Казалось, был поздний вечер. Джанасен еще не оправился от потрясения, когда его выхватили из здания Института эмиграции. Он и не подозревал о наличии машины перемещений в собственном кабинете. Как видно, у Фолловера были и другие агенты в этой планетной системе. Он осторожно огляделся. Он стоял в тускло освещенном парке. Водопад шумел с невидимой за деревьями высоты. Струи воды сверкали в туманном свете.
      На фоне водопада вырисовывалась фигура Фолловера. Его бесформенное тело не имело резких очертаний и по краям сливалось с темнотой. Молчание затянулось, и Джанасен занервничал, но он знал, что лучше не начинать первым. Наконец, Фолловер зашевелился и приблизился.
      — Я с трудом приспосабливаюсь, — сказал он. — Эти сложные энергетические проблемы раздражают меня. Я не умею технически мыслить.
      Джанасен продолжал молчать. Он не видел необходимости комментировать услышанное. Он ждал.
      — Мы должны рискнуть, — сказал Фолловер. — Надо изолировать Госсейна от тех, кто может ему помочь, а если будет необходимо, и уничтожить. Я действую по определенному плану при поддержке Энро Рыжего, и мне не должна мешать личность с неизученными способностями.
      В темноте Джанасен пожал плечами. На мгновение он даже удивился собственному равнодушию. Не имело значения, что именно он будет делать и что за неизвестные способности у его противника. Это его не заботило. «Я всего лишь инструмент, — подумал он с гордостью. — Я служу хозяину-тени». Он улыбнулся, опьяненный собственным эго, своими действиями и чувствами. Он назвался Джанасеном, поскольку это имя было довольно близко к его настоящему имени. Дэвид Джанасен. Фолловер снова заговорил.
      — Любопытные моменты видны в будущем этого человека, Госсейна, но картины проходят через... хотя, пожалуй, ни один предсказатель не сможет их ясно разглядеть. Но я знаю, что он будет вас искать. Не пытайтесь предотвратить это. Он обнаружит ваше имя в списке пассажиров «Президента Харди» и удивится, что не видел вас там. В конце концов, это укажет ему, что вы на Венере. Сейчас мы находимся в парке нижнего города Нью-Чикаго.
      — Как? — Джанасен огляделся с изумлением.
      Он увидел только деревья, затемненные кусты и водопад. Там и сям неяркий свет отбрасывал тусклые отблески, но не было и намека на город.
      — Эти венерианские города, — сказал Фолловер, — не имеют аналогов во всей галактике. Они индивидуально спланированы и застроены. Здесь все бесплатно: пища, транспорт, постройки — все!
      — Что ж, это все упрощает.
      — Не совсем. Теперь венерианцы знают о существовании разумных существ на планетах других звезд. После недавнего нападения они, вероятно, приняли меры предосторожности. У вас есть неделя или около того. За это время Госсейн должен вас найти.
      — И что после этого? — поинтересовался Джанасен.
      — Пригласите его к себе и дайте ему вот это.
      Предмет пролетел, мерцая в темноте белыми вспышками. Он упал на траву и лежал, сверкая, как зеркало в солнечном свете.
      — Она не будет такой яркой днем, — сказал Фолловер. — Помните, вы должны передать ее Госсейну в вашей комнате. Итак, какие вопросы?
      Джанасен осторожно наклонился и поднял сверкающий предмет. Это было что-то вроде пластиковой карточки. Она была гладкой, как стекло. На ней была надпись, слишком мелкая, чтобы ее можно было прочесть невооруженным глазом.
      — Что он должен сделать с этим?
      — Прочесть текст. Джанасен нахмурился.
      — И что тогда произойдет?
      — Вам это знать не обязательно. Вы должны только выполнять мои инструкции.
      Джанасен задумался и мрачно произнес:
      — Вы только что сказали, что мы должны рискнуть. Но получается, единственный, кто рискует, это я.
      — Друг мой, — сказал Фолловер непреклонно, — уверяю вас, вы не правы. Давайте не будем спорить. Еще будут вопросы?
      «Фактически, — подумал Джанасен, — я никогда не интересовался пустяками».
      — Нет, — ответил он.
