Спидстер с Серым Линзменом на борту несся с Раделикса в направлению Бойссии II, где находилась босконская база. Силам Галактического Патруля не удалось обнаружить ее точное местонахождение. По-видимому, база была достаточно хитроумно замаскирована. Населенная и укомплектованная землянами, она лежала очень близко к курсу, проложенному капитаном пиратского корабля, чей экипаж основательно поредел после схватки с ван Баскирком и его валерианцами. Босконских баз с персоналом, набранным из землян, не должно быть так уж много, размышлял Киннисон. Вполне возможно, даже с точки зрения теории вероятности, что он повстречает своих бывших товарищей. Так как система Бойссии находилась на расстоянии меньше сотни парсеков от Раделикса, линзмен уже через несколько часов мог созерцать простиравшуюся под ним незнакомую планету. Лежавший внизу мир очень походил на Землю. Те же ледяные шапки у полюсов, те же ослепительно белые просторы приполярных областей. Планета была окутана довольно толстым слоем нежно-голубой атмосферы, освещенной по большей части солнцем. Кое-где виднелись облака. Некоторые, более темные, означали медленно перемещавшиеся по поверхности планеты бури. Виднелись обширные континенты с горными цепями и равнинами, верами и реками. Простирались внизу и океаны с островами, большими и малыми.
      Но Киннисон не был планетологом и отбыл с Земли не так давно, чтобы при виде прекрасного, так напоминающего родную планету мира у него возникла ностальгия. Киннисона интересовала пиратская база, и, снизившись в ночном небе до минимальной высоты, он принялся за поиски. Он легко обнаружил достаточно многочисленные следы пребывания человека или человеческой деятельности. Люди, или человекообразные обитатели планеты находились на очень изной ступени развития. Помимо нескольких рассеянных а довольно обширных пространствах рас или скорее племен, живших в норах, пещерах и расселинах, встречались и кочевники, не имевшие ни постоянного места обитания, ни какой-нибудь объединяющей их структуры. Животный мир считывал многие десятки родов и видов, но Киннисон не был биологом. Он искал пиратов, а именно эта форма жизни ему никак не попадалась!
      Наконец, благодаря чисто бульдожьей мертвой хватке и настойчивости, ему повезло. Пиратская база должна была быть где-то поблизости" Он найдет ее, сколько бы времени ни пришлось затратить на поиски. Он отыщет пиратов, даже если для этого ему придется просканировать всю толщу планетной коры, сушу и воды, один кубический километр за другим! Он был весь нацелен на поиск, и его настойчивость помогла ему в конце концов отыскать босконскую твердыню.
      Пиратская крепость была построена прямо под горным массивом и защищена от обнаружения с помощью детекторов милями залежей меди и железной руды.
      Входы в крепость, ранее совсем невидимые, были и теперь едва различимы, искусно замаскированные по форме, цвету и текстуре под скалы, среди которых они находились. Но после того как входы в крепость удалось обнаружить, все остальное было гораздо проще. Киннисон вывел спидстер на тщательно рассчитанную орбиту вокруг Бойссии и высадился на планету в автономном скафандре. Подкравшись к крепости, он, как и на планете Раделикс, обнаружил, что пиратская база окружена сверкающей силовой паутиной.
      Способ, избранный им для проникновения на босконскую базу, если не считать незначительных вариаций, был аналогичен тому, которым Киннисон воспользовался для проникновения на базу Галактического Патруля на планете Раделикс. Однако на этот раз он работал с уверенностью и точностью, которых ему недоставало на Раделиксе. Эксперимент, поставленный на офицерах Галактического Патруля, вооружил Киннисона знанием и умением. Многому его научило и заседание в зале суда, во время которого он вошел в контакт почти с каждым разумом в обширной аудитории. Прежде всего его многому научил ужасный финал того заседания — научил ценить непреходящие ценности и особо осторожному подходу к вынесению и приведению в исполнение смертного приговора.
      Киннисон знал, что в течение некоторого времени он может, никем не замеченный, оставаться на базе, и поэтому с особой тщательностью выбрал себе укрытие. Разумеется, если бы его обнаружили, Киннисон легко стер бы воспоминание о своем присутствии на Бойссии из памяти любого пирата, но поскольку такое вмешательство могло понадобиться в решающий момент, Киннисон предпочитал расположиться в каком-нибудь укромном уголке. Разумеется, на базе было немало пустующих офицерских квартир — на любой базе всегда немало помещений для гостей, и линзмен решил обосноваться в одной из них. Заполучить ключ было совсем несложно, и, закрыв за собой дверь небольшой, но уютной комнаты, Киннисон со вздохом облегчения снял с себя скафандр.
