Как странно и непривычно... Я смотрел на тихо сопящую в подушку девушку и улыбался сам не знаю чему. Хорошая ты моя... Да, до невозможности непривычно видеть кого-то рядом с собой. За последнюю тысячу лет я слишком привык к одиночеству и не верил, что может быть по-иному. Если бы не эта девочка, не ее настойчивость, я так и остался бы один, так и продолжал бы прятаться в свою раковину и делать вид, что счастлив и ничего мне не нужно. Сейчас я, наверное, могу назвать себя счастливым. Хоть в малости. Только вот пророчество... Увы, оно висело над головой и впереди нас ждало что-то страшное. Что? Хотел бы я знать. Очень хотел бы. Но не знаю. И мне страшно. Кто-то станет смеяться – как же, величайший маг последних двадцати тысячелетий чего-то боится. Но я ведь не бог, а всего лишь человек. Пусть знающий и умеющий больше других, пусть бессмертный, но все равно человек. И я боюсь. Однако складывать лапки и покорно идти ко дну я не намерен. Не ждите. Я еще побарахтаюсь. И не дай вам Создатель оказаться на моей дороге или обидеть моих детей. Прощать я давно разучился. Не желая тревожить любимую, я осторожно тронул ближайшую линию вероятности, перенеся себя к иллюминатору. Спать не хотелось. Впрочем, желание здесь ни причем, не мог просто. Сердце сжималось, казалось, что-то черное и мрачное нависло надо мной, не давая дышать, не давая верить хоть во что-нибудь хорошее. Неужели мои дети должны платить за мои старые грехи, Создатель? Они ведь не виноваты ни в чем... Накажи меня сильнее, если ты считаешь, что я еще недостаточно наказан. Но их-то за что? Закусив губу, я уставился в темноту космоса. Перед глазами снова вставал вчерашний кошмар. Пылающие города. Сгорающие заживо дети. Гибель всего, что мне дорого. Маленький мальчик, закрывающий собой совсем крохотную девочку. И стреляющий в них солдат. Нет, я не допущу этого! Слышишь, Создатель?! Не допущу! Руки дрожали, зубы сами собой сжимались. Глаза горели темным гневом. В этот момент я, наверное, снова походил на человека, которого когда-то называли Темным Мастером. Пусть. Но я все равно не допущу воплощения кошмара. Или хотя бы сведу его последвия до минимума. Что я должен для этого сделать? Пока не знаю. Но узнаю, и никто после этого меня не остановит. Никто. И ничто. Т'Сад прав, даже в случае падения можно спасти многое. И я этим займусь. Я усмехнулся собственным наивным мыслям. Если Создатель пожелает, то все мои усилия окажутся тщетными. К сожалению. Но ничего не делать тоже нельзя, под лежачий камень вода не потечет. Злая гримаса исказила губы. Слишком много воли я вам дал, господа пашу. Слишком много. Решил, что вы способны хоть что-то понять. Способны стать хоть немного добрее. Способны пожалеть хоть кого-нибудь. Увы, я ошибся, ваша жажда власти и богатства отбивает вам последние крохи совести и разума. А раз так, то придется контролировать вас куда жестче. Но не так, как я делал до сих пор, совсем не так. Незачем ошеломлять вас могуществом и вызывать вашу ненависть. Лучше делать все исподволь, тайно, вы и подозревать не должны, что находитесь под чьим-то контролем. Мой неизвестный враг именно так и поступил, и теперь вы пляшете под его дудку. Правильно, совершенно правильно. Он на данном этапе оказался умнее меня, и теперь моя задача – вырвать из его рук контроль и передать моим детям. Нам, по крайней мере, от вас ничего не нужно. Кроме одного. Мы хотим, чтобы вы не творили зла ради выгоды. Не насиловали и не убивали. Всего лишь. Это ведь так немного... Впереди показался шарик далекого мира. Вот мы и дома. Короткая мысленная команда, и планета скачком приблизилась, развернувшись во весь стенной экран. Облачные столбы горели под лучами солнца розовым светом. Между ними плыли в воздухе золотисто-синие города. Их прекрасные башни заставили меня забыть обо всем и радостно рассмеяться. Это вашими руками, дети мои, создано! Вашими. И что бы ни говорили ненавидящие нас, как бы не поносили, нам безразличны их слова. Мы – здесь! Мы – живем! Мы – создаем новое! Мы – верим! Мы – любим! Мы – есть!
Из ненаписанного дневника Илара ран Дара
Глава 1.