      Наступила тишина. Фолловер начал таять в туманном воздухе. Джанасен так и не уловил момента, когда призрак полностью исчез. Но вскоре он понял, что остался один.
 
      Госсейн взглянул на «карточку», затем на Джанасена. Наглость этого человека заинтересовала его, поскольку давала возможность приглядеться к его характеру. Джанасен явный солипсист. Свою неврастеничность он прикрывает важной позой, которая, впрочем, зависит от того, будут более сильные люди выносить его дерзость или нет.
      Их встреча с глазу на глаз проходила в типично венерианской обстановке. Они сидели в комнате, открытые двери которой выходили в сад с цветущими кустами. Комната была со всевозможными удобствами, включая автоматическую подачу пищи, электронное устройство для приготовления еды, которое освобождало от необходимости иметь кухню.
      Госсейн изучал мужчину враждебным взглядом. Найти Джанасена оказалось не очень сложно. Несколько межпланетных переговоров, разрешенных в последние дни, быстрый опрос роботов-регистраторов в отелях вывели его на след.
      Первым заговорил Джанасен.
      — Организация жизни на этой планете заинтересовала меня. Я никак не могу привыкнуть к идее бесплатной пищи.
      Госсейн неприветливо произнес:
      — Вы бы лучше говорили по делу. То, как я с вами поступлю, полностью зависит от того, что вы мне расскажете.
      Смелые голубые глаза задумчиво смотрели на него.
      — Я расскажу вам все, что знаю, — наконец сказал Джанасен, пожав плечами. — Но не из-за ваших угроз.
      Просто я не собираюсь скрывать ничего о себе или еще о ком-либо.
      Госсейн ожидал подобных слов. Этот агент Фолловера будет счастлив прожить еще лет пять, но при этом сохраняя уважение к себе. Однако Госсейн ничего не сказал, и Джанасен начал свой рассказ. Описывая свои отношения с Фолловером, он казался искренним. Внимание призрака он привлек, будучи на секретной службе Великой Империи. Он слово в слово пересказал разговоры с Фолловером о Госсейне. В конце он прервался и вернулся к прежней теме.
      — Галактика, — сказал он, — полна разнообразнейшими идеями, но я никогда не слышал, чтобы они воплощались и приносили какой-нибудь результат. Я пытаюсь понять, как действует неарис... не...
      — Называйте это ноль-А.
      — ...как действует ноль-А. Но видимо эта философия основана на сознательности людей, а в это я не могу поверить.
      Госсейн не ответил. Обсуждать этот предмет было глупо, поскольку здесь не обойтись несколькими словами. Если Джанасен заинтересовался, он может пойти в начальную школу. Собеседник понял его настроение и снова пожал плечами.
      — Вы уже прочитали текст на «карточке»? — спросил он.
      Госсейн ответил не сразу. «Карточка» состояла из химически активного, но безопасного материала, скорее всего абсорбента. Тем не менее, это был необычный предмет, очевидно, последнее достижение галактической науки. Он не собирался спешить с этим.
      — Этот Фолловер, — сказал он наконец, — точно предсказал, что я буду спускаться в том лифте в девять двадцать восемь.
      Поверить в это было трудно. Фолловер был не только не с Земли, но и не из Солнечной системы. Существо из далекой галактики обратило внимание на Гилберта Госсейна. И увидело его определенное действие в определенное время. Об этом говорил рассказ Джанасена.
      Точность пророчества ошеломляла. Это делало «карточку» особенно ценной. Со своего места он видел текст, но не мог разобрать слов. Он наклонился ниже. Но надпись оставалась слишком мелкой.
      Джанасен подал увеличительное стекло.
      — Надпись можно прочесть только через лупу, — сказал он.
      Госсейн колебался, но поднял карточку и внимательно рассмотрел ее. Он подумал, что это возможно переключатель, активизирующий какой-то большой механизм. Но какой?
      Он окинул взглядом комнату. Когда он входил сюда, то «запомнил» ближайшие электрические розетки и проследил, куда идут провода. Некоторые тянулись к столу, за которым он сидел, и обеспечивали энергией встроенную кухонную машину. Он поднял взгляд.
