Величественно возвышаясь над учебным городком, раскинувшимся на добрые дне сотни квадратных миль, плацем для проведения парадов и построений, аэропортом и космодромом, девяносто этажное здание из нержавеющей стали и стекла ослепительно сверкало под утренними лучами июньского солнца. Эта громада называлась Вентворт Холлом. Там занимались, переходили с курса на курс и жили земные кандидаты в Линзмены — Носители Линзы — пилоты Галактического Патруля. В то утро особое оживление царило в одном крыле верхнего этажа, где обитали гордые пятикурсники. Сегодня — день их выпуска, и через несколько минут пятый курс должен строиться для торжественного рапорта в зале А.
      Зал А находился в личных апартаментах самого начальника Учебного центра. Для кадетов это было логовищем ужасного чудовища, в которое они попадали только для того, чтобы навсегда исчезнуть из Вентворт Холла и учебною корпуса; для выпускников — парадный зал, в который ежегодно строем входила группа для последнего построения. И когда они выходили оттуда, каждый ощущал какую-то едва уловимую, но глубокую перемену.
      В своих спальнях выпускники еще и еще раз придирчиво осматривали дру! друга, удостоверяясь, что ни одна морщинка или пылинка не нарушает великолепия черною, как космическое небо, с серебром мундира линзмена из Галактического Патруля, что ни одно тусклое пятнышко не скрадывает блеск золотых комет на воротниках или зеркально отполированных лучевых пистолетов и прочей амуниции, подвешенной к поясам. Но вот придирчивый взаимный осмотр закончен, принадлежности для чистки, шитья и глажки сложены в футляры, те в свою очередь запрятаны в тумбочки, и кандидаты в Галактический Патруль направились в зал для построения.
      В гардеробе Кимболл Киннисон, капитан курса по праву первого по успеваемости кадета, и три его лейтенантаКлиффорд Мейтланд, Рауль Ла Форж и Видель Холмберт — еще раз тщательно осмотрели друг друга и теперь ожидали со все возрастающим напряжением «момента ноль».
      — Не забудьте о спуске, коллеги! — отрывисто заметил капитан. — Мы спускаемся в люк на большей скорости и в более плотном строю, чем наши предшественники. Стоит кому-нибудь нарушить строй, и… Хороши мы будем на своем последнем построении, да еще на глазах у всех младших курсов!
      — Не беспокойся о спуске, Ким, — посоветовал Мейтланд. — Все три взвода хорошо отрепетировали маневр. Вот от чего меня действительно бросает в дрожь, так это мысль, что произойдет в зале А.
      — Угу, — в один голос откликнулись Ла Форж и Холмберт.
      — Думаю, вы справитесь со спуском, — согласился Киннисон. — Впрочем, скоро узнаем. Пора!
      Все четверо офицеров вошли в зал, где уже выстроились выпускники. При их появлении курс замер по стойке «смирно».
      Киннисон, строгий и подтянутый, живое воплощение безупречного исполнения служебного долга, как и подобает капитану курса, оглядел безукоризненно прямые шеренги и коротко бросил:
      — Рапорт!
      — Пятый курс в полном составе построен, сэр! — сержант-майор прикоснулся к кнопке на своем поясе, и громада Вентворт Холла вздрогнула от звуков всепроникающей торжественной мелодии марша «Наш Патруль», исполняемой лучшим в мире военным духовым оркестром.
      — Нале-во! Шагом марш!
      Человеческий голос было невозможно различить в громе берущего за душу марша, но хотя губы Киннисона лишь едва шевельнулись, отданная им команда прозвучала в теле каждого, кому она предназначалась (ни один посторонний ничего бы не услышал), благодаря прикрепленным на груди курсантов лучевым ультракоммуникаторам.
      — Сократить дистанцию! Плотнее строй!
      Соблюдая идеальное равнение, четко печатая шаг, команда замаршировала по залу туда, где на пути ее зиял провал — люк площадью в двадцать квадратных футов, верхний срез шахты, простиравшейся по вертикали от первого этажа до самой крыши Вентворт Холла более чем на тысячу футов. Всякое перемещение в шахте было приостановлено сиявшими красными огнями. Пять левых каблуков одновременно стукнули о самый край бездонной пропасти. Пять правых ног шагнули в пустоту. Пять правых рук крепко ухватились за поясные ремни, и пять тел, сохраняя строго вертикальное положение, устремились вниз с такой быстротой, что непривычному человеку могло бы показаться, будто шеренга просто исчезла.
      Через шесть десятых секунды, не сбившись с ритма сотрясавшего здание бодрого марша, десять каблуков одновременно коснулись пола первого этажа Вентворт Холла — коснулись совершенно беззвучно. Развив к моменту приземления скорость почти в две тысячи футов в секунду, пять тренированных тел погасили скорость мгновенно, не испытав никакого удара, ибо падение совершалось при полной нейтрализации инерции, или, как выражались профессиональные астронавты, «свободно». При соприкосновении с полом инерция восстанавливалась, и движение строем возобновилось или, лучше сказать, продолжалось в точном соответствии с ритмом гремевшего оркестра. Пять левых ног шагнули вперед, и в тот самый момент, когда пять носков правых ног оторвались от пола, вторая шеренга с зазором всего лишь в один дюйм уже появилась на том месте, где за секунду до этого стояли их предшественники.
      Шеренга приземлялась за шеренгой и устремлялась в марше с точностью часового механизма. При подходе кадетов к страшной двери зала А она автоматически отворилась и, пропустив шеренги, снова закрылась.
      — Правое плечо вперед! — неслышно скомандовал Киннисон, и курс мгновенно повиновался. — Прямо! Стой!
      Перед строем в огромном квадратном помещении без какой бы то ни было мебели стоял сам Людоед лейтенант-маршал Фриц фон Хоэндорф, начальник Учебного центра. Солдафон, тиран, диктатор., он был известен по всей системе как воплощение бездушия, а поскольку он ни разу не проявил ни перед кем никаких чувств или эмоций, родилось убеждение, что фон Хоэндорф больше всего на свете гордится и дорожит репутацией самого безжалостного и свирепого служаки, которого когда-либо знала Земля. Его густые седые волосы, постриженные ежиком, казалось, стояли дыбом. Левый глаз искусственный, а лицо иссечено множеством шрамов: даже чудеса пластической хирургии той эпохи оказались неспособны полностью убрать следы былых космических сражений. Правая нога и левая рука, выглядевшие внешне вполне нормальными, в действительности представляли собой чудо науки и искусства, а не творение природы.
      Приблизившись на уставную дистанцию к самодержцу Учебного центра, Киннисон, четко отсалютовав, доложил:
      — Сэр! Пятый курс в полном составе прибыл на Церемонию выпуска!
      — Вольно! Встаньте в строй, сэр! — Космический ветеран церемонно отдал честь, и пока он делал это, вокруг него прямо из пола поднялась полукруглая кафедра.
      — Номер первый: Кимболл Киннисон! — отрывисто пролаял фон Хоэндорф. — Выйдите из строя! Ко мне шагом марш!… Присягу, сэр!
      — Перед Всемогущим Свидетелем всего Сущего клянусь никогда не снижать высокие требования и стандарты Галактического Патруля, — благоговейно произнес Киннисон и, обнажив вытянутую руку, вложил ее в специальное углубление, сделанное в кафедре.
      Из небольшого футляра с надписью «№ I. Кимболл Киннисон» начальник извлек нечто похожее на ювелирное украшение — чечевицеобразную линзу, изготовленную из сотен крохотных камешков тускло-белого цвета. Взяв линзу специальными щипцами с изолированными ручками, фон Хоэндорф на мгновение прикоснулся ею к бронзовой коже на руке Киннисона, и в тот же миг тусклые камни линзы сверкнули вспышкой многоцветных огней. Удовлетворенный, начальник опустил драгоценную линзу в углубление, и механизм сразу заработал.
      Предплечье Киннисона покрыл толстый слой изоляции, поверх которого легли шины и защитные экраны; на миг вспыхнуло и тут же погасло нестерпимо яркое сияние. Отошли шины и экраны, снята изоляция, и глазам всех присутствующих открылась ЛИНЗА. Прикрепленная к загорелому запястью Киннисона браслетом из прочного, почти не поддающегося разрушению металла, в который она была вделана, линза сверкала и переливалась во веем своем великолепии. Это было уже не ювелирное изделие из неприметных тускло-белых камешков, а сверкающая всеми цветами радуги, испускающая переливающееся сияние драгоценная Линза, неопровержимо свидетельствующая всем, что перед ними Носитель Линзы из Галактического Патруля.
