ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Камера Микки Коэна.

Впрочем, камерой ее назвать сложно. Комфортабельная, роскошно обставленная комната: кровать, стул, полки – все обтянуто бархатом. Из вентиляционного отверстия в стене струится теплый воздух – в штате Вашингтон в апреле еще стоят холода. Эд подавляет зевок: сегодня они несколько часов беседовали с Крутым Джеком Уэйленом, исключили его из списка подозреваемых, пролетели тысячу миль – и теперь, в час ночи, сидят и ждут, когда этот ненормальный гангстер закончит позднюю партию в безик. У ног Галлодета устроился Микки Коэн-младший – жирный бульдог в бархатной жилетке. Галлодет треплет его по голове. Эд просматривает записи, сделанные во время разговора с Уэйленом.

Вытягивать из Уэйлена показания не пришлось – он заговорил сам, да так разболтался, что они уж и не знали, как его остановить. Теорию Энгелклингов он просто высмеял, а затем принялся жаловаться на упадок организованной преступности в родном Лос-Анджелесе.

С тех пор как Микки угодил за решетку, старые порядки, можно сказать, совсем сошли на нет. Власть Микки уже не та. Деньги из швейцарских банков припрятаны – для возрождения в будущем криминальной империи нужна наличка. Размещение капитала было поручено заместителю Микки Моррису Ягелке, он вкладывал деньги куда попало и в результате спустил всю наличность. Нечем стало платить людям. А дела Уэйлена идут совсем неплохо. Впрочем, как и дела Микки: Уэйлен изложил полицейским собственную теорию.

Коэн не так прост: дураку Ягелке он оставил крохи, а основные свои сбережения раздробил межту несколькими надежными людьми и мелкими частями вложил в надежные предприятия – букмекерство, ссуды под людоедские проценты, наркоту, проституцию. Выйдя из тюрьмы, он вернет себе деньги с прибылью и восстановит свою империю. Назвал Уэйлен и тех, кто, по его мнению, продолжает втихаря работать на Микки: Ли Вакс, его бывший киллер, теперь вроде бы перешедший на легальное положение, и неразлучная парочка – Эйб Тайтелбаум и Джонни Стомпанато, не способные прожить честно ни единого дня. Все трое по-прежнему занимаются старым бизнесом – и, вполне возможно, охраняют интересы Микки. И шеф Паркер на это смотрит сквозь пальцы: по-настоящему он боится только появления в городе итальянской мафии. Поэтому, когда какие-нибудь чужаки являются в Лос-Анджелес и пытаются установить в городе свои порядки, Дадли Смит со своими ребятами устраивает им засаду в мотеле неподалеку от Гардены: чужакам дают хорошую взбучку, все, что у них с собой, отбирают и передают в полицейский благотворительный фонд, а самих сажают на автобус, на поезд, на самолет – на чем они там явились – и отправляют восвояси. И все – без лишнего шума.

И заключение Уэйлена:

Ему самому позволяют действовать только потому, что игровой бизнес в Лос-Анджелесе нуждается в присмотре. Если совершенно обезглавить организованную преступность в городе начнется беспредел. Однако он играет по правилам – или, если выражаться стилем Дадли Смита, держится в рамках. Чтобы он или тот же Микки перестреляли пятерых ни в чем не повинных людей из-за каких-то поганых журнальчиков… Такого и вообразить себе нельзя.

Однако то, что происходит сейчас в городе, ему не нравится. Точнее, не нравится то, что ничего не происходит. Слишком уж тихо. Такое бывает, когда готовится какой-то крупный хипеж.

Микки Коэн-младший радостно взвизгивает: подняв глаза, Эд видит, как в камеру входит Микки Коэн-старший с коробкой собачьего печенья.