      — Мне кажется, мистер Джанасен, — сказал он, — что вы собираетесь покинуть Венеру или на корабле, или с помощью искривителя пространства. Я намереваюсь отправиться с вами.
      Джанасен с любопытством посмотрел на него.
      — Вам не кажется, что это может быть опасным.
      — Да, — сказал Госсейн с улыбкой, — да, может быть. Они замолчали.
      Госсейн настроил карточку на одну из «запомненных» зон и одновременно подал сигнал на чувство страха или сомнения. Если эти чувства появятся у него, карточка немедленно телепортируется из комнаты.
      Такая предосторожность была недостаточной, но все же давала какой-то шанс.
      Он сфокусировал стекло над текстом и прочитал:
 
      «Госсейну:
      Искривитель пространства имеет замечательное качество. Он питается электрической энергией, но не проявляет необычных свойств даже во включенном состоянии. Этот прибор встроен в стол, за которым вы сидите. Если вы прочтете дальше, то тут же попадете в сложнейшую западню, когда-либо созданную для конкретного человека».
 
      Пришло ли чувство страха, он не помнил. Дальше была ночь.

      Колесо сверкало. Госсейн лениво смотрел на него, лежа в повозке. Наконец, его взгляд оторвался от металлического колеса и остановился на закрывающей горизонт постройке. Это было гигантское строение, выгибающееся вверх от земли, подобно огромному шару. Только небольшая его часть была доступна взору.
      Картина дошла до его сознания и поначалу не вызвала никакой озабоченности. Госсейн поймал себя на том, что сравнивает увиденное с номером отеля, где он беседовал с Джанасеном. А затем он подумал: «Я Ашаргин».
      Впрочем, это чувство не выражалось словами. Автоматическое отождествление себя, простое отождествление, которое исходило из органов его тела и воспринималось нервной системой, как само собой разумеющееся. Но не спокойное отождествление. Гилберт Госсейн отверг его с удивлением, которое переросло в тревожное возбуждение, а затем в замешательство.
      Летний ветерок обдувал его лицо. Возле большого строения среди подобия деревьев там и сям были разбросаны мелкие постройки. Позади них, на заднем плане великолепного пейзажа, высилась величественная, покрытая снегом гора.
      — Ашаргин!
      Госсейн подскочил. Баритон прозвучал в футе от его уха. Он дернулся, поворачивая голову, и тут увидел свои пальцы. Это остановило его. Он забыл о человеке, окликнувшем его, забыл даже взглянуть на него. Ошеломленный, он рассматривал свои руки. Они были тонкими, изящными, не похожими на сильные, мускулистые, крупные руки Гилберта Госсейна. Он оглядел себя. Тело было мальчишески стройным.
      Тут он почувствовал внутреннее отличие, чувство слабости, слабой жизненной силы, путаницу чужих мыслей. Нет, не мыслей. Чувств. Сигналы из органов, которые некогда были под контролем другого разума.
      Его сознание отпрянуло в ужасе и снова ополчилось против фантастической информации: «Я Ашаргин».
      Не Госсейн? Его рассудок помрачился, когда он вспомнил слова на «карточке»: «...вы попадете в сложнейшую западню, когда-либо созданную...» Чувство катастрофы было сильнее всего испытанного им до сих пор.
      — Ашаргин, ты слишком ленив. Встань и затяни подпругу дралла.
      Он выскочил из телеги. Быстрыми пальцами подтянул ослабевшую подпругу на хомуте сильного быкоподобного животного. Он сделал это, даже не успев задуматься. Закончив работу, он залез обратно в повозку. Возница, священник в рабочей одежде, щелкнул кнутом. Повозка медленно потащилась и свернула во двор.
      Госсейн пытался понять причину рабского повиновения, которое заставило его суетиться, как автомат. Понять было трудно. Слишком много путаницы. Но, наконец, понимание пришло.
      Недавно этим телом управлял другой разум — разум Ашаргина. Это был нецельный, слабый разум, над которым господствовал страх и неконтролируемые эмоции, оставившие след на нервной системе и мышцах этого тела. Самое неприятное, что на внутреннюю разбалансированность тело Ашаргина реагировало на бессознательном уровне. Даже Гилберт Госсейн, понявший это, с большим трудом мог противодействовать этим сильным физическим принуждениям до тех пор, пока не натренирует тело Ашаргина до нормального психического состояния ноль-А. До тех пор, пока не натренирует... «Так ли это? — спросил себя Гилберт Госсейн. — Я здесь для того, чтобы натренировать это тело?»
