Байнбридж был поражен предприимчивостью герцога Ремингтона, не позволившего Лили ехать к тетке в дилижансе, но отнюдь не обеспокоен. А при рассказе о замечательной беседе, что состоялась между графом и Ремингтоном наутро в клубе, он даже улыбнулся.

– Могу себе представить, что Ремингтон подумал о вас по поводу этой истории с тетушкой Амелией.

– Это еще не самое худшее, – ответил граф с тяжелым вздохом. – Я был вынужден согласиться с его предложением спрятать Лили у него, в его лондонском доме. Он просто не оставил мне другого выхода. И теперь она там, прямо в логове самого отъявленного распутника в Лондоне. Если этот ловелас и впрямь так опасен для женщин, как говорят…

Байнбридж нетерпеливо прервал его, постучав тростью по полу экипажа:

– Успокойтесь, Кроффорд. Все не так уж плохо. Я полагаю, вы потребовали от герцога каких-нибудь гарантий в отношении вашей дочери?

Граф Кроффорд похлопал перчатками по ладони.

– Разумеется, я потребовал гарантий. Он дал мне слово чести.

– Что ж, этого достаточно. Если он дал вам слово, значит. Лили ничего худого не угрожает. Я даже думаю, что в доме Ремингтона она в большей безопасности, чем была бы в Брайтоне.

– Ну это как сказать, – резко возразил граф. – Не думаю, что вы или я знаем его настолько хорошо, чтобы определить, в какой мере мы можем ему доверять.

– Ну, я-то точно знаю, в какой мере могу ему доверять. – Взгляд сэра Малкольма стал более серьезным, он предостерегающе понизил голос. – Мы с вами давние друзья, Кроффорд. Вы один из немногих, кому я доверяю безоговорочно. То, что я сейчас вам скажу, должно остаться строго между нами. – Он дождался, пока граф согласно кивнул, затем продолжил: – Ремингтон время от времени тоже работает на меня. У него есть корабль, который может совершать любые рейсы и по первому же требованию. Экипаж корабля выше всяких похвал, я еще нигде не видел столь умелой и ловкой команды. Помимо того, они доставляют моих тайных агентов и их депеши как на вражескую территорию, так и оттуда. И еще они выслеживают корабли контрабандистов, дабы убедиться, что они везут груз не более опасный, чем французское вино или кружева.

– Великий Боже, как же вам удалось залучить герцога Ремингтона?

– Он сам вызвался помогать нам.

Граф несколько минут молча обдумывал это невероятное сообщение, затем с сомнением произнес:

– Я уверен, что в вашей секретной организации герцог проявил себя наилучшим образом, и не сомневаюсь, что в его доме Лили ничто не угрожает, и все-таки… Эти его бесконечные скандальные интрижки с женщинами. А я, можно сказать, добровольно отдал ему в лапы собственную дочь. Вы действительно уверены, что он сможет устоять перед искушением?

– Герцог Ремингтон никогда не соблазнит невинную девушку.

– Может быть, – задумчиво сказал граф Кроффорд. – Ну а что вы скажете относительно Маргарет Грэнджер? Я уверен, он не собирается на ней жениться.

– Маргарет Грэнджер – это моя вина, – признался Байнбридж. – По моему поручению он занимался контрабандистами, которые орудовали недалеко от Дувра. Они доставляли сюда отнюдь не коньяк, а французских шпионов. Прежде чем захватить корабль предателей, мы должны были выследить шпионские контакты здесь, в Лондоне. Мы уже знали, что во главе всей этой контрабандной операции стоит один из пэров Англии, человек, состояние которого два года назад внезапно сказочно возросло. Получив эту информацию, я должен был найти человека, который мог бы достаточно близко подобраться к предателю, а вернее будет сказать, к его дочери.

– Лорд Грэнджер!

Байнбридж кивнул.