      Откинувшись в глубоком кожаном кресле, он закрыл глаза и разрешил своему сверхчувственному восприятию отправиться путешествовать по всему огромному зданию. Напрягая вновь обретенную способность, Киннисон час за часом, день за днем изучал противника. Когда Киннисон был голоден, босконские повара, сами того не ведая, кормили его, и на их рационах он продержался довольно долго. Когда на него наваливалась усталость, Киннисон отправлялся спать, но его вечно бодрствующая Линза всегда оставалась на страже.
      Наконец, Киннисон узнал все, что хотел узнать о пиратской крепости. Настала пора действовать. Он не стал захватывать разум командира базы, а выбрал главного офицера связи как человека, который наиболее вероятно и тесно должен, быть связан с Гельмутом. Именно Гельмут, говоривший от имени Босконии, был на протяжении многих месяцев главной целью линзмена.
      Но в этой игре нельзя было спешить. Пиратские базы, даже самого высокого ранга, никогда не вызывали Главную Базу за исключением совершенно экстренных ситуаций, но такие ситуации все не возникали и не возникали. А сам Гельмут также не вызывал базу на Бойссии, потому что ничего не обычного не происходило, разумеется, насколько это ему было известно, а внимание Гельмута требовалось где-то в другом месте.
      Но вот в один прекрасный день в триумфальном рапорте появилась небольшая трещинка: корабль, стартовавший с базы на Бойссии, захватил потрясающую добычу — ни больше ни меньше как госпитальный корабль Галактического Патруля с полным оборудованием! Когда рапорт о захваченном корабле дошел до сознания Киннисона, он был уязвлен до глубины души. Потерять такой корабль! Неужели они там не эскортировали его?
      Тем не менее, приняв в качестве старшего офицера связи рапорт, Киннисон через радиста пиратского корабля сердечно поздравил капитана, офицеров и команду корабля.
      — Великолепная работа! Сам Гельмут услышит о вас, — заключил Киннисон свои поздравления и поинтересовался:
      — А как вам удалось захватить госпитальный корабль? С вами был один из наших новых кораблей-истребителей?
      — Да, сэр, — пришел ответ. — Истребитель, сопровождавший нас за пределами обнаружения, в нужный момент приблизился и отвлек на себя их корабль-истребитель. Госпитальный корабль остался без сопровождения, и мы легко захватили его, пустив в ход магниты.
      — И так мы оказались на борту, — закончил командир пиратского корабля.
      Они действительно взошли на борт госпитального корабля. Вот он, несчастный корабль, залитый кровью: пациенты, врачи, ординаторы, офицеры и весь обслуживающий персонал, все, кто был на борту, до единого человека были зарезаны и заколоты с бессмысленной варварской жестокостью, характерной для всех пиратов Босконии. В живых остались — пока — только медсестры. Им была предназначена пиратами совсем иная участь, разумеется, при соблюдении некоторых условий.
      Сестры испуганно жались друг к другу, небольшой островок женщин в белых халатах, посреди горы трупов. Именно в тот момент, когда взгляд Киннисона проник в помещение, одну из сестер пираты пытались вытащить из общей группы. Сестра отчаянно отбивалась, пустив в ход кулаки и ноги, ногти и зубы. Ни один пират не мог совладать с ней в одиночку. Справиться с разъяренной фурией оказалось под силу только двум рослым сильным пиратам. Они грубо поволокли ее за собой, голова медсестры откинулась назад, и Киннисон увидел знакомый каскад волос цвета красноватой меди. Это была Кларисса Мак-Дугалл! Киннисон вспомнил обрывок разговора: кто-то упомянул о том, что Мак собираются вернуть в летный состав. Лин-змен мгновенно решил, что делать.
      — Немедленно прекратите, грязные свиньи! — страшным голосом заревел он в находившийся у него под рукой пиратский микрофон. — Куда вы ее тащите?
      — В капитанскую каюту, сэр! — пираты растерянно остановились, услышав властный голос, доносившийся из динамика, и на вопрос ответили-четко и точно.
      — Отпустите ее немедленно!
      И когда девушка присоединилась к группе медсестер в углу помещения, Киннисон приказал:
      — Пригласите сюда капитана, всех офицеров и членов экипажа. Я хочу говорить со всеми вами сразу.
      Минуту или две, которые у него оставались на размышление, Киннисон обдумывал сложившуюся ситуацию яростно, но в то же время холодно, стараясь ничего не упустить из вида. Необходимо что-то предпринять, но любой предпринятый им шаг должен быть строго выдержан в соответствии с пиратскими представлениями об этике. Стоит ему допустить хотя бы небольшой просчет, и Альдебаран I вполне может повториться. Киннисону казалось, что он знает, как избежать просчетов. Но какой бы шаг он ни предпринял, необходимо сделать нечто такое (и в этом и заключалась основная трудность!), чтобы медсестер не покинула надежда, и они поняли, что в драме, которая разыгралась на борту госпитального корабля, последний акт еще не сыгран, В остальном у него не было никаких сомнений относительно того, что произойдет дальше. Киннисон знал, из какого великолепного материала производится отбор в корпус космических медсестер Галактического Патруля, и был уверен, что принудить их к чему-нибудь можно лишь до определенного предела, но ни на шаг дальше, по крайней мере живых.