– И что это вы, Володя, так скисли? – незлобивая ирония ирония штабс-капитана Шаронского заставила юношу поежиться и виновато посмотреть на говорившего. – Возьмите себя в руки и не сдавайтесь, друг мой! Пока мы еще живы, а значит не все потеряно. Вы офицер, а не краснопузая сволочь, черт возьми! Семнадцатилетнему корнету очень хотелось заплакать в ответ, но он все-таки сдержался и с трудом заставил себя улыбнуться. Штабс-капитан одобрительно хлопнул его плечу, после чего сам постарался сесть поудобнее, что оказалось не так уж просто, учитывая их положение. Да и место было донельзя гнусным по обычаю красных. Оглянувшись, Николай только незаметно вздохнул. Темная и сырая подвальная камера, в которой заперли пленных офицеров, была промозгло холодной, а хотя бы относительно теплой одежды ни у кого не нашлось. Впрочем, даже если кто и простудится, это уже не имело никакого значения. Все равно завтра на рассвете их расстреляют. Отправят в штаб к Духонину, как говорится... Очень не хотелось умирать, но от его желания сие обстоятельство мало зависело. Штабс-капитан привалился спиной к сырой, холодной каменной стене и позволил почти незаметной усмешке проскользнуть по губам – смерти он давно не боялся, да и трудно было бы бояться ее после всего, что довелось повидать за последние несколько лет. Страшных лет. Казалось, страна разом взбесилась, люди поголовно сошли с ума, сам Бог отвернулся от них. Что ж, наверное так оно и было, трудно как-то иначе объяснить происходящее. Какой-то кровавый кошмар, право... – О чем задумались, Николай Александрович? – вопрос подполковника Куневича прозвучал над самым ухом и штабс-капитан обернулся к немолодому уже человеку. – Да вот, Виктор Петрович, философствую напоследок, – с иронией ответил он. – Пытаюсь хоть себе самому объяснить что-нибудь в том, что с нами всеми случилось. И знаете, ничего не получается. Не понимаю. Ничего не понимаю. – Если вы думаете, что кто другой понимает, то ошибаетесь... Подполковник присел рядом и опустил голову. Николай знал его уже два года и до сих пор пытался понять что забыл ученый-астроном в армии. Впрочем, война ведь не обычная. Гражданская, чтоб ей... Тут в стороне остаться не получится, видал он тех, кто пытался. Стреляли их и белые, и красные. Мысли снова вернулись к подполковнику Куневичу. А ведь хороший офицер из книжного червя получился, черт возьми, опытный, толковый, его уважали в полку все. Никогда и никому не отказывал в помощи, солдат держал в строгости, воевал грамотно и пуле не кланялся. Они познакомились во время кошмарного Ледового похода, подружились и с тех пор фронтовая судьба так и не разлучила их. Даже в Сибирь, к Колчаку, попали каким-то чудом вместе. Воевали как могли, ранения давно никто не считал, не до того было. Когда стало ясно, что все, война проиграна, у друзей появились, конечно, мысли об эмиграции, да куда там – те, кто находились поближе к монгольской границе, еще могли каким-то чудом прорваться, но добраться до границы из-под самого Иркутска? Увы. Нереально. Сдаваться красным живыми никто не собирался, и вместе с группой корниловцев, которым нечего было ожидать пощады от большевиков, друзья ушли в леса и пробирались сами не зная куда. Только старательно избегали деревень, где чаще всего уже квартировали красные. Надежда все-таки умирает последней и офицеры упорно шли к границе. Но не повезло – напоролись на большой отряд балтийских матросов, непонятно что делающих посреди сибирской тайги. А эти воевать умели хорошо, особенно со смертельно уставшими, замерзшими людьми, у которых почти не осталось патронов... Кого постреляли на месте, а вот их с Виктором и троих оставшихся в живых корниловцев зачем-то привезли в Иркутск. Господам большевичкам восхотелось устроить публичный революционный трибунал над “палачами трудового народа”... Вспомнив эту пародию на цивилизованный суд, Николай гадливо поморщился. Естественно, приговор был ясен заранее. Расстрел. Причем, с какой-то стати публичный. Чего хотели этим добиться красные, штабс-капитан так и не понял, жаргон “победившего пролетариата” был малопонятен и переполнен трескучей демагогией. В конце концов, он и пытаться перестал. Все равно ничего умного сказать на этом суде не могли. Почему-то их не расстреляли сразу после суда, ожидали прибытия