      Но быстрее его собственных вопросов поток органической мысли просочился в его сознание — воспоминания другого разума. Наследник Ашаргин. Когда ему было четырнадцать, войска Энро пришли в школу, где он учился. В этот страшный день он приготовился к смерти. Но вместо того, чтобы убить, его перевезли на Горгзид, родную планету Энро, и отдали на попечение священников Спящего Бога.
      Здесь он работал в поле и голодал. Его кормили с утра, как животное. Ночью он с нетерпением ждал утра, когда ему дадут поесть, чтобы прожить следующий день. Его положение наследника не было забыто. Но старые правящие фамилии постепенно вырождались, становясь малочисленными и слабыми. В такие периоды великие империи имели тенденцию к падению из-за недостатка властолюбивых людей, таких, как Энро Рыжий.
      Повозка завернула за группу деревьев, которые украшали центральную часть площадки, и внезапно в поле зрения появился неболет. Несколько мужчин в черных одеяниях священников и один пышно разодетый стояли на траве возле неболета, глядя на приближающуюся повозку.
      Возница поспешно склонился в волнении и грубо ткнул Госсейна кнутовищем. Он торопливо сказал:
      — Опусти лицо! Это сам Еладжий, Смотритель Склепа Спящего Бога.
      Госсейн почувствовал сильный толчок. Он рухнул на дно повозки вниз лицом. Он лежал там, изумленный. До него медленно доходило, что мышцы Ашаргина автоматически подчинились команде. Все еще потрясенный этим, он услышал, как сильный, громкий голос произнес:
      — Корн, проводите принца Ашаргина до неболета и можете быть свободным. Принц не вернется в рабочий лагерь.
      И опять повиновение Ашаргина было беспрекословным. Перед глазами поплыл туман, конечности конвульсивно двигались. Госсейн обессиленно опустился в кресло. Неболет взлетел. Все произошло так быстро.
      Куда они направляются? Это было его первой мыслью, когда он вновь обрел способность думать. Мало-помалу напряжение в мышцах Ашаргина спало. Госсейн сделал ноль-А паузу и почувствовал, что «его» тело еще больше расслабилось. Пелена упала с глаз, и он увидел, что неболет пролетает над снежной вершиной, удаляясь от храма Спящего Бога.
      Здесь его мысль задержалась, как птица, остановленная в середине полета. Спящий Бог? Смутные воспоминания Ашаргина всплыли в его сознании. Спящий Бог лежал в полупрозрачном гробу в шарообразном храме. Только священникам разрешалось увидеть само тело и только один раз в жизни, во время посвящения.
      Когда воспоминания Ашаргина дошли до этого момента, Госсейн понял все, что ему было нужно. Это был типичный вариант языческой религии. На Земле их было множество. Детали не имели значения. Его мысли переключились на более важное: на нынешнюю ситуацию.
      Очевидно, наступил поворотный момент в жизни Ашаргина. Госсейн огляделся, изучая обстановку. Три священника, один из которых управлял неболетом, и Еладжий. Смотритель Склепа был полным мужчиной. Его одежды, выглядевшие такими пышными, при ближайшем рассмотрении оказались черной рясой, поверх которой была надета мантия, расшитая золотом и серебром.
      Осмотр закончился. Еладжий был священником номер два в иерархии Горгзида, вторым после Секоха, верховного религиозного владыки планеты, на которой родился Энро. Но его чин и его роль ничего не значили. Как показалось Госсейну, в галактических делах он был второстепенной фигурой.
      Госсейн посмотрел в окно. Внизу все еще белели горы. В этот момент он понял, что его одежда не подходила чернорабочему Ашаргину. На нем была форма офицера Великой Империи: брюки с золотыми лампасами и куртка, украшенная драгоценными камнями. Подобного Ашаргин не видел уже одиннадцать лет, с тех пор, когда ему было четырнадцать.