      Выход из трудного положения, как показалось Киннисо-ну, тоже существовал. Находясь в госпитале, он в детской запальчивости назвал как-то раз сестру Мак-Дугалл безмозглой курицей. Тогда он думал о сестре весьма нелестно и не скрывал от нее своего мнения. Но в глубине души он и тогда понимал, что за прекрасной внешностью кроется глубокий ум, и под копной волос цвета красноватой меди скрывается мозг, способный мыслить быстро и точно. Обдумав все это, Киннисон дождался, пока в отсеке соберется весь экипаж корабля, и заговорил ясно и определенно:
      — Слушайте меня внимательно, вы все! Впервые за много месяцев мы ухватили такую богатую добычу, и вы, ребята, имеете полное право выбрать себе любую из этих баб по своему вкусу, прежде чем их увидят другие. Но сейчас вам лучше повременить с этим, и вот почему. Я сам, своими руками, убью каждого, кто осмелится прикоснуться к любой из медсестер прежде, чем они прибудут на базу. Вы, капитан, ведете себя хуже всех.
      Киннисон взглянул прямо в глаза офицеру, которого видел в последний раз, когда тот во главе экипажа направлялся в гостиницу (или тюрьму?) колесоидов, и продолжал притворно вкрадчивым голосом, в котором отчетливо слышались саркастические ноты:
      — Не спорю, что вы выбрали не худший товар. К сожалению, мы с вами сходимся во вкусах. Видите ли, капитан, я сам нуждаюсь в услугах медсестры. Нужно же, чтобы и обо мне кто-нибудь позаботился, А поскольку мне нужна медсестра, я хочу, чтобы за мной поухаживала вон та, рыжая. У меня была однажды медсестра с волосами как раз такого цвета. Она поила меня жидким чаем, кормила тостами и давала яйца всмятку, а мне до смерти хотелось бифштекса. Поэтому я хочу отыграться на этой сестренке за всех рыжих медсестер. Надеюсь, вы простите меня за длинную речь, но я хотел вам объяснить, почему я считаю именно эту медсестру моей личной и неприкосновенной собственностью. Присмотрите за ней и постарайтесь, чтобы она прибыла к нам в точности такой, как сейчас.
      Капитан не осмелился прервать старшего, но стоило Киннисону умолкнуть, он сразу же возразил.
      — Послушайте, Блейксли! — возмутился он. — Она моя по праву, я взял ее в плен, я первый увидел ее, я доставил ее сюда…
      — Хватит болтать, капитан! — Киннисон презрительно фыркнул, — Вы же понимаете, что нарушаете правила, когда берете себе добычу до того, как ее поделили на базе. За это вы заслуживаете расстрела.
      — Но ведь все так делают! — возразил капитан.
      — За исключением того случая, когда старший офицер ловит нарушителя на месте преступления. Старшие получают свою долю первыми, — напомнил линзмен.
      — Я протестую, сэр! Я захватил ее вместе с…
      — Заткнись! — приказал Киннисон тоном, не оставлявшим сомнений в том, что принятое им решение окончательно и не подлежит обжалованию. — Можете делать, что вам угодно, но помните — это мое последнее предупреждение. Доставьте мне ее такой, как она есть сейчас, и вы останетесь живы. Троньте ее, и вы умрете! А теперь вы, медсестры, подойдите поближе к пульту управления.
      Сестра Мак-Дугалл что-то тайком прошептала остальным сестрам и выступила вперед с высоко поднятой головой, всем своим видом выражая непокорность. Она была не только медсестрой, но и великолепной актрисой.
      — Взгляните и запомните хорошенько кнопку, она находится на пульте справа от вас, на которой написано «Реле 46», — послышалось из динамика, — Если кто-нибудь на борту корабля вздумает коснуться вас или бросит косой взгляд, нажмите эту кнопку, а все остальное я беру на себя. А теперь вы, безмозглая курица, — взгляните на меня. Только не нужно умолять меня о пощаде, вы еще успеете. Я просто хочу быть уверенным в том, что вы узнаете меня при встрече.
      — Я вас отлично запомнила, мальчишка вы этакий! — воскликнула Мак, желая дать понять Киннисону, что она узнала его и все поняла, а потом, резко сменив тон, добавила:
      — Знать вас не желаю! Попадетесь вы мне-все глаза выцарапаю!