какого-то высокопоставленного комиссара. Зачем? Ведь тысячи и тысячи пленных поставили к стенке без каких-либо церемоний. Но пожить лишние пару дней обреченные были не прочь. Надежда на чудо не оставляла каждого, человек ведь не может примириться с собственной смертью и до последнего надеется... Даже когда всходит на эшафот, надеется. Сначала они сидели впятером с теми же тремя оставшимися в живых корниловцами – штабс-капитаном Никитой Александровичем Ненашевым и двумя поручиками, Александром Оринским и Олегом Малером. А через пару дней к ним в подвал бросили семнадцатилетнего мальчишку-корнета. Кто только брал подобных мальчишек в армию? Впрочем, после того, как Володя рассказал свою историю, все стало ясно. Большевики по чьему-то доносу расстреляли его семью, и Владимир поклялся отомстить убийцам со всем пылом юного сердца... Вот только повоевать так и не успел, армию Колчака окончательно разгромили. Зато в руки большевиков попался и теперь вместе с остальными ожидал расстрела. Странно, все пятеро офицеров начали опекать юношу, как не опекали бы, наверное, и собственных детей, ежели таковые у них имелись бы. Каждый старался поддержать Володю, рассказать ему что-нибудь смешное. А тот боялся, видно было, что ему очень страшно, но держал себя в руках и даже пытался шутить. – Что ж, – донесся до Николая голос Виктора Петровича. – По крайней мере, мы сделали все, что в человеческих силах и можем умереть с чистым сердцем. – Наверное, вы правы, господин подполковник, – отозвался из своего угла штабс-капитан Ненашев. – Вот только результата наши усилия не принесли... Хотелось бы только понять почему все это случилось. – Да первопричина-то как раз понятна, – вздохнул Виктор. – Жажда справедливости... А им ее пообещали. – Причем здесь справедливость? – с недоумением спросил кто-то из поручиков, Николай не понял, кто именно. – А вы подумайте, поручик. Представьте себе, что это вы умны и талантливы, но бедны и не имеете никакой возможности учиться. А потому обречены всю жизнь тяжело и беспросветно работать, когда кто-то рядом жирует. Причем, чаще всего жирующие глупее и подлее вас. Сколько я таких умных и талантливых ребят встречал... Почти все они стали красными. – Вот именно, эти ваши “умные и талантливые” взяли винтовки и пошли грабить тех, кто богаче, – с иронией процедил сквозь зубы Ненашев. – Нет, чтобы самим добиваться, отобрать-то всяко проще. Я вот только одного не пойму, господин подполковник. –Чего? – Раз вы так думаете о краснопузых, то почему воевали против них, а не наоборот? – Почему? – иронично усмехнулся Виктор Петрович. – Да потому, что за красными стоит кто-то очень страшный. Жаждущими социальной справедливости дурачками воспользовались, чтобы придти к власти. И, как я уже говорил, кто-то очень страшный. – Уж не сатану ли вы имеете в виду? – с еще большей иронией спросил штабс-капитан. – Да нет... – криво ухмыльнулся подполковник. – Людей. Вот только эти люди пострашнее сатаны будут, по моему мнению. Нас с красными попросту стравили, как стравливают две своры псов. И я даю гарантию, что разобравшись с нами, пришедшие к власти потихоньку перережут и самих красных. Вспомните Робеспьера и иже с ним. Революция – это свинья, которая пожирает своих детей... – Вот уж я посмеюсь, ежели вы правы, – фыркнул Ненашев. – Да жаль, не доживу. Ругань красноармейцев за дверью вдруг привлекла внимание офицеров, и они замолчали. Что-то новенькое? Странно, все уже, казалось, было решено, они даже исповедались друг другу за неимением священника. Неужели решили не ждать утра, и их расстреляют прямо сейчас? Эта мысль пришла в голову каждому. Володя судорожно вздохнул, но губы юноши попытались сложиться в подобие улыбки. Один за другим офицеры подымались на ноги и молча стояли, ожидая своей судьбы. Дверь отворилась и внутрь швырнули человека. Он кубарем покатился по полу и глухо застонал. Николай подбежал к новому товарищу по несчастью и помог подняться. Тот с трудом встал на ноги и витиевато выругался. Затем поднял глаза на штабс-капитана. – Благодарю вас, – сказал он и склонил голову. Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь отчаянно породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. Притом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по красному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае... Неудивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Такой конец совершенно закономерен. Да и выправка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям. – Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! – разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с каким-то почти незаметным акцентом. – Хоть перед смертью спеть. Последнее желание... Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в трофейной английской шинели матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища. – Та виддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелять, знову соби визьмешь, – сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. – Хай поспивае хлопець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна послухаемо. – А коли сломает? – возмутился тот. – Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось! – Да не беспокойтесь вы, – рассмеялся новичок. – Не стану я ломать этот инструмент, он у меня с детства и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит. – А! – махнул рукой красноармеец. – Черт с тобой, бери! Только смотри, ежели сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь. И спой шо-нибудь красивое. Про любовь. Хоть ту жалостливую, шо утром на площади пел. Он нахмурился, изобразив большое мыслительное усилие, немного постоял, а потом достав из-за спины потертый кожаный футляр, швырнул его ожидавшему новичку. Тот ловко поймал брошенное и иронично поклонился, разведя руки в стороны. Красноармеец снова выматерился и вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Хохол ушел еще раньше. Слышно было, как заскрежетал запираемый замок. Новичок повернулся к молча стоявшим офицерам и поклонился уже вежливо. – Позвольте представиться, господа, – сказал он все тем же великолепно звучавшим голосом. – Дварх-лейтенант Лар даль Далливан, легион “Ищущие Мглу”, орден Аарн. – Дварх-лейтенант? – с недоумением переспросил штабс-капитан Ненашев. – Это, простите меня, что за звание такое? – Нечто среднее между вашим поручиком и штабс-капитаном, точнее не могу сформулировать. Я очень издалека, господа. И у нас все по-иному. Дварх-лейтенант снова развел руками и открыто, широко улыбнулся. – Так вы иностранец? – спросил Виктор. – Именно так. – Тогда почему вы не сказали об этом красным? Больше шансов в живых остаться... – Жизнь – ничто, – усмехнулся дварх-лейтенант. – Честь – все. Не стал я унижаться и лгать, господа. Попался, так попался. – Попались? – с подозрением спросил его Ненашев, служивший во времена оные в контрразведке. – Так вы что, господин хороший, шпион будете? Чей, интересно? В какой это армии существуют звания, подобные вашему? Я что-то подобных не припомню... – Да, я был в разведке и попался, – снова улыбнулся странный офицер. – По-вашему, наверное, шпион. Нас заинтересовало, что такое у вас здесь происходит. Но я сглупил, не подумал, что бродячий музыкант – совсем неподходящее прикрытие. Попел песен на улице, там меня и взяли. С ходу. Какие-то малопонятные господа комиссары в кожаных куртках обвинили меня в том, что я “палач трудового народа” и “каратель”, дали несколько раз в зубы и приказали отвести сюда. Еще сказали, что утром расстреляют. Хотел бы я только понять, за что именно? Что я им такого сделал? Ну ладно, пел странные песни на площади. Так ведь ничего больше! Да и наши в этой стране еще не бывали. – По-русски говорите совершенно свободно, – фыркнул Ненашев, остальные офицеры только переглянулись. – А в стране впервые. Ну-ну... – Вы можете не верить, – развел руками дварх-лейтенант. – Это ваше право. Только не забывайте о том, что завтра утром нас всех вместе поставят к стенке и ваша вера больше не будет иметь никакого значения. – Вы полностью правы, господин дварх-лейтенант! – рассмеялся штабс-капитан. – Я забыл, что я уже не в контрразведке служу, а в подвале у красных расстрела ожидаю. Но согласитесь, ваша история весьма странно выглядит. – Согласен, – кивнул тот. – Странно. Но я вам не лгу. Я действительно очень издалека, да и оказались мы в вашей области пространства совершенно случайно. Если