— Сапфир, Бриллиант и Цитрон. Я их помню.

— Но колесо небес с годами откатывается все дальше, и неизвестно, как оно выглядело во времена Аои.

Лиат задумалась. Ей понадобилось три месяца, чтобы поправиться и узнать о побеге Хериберта и о том, что ее мать хотела убить Сангланта и даже Блессинг. Маги говорили, что Лиат совершенно свободна и находится среди равных ей, но все это ерунда. Они отняли у нее то, к чему она так стремилась, — знания. Им не было дела до ее знаний, их интересовала лишь война. Так сказал Санглант, а он столько знал о войне, что чувствовал ее приближение, как животные чуют приближение грозы.

А если бы они не испытывали такой ненависти к Сангланту, присоединилась бы она к ним? Если Аои вернутся и «придет великое бедствие, которого никто никогда не видел. И закипят воды морские, с небес падет кровавый дождь, а реки выйдут из берегов. Ветры превратятся в ураганы, моря растекутся там, где прежде были горы, а горы поднимутся там, где были моря»… Разве она не попыталась бы остановить их?

Может, они и не правы в отношении Сангланта, но правы в том, что грядет нечто ужасное.

Но откуда ей знать?

— Сестры, — назвала она следующее созвездие. Ей всегда нравилось смотреть в небо, потому что в течение столетий они сияли, спокойные и молчаливые, равнодушные к происходящему на земле. — Думаю, Сестры поднимутся выше, а Гуивр будет в зените. Разные звезды оказывают разное влияние. Если Аои построили эти каменные короны, чтобы творить магию, то каждый сезон их можно было использовать для разных целей. Но вовсе не обязательно, что сейчас с ними можно делать то же самое.

— Но ведь Сестры более или менее постоянны? — спросил Санглант. — Может, в другое время года или в другой час ночи…

— Все намного сложнее. Время меняет все, даже небеса, и если у нас нет непрерывных наблюдений от времен Аои до наших, нельзя быть уверенным ни в чем. Поэтому приходится полагаться на то, что мы видим сейчас.

— Все это, конечно, очень интересно, — прервал ее рассуждения Санглант, — но ты можешь открыть врата или нет?

— Да, — со вздохом произнесла Лиат. — Это возможно. Но я не знаю, куда мы выйдем. Наверняка существует какая-то система каменных корон, я сама видела больше дюжины, еще больше я слышала о них. И думаю, что созвездие Льва на осеннем небе отправит нас в одно место, а весной мы попадем в совершенно другое. Откуда нам знать, что мы увидим на западе? Какие звезды встанут там?

— Такие же как и на юге, и на севере.

— Но звезды не встают на юге и севере. Точно так же, если мы рассуждаем о восходах или заходах луны…

— Лиат, прошу тебя. Послушай, что я говорю. Разве так важно, где мы окажемся, если мы будем свободны?

Лиат поцеловала Блессинг, лежащую у нее на руках. Подумать только, что получилось от соединения двух тел. Благословение…

— Я принес тебе кое-что, — сказал Санглант. — Раньше бы ты его ни за что не надела, но теперь я знаю, что оно предназначено именно для тебя.

— А если она лгала? — Лиат дотронулась до шеи, но Санглант уже застегивал толстое золотое ожерелье. Оно было таким тяжелым, что напоминало ошейник раба — когда-то Хью надевал на нее такой.

— Разумеется, Анна — внучка Тейлефера. Она не лгала, Лиат.

— Я видела его могилу в часовне в Отуне, — мягко ответила она. — Однажды мы с моим отцом там молились. Мастер ухитрился вырезать из камня такое живое лицо… А отец плакал, я не знаю почему и никогда не узнаю. У императора в руке была корона с семью зубцами. Слуги сказали нам, что он надевал ее, когда принимал послов, показывая, что он правит на земле, как Господь Бог на небе. Но отец сказал, что это — прощальный дар епископа Таллии, любимой дочери Тейлефера. Она хотела показать, что душе императора нужно пересечь семь сфер, прежде чем она окажется в Покоях Света.

Ожерелье тяжело давило на шею.

— Как странно. Я так хорошо помню все, что мне говорил отец. А вот лица Тейлефера совсем не осталось в памяти. Когда мы вернемся, я обязательно схожу туда, чтобы посмотреть, похожа я на него или нет.

Лиат прижалась к мужу, и тот обнял ее и ребенка. Так они стояли, глядя на звезды.

Антония, бывший епископ Майни, ныне известная под именем сестры Вении, шла по тропинке. Здесь, среди математиков, в уединенной долине среди гор, никто не смог бы ее найти.

Она никак не могла понять, почему все эти математики так хотели избавиться от Хериберта. Когда они прибыли сюда, единственным обитаемым зданием была башня, Хериберт с помощью принца и слуг построил зал и несколько сараев. Совершенно непонятно, чем он им так не угодил.

Хотя, возможно, он просто оказался в неподходящем месте в неподходящее время, как и эйкийская собака, которую они убили, чтобы добраться до ребенка.

Антония успела выслушать несколько объяснений, но ни одно их них не было преисполнено такого праведного гнева, как то, что дал ей принц. Он и не пытался скрывать охватившие его эмоции. Вероятно, холодная сдержанность сестры Анны должна быть более убедительной. В конце концов разум всегда одерживает верх над чувствами.

Но принц Санглант говорил и многое другое. И после некоторых колебаний она призналась себе, что, похоже, ей не слишком нравятся цели Семерых Спящих. Кроме того, она просто не видела особой нужды спасать землю от грядущих катастроф.

Почему бы земле и не пострадать от задуманного Потерянными? Люди достаточно успели нагрешить, а Господь всегда наказывает виновных. Если же в катастрофе пострадают и невиновные, то для них откроются Покои Света, и они умрут счастливыми от осознания будущего воссоединения с Господом.

Возможно, Хериберту действительно лучше оказаться в большом мире, где его сможет защитить кто-нибудь более могущественный, чем он сам. Возможно, Антония узнала здесь, в Берне, все, что ей стоило узнать. И возможно, теперь для нее самое лучшее — тоже отправиться в большой мир и проверить, чему она успела научиться.

Она преклонила колени перед алтарем — простым деревянным ящиком из вишневого дерева, любовно отполированным Херибертом. Несмотря на протесты Северуса, Хериберт украсил алтарь виноградными листьями — в знак процветания, и розами, символизирующими чистоту. Ей нравилось смотреть на них во время молитвы, они напоминали ей, что Господь не осуждал роскошь, которая делает жизнь столь изысканной и приятной.

— Открой для меня врата победы, — молилась она. — Служа Тебе, я пострадала, прошу же Тебя, возвысь меня и низвергни врагов моих.

Двадцатое аогоста — день святого Гиллема Беннского, который предупредил короля Тарквина Гордого, правящего в Флоретии, чтобы тот соблюдал законы, данные Господом Богом, а когда тот ослушался, наслал на его город такое наводнение, что не осталось ни одной живой души. Включая его самого, Гиллема, что принесло ему мученический венец и ее уважение, хотя сама Антония, прежде чем насылать на город кару, уехала бы оттуда.

Она услышала голоса и поднялась с колен — в последнее время от нее это требовало все больше усилий. Антония чувствовала, что стареет, и у нее остается совсем немного времени, чтобы улучшить этот мир. Она вышла из часовни и увидела брата Маркуса, который разговаривал с сестрой Анной. Он так разволновался, что даже не заметил Антонию и другого человека, проходившего мимо, — принца Сангланта. Обычно принц старался не спускаться с холмов, где он жил вместе с женой и ребенком, охотясь в лесу и отлавливая кроликов на лугах. Но летние ливни сорвали дранку с крыши зала, и принц сказал, что он слишком уважает брата Хериберта, чтобы спокойно смотреть, как разрушается дело его рук.

Брат Маркус оборвал свою речь на полуслове и, открыв рот, уставился на принца Сангланта так, словно на него мчалась стая волков.

— Он не убьет меня? — жалобно спросил брат Маркус.

— Продолжайте, брат, — спокойно отозвалась Анна. — Мы в безопасности.

Антония еще некоторое время смотрела, как они разгуливают туда-сюда, что-то обсуждая.

— По правде сказать, — обратилась она к Сангланту, подходя поближе, когда Анна и Маркус скрылись в башне, — тут многие появляются и исчезают совершенно неожиданно. Но почему-то те, кто хочет уйти отсюда, остаются здесь.

— А вы не задумывались — почему?

У него за спиной была привязана Блессинг. Антония подумала, что точно так же он носил и свой меч. Девочку запрещали приносить в башню, когда Лиат училась, поэтому ему приходилось носить малышку с собой. Кроме того, теперь, когда Хериберт ушел, а эйкийская собака мертва, он никому не мог доверять.

— Я понимаю вашу настороженность, — сказала она, — поэтому могу лишь доверить одну тайну, и вы поймете, что я вам не враг. Хериберт не мой племянник. Он мой сын.

Она сумела его удивить. И это хорошо.

— Он хранил вашу тайну, — сказал Санглант.

— Он послушный сын. Был, по крайней мере, пока маги здесь, в Берне, не совратили его. Им за многое придется ответить.

— Зачем вы рассказываете мне об этом сейчас? — спросил принц. Но она лишь повела рукой в воздухе. — Нет, — отозвался он на невысказанный вопрос. — Тут нет слуг. Вас не услышит никто, кроме меня.

Значит, он и вправду может чувствовать присутствие слуг. Хотя Анна, возможно, знает об этой его способности.

— Доверие — странная штука. Мне говорили: или ты доверяешь человеку, или нет, третьего не дано. Как человек, знакомый со священными стихами, я могу сказать, что это именно так. Или мы верим в Господа, или нет. Или мы поступаем по Его законам, заповеданным нам, или нет. Между верой и неверием нет середины. Но даже лучшие из нас греховны. Кроме блаженного Дайсана, разумеется. Лишь он был непорочен в отличие от всех других.

— Разве это не ересь? — спросил Санглант, посмеиваясь, и Антония рассердилась, но потом вспомнила, что он не хитрит. Как и все животные, он просто не понимает ее мудрости.

— Нет, дитя мое, — отозвалась она. — Ересь ошибочно полагает, что блаженный Дайсан совмещал в себе божественное и человеческое начала, но такого, разумеется, быть не может. Господь бы не позволил убить Своего посланника, как считают еретики. Именно по этому вопросу церковь Дарра спорила с аретузскими церковниками почти триста лет назад, и было признано, что патриархи Аретузы допустили ошибку…

Она увидела, что он перестал ее понимать. Взгляд у Сангланта стал таким отсутствующим, словно она пыталась проповедовать корове в поле.

С некоторыми людьми невозможно говорить на определенные темы. Она решила сменить тактику.

— Какая очаровательная ноша, — сказала она, глядя на малышку. Санглант смягчился. Как многие молодые отцы он страдал сентиментальностью. Она безошибочно распознала это чувство, поскольку испытывала то же самое по отношению к Хериберту. Иногда она завидовала способности Анны не испытывать никаких чувств к дочери, спокойно принимать необходимые решения, не задумываясь. Антония никогда не могла так спокойно использовать Хериберта, как Анна Лиат. — Мой сын доверял тебе, принц Санглант. И я тоже.

— Сестра Вения! — позвала сестра Зоя из башни, и Антонии пришлось уйти.

— Он нам полезен, — услышала она слова Анны, входя в комнату. Анна стояла во главе стола, справа сидел Северус, за ним брат Маркус, потом сестра Зоя. Слева сгорбилась сестра Мериам, а рядом с ней сидела Лиат. Анна увидела Антонию и жестом предложила ей занять место возле Лиат. — В том, что мы можем спокойно трапезничать в зале и спать не под открытом небом, есть и доля его заслуги.