      Генерал! Высота звания поразила Госсейна. Его мысли прояснились. Должна существовать веская причина, по которой Фолловер перенес его сюда в поворотный момент в карьере наследника Ашаргина — без его дополнительного мозга и в бессильное тело, управляемое расшатанной нервной системой.
      Если состояние было временным, это давало возможность увидеть галактическую жизнь, возможность, которую он не смог бы получить обычным путем. Если же, с другой стороны, побег из этой западни зависел от его личных усилий, тогда его роль становилась понятной. Натренировать Ашаргина. Натренировать как можно скорее с помощью ноль-А методов. Только так он мог надеяться получить власть над необычной обстановкой — получить власть над несвоим телом.
      Госсейн глубоко вздохнул. Он чувствовал себя значительно лучше. Он принял решение, принял его бесповоротно, прекрасно осознавая слабые места своего положения. Время и развитие событий могут внести новые коррективы в его план, но пока он заключен в теле Ашаргина, ноль-А тренировка должна стоять на первом месте. Она не должна быть слишком тяжелой.
      Пассивность, с которой Ашаргин принимал полет, обманула Госсейна. Он наклонился через проход к Еладжию.
      — Ваша честь, господин Смотритель, куда меня везут? Тот удивленно обернулся.
      — К Энро. Куда же еще?
      Госсейн решил понаблюдать за полетом. Однако в этот миг способность владеть собой исчезла. Казалось, тело Ашаргина превратилось в бесформенную массу. Взгляд затуманился страхом.
      Дрожь приземлившегося неболета вернула его в прежнее состояние. На трясущихся ногах он выбрался из неболета и увидел, что тот опустился на крышу здания.
      Госсейн огляделся. Ему было важно увидеть местность. Но ему не повезло, ближайший край крыши был слишком далеко. С неохотой он позволил трем молодым священникам проводить себя до лестницы, ведущей вниз. Он мельком увидел слева, на расстоянии тридцати-сорока миль, гору. Была ли это та гора, за которой находился храм? Видимо, да. Поскольку он не видел других гор такой высоты.
      Он спустился со своим эскортом на три лестничных марша, затем прошел по ярко освещенному коридору и остановился перед украшенной дверью. Младшие священники отступили. Еладжий медленно прошел вперед, его голубые глаза сверкали.
      — Ты войдешь один, Ашаргин, — сказал он. — Твои обязанности просты. Каждое утро, точно в это время — в восемь часов по времени города Горгзида — ты должен приходить к этой двери и входить без стука.
      Он колебался, обдумывая следующие слова, и продолжал натянуто:
      — Тебя не должно касаться, что делает его превосходительство, когда ты войдешь. Это относится и к случаю, если в комнате будет женщина. Ты не должен ни на что обращать внимание. Войдя, ты полностью поступаешь в распоряжение его превосходительства. Это не значит, что от тебя неизбежно потребуют лакейской работы, но если тебе предоставится честь выполнить личное поручение его превосходительства, ты должен сделать это быстро.
      В манерах Еладжия чувствовалась самоуверенность власть предержащего. Его лицо исказилось гримасой боли, затем он милостиво улыбнулся. Это был властный жест снисхождения, смешанного с легкой тревогой, как будто произошедшее было для него неожиданным. Был даже намек на то, что Смотритель Склепа раскаивается в известных действиях, направленных против Ашаргина.
      — Как я понимаю, сейчас мы расстанемся, я и ты, Ашаргин. Ты воспитывался в строгом внимании к твоему титулу и той роли, которую теперь тебе предстоит играть. Основой нашей религии является принцип, что первый долг человека перед Спящим Богом — научиться смирению. Может, тебя удивляло, почему твоя ноша столь тяжела, но теперь ты увидишь, что все это к лучшему. Как прощальное напутствие, я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь. С незапамятных времен существует обычай истреблять соперничающие правящие дома: корни, ствол и ветви. Но ты все еще жив. Одно это должно вселить в тебя благодарность к великому человеку, который управляет самой большой во времени и пространстве империей.
      И опять пауза. У Госсейна было время подумать, почему Энро оставил Ашаргина в живых, время понять, что этот циничный священник фактически заставляет его проникнуться благодарностью к захватчику.
      — Все, — сказал Еладжий. — Теперь входи!
