Герцог мысленно отметил, что необходимо дать задание Диксби собрать материал на лорда Аллена. Молодой денди казался вполне безобидным, да и сэр Малкольм сказал, что он уехал с бала только на рассвете. Однако, где бы Лили ни появлялась, он каждый раз оказывался рядом с ней. Лучше лишний раз проверить…

– Аллен не мог напасть на вас. Лили. Несколько человек подтвердили, что видели его у Эшландов. Он играл в карты почти до самого утра.

– Я знаю. И еще я знаю, что совершила непростительную глупость, когда ушла от вас. – Она прикусила нижнюю губу, затем сказала извиняющимся тоном: – Вы были совершенно правы, что рассердились на меня, ваша светлость. Простите, что я заставила вас искать меня столько времени.

Еще полчаса назад он хотел только одного: найти ее и хорошенько отругать за ее нелепую выходку. И не просто отругать, а наорать на нее. Но сейчас ему хотелось совсем другого… обнять, погладить эти кудри, провести пальцем по щеке… просто для того, чтобы убедиться, что ее кожа и в самом деле так нежна… какой запомнилась ему после той ночи…

– Наверное, вам лучше пересесть в другой угол, Лили.

– Мне больше нравится здесь.

– Тогда пересяду я. – Он приподнялся, но она схватила его за руку, останавливая.

– Я знаю, что вам совсем не нравится сидеть рядом со мной, так же как не нравится целовать меня, – сказала она тихо. – Но мне бы хотелось, чтобы вы еще немного посидели… просто мне так спокойнее.

Издевается она над ним, что ли? Он вгляделся в ее лицо, ища в глазах насмешку. Лили опустила голову.

– Вы, наверное, думаете, что я ужасная трусиха?

– Вы самая храбрая женщина на свете, – ласково сказал он. – И самая непостижимая. Откуда вы взяли, что мне не нравится целовать вас?

– Вы так рассердились на меня в ту ночь, в вашем доме. Правда, сначала мне не показалось, что вы сердитесь, но… – Она гордо вздернула подбородок. – И не надо смотреть на меня с таким взволнованным видом. Совсем ни к чему притворяться сейчас, что я вас интересую. Ведь тут нет Маргарет Грэнджер. И поцелуи тоже совсем не обязательны при вашем притворном ухаживании. И вы уже должны были бы понять, что я не становлюсь от этого привлекательнее для вас.

Герцог не верил своим ушам. Он приподнял ее лицо и провел большим пальцем по нежным губам.

– Ваша наивность меня просто пугает. У вас разве нет зеркала? Или вы в него никогда не заглядывали?

Лили отпрянула.

– У меня есть зеркало. И всего лишь несколько лет назад оно отражало нескладную, неуклюжую, долговязую девчонку с ярко-рыжими волосами.

– Однако сейчас она совсем не такая, поверьте мне.

– Да, не такая, – согласилась она. – Однако я все равно очень отличаюсь от тех женщин, которых постоянно вижу в вашем обществе. – Она медленно подняла руку и, растопырив пальцы, показала ее герцогу. – У меня слишком большие руки для светской леди, и я выше всех остальных женщин, и даже выше многих мужчин. Когда я была девочкой, это выглядело просто ужасно. Я была невероятно длинной. Выше всех детей. Неуклюжая угловатая дурнушка, слишком застенчивая, чтобы дружить с кем-нибудь из своих сверстников. Надо мной все всегда смеялись, и поэтому я никогда ничего не могла сделать как полагается. Софи была единственной, кто не дразнил меня… и не насмехался.

Он попытался представить себе ее тем неловким подростком, чей портрет она только что ему нарисовала. Какой бы она тогда ни была, уж он-то обязательно распознал бы в ней будущую красавицу.

– Как жаль, что я не знал вас тогда. – Он протянул руку и погладил ее по щеке, однако в этой ласке не было чувственности, только дружеское участие, желание успокоить и подбодрить. – Я бы защитил вас от этих детских насмешек.

Она смотрела перед собой, словно вглядывалась в свое прошлое.

– Эти насмешки преследовали меня, пока мне не исполнилось шестнадцать. Отец назвал меня поздним цветком. Внезапно люди начали смотреть на меня совсем по-другому. Сначала комплименты были весьма сдержанными, и я им не верила. Затем я поняла, что папа был прав, что я действительно изменилась. Девочки, которые сначала надо мной смеялись, теперь задирали носы и демонстративно поворачивались ко мне спиной, как только я входила в комнату. Мальчики, которые до этого безжалостно издевались надо мной и оскорбляли, смотрели теперь такими взглядами, что мне хотелось поскорее помыться. Я бы не сказала, что быть хорошенькой лучше, чем безобразной. После первого выезда в свет все стало еще хуже. Женщины, которых я даже не знала, отказывались со мной разговаривать. Мужчины, которых я не хотела знать, постоянно преследовали меня.

Она криво улыбнулась и взглянула на него.

– Неужели вы не понимаете? Каждый раз, когда мне говорили комплимент, я вспоминала насмешки. И еще я думала, что они станут говорить мне, когда мои волосы побелеют, а лицо покроется морщинами. И я всегда стараюсь помнить об этом, чтобы не поддаваться этой пустой болтовне. Лицо и фигура, конечно, могут быть очень привлекательны, но, преждечем говорить о красоте, необходимо узнать человека, его характер, его душу. В действительности именно это и есть самое главное в человеке.

Наконец-то странные особенности ее характера начали складываться в единую картину, занимая свои места в сложной мозаике ее необычной, не похожей на других личности: полное отсутствие самомнения и кокетства, насмешливый блеск в глазах, который появлялся всякий раз, когда он заговаривал с ней о ее внешности. Он накрыл ладонью ее руку, затянутую в тонкую перчатку, и сплел её пальцы со своими.

– Ваша рука совсем не кажется мне большой. Сильной, быть может. – Он поднял ее руку и прижал к губам, покрывая поцелуями ее запястье и медленно продвигаясь к ладони. Эти поцелуи обжигали сквозь кружево перчатки. Она сжала пальцы, словно стремилась удержать его ласку.

Наконец она отняла руку.

– Мне кажется, вы намеренно пытаетесь отвлечь меня от темы нашего разговора.

– Ах, да, – прошептал он, придвигаясь к ней ближе. – Ведь мы говорили о поцелуях.

Она положила руку ему на грудь.

– Мы говорили о вашем ухаживании.

– М-м, но поцелуи – гораздо более интересный предмет для обсуждения. – Он снова накрыл ее руку своей и прижал к груди. – По-моему, они вам нравятся.

Она посмотрела на него с таким восхитительно невинным удивлением и одновременно с таким страстным желанием… Это непостижимое соединение всегда сводило его с ума. Ее глаза вдруг сверкнули в свете тусклых каретных фонарей.

– Я сама не ожидала, что они так мне понравятся.

Этим неожиданным признанием она полностью обезоружила его.

– Лили, – произнес он внезапно севшим от волнения голосом, – никогда не говорите мужчине, что вам нравятся его поцелуи.

Почему у него вдруг вырвалось это предостережение? Ведь он совсем не хотел начинать с ней эту игру. Стараясь скрыть свое смятение, он улыбнулся.

– Впрочем, не могу не сказать, что ваше признание мне очень приятно. Временами вы бываете просто восхитительно чистосердечны.

Она прищурилась и с вызовом спросила:

– А в остальное время?

– А в остальное время вы бываете просто невыносимы. – Внезапно он вспомнил о тех секретах, которые она скрывала от него, и о том, как сильно это в конечном итоге все усложнило. Уже серьезнее он добавил: – Согласитесь, Лили, что с самого начала нашего знакомства вы постоянно меня обманывали.

– О! А вы, конечно, являли собой образец безукоризненной честности, милорд! – не осталась в долгу Лили. – Говорил горшку котелок: «Уж очень ты черен, дружок!»

Герцог некоторое время молчал, затем улыбнулся.

– А известно ли вам, что вы – единственная из женщин, которая осмеливается со мной спорить? – Он вновь провел по ее щеке согнутым указательным пальцем. – Большинство женщин старается в моем присутствии проявлять необыкновенное смирение и кротость.

Ее глаза вспыхнули от гнева.

– Большинство женщин готовы в торт превратиться в вашем присутствии, лишь бы вы их съели. Они обычно настолько заняты тем, как очаровать вас, что им уже не до споров.

Его улыбка стала еще шире.

– Уж не ревность ли это?

– Ничего подобного! С чего бы мне, скажите на милость, вдруг ревновать вас? Ведь мы не более чем партнеры в нашем деле. Когда необходимость в вашем ухаживании за мной отпадет, вы сразу же найдете себе подходящую красавицу, чтобы развлечься с ней. И наша довольно странная связь закончится – к обоюдному удовольствию.

– Мне бы очень хотелось остаться вашим другом, – сказал он, притягивая ее ближе к себе и несколько удивленный тем, что она не воспротивилась его настойчивости.

– Мне кажется, что ваши представления о дружбе очень сильно отличаются от моих, ваша светлость. Насколько я могу судить, вы никого не подпускаете к себе близко.

– Ну вы-то как раз сейчас очень близко, – сказал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Ее глаза широко раскрылись, словно она только сейчас поняла всю опасную двусмысленность своего положения. Ее губы были так соблазнительно близко! Но он огромным усилием воли заставил себя отбросить греховные мысли и, встретившись с ней взглядом, сказал:

– Я думаю, друг – это тот, кто радуется твоему обществу, кто поддерживает тебя во всем. Друг знает твои самые сокровенные тайны и верно хранит их.

Он снова взял ее за подбородок и, едва касаясь, провел большим пальцем по изгибу ее губ. Ее кожа была такой восхитительно нежной, от нее исходил чудесный запах… Его пронзило острое желание. Всему виной был аромат сандалового дерева – аромат ее волос. Как ему хотелось сейчас растрепать их, пропустить сквозь пальцы эти шелковистые, блестящие локоны. Он знал, что играет с огнем, но его это сейчас мало волновало… Он все равно уже не мог больше противиться искушению, это было выше его сил. И лишь крепче сжал ее в своих объятиях.

– Так разве есть что-нибудь в моем определении дружбы, что бы не отвечало нашим с вами отношениям?

– Друзья не целуются так… так, как мы.

– Вы так думаете? – Он покачал головой. – В некоторых случаях, именно из подобной дружбы вырастала великая любовь.

– Я думала…

Он почувствовал на своем лице ее теплое свежее дыхание и увидел, как бешено бьется жилка у нее на горле. Если бы он не ждал с таким нетерпением ее ответа, то в ту же секунду прижался бы губами к этой жилке и ощутил бы, как бьется ее сердечко, зная, что это именно он заставил его биться так сильно. Не любит целовать ее! Это надо же такое придумать! Да он готов всю ее покрыть поцелуями, не пропустив ни одного дюйма ее восхитительной нежной кожи…

И вдруг ее ладони уперлись ему в грудь и оттолкнули его с невесть откуда взявшейся силой.

– Мне кажется, вы просто хотите смутить меня. Ведь на самом деле у нас с вами временное соглашение, не более того. В урочный час мы с вами разойдемся, каждый пойдет своим собственным путем. А пока… для нас обоих будет лучше, если мы не будем преступать границу сердечных дружеских чувств. Я, конечно, понимаю, что для мужчины с вашим опытом все это просто занимательная игра, но вы сами сказали, что я – плохая актриса, и я… – Ее глаза опять широко раскрылись, когда она почувствовала, что он усаживает ее к себе на колени. – Что вы делаете, Ремингтон?

– Проявляю сердечные чувства. – Всего один поцелуй, уговаривал он себя. Всего один коротенький поцелуй, просто чтобы показать ей, как она желанна ему.

Она открыла рот, чтобы вскрикнуть, но он опередил ее. Поймав губами ее вскрик, он закрыл ей рот таким горячим поцелуем, что оба они на несколько мгновений перестали дышать. А когда он начал отодвигаться от нее, ее пальцы непроизвольно вцепились в лацканы его сюртука и она еще ближе придвинулась к нему. Он почувствовал, что добился того, чего хотел. Он нежно ласкал губами края ее губ, руки его в это время гладили ее спину. От каждого такого прикосновения она таяла все больше, становясь в его руках все нежнее и податливее. Боже, как она отзывается на его ласку! Он глубже проник в ее рот, лаская языком губы, десны и наконец сплетая свой жадный язык с ее робким языком. Ее руки скользнули вверх по его груди, потом по шее, пока пальцы ее не погрузились в густые волосы, стыдливо их лаская. Он мгновенно ощутил такую вспышку желания, что у него свело все мышцы и из груди вырвался чуть слышный стон. Только сейчас он осознал, насколько сильно хочет обладать ею.

– Мы не должны больше этого делать, Лили. – Он схватил обе ее руки и с силой прижал их к своей груди. – Мы должны остановиться.

– Почему?

Его смех прозвучал почти стоном.

– Твои поцелуи слишком сладки.

Он наклонился и провел губами по ее лбу, а когда она закрыла глаза, он тем же ласкающим движением коснулся ее ресниц. Мгновением позже она вновь открыла глаза. И от того, что он увидел в них, у него перехватило дыхание… Он притянул ее голову к своему плечу и прикрыл ей глаза своей широкой ладонью.

– Дай мне несколько мгновений, чтобы успокоиться, прежде чем ты опять будешь так смотреть на меня. – Его голос звучал глуше, чем обычно, и был каким-то странным, незнакомым. – Ты ведь знаешь, как твой взгляд на меня действует.

Она не знала и сказала ему об этом. В ответ он еще сильнее прижал ее к себе.

– Твой взгляд заставляет меня сгорать от безумного желания целовать тебя снова и снова. – Он помолчал мгновение, затем поправился: – Нет, это не совсем правда. Когда ты так на меня смотришь, мне хочется гораздо больше,чем просто целовать тебя. Если еще кто-нибудь увидит, как ты смотришь на меня… – Он передвинулся, пытаясь занять более удобное положение и стараясь думать о чем-нибудь таком, что охладит его желание. – Нам надо поговорить о чем-нибудь другом, Лили. Расскажите мне о лорде Осгуде. Я еще ни разу не слышал, чтобы вы говорили об этом своем поклоннике. Он дорожил вами? Вы, наверное, тоскуете о нем?

– Лорд Осгуд? – Казалось, она была очень смущена его словами.

– Простите меня, – сказал он, увидев, что она не собирается отвечать на его вопрос. – Я совсем не хотел расстраивать вас этими грустными воспоминаниями. Вы, должно быть, очень любили его?

Лили покачала головой.

– Лорд Осгуд сопровождал меня на два бала и на один дневной прием. В действительности мы были просто хорошими знакомыми. Мы обменивались обычными любезностями, и мне было приятно его общество, но я ни в коем случае не собиралась за него замуж.

– Я думал, вы были помолвлены.

– А я думала, что вы помолвлены с Маргарет Грэнджер, – ответила она с вызовом.

– Да, кажется, у нас с вами действительно много общего и с каждой минутой становится все больше. – Он наклонил голову. – А кто был вашим поклонником до Осгуда?

– Это вас совершенно не касается.

– Все, что касается вас, касается и меня, – отрезал он. – Я все еще не оставил мысли б том, что человек, напавший на вас, это кто-то из ваших знакомых. И я хочу знать, были ли другие Осгуды. Был ли кто-то, кто питал к вам нежные чувства, а вы его отвергли?

– Я никого не отвергала! – с негодованием воскликнула Лили.

– Осгуд дрался на дуэли. Почему?

Лили этот вопрос обидел.

– На будущее могу вам посоветовать черпать свои сведения из более достоверного источника, чем слухи, которые распространяет Маргарет Грэнджер. Я представления не имею, с кем дрался Осгуд, но я уверена, что это случилось не из-за меня, его никто не вынуждал защищать мою честь или сражаться с моими поклонниками. Ничего такого не было. Для Осгуда я значила ничуть не больше, чем для вас.

– Вы очень много значите для меня, Лили, – вырвалось у него против его воли, он даже не успел подумать, как много значат эти слова. Надежда, вспыхнувшая в ее глазах, заставила его крепче стиснуть зубы.

– Вы хотите сказать мне, что ваши ухаживания – не притворство?

Он почувствовал себя внезапно так, словно под ним разверзлась бездна. Он понимал, о чем она в действительности его спрашивала. Для такой женщины, как Лили, существовало лишь одно логическое завершение подобных отношений. Брак. Он почувствовал, как лоб его покрылся испариной, в карете вдруг стало невыносимо жарко. Еще сегодня днем он решил, что может наслаждаться обществом Лили, пока не закончится это «ухаживание», а затем тихо и безболезненно расстаться с ней. Так же, как он обычно заканчивал подобные «задания». Между тем никому не покажется слишком странным, если у них будут достаточно близкие отношения, и только они с Лили будут знать истинный смысл этой близости. Проклятие! Да ведь он просто задумал соблазнить ее!

И вот теперь все его намерения исчезают, как облачко дыма под порывом ветра. Он прекрасно понимал, что все это значило для Лили. Если он и сомневался раньше в ее неискушенности и невинности, то сейчас у него не осталось в этом никаких сомнений. У нее не было ни опыта, ни привычки к флирту, чтобы играть в любовные игры. Когда она отдаст мужчине свою невинность, она отдаст ему и свое сердце. Он не достоин ни того, ни другого. Ему нечем ответить на ее бесценные дары.

– Я хочу, чтобы между нами все было честно, – начал он и с внезапной болью увидел, как гаснет надежда в ее глазах.

Она постаралась высвободиться из его объятий, но он продолжал крепко держать ее, словно стремился защитить от той боли, которую должен был ей причинить. Она сделала попытку отвернуться, но он обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей в глаза.

– В нашей жизни слишком много тайн. А то, что нам приходится доверять и хранить тайны друг друга, делает нашу дружбу особенно ценной. Вы очень дороги мне, Лили, но я не хочу обманывать вас или давать надежду, что наши с вами отношения могут закончиться свадьбой. Уже очень давно я понял, что не создан для брака. И я скорее предпочту, чтобы мой брат и его дети наследовали мой титул, чем вновь соберусь жениться. – Ее взгляд, полный отчаянной муки, потряс его, и он сокрушенно вздохнул. – Мои взгляды на это ни в коей мере не связаны с вами лично, Лили. Однако вы и представить себе не можете, насколько брак меняет отношения между людьми и самих людей. Боюсь, вы вряд ли когда-нибудь сможете понять, о чем я сейчас говорю. Вы до такой степени невинны, что я даже не могу вспомнить ничего подобного.

– Я никогда не думала, что невинность – такой уж большой грех, – сказала она, и в ее глазах заблестели слезы.

– Это не грех, Лили. Это дар. Дар, который вы не должны растрачивать на такого негодяя, как я. – Одна прозрачная слезинка скатилась по ее щеке и упала ему на руку, а он подавил желание стереть ее, словно боялся, а она жгла его кожу. – Было время, когда я мог бы стать хорошим мужем для вас, время, когда я еще верил в то, что в браке можно найти любовь и счастье, преданность и доверие. Теперь, увы, я понял, что это лишь красивые иллюзии. В этом мире все происходит совсем иначе. И вы сами когда-нибудь выучите этот жизненный урок, но черт меня возьми, если я стану обучать вас. Проклятие, Лили, вы хотите от меня того, что я не могу дать вам!

Или все же может? Что, если какая-то его часть протестует против мысли о серьезных отношениях с Лили только потому, что он знает, как легко ему потерять голову от любви к ней? Привлекательность Лили заключалась не только и, может быть, не столько в ее красоте. То, что сводило его с ума, таилось гораздо глубже. Ее внешность была всего лишь искушением, вознаграждением, которое ему обещано, если он подчинится своей судьбе. Но как долго он сможет удержать ее? Предательство Катарины нанесло рану скорее его гордости, чем чувствам. Но, если Лили изменит ему с другим, ее предательство уничтожит его… Это открытие поразило его, словно удар молнии. Если это так, значит, он уже почти влюблен в нее!

Эта новость ничуть не обрадовала его. Он мог представить себе будущее Лили почти так же ясно, как и ее прошлое, о котором она рассказывала ему. Сейчас ее невинность защищает ее, но как только она выйдет замуж, любой светский ловелас будет считать ее своей законной добычей. Если он настолько спятит, что женится на ней, он еще хлебнет сполна, ведь ему придется надолго оставлять ее, отправляясь по делам Военного департамента. А едва он за порог – сразу толпы мужчин станут увиваться вокруг нее, слетятся как пчелы на мед. Они станут соблазнять ее кто чем может, и чем дольше она будет сопротивляться, тем желаннее будет им казаться, все больше разжигая их пыл. И в конце концов кто-то из них ей приглянется. А для него это будет означать конец ее «любви». Да он скорее предпочтет жить монахом, чем позволит снова ввергнуть себя в этот ад. Нет, лучше потерять ее сейчас, пока он не начал снова тешиться несбыточными мечтами и внушать себе, что его жизнь с Лили будет совсем не такая, как у всех прочих. Нет! Жениться на Лили будет, безусловно, самой большой ошибкой в его жизни.

Пока эти мысли вихрем кружились в его голове, Лили не произнесла ни слова. Она просто продолжала смотреть на него своими огромными прекрасными глазами. «Но почему я чувствую себя столь виноватым… – с досадой думал Ремингтон. – Ведь это я приношу совершенно непомерную жертву, отказываясь от нее». После сегодняшнего вечера она едва ли позволит ему так страстно ее целовать и обнимать. Он только что прямо дал ей понять, что в отношениях с ней руководствуется честными намерениями. И он сделал все правильно. Ей не в чем упрекать его.

Но почему тогда у него так скверно на душе?

На этот раз он не стал удерживать ее, когда она попыталась высвободиться из его объятий. Потом села рядом, чуть отодвинувшись от него. Сцепив пальцы, он положил руки на колени, не решаясь на нее взглянуть. Он не хотел видеть, как она плачет. Ее слезы лишь ослабляли его решимость. Он попытался сосредоточиться на стуке колес о булыжную мостовую.

– Не печальтесь. Вы очень скоро найдете кого-нибудь еще, – сказал он наконец, продолжая глядеть в сторону. – Я знаю по крайней мере дюжину молодых мужчин, которые бросятся предлагать вам руку и сердце, стоит вам только улыбнуться им.

– Что ж, надо не забыть улыбнуться самому подходящему из них.

– Я не то имел в виду, Лили. – Он протянул было к ней руку, но она отшатнулась от него. Его рука повисла на мгновение в воздухе, затем он медленно положил ее на колено. И ее голос, и вся она показалась ему сейчас такой ранимой, такой хрупкой, словно вот-вот разобьется и рассыплется на множество кусочков.

– Я знаю, что вы имели в виду. Вам не нужно больше ничего объяснять. Я все прекрасно поняла.

«Ничего-то ты не поняла!» —• подумал он с болью в сердце. Ему так хотелось обнять её и целовать долго-долго, пока она не забудет этих отвратительных слов, которые он только что ей наговорил. Он хотел, чтобы она улыбалась только ему одному. «Увижу ли я когда-нибудь еще ее улыбку?» – с внезапным отчаянием подумал он.

–• Когда вы… – Голос Лили сорвался, и она была вынуждена сделать паузу и глубоко вздохнуть, прежде чем продолжила: – Как давно вы работаете на сэра Малкольма?

Он понял, почему она так резко перевела разговор на другую тему – просто пыталась взять себя в руки, продемонстрировать ему, что понимает, почему он отверг ее, и что ее это не очень-то и задевает. Он решил подыграть ей.

– Я начал работать в Военном департаменте почти десять лет назад. Мне пришлось взять на себя обязанности моих родителей, погибших во время кораблекрушения.

Напускное спокойствие Лили мгновенно сменилось неподдельным изумлением и интересом.

– Ваши родители работали на Военный департамент?

– Собственно говоря, работал только отец, а мама часто сопровождала его в наименее опасных предприятиях. В тот раз они плыли в Вест-Индию по своим частным делам, и за три дня до прибытия в порт судно настиг ураган. Все погибли.

– Боже мой! – пробормотала Лили. – Как вам было тяжело! Сразу пришлось принять на себя титул и… такое количество всевозможных обязанностей. Сразу после трагедии. Сколько горя обрушилось на вас…

Он хмуро взглянул на свои сложенные на коленях руки. Он и забыл, насколько тонко Лили все чувствует и понимает. В то время, когда погибли его родители, у него не было недостатка в сочувствии, но и проблем тогда появилось действительно немало. Большаяих часть возникла при общении с поверенными отца, эдакий ошеломляющий натиск финансовых вопросов, требующих решения, а еще надо было разобраться со слугами, с управляющими имениями и арендаторами и прочее и прочее – людям необходимо было знать, как смерть его отца скажется на их дальнейшей судьбе. В общем, служебные обязанности отца он воспринял как благословенную передышку, избавляющую его хоть ненадолго от рутинных домашних дел. Лили едва его знала, но сразу поняла, что он тогда пережил, словно все эти годы провела рядом с ним. Сколько сочувствия и теплоты… а ведь всего минуту назад он так жестоко отказался принять ее любовь.

Он стиснул зубы.

– Вы собираетесь поехать на бал у Лискоутов в эту среду?

Она покачала головой, мгновенно насторожившись под его взглядом.

– Еще до той злополучной ночи меня пригласили провести конец недели в загородном доме лорда Холибрука. Там будет проходить традиционное собрание членов «Общества египтологов». После того как вы ушли от него сегодня днем, я сказала отцу и сэру Малкольму об этом приглашении. Они оба решили, что в доме лорда Холибрука мне ничего не угрожает. Дом большой, и там в эти дни соберется довольно много народу. Сэр Малкольм решил, что будет даже лучше, если я смогу хоть на несколько дней уехать из Кроффорд-хаус.

В данном случае герцог был согласен с лордом Байнбриджем. Едва ли кто-то мог навредить Лили в доме, полном людей, и, кроме того, ей совсем не мешало уехать из Лондона. Хотя бы на два-три дня.

– Так когда в доме Холибрука все собираются?

– Послезавтра. Софи и я собирались отправиться туда вместе, и я уверена, мой отец сможет сопровождать нас. После сегодняшнего вечера, я… я полагаю, вы попросите сэра Малкольма найти кого-нибудь еще, кто смог бы… заменить вас.

Он полагал точно так же. Он просто не мог находиться возле Лили. Как только они оставались наедине, он мог думать лишь о том, как заполучить ее в свои объятия и осыпать поцелуями. Сегодняшний вечер лишний раз подтвердил, что он просто не в состоянии противостоять своим желаниям. Но в то же время он понимал, что не вынесет, если возле Лили все время будет крутиться какой-нибудь другой «поклонник». Поэтому он и дал согласие сэру Малкольму.

– Я буду продолжать сопровождать вас всюду, в том числе и к лорду Холибруку. – Он понимал, что это самый обыкновенный эгоизм с его стороны, но он хотел быть рядом с ней, хотя бы какое-то время. – Сколько там будет приглашенных?

– Человек двадцать, я полагаю.

Он кивнул, совершенно не интересуясь заданным вопросом. Вместо дуэньи ее будет сопровождать Софи Стэнхоуп, и, значит, ему грозит не так уж много случаев остаться с Лили наедине. Он вполне сможет избежать встреч в саду при лунном свете или бесед наедине в его карете. Он еще больше нахмурился.

– Мы возьмем с собой несколько верховых лорда Байнбриджа, а также несколько моих людей. Со мной вы будете большую часть дня, а ночью вас поместят вместе с Софи. Все-таки это безопасней, чем ваши лондонские апартаменты.

Карета остановилась, и герцог, откинув занавески, выглянул наружу. Впереди светились огни Кроффорд-хаус. Пора было расставаться, но он не мог заставить себя сделать это. Сегодняшняя ночь первая, которую они проведут вдали друг от друга. Первая – с того момента, когда он увидел ее бегущей по улице в домашнем пеньюаре. Наверное, Лили страшно сейчас. Ведь ей предстоит провести ночь в том самом доме, где на нее напали… А кто успокоит ее, если ей опять приснится кошмар?

– Вот вы и дома, Лили, – безразличным тоном произнес он, дивясь своему умению притворяться. Она начала приподниматься со своего места.

– Подождите, – сказал он. Она выжидательною посмотрела на него, чуть приоткрыв губы. О Боже, как ему хотелось поцеловать ее! – Если вам не очень хочется быть дома в тот момент, когда лорд Аллен явится для разговора с вашим отцом, я был бы счастлив сопровождать вас на прогулку в парк – во второй половине дня.

Это предложение, похоже, насторожило ее.

– Я бы не хотела затруднять вас больше, чем это необходимо.

– Это нисколько меня не затруднит. – Он накрыл ее руку своей, не в силах противиться искушению еще раз прикоснуться к ней. – Я прошу простить меня, если сегодня я оскорбил ваши чувства, Лили. Я буду ждать любой возможности, чтобы доказать вам свою самую искреннюю дружбу. – Он прижал палец к ее губам, увидев, что она что-то хочет сказать. – Не надо сейчас ничего говорить. Просто подумайте об этом. Завтра я заеду за вами в два часа.

Он открыл дверцу кареты и помог ей сойти на землю, затем проводил ее по лестнице до крыльца. Им навстречу сразу же вышел дворецкий и распахнул перед Лили двери.

– Граф Кроффорд дома? – спросил Ремингтон.

– Да, ваша светлость, – дворецкий величественно кивнул.

Герцог повернулся к Лили и поднес к губам ее руку, затянутую в перчатку. Его горячий поцелуй опалил ее сквозь кружево.

– Проследите, чтобы он запер дверь за вами. До завтра, Лили.

Она продолжала молча смотреть на него, и он не мог отвести от нее взгляд. Все, что ему надо было сделать сейчас, – это развернуться и пойти к своей карете. Но он не мог. Он притянул ее к себе и прильнул к ее губам долгим нежным поцелуем.

– Спокойной ночи. Лили.