– Дочери ничего не известно о тайной деятельности отца, однако на правах поклонника герцог Ремингтон получил возможность часто бывать в поместье Грэнджера возле Дувра. Ему удалось собрать более чем достаточно сведений, позволяющих разоблачить и призвать к ответу этого человека, но мы хотели бы выяснить и лондонские связи Грэнджера, прежде чем накрыть всю их шпионскую сеть. Так или иначе, Маргарет Грэнджер нам больше не требуется. Ремингтон собирается покончить с этой историей, чтобы никто, в том числе и сама Маргарет, не мог заподозрить его в причастности к разоблачению лорда Грэнджера, когда тот предстанет перед судом. Полагаю, Ремингтон постарается устроить так, чтобы Маргарет сама отвергла его, чтобы его внезапное охлаждение не выглядело слишком уж подозрительно. Однако не уверен, что Маргарет так просто отпустит его. Ведь она мечтает сделаться герцогиней.

– Грэнджер – предатель. – Граф Кроффорд покачал головой. Они были членами одних и тех же клубов, даже Итон окончили одновременно. Хотя он никогда не был особенно близок с лордом Грэнджером, эта новость буквально ошеломила графа.

– Что с ним теперь будет?

– Многое зависит от самого Грэнджера. – Лорд Байнбридж взмахнул рукой, как бы отметая дальнейшие расспросы. – Не о нем сейчас речь, а о безопасности вашей дочери. Лично я не знаю человека более надежного, чем герцог Ремингтон. Я знаю, что говорю, и советую вам отбросить все свои страхи. А для полного вашего спокойствия дам понять Ремингтону, что она у меня на особом счету.

Граф Кроффорд обдумал это предложение.

– Одно-два слова не помешают, но я не хочу, чтобы Ремингтону или кому-либо еще стало известно о деятельности Лили. Чем меньше людей будет знать о ее работе, тем меньше для нее риска.

– Вы же знаете, что имена работающих на меня людей я держу в строгом секрете. Если бы не нынешние чрезвычайные обстоятельства я ни слова бы не сказал вам о герцоге. До тех пор, пока он сам что-то не заподозрит, ему совсем не обязательно знать о ее работе.

Экипаж остановился, и Байнбридж отогнул угол бархатной занавески, закрывающей окно. Газовые фонари, освещающие Сент-Джеймс-стрит, подбавили в густой туман желтизны, однако вход в Уайт-клуб был хорошо виден. Он поправил цилиндр и повесил трость на руку.

– Держите меня в курсе ваших дел, не пренебрегайте мелочами. Простите, мой друг, что я вас так спешно покидаю, однако сегодня вечером я должен встретиться еще с одним человеком. – Он вылез из кареты и с улыбкой обернулся к графу: – После нашего разговора я ничуть не удивляюсь тому, что Ремингтон так настаивал на этой встрече.

Сэр Малкольм неспешным шагом шел по гостиной Уайт-клуба, то и дело останавливаясь, чтобы поприветствовать своих многочисленных знакомых. Он сразу заметил герцога Ремингтона, сидевшего в дальнем углу, и теперь неуклонно приближался к его столу. Когда он отошел от столика лорда Шефлея, герцог поднял руку, приглашая его за свой стол. Мужчины обменялись поклонами.

– Не выпьете со мной, сэр Малкольм? – предложил герцог, показывая на стул, стоящий напротив.

Как только лорд Байнбридж уселся, рядом возник расторопный слуга с чистым бокалом. Повинуясь кивку Ремингтона, он налил вино из графина, стоящего на столе, и так же незаметно исчез.

– А вы неплохо выглядите, ваша светлость, – сказал Байнбридж, едва слуга отошел.

–Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мог пить это прекрасное вино в более уединенном месте. – И герцог Ремингтон многозначительно окинул взглядом стоящие вокруг столики. В этот вечер в Уайт-клубе собралось довольно много завсегдатаев. Со всех сторон доносились приглушенные разговоры, сдержанный смех. Но, хотя рядом с ними не было никого из посторонних, герцогу совсем не хотелось говорить о столь деликатном деле в таком людном месте.

Байнбридж пожал плечами.

– Встреча в более уединенном месте часто привлекает к себе ненужное внимание. Уметь прятаться на виду у всех – вот лучший способ сбить со следа.