      Это была команда, и Ашаргин беспрекословно подчинился ей, так, что Госсейн не мог ничего поделать. Его рука протянулась вперед. Он взялся за ручку, повернул ее и, открыв дверь, перешагнул через порог.
      Дверь закрылась за ним.
 
      На планете далекого солнца, посредине серого помещения выросла тень. Она проплыла над полом. В этой узкой камере находились два человека, отделенные друг от друга и от Фолловера тонкими решетками. Но Фолловер не обратил на них никакого внимания, он проскользнул к койке, на которой лежало неподвижное тело Гилберта Госсейна.
      Он наклонился и прислушался. Затем выпрямился.
      — Он жив, — громко сказал Фолловер.
      Голос был удивленным, словно произошло что-то, не входившее в его планы. Он посмотрел в лицо женщины — если безликая тень может смотреть кому-либо в лицо — через разделяющую их решетку.
      — Он появился в предсказанное мною время? Женщина пожала плечами, потом угрюмо кивнула.
      — И с тех пор он так выглядит? — Его громкий голос был настойчив.
      На этот раз женщина не ответила определенно.
      — Итак, великий Фолловер наткнулся на достойного противника.
      Тень вздрогнула, словно стряхивая ее слова. Ответ прозвучал спустя некоторое время.
      — Это какой-то странный мир. Тут и там, на мириадах планет, появляются личности, которые подобно мне имеют необычные способности, возвышающие их над остальными. Энро, а теперь Госсейн.
      Он остановился, а затем тихо проговорил, будто размышляя вслух.
      — Я мог бы сейчас убить его, размозжив ему голову или проткнув ножом, в общем любым из десятков способов. И еще...
      — Почему же ты не сделаешь этого? — съязвила женщина.
      Он колебался.
      — Потому что... Я еще многого не знаю. — Его голос был холодным и решительным. — И кроме того, я не убиваю людей, которых могу использовать. Я еще вернусь.
      Он начал таять, пока не исчез из убогой бетонной комнаты, где в камерах, отделенных друг от друга тонкими фантастическими сетками из металла, были заточены женщина и двое мужчин.
 
      Госсейн-Ашаргин оказался в большой комнате. На первый взгляд, она показалась ему набитой оборудованием. Для Ашаргина, чье образование закончилось в четырнадцать лет, назначение приборов осталось непонятным. Госсейн же узнал механические карты и видеоэкраны на стенах. Почти по всей комнате располагались пульты искривителей пространства. Некоторые устройства он видел впервые, но его образование было довольно широким, так что по способу их соединения с другими, известными механизмами, он догадался об их назначении.
      Это был военный штаб. Отсюда Энро управлял, насколько это возможно для одного человека, огромными войсками Великой Империи. Видеоэкраны были его глазами. Огни, мигающие на картах, показывали ему полную картину любого сражения. Многочисленность искривителей пространства позволяла предположить, что он контролировал все точки обширной империи. Возможно даже, он имел связанную систему искривителей, посредством которой мог быстро попасть почти в любую часть галактики.
      Если не считать приборов, огромная комната была пустой.
      Госсейн подбежал к окну в углу помещения и через мгновение смотрел вниз на город Горгзид.
      Столица Великой Империи сверкала в лучах яркого голубого солнца. Память Ашаргина услужливо подсказала Госсейну, что прежняя столица Нирена была уничтожена атомными бомбами, и бескрайняя равнина, где стоял тридцатимиллионный город, теперь стала радиоактивной пустыней.
      Воспоминания потрясли Госсейна. Ашаргин, который не видел собственными глазами того кошмарного дня, остался равнодушным. Это было беспечное равнодушие человека, неспособного вообразить страшное бедствие. Но Госсейн ужаснулся, вспомнив, что диктатор вверг теперь в войну галактическую цивилизацию. Если бы кто-нибудь решился убить Энро!
      Сердце забилось. Колени подогнулись. Сглотнув, Госсейн сделал ноль-А паузу и попытался подавить страх Ашаргина перед суровой целью, которая возникла в голове Госсейна, как вспышка.
      Но цель осталась. Она осталась. Здесь открывалась возможность для ее осуществления, но она была слишком страшна. Этого труса надо убедить, упросить, укрепить, чтобы он сделал всего одно усилие. Нервная система любого человека способна вынести крайнее напряжение и принести жертву.
