Росвита огляделась и впервые за несколько часов заметила, по каким странным горам они едут. Из красноватого, крошащегося камня ветер и время изваяли огромные колонны, в скалах повсюду виднелись пещеры и небольшие выбоины. Деревья здесь не росли, а трава и невысокие кусты крепко цеплялись за каменистые склоны. Их было так мало, что больше всего они напоминали Росвите заблудшие души, иссохшие в ожидании животворящего взгляда Божьего.

— Нет! — послышался голос Адельхейд. Она смотрела на окружающих смело, как львица. — Я слишком многое потеряла, чтобы теперь уступить Айронхеду. Он превратил этот конфликт в войну, и я не собираюсь теперь сдаваться на его милость! Через некоторое время мы сойдем с этой тропы и повернем на север — в дикие земли Капардии.

— Но он найдет нас по следам, — возразила Теофану. Росвита восхищалась ее самообладанием. Пусть все они были измучены дальней дорогой, пусть их одежда покрылась пылью, пусть надежда почти оставила их — Теофану, как и прежде, оставалась спокойной и собранной. Она могла посмотреть на их безнадежное положение со стороны.

— Ну и пусть, — отозвалась Адельхейд. — Там, куда мы придем, это не будет иметь никакого значения, потому что он не сможет последовать за нами. Кто из вас пойдет со мной туда, откуда мы уже не сможем вернуться?

Часовой что-то крикнул, и люди по цепочке стали передавать его слова. Наконец Адельхейд доложили:

— Дозорный видел Берто, он мчится сюда галопом.

— Ну вот, один из наших разведчиков возвращается, — с облегчением вздохнула Адельхейд.

Внезапно часовой покинул свой пост и помчался вниз. Как только он спустился, его окружила плотная толпа.

— Ваше величество! — воскликнул он. — Берто убит! Я видел знамена Айронхеда совсем рядом. У нас мало времени.

— И сколько же его у нас осталось? — спросила Теофану так спокойно, словно речь шла о том, какое вино выбрать к обеду.

— Они настигнут нас через час, не больше.

Услышав это, все посмотрели на Адельхейд. Ни одна голова не повернулась в сторону принцессы.

— Пойдемте, — сказала королева решительно. — Брат Амикус хорошо знает эти места, он родился и вырос здесь. Он поведет нас к монастырю святой Екатерины. Туда моя мать посылала меня, когда я была маленькой девочкой, а мою старшую сестру похитил и убил принц, который не слишком отличался от Айронхеда. Я жила там в полной безопасности три года, пока продолжалась война, унесшая жизни троих моих братьев. Монахини не откажут мне в убежище. Едем! Надо спешить!

Несколько человек, в том числе и Росвиту, подсадили в седла к другим всадникам, так что лошадям пришлось нести двойной груз. Росвита оказалась в седле у брата Фортунатуса, поэтому смогла опереться на его широкую спину. Спать она больше не хотела и с изумлением рассматривала окружающий их пейзаж. Казалось, они каким-то волшебным образом перенеслись в другой мир, где обитают совершенно фантастические твари: каменные василиски и драконы, грифоны и великаны. Восемь всадников возвратились назад, чтобы запутать следы на случай преследования.

У Росвиты кружилась голова, ей казалось, что она видит все словно сквозь туман.

— Что такое Великое Разделение? — спросила она, но не услышала ответа. В конце концов Росвита закрыла глаза и провалилась в блаженное забытье.

Ей казалось, что она покачивается на ласковых волнах океана, а перед ней раскинулась вся вселенная. Звезды рассыпались по черному бархату неба как драгоценные камни — она могла бы собрать их в горсть. Далеко внизу лежала земля. Вокруг нее раздавались голоса, эхом отзываясь у нее в голове; было темно, как в преисподней, куда никогда не проникают солнечные лучи и где торжествует враг рода человеческого.

Когда Росвита пришла в себя, оказалось, что она лежит на мягкой кровати с компрессом на голове, а целебные бальзамы облегчили боль в спине и плечах. Она даже смогла проглотить несколько ложек жидкой каши, хотя еще несколько часов назад думала, что не в силах выпить и глотка воды.

Над ней склонилась незнакомая женщина. Все ее лицо было изборождено морщинами, так что больше всего оно напоминало прошлогоднее яблоко, закатившееся под ларь и забытое там с осени.

— Что такое Великое Разделение? — снова спросила Росвита, удивляясь собственному упрямству: зачем она спрашивает и откуда вообще знает об этом? Ее голос прозвучал тихо и хрипло.

Старуха, склонившаяся над ней, смазывала щеки Росвиты каким-то целебным бальзамом.

— Ты страдаешь от сильной жажды, боли и беспокойства, дитя мое, — дребезжащим старческим голосом сказала она наконец. — Кто говорил тебе о Великом Разделении?

— Не знаю, — отозвалась Росвита.

Она оглядела круглую комнату, высеченную прямо в скале. В одной из стен были вырублены две щели, через которые проходили свет и воздух. Росвита лежала на соломенном тюфяке в самом центре комнаты. Почти все стены были покрыты фресками, они были очень древними, кое-где рисунок растрескался и краска осыпалась. Люди — нет, не люди, а похожие на них смуглые существа смотрели на нее зелеными глазами. Почти всю их одежду составляли короткие кожаные юбки или набедренные повязки, зато головы увенчивали пышные уборы из перьев, а шеи украшали бусы из ракушек и разноцветных камней. На фресках изображались разоренные земли и убитые жители; волшебницы, собравшиеся вокруг черного камня; рождение воинов из крови погибшего собрата; горящие города с остроконечными башнями и ступенчатыми пирамидами. А на последней фреске сияло созвездие, под которым был сооружен алтарь из семи камней — по числу звезд в созвездии. Эти звезды покровительствовали будущей Королеве, а само созвездие было ее Короной. И Росвита лежала прямо под ним, потому что располагалось оно в центре потолка — над ее ложем.

— Где я? — прошептала Росвита.

— Мы в монастыре святой Екатерины. Эта женщина отправилась в безлюдную пустыню, и молилась и постилась там до тех пор, пока Господь не послал ей видение: в небе она увидела ужасную битву и летящих драконов. А потом она услышала голос, который сказал: «Все, кто уже покинул эту землю, заново возродятся благодаря Великому Откровению, которое изменит мир, как когда-то изменило его Великое Разделение, в котором исчезли Аои». А после этого она пришла сюда и обнаружила эти рисунки, рассказывающие о жизни в те ужасные времена, когда Потерянные правили на земле. Потом святая основала тут монастырь, и мы заботимся о ветшающих фресках.

— Неужели это осталось от самого народа Аои?

— Кто знает, дитя мое? Их нарисовали так давно, что теперь уже невозможно точно сказать. Возможно, это последние свидетельства о жизни Аои. А может, обычные люди, которые тогда еще не умели писать, изобразили свою жизнь. Ну, хватит, тебе надо отдыхать. Поспи.

— А где остальные?

— С ними все в порядке.

Женщина ушла, и Росвита осталась одна, вернее, не одна, а наедине с теми, кто смотрел на нее со стен. «Они не похожи на нас», — подумала она. Эти люди показались ей суровыми и жестокими, высокомерными и хитрыми. Как писали в старинных книгах об эльфах: рожденные от связи людей и ангелов, они унаследовали холодную красоту небожителей и человеческие страсти и грехи.

Такой была и мать Сангланта. Росвита видела ее всего один раз, когда только приехала ко двору короля Арнульфа. Эльфийка называла себя «Алией», что на даррийском означает «чужая», а настоящего ее имени никто не знал. Ей что-то было нужно, и все думали, что она хотела ребенка, но как только он родился, эльфийка его оставила.

Чего же на самом деле хотела Алия? Узнают ли они об этом?