Герцог не стал вникать в смысл изящного высказывания лорда Байнбриджа. Он наклонился к нему ближе, понизив голос, сказал:

– Все эти два дня я пытался связаться с вами. У меня неожиданно возникла одна проблема, и, чтобы ее решить, мне необходима ваша помощь.

Лорд Байнбридж улыбнулся и поднял бокал.

– Я уже знаю о вашей проблеме. В этом городе редко что случается без моего ведома. И осмелюсь предположить, что вы сейчас ищете способ, как избавиться от одного своего гостя, вернее, гостьи.

– Вы, как всегда, правы. – Герцог задумчиво покачал бокал, глядя, как в нем кружится вино. – У меня есть определенные, довольно рискованные дела, которые требуют уединения. А ее присутствие может все усложнить.

– Думаю, ваши рискованные дела не пострадают. Ваша гостья – дочь большого моего друга, и я дал ему слово, что вы – самый надежный и заслуживающий доверия человек. И вы ведь не допустите, чтобы светские проблемы помешали более важным обязательствам. А я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы визит вашей гостьи не был слишком продолжительным.

– Насколько я могу судить, и один день можно считать слишком долгим визитом. Меня ничто не связывает с этой особой, и я нахожу сложившуюся ситуацию довольно досадной, если не сказать больше. – Внезапно герцог подумал, что близкое знакомство главы Военного департамента с Лили кажется довольно странным, если не сказать подозрительным. Там, где фигурирует сэр Малкольм, ни в чем нельзя быть уверенным. – Скажите, сэр Малкольм, у вас личный интерес в этом вопросе или деловой?

– Когда у моих друзей возникают проблемы, я считаю своим личным делом помогать им чем могу.

Кроффорд и Байнбридж – друзья? Кто бы мог подумать… Они такие разные. Друзья графа Кроффорда по Уайт-клубу представляли собой довольно скучную компанию пожилых джентльменов, занятых бесконечными разговорами о классической философии и литературе. Тогда как сэр Малкольм водил дружбу с самыми известными и влиятельными людьми Англии и был единственным, кто не скрывал (от очень узкого круга, естественно) того, что состоит в организации настолько засекреченной, что только премьер-министр знал поименно всех людей, работающих в его ведомстве, и занимаемые ими должности. Может, граф Кроффорд – один из его агентов?

Герцог Ремингтон едва не улыбнулся подобному предположению. Этот рассеянный старик – шпион? Да он не в состоянии защитить даже собственную дочь. Кто же станет доверять такому человеку секреты государственной важности? Нет, отношения лорда Байнбриджа к Лили и ее отцу могут быть только такими, какими выглядят, – чисто дружескими.

– Эта ситуация тягостна для всех, – продолжал Байнбридж, – но надо сделать все возможное, чтобы как-то к ней приспособиться. Осмелюсь посоветовать вам и вашей гостье постараться найти что-то интересующее вас обоих, чтобы ваше вынужденное общение было приятным. – Его улыбка стала чуть шире. – Может быть, разгадывание шарад или какое-нибудь общее хобби…

Искать что-то, что может еще больше привлечь его к Лили? Ремингтон покачал головой. Ну уж нет, он и так находил ее слишком привлекательной.

– Ваше предложение почти пугает меня. – Он залпом осушил бокал и скрестил руки на груди. – Вы лучше меня знакомы с этой особой. Скажите, вы не замечали что-нибудь необычное в ее поведении? Некоторую противоречивость непоследовательность ?

– Ваша гостья человек не совсем обычный. Таково о ней всеобщее мнение. Что же касается непоследовательности… – Лорд Байнбридж пожал плечами. – Женщины – самые поразительные и непредсказуемые существа на свете. Я женат уже двадцать пять лет и, тем не менее, не возьмусь предсказывать, что сделает или скажет моя жена в следующую минуту.

Герцог оглядел комнату и, нагнувшись ближе к собеседнику, тихо произнес:

– Она что-то скрывает.

Байнбридж тут же охотно с ним согласился.