      Он стоял, сузив глаза, сжав губы, полный решимости. Он почувствовал какое-то изменение в теле Ашаргина, накопление силы, словно новый тип мыслей изменил обменные процессы в железах и органах. Он не сомневался в происходящем. Новый, сильный разум взял власть над этим хилым телом. Конечно, этого недостаточно. Ноль-А тренировка для координации действия нервов и мышц была все еще необходима. Но первый шаг был сделан. Он принял непреклонное решение.
      Убить Энро...
      Он с искренним интересом разглядывал Горгзид, который выглядел, как правительственный город. Небоскребы были покрыты лишайником и вьющимся «плющом» — по крайней мере, чем-то похожим на плющ, — некоторые строения были со старомодными башенками и странными крышами, примыкающими друг к другу. Из четырнадцати миллионов жителей четыре пятых работающего населения занимало ключевые позиции в государственных учреждениях, имеющих прямую связь с рабочими офисами на других планетах. Около пятисот тысяч жителей — Ашаргин не знал точной цифры — были заложники, которые угрюмо обитали в живописных зеленых окрестностях. Угрюмо, потому что считали Горгзид провинциальным городом и чувствовали себя оскорбленными. Госсейн увидел несколько домов, в которых они жили: великолепные особняки прятались среди деревьев и вечнозеленых кустарников, сидели на вершинах холмов и сбегали в долины, теряясь в дымке дали.
      Госсейн медленно отвернулся от пейзажа, расстилавшегося перед ним. Из-за двери в противоположной стене раздались странные звуки. Госсейн подошел к ней, понимая, что слишком долго задержался для первого раза. Дверь была закрыта, но он рывком распахнул ее и переступил через порог.
      В тот же миг шум наполнил его уши.

      Госсейн мгновенно оценил ситуацию. Он стоял в большой ванной комнате. Через приоткрытую дверь справа он увидел большую кровать в алькове спальни. Остальные двери были закрыты. Бросив беглый взгляд на приоткрытую дверь спальни, Госсейн сосредоточился на обстановке в ванной.
      Здесь буквально все было сделано из зеркал. Стены, потолок, подставки — все зеркальное. Где бы ни останавливался его взгляд, он всюду видел свое отражение, где-то более крупное, где-то более мелкое, но везде ясное и четкое. Ванна, тоже зеркальная, возвышалась над полом примерно на три фута.
      Из трех кранов били сильные струи воды, создавая водоворот вокруг большого рыжеволосого мужчины, которого мыли четыре молодые женщины. Увидев Госсейна, рыжий мужчина знаком велел женщинам отойти. Они были готовы к этому, одна из них выключила воду, другие посторонились. В ванной наступила тишина. Купальщик, скривив рот и прищурив глаза, изучал Госсейна-Ашаргина. Нервная система Ашаргина критически напряглась. Огромным усилием воли Госсейн сделал ноль-А паузу. Он уже не пытался управлять телом, он хотел только удержать Ашаргина от обморока. Ситуация была отчаянной.
      — Хотелось бы знать, что заставило тебя остановиться в Контрольном Центре и выглянуть в окно? Зачем? — медленно спросил Энро Рыжий. Он казался озадаченным. — Ведь ты видел город раньше.
      Госсейн не мог отвечать: этот допрос грозил снова превратить тело Ашаргина в дрожащее желе, и Госсейн вел жестокую борьбу за власть над ним. Лицо Энро приняло выражение сардонического удовлетворения. Диктатор поднялся и вылез из ванны на зеркальный пол. Улыбаясь, он ждал, пока женщины обернут его мускулистое мокрое тело огромным полотенцем. Сняв это полотенце, они вытерли его полотенцами меньшего размера и, наконец, надели на Энро рыжий халат, гармонирующий с цветом его волос. Энро снова заговорил, продолжая улыбаться.
      — Мне нравится, когда меня купают женщины. От них исходят мягкость и нежность, которые облегчают мою душу.
      Госсейн промолчал. Энро хотел пошутить, но, как большинство людей, которые не понимают сами себя, просто проболтался.