– Никогда в своей жизни, – торжественно, нараспев начинает Коэн прямо от дверей, – никогда в своей жизни Микки Коэн не убивал человека, который, по нашим понятиям, не заслужил бы смерть. Никогда в своей жизни Микки Коэн не торговал грязными журнальчиками для онанистов. Пита и Бакса Энгелклингов я принял только из уважения к их покойному отцу, упокой господь его душу, хоть и был он паршивый фриц. Я вообще не убиваю невинных: это грешно, а я человек верующий и строго исполняю иудейские законы и заповеди Божьи, если только они не вредят бизнесу. Надзиратель Хопкинс рассказал мне, зачем вы приехали, и я нарочно заставил вас ждать. Почему, спросите вы? Да потому, что только люди, которых Господь в неисповедимой мудрости своей начисто лишил мозгов, могли хоть на секунду меня – меня, Микки Коэна! – заподозрить в этом подлом и идиотском налете на кафе, наверняка деле рук тупиц-шварцес [39]. Но, я вижу, Микки-младшему вы понравились, так что я уделю вам пять минут своего времени. Иди к папочке, бубеле [40]!

Галлодет возводит глаза к небу. Коэн опускается на колени у двери, сует в рот собачье печенье. Пес подбегает, виляя хвостом, берет печенье, обслюнявив хозяина толстыми мокрыми брылями. Микки обнимает собаку, и Микки-младший скулит от восторга. За окном камеры, во дворе, Эд замечает одинокую фигуру и узнает в ней Дэви Голдмана – казначея Микки, попавшего в тюрьму за собственные махинации с налогами. Голдман косится на окно и проходит мимо.

– Микки, – начинает Галлодет, – братья Энгелклинги говорят, что вы очень разозлились, услышав, что их идея исходит от Дюка Каткарта.

Коэн сплевывает крошки собачьего печенья.

– Знаете выражение «выпустить пар»?

– Знаем, – вступает Эд. – Энгелклинги называли какие-нибудь имена, кроме Каткарта?

– Ни единого. Да и этого Каткарта я не знаю – слышал только, что он сидел за совращение малолетних, по этому и сужу. В Писании сказано: «Не судите, да не судимы будете», – но я никакого суда не боюсь, так что говорю себе: «Суди на здоровье, Микстер!»

– Вы не давали братьям советов по созданию сети распространения товара?

– Разумеется, нет! Господь Бог и любезный моему сердцу Микки-младший мне свидетели!

Снова Галлодет:

– Мик, а теперь главный вопрос. Кому вы рассказывали об этом проекте? Может, кому-нибудь в тюрьме?

– Ни единой живой душе! Еще чего не хватало – болтать о грязных книжонках, которые я и в руки-то не возьму! Дэви – мои глаза и уши, но я даже Дэви выставил за дверь, когда ко мне явились эти двое мешугене [41]. Почему, спросите вы? А потому, что высоко ценю такую добродетель, как умение хранить секреты!

Галлодет:

– Эд, пока ты говорил с охранником, я позвонил Рассу Милларду. Он сказал, что расспросил своих ребят – они ничего не нашли. Никаких следов, никаких связей с Каткартом. Расс просмотрел все рапорты по «Ночной сове» и тоже не заметил ничего, что было бы хоть как-то связано с порнографией. Бад Уайт проверял связи Каткарта – тоже ничего не нашел. Эд, похоже, то, что Сьюзи Леффертс родом из Сан-Берду, – чистое совпадение. А Каткарт просто трепался. Он ни для кого не представлял опасности – ничего бы у него не вышло и не могло выйти. Похоже, Энгелклинги попросту купились на его красочную трепотню да на упоминание старого приятеля.

Эд кивает.