среди вас есть астрономы, я мог бы объяснить подробнее. – Я астроном, – подал голос Виктор Петрович. – Подполковник Куневич. Хотя какое отношение имеет моя бывшая профессия к вашим объяснениям? – Рад познакомиться, господин подполковник. А ваша профессия... Присядем, господа. Он царственным жестом указал на пол, как будто приглашал присутствующих рассесться в мягких и удобных креслах, а не на холодном и грязном каменном полу. Офицеры переглянулись, этот странный человек почему-то вызывал доверие несмотря на его дикий рассказ. То, что перед ними тоже офицер, доказательств не требовало – выправка, культура движений и множество неуловимых мелочей говорили опытному глазу немало. Махнув рукой, Николай сел напротив дварх-лейтенанта и снова внимательно посмотрел на него. Да, вот что его настораживало! Чуждость. Неподдающаяся объяснению чуждость этого человека, его отстраненность и полное безразличие к тому, что утром его расстреляют. Он вел себя совершенно непринужденно, как будто находился в аристократической гостинной, а не в темной, сырой камере. Интересно, что он еще расскажет? Да что бы не рассказал, хоть какое развлечение напоследок. Между собой пленные офицеры почти и не говорили, успели хорошо изучить друг друга и знали, чего ожидать от остальных. – Кстати, господа, вы все, кроме господина подполковника, еще не представились, – с почти незаметной ироничной улыбкой сказал дварх-лейтенант, подождав, пока остальные сядут. – Простите, – смутился Николай, – штабс-капитан Шаронский, Николай Александрович Затем он по очереди представил остальных товарищей по несчастью. Дварх-лейтенант открыто улыбался каждому, и каждому же почему-то казалось, что его душу взвешивают на каких-то эфирных весах. Оценивают его самого и всю его жизнь по каким-то своим, совершенно нечеловеческим критериям. Странное ощущение... Странное и тревожащее. Почему-то забывалось о том, что завтра их не станет. Почему-то казалось, что впереди ждет что-то невероятное, невозможное. Что впереди ждет чудо. А непонятный иностранец рассматривал русских офицеров с доброй, детской какой-то улыбкой. Николай был уверен в том, что этот самый дварх-лейтенант только что сделал для себя какие-то только ему известные выводы о каждом из присутствующих. И этим изменил их судьбы. Чушь, казалось бы, но Николаю так казалось, да что там, он был почти уверен, что прав. Иностранец посмотрел на него пристальнее, и в его взгляде офицер увидел искреннее удивление. “Да что он, телепат что-ли?” – мелькнула растерянная мысль, а тот медленно опустил веки, как будто соглашаясь с выводами штабс-капитана. Николай даже встряхнулся, чтобы избавиться от наваждения, да только не помогло. – Итак, господа, – прервал молчание дварх-лейтенант. – Я расскажу вам все, что возможно. Вы можете мне не верить, но я не лгу. Точно то же самое я рассказал господам комиссарам, они не поверили и вот я в этом подвале. Впрочем, кое-чего я им не показал... Уж больно они жестоки. Он иронично усмехнулся и щелкнул пальцами. Стена напротив вдруг засветилась и ошеломленные офицеры увидели на ней звездное небо. – Что это? – с трудом выдавил из себя поручик Малер. – Записи событий, изображения и звука. Вас, кажется, Олегом Владимировичем зовут, господин поручик? Тот только судорожно кивнул. – Итак, продолжу. Кое-кто из вас, наверное, слышал о теории множественности миров? – Естественно, – усмехнулся Виктор. – Я, конечно же, слышал, астроном все-таки. Не хотите ли вы сказать, что вы не с нашей планеты? – Именно это я и хочу сказать, – добродушно улыбнулся дварх-лейтенант. – Наш крейсер совершал самое обычное патрулирование окраин обитаемой галактики. – Обитаемая галактика... – задумчиво протянул подполковник. – Звучит, как песня. Однако поверить в это очень трудно. Остальные офицеры потрясенно молчали, только с тревогой посматривали на мерцающие в углу камеры звезды. Дварх-лейтенант пожал плечами и продолжил: – Так вот, мы совершали самый обычный патрульный полет. Точнее, почти обычный – несколько наших гиперфизиков, среди них даже оба Бенсона были, решили провести эксперимент по исследованию свернутых областей пространства-времени и выбрали для установки своего оборудования наш