Росвита обратила внимание, что фреска, изображавшая круг камней и волшебниц, испорчена ножом. За отколотым куском простирались море и скалы. Эльфы, их города, друзья и враги исчезли.

Лиат не нравилось быть беременной. Она чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, ее все время тошнило, она стала капризной, как ребенок, и постоянно хотела спать. Ноги по утрам отекали, и любой пустяк мог довести до слез. Если раньше она могла бегать, не глядя под ноги, то теперь приходилось быть осторожной и осмотрительной, чтобы не оступиться и не навредить ребенку.

Но, несмотря на все эти мелкие неприятности, Лиат была безгранично счастлива. Она довольно вздохнула и откинулась на кровати. Эта кровать была самым первым предметом обстановки, который у них появился. Санглант сам помогал Хериберту мастерить ее, когда они только приехали в Верну четыре месяца назад. Санглант улегся рядом и положил руку ей на живот, в таких случаях он всегда говорил, что слушает, как бьется сердце их ребенка.

— Сильно бьется сердечко, — нарушил тишину Санглант. — Что с ним?

Лиат рассеянно гладила эйкийскую собаку, голос Сангланта вывел ее из задумчивости, и она решила поведать ему о своих соображениях:

— Когда я проанализировала движение звезд и планет, то вычислила точную дату и время, когда свершится великое событие, которое изменит наш мир. Это произойдет в полночь на десятый день месяца октумбрия 735 года. Посуди сам, три планеты встанут в надире — точке, противоположной зениту, две другие исчезнут из вида, а молодой месяц окажется на линии горизонта в доме Единорога, хотя обычно это созвездие видно только в предутренние часы. Только планета Атурна в полночь останется на небе и будет в доме Врачевателя, хотя на самом деле она окажется на пересечении Врачевателя и Кающегося.

— Это предсказание? — спросил Санглант. — Я думал, по звездам невозможно прочесть будущее. К тому же сейчас еще не 735 год. Или я ошибаюсь?

— Нет, все правильно, сейчас только 729 год, скоро наступит 730. — Лиат отрезала себе кусочек сыру и проглотила его, а потом продолжила: — Движение планет происходит постоянно, поэтому и можно предсказать, где та или иная планета окажется в определенный день. Но когда я вычисляю расположение звезд на этот день, мне все время кажется, что чего-то не хватает. Если бы я поняла, в чем дело, все встало бы на свои места и обрело смысл.

Санглант издал приглушенный стон и шутливо посоветовал:

— Ты могла бы рассказывать о звездах и одновременно разминать мне спину. На мне, кажется, живого места не осталось. Такой огромной ели, как я свалил вчера… — Он прервался, потерев синяк на левой руке. — В жизни такой ели не видел! Весь день я ее рубил, а сверху на меня сыпались иголки, а они, между прочим, колючие. У меня вся кожа расцарапана, а спина просто разламывается!

Впрочем, ворчал он с улыбкой, словно подшучивая над собой, — Санглант вообще старался ни на что не жаловаться. Он пододвинулся поближе к Лиат и, поглаживая ее живот, спросил:

— Неужели мне не дадут часок просто поваляться в постели, наслаждаясь покоем?

Живя с отцом, Лиат редко смеялась, но когда в ее жизни появился Санглант, оказалось, что вокруг так много всего, над чем можно посмеяться и пошутить.

— А вот у меня теперь нет и часа покоя. Может, и тебе не стоит отдыхать? — усмехнулась она.

Санглант не ответил, он просто перекатился на живот, подставив ей спину.

С помощью Хериберта он превратил один из старых сараев в настоящий дом — законопатил дыры в стенах, починил крышу и поставил дверь. Потом у них появились кровать и сундук, на который можно было сесть. Внутри Санглант хранил свои доспехи, раз в неделю он доставал их и начищал до блеска. Он помогал сестре Мериам в саду, где она выращивала лекарственные травы, и теперь на полке, закрепленной прямо над сундуком, стояли масла и бальзамы, а на стене висели пучки высушенных трав.

Лиат втирала ему в спину и расцарапанные еловыми иголками руки мазь из целебного корня. В воздухе витали ароматы сосновой смолы и имбиря.

Лиат с удовольствием дотрагивалась до его тела, оно всегда казалось ей прекрасным. Она разминала плечи, руки, спину любимого, а Санглант лежал и млел. Он умел жить чувствами, а не разумом, и радоваться каждому дню. Иногда это раздражало ее, но чаще она просто восхищалась его отношением к жизни. Ей никогда не стать такой, как он.

Лиат снова погрузилась в размышления о движении небесных сфер. Земля ли вращается под небесами или небеса вращаются над ней? Несколько столетий назад Птолемей писал, что Земля неподвижна, а всего десять лет назад джиннийский астроном Аль-Хайтам доказывал, что Земля находится в центре всех небесных сфер, а они вращаются вокруг нее. Но ведь древние авторы считали иначе. Лиат интересовали вопросы, ответы на которые еще не найдены.

Санглант протестующе заворчал — задумавшись, она сделала ему больно. Что и говорить, он слишком далек от всего этого. Каким ветром его занесло в обитель математиков? Конечно, он тоже должен был бежать, ему нужно было убежище, чтобы прийти в себя, место, где он сможет жить мирно и спокойно. Теперь ему реже снятся кошмары, и понемногу он забывает о жизни в собачьей стае. Но иногда она боялась, что ему наскучит валить лес и помогать Хериберту, ведь он рожден совсем для другой доли. А она еще не готова уехать. Ей столько всего предстояло узнать, и только здесь она могла учиться, не опасаясь, что ее станут преследовать за колдовство.

И все же…

Она нежно погладила его по щеке.

— Почему я все-таки не до конца доверяю им? — прошептала она, склонившись к самому уху мужа. Она опасалась, что ее услышат слуги, а кто знает, что именно они передавали Анне, которая здесь всем распоряжалась. — Почему я не верю собственной матери?

Но Санглант не ответил, он уже спал.

Лиат поцеловала мужа, надела сандалии и выскользнула на улицу. Она пошла по тропинке, на которой теперь знала каждый камень, каждую ямку и выбоинку. Ночь стояла прохладная, луну закрывали плотные тучи, но Лиат отлично видела в темноте. Из-за того что живот у нее увеличился, она перестала носить брюки, и теперь ей приходилось обходиться лишь старым плащом. Разумеется, никто из окружающих ни слова ей не сказал, но она понимала, что им не по нраву то, как они с Санглантом одеты. Она одевалась как простолюдинка, а он — как обычный солдат. Хотя сами математики носили одежду, сшитую из дорогой и очень красивой ткани, эта одежда была порвана, а кое-где протерта до дыр. Их не волновало, как именно они одеваются, по крайней мере они так говорили. К тому же она помнила, как однажды отец сказал ей: «Для утки важнее хорошо плавать, чем иметь красивые перья».

Впрочем, в ее случае одобрение или осуждение не имело ни малейшего значения — у них с Санглантом просто не было ткани, чтобы сшить себе новую одежду. И вряд ли она появится, разве что слуги сумеют соткать ее из солнечных лучей или паутины. И они наверняка бы это сделали, если бы могли, только чтобы угодить Сангланту. Лиат шла к каменной башне, она увидела неподалеку нескольких слуг, но за ней последовал только один. Этот дэймон, казалось, был создан из воды — он постоянно изменялся, его фигура то вытягивалась вверх, то становилась низкой и коренастой, сохраняя при этом некие женоподобные черты. Лиат уже заметила, что только он и обращает на нее какое-то внимание, хотя на самом деле его больше интересовал ее ребенок. Остальные слуги, казалось, по-прежнему ее боятся.

Она открыла дверь в башню, нашла на столе фонарь. Открыв его, она указательным пальцем дотронулась до фитиля, и он вспыхнул. Разгорелось ровное пламя. Этот фокус ей показала Анна, и постепенно Лиат научилась контролировать силу огня. Теперь ей уже не надо было думать о том, чтобы случайно не опалить себе волосы, как это случилось однажды. Сейчас она проделала все действия не задумываясь — так, научившись писать, человек не вспоминает, как выглядит та или иная буква, он просто пишет. Испугавшись огня, слуга отпрянул, но не ушел из комнаты, а остался присматривать за ней, как заботливая нянька присматривает за непоседливым малышом. Лиат положила на стол вощеную доску и стило, потом открыла книжный шкаф, где столетиями хранились тайные знания, сбереженные от разрушительного действия времени и человеческого невежества. Так говорила Анна.

Лиат дотронулась до одного из потрепанных томов с заклинаниями, но вместо него вытащила «Синтаксис» Птолемея и уселась читать. Книга открылась на второй главе, где автор излагал шесть своих гипотез. Первая гласила, что небеса имеют сферическую форму и движутся по кругу, вторая — что Земля представляет собой шар, третья — что Земля находится в центре Вселенной, четвертая гипотеза утверждала, что по размерам Земля сопоставима со звездами, пятая — что Земля находится в состоянии покоя, и, наконец, шестая сообщала о том, что во Вселенной наблюдается два вида движения: дневное, когда все движется с востока на запад, и движение Солнца, Луны и планет по эклиптике — с запада на восток.

Она вышла из башни и задумалась: из-за чего она стала такой беспокойной? То ли из-за беременности, то ли от изучения книг. А может, из-за колдунов, которые ожидали от нее слишком многого, а она боялась не оправдать их надежд? Впрочем, она и сама немало требовала от себя. Только Санглант от нее ничего не требовал. Нет, конечно, ему она была нужна больше всех, но его желания сильно отличались от претензий математиков.

Ветер разогнал тучи, и на мгновение Лиат увидела звезды. Потом облака вновь укрыли небо плотной пеленой. Значит, небо с закрепленными на нем звездами вращается вокруг неподвижной Земли с востока на запад. А может, наоборот, небо остается на месте, а Земля вращается с запада на восток, как предполагали аретузские астрономы Гиппарчия и Аристахиус? А возможно, и небо, и Земля вращаются вокруг невидимой оси с разной скоростью…

Она взяла в руку камушек и задумчиво посмотрела на него, потом подкинула вверх. Через мгновение он упал. Если Земля движется и если забросить камень достаточно высоко, то он упадет на некотором расстоянии от того места, где его кинули.

О Господи, ее опять тошнит! Когда желудок перестал бунтовать, она снова вернулась к беспокоившему ее вопросу: почему она не доверяет математикам?

Ночь не самое лучшее время для бодрствования, тем более с такой путаницей в мыслях. На Лиат навалилась усталость. С каким удовольствием она сейчас оказалась бы в кровати! Но Лиат помнила, что не убрала книгу и оставила на столе фонарь, и вернулась в башню. Фонарь по-прежнему горел на столе. Лиат снова принялась размышлять. Разумеется, она не может подкинуть камень так высоко, чтобы можно было проверить теорию вращения Земли. По сравнению с Вселенной Земля — всего лишь крошечная песчинка, но это вовсе не означает, что для человека она столь же мала. Когда-то Лиат наблюдала, как в порт прибывают корабли. Сначала над горизонтом показывались мачты с парусами, потом само судно. Но это доказывало не только то, что Земля круглая, но и то, что человеку трудно быстро добраться из одной точки в другую. Вот если бы найти такое место, где в день летнего солнцестояния предметы не отбрасывают тень в полдень, то оттуда можно двигаться на север до другой точки, а там в следующее солнцестояние снова проверить тень. Если тень все-таки появится, значит, Земля вовсе не круглая, а по изменению длины тени можно вычислить окружность Земли, умножая градус угла на расстояние между двумя точками…

— Вы витаете в облаках.

Лиат от неожиданности подскочила на месте и ахнула, но в дверях стояла всего лишь сестра Мериам с палкой в руке. Лиат помогла старой женщине перебраться через высокий порог.

— Я увидела свет в окне и решила зайти, — пояснила Мериам. — Вы не разбудили брата Северуса?

— Я старалась не шуметь, — сказала Лиат, взглянув на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Хорошо, — отозвалась Мериам. Она положила узловатую руку на живот Лиат. — Малыш растет, как и полагается. Все в порядке. А где принц?

— Спит.

— Слишком много узлов.

— О чем вы? Что вы имеете в виду?

Женщина убрала руку с ее живота. С возрастом она сгорбилась и усохла, так что Лиат рядом с ней выглядела настоящим великаном.

— Ничего особенного. Я говорю о том, что в нити человеческой жизни слишком много узлов, которые привязывают одного человека к другому.

— Откуда вы? — неожиданно для самой себя спросила Лиат. — Как вы сюда попали?

— Я родилась на Востоке, — сказала Мериам, — поэтому у меня такая темная кожа.

— Я так и думала! — рассмеялась Лиат и тут же виновато посмотрела наверх — Северус терпеть не мог, когда его будили посреди ночи. Она ему вообще не нравилась, а ее выпирающий живот, похоже, внушал ему отвращение. Лиат это не очень задевало, она только удивлялась, как это человека, обладающего такими глубокими познаниями, может раздражать столь естественная вещь, как беременность. Почему его это так беспокоит? — А где именно вы родились? — спросила она у Мериам. — И как вы здесь оказались?

— Я стала жертвой.

— Жертвой?!

— Даром. — В голосе Мериам слышался южный акцент, смягченный годами жизни в чужой стране. Он придавал ее речи какую-то изысканную экзотичность, как пряности придают необычный вкус знакомому блюду. — Кхшайя-тийя прислал меня в дар вендийскому королю, но ему я оказалась не нужна, и он отдал меня одному из своих герцогов. В то время мне было лет десять, а когда я превратилась в девушку, он приказал привести меня в его опочивальню. Вскоре я родила ему сына.

— Вы хотите сказать, — ошеломленно произнесла Лиат, — что вы — мать Конрада Черного, герцога Вейланда?

— Так и есть.

Лиат казалось невозможным, что эта маленькая хрупкая женщина вообще могла родить, не говоря уже о том, что она была матерью самого герцога Конрада.

— Но это значит, у вас есть поместья! Вы можете поехать к сыну! Увидеть внуков! Почему же вы до сих пор здесь?

— То, что я дала жизнь ребенку и потеряла еще троих после рождения, не изменило мою судьбу, а всего лишь отсрочило предначертанное. Как только мой сын повзрослел, женился и стал герцогом, я посчитала нужным удалиться. Он больше не нуждался в моей опеке.

Лиат едва не фыркнула, представив герцога Конрада, которого кто-то взялся опекать.

— Тебе доводилось с ним встречаться? — спросила Мериам. Видно было, что она гордится своим сыном.

— Да, и он не из тех, кого можно забыть, — подумав, ответила Лиат.

— Ты не похожа ни на кого из них, — произнесла Мериам, проведя пальцами по руке Лиат. В отличие от рук самой Лиат, на ладонях у Мериам не было мозолей — с самого детства она жила окруженная слугами, выполнявшими любое ее желание. А Лиат приходилось трудиться и когда она жила с отцом, и тем более когда стала рабыней Хью. — Но в тебе нет джиннийской крови. Откуда твой отец? Почему у тебя тоже темная кожа?

— Все, что я знаю о его семье, это то, что леди Ботфельд — его кузина. Может, цвет кожи мне достался от маминой семьи? — предположила Лиат.

— Разве Анна не говорила с тобой об этом? — удивленно спросила Мериам.

— О чем?

— Ну если не говорила, то и я не стану вмешиваться. Это не мое дело.

Лиат уже знала, что, когда Мериам говорит таким тоном, бесполезно пытаться что-то выяснить — она все равно ничего не скажет. Даже брат Северус при всем своем умении убеждать не мог повлиять на старуху. Но Лиат не могла удержаться и решилась спросить:

— Вы сказали, что последовали по предназначенному вам пути, но так и не ответили на мой вопрос — почему вы здесь, сестра Мериам?

Дэймон стоял у двери и слушал, а может, и не слушал вовсе, а просто спал, если эти создания вообще спят. В полутьме легко можно было принять Мериам за молодую девушку — таким сильным был ее голос:

— Меня взяли из храма Астареоса, бога огня. Я должна была стать жрицей Священного Пламени и остаться при храме. Я уже знала о своем пути, потому что многие жрицы наделены даром провидения. То, что судьба на какое-то время привела меня сюда, не означает, что мне уготовано нечто иное. Это всего лишь еще один узел на нити моей жизни.

— Значит, вас всегда подозревали в колдовстве, как и меня?

Мериам усмехнулась:

— Нет, не как тебя. Я пришла сюда, чтобы спасти то, что могла.

— Спасти от чего?

— Когда на небе появится Корона… Впрочем, ты еще не закончила вычисления.

Лиат снова вспомнила о вращении Земли. Проклятые вычисления. Что же она упустила?

— Когда придет время, ты все поймешь, — ответила Мериам на невысказанный вопрос.

— Почему вы все говорите загадками? — возмутилась Лиат. — Почему бы просто не сказать, что именно я ищу?

— Потому что пока ты не поймешь этого сама, любые объяснения бесполезны.

Лиат начала было возражать, но Мериам подняла руку, и ей пришлось умолкнуть.

— Ты думаешь, что если видела лошадь, то сможешь держаться в седле? Но на самом деле пока ты на нее не сядешь, никто не сможет тебя научить ездить верхом. Верно?

— При чем тут это? Я не вижу связи…

— Не видишь, потому что считаешь, что искусство математики подобно простому описанию, и не важно, читают ли его тебе или ты читаешь сама. Но это искусство сродни умению ездить верхом или управлять государством, оно требует определенного навыка. Изучение математики требует времени и огромных усилий. Разве можно доверить обычному ткачу ткать одежду для короля? Или позволить новичку, который едва научился читать, петь псалмы во время церковной службы? Кто доверит свою жизнь неопытному капитану, который ни разу не выходил из гавани? Ты должна все понять сама.

— Почему? — Лиат рассмеялась, переняв эту привычку от Сангланта, — раньше она бы обиделась на такие слова. — Не обращайте внимания, сестра. Я знаю, что вы сейчас скажете. Вы скажете, что, если я пойму все сама, я узнаю, почему все должно быть именно так, а не иначе.

— Ты уже начинаешь понимать.

Неужели Мериам удивилась? Трудно сказать. Она слишком долго прожила на свете, чтобы можно было легко догадаться, о чем она в действительности думает. Как и все математики, она отлично умела скрывать свои мысли и чувства.

— И поэтому вы пришли сюда? Чтобы научиться понимать?

— Нет, — ответила Мериам так тихо, что в сердце Лиат зародилось ужасное предчувствие. — Я здесь, чтобы спасти мое дитя и детей его детей от того, что на нас надвигается.

Санглант проснулся, ему опять снилась собачья стая, и он должен был снова драться за свою жизнь. Прошло несколько минут, прежде чем он сообразил, что это всего лишь сон, а разбудил его холод — уходя, Лиат неплотно закрыла дверь.

Иногда ему казалось, что сны о Кровавом Сердце никогда не перестанут мучить его. Впрочем, теперь кошмары не возвращались по несколько ночей подряд, хотя раньше они не давали ему спать вообще.

Второй раз он проснулся, когда вернулась Лиат, и они долго о чем-то говорили. Он не мог точно сказать, о чем именно, — наверное, так и не проснулся до конца. Вроде бы речь шла о том, что она не доверяет людям, к которым их забросила судьба. Иногда он не знал, когда предчувствия Лиат были лишь отражением ее страхов, а когда действительно предвещали опасность. Он и сам не знал, можно ли доверять колдунам, особенно таким опасным, как те, что собрались здесь. Тем более что один из них хотел его убить. Лиат страдает, поскольку хочет им доверять, хочет понимания и возможности спокойно учиться тому, что ей так необходимо знать.

Но сам Санглант долго жил при дворе и знал, как трудно бывает найти общий язык с окружающими. Он принимал участие в стольких битвах, что и сам уже сбился со счета. Ему доводилось видеть павших на поле боя. Но, зная людей, лишь немногим он мог доверять так, как когда-то доверял своим верным «драконам». Может, только старый Гельмут Виллам не предал бы его. Во всяком случае, немного на свете таких чистых душ, как он.

Санглант считал, что большинство людей не станут проявлять неприязнь открыто до тех пор, пока ты сам к ним хорошо относишься, но это вовсе не означает, что ты им действительно нравишься. В отличие от мужа, Лиат была очень наивной.

Но Господь свидетель, ни одну женщину в мире Санглант не любил так, как ее. А ведь он знал немало женщин — постель принца редко бывает пустой.

Он усмехнулся своим мыслям, оделся, потрепал по загривку собаку и вышел на улицу. Лиат пыталась подстрелить саму себя из лука, по крайней мере именно так это выглядело со стороны. Она стояла посреди луга, запрокинув голову, и целилась в небо, словно пытаясь подстрелить нечто неведомое. Вот она отпустила тетиву, и стрела взвилась вверх.

— Лиат! — закричал он и бросился к ней.

Стрела поднималась все выше и выше, потом ее движение, как и следовало ожидать, замедлилось, и она устремилась к земле, прямо на Лиат. Та шагнула назад, оступилась и со всего маху упала на землю. Стрела вонзилась в дерн возле самой ее головы.

— Лиат! — Сангланту на мгновение показалось, что случилось непоправимое. Он опустился на колени возле жены — она хохотала, потирая ушибленную ногу.

— Я не заметила этого камешка, — весело сказала она.

— Ты бы его заметила, если бы хоть раз посмотрела под ноги!

— Но тогда бы я не смогла наблюдать за движением стрелы!

— О Господи, — пробормотал Санглант, помогая Лиат подняться и отбирая у нее лук. Он положил ладонь ей на живот, проверяя, как там ребенок. Его сердечко билось ровно — падение матери ему не повредило. — Что, ради всего святого, ты делала?

— Ничего особенного. Я пыталась проверить, действительно ли Земля вращается. Если она и в самом деле вращается, то стрела, выпущенная прямо в небо, коснется Земли уже в другом месте. Потому что пока она находится в небе, Земля уже немного передвинется и стрела упадет…

— Прямо тебе на голову!

— Вовсе нет! Если, конечно, стрела улетит достаточно высоко, а скорость вращения Земли не слишком мала.

Лиат поморщилась и снова потерла ногу, потом задумчиво пнула вонзившуюся в землю стрелу.

За ее спиной лучи восходящего солнца озаряли пики дальних гор. Лиат еще не собрала волосы в прическу, и непослушные прядки лезли в глаза. Сколько раз Санглант ловил себя на том, что восхищается женой, не обращая внимания ни на что вокруг? Она стала частицей его души, и он уже не мог себе представить, что когда-то жил без нее. Он стал ее пленником, как когда-то был пленником Кровавого Сердца, но цепи, привязывающие его к ней, он создал сам, и они вовсе не были для него оковами. Связующая их нить была невидима и неосязаема, но от этого не становилась менее прочной. Какое счастье, что у него есть Лиат!