Интересно, какие записи появятся здесь в будущем?

В последние месяцы 729 года: в женском монастыре святой Екатерины от голода умерла королева. В 731 году: королева была убита своим мужем, лордом Айронхедом, после того как родила ребенка, который имел право стать правителем государства. Айронхед стал регентом при младенце.

Могут ли они доверять Хью? Можно ли воспользоваться волшебством, спасая собственные жизни? Может, он говорит правду?

Что есть история? Лишь запись о том, что произошло в каком-то месте. Им не из чего выбирать. Может, так и должно было случиться? Она искала подтверждение этому во многих книгах, училась читать между строк, анализировать примечания на полях. Все это Росвита делала, чтобы ее «История вендийского народа» стала наиболее ясной и понятной. Всегда оставалось что-то, что ей еще только предстояло узнать.

Как говорят, самое простое порой оказывается самым сложным.

Случайно ей на глаза попался текст о смерти императора Тейлефера, сопровождаемый заметками на полях, постепенно переходящими в подробный рассказ. Эта информация, на первый взгляд, не имела смысла: в записи о благородных семействах вплелись странные пометки:

«Харсфорд в герцогстве Фесс, семь камней; Крона в герцогстве Авария, девять камней; Новомо в графстве Тускерна, одиннадцать камней; Терса в герцогстве Фесс, восемь камней».

Росвита слышала, как где-то скребутся мыши. Но тут отворилась дверь в библиотеку.

— Сестра Росвита, можно? Надеюсь, что не помешаю вам.

Росвита отложила рукописи в сторону и улыбнулась:

— Мне показалось, бегают мыши, а потом я вспомнила, что здесь нет мышей. — Она поднялась и подвинула стул, предложив матери Облигатии сесть.

— Мышей у нас предостаточно. Большинство из нас и есть мыши, ползающие взад-вперед.

— Вы верно подметили, матушка.

— Конечно, пути королев и принцев давно известны нам. — Ее рука легла на «Житие святой Радегунды», которое лежало рядом с законченной копией. Рукопись переписывала сестра Петра, но сейчас ее не было в библиотеке. — Что вы решили, сестра Росвита?

— Пока что ничего. У меня возникло еще больше вопросов. Всему виной мое чрезмерное любопытство. Это бремя, данное мне Господом. «Монастырь святого Тьери, герцогство Аркония, четыре камня». Этот монастырь, по-моему, находится недалеко от замка графа Лавастина, не так ли?

— Вы правы, — ответила Облигатия, даже не заглянув в книгу. — Я воспитывалась в монастыре святого Тьери. При этом я никогда не видела Лавастина. Кто сейчас там правит?

— Граф Лавастин, сын Чарльза, внук старшего Лавастина. Его наследник — воспитанный, серьезный молодой человек, лорд Алан. Должна заметить, что он внебрачный ребенок и был принят как наследник только два года назад.

— Вы замечательно знаете историю. У Лавастина не было законных наследников?

— Его дочь от второго брака умерла. А вот еще, — она провела пальцем по странице, — это возле харсфордского монастыря. — Росвита открыла начало книги. — Семь камней, как и здесь. О Господи, Виллам потерял там сына, мальчик пропал среди камней.

— Он умер?

— Не знаю. Молодой Бертольд исчез вместе со своими друзьями. Никто не знает, что с ним случилось, но я всегда предполагала, что он забрел слишком далеко в развалины, и его убили. Теперь не знаю, что и думать. Бедный ребенок. Он мог стать хорошим историком.

— Это так ужасно — пережить своего ребенка.

— Там были каменные короны, не так ли? Когда король Генрих еще был молодым принцем, он потерял в Терсе свою возлюбленную из народа Аои, которая родила ему сына, Сангланта. Она также исчезла среди камней. — Росвита пролистала книгу, нашла нужную страницу и начала читать вслух: — «Бриенак в поместье лорда Жозелина в Салии, семь камней. И еще семь камней в руинах Картиако». Я не знала, что каменных корон так много.

— Да, и никто не знает точно, сколько их. Узнаёшь, только когда видишь. То, что на виду, найти труднее всего.

— Они были построены сотни лет назад, еще до становления Даррийской империи. Летописцы уже тогда считали их очень древними. Они полагали, что миллионы лет назад на земле обитали великаны. Никто не знает, как появились эти каменные короны и кто их построил.

— А вы как думаете, кто их создал?

— Возможно, и в самом деле великаны. Но если это были люди таких внушительных размеров, тогда почему мы ни разу не нашли дворцов, замков, где бы они жили? Я думаю, лорд Хью прав, это дело рук Аои. — Росвите было трудно об этом говорить: если слова Хью окажутся правдой, то у нее уже не будет морального права осуждать его. — Но даже если это и так, их секреты безвозвратно утеряны, и мы об этом никогда не узнаем.

В стенах монастыря царили тишина и покой, солнце уже скрылось, и стало совсем темно. Росвита осознала это, взглянув на летопись женского монастыря и не сумев разобрать буквы.

— Я не хочу, чтобы мои тайны ушли в могилу вместе со мной, — сказала мать Облигатия. Она погладила Росвиту по голове. — Я хранила их в своем сердце много лет, но эта книга — знак. — Она наугад открыла «Житие святой Радегунды» и начала читать: — «Когда придворные дамы прибыли в Баральх, они привезли с собой одежду из тончайшего шелка страны Катай, вышитую золотыми и серебряными нитями. Но благословенная Радегунда не стала носить эту одежду, она не желала предстать перед императором в одежде, украшенной золотом и серебром, а хотела прийти в бедном платье, вытканном из листьев крапивы. И женщины испугались. Они боялись, что гнев императора обрушится на них за то, что они привели Радегунду в платье, достойном нищенки, а не королевы. Но даже в нищей одежде Радегунда была прекраснее всех, и даже суровые собаки императора склонились перед ней, признавая ее святость».

Голос Облигатии дрогнул. Она закрыла глаза. Судя по всему, даже небольшое усилие утомило ее. На лице матушки появились морщины, но кожа оставалась такой мягкой и белой, словно она большую часть своей жизни провела в помещении. Ее руки были как у благородной дамы, нежные, мягкие, без мозолей, но до сих пор сильные.

— Брат Фиделиус провел последние дни своей жизни в монастыре в Харсфорде, — сказала Росвита, чувствуя, что книга всколыхнула в Облигатии бурю эмоций. О чем матушка думала в тот момент? — Должно быть, ему исполнилось не меньше ста лет, когда я последний раз разговаривала с ним. Он отдал мне книгу перед самой смертью. Это был последний подарок в его жизни, последнее свидетельство.

— Действительно, это было его свидетельство, — проговорила Облигатия сдавленным голосом. — Я живу на этом свете достаточно долго, и в конце своей жизни я хочу понять то, что брат Фиделиус понял давно…

— Вы говорите загадками, матушка, — ровно произнесла Росвита, но сердце у нее сильно билось.

— Мне кажется, тем летом я попала под влияние чьих-то чар. Он годился мне в отцы, ему уже исполнилось пятьдесят, а мне было около пятнадцати. Он был добр, но всегда печален, а я была совсем одна в мире. Послушницам монастыря святого Тьери никогда не позволялось покидать стены обители. Меня вырвали из единственного родного мне места на земле и отправили в Салию. Я едва понимала их язык. Я дала клятву послушницы, ведь ничего другого в тот момент в жизни и не знала. Те клятвы были достаточно просты, чтобы от них отказаться.

— «И согрешил я грехом великим», — пробормотала Росвита, вспоминая дверь, сделанную из каких-то веток, связанных между собой. Лачуга брата Фиделиуса была настолько убога, что наверняка зимой ветра пронизывали ее насквозь. Она вспомнила его шепот: «И возлег с женщиной». Мысль была слишком кощунственна, чтобы произносить ее вслух, но Росвита не могла совладать со своим любопытством: — Вы спали с ним?

Облигатия побледнела. Придя в себя от такого дерзкого и неуместного вопроса, она усмехнулась:

— Вы проницательны.

— Простите, я не хотела никоим образом вас обидеть и оскорбить. Просто он сказал, что до сих пор любит ее.

На глаза матери Облигатии навернулись слезы, но она превосходно держала себя в руках.

— Нет, мы не согрешили. Он не дотрагивался до меня, пока не отказался от своих монашеских клятв, пока мы не поклялись друг другу перед Господом быть верными в браке. Мы вынуждены были уехать, чтобы начать новую, счастливую семейную жизнь в другом месте. Мы оба были подкидышами. Нам некуда было податься, кроме как в монастырь. Он предполагал, что нам разрешат там остаться в качестве рабочих. Сейчас я понимаю, как мы тогда ошибались. Конечно, всем все стало ясно, когда уже невозможно было скрывать мою беременность. Аббатиса была в ярости, она обвиняла нас в том, что мы опорочили женский монастырь, основанный святой королевой, которая только недавно умерла. О Господи, физические страдания ничто по сравнению с тем, что они потом сделали со мной. Они отобрали моего ребенка, едва он родился. Хвала Владычице, я успела разглядеть, что это была девочка. Больше я о своей дочке ничего не слышала и ни разу не видела Фиделиуса с того дня. Наверное, его заперли в темницу. Я не знаю, что они с ним сделали. Мне было ужасно одиноко. Если вы любили, Росвита, то знаете, что одиночество — это самое жестокое наказание на земле, какое только может быть.

Позже меня приняли в женский монастырь в Вендаре. Я поклялась, что буду вести себя тихо, и меня заперли в келье отшельницы, но я оттуда сбежала. Я не находила себе места, уже не могла жить наедине с собой, со своими мыслями. Все дни слились в один, я потеряла счет времени. Я больше не могла ничего слышать, даже пение птиц раздражало. Я блуждала по лесу, питаясь ягодами и травой. Наконец я набрела на поместье Ботфельд. Меня приняли туда в качестве гувернантки для дочерей хозяев, я учила их даррийскому языку. Рядом с поместьем находился женский монастырь святой Фелисити, им управляла женщина, с семьей которой мои хозяева враждовали, поэтому и не могли просить учительницу из монастыря. Я обучала девочек чтению, письму, счету.

Вскоре в поместье появился молодой человек, племянник хозяйки имения. Он сходил с ума по мне. Мне же хотелось любви и ласки, как растению воды. События развивались стремительно. Он настаивал, чтобы я вышла за него замуж. Он был добрым человеком, а кроме того, владел небольшим наделом земли. Я умела себя вести и была образованна, поэтому нам разрешили пожениться. Через некоторое время у нас родился мальчик. Мы дали ему красивое имя — Бернард, в честь умершего отца моего мужа. Вскоре мой муж умер, затем не стало и его тети. Полновластной хозяйкой имения стала сестра этой прекрасной женщины. Она сразу невзлюбила меня, отобрала моего ребенка и отдала его в монастырь — ей было жалко тратить на него деньги.

— Как жестоко, — пробормотала Росвита.

Облигатия словно не слышала Росвиту, продолжала рассказывать. Это был настоящий крик души, человек, молчавший всю жизнь, изливал наболевшее. Слова были заперты в ее душе, как она сама была заперта в стенах монастыря.

— Мне пришлось уйти в женский монастырь святой Фелисити. Но и там несчастья поджидали меня — никому не нравилось, что когда-то я работала и жила у Ботфельдов. Однако Господь послал мне еще одного хорошего человека в жизни. Это был «орел», фаворит короля Арнульфа, который как-то останавливался в монастыре. В то время в мои обязанности входило обслуживать гостей за столом, но делать это я должна была с повязкой на глазах, мне не позволялось их видеть. Но я была любопытной, а он чересчур болтливым. Спустя четыре месяца аббатиса получила письмо от короля, в котором ей было приказано отправить меня учиться в Майни.

Там я училась целый год. Потом этот «орел» по пути в Дарр вместе со священниками заехал ко мне в школу. Они забрали меня с собой, чтобы отвезти к госпоже иерарху При переходе через ущелье святого Виталия я упала с лошади, и, чтобы спасти мне жизнь, меня доставили сюда. Мать Аурика приняла меня с одним условием, что по выздоровлении я вернусь обратно. Спустя два месяца у ворот монастыря оставили новорожденную девочку, которая выросла в сестру Люсиду. Я заботилась о ней. Я бы не пережила, если бы меня лишили и этого ребенка, хоть и не родного. Тогда мать Аурика согласилась пойти на обман: мы отправили письмо, сообщив, что я умерла от заражения крови. Я изменила свое имя с Лаврентии, как меня нарекли в монастыре святого Тьери, на Облигатию. В тот миг я поняла, что Господь простил мои грехи, раз позволил заботиться о девочке. Это произошло сорок лет назад.

История казалась такой невероятной, что Росвита долгое время не могла прийти в себя.

— Расскажите мне подробнее про «орла» Вулфера.

— А! — У Облигатии загорелись глаза, она немного повеселела. — Так его и звали! Как я могла забыть его имя? Я видела его год назад во дворце госпожи иерарха в Дарре. Естественно, он постарел. Я буду помнить его до конца жизни, ведь он спас меня от нищеты.

— А что вы делали в Дарре? — Росвита обнаружила, что уголки пергамента слегка загнулись, и она расправила их.

— Существует традиция, согласно которой преемница умершей аббатисы путешествует в Дарр, где ее благословляет госпожа иерарх. Я жила во дворце целую неделю, прежде чем мать Клементия дала мне аудиенцию. И когда во дворце появился «орел», он рассказал историю епископа Антонии из Майни и изложил обвинения в колдовстве, выдвинутые против нее. Мать Клементия наказала ее отлучением от Церкви. Честно говоря, Росвита, я очень боялась за своих воспитанниц, которые остались здесь одни. Что если бы нас обвинили в колдовстве из-за чудовища, которое появляется в каменной короне? Все описано в летописях, и про дэймона тоже. Как вы уже знаете, Росвита, у них достаточно доказательств. Я вернулась из Дарра, ничего не рассказав.

— Вы считаете, что нужно последовать совету Хью из Австры?

— Я знаю, каково оказаться без роду и племени и вдобавок отданной на милость власть предержащих. Мы приютили Адельхейд в монастыре много лет назад. Она была милым, храбрым, веселым ребенком. Я постараюсь помочь ей, я сделаю все, что в моих силах.

— Но Хью может узнать вашу тайну и в дальнейшем использовать против вас.

Облигатия встала и оперлась рукой о стену библиотеки. Стена была до блеска вымыта, на ней были нарисованы ромбы, один внутри другого. Это походило на какую-то загадку. Росвита не могла себе представить, как можно было сорок лет прожить внутри этих стен. Только на террасе видишь солнце во всей его красе. Сама Росвита привыкла, что каждую минуту что-то меняется — в путешествиях ни один уголок не похож на другой, даже одну реку нельзя перейти дважды, потому что каждый раз она становится новой.

— Теперь он в любом случае все знает, — спокойно сказала Облигатия. — Прошлым летом один человек просил разрешения остановиться у нас на ночлег. Это непривычно для нас. Если путники перебрались через перевал святого Виталия, то они, разумеется, могут помыться и переночевать в нашем монастыре. Но не забывайте, что мы ведем уединенный образ жизни. Каждая из нас хотела обрести покой.

— Тем не менее, когда приезжают гости, если верить летописям, вы всегда интересуетесь, знают ли они что-нибудь про каменные короны.

— Любопытство — один из пороков человечества. Не многие могут справиться с ним. Я спросила у путешественника, кто он такой. Он представился братом Маркусом. И еще. Он назвал меня старым именем, тем именем, которое я попыталась забыть, выбрав жизнь в этом монастыре. Он назвал меня Лаврентией. Как он мог узнать об этом, ведь он намного моложе меня?

— Вспомните, кто знал, что вы живете здесь?

— Только «орел» Вулфер.

— Возможно, кто-то еще видел вас во дворце госпожи иерарха. Может быть, там были люди, с которыми вы путешествовали на юг сорок лет назад?

— Все эти годы я не видела ни одного человека из своей прошлой жизни. Мать Аурика давно умерла. Мои монахини знают меня только как Облигатию. «Орел» — единственный человек, который связывает меня с прошлой жизнью. Однажды мне показалось странным, что он приложил столько усилий, чтобы я не попала в монастырь святой Фелисити много лет назад. Зачем этот молодой человек приехал сюда? Откуда он узнал мое первое имя? Что еще он знает обо мне?

«Она в наших руках», — вспомнила Росвита.

— Вулфер был изгнан от двора короля Генриха много лет назад. Хотя во время правления короля Арнульфа он был фаворитом и знал намного больше, чем обычный человек. Я собственными глазами видела, как он говорил через огонь. Это еще называют даром «орлов» — орлиным зрением. Этот брат Маркус называл хоть какие-нибудь причины, почему он искал вас?

— Нет. Но я признаю, сестра, что была сильно напугана. Я очень боялась ту женщину, которая выгнала меня, ребенка, из монастыря святого Тьери. Мне снились кошмары, казалось, она преследует меня и никогда не оставит в покое. Мне теперь кажется очень странным, что в салийском монастыре, где женщинам и мужчинам не позволялось общаться, мне удалось найти тропинку в сад и завязать отношения с монахом.

— Жизнь — непредсказуемая вещь. Вы понимаете, что все могло закончиться для вас самым печальным образом?

— Я стараюсь не думать об этом. Росвита, а я вам не говорила, кто провожал меня в Варре, кто забирал из монастыря святого Тьери? Это была сестра Клотильда.

— Та самая Клотильда, которая была служанкой у Радегунды, а позже ее помощницей?

— Именно. Я никогда не сомневалась в ее добром отношении к Радегунде. Клотильда могла быть милой, но если кто-то ей мешал, она с легкостью ставила его на место. Все ее страшно боялись.

— Кроме вас, конечно. Она опекала и заботилась о новичках, прививала им духовные знания…

— Нет, сестра. Она знала обо мне все. Она была свидетельницей нашего брака, она сделала все возможное, чтобы нам вообще разрешили связать себя брачными узами. Поэтому я и рассказываю вам это. В молодости эмоции переполняли меня, я не могла здраво рассуждать. Брат Маркус пробудил во мне воспоминания, которые я старалась не ворошить. Теперь я вижу то, что мне не дано было понять долгие годы. Сестра, вы историк. Я доверяю вам свои тайны, поскольку думаю, что вы сумеете найти ответ, почему моя судьба так сложилась. Наверное, они оставили меня в живых, считая, что я ни о чем не знаю.

— Или потому что думали, что вы мертвы.

Матушка улыбнулась, но ее глаза были полны непролитых слез.

— Я вам поведала самое сокровенное, теперь вы знаете обо мне все. С моей души будто камень упал. Хвала Господу, я осмелилась поделиться с вами, а то думала, что унесу свои секрет в могилу. Я потеряла своих родных детей, потому что была беспомощна и некому было защитить меня. Зато сейчас я управляю небольшим женским монастырем, где всего-то шесть монахинь и помощницы. Нам приказано хранить тайны этого монастыря. Подобного правила придерживаются в монастыре уже несколько столетий. Интересно, помнят ли госпожа иерарх и ее советники об этом?

— Матушка, мне выпала великая честь выслушать вас. Спасибо за оказанное доверие.

— По-моему, я только прибавила вам проблем. Вы свободный человек, у вас есть свое мнение, здравый ум и доброе сердце, сестра. Я прошу вас выяснить, откуда появился брат Маркус, зачем он приезжал к нам и откуда он знает мое первое имя, Лаврентия, от которого я давным-давно отказалась.

Скала приглушала все живые звуки. Росвита привыкла к скрипу телег ломовых извозчиков, ржанию лошадей, шуму осеннего дождя, пению птиц, запахам. Здесь она не могла даже различить беготню мышей. Лорд Джон и его люди могли бы быть и в сотне миль, и в двух шагах, она бы их не услышала. Что делает лорд Хью? Он до сих пор молится? Простит ли Господь его грехи? А ей? Ей Он простит грехи?

— Еще так много всего, что необходимо узнать.

Росвита закрыла «Житие». Фиделиус обладал потрясающим даром великолепно писать книги; даже сестра Амабилия не нашла ни малейшего изъяна. Он писал о разных вещах. «Птицы поют о ребенке по имени Санглант». Росвита вспомнила о Лиат и спросила Облигатию:

— Матушка, вы когда-нибудь слышали о Семи Спящих?

— Конечно. Святой Эзеб рассказывает о них в своей книге.

— А кроме этого еще что-нибудь знаете?

— К сожалению, нет. А почему птицы поют о Сангланте? И кто понимает их язык?

— Не знаю. «Мир разделяет тех, что должны быть едины». Как вы думаете, матушка, Фиделиус вспоминал о вас, когда писал эти слова? Я считала, что эти строки посвящались Радегунде, ведь он жил в монастыре более пятидесяти лет, пока она не оставила этот мир. Фиделиус не знал другой жизни, без нее.

— Конечно, он написал эту книгу уже после того, как я ушла из его жизни. Должно быть, он раскаялся, если вновь обратился к церкви и стал отшельником.

— Или у него не было выбора. Свою старость он прожил далеко от Салии. Единственным его недостатком являлось любопытство.

Матушка нежно улыбнулась, вспомнив свою молодость.

— Действительно, он был очень любопытным человеком. — В этот момент Росвите почудилось, что перед ней пятнадцатилетняя девушка, которая сумела очаровать пожилого монаха. Настоятельница тяжело вздохнула, понимая, что прошлого не вернуть. — Господь пожелал, чтобы я провела свою жизнь в молитвах. До конца дней моих я буду мучиться, не зная, что с моими детьми. Господь прощает меня, сестра. Но мне не нужно его прощение. Я хочу знать, что стало с моими детьми. Я не хочу влиять на ваше решение, мне безразлично, осуждаете ли вы себя за общение с колдуном. Я всего лишь хочу предостеречь вас: лорд Джон может захватить вас или дорогих вам людей в плен. Вы можете всю жизнь провести в его тюрьме и умереть в Аосте. В таком случае как вы узнаете правду?

— Вы полагаете, путешествовать при помощи каменных корон возможно?

— Я не знаю наверняка, но могу поделиться с вами тем, что думали мои предшественницы. Они свято верили в это. — Облигатия крайне бережно листала книгу Фиделиуса.

— Именно поэтому они собрали в летописях все, что знали про эти таинственные короны.

Зазвонил колокол, собиравший всех на службу.

— Что вы решили, сестра Росвита? Вы согласны принять план лорда Хью или нет?

— Я не могу решиться, мне нужно помолиться, чтобы Господь дал мне совет, как поступить.

Росвита закрыла обе книги и аккуратно положила их на стол, затем предложила настоятельнице руку.

Теофану и Адельхейд вместе со своими свитами вошли в часовню. На куполе была изображена основательница женского монастыря: святая Екатерина сидела в центре с распростертыми руками. Этот жест означал, что она открывает свое сердце Господу. На ее голове — корона, украшенная звездами, над святой в облаках сражаются драконы. Вдали, на вершине горы, виднеется дворец, или Покои Света, где обитают души умерших после прохождения семи сфер.

Росвита чувствовала себя совершенно разбитой, голова горела как в огне, на лбу выступили капельки пота, ломило спину, волосы на затылке стали влажными.

О Владычица, она могла думать только об одном: сможет ли Хью одолеть дэймона? Она ни разу в своей жизни не встречала чудовища, поэтому ее снедало любопытство, и одновременно она чувствовала страх.

В церкви шло богослужение. Монахини пели псалом королевы Саломаи Премудрой, которая жила за много сотен лет до блаженного Дайсана.

Не следуйте по пути греха. Избегайте зла.

Злой человек не может уснуть, не причинив зла кому-нибудь.

Злая женщина не может жить спокойно,

Пока не соблазнит порядочного мужчину.

Все же она и Теофану станут сообщниками Хью, если примут от него руку помощи, если разрешат ему освободить их путем колдовства, которое они так настойчиво осуждали прежде.

Хоть губы колдуна и источают миро благовонное,

А речь его слаще меда,

На деле она горька, как полынь,

И остра, как меч.

Росвита не ощущала себя святой и вовсе не желала умереть раньше положенного срока. Если бы Адельхейд предпочла умереть, но не сдаться, то Айронхед подчинил бы себе Аосту. Это принесло бы много горя и страданий. Если Теофану сдастся на милость Айронхеда, то она, Росвита, и все остальные опять же погибнут.

Конечно, в сложившихся обстоятельствах Бог простит им то, что они воспользовались силами колдовства ради своего спасения. Цель оправдывает средства или нет?

Мать Облигатия тихо вела службу.

— Давайте в этот день, посвященный святой Эвлалии, которая принимала роды святой Эдесии, споем гимн в ее честь. Ее руки дали жизнь нам и благословенному Дайсану, который принес на Землю Слово Божье.

Бытие родилось из небытия.

Вселенная создана Господом, чтобы жизнь цвела.

Мать понесла дитя от Отца Жизни

И подарила миру Сына Жизни.

Его душа сошла на Землю, пройдя семь сфер.

И душа его чиста, как слеза.

И на грешной Земле его помыслы были чисты.

Мы знаем, что мир не совершенен.

Этот мир разъединил Сына с Отцом и Матерью.

Совершенно неожиданно для себя Росвита услышала новый смысл во фразе, которая была ей до боли знакома.

«Мир разделил тех, кто когда-то был единым целым».

Что если Фиделиус был сыном Радегунды?

Эта мысль повергла ее в состояние шока. Росвита не могла нормально дышать. Все закружилось вокруг, поплыло перед глазами.

Что если Фиделиус был сыном Тейлефера и его законным наследником?

Если это правда, почему королева Радегунда не объявила, что Тейлефер имел законного наследника? Ее молчание погубило великую империю.

Почему она об этом никому не сказала?

«Кто же ты, „орлица“?» — спросила Росвита у Лиат прошлым летом. Тогда она отдала ей Книгу Тайн, которую украла у Хью, потому что Лиат она доверяла больше, чем Хью.

Тогда Лиат ответила: «У меня нет родных».

Росвита вспомнила, что ей говорила матушка час назад: «Я потеряла своих детей, ведь у меня не было родственников, которые могли бы помочь мне и защитить меня».

Законный сын Тейлефера мог бы принять бразды правления в свои руки, если бы Радегунда нашла поддержку среди салийцев и вырастила из маленького мальчика мужа. Салийские принцы часто убивали своих конкурентов, чтобы беспрепятственно занять трон. Радегунда выросла одна, без семьи, и никто не мог защитить ее. Ее родные были убиты, когда она была еще маленькой девочкой. Почему она должна была довериться салийским лордам?

Радегунда не собиралась становиться королевой. Возможно, она приняла такое важное решение, чтобы не искушать мальчика властью. Или она пыталась защитить его от врагов? Неужели лучше было подкинуть ребенка к воротам своего же монастыря?

Все самое очевидное глубоко скрыто от наших глаз.

Теофану Смотрела на Росвиту и уже хотела было спросить, как Росвита себя чувствует, но та отрицательно покачала головой, показывая, что с ней все в порядке. Она гнала от себя эти невероятные мысли. Она не могла поверить, однако у нее не оставалось иного выбора, как понять и принять это.

Мать Облигатия родила законную внучку Тейлефера сорок пять лет назад. Что случилось с этой девочкой?

Росвита стояла на коленях, вспоминая слова псалма: «Начало мудрости — это понимание, но оно может стоить вам всего, что вы имеете».

Ей необходимо убежать, скрыться, даже если она лишится всего, что у нее есть. Нельзя допустить, чтобы Айронхед захватил их в плен. Им придется прибегнуть к помощи Хью, даже если ее осудят за это.

Ей необходимо выяснить всю правду, узнать про ребенка Облигатии.

Она обещала настоятельнице сделать все возможное. Было ясно, что кто-то еще узнал тайну матушки и разыскивает девочку, надеясь найти единственного потомка императора Тейлефера. Она обязана помочь Адельхейд, Теофану и королю Генриху. Господи, сколько всего на нее навалилось!

И всему виной ее чрезмерное любопытство.

Песня королевы Саломаи Премудрой звенела в ушах. Крошечная часовня пропахла плесенью и пылью.

«Не поддавайтесь соблазнам, чтобы не свернуть с пути истинного. Многие потеряли свой путь и погибли. Жертвам соблазна нет числа».

Пусть будет так.

Она давно поняла, что любопытство погубит ее. Несмотря ни на что, она выяснит всю правду, независимо от того, куда заведет ее эта дорога.