      Такие же знаки своего нового достоинства получили и все остальные выпускники. Затем начальник Учебного центра с непроницаемым лицом нажал кнопку, и из гладкого металлического пола выросли глубокие мягкие кресла — по числу выпускников.
      — Располагайтесь со всеми удобствами, — скомандовал начальник и почти по-мальчишески улыбнулся. Это было первым проявлением чего-то человеческого со стороны свирепого старого тирана: никто из пятикурсников даже не подозревал, что начальник Учебного центра умеет улыбаться. Между тем фон Хоэндорф продолжал странно изменившимся голосом:
      — Садитесь, джентльмены, и закуривайте. У нас с вами час, чтобы потолковать кое о чем. Я хочу ввести вас в курс дела. Каждый найдет свой любимый напиток в подлокотнике кресла. Не беспокойтесь, здесь нет никакого подвоха, — заметил начальник в ответ на удивленные недоверчивые взгляды и закурил большую черную сигару из венерианского табака. — Отныне вы Носители Линзы, Линзмены. Правда, вам еще предстоит выполнить кое-какие формальности, связанные с зачислением на службу, но они не в счет. Каждый из вас окончил полный курс, и его Линза обрела жизнь.
      Нам хорошо известны ваши склонности и привычки, и у любого из вас есть свой любимый сорт курева — от тилотсоновских «Питтсбургских сигар» до сноуденовских сигарет «Альзаканит», хотя до Альзаканита отсюда далеко, — ведь эта планета находится на окраине нашей галактики.
      Нам хорошо известно, что вы все обладаете стойким иммунитетом против соблазна опасных наркотиков — иначе вы бы не сидели здесь сегодня. Поэтому курите и чувствуйте себя как дома. Можете задавать мне любые вопросы, и я постараюсь на них ответить. Никаких запретных тем у нас нет — это помещение надежно защищено от любого вида лучевого шпионажа или информационной связи, работающей на любой частоте.
      Наступила краткая неловкая пауза. Затем Киннисон неуверенно спросил:
      — Может быть, сэр, будет лучше, если вы расскажете нам все по порядку, с самого начала? Думаю, большинство из нас сейчас слишком взволнованны, чтобы задавать разумные вопросы.
      — Пожалуй, вы правы. Несомненно, некоторые из вас кое о чем догадываются, но я прежде всего хочу остановиться на том, что стоит за всеми трудностями, через которые вам пришлось пройти за последние пять лет. Пожалуйста, чувствуйте себя совершенно свободно и перебивайте меня вопросами, когда вам вздумается. Вы знаете, что каждый год миллион восемнадцатилетних юношей Земли, выдержавших конкурсные экзамены, зачисляется в кадеты. Вы знаете также, что в течение первого года, еще до того как кто-нибудь из них увидит Вентворт Холл, это число сокращается до пятидесяти тысяч и менее. Вам превосходно известно, что ко дню выпуска на курсе остается примерно сто человек. Теперь я могу сообщить вам, что вы блестяще выдержали самый суровый, придирчивый и жесткий отбор, который когда-либо проводился.
      Любой кадет, у которого обнаруживалась хоть малейшая слабость, безжалостно исключался. Большинство отсеявшихся навсегда отчислялись из Патруля. Существует множество превосходных людей, которые по различным причинам, не имеющим ничего общего с предосудительным поведением или погрешениями против морали, не удовлетворяют всем требованиям, предъявляемым к Носителям Линзы. Из этих людей составляется наша организация — от нижних чинов до высших офицеров, чей ранг, однако, ниже ранга Линзмена. Этим и объясняется то, о чем вы уже знаете: Галактический Патруль — самая блестящая команда интеллектуалов, которая когда-нибудь служила под одним знаменем.
      Из миллиона отобранных на старте вы — те немногие, которые дошли до финиша. Как всякий, кто когда-нибудь носил или носит Линзу, каждый из вас неоднократно прошел проверку, иногда приводившую вас к рубежу смерти, и каждый из вас вполне достоин чести носить Линзу. Например, Киннисон однажды имел в высшей степени рискованную беседу с одной леди с Альдебарана II и ее друзьями. Киннисон не ведал, что мы знали об этой беседе, но нам известно все.
      Киннисон почувствовал, что уши его нестерпимо пылают, но фон Хоэндорф невозмутимо продолжал:
      — Так же было с Фелкером и гипнотизером с Каралона, с Ла Форжем и пожирателями бентлама, с Флюэллингом, koгда контрабандисты с Ганимеда, промышлявшие нелегальной переправкой тионита, пытались соблазнить его, предложив взятку в десять миллионов золотом…
      — Ради Бога, командир! — взмолился один из выпускников — Неужели… неужели… неужели Вы знали обо всем, что происходило?
