Джулиан отрывается от игры, смотрит на меня.

– Подожди минуточку, – говорит он и выходит из пассажа.

Вернувшись, сообщает, что, если мне нужны деньги, я должен поехать с ним сейчас.

– Я совсем не хочу.

– Тогда, Клей, до скорой встречи, – говорит Джулиан.

– Подожди…

– Что такое? Ты едешь или нет? Тебе нужны деньги?

– Но почему мы должны делать это таким образом?

– Потому что… – Вот все, что произносит Джулиан.

– Мы не можем это решить по-другому? Пауза.

– Джулиан?

– Тебе нужны твои деньги или нет?

– Джулиан.

– Тебе нужны твои деньги или нет, Клей?

– Да.

– Тогда давай поехали. Мы уходим из пассажа.

Апартаменты Финна на бульваре Уилшир, недалеко от пентхауса Рипа. Джулиан говорит, что знает Финна шесть, может, семь месяцев, но по его лицу я понимаю, что он бывал у Финна намного раньше, слишком давно. Служитель на стоянке знает его машину и позволяет встать под вывеской «Только для грузового транспорта». Джулиан машет швейцару, сидящему на скамейке, Чтобы попасть к Финну, надо подняться на лифте, Джулиан нажимает «П» – пентхаус. Лифт пуст, Джулиан начинает громко петь старую песню BeachBoys, я прислоняюсь к стенке лифта; когда Джулиан замолкает, делаю глубокий вдох. Я рассматриваю свое отражение: светлые волосы чересчур коротко подстрижены, глубокий загар, темные очки.

Чтобы попасть к двери Финна, проходим сквозь мрак коридора, Джулиан звонит. Дверь открывает мальчик лет пятнадцати, с обесцвеченными светлыми волосами, загорелый, с крутым видом большинства серфингистов Вениса или Малибу. В парне, на котором лишь серые шорты, я узнаю мальчика, выходившего от Рипа в тот день, когда дилер должен был встретить меня в «Кафе-казино»; не это ли Финн? Или Финн спит с этим серфингистом? Мысль заставляет меня напрячься, почувствовать холодок в животе. Джулиан знает, где «офис» Финна, в котором Финн ведет свои дела. Почему-то я становлюсь подозрительным и нервным. Джулиан подходит к белой двери, открывает ее, мы входим в очень просторную, абсолютно белую комнату с двумя окнами во всю стену и зеркальным потолком; у меня кружится голова, я едва не теряю равновесие. Я замечаю, что из комнаты виден пентхаус отца в Сенчури-Сити, на меня накатывает паранойя; я начинаю размышлять, может ли отец видеть меня.

– Эй, эй, эй. Мой лучший мальчик. Финн сидит за большим столом, ему, может быть, лет двадцать пять – тридцать, светлый, загорелый, неприметной внешности. На столе – ничего, за исключением телефона, конверта с именем Финна, двух маленьких серебряных бутылочек. еще на столе стеклянное пресс-папье с заточенной внутри маленькой рыбкой, глаза глядят беспомощно, словно просят об освобождении; я думаю, мертва ли рыба и имеет ли это значение.

– А это кто? – спрашивает Финн, улыбаясь мне.

– Это мой друг. Его зовут Клей. Клей, это Финн. – Джулиан вяло пожимает плечами.

Финн разглядывает меня, снова улыбается, потом поворачивается к Джулиану.

– Как прошло вчера вечером? – спрашивает Финн, по-прежнему улыбаясь.

Джулиан медлит, затем говорит:

– Нормально, в порядке, – и смотрит вниз.

– В порядке? И это все? Джейсон звонил сегодня, сказал, что ты был бесподобен. Высший класс.

– Так и сказал?

– Да. На самом деле. Он действительно в тебя врубается.

Я чувствую слабость, хожу по комнате, ищу в карманах сигарету.

Еще одна заминка, Джулиан кашляет.

– Ну, мальчик, если ты не слишком занят сегодня, у тебя встреча в четыре в «Сен-маркизе» с одним приезжим бизнесменом. А затем вечером оттянемся у Эдди, да?

Финн пристально глядит на Джулиана, потом смотрит на меня.