      — Вряд ли у вас что-нибудь получится, — презрительно фыркнул Киннисон и отключил связь.
      — Что это на тебя нашло, Мак? — накинулись на Мак-Дугалл остальные сестры, когда они остались одни. — Сама не знаю, — прошептала она, — Нас могут подслушивать! Я действительно не знаю, что на меня нашло. Все это слишком фантастично, слишком противоречит здравому смыслу. Шепните по секрету тем, кто далеко от меня: нас спасут, нас непременно спасут. За дело взялся мой Серый Линзмен. Я не знаю ни где он, ни что он собирается делать, но он нас непременно спасет.
      При первом же упоминании о жидком чае и тостах, еще до того, как она смогла хотя бы приблизительно оценить ситуацию, в памяти Мак-Дугалл живо всплыл Киннисон, самый упрямый и не покорный из всех пациентов, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело. Кроме того, Киннисон был единственным человеком, который обращался с ней так, словно она была частью госпитальной мебели. Как женщина, тем более красивая женщина, Мак-Дугалл любила порассуждать о правах женщин и о месте женщины в сложившейся системе вещей. Она яростно отрицала все женские привилегии и не раз заявляла, что не просит ни о каких скидках и одолжениях ни одного из ныне живущих мужчин или мужчин, которые еще появятся на свет в будущем. Тем не менее, как всякую женщину, ее глубоко задевала самая мысль о том, что есть мужчина, который даже не сознает, что перед ним женщина, не говоря уже о том, что перед ним необыкновенно красивая женщина! И хотя даже самой себе она никогда не признавалась в этом, тем не менее память о пациенте, оставшемся глубоко равнодушным к ее красоте, жила где-то в глубине сознания.
      При упоминании о бифштексе Мак-Дугалл едва не вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Никакой надежды на спасение у нее не было. Необходимо просто сражаться до конца, который, судя но всему, не за горами. И Мак-Дугалл, собравшись с силами, принялась действовать.
      Услышав из динамика знакомое выражение «безмозглая курица», Мак-Дугалл сразу поняла, что говорит Киннисон, Серый Линзмен, человек, который не привык бросать слова на ветер. И чисто по-женски она успокоилась, ибо твердо знала, что пока Серый Линзмен жив и находится в сознании, он полностью овладеет любой ситуацией, в какой бы ему ни пришлось оказаться. Придя к такому выводу, крайне нелогичному, но весьма обнадеживающему, Мак-Дугалл сочла необходимым поделиться своими надеждами с другими сестрами, которые, будучи женщинами, приняли сказанное как непреложный факт, реальный и не подлежащий ни малейшему сомнению.
      Когда захваченный пиратами госпитальный корабль совершил посадку и был заведен в док, Киннисон полностью владел обстановкой. Оставалось лишь сделать последний, решающий шаг. Помимо старшего офицера связи, Киннисон к тому времени установил полный контроль над весьма способным наблюдателем. Манипулировать разумом этих двух офицеров было для него детской забавой по сравнению с попыткой удержать в повиновении разум двух или трех настороженных и к тому же предупрежденных офицеров Галактического Патруля, отчаянно отстаивавших самостоятельность своего мышления!
      — Вы просто молодец, Мак, — послал он мысленное сообщение своей бывшей медсестре, — Очень рад, что вы приняли мою мысль. Вы хорошо разыграли пиратов. Если вы и дальше сможете действовать так же, все будет в порядке.
      — Я буду делать все, что нужно! — пообещала Мак, — Я не знаю, что вы задумали, как вам это удастся и где вы находитесь, но с этим можно подождать. Сообщите, что мне делать, и я выполню все, что нужно!
      — Попробуйте пококетничать с командиром базы, — инструктировал ее Киннисон. — Вы должны до смерти ненавидеть меня, я имею в виду ту обезьяну, через которую я работаю, по имени Блейксли. Вы можете даже любить его, но меня вы должны ненавидеть. Терпите от командира базы все, что сможете вытерпеть. Постарайтесь вызвать между командиром базы и Блейксли ревность и вражду. Если командир базы в вас влюбится, удобный случай для того, чтобы вызволить вас, непременно представится. Если вам не удастся влюбить его в себя, нам придется выполнить немало грязной работы. Я могу убить многих пиратов, но не могу уничтожить достаточно многих из них за короткое время.
      — Командир базы непременно в меня влюбится! — радостно пообещала Мак-Дугалл. — Вот увидите, влюбится!
      И командир базы действительно влюбился. Он, месяцами не видевший женщины и не ожидавший от женщин, состоявших в космической службе Галактического Патруля, ничего, кроме отчаянного сопротивления и самоубийства, был потрясен до глубины души, когда самая прекрасная из когда-либо виденных женщин по собственной воле бросилась к нему в объятия, ища у него защиты от его же старшего офицера связи.