      — Думаю, не обо всем, но мой долг знать достаточно много. Никто из тех, кою можно расколоть или подцепить на какой-то крючок, никуда не носил и не будет носить Линзу и никому из вас не следует стыдиться: вы успешно прошли осе испытания Те, кто не прошел, отсеялись.
      Нет ничего постыдного в отчислении из Учебного центра Миллион зачисленных вместе с вами на первый курс это элита планеты, но мы заранее знали, что из отобранного нами миллиона едва ли найдется один на десять тысяч, который будет отвечать всем требованиям. Поэтому в высшей степени нечестно клеймить позором не допущенных до финиша за то, что им недоставало от рождения того «чуть-чуть», тою высшего качества, которое присуще и должно быть присуще каждому Носителю Линзы. Вот почему отчисленный не знает, за что его отчислили, и никто, кроме Носителеи Линзы, не ведает, почему именно они отобраны, а линзмены умеют молчать.
      Чтобы стала понятной необходимость в столь строюм отборе персонала, позвольте мне коротко остановиться на истории Патруля и общей обстновке. Разумеется, вы все знакомы с историей, но лишь немногие рассматривали ее с такой точки зрения. Наш Патруль детище старых систем Планетной полиции, Но покуда не был создан Патруль, силы защитников правопорядка неизменно отставали oт возможностей нарушителей закона Например, в далеком прошлом, вскоре после появления автомобилей, местная полиция не имела права пересекать границу штата. Когда же, наконец, была создана Национальная полиция, ее служащим запрещалось преследовать вооруженных ракетами преступников за пределами государственных границ.
      Позднее, когда межпланетные полеты стали повседневной реальностью, Планетная полиция оказалась в таком же невыгодном положении, что и ее предшественницы Ее служащие не обладали властью за пределами своих собственных миров, в то время как враги общества беспрепятственно перелетали с одной планеты на другую. Наконец, с изобретением безынерционного привода и после открытия peгyлярного сообщения между мирами различных планетных систем преступность начала безудержно расти и стала неконтролируемой, yгрожая самим основам цивилизации. Преступник мог совершить любое преступление, ничуть не опасаясь наказания, поскольку через какой-нибудь час-другой он мог оказаться так далеко от места преступления, что был вне досягаемости для закона.
      Мощным толчком ко всеобщему хаосу стали новые пороки, распространявшиеся от одного мира к другому, в том числе новые сильнодействующие наркотики. Например, тионит добывается только на Тренко Этот наркотик по своему действию во столько же раз превосходит героин, во сколько последний превосходит кофе, и сюит столь бешеных денег, что контрабандист в полом каблуке может переправить целое состояние.
      В ответ на этот вызов был создан Объединенный Патруль Трех Планет и Галактический Патруль. Что касается первого, то это оказалась довольно жалкая организация. С самого начала Патруль Трех Планет был скован по рукам и ногам снаружи — политикой и политиками, и внутри — небольшой, но необычайно вредной долей непрофессионалов, коррупционеров, взяточников и преступников. Положение усугублялось тем, что в то время не существовало эмблемы или удостоверения, которое нельзя было бы подделать. При виде человека в форме никто не мог сказать с уверенностью кто перед ним — патрульный или переодетый преступник.
      Как вы знаете, Вирджил Сэммс, бывший в то время главой Патруля Трех Планет, стал Первым Линзменом — Носителем Литы и основателем Галактического Патруля. Линза, которую невозможно ни подделать, ни даже имитировать, позволила безошибочно и самым убедительным образом идентифицировать истинных линзменов, что и сделало возможным современный Патруль. Располагая Линзой, мы смогли избавиться от тех немногих, кто не подходил для службы в Патруле. Требования, предъявляемые к патрульным, удалось поднять на недосягаемую прежде высоту, когда было убедительнейшим образом доказано, что любой Носитель Линзы неподкупен. Авторитет Галактического Совета стал возрастать не по дням, а по часам. Все новые и новые планетные системы обзаводились собственными линзменами, присоединялись к Цивилизации и стремились ввести своих представителей в Галактический Совет, даже если для этого требовалось в чем-то поступиться своим суверенитетом.
      Ныне Совет и его Галактический Патруль обладают практически абсолютной властью. Нагие вооружение и экипировка не знают себе равных. Мы можем преследовать нарушителя закона повсюду, куда бы он ни вздумал направиться. Кроме того, каждый линзмен вправе использовать любой материал и рассчитывать на помощь, где бы и когда бы она ему ни потребовалась — в любой солнечной системе, принадлежащей к нашей Цивилизации. Авторитет Линзы во всей Галактике столь высок, что Носитель ее может быть в любое время призван для исполнения функций судьи, члена судебного жюри или судебного исполнителя. Где бы ни находился Носитель Линзы, — на суше, в воде, в воздухе или в космическом пространстве, — повсюду в пределах нашей Островной Вселенной его слово считается ЗАКОНОМ.
      Вот чем объясняются те суровые испытания, через которые вам пришлось пройти. Единственное извинение жесткости предъявляемых к вам требований — те результаты, которые они дают: ни один Носитель Линзы не уронил свое высокое звание.
      Теперь о том, что касается самой Линзы. Как и все другие, вы слышали о ней с тех пор, как научились говорить, но не знаете ничего ни о ее происхождении, ни о ее природе. Теперь вы стали лейтенантами Галактического Патруля, и я могу сообщить вам то немногое, что известно мне самому. Есть ли вопросы?
      — Сэр, конечно, мы все немало размышляли о Линзе, — отважился заговорить Мейтланд. — Современные преступпики широко используют в своих целях достижения науки. Я всегда полагал, что если наука может создать нечто, то она способна это повторить. Мне представляется довольно несомненным, что не одна Линза попала в руки преступников. Так ли это?
      — Если бы Линза была изобретением или научным открытием, то ее давным-давно удалось бы повторить, — невозмутимо ответил начальник Учебного центра. — Но природа Линзы никак не связана с достижениями науки. Ее характерные особенности имеют скорее философский и психологический характер, и она была разработана для нас эрайзианами.
      — Вспомните, каждый из вас недавно побывал на Эрайзии, — продолжал фон Хоэндорф. — Какое впечатление произвели ее обитатели на вас, Мерфи?
      Новоиспеченные офицеры, не веря своим ушам, переглянулись между собой и снова уставились на грозного начальника.
      — Сначала, сэр, мне показалось, что они были чем-то вроде новой разновидности драконов, но драконов, способных мыслить. Это ощущалось во всем. Я был рад убраться оттуда, сэр. Они действовали мне на нервы, хотя мне ни разу не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь из них передвигался.
      — Что и говорить, эрайзиане — особая раса, — кивнул фон Хоэндорф. — Многие почему-то считают их нашими врагами. В действительности же без них не было бы ни нашего Патруля, ни нашей Цивилизации. Я не могу понять их и не знаю никого, кто мог бы. Они дали нам Линзу, но Носители Линзы не должны говорить об этом никому из посторонних. Они изготовляют Линзу индивидуально для каждого кандидата в патрульные, хотя все кандидаты видят их по-своему. Мы склоняемся к мнению, что никому и никогда не удавалось видеть эрайзиан такими, какие они суть на самом деле. Всем, кроме Носителей Линзы, они кажутся совершенно антисоциальными, но даже те, кто становится линз-менами, бывают на Эрайзии только раз в жизни. Создается впечатление, — правда, я должен оговориться, что такое мнение может не иметь никакого отношения к истинному положению дел, — будто эрайзиане совершенно безразлично относятся ко всему материальному.
      На протяжении гораздо большего числа поколений, чем вы можете себе представить, они посвящали себя размышлениям, главным образом, о сущности жизни. Они утверждают, что не знают об этом ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания, но, несомненно, им известно о сущности жизни несравненно больше, чем всем другим расам. Хотя эрайзиане обычно не вступают в контакты с обитателями иных миров, они тем не менее согласились оказать помощь Галактическому Патрулю во имя всеобщего блага.
      Поэтому накануне производства в линзмены каждый выпускник направляется на Эрайзию, где для него создается Линза, наиболее полно отвечающая его характеру и жизненным возможностям.
      Отвлекаясь от представления, что некий эрайзианин знает до тонкости, как устроена и как действует ваша Линза, общее понятие о ней вы получите, если будете считать, что ваша Линза синхронизована или находится в резонансе с вашей личностью или вашим эго. Линза не живая в том смысле, какое принято вкладывать в это слово. Однако в определенном смысле она наделена псевдожизнью и поэтому обладает способностью к характерной игре цвета и света при прикосновении с той живой наделенной способностью мыслить плотью, для которой она предназначена. Та же псевдожизнь придает Линзе телепатические способности, позволяя вам с ее помощью общаться с другими наделенными разумом существами, даже если они не обладают органами речи или слуха.
      Снять Линзу не может никто, кроме ее Носителя. При попытке завладеть ею со стороны любого другого существа она распадается на части. Линза испускает особое сияние до тех пор, пока она находится у своего Носителя. В момент, когда тот умирает, или вскоре после его смерти Линза перестает мерцать. Есть и еще одно обстоятельство, полностью исключающее всякую попытку использовать Линзу посторонним. Линза не только перестает сиять, если ее наденет чужой. Если линзмен захвачен живым или Линза отобрана у него насильно, то она за считанные секунды убивает любое живое существо, которое попытается носить ее. Пока Линза мерцает, то есть находится в контакте со своим живым владельцем, она совершенно безвредна, но стоит ей потемнеть, как таящаяся в ней псевдожизнь с такой интенсивностью вмешивается в любую не синхронизованную с ней биологическую жизнь, что последняя неизбежно погибает.
      Наступило молчание. Молодые лейтенанты сосредоточенно размышляли над словами начальника училища. Каждый из выпускников все отчетливее сознавал героизм состарившегося линзмена, который сидел сейчас перед ними. Физически немощный, давно достигший пенсионного возраста, он подавил свои человеческие эмоции и добровольно согласился на роль Людоеда, ибо этим мог в наиболее полной мере способствовать прогрессу своего Патруля.
      — Я лишь бегло коснулся самого необходимого, — нарушил молчание фон Хоэндорф, — и познакомил вас с азами вашего нового статуса. В последующие несколько недель, прежде чем вы приступите к выполнению своих служебных обязанностей, другие офицеры разъяснят вам многое из того, о чем вы сейчас не имеете ни малейшего понятия. Наше время подходит к концу, но задать мне один вопрос вы еще успеете.
      — Не вопрос, сэр. Я хотел бы сказать нечто более важное, — обратился к нему Киннисон. — Я говорю от имени всего курса. Мы глубоко заблуждались относительно вас, сэр, и хотели бы извиниться за это.
      — Благодарю вас за намерение, хотя никакой необходимости в извинениях нет. Вы не могли думать обо мне иначе, чем вы думали. Задача, стоящая перед нами, стариками, не из простых: вырастить тех, кому нет равных. Но мы слишком стары, чтобы нести службу в космическом пространстве; у нас не хватает быстроты реакции, столь необходимой для патрульных; поэтому нам остается делать то, что в наших силах. Однако наша работа имеет и свою светлую сторону: каждый год мы отбираем около сотни офицеров, достойных стать линзменами. И тот час, который я провожу ежегодно с выпускниками, служит оправданием всех прошедших лет. У других ветеранов тоже есть нечто такое, что воздает им за понесенные труды.
      В заключение я хотел бы обратить ваше внимание на особый склад ума, присущий Носителям Линзы. Вы должны осознать, что всякое существо, носящее Линзу, будь то человек или чудовище немыслимых форм и размеров с какой-нибудь далекой планеты, является линзменом. Каков бы ни был облик, на него можно положиться так же, как на любого из вас. Оно прошло те же испытания и проверки, которые преодолели вы сами. Оно заслуживает такого же доверия, как и вы. Мое последнее слово: линзмен умирает, но не сдается, патрульные приходят и уходят, но Галактический Патруль остается!
      И без всякого перехода фон Хоэндорф рявкнул, как заправский солдафон:
      — Пятый курс, смирно! В аудиторию шагом марш!
      Курс, снова став великолепно вымуштрованным подразделением, четко маршируя в ногу, покинул зал А и но длинному коридору направился в огромную аудиторию, расположенную амфитеатром. На церемонию официального выпуска собрался весь личный состав Учебного центра и множество гражданских лиц.
      Маршируя, выпускники размышляли о том, сколь велико различие между линзменами, которыми они только что стали, и кандидатами, которые вошли в зал А незадолго до этого. Они вошли туда юнцами, напряженными, полными страха и надежд и несколько неуверенными в себе, несмотря на то что им удалось перенести за пять лет обучения в Центре все суровые проверки. Они вышли оттуда взрослыми людьми, впервые постигшими истинный смысл физических и духовных испытаний, через которые они прошли, мужчинами, способными справедливо и мудро воспользоваться той огромной властью, о границах и масштабах которой даже теперь они имели весьма смутное представление.

      Не минуло и месяца после выпуска как Киннисона, так и не успевшего до конца пройти инструктаж и собеседование, предшествующие зачислению в Галактический Патруль, вызвал на Главную Базу сам Командир Порта адмирал Хейнес. Сидя в личной авиетке адмирала, новичок и ветеран медленно проплывали над необъятными просторами Базы среди сверкающих навигационных огней в плотном потоке снующих во все стороны разнообразных летательных аппаратов.
      Магазины и заводы, казармы, напоминающие целые города, посадочные площадки простирались за горизонт; все, что способно летать, — от крохотных одноместных вертолетов, малых и больших разведывательных космических супердредноутов — ничто не ускользало от профессионалов и подвергалось обсуждению. Наконец авиетка приземлилась позади длинного низкого здания, тщательно охраняемого, несмотря на то что оно находилось в глубине территории Базы, обогнув которое Киннисон увидел нечто такое, от чего у него захватило дух.
      Это был космический корабль, но какой корабль! (В самых больших боевых космических кораблях — крейсерах и дредноутах, имеющих каплевидную форму, тяга главных двигателей всегда направлена «вверх» — от кормы к носу корабля вдоль его оси, искусственная сила тяжести — «вниз», т с от носа корабля к корме, вдоль той же оси Поэтому мри всевозможных маневрах, свободных или инерционных, «низ» и «верх» имеют гот же смысл, что и на Земле. Крейсеры и дредноуты обычно садятся только в специальные доки, но к экстренных случаях могут опускаться практически всюду, зарываясь глубоко в землю, поскольку их чудовищной массы не выдерживают даже самые прочные породы Корабли обоих типов тонут в воде, но сохраняют способность маневрировать даже под водой). По своим размерам он во много раз превосходил даже супердредноуты Галактического Патруля, но в отличие от них имел повсюду зализанную, идеально обтекаемую форму.
      — Как вам нравится эта игрушка? — спросил адмирал.
      — Она… — голос у "молодого офицера дрожал от волнения, — она просто великолепна! У меня нет слов, сэр! Если мне очень посчастливится, то я мечтал бы когда-нибудь, набравшись знаний и опыта, вступить в командование таким кораблем!
      — Ваша мечта сбудется намного скорее, чем вы думаете, Киннисон, — спокойно заметил Хейнес. — Вы вступаете в командование этим кораблем, начиная с завтрашнего утра.
      — Я? Не может быть! — воскликнул вне себя от изумления Киннисон, но тут же овладел собой. — Простите, сэр! Я все понимаю. Требуется добрый десяток лет безупречной службы, чтобы стать командиром первоклассного космического корабля. Я не обладаю для этого никакими заслугами или опытом. Вы уже упомянули о том, что корабль экспериментальный. Какие-то узлы и системы еще не прошли необходимых испытаний и поэтому представляют определенную опасность, и Вы, естественно, не желаете рисковать жизнью опытного командира. Мне предоставляется право провести испытания и в случае их благополучного исхода вернуть корабль в целости и сохранности настоящему командиру. Но я согласен, сэр! Благодарю вас, что вы оказали мне столь высокое доверие. Какой шанс! Какая удача!
      И глаза Киннисона засверкали при мысли, что он хотя бы на короткое время станет командиром столь совершенного корабля.
      — Вы правы и в то же время глубоко заблуждаетесь, — невозмутимо ответил старый адмирал. — Действительно, корабль новый, не до конца испытанный и потому представляет определенную опасность. Вместе с тем конструкция корабля отнюдь не нова. Наоборот, основной принцип настолько стар, что от него отказались уже несколько столетий назад. В качестве топлива здесь применяются взрывчатые вещества такого типа, что испытать их можно было бы только в боевых условиях. Основное вооружение корабля так называемая Q-пушка. Ракетным топливом служит гептадетонит: оболочка вмещает заряд в двадцать тонн дуодекаплилатомата.
      — Но, сэр… — прервал адмирала Киннисон.
      — Потерпите, я вернусь к техническим деталям позднее. Вы исходили из правильных посылок, но пришли к неверному заключению. Вы окончили первым по списку и во всех отношениях, кроме опыта, обладаете столь же высокой квалификацией, как и любой капитан Космического флота.