крейсер. Не было ли среди знакомых вам ученых, господин подполковник, кого-нибудь, выдвигавшего идеи о существовании замкнутых локальных пространственно-временных областей? – Не помню что-то... – Виктор задумчиво потер щеку. – Однажды профессор Варинский что-то такое говорил... Вот только убей меня бог, ежели я в точности припомню, что именно. – Ничего страшного, – почти неслышно рассмеялся дварх-лейтенант. – Я и сам понимаю гипер и астрофизику на уровне младенца. Не мое это дело – наука, мое – это музыка. – Но вы же офицер! – возразил Ненашев. – Временно, господа, только временно. Начало уже надоедать носиться галопом по всей галактике, хочется где-нибудь осесть, выстроить дом, вырастить сына. Может, еще два-три года послужу, а там в отставку. Пора заняться музыкой всерьез. – Послужите? – иронично приподнял бровь штабс-капитан. – Значит, ваши, кем бы они там ни были, вас вытащат отсюда? – Кто знает, господин штабс-капитан, кто знает... – с легкой иронией протянул иностранец. – Подождем и увидим. Ненашев приподнял бровь и фыркнул. Похоже, у них появилась надежда остаться в живых – человек, подобный этому дварх-лейтенанту, вряд ли бросит в беде даже случайных знакомых. Если только его командование не оставит тут его самого, что весьма и весьма вероятно. Штабс-капитан сталкивался с такими ситуациями сплошь и рядом, а потому не доверял никому высокопоставленному. Все они одним миром мазаны. Он был уверен, что начальство в этом самом ордене ничем не отличается от любого другого. – Так вот, – продолжил дварх-лейтенант, – бывают односторонне замкнутые локальные области пространства-времени. Он показал на продолжавшие мерцать на стене подвала звезды и вслед за движением его пальца на изображении появилась тонкая линия, охватывающая небольшое звездное скопление. Оно как бы подернулось дымкой и стало нечетким. Никогда не видевшие подобного офицеры зачарованно следили за медленно меняющимся изображением, ничего при том не понимая. Что хотел сказать этим непонятный то ли иностранец, то ли инопланетянин? Что он действительно из народа, значительно опередившего в развитии все известные им, стало ясно уже каждому. Но в инопланетное происхождение поверить было попросту невозможно... Но тогда кто он и откуда? Вопросы без ответов. Николай неспешно размышлял и понемногу начинал верить странному офицеру. И еще в душе каждого возникла отчаянная, глубоко упрятанная надежда, что их судьба может измениться. Что дварх-лейтенант каким-то образом поможет им бежать. Умирать от пуль “товарищей” никому не хотелось... – И к чему вы показываете нам это? – спросил о чем-то напряженно размышляющий Виктор Петрович. – Одну минуту, господин подполковник, – усмехнулся иностранец. – Сейчас вы все поймете. Возвращаюсь к сказанному, скажу еще кое-что. Подобные локальные области пространства-времени совершенно невидимы и необнаружимы снаружи. А вот изнутри все наоборот! То есть, если вы находитесь в подобной области, то можете видеть внешнюю Вселенную и проникать в нее. Зато вернуться без специальной аппаратуры совершенно невозможно. Да о чем говорить, даже увидеть место, откуда вы вышли, не сможете. Наши ученые нашли способ обнаружения подобных локальных областей и научились проникать в них. Именно этот эксперимент они и провели на нашем крейсере. – И что? – спросил Виктор. – Мы оказались здесь, – ответил дварх-лейтенант. – А оказавшись, были крайне изумлены тем обстоятельством, что в замкнутой области обнаружилась заселенная разумными планета. Тем более, людьми, совершенно идентичными живущим во внешней галактике. Иначе говоря, между землянами и людьми галактики вполне возможны перекрестные браки, дающие потомство. – Значит, наша планета закрыта от внешнего мира? – недоверчиво спросил Ненашев. – Именно так, господин штабс-капитан. Будь иначе, вы давно были бы присоединены к какой-нибудь из сильных стран обитаемой галактики. Если бы, конечно, не вмешались мы. – Вы имеете в виду Россию? – криво усмехнулся Виктор Петрович. – Нет, вашу планету, – с иронией ответил дварх-лейтенант. – Самое маленькое из государств галактики состоит из трех планет. – А каковы же тогда крупные? – с изумлением спросил кто-то. – Княжество Кэ-Эль-Энах – более четырехсот планет, империя Сторн – шестьдесят три планеты. Я имею в виду населенных, а на их территории имеется еще по нескольку тысяч незаселенных, или очень малозаселенных. – А вы? – прищурился Ненашев. – Сколько планет у вашей страны? – Орден – не совсем страна. Но населенных довольно плотно планет у нас около двух тысяч. – Знаете, – штабс-капитан помотал головой, – все, что вы говорите, как-то проскальзывает мимо сознания. Для меня этого слишком много. Если бы не экран, можно было бы только посмеяться над вашей буйной фантазией. А так я даже не знаю, что и думать... – А вы подождите немного, – иронично посмотрел на него дварх-лейтенант. – Не делайте поспешных выводов. Я лучше продолжу. Вам, наверное, интересно, как я тут оказался? – Да, – кивнул Николай. – Когда мы убедились, что на окраине локальной области действительно находится населенная планета, мы отправились сюда. И начали исследовать. Была предпринята глубинная разведка, наших агентов высадили во всех крупных странах вашего мира. Но именно Россия заинтересовала нас более всего, социологи и социоинженеры буквально взвыли от восторга, узнав что попали как раз на момент попытки создания справедливого общества. Потому сюда направили больше всего агентов, мы хотели отследить, как это происходило у вас. К сожалению, все идет точно так, как происходило в десятках других случаев... – То есть, подобные революции бывали и у вас? – прищурился Ненашев. – Не у нас, – почти незаметная улыбка скользнула по губам дварх-лейтенанта. – В галактике. Так вот, земные большевики повторяют все ошибки своих предшественников. Они тоже не поняли, что справедливое общество не построишь на крови и горе других. – Вот как? – иронично приподнял брови штабс-капитан. – А почему? – Существуют так называемые законы равновесия. Это божьи законы, или законы природы, если угодно. Вся пролитая кем-либо кровь, причиненное кому-либо горе вернутся сторицей. К тому же, обычно за теми, кто искренне верит, стоят жаждущие власти. Им плевать на какой платформе они к этой власти придут. Зато потом начинается кровавый кошмар. Уверен, что именно так и обстоит дело в вашей стране. Офицеры молча повернулись и во все глаза уставились на подполковника Куневича, высказывавшего подобные мысли еще перед появлением дварх-лейтенанта. Тот посмотрел на инопланетянина с искренним интересом и кивнул чему-то своему. – Могу привести пример империи Сторн, – продолжил дварх-лейтенант. – Чуть меньше века назад у них произошла революция на платформе, очень похожей на платформу здешних большевиков. Прошло каких-то сорок лет и очередной “революционный” вождь короновался, объявив себя императором. Правда, порядки остались те же... Зверская жестокость и тому подобные “прелести”. – Получается, – задумчиво сказал Виктор Петрович, – что у нас может произойти то же самое? – Может, а может и не произойти. Но реки крови прольются обязательно. Законы социального развития никто не отменял. Вашим большевикам от них никуда не деться. – Краснопузая сволочь – не наши! – резко возразил Ненашев, разъяренно сверкнув глазами. – Простите, штабс-капитан, не хотел вас обидеть, – посмотрел на него дварх-лейтенант. – Ладно, что уж тут, – махнул рукой тот. – Вы не отсюда и не видели всего. Не видели подвалов, забитых трупами наших друзей. Наверное, в этом вашем ордене все благополучно. – Еще раз простите. Да, у нас действительно благополучно. Но мне самому в жизни довелось повидать немало. К тому же, в орден я попал уже взрослым и вытаскивали меня из ситуации, подобной вашей. – Даже так? – прищурился Ненашев, остальные промолчали, только посмотрели на звезды на стене, и в глазах каждого загорелся огонек безумной надежды. – Кого только среди нас нет... – усмехнулся дварх-лейтенант. – Есть бывшие принцы и есть бывшие рабы. Кем являлся человек до ордена не имеет ни малейшего значения. Важно то, каков этот человек. Однако, я отвлекся, продолжу. Меня высадили под Иркутском. Как уже говорилось, я сглупил и не слишком хорошо изучил обстановку. Потому мой образ оказался недостаточно совершенным и меня взяли. Хотя все же не совсем понимаю, что вызвало у них такое подозрение, ведь одет я как сущий оборванец...
