Как уже говорилось, «Приют старателей» самый крупный легальный притон во всем секторе галактики. Благодаря розыскной работе своих коллег по Галактическому Патрулю, Киннисону стали известны все сколько-нибудь заметные фигуры преступного мира на Евфросайне. Правил всем подпольным синдикатом на гигантском астероиде некто по фамилии Стронгхарт.
      Линзмен посадил свой корабль-буксир в док Стронгхарта, погрузил оборудование, которое было на борту суденышка, на ручную тележку и отправился потолковать с самим Стронгхартом. «Снабжение. Оборудование. Металл. Покупка и продажа» — гласила надпись на вывеске. Но любому сколько-нибудь сведущему человеку было ясно, что вывеска существует лишь для прикрытия и даже наполовину не отражает деловой активности Стронгхарта. Под скромной вывеской разместились танцевальные залы, бары, игорные залы, где посетитель мог найти себе по вкусу множество азартных игр, а также небольшие клетушки — знаменитые «номера».
      — Добро пожаловать к нам, незнакомец! Рады приветствовать вас в нашем заведении! Удачный был рейс? — хозяин увеселительного заведения всегда приветствовал новых посетителей с особой сердечностью. — Не угодно ли стаканчик? Выпивка за счет заведения.
      — Сначала дело, потом удовольствие, — проворчал в ответ Киннисон. — Скажи-ка, приятель, сколько бы ты дал мне за все это? Здесь у меня то, что мне самому уже не нужно.
      Хозяин внимательно осмотрел скафандры и инструменты, а затем в упор взглянул Киннисону в глаза. Тот и бровью не повел.
      — Двести пятьдесят за все. Идет? — предложил Стронгхарт.
      — Это твоя последняя цена?
      — Последняя. Впрочем, я не настаиваю. Не нравится, можешь убираться на все четыре стороны.
      — Двести пятьдесят… И повернется же язык сказать такое! Видел я кровососов, но таких!… — возмутился Киннисон.
      — Погоди! Куда торопишься? У тебя ведь и металл есть, верно?
      — Верно-то верно, но не для твоей милости. Надо же, двести пятьдесят за все, грабитель проклятый! Да только скафандры тянут на всю тысячу!

* * *

      — Ну и что? Я тебе дело говорю, а ты сразу начинаешь кипятиться. Не могу я заплатить тебе настоящую цену, понял? Вещички-то с мокрого дела, сразу видно. Значит, мне их надо сбыть с рук по-тихому, без шума. Ты же пришил тех, кому принадлежали скафандры, верно?
      — Ладно, не горячись, — успокоил «старателя» Стронгхарт, когда линзмен разразился замысловатым ругательством, которое было в ходу у космических бродяг. — Чего зря пылишь? Я же знаю, что они выстрелили первыми. Они всегда стреляют первыми. Ты не виноват. Но разве это что-нибудь меняет? Можешь быть спокоен за свою шкуру. Я никому не скажу. К чему мне? Стал бы я брать вещички с мокрого дела, если бы много трепался, верно? Вот металл — другое дело. Метеоры — законный промысел, и за них я заплачу тебе столько же, сколько заплатил бы любому другому, а может быть, даже больше.
      — Ладно, будь по-твоему, — нехотя согласился Киннисон. Костюмы двух гангстеров он уступил по дешевке, сознавая, что если будет упорствовать, то рискует получить лучевой выстрел.
      Таков был первый визит в «Приют старателей», но в намерения Киннисона входило стать постоянным посетителем, а прежде чем его примут за своего, предстояло, как он прекрасно сознавал, пройти нелегкую проверку. Разумеется, за ним должны следить. В его пользу должна сработать молва, которая, конечно же, распространится. Старатель, уложивший двух гангстеров наповал выстрелами в маски скафандров, — человек серьезный и шутить не любит. Для поддержания репутации, подумал Киннисон, придется уложить еще одного или двух, но не много и не слишком часто.
      При покупке металла Стронгхарт вел себя достаточно честно. Он без обмана (Киннисон проверил с помощью микрометра) вырезал из метеора образец для анализа, не мухлевал при определении плотности и взвесил метеор на весах, имевших сертификат управления торговли. Стронгхарт воспользовался таблицами средних цен в зависимости от плотности, составленными Бюро Стандартов Галактического Патруля, и предложил ровно половину табличной цены, что, как достоверно знал Киннисон, было достаточно честно. Разумеется, продав металл монетному двору или пункту по сбору драгоценных и редких металлов Галактического Патруля, каждый старатель мог получить за свою добычу настоящую цену. Но нужно совершить далекий рейс и долго ждать результатов анализа, производимого за счет сдавшего металл старателя, поэтому большинство метеорных старателей предпочитало сдавать металл за половинную цену, лишь бы хлопот было поменьше.
      Разделавшись с метеорами, Киннисон принялся торговаться со Стронгхартом по поводу припасов, необходимых для следующего рейса. Чтобы обеспечить автономный полет крохотного космического корабля посреди бескрайнего и враждебного космического пространства, необходимо закупить множество жизненно важных мелочей. При закупке припасов линзмена обсчитали самым бессовестным образом, но и это было в порядке вещей. Никто и не ожидал, что торговля в таких местах, как «Приют старателей», ведется честно, а наценки укладываются в обычные нормы прибыли.
      Когда Стронгхарт подвел итоги, Киннисон задумчиво поскреб щетинистый подбородок:
      — Не густо. Давненько я не был среди людей и рассчитывал погулять немного, чтобы небу жарко стало. Но на удовольствия явно не хватит. Ладно, придется продать заначку. Есть у меня метеоритик в заначке. Думал оставить его до следующего раза, да, видно, нечего делать.
      Киннисон запустил руку в вещевой мешок и извлек оттуда кусок драгоценного металла.
      — Уступлю за тысячу пятьсот.
      — Тысяча пятьсот! Либо ты совсем спятил, либо меня держишь за идиота, — с деланным возмущением воскликнул Стронгхарт, прикидывая массу металла. — Двести, от силы двести пятьдесят, но и это, поверь мне, очень высокая цена. Скажу тебе как на духу, даже родной матери я не дал бы за металл три сотни. Ты его не отдавал на анализ? Почему же ты просишь так дорого?
      — Я-то не отдавал, но ведь и ты его не анализировал, — возразил Киннисон. — И ты и я, мы оба знаем, что металл хорош, так что анализировать метеор ни к чему. Тысяча пятьсот, или я отправляюсь на монетный двор и получаю полную цену. Раз мы с тобой не сговорились, мне здесь оставаться ни к чему, клянусь девятью кругами ада на Валерии! На «Приюте старателей» свет клином не сошелся. Выпить и повеселиться можно и в других местах. Верно, приятель?
      Покупатель и продавец препирались между собой еще долго. Наконец Стронгхарт уступил, как и рассчитывал Серый линзмен.
      — А теперь, сэр, пожалуйте сюда, — затараторил Стронгхарт, как только сделка завершилась. — Здесь вы найдете развлечение себе по вкусу. Если вы окажетесь без денег, можете не сомневаться, что у нас вы всегда сможете продать свои припасы или даже корабль но самой выгодной цене и без всяких хлопот. Комната всегда к вашим услугам. Обивка стен и мебель мягкая — вы просто не сможете ушибиться или разбиться при случайном падении. Мы обслуживаем старателей уже многие годы, и все всегда оставались довольны. Никто из тех, кто хоть раз сдавал нам товар или покупал припасы в рейс, не обращался больше никуда. Все только у нас. И всего две сотни за полное обслуживание, сэр. Это дешево, уверяю вас, сэр, очень дешево…
      — Гм, — Киннисон задумчиво почесал шею. — Думаю, что берлога мне подходит. Иной раз, когда я налижусь или нанюхаюсь до зеленого змия, то просто не могу остановиться. Но комната с мягкой обивкой мне ни к чему. Я никогда не буйствую. Я принимаю на борт двадцать четыре единицы бенни, отключаюсь на двадцать четыре часа, а когда прихожу в себя, готов, как огурчик, снова отправляться в космос! Вы, конечно, не можете раздобыть мне бенни, а если бы и могли, то вряд ли товар был бы высшего сорта, насколько я понимаю.
      Это был решающий момент. К нему линзмен шел так долго и так осторожно. Разум Киннисона легко читал мысли Стронгхарта, и Серому линзмену не пришлось ждать, пока тот облечет их в словесную форму.
      — Двадцать четыре единицы! — воскликнул Стронгхарт. Выдержать такую дозу бентлама было поистине героическим деянием, но и человек, стоявший перед ним явно не из породы мягкотелых слюнтяев. — Ты уверен, что выдержишь?
      — Уверен. И если мне попытаются подсунуть хотя бы чуть меньшую порцию или качество окажется чуть хуже, то я перережу глотку тому, кто это сделает. Деньги у меня водятся. Есть у меня и несколько астероидных поясов, оставленных про запас. Они мне еще пригодятся. И раз уж дело доходит до бенни, то мне вынь и положь самого лучшего и полной мерой.
      — Сам я не занимаюсь торговлей бенни, — сказал Стронгхарт, и линзмен знал, что его слова по крайней мере отчасти были правдой, — но я знаю человека, у которого есть приятель, подрабатывающий на травке. Первоклассный бентлам в оригинальных упаковках, импортируемый с Корвины II. Тебе обойдется всего в четыре сотни. Гони денежки, и можешь отправляться в ад.
      — Откуда четыре сотни? Ты что, спятил? — насмешливо фыркнул Киннисон. — Думаешь, я совсем сижу на мели. Двух сотен и за глаза хватит.
      — Постой, браток, не горячись, — примирительно заметил Стронгхарт. Он рассчитывал, что незнакомец остался совсем без бентлама и поэтому с радостью заплатит восьмикратную цену. — За сколько ты покупал травку прежде?
      — По десятке за единицу — по двести сорок за круг, — быстро и точно назвал настоящую цену Киннисон. — Столько плачу и тебе, и не вздумай толковать, что за круг ты берешь двести пятьдесят.
      — Идет. Гони деньги. И не бойся: здесь никто тебя не обворует и не обманет. Мы дорожим репутацией заведения.
      — Хорошо. Ребята говорили, что заведение у тебя классное, — более дружеским тоном заметил Киннисон. — Но присмотри, чтобы мне не подсунули чего-нибудь вместо бенни. Я этого так не оставлю!
      Продолжая разговаривать все столь же миролюбиво, линзмен сделал неуловимое движение плечами, и Стронгхарт с воплем отпрянул: прямо на него смотрели раструбы двух излучателей Де Ляметра, зажатых в огромных грязных лапищах старателя.
      — Убери оружие. Ты что, спятил? — заорал Стронгхарт.
      — Сначала взгляни на них, — предложил Киннисон, протягивая излучатели. — Это не те заржавленные игрушки, которые я тебе толкнул по дешевке. Это мои собственные, и они в полном порядке. Ты ведь разбираешься в оружии? Посмотри на них поближе.
      Хозяин притона в оружии разбирался слабо и взял излучатели с опаской. Но ему было ясно, что у него в руках оказалось настоящее боевое оружие, которым пользовались часто и основательно, и на собственном опыте Стронгхарт мог почувствовать, что выхватывалось грозное оружие без промедления.
      — Помни, — продолжал линзмен, — я никогда не отключаюсь до такой степени, чтобы кто-нибудь мог отобрать оружие. И учти, если я не получу полный круг бенни, характер у меня сильно портится.
      Стронгхарт отлично знал, что таково действие бентлама, и ему вовсе не улыбалось, чтобы ломка у необузданного метеорного старателя произошла именно сейчас, когда под рукой у него два излучателя Де Ляметра. И Стронгхарт заверил строптивого гостя, что зелье в нужном количестве и высшего разбора будет доставлено немедленно.
      Со своей стороны Киннисон понимал, что здесь, в недрах притона с самой скверной репутацией, можно чувствовать себя в относительной безопасности. Покуда он бодрствует, ему ничто не угрожает, так как все знали о его способности постоять за себя в любой компании. И можно быть уверенным, что его не прирежут, пока он будет находиться в отключенном состоянии. Один визит Билла Вильямса принес Стронгхарту неслыханный доход, а в перспективе новые и новые визиты.
      — Первая выпивка, как я уже говорил, приятель, всегда за счет заведения, — прервал размышления Киннисона голос Стронгхарта. — Что будешь пить? Ты ведь землянин, значит, предпочитаешь виски?
      — Не совсем так, хотя и близко. Я с Альдебарана II. Нет ли у тебя доброй старой альдебаранской болеги?
      — Нет, но у нас есть прекрасное виски. Это примерно то же, что болега.
      — Ладно. Давай глоток.
      Киннисон плеснул себе в стакан виски примерно на три пальца, выпил залпом, передернулся от острого наслаждения и издал оглушительный вопль:
      — Гип-гип-ура! Я Билл Вильямс, старый бродяга, метеорный старатель с Альдебарана II, и сейчас я гуляю, понял?
      И он снова издал оглушительный вопль. Затем, успокоившись, Киннисон продолжал чуть заплетающимся языком:
      — Это пойло не приближалось к Земле на миллион парсеков, но недурственно, весьма недурственно. Клянусь зубами и клыками святого Клоно, льется в глотку, словно глотаешь живого ольгона! Чистого тебе космоса, приятель, я скоро вернусь.
      Первым делом Киннисон обошел весь «Приют», методично выпивая первый же напиток, который попадался под руку, у каждой стойки.
      — Тур доброй воли, — радостно пояснил он Стронгхарту по возвращении. — Я всегда совершаю его, чтобы отвести гнев Клоно. Но всерьез напиться намерен здесь,
      И Киннисон осуществил свое намерение. Он пил без разбору все, что ему подавали, смешивая мыслимые и немыслимые напитки с таким беспечным пренебрежением к последствиям, которое поразило даже собиравшихся в питейном заведении закаленных бойцов — истребителей алкоголя.
      — Все, что льется, — провозглашал он громко и часто, — должно быть выпито, и немедленно.
      Чем больше Киннисон пил, тем веселее он становился. Он угощал всех желающих, танцевал со всеми «хозяйками», награждая их необыкновенно щедрыми чаевыми. В азартные игры он не играл: они вызывали у него скуку, а деньги, по его убеждению, из которого он не делал секрета от окружающих, должны приносить радость.
      С несколькими посетителями Киннисон, или, точнее, Билл Вильямс, даже подрался, но все так же весело и беззаботно, оглушительно хохоча во все горло. Он промахивался, пытаясь нанести боковые удары такой чудовищной силы, что, попади они в цель, ими можно было бы свалить лошадь, и лишь случайно, скользящим ударом, внезапно парализовал противника. В результате стычек Киннисон получил по огромному фонарю под каждым глазом. Носу также досталось.
      Но его явно добродушное настроение, как часто бывает в подобных случаях, оказалось весьма неустойчивым и сменялось вспышками гнева, вызываемыми причинами еще более пустяковыми, чем те, из-за которых вспыхивали драки. В результате нескольких таких вспышек он разнес в щепки четыре стула, два стола и побил немало посуды.
      Только однажды ему пришлось вытащить свой излучатель Де Ляметра, и новость о том, что новичок не любит дурацких шуток и молниеносно выхватывает оружие, разнеслась вокруг, но и тогда он не убил своего противника. Только попугал легким ожогом от лучевого выстрела в его сторону и отпустил восвояси.
      Так продолжалось день за днем. Наконец, к великому облегчению остальных посетителей питейного заведения, деньги у жизнерадостного пьянчуги подошли к концу, и его, державшего по бутылке в каждой руке, выставили на улицу. Покачиваясь и прикладываясь то к одной, то к другой бутылке, он радушно приглашал всех встречных присоединиться к возлиянию. Тротуар оказался недостаточно широк для него, и он занял большую часть улицы. Спотыкаясь и едва не падая, он всякий раз вновь обретал равновесие — чудом и в результате великолепной космической подготовки.
      Наконец, опустошив обе бутылки до дна, отбросил их в сторону и неуверенным шагом двинулся вперед, что есть сил горланя песню. Голос не отличался особой приятностью, но недостаточная красота тембра с лихвой возмещалась громкостью.
      Так он прошел всю улицу до конца и вернулся в «Приют старателей». Прибыв, по выражению самого гуляки «на базу», Киннисон поздравил себя с проделанной работой. Неплохо, совсем неплохо! Билл Вильямс, метеорный старатель с Альдебарана И, превратился из фикции в живого человека из плоти и крови, более того, стал знаменитостью. Его репутация как кутилы и наркомана теперь установлена прочно.
      Схватив своего друга Стронгхарта за плечи и жарко дыша ему прямо в лицо, новоявленный Билл Вильямс заявил:
      — Вот здорово! Не возражаешь, если я закричу совой? Ты парень что надо. Вели принести еще кварту чего-нибудь спиртного. Слушай, одолжи сотнягу, а? Я отдам тебе в следующий раз. Хочешь, я продам тебе…
      — С тебя хватит, Билл. Ты уже изрядно повеселился. Как насчет того, чтобы пойти теперь баиньки?
      — Отличная мысль! Веди меня в мою комнату.
      Какой-то незнакомец подошел к Киннисону с одной стороны и взял его под руку, Стронгхарт взял под другую, и они отвели через небольшой коридор в отведенную ему комнатушку. И пока вели, Киннисон интенсивно изучал мозг незнакомца. Это был именно тот, за кем он, Киннисон, охотился!
      У незнакомца был мыслезащитный экран, но носить его все время так утомительно, что до конца своего пребывания на Эвфросайне он решил его снять: ведь здесь никаких линз-менов и в помине не было! Они, босконцы, тщательно все прочесали и проверили всех, даже этого забулдыгу. Сюда не мог проникнуть ни один линзмен, а если бы и проник, то его сразу бы вывели на чистую воду. Киннисон с самого начала был уверен, что Стронгхарт связан с кем-то повыше, чем мелкий торговец наркотиками. Теперь его гипотеза подтвердилась! Незнакомец знал многое, и линзмен воспринял всю информацию. Так, значит, через шесть недель?… Отлично, за такое время он, Билл Вильямс, сумеет найти столько металла, что хватит погулять по-королевски… А пока будет длиться загул Билла Вильямса, он, Киннисон, сумеет кое-что сделать…
      Шесть недель… Времени предостаточно, и все же… По всей видимости, региональные руководители не сразу настолько расслабятся, что, позабыв осторожность, захотят на время сбросить с себя всю сбрую и мыслезащитные экраны. Милости просим! Снедаемый нетерпением, Киннисон, если того требовали обстоятельства, мог становиться терпеливым, как кот, подкарауливающий добычу у мышиной норки.
      Когда его ввели в каморку и усадили на постель, он принял из рук незнакомца сверток с двадцатью четырьмя единицами бентлама и, давясь от жадности, разжевал каждую порцию и проглотил. Следующие двадцать четыре часа Билл Вильямс проспал мертвым сном, полностью отрешившись от всего на свете.
      Проснувшись, он почувствовал, что совершенно разбит. С трудом приведя себя в относительный порядок, Билл Вильямс тяжелым шагом спустился в контору, где Стронгхарт вручил ему взятые на хранение — на всякий случай! — ключи от буксира.
      — Голова раскалывается, сэр, — это было утверждение, а не вопрос.
      — Трещит по всем швам, — простонал Билл Вильямс. — Не могли бы вы убрать проклятую кошку? Она так громко топает.
      — Состояние тяжелое, но длится недолго. Выпейте стаканчик. Вам сейчас просто необходимо выпить.
      Линзмен опрокинул поднесенный стаканчик, секунду подождал, пока спиртное не разольется теплом по внутренностям, и, не поблагодарив, вышел. Вежливость не была в чести среди посетителей «Приюта старателей». В голове Билла Вильямса, словно по волшебству, прояснилось, но сильная боль осталась.
      — Возвращайтесь к нам, сэр!
      — Все было отлично, — признал линзмен. — Лучше и быть не может. Вернусь недель через пять-шесть, если повезет.
      И когда космический буксир, потрепанный и жалкий на вид, но обладавший мощными двигателями, взмыл в космическое пространство, в «Приюте старателей» состоялся важный разговор. Посетителей в ранний час еще не было, и Стронгхарт, используя свободную минутку, беседовал с барменом и одной из «хозяек».
      — Побольше таких парней, и у нас забот было бы меньше, — заметил Стронгхарт. — Тихий, приятный в обращении парень, мухи зря не обидит.
      — Да, если его не трогать, парень совсем смирный. Но чуть затронь, жди беды, — заметил бармен. — Держу пари, что трезвый или пьяный, но промаху из своих излучателей он не даст.
      — Он такой милый, такой тактичный, — вздохнула одна из «хозяек» заведения, — настоящий джентльмен. Он просто душка.
      И с ней и с другими девицами Билл Вильямс действительно был очень обходителен. От неуклюжего верзилы-старателя ей перепало немало денег. А за что, спрашивается? За то, что она ему улыбалась и согласилась потанцевать с ним.
      — Тех двух, которых он укокошил, — продолжала «хозяйка», — и впрямь стоило убить. Наверняка сами напросились, иначе он бы их не тронул.
      Это и было то, к чему так стремился Киннисон: Билл Вильямс стал старым добрым знакомым, завсегдатаем «Приюта старателей».
      И вот Киннисон снова один среди астероидов. Снова тяжкий, изнурительный труд, снова полное одиночество. Сказочные метеоры с богатым содержанием драгоценных или редких металлов больше не попадались — такие чудеса происходят лишь раз в сто лет, но метеоры с обычным содержанием ценных металлов встречались. Однажды, когда трюм его корабля уже был загружен наполовину, Киннисон услышал призыв о помощи на волне сигнала бедствия.
      — Помогите! Космический корабль "Калотуо, мои координаты… Бергенхольм не работает, метеоритные экраны практически не действуют, нас несет на астероиды. Срочно нуждаемся в помощи космического буксира или любого корабля, оборудованного захватами. Повторяем! Требуется срочная помощь!
      Судя по громкости сигнала, космический корабль находился где-то поблизости.
      При первых же словах о помощи Киннисон включил двигатели своего корабля на полную мощность, и через несколько секунд полета в безынерционном режиме и минуты инертного маневрирования, потребовавшего от линзмена высочайшей техники пилотирования и немалых физических усилий, он был внутри входного шлюза космического лайнера.
      — Я немного разбираюсь в Бергенхольмах! — командным тоном заявил он. — Возьмите на буксир мой корабль! Где пассажиры? Вы их эвакуируете?
      — Да, но мы боимся, что наших спасательных средств недостаточно. Корабль сильно перегружен.
      — Воспользуйтесь моим кораблем. Заполните его до отказа.
      Если старший помощник и удивился предложению, неожиданному со стороны капитана неказистого на вид космического буксирчика, то он не показал вида.
      В машинном зале Киннисон приказал команде, бестолково толпившейся у различных агрегатов, отойти в сторону и стал методично осматривать один за другим все переключатели. Помимо слуха и зрения Киннисон напряг свое сверхчувственное восприятие, позволявшее ему заглянуть внутрь герметически запаянного корпуса Бергенхольма. Как ему пригодились бесконечные часы, которые он и Торндайк проводили в борьбе с неуклюжим Бергенхольмом во время обратного рейса с планеты Тренко с ее вечными бурями, засухой и наводнениями. Теперь он в совершенстве знал устройство Бергенхольма и мог наверняка считаться одним из непревзойденных специалистов.
      — Проводник номер четыре где-то закоротило, — сообщил Киннисон. — Нужно снять крышку номер три с нижнего люка. Отвертывать гайки нет времени. Принесите мне лучевой резак.
      В считанные секунды крышка была срезана, и те, кто находился поближе, увидели, что проводник номер четыре слегка обгорел и обнажившиеся медные жилы касались внутреннего выступа кожуха. На ликвидацию аварии потребовалось лишь несколько секунд. Все Киннисон сделал своими руками. Штатная прислуга только подавала инструменты, повинуясь отрывистым командам, и подсвечивала фонариками, когда ему пришлось забраться внутрь тесного задымленного пространства. Наконец последовало долгожданное:
      — Готово! Можно включать!
      И замерший было космический корабль ожил. Тогда Киннисона в награду за свершенное чудо привели в святая святых космического корабля — каюту капитана.
      — Я поставил временный шунт. Он продержится до вашего возвращения в порт, сэр, — доложил Киннисон капитану, судорожно отдав приветствие.
      «Давай, что же ты медлишь? — приказал он себе. — Ведь ты за этим сюда и пришел».
      И Билл Вильямс побледнел и задрожал.
      — Вам плохо? — обеспокоенно спросил капитан и, протянув ему налитое в бокал отборное виски, сказал:
      — Выпейте. Вам сразу станет легче.
      Киннисон послушно выпил. Потом схватил бутылку и, налив себе доверху, еще выпил. Затем, к величайшему отвращению и ужасу капитана, вытащил из кармана своих грязных, засаленных брюк пачку бентлама и с идиотски блаженным видом принялся ее жевать. Забытое снизошло на него разом. Он отключился.
      — Бедняга… Какой талант и какая ужасная судьба, — пробормотал капитан, укладывая бесчувственное тело на койку.
      Когда Киннисон пришел в себя и выпил «на опохмелье», к нему зашел капитан и, с сожалением глядя на вконец опустившегося космического волка, сказал:
      — Ведь вы были когда-то человеком. Инженером, да еще каким! Я недостоин подавать вам даже разводные ключи.
      — Может быть, может быть, — безучастно отвечал бледный и вялый Киннисон. — Я и теперь в полном порядке, вот если бы не проклятые срывы…
      — Я знаю, — нахмурился капитан. — Лечиться не пробовали?
      — Много раз. Никакого результата, — безнадежно махнул рукой л и измен.
      — Назовите мне ваше имя, ваше настоящее имя… Пусть вся планета узнает, что вы еще не совсем…
      — Лучше не надо, — страдальчески замотал головой линзмен. — Мои старики думают, что я погиб. Пусть себе думают. Моя фамилия Вильямс, сэр, Вильямс с Альдебарана II.
      — Как скажете.
      — Далеко ли мы находимся от того места, где я поднялся к вам на борт?
      — Недалеко. Меньше полумиллиарда миль. Это вторая планета — наша родина. Ваш астероидный пояс простирается за орбитой четвертой планеты.
      — Тогда я полечу. Мне пора.
      — Как скажете, — повторил капитан. — Мы хотели бы отблагодарить вас…
      И протянул Биллу Вильямсу пачку денег.
      — Спасибо, но лучше не надо. Видите ли, сэр, чем больше времени требуется мне, чтобы сколотить деньжат, тем дольше я не…
      — Понял. Будь по-вашему. Спасибо за все.
      Капитан и старпом проводили спасителя до выходного шлюза. Они старались не смотреть на него и избегали смотреть друг на друга.
      Киннисон также был сосредоточен. Молва об этом происшествии также пойдет гулять по свету. К тому времени, когда он вернется в «Приют старателей», она дойдет и туда и очень поможет ему. Очень!
      Киннисон не мог открыть истину офицерам, хотя знал, что они думают сейчас, когда провожают его:
      «Бедняга! Какой блестящий талант и какая ужасная судьба!»

      Вернувшись на пояс астероидов, Киннисон, он же Билл Вильямс, или попросту Дикий Билл, с удвоенной энергией принялся за работу. Что значила какая-то бутылка доброго старого бренди для человека такого богатырского здоровья, каким был Киннисон! Куда девалась вялость и расслабленность хронического пожирателя бентлама! Впрочем, никакой расслабленности и не было: все признаки отравления бентланом, равно как и опьянения, были не более чем искусной игрой или притворством, призванными ввести в заблуждение возможных наблюдателей.
      В трудах незаметно миновали три недели. На двадцать первый день, проникнув в сознание одного из цвильников, Киннисон узнал, что в «Приют старателей» должен наведаться директор организации наркобизнеса в масштабах всей борованской солнечной системы, чтобы присутствовать на каком-то важном совещании. Чему будет посвящено совещание, невольный информатор Киннисона не знал, да и особенно не интересовался. Для Киннисона же совещание представляло первостепенный интерес.
      Серый линзмен знал или, по крайней мере, подозревал на основании весьма хитроумных соображений, что предстоящее совещание должно было быть региональной конференцией крупных боссов наркобизнеса, и ему весьма важно собрать как можно больше информации о положении дел у цвильников Боровы. Киннисон решил присутствовать на совещании, разумеется, незаметно для остальных участников.
      Конференция должна состояться только через три недели. Времени оставалось предостаточно, но Киннисон решил на всякий случай прибыть пораньше и поэтому принялся за работу особенно рьяно, чтобы добыть побольше метеоритов с высоким содержанием ценных и редких металлов. День проходил за днем, и число пойманных «космических бродяг» — метеоров — в трюме видавшего виды космического буксира Билла Вильямса неуклонно росло.
      За несколько дней до начала совещания Киннисон посадил свой кораблик в док Стронгхарта. Там его встретили с широко распростертыми объятиями как старого друга после долгой разлуки.