– Ну, разумеется, скрывает. Клара всегда что-нибудь скрывала от меня. И должен сказать, это чертовски меня раздражает. На прошлой неделе я обнаружил, что она каждое утро ездит верхом на Красотке, хотя я категорически запретил ей садиться на эту упрямую кобылу. А когда я сделал ей выговор, она заявила, что я запретил ей ездить на этой упрямой кобыле в парке, поэтому она каталась на ней по всей округе. Честное слово, мне не дано предугадать, каким образом она в следующий раз извратит мои слова. Как говорится, крутит мужем как хочет.

Герцог Ремингтон нахмурился.

– Я говорил не о вашей жене.

– Нет? – несколько растерянно переспросил лорд Байнбридж. – Ну, что ж, это, собственно, не суть важно. Женщины, знаете ли, в одном очень похожи. Они всегда нарочно стараются вывести нас из равновесия.

«Странное дело, – изумился герцог Ремингтон, – стоит мне только заговорить о Лили, как собеседник тут же становится крайне бестолковым». И он решил высказаться более определенно:

– Дело в том, что моя гостья скрывает от всех, что она гораздо умнее, чем может показаться.

– Ну, в этом нет ничего необычного. Причины мне не совсем ясны, но думаю, она опасается отступить от светских шаблонов. Не хочет прослыть «синим чулком». Могу с уверенностью сказать, что в ней совсем нет хитрости и вкуса к интригам. На этот счет можете не беспокоиться.

– Да я и сам толком не пойму, что именно меня беспокоит, – сказал герцог. – Она временами бывает очень странной.

Байнбридж обреченно развел руками.

– Она женщина. Что еще тут можно добавить? – Он допил вино и поднялся. – На вашем месте я бы не стал так из-за этого переживать. В ближайшее время непременно все уладится, и ваша гостья больше не будет вам докучать. – Он коротко кивнул герцогу. – Благодарю за угощение, ваша светлость. Был бы рад вскоре ответить вам тем же. Хочу надеяться, что при нашей следующей встрече настроение у вас будет лучше.

– Возможно, – ответил герцог, хотя у него на этот счет были очень большие сомнения.

Сэр Малкольм откланялся и двинулся к выходу, по пути он опять несколько раз останавливался, беседуя со знакомыми.

Ремингтон, нахмурившись, смотрел прямо перед собой. Он окончательно попался. Его последняя надежда избавиться от Лили сейчас покидала эту гостиную вместе с лордом Байнбриджем.

Чей-то странный смех вырвал Лили из глубокого сна. Она открыла глаза и уставилась на залитый лунным светом полог кровати, мгновенно вспомнив, что она в доме у герцога Ремингтона. Где-то в доме били старинные часы, три долгих, звучных удара. Тихий скрип, а затем легкий хлопок означали, что где-то совсем рядом открылась дверь. «Наверное, это Ремингтон вернулся откуда-то, где пробыл весь вечер, – подумала она. – Интересно, над чем это он может смеяться в такой поздний час».

Ее глаза сами собой закрылись. Смех повторился, теперь уже громче. Он раздавался из коридора. Низкий угрожающий звук, лишенный даже намека на веселье. Она инстинктивно поняла, что это не мог быть Ремингтон. Со страшным усилием ей удалось вновь открыть глаза и вглядеться в темноту. Она попыталась сбросить с себя последние оковы сна. Дверь в коридор она видела отчетливо, только эту дверь.

Смех звучал все ближе. Низкие хриплые звуки повторялись о некой зловещей монотонностью. У нее вдруг бешено забилось сердце, и каждый удар был громче предыдущего. Это был он, ее убийца, там за дверью! Лили была в этом уверена. Смех теперь раздавался совсем близко, в нем слышалась торжествующая уверенность и издевка. Он точно знал, где ее искать. Теперь его ничто не могло остановить…

Лили закричала, но ни звука не вырвалось из ее горла. И когда она открыла рот, чтобы издать еще один беззвучный крик, она почувствовала, как сильные руки обхватили ее плечи. Испытанный ею в этот момент ужас вернул ей силы. Она снова и снова била кулаками по этой широкой каменной груди, извиваясь в его руках, изо всех сил сражаясь за свою жизнь.

– Проснитесь, Лили?

Она продолжала молотить кулаками, чувствуя, что ее сознание пытается сыграть с ней плохую шутку. Ибо голос был очень похож на…

– Это я, Лили. Проснитесь же!

…на голос герцога Ремингтона. Она мгновенно затихла, перестала сопротивляться, открыла глаза… и обнаружила, что ее кулаки упираются в чью-то широкую обнаженную грудь, покрытую мягкими волосами. Не сразу оправившись от шока, Лили молча смотрела на эти упругие завитки, и единственное, о чем думала в этот момент, так это о том, что она еще никогда в жизни не видела голой мужской груди. Ей показалось, что прошла вечность, хотя в действительности – не более одной-двух секунд. Она разжала кулаки и положила ладони на его плечи, внезапно почувствовав себя в полной безопасности в кольце его крепких, сильных рук.

– Вам приснился плохой сон. Но теперь все кончилось.

Сон? Лили содрогнулась. Внезапно она почувствовала такую слабость… если бы его руки не поддерживали ее, она бы упала. Он усадил ее к себе на колени.

– Все прошло. – Он прижал ее голову к своему плечу и осторожно погладил волосы. – Успокойтесь, Лили. Здесь вам ничто не угрожает.

Тихий стук в дверь заставил Лили резко рвануться из его рук, но он держал ее хоть и бережно, но крепко. Тогда она обвила его шею руками и с ужасом уставилась на дверь.

– Все в порядке, – крикнул герцог слуге, который сторожил за дверью. – Просто леди Лилиан приснился дурной сон.

– Ночной кошмар, – прошептала Лили. Она чувствовала, как он прижимает ее к себе, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую ее тело. – Как вы… – новый приступ дрожи не дал ей договорить, и она уткнулась лицом ему в грудь.

– Я услышал ваш крик, – сказал он. – Вам снилась та ночь? Как он напал на вас?

Лили покачала головой.

– Нет, гораздо хуже. Он… он был здесь!

Герцог еще крепче прижал ее к себе.

Ощутив вдруг крепость его полуобнаженного тела, она испытала странное чувство. Они были одни… ночью… в постели, Ремингтон обнажен по пояс, а на ней лишь тонкая ночная сорочка. Ее охватило смятение, но она лишь теснее прижалась к нему, в бессознательном стремлении найти защиту в его крепких объятиях. Рядом с ним ей ничего не было страшно.

– Из-звините, что побеспокоила вас. – Она прижалась щекой к его груди, слушая, как сильно, размеренно бьется его сердце, наполняя уверенностью и покоем ее душу. – Но это… было совсем как наяву…

Ее все еще била дрожь, и Ремингтон начал поглаживать ее руки – мягкими ласкающими движениями, шепча ей на ухо успокаивающие слова. Наверное, она казалась ему сейчас ребенком, испугавшимся страшного сна. Но Лили было все равно. Ей так необходима была эта нежность и этот покой, обретенные в его объятиях. Она не помнила, чтобы в последнее время ее кто-нибудь так бережно обнимал, разве только в ту страшную ночь. Родные считали, что она уже давно взрослая, и никому и в голову не приходило приласкать ее и утешить. Возможно, именно неясные детские воспоминания делали объятия Ремингтона такими успокаивающими и неуловимо знакомыми. Было что-то дурманящее в том, как бережно он прижимал ее к себе – она чувствовала каждый удар его сердца, каждый вздох. Однако ребенка не смутил бы запах его кожи, прикосновение к его упругому телу. Ее же ощущения и эмоции были ощущениями и эмоциями взрослой женщины. Причем женщины, которую он отверг.

Она попыталась отстраниться.

– С-со мной все в п-порядке. Д-да, уже все в п-по-рядке.

– По вашему голосу этого не скажешь. Вы дрожите как осиновый лист.

Он вновь притянул ее к себе.

– Вы кому-нибудь рассказывали – подробно – о том, что произошло с вами в ту ночь?

Лили покачала головой.

– Я н-не хочу вс-споминать об этом.

– Иногда люди видят во сне именно то, о чем они не хотят вспоминать. – Его голос звучал уверенно, словно он хорошо знал, о чем говорил. Он приподнял пальцем ее подбородок, но Лили не решалась смотреть ему в глаза. – В ту ночь вы пережили нечто ужасное, Лили. Почему вы не хотите рассказать мне, что тогда случилось?

– Все уже прошло.

Она сжала руки. Почему он так к ней внимателен, так учтив… и совсем не подтрунивает над ней? Наверное, он просто жалеет ее. Жалеет, вот и все. Лили попыталась сосредоточиться на этой мысли и не обращать внимания на красоту этого мужского тела. Мгновение назад она не отдавала себе отчета в том, что он был обнажен по пояс. Почему она вдруг каждым своим нервом ощутила, как крепко сжимают ее эти сильные руки, которые теперь обжигали ее своими прикосновениями.

– Я… я боюсь, что н-не с-смогу все вспомнить.

– Рассказывайте. – Властность его тона странно не соответствовала нежности, с которой он гладил ей щеку. Она встретилась сним взглядом. – Рассказывайте, – повторил он более спокойно. – Вам сразу станет легче, поверьте.

О чем ему рассказывать? О том, что она хочет, чтобы он был нежен с ней? О своем желании быть любимойимтак, как она сама его любит? Такой рассказ ему вряд ли понравится.

– Но мне кажется, что не стоит.

Он прижал палец к ее губам.

– Расскажите мне, что случилось. Что вы делали в ту минуту, когда он вошел к вам в комнату? Спали?

Прикосновение его пальца вызвало странное ощущение: губы ее точно онемели и одновременно их чувствительность обострилась несказанно. Когда она начала говорить, он отнял руку.

– Я не спала. Но я, правда, не хочу…

Его палец опять накрыл ее губы.

– Что вы делали в этот момент?

– Расчесывала волосы. – Она оттолкнула его руку, не в силах сосредоточиться из-за этого волнующего прикосновения. – Я сидела у столика, расчесывала волосы и в зеркало увидела, как открывается дверь в комнату. Сначала я подумала, что это отец вернулся раньше времени из клуба, затем увидела ливрею, какую носят наши слуги, а потом – маску.

Она уставилась невидящим взглядом в его плечо, и перед ее мысленным взором возникла та маска, так явственно, как будто она видела ее на самом деле.

– Это было совершенно ужасное лицо, искаженное зловещей неестественной улыбкой. Я попыталась бежать, но он схватил меня и повалил на пол. Я… я почувствовала, что он всей своей тяжестью навалился на меня. Начала кричать, надеясь, что меня кто-нибудь услышит и придет на помощь. Но он-то знал, что никто не придет.

– Продолжайте, – подбодрил он ее. – Что было дальше?

– Я сопротивлялась, как могла. Когда он бросился на меня, то опрокинул столик и один из тяжелых подсвечников, что стояли на столике, оказался рядом со мной. Я смогла ухватиться за него. На какое-то мгновение он отпустил меня, и я ударила его изо всех сил по голове. Он свалился на пол, и я подумала, что убила его. Бросилась к двери, но он вдруг схватил меня за ногу… я поняла, что он только ранен. Я бежала по лестнице, когда услышала, как он что-то прохрипел сзади, и оглянулась. Он стоял наверху, прислонившись к стене, одну руку он прижимал ко лбу. Я выбежала на улицу… думала, что кто-нибудь из встречных поможет мне… или что я встречу отца, который должен был возвратиться из клуба. И затем вы остановили меня.

Ремингтон не пропускал ни одного ее слова.

– Когда вы повернулись, чтобы взглянуть на него на лестнице, вы говорите, он закрывал рукой лоб. Он все еще был в маске?

Лили широко открыла глаза, словно вглядывалась во что-то. На мгновение в ней проснулась надежда вспомнить лицо негодяя, но она растерянно покачала головой.

– Я почти ничего не увидела, он закрывал лицо рукой.

Герцог взял ее руку и приложил к своему лбу.

– Покажите, что вы видели. Как именно он держал руку?

Лили умолкла, пытаясь опомниться от потрясения, которое испытала, коснувшись его лица. Это невинное прикосновение не должно было так смущать ее. В конце концов, она только что прижималась к его обнаженной груди. Лили провела пальцами по его бровям, думая о том, что это похоже на утонченную пытку.

– Он все время отворачивался от меня, прижимаясь к стене, – сказала она и, взяв его за лоб, повернула его голову от себя. – Вот так.

– Хорошо. Просто опишите, что вы смогли заметить.

Она попыталась сосредоточиться на этой задаче, но ничего не получалось. Ну как она могла думать о каком-то мужчине, когда Ремингтон так крепко держал ее в своих объятиях. Сама не понимая, что она делает. Лили провела рукой по его упавшим на лоб волосам, пропуская волнистые мягкие пряди сквозь пальцы. Закрыв глаза, она попыталась представить себе темную фигуру на лестнице.

– У него были темные волосы. Может быть, даже черные. Так мне показалось. Папа обычно оставлял на лестничной площадке зажженную лампу – до своего возвращения, но все равно было очень темно.

– Расскажите мне, что еще вы видели, – с терпеливой настойчивостью продолжал расспрашивать он.

Лили упорно не смотрела ему в глаза, но тайком изучала его лицо, пытаясь запечатлеть в памяти мельчайшие черточки. Ни одному художнику не удалось бы отразить на холсте это удивительное сочетание утонченного, совершенного благородства черт и почти животной чувственности. Этого не было ни в ком из ее знакомых. Его привлекательность заключалась не столько в самих чертах, сколько в окутывавшей его неуловимой ауре. Лили почти осязала ее, девушке казалось, что еще немного, и она узнает тайну его волшебного обаяния – вот только посмотрит на него еще немножко… Ее рука скользнула вниз, к его подбородку.

– У него был более округлый подбородок, не такой твердый, как у вас, более мягкие линии… Нос был не очень виден из-под руки, но, должно быть, он был очень большой. Я могла видеть только эту часть: от сих до сих. – Она провела пальцем от переносицы до губы, с удивлением обнаружив, что кожа у него влажная от пота. Да, действительно в комнате стало как-то слишком жарко. Ее пальцы пробежали по линии рта, очертив губы.

– Мне кажется, рот у него был меньше, чем у вас.

Его голос звучал странно глухо, когда он спросил:

– Это все, что вы можете вспомнить?

Он посмотрел вниз и встретился с ней взглядом. Губы Лили приоткрылись от удивления. В его глазах отражалось ее собственное желание. В них горел тот же сжигающий его изнутри огонь, что заставлял с бешеной скоростью стучать ее сердце. И в этот миг в ее смятенном сознании неожиданно вспыхнула мысль, что время – ее злейший враг. Через несколько коротких дней она вернется в дом отца, к жизни, полной лжи. Ремингтон скорее всего женится на Маргарет Грэнджер еще до конца этого года. И эти минуты уже никогда и нигде не повторятся.

Она кивнула, не зная хорошенько сама, отвечала ли она на его вопрос или давала согласие в ответ на невысказанную просьбу, горящую в его глазах.

Чуть помедлив, он наклонился и легонько коснулся губами ее губ. Она не могла двигаться, не могла дышать. Мягким ласкающим движением, напоминающим слабое дуновение ветерка, он нежно провел губами по краям ее рта. Последовавший вслед за этим поцелуй показался ей почти целомудренным. Его губы двигались по изгибам ее губ очень нежно, как будто он просто хотел навсегда запомнить их форму. Через мгновение он отстранился от нее.