— Странно все-таки, — проворчал брат Маркус, кривя губы. — Хотя можно найти некоторое удовлетворение в том, что дитя наших врагов работает на нас. Возможно, это знак свыше.

Антония уселась возле Лиат, которая молча глядела в стену, вцепившись пальцами в украшенный слоновой костью переплет книги. Миниатюра на переплете изображала знаменитую сцену изгнания астрологов святой Валерией. Несколько дней назад Лиат стала носить золотое ожерелье — знак королевского происхождения. К слову сказать, оно шло ее медово-золотистой коже гораздо больше, чем светлой коже Анны. И хотя сознавать то, что Санглант первым догадался о происхождении Анны, было не очень приятно, не стоило пренебрегать этим знанием, даже если оно и получено не от самого приятного ей человека. Но больше всего Антонию удивляло то, что ни один из магов не интересовался ни происхождением Анны, ни причиной внезапного решения Лиат носить ожерелье.

— Ты пришел из Дарра, брат, — сказала Анна Маркусу. — Какие там новости?

— Дарр теперь не тот, что раньше, — произнес Маркус, глядя на Лиат, словно решая, стоит ей присутствовать на совете или нет. Вероятно, он счел блеск золотого ожерелья у нее на шее неприятным, но, как и другие, ничего не сказал по этому поводу. — В Дарре появилась новая сила. Поэтому я и не решился говорить через огонь.

— Что ты имеешь в виду, брат? — потребовала ответа Зоя. — Не хочешь ли ты сказать, что появился еще кто-то, способный видеть через огонь или путешествовать через каменные короны без нашего обучения?

— Грань между мирами истончается, — сказала Анна. — Я понимаю твои опасения, брат.

— В зал со священниками нужно входить незаметно. Я понял это много лет назад. — Маркус сидел прямо напротив Лиат. Он потянулся через стол и перетащил книгу к себе. Анна внимательно посмотрела на него, Лиат не произнесла ни слова. — Королева Адельхейд бежала из Дарра, когда умер ее муж, а последние оставшиеся родственники были перебиты. Но как только она бежала, в погоню за ней пустился лорд Джон Айронхед. Его происхождение спорно, мягко говоря, ходят слухи, что он незаконный сын одного из дворян. Он дослужился до капитана, а потом убил сводного брата, когда тот получил титул, и женился на его вдове, превратившись в лорда Сабины. Айронхед осадил королеву Адельхейд в Венначи. Вскоре после этого принцесса Теофану с небольшим отрядом вендийских солдат отправилась на юг через горы. Она говорила, что следует в Аосту с мирной миссией, желая передать грамоты короля Генриха госпоже иерарху. Айронхед, разумеется, сообразил, что они не случайно появились возле Венначи сразу после осады. Адельхейд и Теофану удалось бежать, они исчезли, и ходили слухи, что они погибли. Айронхед вернулся в Дарр, захватив сокровища Адельхейд и обретя нового советника, как говорят, вендийского священника, осужденного за колдовство и отправленный в Дарр на суд госпожи иерарха. Но как только Айронхед прибыл в Дарр, мать Клементия короновала его королем Джоном Аостийским. Думаю, этот священник сумел овладеть дэймоном и теперь с его помощью держит иерарха в подчинении.

— Неужели это правда? — вопросил Северус. — Откуда он знает, как приказывать дэймонам? Я сам в юности путешествовал по монастырям, выискивая знания о забытом искусстве магии и математики, но не сталкивался ни с чем подобным.

Брат Маркус самодовольно улыбнулся. Он закрыл книгу и поднял вверх палец, желая привлечь к себе еще большее внимание:

— С приходом весны по стране поползли новые слухи. Королева Адельхейд снова появилась на севере, и поговаривали, что сбежать от короля Джона ей помогла магия. Шли разговоры, что в круге камней видели сияние.

Даже Лиат подняла голову и изумленно на него посмотрела. Северус недовольно хмыкнул. Зоя схватилась за голову, Мериам слегка улыбнулась, хотя было непонятно, о чем она думает на самом деле. Анна просто молча ждала продолжения.

Брат Маркус буквально раздулся от гордости — судя по всему, его достоинства не слишком ценили, и теперь он наслаждался вниманием окружающих. Антония всегда считала, что гордость нельзя считать грехом, если, разумеется, человеку действительно есть чем гордиться.

— У него была книга Бернарда, — провозгласил он и уставился на остальных, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Для Антонии слова «книга Бернарда» не значили ничего, и она просто наблюдала за реакцией остальных на это заявление.

— Нет! — воскликнул Северус. — Я думал, она сгорела!

— Слуга ничего не говорил о книге, — сказала Зоя. — Под заклинанием, которое мы на него наложили, он не мог лгать!

— Может, Бернард обладал достаточной силой, чтобы спрятать и передать ее кому-то? — спросила Мериам. Казалось, она больше заинтригована, чем сердита.

— Продолжай, — приказала Анна совершенно спокойно. Похоже, только она одна ничему не удивилась. Впрочем, как и Лиат.

— Да, книга Бернарда. Что мне оставалось делать? Я попробовал выкрасть ее, но это мне не удалось. Он защищен от магии. Я недооценил его, потому что думал, что он работает с заклинаниями, которых не понимает. Он оказался куда хитрее, чем мне казалось.

Лиат знала, о ком идет речь, но не произнесла ни звука.

Маркус вытащил из рукава свиток и помахал им в воздухе. С таким видом озорной мальчишка дразнит сестру игрушкой, которую ей до смерти хочется заполучить.

— Но прежде чем убраться оттуда, я захватил вот это. Понятия не имею, где он нашел этот свиток, но думаю, вы согласитесь, что он имеет определенную ценность для нас. — Маркус развязал ленточку и развернул свиток на столе, придерживая руками закручивающиеся края. Все склонились над свитком.

— Осторожнее, — взмолился Маркус, когда Лиат дотронулась до свитка. — Пергамент очень древний!

— Это папирус, — отозвалась она, — а вовсе не пергамент.

Сначала странные пометки смутили Антонию, но когда Мериам заговорила, ей тоже стало понято, что перед ними.

— Это карта, — мягко сказала Мериам. — Эти полосы означают горы, а вот река. Это, я полагаю, деревья.

Это действительно была карта, но она нисколько не походила на те древние карты, составленные аретузцами или даррийцами в давние времена. Помимо странных фигур на краю карты, вероятно символизирующих древних богов, на карте были указаны семь кругов: шесть разбросанных по ветхому листу и расположенных почти правильным кругом, а одних в центре, окруженный горами. Возле каждого виднелись обозначения гор, морей, рек и лесов. Трудно сказать, когда была создана эта карта.

— Здесь показаны короны камней, — удивленно заметил Северус. — Я в этом совершенно уверен.

— Похоже, мои предположения верны.

Маркус хитро улыбнулся, скатал свиток, перевязал его и передал Анне. Если он говорил это для того, чтобы задеть старика, то это ему вполне удалось. Северус что-то промычал и сел на место.

— Интересно, — сказала Анна, хотя ни тон ее голоса, ни выражение лица не изменились ни на единый миг. Она положила свиток на стол, и Лиат уставилась на него так, словно хотела схватить и еще раз внимательно изучить каждую деталь. Но не двинулась с места. — А что в Дарре?

— Мать Клементия стара и слаба. — Маркус махнул рукой. — Она не представляет для нас никакой угрозы. Не важно, будут править Аостой Адельхейд или Айронхед, не думаю, что для нас это будет иметь значение.

— Всегда имеет значение, кто правит страной, — мягко заметила Мериам.

— Эта книга — угроза всей моей работе, которую я проводил столько лет, — пробурчал Северус.

— Я училась много лет, — сообщила Зоя, — но могу лишь помогать открывать врата. Это слишком сложно. Я остаюсь лишь шестой частью и не претендую ни на что большее. Но мне кажется странным, что необученный человек сумел открыть врата без всякой посторонней помощи!

— Если не считать книги Бернарда, — отозвалась Анна. — В умелых руках она может оказаться отличным подспорьем для человека с сильной волей и обладающего острым умом.

— Или способностью искусно лгать, — возразила Зоя.

— А ты что скажешь, Лиат?

Лиат научилась скрывать свои чувства, и то, что она думала, никак не отражалось на ее лице. Разумеется, она не умела оставаться такой же равнодушной, как Анна, но тем не менее узнать ее мысли и чувства не представлялось возможным.

— Мне нечего сказать.

— Может, стоит его убить? — спросил Маркус.

Анна холодно улыбнулась, а потом столь же спокойно повернулась к Лиат:

— Так стоит убить его, Лиатано? Полагаю, ты знакома с этим человеком не понаслышке. Я ценю твое мнение.

— Кто мы, чтобы решать, кому жить, а кому умирать? — тихо спросила Лиат, но сейчас Антония явно различила гнев под невозмутимой маской.

Если Анну и оскорбил этот намек, она ничем не показала этого.

— Разве так необходимо убивать человека, который может понадобиться нам позже? — спросила Мериам.

— А когда необходимо убивать? — вопросила Анна. — Мы действуем так только в самых крайних случаях, когда не остается выбора и опасность можно устранить только таким способом. — Сфера, стоящая на полке за спиной Анны, начала вращаться, хотя не было никакого ветра. — Но сестра Вения еще ничего не сказала.

— Думаю, — осторожно произнесла Антония, — то, как вы реагируете на произошедшее, кроется в прошлом, о котором я ничего не знаю. Я лишь недавно присоединилась к вам, и эти имена для меня ничего не значат. Я слишком мало знаю об искусстве.

Но ужасно хотела бы узнать больше. Священник из Вендара, обвиненный в колдовстве и способный открывать врата, — просто стыд, что она не нашла его раньше.

— Кто тот вендийский священник, которого обвинили в колдовстве? — спросила Антония. — Откуда он? Кто такой Бернард, о книге которого вы говорите? Где он сейчас?

— Бернард умер, — ответила Лиат. — Его убил дэймон. Кто-то долго охотился за ним.

Сфера, стоящая на полке, вдруг заискрилась, словно в ней действительно зажглись звезды. На одной из балок вспыхнул огонек. Запахло горелым. Закружились листья, порывом ветра брошенные в дверь.

Лиат встала и направилась к двери.

— Это ты убила его, — сказала она невыразительно.

Лиат стояла в дверях, освещенная солнцем, казалось, будто она светится изнутри. В голосе ее не слышалось ни малейших эмоций.

— Он украл тебя. — Анна утратила свою обычную невозмутимость. Она сжала губы и вцепилась пальцами в край стола — похоже, на нее нахлынули воспоминания. — За те годы, что ты жила с ним, он почти разрушил тебя. Он едва не сделал тебя непригодной для предназначенного. Ты это показала сегодня, мы это видим с того дня, как ты присоединилась к нам. Я сделала то, что должна была сделать. Когда ты это осознаешь, Лиат, я пойму, что ты наконец избавилась от того вреда, который нанес тебе Бернард.

— Он любил тебя, — прошептала Лиат. — Он был твоим мужем. Неужели ты совсем о нем не думала? Неужели принесенные клятвы совсем ничего не значили для тебя?

— Мы не можем позволить, чтобы на наши решения влияла любовь или ненависть. Мы должны быть сильны, чтобы сразить тех, кто окажется у нас на пути. Мы — лишь инструменты в руках Господа, и наши жизни ничто по сравнению с волей Господа и Владычицы.

— О Боже, — сказала Лиат и вышла.

Повисло молчание. Свет в сфере мигнул и погас.

— Кто был этот Бернард? — повторила Антония.

— Когда-то он был одним из нас. Он украл Лиатано, когда ей было всего восемь лет, и вы сами видите, что с ней произошло за годы, проведенные с ним. Это случилось одиннадцать лет назад. Мы проделали большую работу, чтобы она смогла выполнить свое предназначение и спасти землю от грядущей катастрофы.

— Конечно, — заметил Северус. — Она пришла в этот мир, чтобы выполнить предназначение и убить принца Сангланта. Как известно, ему не может повредить ни болезнь, ни рана, нанесенная зверем или человеком. Только она может остановить Потерянных.

— Но почему он украл ее? Разве он не понимал того, что ей предстоит совершить?

Будучи матерью, Антония содрогалась от спокойствия Анны, с которым та собиралась принести в жертву собственную дочь. Хотя наверняка нашлись бы и те, кто восхитился бы ее целеустремленностью. Антония вспомнила женщин, которые приходили в собор и, стоя у алтаря, молили Владычицу послать им ребенка. Когда-то сама Антония думала, что, даровав жизнь Хериберту, она совершила грех. Но ведь блаженный Дайсан учил, что святость можно обрести и через рождение ребенка.

— Бернард неправильно понимал наше предназначение, — пояснила Анна. — Он слишком любил мир.

Маркус громко вздохнул и погладил переплет книги.

— Мы закончили с этой сценой? Это все напоминает мне театр в Дарре, который распространился буквально повсюду. С тех пор как Айронхед занял трон, он только и делает, что смотрит на танцовщиц, мечтающих стать его фаворитками и готовых развлекать его день и ночь напролет. Но у меня есть и другие новости. Я нашел Лаврентию, как раз там, где и говорит брат Люпус.

— Она еще жива? — Анна подошла к вращающейся сфере и резко остановила ее.

— Она настоятельница монастыря святой Екатерины.

— Брат Люпус заблуждается, — отозвалась Анна.

— Нет, — сказал Маркус. — Он ошибался много лет назад. Ему солгали. Она стала подозревать его и сбежала в монастырь. Настоятельница приняла ее и послала весть о ее смерти.

— Сорок лет, — пробормотал Северус. — Долго она скрывалась от нас.

— А вы когда-нибудь посещали этот монастырь, брат? — немного саркастически спросил Маркус.

— Нет. И я был бы вам благодарен, если бы вы не разговаривали со мной таким тоном, брат.

— Ну тогда я скажу только, что это весьма уединенное место и туда очень трудно попасть. Что мы предпримем? Она по-прежнему представляет для нас опасность?

— Она показалась вам опасной? — Анна по-прежнему не поворачивалась к ним лицом.

— Она говорила со мной очень уклончиво. Теперь ее зовут мать Облигатия, но я не видел ее лица. Судя по голосу, она состарилась и одряхлела.

— Никогда не судите по голосу. Однажды нас уже ввели в заблуждение. Может, тут скрыто гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

«Это точно», — подумала Антония. Похоже, не весь мир находится под контролем сестры Анны, хотя после года, проведенного в Берне, Антония почти поверила в это. Кто эта Лаврентия? Чем она может быть опасна для них? Но Антония уже задала достаточно вопросов сегодня, и, если она не желает вызвать подозрение, ей придется промолчать. К счастью, сестра Зоя не опасалась спрашивать.

— Кто эта Лаврентия, или мать Облигатия, или как там еще? — потребовала она. — Я никогда о ней не слышала. Какой она представляет для нас интерес?

Даже Маркус промолчал, посмотрев на сестру Анну.

— Это женщина, которая родила меня.

— Ваша мать! — ахнула Зоя. Она так изумилась, словно не могла представить себе, что у женщин, подобных Анне, бывают матери.

— Нет, она не мать мне. Она выносила меня, я вышла из ее утробы. Но я никогда ее не видела. — Анна подняла сферу, слуги помогали ей, поддерживая металлическую конструкцию. Она поставила ее на стол, звезды закачались. — Женщина, которую я считаю своей матерью, вырастила меня и сделала такой, какая я есть.

Антония озадаченно смотрела на остальных. Некоторые моменты остались непонятными.

Значит, Лаврентия была дочерью императора Тейлефера или его невесткой? И если она стала его родственницей через брак, каким образом Радегунде удалось спрятать сына?

Анна пристально посмотрела на Антонию и прикоснулась к одной из звезд.

— Я дочь сына императора Тейлефера. Но он и Лаврентия в гораздо меньшей степени мои родственники, чем Клотильда, которая вырастила меня и научила искусству математики, которому ее в свое время научила епископ Таллия. Прежде всего именно епископа Таллию я считаю своей родней. По правде сказать, она моя тетка, но я думаю о ней как о женщине, которая сформировала меня. Она дала жизнь всем нам, Семерым Спящим, тем, кто последние сотни лет думает лишь о том, как предотвратить катастрофу.

Значит, Лиат и Санглант — дети враждующих сторон. Если Семеро Спящих приготовились к катастрофе, значит, у Аои тоже есть свои планы. Иначе зачем было посылать через сферы на землю женщину, которая родила бы ребенка — наполовину человека, наполовину Аои?

Когда-то она поддержала Сабелу, желавшую сесть на трон. Теперь Сабела в Отуне под присмотром епископа Констанции. Антония не обвиняла ее в провале, просто Господь направил свои мысли в другое русло. Возможно, Он решил так, а не иначе, потому что видит и прошлое, и будущее. Он знал, что наступит такой день.

И она, Антония, знает, как воспользоваться полученным ныне знанием.

Лиат неожиданно вернулась. Санглант только что отдал Блессинг в надежные руки Джерны. Малышка оказалась тихой: она все время ела и спала. Джерна с удовольствием показывала пухленькие ручки и ножки девочки, иногда Санглант удивлялся тому, как быстро растет его дочь. Чем кормит ее Джерна?

Впрочем, лучше не задумываться о таких вещах.

— Санглант.

Он услышал шепот. Лиат подбежала к нему и схватила за руку. Он положил руку ей на лоб, но она лишь спросила:

— Здесь есть другие слуги?

Он прислушался.

— Только Джерна. Она кормит ребенка.

Лиат прошептала ему на ухо:

— Возле сарая пасутся козы с козлятами, одна нам понадобится. Пока волшебство сестры Анны работает, Джерна не может уйти отсюда.

— Я не слышал, чтобы раньше ты называла ее «сестрой Анной». В чем дело, Лиат?

Она прижалась к нему и заговорила так тихо, что даже если бы поблизости и парил кто-нибудь из слуг, он бы не услышал ни слова:

— Мы уедем сегодня вечером.

Стоял ясный погожий день. С холма Санглант видел деревья, растущие в долине возле башни и домов. И хотя здесь, на склоне, ветра не чувствовалось, деревья внизу раскачивались довольно сильно.

Из-за хижины послышался плач Блессинг. Лиат вскочила, Санглант схватил ее за руку, и они вдвоем обошли вокруг хижины. Подойдя к дереву, на котором обычно устраивалась Джерна, чтобы покормить ребенка, они обнаружили, что нимфа уже ушла, а Блессинг лежит на земле. Санглант тотчас взял ее на руки, и малышка замолчала, потом принялась ворковать и улыбаться.

— Владычица, — сказала Лиат, протягивая руки. Санглант положил дочку ей на руки. Малышка гулила, а по лицу Лиат градом катились слезы. — Это она убила его.

Ветер, который раньше бродил в кронах деревьев внизу, теперь стал подниматься вверх по склону. Настоящий ветер никогда не перемещается подобным образом. Не управляла ли всем этим Анна?

— Она убила отца.