавил он с оттенком упрека в голосе, что раз мы бандиты и стоим вне закона, то заглушили в своих сердцах все хорошие чувства? Заблуждаетесь! Ягуар и пантера любят своих детей, даже серый медведь, и тот ласкает детенышей. Неужели мы больше звери, чем эти четвероногие, самые свирепые из всего животного царства? Да, мы любим нашу Белую Газель. Она - наш добрый гений, наша защита. Пока она среди нас, нам все будет удаваться, потому что счастье всюду следует за ней.
      - О, отец! - воскликнула девочка с чувством. - В таком случае вы всегда будете счастливы, потому что я не покину вас.
      - Кто может отвечать за будущее? - глухо пробормотал бандит, и облако печали легло на его суровое лицо.
      - Вы - счастливый отец, - сказал Охотник За Скальпами, глубоко вздохнув.
      - Не правда ли? Но Белая Газель принадлежит не мне одному, она принадлежит всем нам: она наша приемная дочь.
      - А-а! - протянул Охотник За Скальпами, печально покачав головой.
      - Иди, дитя, - сказал Сандоваль, - иди, отдохни, уже поздно.
      Девочка бросила ласковый взгляд на троих собеседников и скрылась в глубине одной из боковых галерей.
      Главарь не отрывал от нее взгляда, пока мог ее видеть. Потом, обернувшись к гостям, которые, как и сам он, все еще находились под впечатлением этой трогательной сцены, сказал:
      - Следуйте за мной, сеньоры кабальеро, уже поздно. Вы, вероятно, голодны и хотите отдохнуть. Гостеприимство, которое я могу вам оказать, будет хотя и скромным, но предложат его вам от чистого сердца.
      Охотник За Скальпами и Руперто последовали за главарем в одну из боковых галерей. С каждой стороны в ней были своего рода ниши, закрытые вместо занавесей циновками. То там, то здесь на стенах галереи были прикреплены на железных кольцах зажженные факелы, распространявшие вокруг себя красноватый дымный свет, которого, однако же, было вполне достаточно, чтобы найти дорогу. После того как авантюристы шли в течении десяти минут по различным галереям, казавшимся настоящим лабиринтом, где нетрудно было заблудиться, атаман остановился у одной пещеры и, подняв полог, скрывавший ее вход, знаком пригласил спутников войти. Сам Сандоваль вошел за ними следом, опустив за собой полог. Пещера, в которую атаман привел своих гостей, была очень большой и высокой. Через незаметные для глаз трещины в нее проникал наружный воздух, отчего здесь не было душно. Несколько перегородок разделяли пещеру на комнаты. Золотое паникадило, похищенное, по всей вероятности, в какой-нибудь церкви, висело под самым потолком. К нему была прикреплена лампа с ароматным маслом, освещавшая ярким светом внутреннюю часть пещеры.
      К сожалению, остальная меблировка совсем не соответствовала этому драгоценному предмету. Напротив, она была в высшей степени скромна и состояла из большого стола темного ореха, шести скамеек грубой работы и двух бутак. Лишь эта мебель могла претендовать на то, чтобы считаться комфортабельной. На стенах висели рога бизонов, когти гризли - охотничьи трофеи разбойников, добытые на охоте в прериях. Единственным предметом, останавливавшим на себе взгляд, были козлы, где помещалось все оружие, употребляемое в Америке, начиная с копья и лука и кончая саблями, ружьями и двуствольными пистолетами.
      Было очевидно, что разбойник отдал распоряжения по приему гостей. На столе стояли деревянные миски, хрустальные стаканы и серебряные блюда, среди которых разместили кувшины - одни с водой, другие с винами, наиболее любимыми мексиканцами.
      Урс со своей мрачной физиономией приготовился прислуживать гостям.
      - Прошу к столу, сеньоры кабальеро, - с важностью проговорил Сандоваль, усаживаясь на скамью.
      Гости последовали его примеру. Каждый из присутствующих, вынув из-за сапога нож, с жадностью принялся за великолепный пирог из дичи, что было вполне понятно, если учесть, что они почти весь день ничего не ели. Впрочем, мы должны отдать справедливость предводителю разбойников: судя по угощению, которое он предлагал гостям, было очевидно, что недостатка в хорошей провизии здесь не испытывали.
      В начале обеда все молчали, думая лишь о том, чтобы утолить голод. Но когда аппетит их был до некоторой степени удовлетворен и по англо-американскому обычаю, принятому в прериях, чаша с вином пошла вкруговую, напускная холодность, царившая среди общества, сразу исчезла, и каждый заговорил со своим ближайшим соседом. Затем голоса зазвучали громче, и вскоре все заговорили разом.
      Только двое изо всех, сидевших за столом во время обеда, угрожавшего перейти в пьяную оргию, умеренно прикасались к вину. Это были Сандоваль и Белый Охотник За Скальпами.
      Атаман, старательно подливая своим гостям, заботился о том, чтобы самому не опьянеть и сохранить необходимое хладнокровие. С некоторым беспокойством присматривался он к незнакомцу, которого случай сделал его гостем. Этот мрачный человек внушал ему неприятное чувство, которого он не мог себе объяснить, но, вместе с тем, он не осмеливался расспрашивать его. Законы прерий запрещали задавать какие бы то ни было вопросы чужестранцу, пока тот сам не пожелает сказать, кто он такой.
      К удовольствию Сандоваля, любопытство и нетерпение которого возрастали с каждой минутой, у Руперто появилось не менее горячее желание объяснить цель своего прибытия к разбойникам, а потому, в то время, когда разговор сделался общим и каждый старался перекричать другого, Руперто несколько раз с силой ударил рукоятью своего кинжала по столу, требуя молчания.
      Крики мгновенно смолкли, и все головы повернулись в его сторону.
      - Чего вы хотите, Руперто? - спросил его Сандоваль.
      - Чего я хочу? - ответил тот коснеющим от обильного возлияния языком. - Я требую слова.
      - Всем молчать! - повелительно сказал атаман. - Говорите, Руперто! Никто не станет перебивать вас, даже если вы будете говорить до восхода солнца.
      - Карамба! - воскликнул техасец со смехом. - Я вовсе не намереваюсь так долго испытывать ваше терпение.
      - Поступайте как вам угодно, compadre, вы - мой гость и, кроме того, старый знакомый. Это дает вам право делать все, что вы захотите.
      - Благодарю вас за любезность, атаман! Я прежде всего должен от себя лично и от имени моих спутников выразить вам искреннюю благодарность за ваше гостеприимство.
      - Довольно, довольно об этом! - небрежно сказал Сандоваль.
      - Нет, нет, не довольно, - напротив! Не каждый день можно найти в прериях такое обильное угощение, как ваше, и надо быть неблагодарным, как монах, чтобы не признать этого!
      - Ха-ха! - усмехнулся атаман. - Разве сегодня, когда я вас встретил, вы не говорили, что посланы ко мне монахом Антонио?
      - Да, это так.
      - Это достойный монах! - заметил Сандоваль. - Он напоминает мне его преподобие Джона Симмерса, который был повешен за двоеженство. Это был святой человек! Я помню, что, стоя возле виселицы, он произнес великолепную назидательную проповедь, исторгнувшую слезы из глаз большинства присутствовавших. Но возвратимся к отцу Антонио. Надеюсь, с ним не произошло никакого несчастья и он совершенно здоров?
      - Когда я расстался с ним, он был абсолютно здоров, но вполне могло случиться, что в настоящую минуту он серьезно болен и даже мертв.
      - Праведный Боже! Это внушает мне беспокойство, compadre. Объяснитесь.
      - Все очень просто. Техасцам наскучило беспрестанное лихоимство мексиканцев, они подняли восстание и хотят завоевать независимость.
      - Это я уже знаю.
      - Вам, без сомнения, известно также и то, что все лучшие люди Техаса стали под знамя независимости, а потому и отец Антонио, собрав небольшой отряд, присоединился к инсургентам.
      - Это довольно умно, - произнес атаман с улыбкой.
      - Не правда ли? О, отец Антонио ловкий политик!
      - Да, да! Доказательством тому может служить то обстоятельство, что в начале восстания он часто сам не знал, к какой партии принадлежит.
      - Что же вы хотите, - возразил Руперто небрежно, - всякому трудно сориентироваться в начале народной смуты. Но теперь, дело другое!..