Кончики его пальцев коснулись ее лба, но Лили не открыла зажмуренных глаз, хотя испуганно вздрогнула. Он провел линию по ее бровям, вокруг глаза, по переносице и до противоположного виска. После мгновенного колебания его пальцы скользнули по щеке, погладили подбородок… затем он стал ласкать другую щеку. От этой благоговейной ласки у нее захватило дыхание – совсем так же, как и от поцелуя. А он сам чувствовал то же, что она? Когда она трогала его лицо. Он коснулся середины ее лба и провел пальцем по носу, очертил полуоткрытый рот, а потом кончик его пальца медленно прошелся по краю ее зубов. Не думая, что она делает, Лили чуть тронула языком его палец.

Она услышала резкий всхлип, и в тот же миг он прижал ее к себе с такой силой, что она не могла вздохнуть. Потом он наклонил к ней голову, но пока не целовал. Обняв ее одной рукой за плечи, он намотал на другую ее длинные пушистые волосы, и теперь они оба оказались словно в огненном кольце… Она тихо вздохнула, а он поймал зубами ее нижнюю губу и чуть потянул… и вот уже ее рот оказался в плену горячих губ.

Ни в чьих объятиях она не испытывала ничего подобного. Некоторые из самых дерзких ее поклонников пытались несколько раз сорвать у нее поцелуй, но это лишь раздражало и смущало ее, она давала в таких случаях решительный отпор. А сейчас она сама так крепко обняла Ремингтона за шею, что у нее заболели от напряжения руки. У нее вообще все болело. И пылало… Почему? Ведь в комнате совсем не жарко.

А его поцелуи становились все более требовательными и неистовыми. Он настойчиво старался разомкнуть ее губы. И когда она в конце концов подчинилась, его язык проник к ней в рот и кончик прикоснулся к ее языку. Она судорожно вздохнула и инстинктивно попыталась вырваться, но он не отпустил ее. Его язык снова заскользил по ее губам, но потом с мягкой настойчивостью опять проник в сладостную глубину ее рта. Она никогда даже не подозревала, что можно так целоваться. Она инстинктивно поняла, что он приучает ее к этой дивной ласке, учит ее наслаждаться ею. И тогда она сама начала повторять его движения, точно так же касаясь языком его губ. Он в тот же миг отстранился от нее.

– Мы не должны этого делать, – произнес он, прерывисто дыша.

У Лили кружилась голова. Она бессильно ее опустила. Его губы щекотали ей ухо. Он нежно сжал зубами мочку. Это заставило ее затрепетать и еще сильнее к нему прижаться.

– Останови меня, Лили. Пока еще я могу!

Лили вздохнула. Она так любила его голос, будивший в ней запретные желания. Сейчас она ощутила себя совсем другим человеком, той женщиной, какой она могла бы быть, если бы война кончилась раньше и ей не пришлось бы иметь дело с Военным департаментом. Эта Лили могла подчиняться и велениям своего сердца и поощрять ухаживания мужчины, которого полюбила в тот же миг, как впервые его увидела. О… она, конечно, не стала бы поддаваться его влечению, если бы не чувствовала, что это не просто страсть…

Его губы осторожно двигались по краю ее уха, в то время как руки ласкали плечи. И вдруг… его ладонь легла ей на грудь. Девушку охватил страх. Неужели она действительно так безрассудна, что готова позволить ему воспользоваться ею. Ведь она станет просто очередным его трофеем, о котором он и думать забудет через несколько месяцев. Боль, пронзившая ей сердце от этой мысли, все нарастала, пока не сделалась невыносимой. Он был прав. Они не должны этого делать. И огонь, полыхавший в ней, начал гаснуть.

Тем временем он обхватил ее за шею и опрокинул на подушки. Лили вскрикнула скорее от удивления, чем от боли, но Ремингтон, взглянув на ее шею, тут же разжал руки и нежно обнял за плечи.

– Господи, девочка, прости меня. Я причинил тебе боль?

Он хотел дотронуться до синяков на ее горле, но она оттолкнула его и, вырвавшись из его объятий, отпрянула и соскользнула с его колен. Видимо, он хотел утешить ее. А кончились эти его утешения тем, что она совсем потеряла голову. Ничего не осознавая, кроме стыда и обиды, она выпалила: