Он осторожно протянул руку и указательным пальцем коснулся пергамента, на котором не просохли еще чернила.
      - Это и есть ваша "История"?
      Росвита кивнула. Остальные дети расселись по скамьям скрипториума рядом с другими работающими клириками. За последние полгода детей, причастных к королевскому странствию, стало вдвое больше, что само по себе говорило о непорядке в королевстве. Взгляд ее остановился на молчаливой девочке с упрямым выражением лица, она сидела на скамье возле Моники. Последняя из прибывших, старшая дочь Конрада Черного, герцога Вейландского, восьми лет от роду, она знала, что не только учится здесь, но еще и заложница в королевских руках.
      - А теперь, дети, - сказала старая мать Моника, подняв правую руку, разберите вощеные таблички и внимательно слушайте.
      Бертольд заерзал, вертя в руках перо Росвиты. Как и многие юноши, которым предстояло жениться и пребывать в миру, орудуя мечом, а не пером, он был не обучен письму, но умел читать.
      - Попробуй написать что-нибудь, - сказала она ему. Бертольд улыбнулся и выдавил на табличке букву "Б".
      - Слушайте меня, - говорила Моника, - чтобы читать древних, вам нужно знать даррийский, ибо на этом языке говорили в Даррийской Империи. Мы можем многое узнать из книг, дошедших до нас, но есть то, что мы должны помнить: великое царство людей и эльфов обречено было пасть потому, что его императоры не приняли всем сердцем Единых и благословенного Света их учения.
      - Но никто не обвинит в этом императора Тайлефера, - проговорил тихонько Бертольд, выдавливая на воске букву "Е", - и все равно его империя пала. Никто после него не был провозглашен Священным Даррийским Императором. Как объяснить это?
      - Хороший вопрос, - ответила Росвита, неожиданно пугаясь того, что Моника обратила на них внимание. В самом деле жаль, что он остается в миру. Из него вышел бы хороший историк.
      Моника многозначительно откашлялась и продолжила речь. Бертольд вздохнул и попытался изобразить букву "Р". Росвита разглядывала других детей.
      Все великие вельможи королевства мечтали послать своих детей ко двору... Позже многие из них станут клириками в королевских учебных заведениях. Остальные дети проводили здесь год или два, получая образование и приучаясь к жизни при дворе - постоянно странствующем по землям, подвластным королю. Многие дети оставались надолго - это были те, лояльность чьих родителей была сомнительна. Никто об этом не упоминал, с детьми обращались хорошо, но они были не более чем заложниками.
      Это не касалось Бертольда, конечно. Его отец, маркграф Гельмут Виллам, один из самых уважаемых членов Королевского совета и самый верный соратник Генриха.
      Из всех фаворитов королевства наиболее преданы сюзерену были четыре маркграфа. Четыре маркграфа, которые больше всех нуждались в поддержке короля, ибо земли их лежали у восточных границ вендийской страны и более прочих страдали от варваров, искавших добычи и пленников.
      Из их земель отправлялись на восток миссионеры, чтобы обращать язычников. К ним приходили самые неустрашимые переселенцы, желавшие обрабатывать земли, которым угрожали варвары, но которые неподвластны были никому, кроме короля.
      Три года границы были спокойны. И потому маркграфы и их наследники могли уделить часть своего времени придворной жизни. Этой весной, кроме Виллама, в Странствии принимала участие прославленная Джудит, маркграфиня Ольсатии и Австры.
      Она оставила земли в надежных руках старшей дочери, а двух младших привезла ко двору. Одна из них, болезненная девушка лет четырнадцати, сидела, разинув рот, и смотрела на Монику, как на чудовище с рогами и копытами.
      Веринхар, маркграф Вестфолла, прислал ко двору младшего брата. Юноша должен был стать монахом и, как полагалось, старательно записывал то, что говорила мать Моника.
      Обычно наибольшую проблему представляли герцоги, сильнейшие из владык королевства. Трое из них, чьи земли лежали в пределах прежнего королевства Вендар, оставались верны: герцоги Саонии, Фесса и Аварии. Всех их при дворе представляли либо дети, либо юные родственники. Но герцогства Варингии, Вейланда и Арконии раньше подчинялись варрийскому королю, и теперешняя их верность вендарцам оказалась сомнительной. Поэтому дочка Конрада Вейландского сидела и старательно выводила буквы под строгим надзором матушки Моники. А дочь Сабелы и Беренгара всего полгода назад вернулась к себе в Арконию.
      Два месяца назад Родульф, герцог Варингии, забрал своего Эрчангера. И теперь эти постоянные слухи о новом восстании, которое замышляла Сабела...
      Бертольд шепотом сообщил ей:
      - Эккехард снова заснул.
      - Ах, боже мой. - Эккехард, единственный сын Генриха от королевы Софии, действительно дремал, подперев голову рукой. Кафтан его перекосился, обнажив тяжелое золотое ожерелье вокруг шеи. Мальчик даже слегка похрапывал. Он был хорошим и милым, но предпочитал слушать на пирах поэтов и музыкантов, а не высиживать в монастырском скриптории.
      Моника, слава богу, не замечала, что мальчик спит. Внимание ее было приковано к дочери Конрада, тоненькой девчушке, унаследовавшей внешность бабушки. Смуглая, как купец из Джинны и как королевская родня, она носила золотое ожерелье, которое превосходно гармонировало с темной кожей.
      Бертольд, проследив за взглядом Росвиты, проговорил:
      - Она будет красоткой, когда подрастет.
      - Говорят, ее бабушка-красавица тоже отличалась темной кожей. Но ведь и сам блаженный Дайсан проживал в землях, которые сейчас завоевали джиннцы, и кто теперь скажет, не был ли он, как и эта девушка, смуглокожим?
      - "Не так уж важно, является ли человек ростом высок или низок, кожей бел или черен, не важно, есть ли в нем телесный недостаток", - процитировал Бертольд.
      - Тише, - мягко остановила его Росвита, скрывая улыбку.
      - Господин Бертольд! - окликнула Моника. - Слушайте меня или ступайте вон, не мешайте другим работать.
      Мальчик почтительно поклонился. Моника еще какое-то время говорила, монотонно повторяя то, что давно знала Росвита. Она выпрямилась и расправила спину, стараясь, чтобы этого не заметили. Но от Бертольда ничего не укрылось, и он усмехнулся, не отрываясь от письма.
      Неожиданно с улицы донеслись голоса. Дети и клирики были заняты своими делами и не обратили на них внимания, но Росвита встревожилась. Королевские дочки ссорились.
      - Я сказала только, что считаю глупым слушать советы такого человека.
      - Ты ревнуешь, что мое общество он предпочитает твоему!
      - Глупости! Я забочусь о твоей репутации. Все знают, что он шарлатан.
      - Ничего подобного! Все только и завидуют его мудрости.
      - А я думаю, что это из-за его надменности и скверных манер!
      Росвита вздохнула, отложила перо и вытерла пальцы, затем поднялась с сиденья, расправив ноющую спину. Бертольд посмотрел на нее снизу вверх, но она знаком велела ему оставаться. Моника только коротко кивнула, давая понять, что догадывается о причинах ее ухода.
      Росвита спустилась по лестнице, ведущей из скриптория, прошла через ризницу, напугав быстрой поступью монаха, дремавшего на скамеечке. Наконец дошла до сада с розовыми кустами, где застала двух сестриц во всей красе.
      В их внешности соединились черты родителей. Сапиентия, как мать, была низенькой, смугловатой и ладной, в остальном же походила на отца. Как и он, заливалась краской, когда теряла выдержку.
      Теофану была повыше ростом и более стройна, но грубее и резче. От матери унаследовала странную холодность характера. Придворные считали это восточной хитростью и никогда не доверяли ни королеве, ни Теофану.
      - Ты злишься, потому что отец хочет отдать мне в управление Истфолл. Хочешь заполучить маркграфство сама! - Цвет лица Сапиентии сейчас ничем не отличался от цвета роскошных роз в саду, но шел ей не так, как розам.
      За восемнадцать лет Росвита ни разу не видела, чтобы Теофану выходила из себя. Даже в детстве. Странный ребенок! Но у нее в запасе было множество надежных способов рассердить сестрицу.
      - Возможно, отец и увеличит мои владения, когда сочтет нужным. Но сама я никогда не считала возможным просить его об этом.
      Росвита поспешила вперед, видя, что бедняжка Сапиентия не в силах сдерживать ярость.
      - Ваши высочества! - проговорила она быстро, не дав Сапиентии раскрыть рта. - Как хорошо, что я вас нашла.
      Вмешательство оказалось кстати: графиня, искавшая резких слов, растерялась и замолчала. Теофану немного насмешливо приподняла брови.
      - Какие-то новости? - вежливо спросила она, но Росвита понимала, что та не даст себя провести этой выходкой.
      Росвита весьма кстати вспомнила об отцовском письме.
      - Небольшое семейное дело, но я смиренно прошу у ваших высочеств дозволения переговорить с вами о нем.
      - Можете доверять нам, - Сапиентия пожала руки Росвиты, - мы сделаем все, что можем.
      Теофану просто кивнула.
      - У меня есть брат по имени Ивар. Он должен поступить в монастырь матушки Схоластики в Кведлинхейме. Я надеялась, что вы окажете честь мне и моей семье, попросив почтенную аббатису помочь ему в первые дни его пребывания там. Он совсем молод, двумя или тремя годами младше вас, ваше высочество. - Она кивнула Теофану. - Тем более, судя по письму отца, сам Ивар не очень-то хотел идти в церковь.
      - Он младший сын, - сказала Сапиентия, - чего же он хочет?
      - Не знаю. Я видела его всего два раза, ведь он родился тогда, когда я уже десять лет пребывала в Корвее. Он сын отца от второй жены, дочери графини Хесбайской.
      - Ах, помню. Той самой, что имела трех дочек от трех мужей. - Сапиентия выпустила руки Росвиты и отошла к высохшему фонтану.
      Четыре каменных единорога, вставших на дыбы, спокойно взирали на нее. Поврежденный зимним ураганом, фонтан так и не привели в действие - из-за чего отцу Бардо пришлось долго извиняться перед королем и королевой, прибывшими сюда, в Херсфордский монастырь, чтобы посмотреть на этот скульптурный шедевр. Для весны день был очень теплым. Росвита чувствовала, как от мозаичного пола и каменной балюстрады веет солнечным жаром.
      - Ее другая дочка, что замужем за Гельмутом Вилламом, разговаривала со мной вчера вечером. - Сапиентия почему-то хихикнула. - Интересно, кто из них переживет больше супругов - старый Гельмут или графиня Хесбайская? У самого Виллама сейчас пятая жена, если не ошибаюсь. А у графини четвертый муж. Придется ей отослать его на войну, как она проделала с первыми тремя.
      - Ты говоришь гадости, - оборвала ее Теофану. - Нечего удивляться, что отец не посылает тебя в твое Странствие.
      Сапиентия быстро подошла к сестре и влепила ей пощечину.
      - Владычица, сохрани, - шепнула Росвита, вставая между ними.
      Лицо Теофану оставалось будто выточенным из дерева, на нем не отразилось ни торжество, ни обида. Она только договорила начатое:
      - ... Ты только и умеешь, что смеяться над чужим горем.
      - Тише, ваши высочества. Не вступайте в спор, когда видите, что вами руководит слепая злость. Вспомните, что сказал блаженный Дайсан своим ученикам, когда их ложно обвинили в колдовстве: "Прежде всего пусть спокойными будут ваши слова..."
      - "... И правда освободит вас", - закончила Теофану. Сапиентия залилась слезами и убежала в глубину сада.
      Со скамейки подскочила до сих пор незаметная служанка и бросилась за ней вслед.
      - Не уверена, что это мудро - обращаться так с сестрой.
      - Если бы она думала, прежде чем говорить. - Теофану повернулась и сделала несколько шагов навстречу человеку, вышедшему к ним. Как и две молодые женщины, он носил тяжелое золотое ожерелье. Теофану поклонилась ему:
      - Здравствуйте, батюшка.
      Он потрепал рукой ее черные волосы. Росвита тоже преклонила колени.
      - Ваше величество.
      - Поднимись с колен, достойная госпожа Росвита, - проговорил король Генрих, - у меня есть одно дело, которое посильно только тебе.
      Росвита поднялась и посмотрела королю в глаза. Он казался молодым и похож был на старшую дочь, если не считать седых волос стального оттенка. Как и все последние дни на лице его было мрачное выражение.
      - Служу вашему величеству. Вы оказываете мне честь.
      - Не большую, чем ты заслуживаешь, госпожа. Ты доставишь мне удовольствие, если выполнишь это поручение сразу.
      - Конечно.
      - Отец Бардо рассказал мне о пустыннике, святом монахе, живущем в пещере на холмах за монастырем. Он стар. Но когда-то был мудрецом.
      Росвита почувствовала, что ее сердце бьется быстрее. Отшельник. К тому же мудрец. К советам таких людей сильные мира сего прибегают нечасто.
      - Говорят еще, что он хорошо знаком с законодательством времен императора Тайлефера, даже с теми постановлениями, что до нас не дошли. Но он весьма редко нарушает свое уединение.
      - Должны ли мы просить его выйти из затвора, ваше величество?
      - Мне нужно узнать кое-что о праве наследования. - В голосе Генриха чувствовалось, волнение. Теофану бросила на отца быстрый взгляд, но не сказала ни слова. - Что до тебя, Росвита, отец Бардо сказал мне, что старый пустынник слышал, что ты пишешь историю вендийского племени для моей матушки. И может быть, он захочет заговорить с тобой. Если любознательность возьмет в нем верх над благочестием. - В голосе короля слышалась свойственная мирским дворянам ирония по отношению к людям церкви.
      "Если, конечно, постоянные молитвы к Господу и Владычице не притупили в святом отшельнике страсти к знанию", - подумала Росвита, но не произнесла вслух.
      - Думаешь о том же, о чем я, - улыбнулся король.
      - Да, в самом деле.
      - Тогда будь добра говорить вслух, иначе какой мне будет толк от твоих мудрых мыслей?
      Росвита не улыбнулась. Ей всегда нравился король Генрих - настолько, насколько вообще может нравится наследник трона и власть предержащий. Последние же годы, когда он приблизил ее к себе, Росвита прониклась к нему чувством глубокого уважения.
      - Тогда, ваше величество, мне придется спросить у вас, что вы надеетесь узнать у отшельника.
      Генрих оглянулся. За живой изгородью Росвита увидела двух придворных, ожидавших короля: первый, постарше, был Гельмут Виллам, постоянный советник его величества. Второго она не разглядела.
      - Где сестра? - спросил Генрих у дочери. - Мне сказали, что вы были вместе.
      - Мы расстались.
      - Если подождешь меня немного вместе с Гельмутом, можем поехать с тобой кататься на лошадях.
      - Слушаюсь. - Она смиренно присоединилась к ожидавшим. Росвита бросила мимолетный взгляд на Виллама. Ему явно непонятна была суета. Другим ожидающим теперь стало видно, что причиной суеты оказалась Джудит, маркграфиня Ольсатии и Австры. Позади нее толпились слуги.
      Весеннее солнце, согревавшее сад, розы и статуи, неожиданно исчезло, скрытое облаком.
      - Ты знаешь, о чем здесь все шепчутся, - сказал Генрих, - и чего не произносят вслух.
      Герцоги и маркграфы, принцы и епископы, просто придворные, принимавшие участие в Королевском Странствии, говорили свободно и много о главной проблеме сегодняшнего дня: выступит ли сестра короля Сабела с открытым мятежом против него? Ограничатся ли эйкийцы набегами на побережье или уже высаживаются, как говорят, с целым войском? Что госпожа-иерарх города Дарра думает делать с ересью, пустившей корни в церкви?
      Об одном только все молчали или перешептывались тайно. И лишь одно имя не упоминалось вчерашней ночью, когда в чаду праздничного пира, казалось, переспорили обо всем.
      - Санглант, - произнесла Росвита с салийским акцентом: "Санглаунт".
      - Так говорят что-нибудь при дворе о Сангланте?
      - Говорят не о нем, а о вас. Говорят, ваши чувства к нему идут вам во вред. Говорят также, что пора послать Сапиентию в ее Странствие, дабы решить, будет ли она наследницей. Если не ее, то Теофану.
      - Теофану любят меньше.
      - Это правда.
      - А ведь она более достойна, Росвита.
      - Не мне судить об этом, ваше величество.
      - Кому же тогда? - В голосе короля послышались нотки нетерпения.
      - Вам, ваше величество. Это ваш долг - долг короля волею Господа и Владычицы.
      Он приподнял бровь, и Росвита в который раз подумала о том, что Теофану похожа на него, если не внешностью, то умом. Зазвонил колокол, созывая монахов к молитве. Откуда-то донесся запах жареного мяса: готовились к очередному ночному пиру.
      После паузы Генрих заговорил:
      - Что же говорят о Сангланте?
      Лучше было сказать ему правду, которую он знал и сам, но предпочитал не замечать.
      - Говорят, что он незаконнорожденный, ваше величество. Говорят еще, что он нелюдь. Какими бы другими достойными качествами он ни обладал и как бы ни восхищались им люди, ничто не сгладит его происхождение. - Она поколебалась и добавила: - И не должно.
      Король посмотрел на нее с тревогой, но ответил не сразу. Колокол перестал звонить. Она слышала, как шуршат по каменному полу рясы опаздывающих к молитве монахов.
      - Я тоже пойду к службе. А ты все равно посети отшельника, Росвита. И узнай у него, бывали ли в истории случаи, когда ребенок, прижитый незаконно, становился наследником.
      Голос короля дрогнул, когда он произносил эти судьбоносные слова. Только она слышала их. Но, конечно, все бывшие при дворе знали, что старший и незаконнорожденный сын Генриха от женщины народа Аои, пришедшей из неведомых стран и встреченной Генрихом в его Странствии наследника, всегда был его любимцем. Несмотря на то, что были еще три законных ребенка от королевы Софии, вполне достойные трона.
      Росвита на мгновение увидела на его лице проблеск давнего, так и не изжитого чувства. Оно мгновенно сменилось обычным для короля выражением каменной маски. :
      - Я сделаю, как просит ваше величество, - сказала она, поклонившись. И зная, что ничего хорошего для королевства из этого не выйдет.
      IX. "ДРАКОНЫ"
      1
      Спустя десять дней после отъезда из Хартс-Реста Лиат сидела на краю каменной стены, согреваясь в солнечных лучах. Девушка устала, но не смертельно. Теперь, свободная от Хью, она быстро восстанавливала силы.
      Короткие остановки в пути уходили на изучение крепости Стелесхейм. Скрытые под навесом бочки, курятник, два больших котла с кипящей водой, три женщины, хлопотавшие вокруг них, кузнец, занятый изготовлением кольчуги, развешанные на веревке меха...
      Внутри крепости, огороженной деревянным палисадом, сохранились следы более древних построек. "Орлы" соорудили здесь для себя небольшое укрепление, использовав старый камень для строительства оборонительной башни. В длинном бревенчатом доме жила владелица этих мест с семьей. Конюшни тоже были из дерева. От старой крепости осталось немного: ровные ряды камней. Она внимательно осматривала их, находя надписи на даррийском, вырезанные на камне солдатами и каменщиками минувших времен.
      "Лукиан влюбился в рыжеволосую..."
      "Эстефанос должен Юлии восемь монет..."
      "Да будет известно, что эти стены построены по приказу Арки-каи Тангашуана и по повелению достойнейшей императрицы Фессании..."
      Лиат, присев на корточки, отряхнула пыль с последней надписи, выгравированной на большом сером камне, наполовину скрывшемся под землей у поилки для лошадей. Сколько лет пролежал он здесь, избитый лошадьми, резким ветром и холодным дождем? Она закашлялась, задохнувшись от пыли, поднятой порывом ветра. Пальцами разгребая землю, увидела, что надпись уходит дальше.
      - Императрица Фессания... - сказал Вулфер, появившийся сзади, язычница, перед которой блаженный Дайсан стоял без страха и проповедовал Слово и Милости Господа и Владычицы Единства...
      Лиат испугалась и неуклюже вскочила на ноги. Вулфер улыбался напряженно.
      - Не отрицай того, что ты умеешь читать. Твои мать и отец имели церковное образование, и шести лет от роду ты читала по-даррийски не хуже школяра из какого-нибудь богатого монастыря.
      - Вряд ли, - смущенно пробормотала она.
      Улыбка его теперь казалась менее натянутой.
      - Ну, может быть, не совсем как взрослая, но удивительно хорошо для твоего тогдашнего возраста. Теперь идем. Надо подобрать тебе оружие и проследить, чтобы слуги госпожи Гизелы выдали вам с Ханной нормальную одежду.
      Ханна была в башне, пробуя на вес разные мечи. Оружие в руках она держала неловко. За десять дней пути Манфред и Хатуи поняли, что обе девушки нуждаются в навыках фехтования.
      - "Орлы", конечно, не настоящие солдаты, - говорила Хатуи, обращаясь к Ханне, в то время как Лиат с Вулфером остановились в дверях, ведущих в нижнюю часть башни. - Но ты должна уметь защитить себя от разбойников и врагов короля. Эх, да что ты, девушка, вообще умеешь?
      - Доить коров, делать масло и сыр, - обиженно перечисляла Ханна, накормить сразу двадцать гостей хорошим обедом, разводить огонь, солить и коптить мясо, прясть лен...
      Хатуи, откладывая меч в сторону, засмеялась:
      - Достаточно, я поняла. А с копьем управишься?
      Ханна сжала в руках поданное ей древко.
      - Конечно. Это почти как палка. В детстве мы с Транчмаром часто на них дрались, когда ходили пасти овец.
      Хатуи это не впечатлило.
      - Когда сумеешь орудовать копьем, сидя в седле, тогда и будешь хвастаться. А то, что усмиряло овец, мало тебе поможет теперь.
      Теперь смеялась Ханна.
      - Я десять дней не слезала с лошади и не сдалась, одна Владычица знает, сколько мозолей я натерла, и да простит она меня, если скажу, на каких местах эти мозоли. Научусь и этому с Ее помощью.
      - А заодно и фехтованию на мечах, - докончила за нее Хатуи. Лицо женщины-ястреба выглядело суровым, но было улыбчивым.
      - Пошли, - подтолкнул Вулфер Лиат.
      Та, согнувшись, прошла через низенькую дверь и, оказавшись в темной кладовой, расчихалась. Она вытерла слезившиеся от пыли глаза, а Вулфер прямиком направился в дальний угол. Там в беспорядке валялись разные предметы: мешки лука, моркови, бобов, яблок, кувшины масла, судя по запаху, прогоркшего. Чуть дальше стояло пять сундуков, запертых на железные замки. Сундук, украшенный медными львами, Вулфер открыл. Хорошо смазанные петли не скрипнули. Лиат пробралась к нему, наступив на что-то мягкое и пискнувшее под ногами, над ухом жужжал комар.
      - Хатуи заметила, что ты неплохо обращаешься с кинжалом. Полагаю, научилась от отца за время путешествий. Здесь, помнится, есть старый меч, хорошо сохранившийся. Его откопали среди развалин.
      - Каких развалин? - спросила она, машинально и так понимая, среди каких. Среди развалин древнего даррийского замка, построенного по приказу Арки-каи Тангашуана семьсот лет назад. Теперь место называлось Стелесхеймом - небольшой поселок под управлением Гизелы, опорный пункт службы "королевских орлов", потому и принадлежащий не какому-нибудь местному графу, а королю.
      Вулфер доставал из сундука предмет за предметом, неторопливо снимая промасленную ткань, предохранявшую металл от ржавчины.
      - Он короче и грубее мечей, к которым мы привыкли, но, думаю, тебе он подойдет лучше, когда научишься с ним обращаться.
      Сняв последний слой тряпок, он извлек из сундука колчан и старый лук. Колчан был сделан из красной кожи с изображением грифона, расправившего крылья. В когтях чудище держало голову оленя, на кончиках рогов которого были орлиные головы, будто убиваемый зверь сам превращался в хищника, поедавшего его.
      - Можно мне? - затаив дыхание, спросила девушка.
      - Что? - спросил Вулфер, откладывая лук в сторону, но она уже взяла его в руки.
      - Ах, это. Варварская работа. Посмотри на изгиб лука.
      Старый и разболтанный лук согнут был неправильно. Но Лиат знала такое оружие. Она перевернула колчан. Никакого орнамента, только десять символов, расположенных кругом, как руны.
      - Лук походит на отцовский. Отец говорил, что это оружие привезли с востока, что оно лучшее для дальней стрельбы и в бою для всадников. Он научил меня им пользоваться, потому что мы путешествовали и... - Она остановилась и посмотрела на Вулфера, все еще разбиравшего содержимое сундука. На этот раз он достал короткий меч.
      - Путешествовали? Вы с Бернардом скитались из города в город, не задерживаясь на месте...
      - До Хартс-Реста, - горько усмехнулась она. - Мы бежали. Все время бежали...
      - От чего?
      Спокойствие седовласого пугало ее. Годы странствий и потеря отца искалечили ее душу.
      - Может быть, от вас.
      Вулфер немного помолчал, обдумывая слова, затем пожал плечами и взвесил на руках меч.
      - О Бернарде говорили, что он ушел в дальние страны еще в молодости, когда стал священником. Он был послан в дальние страны, к живущим в ночи со Светом Святого Слова. Но я мало знал об этих странствиях...
      - Отец был священником?
      - Ты не знала этого, дитя?
      Она покачала головой.
      - А где, ты думаешь, он обучался? Родни его ты не знаешь?
      Ей хотелось выспросить у Вулфера все, что он знает, но она не осмеливалась, боясь, что тот в свою очередь начнет спрашивать ее. К тому же она не думала, что он захочет что-то рассказать. И тем более удивилась, когда...
      - Не то чтобы дворянский род, но пришедший с востока еще во времена Тайлефера, когда император подчинял себе Вендар. То, что ему это не удалось, не его, императора, вина, ибо вендийцы тогда были дикими и не знали Круга Единства. Люди из рода Бернарда получили владения в диких землях за рекой Эльдар - эти земли до сих пор толком не освоены, и король Генрих продолжает высылать туда поселенцев.
      - У меня есть живые родственники? - Она помнила только отца, мать, затем свои одинокие странствия с отцом и потому не могла даже вообразить, что есть кто-то еще, с кем она может быть связана кровными узами.
      - Большинство людей из вашего рода ушли в церковь, потому-то не произвели на свет много детей. В войне, что разгорелась во времена Арнульфа Старшего, они, увы, поддержали проигравшего претендента и потеряли почти все земли. У Бернарда есть двоюродная сестра, но ее владения гораздо меньше, чем были когда-то даже у ее бабушки. У нее сын, он служит в "королевских драконах", и ты его вскоре увидишь. Другой сын - монах в монастыре святого Ремигиуса. И замужняя дочь.
      - И где эти земли? Откуда ты о них знаешь? - Главного вопроса - почему об этом молчал отец - она не задала.
      - Возле Бодфельда. Я потратил много времени на сбор сведений о твоем происхождении. - Тон его речи, суровый и жесткий, заставил ее отшатнуться и сделать несколько шагов назад. - Но я был верным другом твоей матери и связан с ней узами, которых тебе еще не понять.
      - Какими узами? - само собой вырвалось у нее. Слишком много хотелось узнать о родителях.
      - Твоя мать рождена теми, кого зовут магиками. Я в какой-то мере тоже.
      - Тогда... - Но она не смогла договорить. Она вспомнила отцовские слова о ее глухоте к магии, выжженную ею Розу Исцеления...
      - Тогда почему ты стал "королевским орлом"?
      - Хороший вопрос. Я поступил сюда, когда был еще в твоих годах, девочка. А став однажды "орлом", ты уже никогда не перестанешь быть им. Точно так же принято среди тех, кто служит у "драконов", - ты скорее погибнешь, чем уйдешь со службы. И так же среди "львов", пешей королевской стражи.
      - Как же ты познакомился с моими родителями?
      - Наши пути пересеклись. А что ты знаешь о магии, Лиат?
      - Н-н-ничего, - дрожь в голосе выдала ее.
      - Можешь доверять мне.
      - Как я могу доверять кому-то? - вырвалось у нее. Она сжала лук руками и почувствовала вдруг, как приятна на ощупь старая, полированная многими прикосновениями древесина. - Отец все эти годы от чего-то скрывался. Я не знаю, кто его убил. Может, ты или твои люди. Может, кто-то другой, даже твой враг. Но я этого не знаю. Отец учил меня тому, чему учат в школе. Рассказывал о мире. Я не знала даже о его сестре, о том, что есть дом, куда мы можем прийти...
      Вулфер сочувственно покачал головой.
      - Когда Бернард отрекся от сана, семья отреклась от него. А он... Им руководила банальная причина - любовь к женщине. К Анне...
      Лиат залилась краской, памятуя о своей судьбе.
      - Многие клирики нарушают свои обеты... - На нее повеяло могильным холодом при мысли о Хью.
      - Но редко отрекаются при этом от сана. Милость Господа с Владычицей может простить нам все грехи и ошибки. Бернард отвернулся от церкви. Как я понимаю, он стал одним из исповедников Ереси Ножа и тогда же встретил Анну. Поэтому ко всем его грехам добавляется еще и отречение от учения блаженного Дайсана и Круга Единства.
      - Это неправда!
      - О математиках, что наблюдают движение планет, часто говорят, что они служат не Господу с Владычицей, а демонам воздуха, чье знание выше нашего, чье зрение острее, демонам, что рождены вместе с ангелами, но слишком горды, чтобы склониться перед Владычицей и войти в Покои Света.
      - Но это неправда. Отец не верил в такие вещи... Он был добрым человеком. И молился, как все добрые люди.
      - Я не утверждаю, что это правда. Так говорят об адептах древней магии. И лучше бы ты помнила об этом, Лиат.
      - Отец часто говорил, - пробормотала она, - что люди всегда верят в то, во что хотят верить. Независимо от того, правда это или нет. - Она вытерла слезы. - Но я глуха к магии, господин Вулфер. Так что не важно, что я знаю о ней...
      - Так уж и не важно? - мягко переспросил он.
      - Вы там закончили? - раздался из-за двери голос Хатуи. - Бедняжка Ханна уже вся в синяках. Можно нам потренироваться с Лиат?
      Вулфер поднялся, держа в руках короткий меч, и Лиат последовала за ним. Она прислонила лук к стене и взяла меч из его рук. Тяжеловат, но это даже хорошо. Тяжело в ученье, легко в бою.
      - Хорошее оружие, - подходя к ней, сказала Хатуи. - Для настоящего воина, а не для какого-нибудь дворянчика, заставляющего других сражаться вместо него.
      - Сама ты, Хатуи, не из дворян? - спросила Ханна, отдыхавшая в тени башни.
      Хатуи фыркнула:
      - А сама ты как думаешь? Моя мать владела землей и не подчинялась ни одному герцогу. Они с сестрой и братом переселились на восток довольно давно, еще когда Арнульф Младший стал отправлять семьи за Эльдар. Тети нет в живых, ее убили куманы. А мать и дядя обрабатывают больше земли, чем прочие землевладельцы в округе. А это что?