– Знаешь что, – принимается он барабанить пальцами по столу. – Может, это и неплохо, что ты привел друга. Человек в «Сен-маркизе» хочет двоих ребят. Одного, разумеется, только чтобы смотреть; но Ян в Колонии, может не успеть вернуться…

Я смотрю на Финна, потом на Джулиана.

– Нет, Финн. Он мой друг, – говорит Джулиан. – Я ему должен. Поэтому и привел его.

– Слушай, я могу подождать, – говорю я, понимая, что уже поздно; адреналин побежал у меня по венам.

– Почему бы вам не пойти вдвоем, – говорит Финн, окидывая меня взглядом. – Джулиан, возьми своего друга.

– Нет, Финн. Не втягивай никого в это.

– Послушай, Джулиан, – говорит Финн, больше не улыбаясь, четко произнося каждое слово. – Я сказал: «Думаю, вам с другом надо пойти к четырем в "Сен-маркиз"», правильно? – Финн оборачивается ко мне: – Ты ведь хочешь свои деньги, верно?

Я качаю головой:

– Нет.

– Ты не хочешь? – недоверчиво спрашивает он.

– Да. То есть да, я… я хочу, – говорю я. – Конечно.

Финн поворачивается к Джулиану, снова ко мне.

– Ты себя нормально чувствуешь?

– Да, – отвечаю я. Меня просто трясет.

– Дать таблеточку?

– Нет, спасибо. – Я смотрю на рыбу. Финн поворачивается к Джулиану:

– Как родители, Джулиан?

– Я не знаю, – говорит Джулиан, все еще глядя в пол.

– Понятно… хорошо, – начинает Финн. – Почему бы вам вдвоем не поехать в гостиницу, затем встретить меня в «Краю света», а потом мы поедем на вечер к Эдди, где я дам тебе твои деньги, а твоему другу – его. Как, ребятишки? Как насчет этого? Как вам это нравится?

– Где я тебя встречу? – спрашивает Джулиан.

– В «Краю света». Наверху, – говорит Финн. – В чем дело? Что-то не так?

– Нет, – говорит Джулиан. – Когда?

– В полдесятого?

– Хорошо.

Я смотрю на Джулиана, воспоминания о спортклубе в пятом классе возвращаются.

– Все нормально, Джули? – Финн снова смотрит на Джулиана.

– Да. Я просто нервничаю.

Голос Джулиана замирает. Он хочет сказать что-то, рот открыт. Я слышу шум пролетающего самолета. Потом сирену «скорой помощи».

– В чем дело, малыш? Эй, мне ты можешь сказать. – Финн вроде догадывается, подходит к Джулиану, обнимает его.

Мне кажется, Джулиан плачет.

– Ты нас не извинишь? – вежливо просит меня Финн.

Я выхожу из комнаты, закрываю за собой дверь, но голоса все так же слышны.

– Я думаю, что сегодня будет… в последний раз. Хорошо, Финн? Мне кажется, я не могу больше. Я так устал чувствовать… тоску все время, я не могу… Могу я делать для тебя что-нибудь другое? Пока не расплачусь? – Голос Джулиана дрожит, потом ломается.

– Эй, эй, эй, малыш, – мурлычет Финн, – Малыш, все нормально.

Я мог бы сейчас уйти из пентхауса. Хотя за рулем был Джулиан, я все равно мог бы уйти. Я мог бы кому-нибудь позвонить, чтобы меня забрали.

– Нет, Финн, нет, это не то.

– Вот…

– О, Финн. Ни за что. Я не хочу. Я бросил.

– Конечно бросил.

Долгое молчание, только слышно, как зажглись две спички, этот хлопающий звук, наконец, спустя некоторое время, Финн произносит:

– Теперь ты знаешь, что ты мой лучший мальчик, я забочусь о тебе. Как о своем малыше. Как о родном сыне…

Мимо меня проносится серфингист, входит в комнату, говорит Финну, что звонит некто по имени Мануэль. Серфингист уходит. Джулиан поднимается со стола, застегивая рукав, прощается с Финном.

– Эй, давай держи «Наутилус». Держи корабль на плаву, – подмигивает Финн.

– Да, да.

– Увидимся попозже, да, Клей?

Мне хочется сказать: «Нет», но у меня чувство, что каким-то образом увижу его вечером, я киваю и говорю: «Да», стараясь, чтобы это звучало убедительно, словно я и впрямь так думаю.

– Отличные вы ребята. Просто ломовые, – говорит нам Финн.

Я иду за Джулианом; проходя мимо гостиной, вижу серфингиста, лежащего на полу, правая рука вытянута, он ест кукурузные хлопья. Параллельно читает текст на упаковке и смотрит «Сумеречную зону» по большому телевизору посреди гостиной, Род Серлинг, глядя на нас, говорит, что мы только что вошли в Сумеречную зону и, хотя верить не очень хочется, это так сюрреалистично, что я знаю – это правда, в последний раз смотрю на парня на ковре, медленно отворачиваюсь и выхожу за Джулианом в сумрак. В лифте, спускаясь к машине Джулиана, я говорю:

– Почему ты не сказал, что деньги предназначались на это?

И Джулиан со стеклянными глазами, печальной усмешкой на лице говорит:

– А кому какое дело? Тебе? Тебе правда есть дело?

Я молчу, понимая, что мне действительно нет дела, внезапно почувствовав себя глупо, дураком.

Еще я понимаю, что поеду с Джулианом в «Сен-маркиз». Хочу увидеть, правда ли, что случаются подобные вещи. И пока лифт опускается, проезжая второй этаж, первый, уходя даже дальше вниз, я осознаю, что деньги ничего не значат. Значит же то, что я хочу увидеть худшее.

«Сен-маркиз». Четыре часа. Бульвар Сансет. Когда Джулиан поворачивает на парковку, солнце – уже огромное, горящее, оранжевое чудовище. Почему-то он дважды проехал гостиницу. Я без конца спрашиваю зачем; он без конца спрашивает, надо ли мне это. Я все время отвечаю: «Да». Выходя из машины, вижу бассейн и думаю, тонул ли в нем кто-нибудь. «Сен-маркиз» имеет форму каре; бассейн во дворе, окруженный номерами. В шезлонге толстяк, тело блестит, обильно намазанное кремом для загара. Он смотрит, как мы идем в номер, указанный Джулиану Финном. Клиент остановился в номере 001. Джулиан подходит к двери и стучит. Занавески закрыты, показывается лицо, тень. Дверь открывает мужчина лет сорока – сорока пяти, в слаксах, рубашке, при галстуке, спрашивает:

– Да… чем могу быть полезен?

– Вы мистер Эриксон, так?

– Да… А вы, должно быть… – Голос прерывается, он осматривает Джулиана и меня.

– Что-то не так? – спрашивает Джулиан.

– Нет, нет, вовсе нет. Не хотите ли войти?

– Спасибо, – говорит Джулиан.

Я прохожу за Джулианом в номер и теряю присутствие духа. Я ненавижу гостиничные номера. Мой прадедушка умер в одном из них. В Лас-Вегасе в отеле «Звездная пыль». Он был мертв два дня, прежде чем его нашли.

– Кто-нибудь из вас, ребята, хочет выпить? – спрашивает мужчина.

У меня чувство, что такие люди всегда задают этот вопрос, и хотя мне страшно хочется пить, я смотрю, как Джулиан качает головой, говоря: «Спасибо, не надо, сэр», и тоже говорю:

– Спасибо, не надо, сэр.

– Располагайтесь ребята, садитесь.

– Могу снять куртку? – спрашивает Джулиан.

– Да. Без вопросов, сынок. Мужчина наливает себе выпить.

– Вы надолго в Лос-Анджелес? – спрашивает Джулиан.

– Нет, на недельку, по делам. – Мужчина прикладывается к стакану.

– А чем вы занимаетесь?

– Занимаюсь недвижимостью, сынок. Глядя на Джулиана, я думаю, знает ли этот человек моего отца. Я опускаю глаза, понимаю, что сказать мне нечего, но пытаюсь придумать что-нибудь; потребность услышать собственный голос становится сильнее, я продолжаю думать, знает ли этот человек моего отца. Пытаюсь выкинуть это из головы, но мысль о том, что он, возможно, подойдет к отцу в «Мамезоне» или «Трампе», застревает.

Заговаривает Джулиан:

– А вы откуда?

– Из Индианы.

– Правда? А там где?

– Манчи.

– А, Манчи, Индиана.

– Именно так.

Возникает пауза, мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, обратно на Джулиана. Потягивает из стакана.

– Ну, кто из вас, молодые люди, желает подняться?

Мужчина из Индианы слишком крепко сжимает стакан, затем ставит его на стойку. Джулиан встает.

Мужчина, кивнув, спрашивает:

– Почему бы тебе не снять галстук?

Джулиан снимает.

Мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, следя за тем, чтобы я смотрел.

– Ботинки и носки.

Джулиан снимает, опускает глаза.

– И… у-у, и остальное.

Джулиан стягивает рубашку, штаны, мужчина раздвигает занавески, смотрит на бульвар Сан-сет, опять на Джулиана.

– Тебе нравится жить в Лос-Анджелесе?

– Да. Я люблю Лос-Анджелес, – говорит Джулиан, складывая штаны.

Мужчина смотрит на меня, потом говорит:

– Нет, так не пойдет. Почему бы тебе не сесть сюда, к окну. Так лучше.

Посадив меня в плетеное кресло, пододвигает близко к кровати, затем, удовлетворенный, подходит к Джулиану, кладет руку на его голые плечи. Рука сползает на спортивные трусы Джулиана, Джулиан закрывает глаза.

– Ты очень красивый юноша.

Перед глазами: Джулиан в пятом классе, пинающий футбольный мяч по зеленому полю.

– Да, ты очень красивый мальчик, – повторяет мужчина из Индианы, – и в этом вся суть.

Джулиан открывает глаза, глядит в мои, я отворачиваюсь, замечаю муху, лениво жужжащую на стене рядом с кроватью. Я думаю о том, что собираются делать мужчина и Джулиан. Я говорю себе, что могу уйти. Я могу просто сказать мужчине из Манчи и Джулиану, что хочу уйти. Но опять слова не выходят, не могут выйти, я вынужден сидеть, смотреть, как стремительно, с напором накатывается худшее.

Мужчина, сказав, что будет через минуту, уходит в ванную и закрывает дверь. Я поднимаюсь с кресла, подхожу к бару посмотреть что-нибудь выпить. Заметив оставленный на стойке бумажник, открываю его. Я так нервничаю, что мне все равно, я даже не знаю, для чего это делаю. В нем масса визиток, но я на них не смотрю, боясь увидеть отцовскую. Несколько кредитных карточек, обычное количество наличных, которое берут в дорогу. Есть также фотография очень усталой красивой женщины, вероятно его жены, две фотографии детей, оба мальчики, стоят, вытянувшись, короткие светлые волосы; выглядят уверенно. Фотографии угнетают меня, я кладу бумажник обратно на стойку, думаю, сам ли он снимал. Смотрю на Джулиана, сидящего, склонив голову, на краю кровати. Я сажусь, откидываюсь, включаю магнитофон.

Мужчина выхолит из ванной и говорит мне: – Нет, никакой музыки. Я хочу, чтобы ты слышал. Все.

Выключает магнитофон. Я спрашиваю, могу ли воспользоваться ванной. Джулиан снимает трусы. Чему-то улыбаясь, мужчина разрешает, я прохожу в ванную, запираю дверь, включаю оба крана над раковиной и периодически спускаю в унитазе воду, пытаясь блевать, но у меня не выходит. Вытерев рот, выхожу обратно в комнату. Солнце меняется, на стене вытягиваются тени, Джулиан пытается улыбнуться. Мужчина улыбается в ответ, тени вытягиваются на его лице.

Я закуриваю сигарету.

Мужчина перекатывает Джулиана.

«Интересно, продается ли он».

Я не закрываю глаз.

Можно исчезнуть, о том не подозревая.

Мы с Джулианом выходим на парковку. Мы были в гостинице с четырех, сейчас девять. Я просидел в кресле пять часов. Сев в машину Джулиана, я спрашиваю, куда мы едем.

– В «Край света» за деньгами. Тебе ведь нужны твои деньги, верно? – спрашивает он. – Верно, Клей?

Я смотрю на лицо Джулиана, вспоминаю, как по утрам мы сидели в его двухместном «порше», курили тонко скрученные косяки, слушали перед начинавшимися в девять уроками новый Squeeze, и хотя картинка всплывает яркая, она меня больше не тревожит. Лицо Джулиана кажется старше.

Около десяти, «Край света» переполнен. Клуб находится на бульваре Голливуд, Джулиан ставит машину сзади, в проулке, мы идем ко входу, Джулиан пробивается сквозь очередь, подростки вопят, но Джулиан не обращает на них внимания. Через первую дверь входим в клуб, словно в склеп, темно, похоже на пещеру с отсеками, разделяющими клуб на маленькие закоулки, где в темноте столпились группы. Когда мы входим, менеджер, похожий на пятидесятилетнею серфингиста, борется с группой тинейджеров – им явно не хватает лет, но они пытаются войти. Менеджер подмигивает Джулиану, пропуская нас обоих, одна из девушек в очереди смотрит на меня, улыбается, ее влажные губы, покрытые яркой кричащей помадой, раздвигаются, она оскаливает верхние зубы, словно собака или волк, готовые броситься, она знает Джулиана и говорит что-то грубое, что, мне не слышно, Джулиан показывает ей палец.

Прежде чем начать что-то различать, глаза с минуту привыкают к темноте. Сегодня клуб переполнен, кое-кто из толпящихся у входа внутрь не попадет. Из колонок гремит «Tainted Love» [36], танцпол набит людьми, большинство из них молоды, скучают, стараясь казаться заведенными. Некоторые парни сидят на столах, жадно высматривают клевую девчонку в надежде, по крайней мере, на танец или на минет в папиной машине; девушки, на вид безразличные, скучающие, курят, все или, по крайней мере, большинство смотрят на светловолосого парня, стоящего в темных очках. Джулиан, узнав парня, говорит, что тот тоже работает у Финна.

Мы проходим сквозь толпу, движемся вглубь, оставляя пульсирующую музыку и наполненную дымом комнату. Поднявшись по лестнице, видим Ли, нового диск-жокея. С ним на кушетке сидит Финн, они разговаривают; похоже, что у Ли первый вечер, он, кажется, нервничает. Представив нас, Финн спрашивает Джулиана, как прошло, Джулиан бормочет: «Отлично», говорит Финну, что ему нужны деньги. Финн говорит, что даст их, даст нам обоим на вечере у Эдди; он хочет, чтобы Джулиан оказал ему маленькую услугу; после этой услуги, говорит Финн, ему будет приятнее дать нам деньги.

Хотя Ли восемнадцать, он выглядит значительно моложе Джулиана, и это меня пугает. Офис Ли выходит на бульвар Голливуд, Джулиан вздыхает, отворачивается от Финна, который продолжает разговаривать с Ли, я подхожу к окну и смотрю на машины. Проезжает «скорая помощь». Воет полицейская сирена.

– У Ли очень мажорский вид, – говорит Финн, потом что-то вроде: – Это любят. Вот этот мажорский вид.

Похоже, что Ли готов, Финн вроде тоже, Ли говорит, что немного нервничает, Финн смеется, говорит:

– Да не о чем волноваться. Тебе и делать много не надо. Не с этими чуваками. Обычная гимнастика, вот и все. – Улыбаясь, Финн подтягивает Ли галстук. – А если и придется… ну, что ж, ты зарабатываешь деньги, малыш.

Джулиан произносит: «Хуйня», чуть-чуть излишне громко, Финн говорит: «Следи за базаром», я не знаю, что здесь делаю, смотрю на Ли, который тупо улыбается и видит и не видит Джулиана за этой невинной улыбкой.

Проводив Финна и Ли к «роллс-ройсу» Финна, Джулиан говорит им, что должен подкинуть меня к моей машине, чтобы я тоже смог поехать к Эдди. Он довозит меня до машины у пассажа в Уэствуде, и вслед за двумя автомобилями я еду наверх, в холмы.

Дом, куда я еду за Финном, Ли и Джулианом, находится в Бель-Эр, огромный каменный дом с обширной лужайкой, испанскими фонтанами и горгульями, неясно вырисовывающимися на крыше. Дом расположен на Белладжо. Сворачивая на широкий, полукругом, въезд, я думаю, что это значит – Белладжо. Камердинер открывает дверь; выходя из машины, я вижу, как Финн обнял Джулиана и Ли, они проходят в открытую дверь передо мной. Я иду за ними, большинство людей внутри – мужчины, хотя есть и женщины, все, похоже, знают Финна. Некоторые знают даже Джулиана. В гостиной включен стробоскоп, на секунду я ощущаю дикое головокружение, у меня почти подгибаются колени, кажется, говорят все, глаза все время рыскают; ритм музыки вторит движениям и взглядам.

– Привет, Финн, дружище, как дела?

– Привет, Бабби. Отлично. Как бизнес?

– Превосходно. А это кто?

– Это мой лучший парень. Джулиан. А это Ли.

– Привет, – говорит Бабби.

– Привет, – говорит Ли, улыбаясь, глядя в пол.

– Скажи «привет». – Финн пихает Джулиана.

– Привет.

– Потанцуем?

Финн снова пихает Джулиана.

– Нет, не сейчас. Извините меня. Джулиан вырывается от Финна и Ли, Финн кричит ему вслед, я иду за Джулианом сквозь толпу, теряю его, закуриваю сигарету, брожу возле запертой ванной комнаты. Clashпоют «Some-body Got Murdered» [37], я прислоняюсь к стене, меня бросает в холодный пот, в кресле сидит молодой парень, которого я вроде как узнаю, он глядит на меня через всю комнату, я гляжу в ответ, смущенный, думая, знает ли он меня, но потом понимаю, что это бессмысленно. Парень уторченный и меня не видит, не видит ничего.

Открывается дверь ванной, смеясь, выходят вместе мужчина и женщина, минуют меня, я захожу, захлопываю дверь, открываю маленькую баночку и замечаю, что кокаина осталось не так уж много, приканчиваю остатки, пью воду из-под крана, смотрю на себя в зеркало, проводя рукой по волосам, по щеке, думаю, что надо побриться. Внезапно влетает Джулиан, следом Финн. Финн швыряет его о стену, запирает дверь.

– Ты что, черт возьми, вытворяешь?

– Ничего, – вопит Джулиан. – Ничего. Оставь меня. Я ухожу. Я уезжаю отсюда. Отдай Клею его деньги.

– Ты ведешь себя просто как мудак, я хочу, чтобы это прекратилось. У меня здесь важные клиенты, и тебе не удастся все завалить.

– Оставь меня, блядь, в покое, – говорит Джулиан. – Не прикасайся ко мне.

Я прислоняюсь к стене, гляжу в пол. Финн смотрит на меня, потом на Джулиана, усмехается.

– Господи, Джулиан, ты такой впечатлительный, чувак. Что ты будешь делать? У тебя нет выбора. Ты это понимаешь? Ты не можешь все бросить. Не можешь сейчас уйти. Или побежишь к мамочке с папочкой, да?

– Прекрати.

– К своему дорогостоящему психоаналитику?

– Прекрати, Финн.

– К кому? У тебя остались друзья? Что ты, блядь, будешь делать? Просто уйдешь?

– Прекрати, – визжит Джулиан.

– Ты пришел ко мне год назад с огромным долгом дилерам, я дал тебе работу, представил людям, вывез в свет, дал одежду, весь этот ебаный кокс, нюхай – не хочу, и что ты устраиваешь взамен?

– Я знаю. Заткнись! – кричит Джулиан, задыхаясь, закрывая лицо руками.

– Ты ведешь себя как эгоистичный, самонадеянный, неблагодарный…

– Пошел ты на хуй, ты…

– … пизденыш.

– … мудак вонючий.

– Ты не ценишь то, что я для тебя сделал? – Финн сильнее толкает Джулиана о дверь. – А? Не ценишь?

– Прекрати, мудак вонючий.

– Не ценишь? Ответь мне. Ты не ценишь?

– Сделал для меня? Ты сделал меня блядью. – Лицо у Джулиана красное, глаза мокрые, всякий раз, когда Финн или Джулиан смотрят на меня, я стараюсь глядеть в пол, меня уносит.

– Нет. Я этого не делал, чувак, – тихо говорит Финн.

– Что?

– Я тебя не делал блядью. Ты сам себя сделал.

Музыка пробивается через степу, я чувствую вибрации спиной, они пронизывают меня насквозь, Джулиан все еще смотрит вниз, пытается отвернуться, но Финн за плечи разворачивает его, Джулиан начинает тихо то ли плакать, то ли смеяться и говорит Финну, что виноват.

– Я не могу больше… Пожалуйста, Финн…

– Извини, малыш, но я не могу тебя так легко отпустить.

Джулиан медленно опускается на пол, садится на корточки.

Финн вынимает шприц, ложку, коробку спичек из «Ле Дома».

– Что ты делаешь? – шмыгает носом Джулиан.

– Моему лучшему мальчику надо успокоиться.

– Финн… Но я ухожу. – Джулиан начинает смеяться. – Я на самом деле ухожу. Я выплатил мой ебаный долг. Все. На этом все.

Финн не слушает, он садится на корточки, хватает руку Джулиана, засучивает ему рукава куртки и рубашки, снимает свой ремень, затягивает его на руке Джулиана, хлопает по ней, отыскивая вену, через какое-то время находит; пока он подогревает что-то в глубокой серебряной ложечке, Джулиан не перестает просить:

– Финн. Не надо.

Финн всаживает иглу в руку Джулиана, водит ею.

– Что ты собираешься делать? Тебе некуда идти. Ты собираешься всем рассказать? Что ты проблядствовал себя, дабы расплатиться с парой наркотических долгов? Чувак, ты наивней, чем я думал. Ладно, малыш, сейчас будет лучше.

Исчезни здесь.

Шприц наполняется кровью.

«Ты очень красивый мальчик, и в этом вся суть».

Интересно, продается ли он.

Люди боятся слиться. Слиться.

Наконец Финн выводит Джулиана из ванной комнаты, я иду следом, Финн ведет Джулиана по лестнице, и пока они вдвоем проделывают долгий путь наверх, мне видно, как там чуточку приоткрывается дверь, музыка на минуту стихает, из комнаты доносятся низкие стоны, когда же Финн заводит Джулиана внутрь, внезапно взмывает пронзительный крик, Джулиан с Финном исчезают, дверь с грохотом захлопывается. Я разворачиваюсь и ухожу.

Покинув дом, я направляюсь в «Рокси», где играют X. Почти полночь, «Рокси» переполнен, я обнаруживаю Трента, стоящего возле входа, он спрашивает, где я был, я не отвечаю, и он протягивает мне бокал. В клубе жарко, я прикладываю бокал ко лбу, потом к щеке. Трент замечает, что Рип тоже здесь, мы идем с Трентом к нему, Трент говорит, что вот-вот должны спеть «Sex and Dying in High Society» [38], я отвечаю: «Отлично». Рип носит черные 501-е «левисы» с белой майкой X, Спин в майке с надписью: «Урла. Ебанько. Мудозвоны» и тоже черных 501-х. Первое, что, подойдя, говорит Рип:

– Слишком много здесь ебаных мексиканцев, чувак.

Спин фыркает и говорит:

– Давай убьем их всех.

Трент кивает и смеется, должно быть, думает, что это неплохая мысль.

Взглянув на меня, Рип говорит:

– Господи, чувак. Ты ужасно выглядишь. Что случилось? Хочешь кокаину?

Мне все-таки удается покачать головой и допить бокал Трента.

На меня налетает смуглый парень с тонкими усиками, майкой «Под большим черным солнцем», Рип хватает его за плечи и пихает обратно в танцующую толпу с криком «Латинос ебаный!».

Поговорив с кем-то по имени Росс, Спин обращается к Рипу, вернувшемуся от сцены:

– Слушай, Росс нашел кое-что в проулке за «Флипом».

– Что? – орет Рип, заинтересованный.

– Труп.

– Ты шутишь?

Росс, улыбаясь, нервно трясет головой.

– Я должен видеть, – расплывается в улыбке Рип. – Пошли, Клей.

– Нет, – говорю я. – Не хочу. Я хочу дослушать концерт.

– Пошли, все равно я хотел показать тебе кое-что у меня дома.

Мы с Трентом идем за Рипом и Спином к машине Рипа, Рип предлагает встретиться за «Флипом». Трент и я едем по Мелроуз, освещенный «Флип» закрыт, и мы, повернув налево, встаем во дворе на пустующей стоянке. Росс выходит из своего «фольксвагена» и жестами зовет нас следовать за ним в темный проулок за пустой магазин.

– Надеюсь, никто не сообщил в полицию, – бормочет Росс.

– А кто еще знает? – спрашивает Рип.

– Мои друзья. Они нашли его сегодня вечером.

Две девушки выходят из темноты аллеи, хихикают, держась друг за дружку. Одна говорит;

– Господи, Росс, кто этот парень?

– Не знаю, Алиса.

– Что с ним произошло?

– Передознулся небось.

– Вы позвонили в полицию?

– Зачем?

Одна из девушек говорит:

– Надо привести Марсию. Ей башню снесет.

– Вы, девушки, не видели Мими? – спрашивает Росс.

– Она была здесь с Дерфом, они ушли. Мы собираемся на Х в «Рокси».

– Мы только что оттуда.

– А-а, ну и как они?

– Нормально. Хотя и не пели «Adult Books» [39].

– Не пели?

– Не-а.

– И никогда не поют.

– Я знаю.

– Облом.

Девушки уходят, разговаривая о Билли Зуме, мы идем за Россом в глубь проулка.

Труп лежит у стены, оперевшись на нее. Бледное лицо раздулось, глаза закрыты, рот открыт; это молодой парень, восемнадцати-девятнадцати лет, над верхней губой корочкой запекшаяся кровь.

– Господи! – восклицает Рип.

У Спина широко вытаращены глаза. Трент просто стоит, бормоча что-то вроде: «Круто».

Рип пинает парня ногой в живот.

– Он точно мертвый?

– А ты что, видишь, как он шевелится? – хихикает Росс.

– Господи. Как ты его нашел? – спрашивает Спин.

– Слухи ходят.

Я не могу оторвать глаз от мертвого парня. Мотыльки кружатся над его головой в свете свисающей сверху лампочки. Спин опускается на колени, разглядывает лицо, усердно его изучает. Трент принимается смеяться, закуривает косяк. Росс прислонился к стене, курит, предлагает мне сигарету. Я качаю головой, закуриваю собственную, но руки дико трясутся, и я ее выбрасываю.

– Смотри-ка, без носков, – бормочет Трент.

Мы стоим еще немного. В проулке гудит ветер. С Мелроуз слышны звуки проезжающих машин.

– Подождите, – говорит Спин. – Кажется, я его знаю.

– Не гони, – смеется Рип.

– Чувак, ты просто болен, – говорит Трент, передавая мне косяк.

Я делаю затяжку, передаю обратно Тренту, думая, что бы произошло, если бы парень открыл глаза.

– Давай сваливаем отсюда, – говорит Росс.

– Подожди.

Рип жестом просит подождать, втыкает сигарету в рот парню. Мы стоим еще минут пять. Потом Спин встает, качает головой, на «Урле» складка, говорит:

– Чуваки, мне надо сигарету. Поднимается Рип, взяв меня за руку, говорит нам с Трентом:

– Слушайте, поехали ко мне.

– Зачем? – спрашиваю я.

– У меня дома такое, вам крышу сорвет. Трент в предвкушении хихикает, мы двигаемся к выходу из проулка.

Когда мы заходим в квартиру Рипа на Уилшир, он ведет нас в спальню. На матрасе лежит обнаженная девушка, очень молоденькая и красивая. Раздвинутые ноги привязаны к спинке кровати, руки связаны над головой. Пизда сухая и покрасневшая, видно, что ее выбрили. Девушка все время стонет, бормочет какие-то слова, мотает головой из стороны в сторону, глаза полузакрыты. Кто-то неуклюже наложил на нее массу косметики, она без конца облизывает губы, медленно, непрерывно проводя по ним языком. Спин становится у кровати на колени, берет шприц, что-то шепчет ей на ухо. Девушка не открывает глаз. Спин всаживает шприц ей в руку. Я просто смотрю. Трент говорит: