Ким оторвалась от журнала.

– Да. – Она притворилась, что только сейчас заметила ее. – Да, я Ким. А вы… – Она запнулась, будто вспоминая ее имя.

– Дженни. Дженни Триби. А это Кирби, мой сын.

– Ваш сын? – Малышу было не больше года.

Дженни кивнула.

Значит, она мать-одиночка. Должно быть, ей приходится нелегко.

– Какой прелестный ребенок.

– Спасибо. А вы живете где-то неподалеку? – оживленно спросила Дженни, надеясь скрасить непринужденной беседой томительное стояние в очереди.

– Да. Вообще-то у меня дом во Флориде, но какое-то время я буду жить здесь. А может быть, и насовсем останусь.

– О, у вас будут замечательные соседи. Я живу на Мичиган-авеню Прямо за цирком Рядом с Тони, подумала Ким. Как удобно для них обоих.

Дженни продолжала:

– Когда мы с мужем купили этот дом…

Ким склонила голову набок. С мужем?

– Вы замужем? – перебила она.

– Да, – кивнула Дженни.

– Но… я думала., я подумала, что вы и Тони… – Она запнулась. Дженни смотрела на нее непонимающим взглядом. – …встречаетесь, – покраснев, закончила Ким.

– С Тони Хофманом? – медленно проговорила Дженни. – Так вы подумали?.. – Женщина прищурилась, потом рассмеялась, да так громко, что ребенок заплакал. – О Господи, нет, конечно. Хотя я понимаю, почему вы так подумали.

Мы вместе пришли на вечеринку. Вместе ушли. А на следующий день вместе приехали на работу.

Чувствуя себя последней идиоткой, Ким глупо улыбнулась.

Дженни покачала головой и сунула ребенку соску.

– Тони живет в соседнем доме. Он лучший друг моего мужа. Мой благоверный не захотел идти на вечеринку, так как никого там не знает. А Тони сдал свою машину в мастерскую.

Вот я и подвезла его. А на следующий день подбросила его на работу. Но, слава Богу, на днях он купил новую машину. Он вообще последнее время немного не в себе, скупает все подряд.

– Что вы имеете в виду? – спросила Ким, передавая пакеты с клюквой кассирше.

– Он полностью обставил свой дом. За час, представляете? Не понимаю, что на него нашло.

Ким расплатилась за клюкву.

– Было очень приятно поболтать с вами. Дженни, – сказала она, отходя от кассы. – Желаю вам счастливого Рождества.

– И вам того же, – улыбнулась Дженни.

– Что с тобой происходит? – наклоняясь вперед, спросил отец. – Ты весь вечер витаешь где-то в облаках.

– Я знаю. Прости. Просто… я думаю.

– О чем или о ком?

Ким печально улыбнулась:

– Я совершенно не умею скрывать свои, чувства.

– Хочешь, поговорим?

– Да нет, не о чем говорить. Не знаю. Я злюсь на себя.

– Почему?

– Потому что я – упрямая, самовлюбленная тупица. Ты можешь оспорить мое мнение, – улыбнулась она.

– Мне я оказалось, что ты говоришь обо мне, – отшутился отец.

Ким засмеялась.

– Думаю, с годами все становятся похожи на своих родителей. Кажется, так принято говорить?

Отец подумал секунду и серьезно спросил:

– А что, если твой отец изменился?

– Не знаю. Я, во всяком случае, не изменилась. К тому же слишком поздно что-либо менять.

– За прошедший месяц я усвоил одну мудрую истину: никогда не бывает слишком поздно.

– Кстати, – желая сменить тему, Ким взглянула на часы, – половина двенадцатого. Ты еще не очень проголодался? Может быть, не будем ждать двенадцати?

– Ну уж нет. Все в свое время. После того как часы пробьют полночь, обменяемся подарками и…

– Папа, я уже говорила тебе, что получила свой подарок…

Он улыбнулся:

– Я еще не видел, как ты катаешься на, нашем катке.

– Завтра, может быть, увидишь.

– А сейчас? Я бы мог смотреть из окна, – сказал он, вставая и зажигая свет во дворе.

Ким удивленно взглянула на него:

– Прямо сейчас?

– А почему бы и нет? В конце концов, сегодня Рождество.

Ким кивнула. Если она как следует утеплится, то, может быть, и сумеет противостоять холоду. Надо только двигаться, и тогда мороз не страшен.

– Хорошо, – сказала она и отправилась искать недавно купленные коньки.

Гарольд стоял у окна, наблюдая, как Ким выбирается на лед.

Сделав несколько скользящих шагов, она помахала ему. Отец, гордо улыбался, глядя на дочь. Гарольд с удовольствием понаблюдал бы за ней еще, но ему предстояло выполнить одно дело.

Несколько минут назад пошел снег, и Тони включил дворники. Когда он затормозил у дома Риссонов, по радио запели рождественский гимн. Гарольд Риссон удивил его, настояв, чтобы он приехал к нему, как только сменится с дежурства. В конце концов, он мог побеседовать о предписанном лечении с Гаркави. Ведь это он его кардиолог, а не Тони.

Тони вышел из машины и пошел к дому. В доме было темно, и только елка светилась в окне гостиной. Тони покачал головой. Наверное, Риссон дождался, пока Ким ляжет спать, и только потом пригласил его.

Тони остановился у двери. К ней был пришпилен конверт с его именем. Он вытащил из него записку и прочитал:

Ким чувствовала себя уже увереннее. Как жаль, что нет музыки, подумала она, увеличивая скорость и раскинув в стороны руки. Она попыталась сделать пируэт, но потеряла равновесие и упала на лед. Ким расхохоталась, потом поднялась, посмотрела в окошко и шутливо поклонилась отцу. И вдруг увидела, что у кромки катка стоит Тони.

Она села на лед, не чувствуя, как холод и влага просачиваются сквозь джинсы.

– Тони? – тихо спросила она, смахнув с ресницы снежинку.

Он улыбнулся и шагнул на лед. Подойдя к Ким, протянул ей руку и помог встать. Потом показал ей записку.

Ким медленно читала ее, и ее большие карие глаза наполнялись слезами. Прочитав до конца, она подняла голову и посмотрела на Тони.

Тони заговорил первым:

– Ким, я… прости, если…

– Тебе не за что извиняться. Это я должна извиниться.

Прости. Я боялась повторить ошибку своей матери и чуть не совершила самую страшную ошибку в своей жизни.

Он стер с ее щеки слезу.

– Так ты переменила свое мнение насчет нас с тобой?

Она улыбнулась и кивнула:

– Да, как только представила себе жизнь без тебя.

– И какой она тебе показалась?

– Грустной и одинокой. Ты предложил мне бесценный дар, дороже всех денег и славы, а я побоялась принять его.

Он крепко обнял ее.

– Я люблю тебя, Ким. И понимаю, что тревожит тебя… но думаю, если мы будем разумно совмещать в своей жизни любовь и работу, все будет хорошо. Даже твой отец понял это. Кстати, о твоем отце, – сказал он. – Не знаю, как тебе это удалось, но ты даже его смогла изменить. Его письмо… это просто чудо.

Ким засмеялась от счастья и, выхватив его из рук Тони, прижала к себе – Это не чудо. Это магия. Магия Рождества.

А чуть позже, когда где-то вдали церковный колокол пробил полночь. Тони поцеловал ее.

Примечания