– Вечная тема – отцы и дети, – говорит Микки Коэн-старший, гладя Микки Коэна-младшего. – Пир духа. Есть над чем поразмыслить, не правда ли? Взгляните хоть на меня и на Микки-младшего. А что сказать о старине Франце и его диких болванах-отпрысках? Ведь Франц был человек гениальный, вы это знаете? Какие-то такие лекарства изобретал, что теперь сумасшедшие на него молиться должны. Когда несколько лет назад у меня увели крупную партию белого – скажу вам по совести, первым делом я подумал о Доке. «Микки, – сказал я себе, – представь себя на его месте. Представь, что дар слова тебе заменили его несравненные мозги. Где ты спрячешь героин, Микстер, и, главное, кому и как постараешься его загнать?» Поезжайте домой, мальчики. Вы взяли ложный след. Порнография вас ни к чему не приведет. Тех шестерых убили шварцес – Богом проклятые психопаты шварцес.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Бутылки: виски, джин, бренди. Мигающие вывески: «Шлиц», «Голубая лента». Морячки опрокидывают в рот холодное пиво, люди погружаются в счастливое забытье. Берлога Хадженса в квартале отсюда: Джек тянет время, надеясь, что вид спиртного придаст ему храбрости.

– Последний звонок! – кричит бармен. Джек осушает свой стакан содовой, прикладывает холодное стекло к шее. На сердце лежит тяжелый камень, и снова и снова проплывают в мозгу события сегодняшнего дня.

Миллард сказал, что Дюк Каткарт перед смертью пытался продавать порнуху. Его порнуху.

Бад Уайт ходит в гости к Линн Брэкен, одной из тех шлюх, что выглядят точь-в-точь как кинозвезды. Сегодня он провел у нее два часа, а потом шлюха проводила его до машины. Джек «довел» его до дома, складывая в уме детали головоломки: Уайт знает Брэкен, Брэкен знает Пирса Пэтчетта, Пирс Пэтчетт знает Хадженса. Сид знает о «Малибу Рандеву», возможно, знает и Дадли Смит. Зачем Даду следить за Уайтом? Только потому, что тот разнервничался из-за убийства той проститутки?

Пульсируют кружки пива в руках неоновых чудовищ. В машине у Джека кастет. Обработать Сидстера – слегка, только чтобы отдал досье…

Вот и дом Хадженса: темные окна, у дверей – Сидов «паккард». Джек стучит в дверь массивным бронзовым молотком.

Ждет с полминуты – нет ответа. Пробует дверь – не поддается. Налегает плечом – дверь, затрещав, распахивается.

Темно, как в погребе. И запах…

Джек достает носовой платок и револьвер. Медленно, очень медленно, локтем нащупывая выключатель. Рука с носовым платком включает свет – чтобы не оставить отпечатков.

Сид Хадженс распростерт на полу. Ковер вокруг него до черноты пропитался кровью, пол скользкий от крови.

Руки и ноги отпилены от туловища, переломаны, изогнуты под странными углами.

Тело вспорото от горла до паха: сквозь красное белеют кости.

Позади него несколько канцелярских шкафов: все ящики открыты, папки свалены кучей на ковре – там, где нет крови.

Джек кусает себе руки, чтобы не закричать.

Кровавых следов на полу не видно – значит, убийца вышел через заднюю дверь. Хадженс обнажен, черно-красное тело. Оторванные, словно у куклы, руки и ноги, зияющие раны, лужи крови…

Все – как на тех гребаных порноснимках.

Джек бросился бежать.

Прочь отсюда. Вокруг дома к задней двери. Дверь распахнута настежь, виден свет. Влажно блестит недавно вымытый пол: ни крови, ни отпечатков. Джек входит, находит под раковиной в кухне несколько бумажных пакетов, нетвердыми шагами направляется в гостиную. Папки, папки, папки с компроматом: один, два, три, четыре, пять пакетов, два забега к машине и обратно.

2:20, на улице никого.

– Спокойно, спокойно, – твердит Джек как заклинание.

Врагов у Сида – весь Лос-Анджелес. У кого были мотивы? Легче спросить, у кого их не было. И посмертные увечья, скорее всего, ничего не значат. Ведь никто не знает о том, что тот журнал – у Джека. Просто работал какой-то псих-садист.

А у тебя одна задача – найти свое досье.

Джек выключил свет, поцарапал дверь снятыми с пояса наручниками – пусть думают, что здесь побывал грабитель. Нажал на газ и рванулся прочь – сам не зная куда.

Бесцельно кружа по городу, наткнулся на дешевый мотельчик под названием «Приют Оскара».

Заплатил за неделю, втащил в номер свой багаж, принял душ, натянул на себя благоухающий потом костюм. Номер – тараканий рай: жирное пятно над кроватью, в щелях – шевеление усов. В нос бьет едкий запах собственного пота, не пота – смрада. Грязь – на нем, грязь – вокруг него, но грязнее всего – та грязь, что он привез с собой.

Заперев дверь, Джек начал раскопки в грязи.

Старые статьи «Строго секретно», вырезки из других газет, документы, стянутые из полиции. Досье: у Монтгомери Клифта [42] самый маленький член в Голливуде, Эррол Флинн [43] – нацистский агент. Свежая тема: Эррол Флинн и какой-то писатель-гомик, Трумен Капоте [44]. Красные, розовые, голубые. Постельные тайны знаменитостей – от Джоан Кроуфорд [45] до бывшего окружного прокурора Билла Макферсона. Галерея наркоманов: компромат на Чарли Паркера, Аниту О'Дэй, Арта Пеппера, Тома Нила, Барбару Пейтон. Гейл Рассел. Статьи для следующего номера: «Связи мафии ведут в Ватикан?!», «Необычные пристрастия Рока Хадсона» [46], «Опасная травка: чаепитие по-голливудски». И досье, досье, досье. Коммунисты, гомосеки, лесбушки, наркаши, педофилы, нимфоманки, женоненавистники, коррумпированные политиканы…

О сержанте Джеке Винсеннсе – ничего.

Как и о «Жетоне Чести» – а ведь Сид весьма интересовался этим сериалом и всем с ним связанным. Досье на Бретта Чейза у него точно было.

Странно.

Еще более странно – ничего на Макса Пелтца. При том, что его «Строго секретно» макает в грязь едва ли не в каждом номере.

Ничего – о Пирсе Пэтчетте, о Линн Брэкен, о Ламаре Хинтонс, о «Флер-де-Лис».

Но папок много. Высоченная стопка дерьма. В канцелярские шкафы Сида столько едва-едва влезет. Если убийца что-то украл – то две-три папки, не больше.

АЛИБИ.

Джек сложил папки в платяной шкаф, повесил на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и, выйдя через заднюю дверь, полетел домой.

5:10.

За дверной молоток заткнуты записки: «Джек, милый, ты не забыл про четверг?» «Джек, ты что, в спячку впал? Целую, целую, целую. К.» Джек входит, снимает телефонную трубку, набирает 888.

– Полиция, дежурный по городу слушает.

– Эй, – гнусаво говорит Джек, – короче, тут чувака пришили. Приезжайте.

– Сэр, вы хотите сообщить об убийстве?

– Еще каком убийстве, гадом бу…

– Ваш адрес, сэр.

– Адрес мой вам ни к чему. Я только высадил дверь в эту хату, смотрю – а на полу трупак лежит…

– Сэр…

– 421, Южная Александрия, понял?

– Сэр, где вы…

Джек повесил трубку, разделся, бросился в постель. Двадцать минут на приезд патрульных, десять – на опознание Хадженса. Патрульные звонят в Отдел по расследованию убийств. Дежурный соображает, что дело серьезное, и вытаскивает из кровати начальство. Тад Грин, Расс Миллард, Дадли Смит – все они немедленно вспомнят о Победителе с Большой Буквы. И какой-нибудь час спустя его телефон начнет разрываться от звонков.

Джек ворочается в кровати, пропитывая потом свежие простыни. Телефон звонит в 6:58.

Джек, зевая:

– Алло!

– Винсеннс, это Расс Миллард.

– Да, кэп. Сколько времени? Что слу…

– Неважно. Знаешь, где живет Сид Хадженс?

– Да, где-то в Чепмен-парке. Кэп, что за…

– 421, Южная Александрия. Немедленно, Винсеннс.

Бритье, душ, свежее белье. Сорок минут на дорогу. На лужайке перед домом Сида Хадженса – чертова прорва полицейских машин. Бегают с озабоченными лицами и пластиковыми мешками ребята из морга.

Джек припарковался на лужайке. Из дома выкатывают каталку, прикрытую окровавленной простыней. У дверей Расс Миллард, подальше от дома – двое новичков, Дон Клекнер и Дуэйн Фиск. Патрульные отгоняют зевак, на тротуаре толпятся репортеры. Джек выходит из машины, идет к Милларду.

– Хадженс? – спокойно, тоном профессионала.

– Да, твой приятель. Правда, узнать его теперь трудновато. Сообщил грабитель: вломился в дом и увидел тело. Похоже, так и было: на косяке отметки. Если ты завтракал, лучше внутрь не ходи.

Джек, разумеется, вошел. Подсохшая кровь, меловые отметки на полу – здесь лежало туловище, здесь рука, здесь нога… Миллард, сзади:

– Видно, кто-то очень сильно невзлюбил покойника. Видишь пустые шкафы? Похоже, Хадженса убили из-за архива. Клекнер уже звонил издателю «Строго секретно», потребовал открыть офис и выдать нам копии материалов, над которыми работал Хадженс в последнее время.

Старина Расс ждет ответа. Джек перекрестился – впервые с приютских времен. Чудеса, да и только!

– Винсеннс, ты вроде у него в друзьях ходил. Что скажешь?

– Он был настоящая мразь! Ненавидели его все! И врагов у него – целый Лос-Анджелес!

– Легче, Винсеннс, легче. Мне прекрасно известно, что вы с Хадженсом заключили сделку, что ты сливал ему информацию. Если не раскроем дело за несколько дней, я потребую от тебя заявления.

Дуэйн Фиск что-то впаривает Морти Бендишу: жареные подробности для «Миррор».

– Мне нечего скрывать, – отвечает Джек. – Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь следствию.

– Я потрясен твоим чувством долга. Что ж, поговорим о Хадженсе. Что он любил – девочек, мальчиков?

Джек закуривает.

– Хадженс любил грязь. И только грязь. Дегенерат чертов. Не удивлюсь, если узнаю, что он кончал от собственных статеек.

Подходит Дон Клекнер. В руках – новый номер «Строго секретно» с огромным заголовком: «ТВ-магнат любит смотреть на девочек-подростков – И НЕ ТОЛЬКО СМОТРЕТЬ!»

– Капитан, это я купил в киоске на углу. Издатель сказал, что Хадженс был помешан на «Жетоне Чести».

– Хорошо, Дон, молодец. Начинай опрос свидетелей. Винсеннс, иди сюда.

Они идут к газону. Миллард:

– Как видишь, ниточки ведут к людям, которых ты знаешь.

– Я коп и работаю в Голливуде. Знаю уйму людей. Знаю и то, что Макс Пелтц неравнодушен к молоденьким. Ну и что? Ему шестьдесят лет, и он не убийца.

– Об этом позже поговорим. Ты сейчас работаешь над «Ночной совой», верно? Ищешь «меркури» Коутса?

– Да.

– Тогда возвращайся к работе, а в 14:00 явишься в Бюро для рапорта. Я приглашу нескольких ключевых персон из «Жетона Чести» прийти в Бюро и ответить на несколько вопросов. Ты поможешь мне вести разговор.

«Люди, которых он знает». Билли Дитерлинг, Тимми Валберн.

– Хорошо, приду.

Подбегает Морти Бендиш:

– Джеки, поверить не могу! Неужели теперь все эксклюзивы будут доставаться мне?!

И снова гаражи и вопящие ниггеры… А настоящая работа ждет не дождется его в мотеле.

По дороге из Черного города на Джека накатило – впервые за пять лет.

Он свернул на восток, припарковался у «Королевского флеша». Рядом стоит «бьюик» Клода Дайнина – а сам он наверняка накачивается гревом в сортире.

Джек вошел. Все замерли – знают: от Победителя с Большой Буквы жди беды. Бармен налил двойного «олд-форрестера»: Джек осушил стакан одним глотком – к черту пятилетнее воздержание! От выпивки по жилам разлилось приятное тепло. Джек зашел в сортир, ногой вышиб дверь единственной кабинки.

Так и есть: Клод Дайнин заправляется марафетом.

Джек укладывает его на пол, вырывает из руки шприц. Быстро обыскивает. Клод не сопротивляется – он уже на седьмом небе. Вот и он – бензедрин в фольге. Джек глотает таблетки всухую, спускает шприц в унитаз.

– Я вернулся.

В мотель он возвращается под кайфом. Бензедрин ускоряет мысли, помогает увидеть связи там, где связей, казалось, нет.

Инстинкт подсказывает ему, что важные досье Хадженс дома не держал. Если бы убийца искал какую-то конкретную папку, то для начала стал бы пытать Сида, чтобы выяснить, где тайник. Если он что-то забрал, то немного. Предположим, среди похищенных была папка Джека Победителя: убийца мог ее выбросить, а мог оставить у себя.

Новая мысль: связь – Хадженс/Пэтчетт, порнография/ шантаж. Каткарт/«Ночная сова» – нет, это пока откладываем. Миллард/Эксли уверяют, что их разговоры с Уэйленом и Микки ничего не дали. Каткарт просто трепался: не смог бы он организовать такое дело. Отчет Милларда: братья Энгелклинги не знают, кто изготовлял фотографии, очевидно, Каткарт набрел на них случайно, все остальное – плод его фантазии. Значит, Каткарта отставим. Что остается?

Бобби Индж, Кристина и Дэрил Бергероны – с концами. Ламар Хинтон (возможно, стрелял в него на складе «Флер-де-Лис») – тоже с концами, можно и не искать. Тимми Валберн, клиент «Флер-де-Лис», которого допрашивал Джек, – связь с Билли Дитерлингом, оператором «Жетона Чести». С ними обоими сегодня придется встретиться на глазах у Милларда… Спокойно, Джек, главное – спокойно. Предположим, Тимми рассказал Билли о допросе; предположим, Билли сообразил, кто залез в машину Хинтона… спокойнее, Джек… этим пидорам есть что терять, они на все пойдут, чтобы не признавать своей связи с «Флер-де-Лис» – фирмой, о существовании которой Расс Миллард и не подозревает…

Думай, думай, думай… В пепельнице растет гора окурков.

Увечья Хадженса – как в журналах, которые он нашел в мусорке у дома Бобби Инджа. Больше никто из копов этих журналов не видел. Никто, кроме него, не видит связи. В том числе и сам Миллард.

Хадженс предупредил его держаться подальше от «Флер-де-Лис». Линн Брэкен, шлюха Пэтчетта, – может, она знала Сида?

А вот и неожиданный джокер в колоде: Дад Смит попросил его «присмотреть» за Бадом Уайтом. Причина: Бад переживает из-за убийства какой-то проститутки, может сорваться. Брэкен тоже проститутка, Пэтчетт – сутенер. Но: Дадли не упоминал ни о каких связях с «Ночной совой» или с порнографией – может быть, понятия не имеет обо всем этом (Пэтчетт/Брэкен/порнуха/«Флер-де-Лис»)? Братьев Энгелклинг/Каткарта в сторону. Порнуха/Пэтчетт/Брэкен/«Флер-де-Лис»/Хадженс – эта связка уж точно никак не попала в тонны бумаг, исписанных полицией Лос-Анджелеса в связи с убийствами в «Ночной сове».

Голова работает как часы: еще бы, бензедрин, помноженный на полицейский опыт и чутье. На часах 11:20. Как убить время до встречи с шефом? Реально козырных карт у него две: Пирс Пэтчетт и Линн Брэкен.

Брэкен ближе.

Джек остановился у ее дома, поудобнее устроился в машине. Подождет ее час – если она ушла, будет действовать по обстоятельствам.

Шло время, бензедрин выветривался из крови, дом оставался глухим и немым. 12:33 – появился разносчик, швырнул на крыльцо газету. Если это «Миррор» и если Морти Бендиш успел вставить в сегодняшний номер эту историю…

Дверь открылась: Линн Брэкен подобрала газету и, зевнув, скрылась. Газетчик на велосипеде проехал обратно: на этот раз Джек разглядел заголовок – «Лос-Анджелес Миррор Ньюс». Ну, Морти, не подведи.

Бам! Распахнулась дверь. Брэкен вылетела на улицу, бегом к машине. На запад, в сторону Лос-Фелиса. Выждав две секунды, Джек последовал за ней.

Путь на юго-запад: Лос-Фелис, Вестерн, Сансет. Пролетает Сансет: превышение скорости миль на десять. Очевидно, запаниковала и мчится к Пэтчетту – звонить боится.

Джек свернул на юг, срезав дорогу, появился у 1184 по Гретна-Грин раньше нее. Огромный особняк в испанском стиле, просторная лужайка перед домом. Линн Брэкен не видать.

Сердце колотится, как сумасшедшее: он уже и забыл, какой отходняк бывает от бензедрина. Припарковался, проверил дом снаружи – никого. Пригнувшись, обогнул дом, скорее к окнам.

Все закрыто. На заднем дворе работает садовник – не проскользнешь, непременно заметит. Хлопнула дверца машины: Джек бросился к ближайшему окну – закрыто, но сквозь щель в шторах кое-что можно разглядеть.

Звякнул дверной звонок. Джек припал к окну. Пэтчетт открыл дверь. Ворвалась Линн Брэкен, швырнула ему газету. Разговор на повышенных тонах – округленные глаза, быстрые движения губ, нескрываемый страх на обоих лицах. Джек прижался ухом к стеклу, но не услышал ничего, кроме стука собственного сердца. Но и так понятно: они не знали о смерти Сида и теперь очень напуганы. Убили его не они.

Пэтчетт и Брэкен вышли в соседнюю комнату с плотно занавешенным окном – ничего не услышать и не увидеть. Джек бросился к машине.

В Бюро он опоздал минут на десять. Приемная Отдела Убийств забита народом из «Жетона Чести»: Бретт Чейз, Миллер Стентон, декоратор Дэвид Мертенс, его «сиделка» Джерри Марсалас сидят впритирку на длинной скамье. Стоят: Билли Дитерлинг, операторы и с полдесятка людей с портфелями – не иначе, адвокаты. Все явно нервничают. Дон Клекнер и Дуэйн Фиск расхаживают с планшет-блокнотами. Макса Пелтца не видно, Расса Милларда – тоже.

Джеку голливудцы машут и улыбаются, как доброму приятелю, – все, кроме Билли Дитерлинга. Джек машет в ответ. Его подзывает Клекнер:

– С вами хочет поговорить Эллис Лоу. Шестой номер.

Джек спускается вниз. В кабинете номер шесть Лоу замер у тайного окошка: по ту сторону зеркального стекла установлен детектор лжи. В кресле – Макс Пелтц, вопросы задает Расс Миллард, Рэй Пинкер следит за показаниями машины.