— Прошу вас, простите меня. Конечно же нет. Но на что вы живете? Я видел вас несколько дней назад и сегодня ночью — вы приносили воду нищим. На что вы живете?

Алан знал, что она не в состоянии себя прокормить. Да и чем могла заняться дворянка вне стен монастыря или родительского дома, если, конечно, не отправлялась на войну вместе со своими братьями?

— Меня приняли проститутки, милорд. У них нет священника или клирика, который молился бы о них, благословлял или отпускал грехи. Они с радостью приняли хорошую новость. Ведь то, что блаженный Дайсан принял на себя все наши грехи и принес на землю жизнь вечную, — хорошая новость? Разве не радостно для них, всю жизнь живущих во грехе, узнать, что и они получат прощение? Ведь все мы должны страдать, прежде чем обретем покой, верно, милорд?

— Прошу вас, — попросил Алан, — не называйте меня этим титулом.

Она опустила глаза.

— Вы не можете путешествовать с армией, леди Хатумод. Это неправильно. Скоро мы приедем в монастырь, и я уверен, что они с удовольствием примут молодую образованную женщину благородного происхождения.

— Господь милосерден, милорд. — Леди Хатумод схватила его за руку. — Не заставляйте меня покидать вас.

Неужели она влюблена в него так же безнадежно, как он был влюблен в Таллию? Или она всего лишь цепляется за единственное знакомое ей существо в странном мире, с которым она никогда не сталкивалась вблизи, живя жизнью благородной дамы? Так или иначе, он был тронут.

Алан помог леди Хатумод подняться и повел ее в лагерь. Она показала палатку, в которой обитала. Им пришлось подождать несколько минут, прежде чем полог откинулся и наружу вышел один из «львов» третьей когорты. Он спокойно оправил форму, нисколько не смущаясь присутствием посторонних. Алан едва знал его, но тот поздоровался с ним как со старым знакомым, а потом пошел прочь, насвистывая на ходу. Проститутка глотнула сидра и пригласила Алана войти.

Никто не назвал бы эту женщину красивой, и вела она себя как торговка на базаре, старающаяся показать товар лицом: зазывно улыбалась, поводила плечами, сверкала коленками.

Неужели его мать вела себя так же? Генрих говорил, что она была красива. Зависит ли красота от невинности и чистоты или это всего лишь случайный набор черт лица?

— Я только что спас сестру Хатумод от изнасилования, — сказал Алан, обращаясь к проститутке. — Они пытались затащить ее в кусты…

— Это наверняка лорд Дитрих, — отозвалась проститутка оглядывая леди Хатумод и осматривая ее синяки и ссадины. Хатумод стояла, понурив голову. Ей было стыдно, она чувствовала себя униженной. — Он уже переспал со всеми женщинами и теперь ищет кого-нибудь новенького.

— Ее можно как-то защитить?

— От лордов? — Проститутка усмехнулась. — Вы, «львы», по крайней мере честнее. Мы рады, если они в конце концов дают нам еду. — Не переставая говорить, женщина ощупала бедра и живот Хатумод. Алан отвернулся, чтобы еще больше не смущать бедняжку. Но та лишь вздохнула. — На сей раз ей не причинили никакого вреда. Но мы не можем многого сделать для нее, друг. Она немного повредилась умом, считая, что она из благородных, но в общем с ней все в порядке. Она совершенно не умеет заботиться о себе, у нее нет с собой ни еды, ни вещей, чтобы обменять на еду. Мы кормили ее за проповеди, но, по правде сказать, больше она ничего не умеет. Даже дыру в юбке залатать — для нее и то задачка.

— Я, наверное, смогу принести еды, — сказал он, тотчас уловив, к чему клонит женщина. — Но денег у меня нет. Я недавно среди «львов», а им платят два раза в год.

В эту минуту он ненавидел Жоффрея за то, что тот оставил его без гроша за душой. Раньше в его власти было помогать бедным и беспомощным, но сейчас он сам оказался в шкуре нищего.

— По ночам, когда у меня нет обязанностей по лагерю, я буду приходить и помогать. Ну… натаскать дров, поохотиться. Когда созреют ягоды, буду их собирать.

— Ты парень симпатичный, — заключила проститутка. — И говоришь ты хорошо. У меня есть двоюродная сестра в деревне Фельсинхем, ей нужен муж. Если парень хороший, она не станет возражать, что его месяцами не бывает дома. — Заметив, как он на нее смотрит, женщина поспешно продолжила: — Она не такая, как я, грешница и потаскуха. — Женщина произнесла эти слова так, словно вспоминая брошенное ей когда-то в лицо оскорбление. — Она хорошая девушка.

— Я не ищу жену, — мягко произнес Алан.

Хатумод за его спиной впервые заплакала.

— Ты нашел ее? — спросил Фолквин поздно ночью, когда Алан пришел на пост, располагавшийся неподалеку от поляны, где он спас леди Хатумод.

— Да, слава Господу, — отозвался Алан.

Ему больше всего хотелось улечься прямо на траву и не двигаться, не думать о Хатумод и остальных страдальцах, о которых надо заботиться. Пусть ими займется кто-нибудь другой.

— Она… — Но он не имеет права разглашать тайну леди Хатумод. — Ей здесь не место.

— Да никому из них тут не место, — согласился Фолквин. — У меня был родственник — красивый парнишка. И нашлись мужчины, которые стали ему предлагать, чтобы тот вел себя как девушка, за что они дарили ему всякие безделушки. Не знаю, может, ему хотелось разбогатеть таким образом или просто нравилось проделывать это. Так или иначе, его скоро убили в пьяной драке. Бедняга. — И Фолквин отправился спать.

Алан рассеянно потрепал Горе за ухо. Они уже десять дней на марше и сегодня разбили лагерь где-то между Фессом или Саонией, он не знал точно. Вообще он плохо ориентировался в этой части страны в отличие от других «львов», которым уже доводилось тут бывать. Они называли деревни и поместья, мимо которых проходили, знали, куда текут реки и где расположены броды. Один раз им пришлось переплавляться вплавь, хотя раньше на этом месте была налажена переправа. Наверное, во время весеннего половодья размыло брод, и повозки едва удалось втащить наверх. Но в общем лето делало их путешествие приятным и не очень утомительным. Обходилось без происшествий — разве что лошадь кого лягнет или зазевавшемуся солдату колесо телеги отдавит ногу. Пару раз мужчины подрались, а однажды из-за женщины вспыхнула настоящая поножовщина. Но по большей части здесь, в центральной части Вендара, жизнь текла спокойно и неторопливо.

Они вошли в лес, где повсюду торчали старые валуны, покрытые лишайниками и мхом, а высокие деревья закрывали небо. Среди них попадались такие великаны, что их стволы можно было обхватить только втроем или вчетвером. Только по межевым камням, стоящим вдоль дороги, и можно было судить о том, что когда-то здесь был оживленный тракт. Кто знает, может, по этой дороге когда-то даррийские генералы вели на бой своих солдат?

Сейчас Алан стоял на одном из таких камней, в нескольких шагах от него журчал ручей. В темноте Алан не видел его, только слышал плеск воды по камням. Инго сказал, что здесь — самое лучшее место для часового.

Хором пели лягушки. Потом неожиданно смолкли. В воде что-то плеснуло, и снова стало тихо. Вдали Алан разглядел фигуру другого часового — Лео, приятеля Фолквина. Он нервно переминался с ноги на ногу, похоже было, что ему не по себе. Хрустнула ветка, ухнула сова, сквозь листву, приглядевшись, можно было различить звезды. Алан не чувствовал ничего необычного, ветер дул с юго-востока. Как сказал Инго, им еще весь день предстоит пробираться по лесу, прежде чем они выйдут в долину реки Везер с укрепленными замками и крепостями, построенными во время правления короля Арнульфа-старшего для защиты от набегов племен редери и хельвети, нападавших каждую зиму. Теперь они приняли веру Единства и превратились в землепашцев, живя бок о бок с вендийскими лордами. Но в последние годы участились набеги куманов, которые вторгались на обжитые земли, грабили, убивали, а потом так же внезапно исчезали. Далеко на востоке лежали болотистые земли реки Одер, а оттуда уже рукой подать до Истфолла.

Война. Будет ли эта война отличаться от той, что вели между собой Генрих и Сабела? Легче ли сражаться с врагом, который так непохож на них и так жесток? Ведь даже воюя против эйка, которые никак не походили на людей, Алан не мог убивать.

Ему трудно было вспоминать тот день, когда он потерял графство Лавас и стал «Королевским львом».

Что скажут его товарищи, когда поймут, что он не может убивать?

Что если Повелительница Битв оставила его?

Ярость взвизгнула и лизнула его пальцы. В конце концов, какая разница? Он все равно будет сражаться наравне с другими, ибо присягал на верность королю, а если его убьют — что ж, значит, он обретет покой. Если же останется в живых, то не станет хуже, чем есть сейчас.

Надо только не думать о Лавастине и Таллии. Просто шагать весь день, разговаривать, выполнять обязанности по лагерю, есть и спать. Словно это другой Алан, а от прежнего осталось лишь тело да воспоминания о суде, о том, как он солгал Лавастину и разрушил все его надежды. Несомненно, Господь наказывает его за эту ложь. Но если бы можно было все повернуть вспять, Алан бы поступил точно так же, лишь бы услышать от любимого человека: «Хорошо».

Горе жалобно повизгивал. Алан вытер слезы тыльной стороной ладони и встряхнулся. Он знал, что слезы и сожаления не приводят ни к чему хорошему. Надо идти дальше, не оглядываясь назад.

Господи. Мальчик из деревни Осна, который мечтал стать «львом» и отправиться навстречу приключениям и войне. Мечта сбылась, когда он забыл о ней, когда лишился всего: дома и семьи, любимой женщины, отца, который любил его и доверял ему и который умер спокойно, зная, что передает земли наследнику.

Все разрушено.

Алан опустился на колени. Ему показалось, что вокруг него столпились какие-то люди.

… Он смотрел через плечо нового вождя Наммс Дейл. Здесь были все сыновья старого вождя, и вот один из них принимает на себя его роль. Как и Кровавое Сердце, он решает защититься от смерти и принимает имя Жестокий Удар.

Как и Кровавое Сердце, он говорит, что не боится смерти и предательства, потому что тот, кто попытается его убить, лишь обречет себя на гибель от проклятия.

Но, по правде сказать, только тот, кто на самом деле боится смерти и сомневается в собственных силах, решается прибегать к магии. Да, Кровавое Сердце отомстил тому, кто поднял на него руку, но проклятие — признак слабости, а не силы. И в конце концов Кровавое Сердце все же умер.

Сильная Рука смотрит, как Жестокий Удар достает небольшой кувшин, высеченный из гранита, — только камень может удержать яд ледяных червей. Внутри лежит всего одна крупинка яда, но этого вполне достаточно, чтобы убить любого.

Жрец Наммс Дейл достает пригоршню трав и бросает их на алтарь, где лежит личинка — длиной не больше человеческой руки и белая как снег. Одно движение когтя, и она мертва.

Только через смерть она может стать одним из Детей Скал, а не остаться навсегда собакой. В каждом гнезде находятся такие, кто предпочитает провести свою короткую жизнь в шкуре собаки, в отличие от братьев, которые ходят на двух ногах и умеют думать. Ведь только этим мы и отличаемся от животных. Когда гнезда открываются, личинки выползают наружу, а те, кто испугался жизни и решил остаться мертвецом, остается там, потому что мембрана не выпустит их…

До тех пор пока какой-нибудь вождь, испугавшись смерти, не решится прибегнуть к магии и обрести силу проклинать смертью своего убийцу.

Жрец железными щипцами вытаскивает из кувшина крупинку яда, и Жестокий Удар помещает ее в рот личинки.

В зале воцаряется тишина, все ждут и смотрят. Собрались тут и вожди других племен, которых Сильная Рука призвал свидетельствовать о возрождении вождя племени Наммс Дейл. На самом деле после победы Нокви он хочет узнать, кто из вождей остался с ним, кто умер, а кто отступился от него. Ему нужны союзники, чтобы разбить Нокви, а им нужен он, ведь только Сильная Рука сумеет уберечь их от судьбы марионеток, пляшущих по указке человеческих магов. Всем известно, что произошло с племенем Рикин, когда оно высадилось на Моэрине и альбанские колдуны заставили людей броситься в заведомо проигранную битву. Может, кое-кто из присутствующих и надеялся, что Сильная Рука погибнет, попав в ловушку Нокви, но этого не случилось. Теперь они понимают, что союз Нокви с альбанскими колдунами угрожает всем Детям Скал, и у них нет другого выхода, кроме как вступить в союз с племенем Рикин.

Личинка не подает никаких признаков жизни.

— На тебе проклятие, — неожиданно говорит Жестокий Удар.

— Нет, — спокойно отвечает Сильная Рука, и его голос слышен всем вождям. Восемь племен прислали представителей, но он не уверен, что этого хватит.

— На мне нет проклятия, — повторяет Сильная Рука. — Я не пользовался магией смерти, когда принял племя Рикин под свою руку. Любой мой противник, который достаточно силен и хитер, может попробовать убить меня.

Жестокий Удар смеется. Он рад, что Сильная Рука поддержал его, но его благодарность проявляется весьма своеобразно:

— Я с радостью последую за тобой, пока ты ведешь нас против Нокви. Но потом я убью тебя и займу твое место.

— Мы понимаем друг друга, — усмехается Сильная Рука.

Жрец бормочет что-то неразборчивое и выходит из-за алтаря. Как и все жрецы, которые непонятным образом продляют себе жизнь, он боится всего, связанного со смертью.

Возле неподвижно лежащей личинки ставят небольшой сундучок. Солнечный луч падает на мертвенно-бледное тельце, и оно вздрагивает — новый сосуд для яда ледяных червей, который несет смерть живому и жизнь мертвому, готов.

Жрец произносит полагающиеся слова, и Жестокий Удар перекладывает личинку в сундучок, который теперь будет носить с собой до самой смерти.

Алан вскрикивает и приходит в себя.

Но тут же понимает, что кричал не он.

Он снова слышит крик, крик о помощи. Раздается сигнал рога, Алан слышит возбужденные голоса и наконец окончательно приходит в себя. Он стоит на коленях возле ручья, опустив руку в воду. Он смотрит на воду и внезапно понимает, что ручей течет в другую сторону.

Алан видит ноги, обутые в сандалии. Прямо перед его носом покачивается обсидиановый наконечник копья. И хотя на небе нет луны, он отчетливо видит человека, стоящего перед ним: на его доспехах выгравированы дерущиеся звери. Светлые волосы, безбородое бронзовое лицо и темные глаза, которые, кажется, видели все на свете…

Алан понимает, что перед ним вовсе не человек.

Наконечник копья все еще маячит у него перед носом.

Алан слышит суету в лагере словно сквозь толстый слой ваты, а его гончие, которые нападают на любого, кто осмелится угрожать ему, сидят совершенно неподвижно.

— Я не убью тебя только потому, что тебе служат священные животные, — говорит принц. Теперь Алан его узнал, но тот вряд ли узнал Алана. — Уйди с дороги. Дай нам пройти.

До Алана доносится голос Тиабольда:

— Иди сюда, Алан! Господи! Сколько их тут!

Алан смотрит на войско, появляющееся за принцем. Они полупрозрачны, но их копья выглядят вполне смертоносно. Войско растянулось по дороге, и конца ему не видно.

— Кто вы? — спрашивает Алан. — Вы даррийцы?

— Я не знаю этого племени, — говорит принц. — Отойди в сторону.

— Если я отойду, вы уйдете, не причинив нам вреда? — Алан не уходит с дороги.

— Отойди, Алан! Мы будем стрелять! — кричит капитан Тиабольд, и по спокойному лицу принца Алан понимает, что тот не слышит ни слова.

— Нет, капитан! — кричит в ответ Алан. — Пусть уходят с миром. Они сражаются не с нами.

— Эти люди с тобой? — спрашивает принц.

Женщина рядом с принцем что-то говорит и поднимает лук, нацеливаясь на что-то за спиной Алана. Тот снова слышит голос капитана.

— Пригнись, Алан.

— Я не уйду, — решительно отвечает Алан, он осторожно переступает, стараясь не сойти со старой дороги. — Прошу вас, капитан Тиабольд, пусть они пройдут спокойно. У них нет причин для ссор с нами. — Алан поднимает руку в знак мирных намерений. — Где Лиатано, милорд принц?

— Она в сферах, — отвечает тот, и его глаза расширяются от удивления. — Откуда ты ее знаешь? В тебе есть что-то знакомое…

— Ступайте с миром, прошу вас, — говорит Алан. — Я клянусь своим Богом, Кругом Единства, что мы не причиним вам вреда. Я не хочу, чтобы между нами была война.

— Мы всегда воюем друг с другом. — Призрачная женщина сплевывает на землю.

— Нет, не торопись. — Принц кладет копье на дорогу. — У нас свои дела. Этот ийкия'пе прав. Нам ни к чему драться с ними.

— Не сейчас, — отзывается женщина. — Но если приливом нас отнесет обратно к берегу, лучше бы их было меньше.

— Ты не забыла об армии шанарет'зери, которая следует за нами по пятам? — Он поднимает копье, и колокольчики, привязанные к нему, тихо звенят. — Пусть будет так, ийкия'пе. Я клянусь Тем-Кто-Сияет, что до тех пор, пока вы не тронете нас, мы не станем нападать на вас. Но пока мое войско не пройдет, я буду стоять рядом с тобой, прижимая копье к твоему горлу, и, если ты солгал, ты умрешь.

Алан сходит с дороги.

— Пусть будет так. Капитан Тиабольд, прошу вас, прикажите людям оставаться на местах. Пусть это войско пройдет, и мы не станем сражаться.

— Послушайте его, друзья, — раздается женский голос, и Алану кажется, что это та самая белокурая «орлица». — Думаю, он видит больше, чем мы.

— Всем оставаться на местах, — приказывает Тиабольд, — никому не браться за оружие.

По цепи «львов» прошла команда, и все остановились, ожидая, что же будет дальше. Мимо проходила призрачная армия. Принц стоял рядом с Аланом, не сходя, впрочем, со старой дороги. Теперь впереди шла женщина, ее кираса точно так же была украшена зверями, но вместо меча на поясе висел небольшой кинжал.

— Господь милосердный, — выдохнул Тиабольд. Судя по всему, он стоял в нескольких шагах от Алана. — В жизни не видел женщины прекраснее… Если бы после ночи наслаждения она всадила мне в сердце кинжал, я умер бы счастливым.

Поднялся легкий ветер, словно его создавали те, кто проходил мимо. Воины шли по дороге в колонну по двое, плечом к плечу. Помимо металлических доспехов на них были только перья и бусы, все их оружие, казалось, сделано из камня, только стрелы, больше всего напоминавшие короткие копья, были выточены, по-видимому, из кости. В середине колонны прошли несколько бронзовокожих детей и подростков, у каждого в ухе сиял изумруд. Алан смотрел на проходящих людей, и вдруг он понял, что его ноги стоят не на земле: под ним не сгибалась трава, не оставалось отпечатков в грязи.

Потерянные находились не совсем в этом мире. Как, впрочем, и он сам.

Некоторые солдаты испуганно вскрикивали, опасаясь, что тени эльфов могут утащить их с собой.

— Откуда же вы? — спросил Алан у принца, когда на дороге показались последние солдаты. Они шли, не замечая его. — И куда вы идете?

— Когда мир изменился, мы оказались между двумя сферами. Нас смыло в море и унесло туда, где земля все время трясется под ногами. Но я почувствовал приближение прилива — он возвращается. Может, прилив снова вернет нас на землю. И тогда мы сможем отомстить.

Принц шагнул вслед за последним солдатом.

Занялся рассвет, раздался крик петуха, и тонкий серп месяца растаял в солнечных лучах.

Эльфы исчезли.

Теперь Алан не чувствовал ветра, который веял на него справа, когда солдаты проходили по дороге. Ручей снова потек по-прежнему — на северо-восток, в лес. Хотя, возможно, ему все это только приснилось.

— Что это было? — вопросил капитан Тиабольд, когда все пришли в себя и загомонили.

— Капитан! Капитан! — подбежал к нему кто-то из солдат. — Там Лео. Он стоял на страже в лесу. Его ранили эльфы, он весь горит!

Алан пошел вслед за капитаном Тиабольдом, белокурой «орлицей» и толпой «львов», которые при свете дня стали куда храбрее. Не видно было и следа дороги, по которой сегодня ночью прошла целая армия.

Лео, обычно немногословный, сейчас держался рукой за правое плечо и беспрестанно бормотал.

— Нет-нет, — говорил он, пытаясь оттолкнуть кого-то невидимого. — Нет. Тише, они услышат, что вы идете.

— Надо осмотреть его рану, — сказал Тиабольд. Он так и не снял шлем, но Алан видел его изувеченное ухо. — Я думал, мне это приснилось, — пробормотал капитан, покосившись на Алана. — Только сейчас, когда услышал, что он говорит, понял, что все случилось на самом деле. Это да слова Ханны… — Он покосился на «орлицу», которая в спешке не успела надеть свой пояс. — Ты так уверенно говорил…

Он покачал головой и нахмурился. Похоже, он сожалел, что ему пришлось принять нового солдата по приказу Генриха.

— Многие видели странные вещи в последние дни, — сказала «орлица».

«Львы» заговорили все сразу, обсуждая случившееся. Лео стонал и отбивался от троих товарищей, которые прижимали его к земле, пытаясь снять плащ, чтобы осмотреть рану.

— Тихо. — Алан присел на корточки рядом с раненым и положил руку ему на лоб. — Господь тебе поможет, но нужно немного потерпеть. Лежи тихо.

Лео снова застонал и потерял сознание.

В плече не было никакой стрелы, лишь крохотная дырочка, от которой тянулись красные полосы, кожа возле них покраснела и припухла. Алан прильнул к ранке губами и принялся высасывать яд. Он сплевывал на землю, а потом снова отсасывал кровь.

— Моя тетушка всегда говорила: от эльфийской стрелы нет лучшего средства, чем молитва и хорошая еда.

— Может, твой лекарь знает какие-нибудь другие средства, — обратилась Ханна к Тиабольду. — Я слышала, что в таких случаях помогают припарки из лесных червей.

— Никогда не видел ничего подобного, — признался Тиабольд. — Хотя я служу «львом» уже десять лет. — Он смотрел только на Алана. — Ты говорил с ними, но я не слышал их слов. Я видел лишь тени, тени Потерянных. Как ты можешь говорить с духами?

— Ну, Алан. — Фолквин с Инго пробились через толпу и подняли Лео. — Давайте отнесем его в лагерь.

— Можно устроить его на какой-нибудь повозке, — предложил Инго, оттесняя Тиабольда. — Думаю, до ночи мы уже выберемся из леса.

Так и получилось. К вечеру они вышли на опушку и с холма увидели вдали реку Везер, до которой оставалось каких-нибудь полдня пути. Как ни странно, Лео стремительно шел на поправку, а за ужином съел столько, что товарищи стали над ним подшучивать, говоря, что остальным придется голодать ради того, чтобы удовлетворить его аппетит. Никто не говорил о ночном происшествии и об участии в этом Алана. По крайней мере в его присутствии.

Алан так устал, что не мог заставить себя проглотить ни крошки. Он завернул в тряпицу хлеб и сыр и пошел на поиски леди Хатумод. Нашел он ее довольно быстро. Она сидела под деревом и пыталась зашить прореху на юбке. Он подошел поближе и тихонько кашлянул, давая ей знать о своем присутствии. Она вздрогнула и уколола палец.

— Прошу прощения, леди Хатумод, — произнес он. — Я не хотел напугать вас.

— Ничего, милорд, — сказала она. Из пальца шла кровь, и она, не задумываясь, лизнула ранку.

— Вы должны поесть, леди Хатумод, иначе у вас совсем не останется сил. — Он протянул ей хлеб и сыр. — Нельзя поститься и идти весь день. По правде сказать, я не поделился хлебом с нищими, но у меня слишком мало еды, чтобы накормить всех.

— Этого вполне достаточно, если хлеб подаете вы, милорд. — Она смотрела на него с каким-то странным выражением.

С ней бесполезно было спорить. Алан подумал, скольких нищих она видела в жизни, прежде чем отправилась в путь со «львами». Похоже, в ее душе жила вера в то, что госпожа Удача заботится обо всех душах на земле. Интересно, это действительно вера или просто наивность?

Алан ушел. Он взобрался по каменистому склону, то и дело спотыкаясь, — в надвигающейся темноте он не видел тропы. Впереди раскинулась долина, он чувствовал лес за своей спиной, тот хранил тайны и шептал о них ветру. Интересно, принц и его солдаты шли в лес или из леса? Сейчас Алан не мог точно вспомнить, да и вообще теперь ему все казалось сном.

Но сегодня в самом воздухе было что-то непривычное. Иногда сны становятся явью, а явь — сном.

Пели сверчки. В темноте ухала сова.

Когда Алан закрыл глаза, то увидел Сильную Руку, который выходил в море на своем корабле.

Что-то должно произойти. Он собрал союзников и корабли и теперь выяснит, кто сильнее — он или Нокви. Победителю достанется все, а побежденного сбросят в море.

В новом зале Наммс Дейл недавно построенные стены еще сочились смолой, а в воздухе витал аромат сосны. У него кружилась голова. Неужели его мечты станут явью, а явь превратится лишь в слабый сон?

Он знал здешние воды как свои пять пальцев. Здесь он и его советники — четыре воина его племени, двое из племени Хаконин и двое людей-рабов — будут держать совет, сюда морской народ пришлет своего представителя. Здесь, где не властны ни море, ни земля, никто не будет иметь преимущества.

Алан идет вниз к лагерю «львов», к палаткам проституток. Повсюду горят факелы и масляные лампы. Он чувствует запах жареного мяса.

У костра оборванный мальчишка крутит вертел, на который насажен кусок оленины, рядом сидит леди Хатумод, в ее руках единственное достояние — книга святых псалмов. Возле огня расположились слушатели — это нищие, оборванцы и несколько «львов». Алан чувствует, что скоро что-то случится. Он видит, как к костру направляются лорд Дитрих и его клевреты, здоровые широкоплечие парни. Они проталкиваются вперед и усаживаются у огня.

Он быстро идет вперед.

— Они обижают вас? — спрашивает он Хатумод, ухватив ее за рукав.

— Нет, милорд, — удивленно отвечает она. — Они сделали то, что вы им велели. Они нашли свое место. Теперь они хотят послушать проповедь.

В сумерках камни, стоящие на склоне холма, казались стражами, которые наблюдают за Санглантом и Лиат. Чего они ждут? После фиаско в старом доме они несколько раз пытались найти ту тропинку, но безуспешно. Джерна по-прежнему кормила Блессинг, но теперь совсем не разговаривала. Должно быть, Анна отняла у нее голос.

Лиат ждала, когда в небе появятся звезды, и задумчиво вертела в пальцах золотое перо, полученное от колдуна Аои. Она чувствовала, что в камнях таится какой-то секрет, а люди, которые называли себя ее учителями, вовсе не спешили открывать ей эту тайну. Лиат прижала Блессинг к груди. Малышка мирно спала, и Лиат поцеловала ее темные волосы. Девочка засунула пальчик в рот.

Лиат почувствовала, как по шее пробежал холодок — то ли ветер, то ли прикосновение одного из слуг. Может, Джерна? Но Лиат не обернулась.

Каменный круг в Берне больше походил на овал. Лиат обошла корону, но не смогла обнаружить какую-либо зависимость между движением звезд и расположением камней.

Но наблюдения могут ей помочь.

Она услышала шаги и на этот раз оглянулась, спрятав перо за пазухой.

Санглант нес на плече топор. Он опустил его на землю, поцеловал жену, потом ребенка. Лиат вздрогнула — не от холода, а от страха — и слегка оттолкнула его.

— О Господи! — пробормотал он.

Но Санглант и наполовину не испугался так, как она. Они и так уже натворили много такого, чего делать не следовало. Лиат не хотела сейчас снова оказаться в положении.

— Это неестественное возвышение, — сказала она, показывая на холм у себя под ногами. — Зато отсюда можно смотреть на каменную корону сверху. Я словно стою перед ткацким станком, и не имеет значения, что камни образуют неправильный круг… — Лиат погладила Блессинг по голове и, достав перо, начала показывать им. — Видишь?

Санглант молча смотрел на нее. Лиат чувствовала, как ее тянет к мужу, — тело жило своей собственной жизнью. Но после ее выздоровления именно Санглант сказал, что вторая беременность сейчас ни к чему, особенно если учесть, что при возможности им придется бежать, а в положении бегать не так-то просто.

Иногда она думала: грех ли ненавидеть женщину, которая привела ее сюда и посадила в клетку, лишь немногим отличающуюся от той, что создал для нее Хью? Какое имеет значение, что эта женщина никогда ее не била?

— Они предали меня, — сказала она, понизив голос. Лиат знала, что слуги были повсюду, что в долине невозможно ничего сохранить в тайне, тайны были только от нее.

Но Лиат была слишком сердита, чтобы думать об осторожности.

— Я думала, что смогу здесь спокойно учиться, но это не так. Я для них всего лишь инструмент. Как я могу доверять им, если моя мать пыталась убить тебя? Я не могу оставить на них Блессинг, потому что они попытаются убить и ее тоже. Я никому из них не верю. Они все лгали мне.

— Я тоже тебе лгал. Я не сказал о своих подозрениях, о том, что узнал.

— Нет. — Лиат покачала головой. — Не сравнивай себя с ними. Ты пытался защитить меня. Ты ждал, пока я достаточно окрепну, чтобы действовать. — Она с горечью рассмеялась. — Мы окружены со всех сторон. Даже у деревьев есть уши, и они вполне способны выдать нас.

— Я вижу какой-то свет, — неожиданно произнес он.

— Должно быть, когда на камень падает свет какой-нибудь звезды, корона камней оказывается вплетенной в жизнь Вселенной, и тогда… Не знаю, что происходит тогда. Но я знаю, что это врата, которые перенесли нас сюда. Через них можно переноситься в другие места.

— Значит, когда ты поймешь, как вплести эти камни в линии планет и звезд, мы сможем уйти отсюда?

— Думаю, все не так просто, — печально улыбнулась Лиат. — Прежде всего, эта корона ограничена, потому что горизонт закрыт горами, и в моем распоряжении лишь небольшой кусок неба. Во-вторых, я не знаю, когда возвели эти камни. Если их воздвигли за последние двадцать лет, то положение звезд почти не изменилось, но если их поставили Аои, то изменилось расположение звезд и планет и время их прохождения через определенные точки. Звезды движутся быстрее, чем горы.

— Но ты говорила, что есть постоянные звезды…

— Нет-нет, — Лиат закашлялась. — Разве я не объясняла этого раньше? Они постоянны по отношению друг к другу. — Она снова начала показывать пером. — Видишь, на востоке поднимается созвездие Кающегося, точнее, на северо-востоке. В это время года, да вообще в начале ночи, на небе мало ярких звезд, но Корона Звезд — ты знаешь, семь звезд — появится позже, хотя я не уверена, что отсюда ее можно увидеть. А вот прямо над нами — Небо Королевы. Летнее небо вообще так называют, потому что, когда она скачет по небу, появляются и Меч, и Корона. А вон те три яркие звезды…