- Ты перестал писать, и я не знала, где тебя искать. Ты можешь представить себе, как я волновалась? - Она слегка отодвинулась, чтобы получше разглядеть его. - Неужели ты забыл обо мне?
      - Я никогда не забывал тебя! - Его голос был полон раскаяния, и он крепче сжал ее плечи, как бы доказывая искренность своих слов. - Никогда, сага (дорогая). Ни на один день! Я живу не такой жизнью, чтобы ты могла гордиться мной, и взять тебя с собой значило подвергать тебя опасности. Только поэтому я не приехал к тебе раньше. У меня и сейчас нет безопасного убежища, куда я мог бы отвезти тебя, но уж лучше ты умрешь в моих объятиях, чем попадешь в руки Монтегю.
      - Король рассказал тебе о послании Гая?
      - Да, - резко произнес Данте. - И я много узнал с тех пор нового. Этим утром я вошел в замок, переодевшись слугой. Во время праздника я был в зале и видел все - в том числе то, что барон Монтегю обращается с тобой так, как будто он имеет на тебя права.
      - Он собирается жениться на мне, - быстро сказала Клаудия, вступаясь за Гая. Она не хотела рассказывать Данте о своих подозрениях - у него самого, конечно, их хватало. И они оба могут быть неправы. Она должна верить Гаю, пусть даже и не уверена в его доверии к ней. - Как только Гай придет в себя, он велит освободить меня.
      - Он велел посадить тебя в тюрьму. Его братья хотят повесить тебя.
      - Гай не говорил ничего подобного, - возразила Клаудия. - Он попросил братьев охранять меня, но они неверно поняли его слова. Кенрик и Фиц-Алан знают, что Роберто - наш брат. К тому же они приехали сюда, чтобы помочь Гаю отомстить нашему дяде. Разве можно упрекать их, что они сочли меня виновной?
      Данте рассмеялся тихим, безрадостным смехом, от которого у Клаудии пробежали мурашки по спине.
      - Я как раз и рассчитывал, что они сочтут тебя виновной.
      - Ч-что... что ты имеешь в виду?
      - Это я отравил Монтегю, - сказал Данте. - Это был единственный способ спасти тебя.
      Клаудия с расширившимися от ужаса глазами отступила назад. Если Данте хочет убить кого-нибудь, этого человека ждет неминуемая смерть. Слабая надежда, которая поддерживала в ней жизнь все эти последние мрачные часы, внезапно рухнула.
      - Ты убил Гая?
      Данте схватил ее за руку и притянул к себе.
      - Нет, Клаудия. Я не мог подвергать тебя риску - вдруг Монтегю захочет изобразить галантного кавалера и предложит тебе отпить из своего кубка. Кроме того, король заставил меня поклясться, что я не стану убивать Монтегю или кого-нибудь из его людей. Он будет страдать, но не умрет. По крайней мере, не теперь.
      Клаудию охватила дрожь.
      - Гай будет жить?
      - Разве я уже не сказал тебе? - Он достал из-под плаща темный сверток. - Надень эту накидку. Мы должны уходить немедленно, или все будет потеряно.
      - Но я не могу! - Клаудия оттолкнула накидку. Руки ее дрожали, и мысли беспорядочно мешались друг с другом. Данте сделал все это, чтобы помочь ей, а о Гае он и не подумал. Ей захотелось ударить брата, заставить его почувствовать такую же боль, какую он причинил ей. В один ужасный момент она даже пожалела, что он вновь появился в ее жизни. Теперь у нее не было выбора - Данте должен покинуть ее.
      - Я останусь здесь, чтобы исправить все, что натворил ты. Гай придет за мной, когда очнется от действия твоего яда, и я расскажу ему всю правду. Не беспокойся - он не сочтет меня ответственной за чужие поступки.
      - Ты сошла с ума! - Данте ошеломленно провел рукой по волосам. - Он повесит тебя.
      - Он... он любит меня, - запинаясь, произнесла Клаудия.
      Данте покачал головой и глубоко вздохнул.
      - Он обманывает тебя, сестра. Монтегю не любит тебя и не доверяет тебе - иначе ты бы не находилась сейчас здесь.
      - Здесь меня держат братья Гая. Гай никогда...
      - Твой драгоценный Гай пришел в сознание несколько часов назад. - Данте вновь взял Клаудию за плечи и слегка встряхнул ее. - Гай и есть твой тюремщик. Он тоже считает, что именно ты хотела отравить его. Если ты останешься здесь, на рассвете тебя повесят.
      - Но Гай...
      - Он повесит тебя, - холодно повторил Данте.
      "Гай и есть твой тюремщик". Эти слова вновь и вновь звучали в ее ушах. Гай ни на одну минуту так и не поверил в ее невиновность. Клаудия закрыла глаза, но волна боли, которую она ждала, так и не пришла. Вместо этого руки ее задрожали, затем онемение стало охватывать все тело. Но даже теперь она не в силах была отказаться от собственной лжи.
      - Гай придет за мной!
      - Да, с веревкой в руках, - Данте покачал головой. - Ты должна идти со мной. Немедленно.
      Ей надо остаться здесь. Зачем - чтобы быть повешенной? Данте прав - Гай обманывал ее. Он поклялся, что не будет винить ее за чужие поступки, но яд, подсыпанный Данте, заставил его передумать. Его братьям даже не понадобится убеждать его. Она могла представить себе, какие злодейства приписывают ей сейчас Кенрик с Фиц-Аланом, какие слова нашептывают они на ухо Гаю, чтобы ожесточить его сердце. Здесь, в этом замке, она чужая. На кого другого могут пасть подозрения? К тому же никому не известно, что Данте был на пиру. Клаудия пристально вглядывалась в лицо Данте, стремясь заглянуть ему в глаза.
      - Хорошо, Данте. Я пойду с тобой.
      Гай очнулся на рассвете следующего дня. Голова у него была ясной почему-то это показалось ему странным. Он повернулся на бок и протянул руку в поисках Клаудии. В тот же момент на него накатила волна головокружения, и он вспомнил все, что вчера произошло: пир, яд, тяжелые кошмары, мучившие его всю ночь, и рвотное, которое дал ему врач, чтобы очистить желудок от остатков отравы. Гай почувствовал страшную слабость во всем теле.
      - Он вновь очнулся, - донесся до него голос Кенрика.
      С трудом подняв веки, Гай нашел взглядом Кенрика и Фиц-Алана, сидящих за столом. Встав, они подошли к кровати. Гай попытался сесть. Обнаружив, что голова его не так ясна, как показалось ему вначале, он потер лоб рукой, пытаясь прийти в себя.
      - Где она?
      - Об этом можно поговорить после, - ответил Кенрик, открывая сундук и доставая оттуда тунику и штаны. - Лекарь сказал, что тебя больше не будет рвать. Я одену тебя, если хочешь.
      - Я могу одеться самостоятельно, - запинаясь, с трудом произнес Гай, неуверенный, что сможет выполнить обещанное. Оглянувшись, он поискал глазами какой-нибудь напиток, которым можно было бы смягчить воспаленное горло. Хотя, судя по состоянию желудка, любое питье сейчас скорее повредят ему, нежели пойдет на пользу.
      Кенрик бросил одежду напостель.
      - Тебе нужно двигаться, чтобы вывести яд из организма.
      - Врач хотел ночью пустить тебе кровь, - добавил Фиц-Алан, когда Гай попытался запротестовать. - И вырвать для полноты ощущений пару зубов. Мы убедили его отложить эти меры до утра, если тебе не станет лучше. Если хочешь сохранить свои зубы в целости, в твоих же собственных интересах встать и пойти с нами на прогулку.
      Единственным желанием Гая было вновь улечься и погрузиться в сон. Кенрик с Фиц-Аланом тоже выглядели усталыми, как будто всю ночь не смыкали глаз. Скорее всего, подумал Гай, так оно и было. На обоих были те же одежды, что и во время праздника.
      Гай откинул одеяло.
      - Если этот шарлатан осмелится приблизиться ко мне со своими щипцами, я из него котлету сделаю. - Он стал натягивать тунику, стараясь не показывать, с каким трудом ему дается эта несложная задача. - Где Клаудия?
      - В тюрьме, - ответил Кенрик, - вот твои башмаки:
      Гай замер.
      - Где-где? - хриплым шепотом переспросил он.
      - В тюрьме, - хмуро повторил Кенрик, затем, взглянув на Фиц-Алана, добавил: - Ты же сам велел взять ее под стражу.
      - Я велел охранять ее! - закричал Гай. Схватив штаны, он принялся надевать их, игнорируя протесты желудка. - Я хотел, чтобы вы охраняли ее ото всех, кому придет в голову обвинить ее в попытке убить меня. Господи, я надеялся, что вы не окажетесь в числе этих недоумков!
      Сильный приступ головокружения чуть не заставил его потерять сознание, и он упал бы, если бы его не подхватил Фиц-Алан. Придя в себя, Гай отбросил его руку.
      - Вы что, не могли остановиться и подумать, что вы делаете?
      - Здесь все ясно! - отрезал Кенрик. - Мы вновь спасли тебя от этой шлюхи. Судя по горам крысиных трупов, разбросанных по всему замку, эта девка хорошо знает свое дело. Она уже пыталась убить тебя в день нашего приезда. Вчера она чуть не добилась успеха. Если бы я мог предположить, что ты станешь отрицать очевидное, я бы сразу приказал ее повесить.
      Схватив Кенрика за ворот туники, Гай произнес сквозь стиснутые зубы:
      - Тебе повезло, что ты этого не сделал, брат. Я убил бы тебя без раздумий.
      - У тебя не все дома, - спокойно произнес Кенрик, легко освобождаясь от хватки Гая.
      В нынешнем ослабленном состоянии Гай не в силах был выдержать поединок с Кенриком. Он глубоко вздохнул.
      - Ты прав. Я не смог бы убить тебя, но не из-за отсутствия желания.
      Сев на кровать, он стал натягивать башмаки.
      - Крысы - единственные живые существа, которым Клаудия способна причинить вред. Неужели вы не помните, как она испугалась, что собака может умереть от ее яда? И вы хотите сказать, что при этом она хладнокровно обрекала меня на тот же удел?
      Ни Кенрик, ни Фиц-Алан не ответили. Гай фыркнул от отвращения.
      - Вам не пришло в голову, что у барона Лонсдейла в Монтегю может быть шпион? И что яд - его рук дело?
      - Мы думали об этом, - сказал Фиц-Алан, - и поэтому приказали запереть ворота и удвоить стражу. Никто не входил в замок и не покидал его. - Он строго посмотрел на Гая. - Мы не такие глупцы, как ты думаешь. Конечно, есть вероятность, что леди Клаудия здесь ни при чем. Но прими также во внимание, что наша способность здраво рассуждать не затуманена безрассудной страстью.
      - Отравлен ты был один, - вступил в разговор Кенрик. - Твой оруженосец проверил все кубки с вином, что были на столе, однако нигде больше не смог обнаружить ни следа яда. Это значит, что яд подмешал в твой кубок тот, кто мог сделать это незаметно. Если говорить конкретней - один из нас. Ты прекрасно знаешь, что ни мы, ни Томас с Эвардом этого сделать не могли. Остается только Клаудия. Не стану отрицать - она производит впечатление благородной и глубоко преданной тебе леди. Но не странное ли совпадение, что она родом из семейства, члены которого известны своей склонностью к отравлениям? - Кенрик покачал головой. - Эта женщина околдовала тебя, ты стал слеп от страсти. То, что ты любишь ее, не снимает с нее вины. Чтобы доказать ее непричастность к преступлению, нужны более серьезные доказательства. Мы делаем все, что полагаем необходимым, дабы обеспечить твою безопасность. На нашем месте ты поступил бы так же.
      Оценивая ситуацию объективно, Гай не мог не признать, что у Кенрика есть веские причины отстаивать свою точку зрения. Легко понять, почему Клаудия не вызывает у его братьев ни малейшего доверия. Гай задумчиво молчал, все же не в силах согласиться с железной логикой Кенрика. Страсть не ослепила его - просто он любил Клаудию за те качества, которые позволяли ему быть уверенным в ее невиновности. К тому же он знал ее гораздо лучше, чем его братья - да и вообще чем кто-либо на свете.
      - Спасибо за вашу заботу обо мне, - спокойно и рассудительно промолвил Гай. - Я понимаю, сейчас вы считаете, что я не в своем уме, но со временем вы поймете, как я был прав. Я попросил вас охранять Клаудию только потому, что уверен - в Монтегю есть по меньшей мере один шпион Лонсдейла. Возможно, их больше. Барон Лонсдейл наверняка уже знает, что вы двое находитесь здесь. Ему не составит труда догадаться, что мы намереваемся осадить Холфорд. Не исключено, что он боится, как бы мы не захотели штурмовать сам замок Лонсдейл. Одно твое войско, Кенрик, вполне в состоянии захватить его. Если же мы объединимся, нашей армии не сможет противостоять ни одна крепость в Англии.
      Посмотрев на братьев, Гай заметил, что в их глазах затеплилось понимание. Обрадованный этим, он перешел к главному доказательству своей правоты. Яд помешал ему рассказать об этом вчера.
      - У меня есть причина подозревать барона Лонсдейла. Когда он планировал убить меня во время моего визита к нему, то полагал, что моя семья не станет мстить за меня, если я умру при подозрительных обстоятельствах в стенах его замка. Он хотел представить мою смерть как дело рук Клаудии, затем выдать ее моим людям. Ее казнь должна была, по его замыслу, удовлетворить жажду мести у моей родни.
      Обведя братьев взглядом, он продолжил:
      - К тому же не забывайте, что Клаудия отнюдь не глупа. Неужели вы думаете, что она отравила бы меня, зная, что именно ее вы оба сочтете виновной в преступлении? Если Клаудия все же столь сильно меня ненавидит, зачем ей убивать меня до свадьбы - ведь она стала бы богатой вдовой, сделав это через две недели! - Гай покачал головой. - Она могла пойти на такое, только желая погибнуть в муках.
      Кенрик и Фиц-Алан нерешительно переглянулись.
      После недолгого молчания Фиц-Алан неуверенно произнес:
      - В письме ты не сообщил нам подробности заговора Лонсдейла и ничего не рассказал об этом после нашего приезда. Если бы мы знали... - Он пожал плечами, давая понять, что все же и новые сведения не доказывают убедительно невиновность Клаудии.
      - И кто кого тогда должен упрекать в слепоте? - Гай неприязненно посмотрел на братьев и направился к двери. Комната раскачивалась у него перед глазами, и он вынужден был опереться о стену. Даже эти несколько шагов дались ему с невероятным трудом, и сложно было представить, что он в состоянии самостоятельно держаться на ногах долгое время. Отринув гордость, он вынужден был попросить братьев сопровождать его.
      - Я готов совершить прогулку, на которой вы настаивали. Мы идем в темницу.
      Двумя часами позже Гай судорожно сжимал луку седла, страстно желая, чтобы земля перестала кружиться у него под ногами. Вернее, под ногами его лошади. Он знал, что его скакун смирно стоит на месте, но мир вокруг плясал в сумасшедшем танце. Виною этому было не только действие яда - ничуть не меньше на Гая подействовало исчезновение Клаудии.
      Отправившись в тюрьму, Гай добрался только до залы, когда встретил Эварда и Томаса, спешивших к нему с плохими новостями: солдаты, посланные сменить стражников Клаудии, обнаружили их связанными, с заткнутыми кляпом ртами. Та же участь постигла часовых, охранявших запасной выход. Двое из них, по всей видимости, были опоены тем же ядом, что и Гай, а третий потерял сознание от сильного удара по голове. Никто не успел толком рассмотреть нападавшего. И, что хуже всего, Клаудия исчезла без следа.
      Раздавая приказания и наблюдая, как две сотни рыцарей в полном вооружении седлают коней, Гай никак не мог избавиться от ощущения, что вот-вот проснется и все случившееся окажется не более чем еще одним вызванным ядом кошмаром, каких он уже немало насмотрелся этой ночью. Казалось невозможным, что Клаудия была теперь вне его досягаемости, что он был лишен возможности защитить ее. Стоило Гаю закрыть глаза, как перед ним представала Клаудия - такой, какой он видел ее в последний раз, когда она с испуганным выражением лица склонилась над ним, одурманенным отравленным вином. Гай прошептал самое страшное ругательство, какое только мог припомнить.
      Услышать его смогли только находившиеся поблизости Кенрик и Фиц-Алан. Томас с Эвардом были заняты формированием боевого отряда. Все внимание Фиц-Алана было сосредоточено на арбалете, который он приторачивал к седлу, и, услышав ругательство, он пожал плечами.
      - Мы найдем ее, - уверенно произнес Кенрик, садясь на своего боевого коня. Его лицо напоминало маску, настолько оно было бесстрастно. - Надеюсь, хоть теперь-то ты убедился в ее виновности.
      Гай мрачно взглянул на брата и не промолвил в ответ ни слова.
      - Ты должен взглянуть правде в лицо, - продолжал Кенрик. - Она сбежала по своей воле. Если бы ее убили, тело мы бы нашли в камере. Если бы ее вынесли в бессознательном состоянии - предварительно опоив или ударив - в туннеле, ведущем наружу, мы бы нашли потверждающие это следы. Даже человек маленького роста не пройдет там, не согнувшись в три погибели. Нет никаких признаков того, что по нему волочили бесчувственное тело. Все это может означать только одно - она убежала добровольно.
      - Возможно, ей угрожали ножом. - Гай знал, что его словам недостает убедительности. Кенрик и Фиц-Алан были уверены в виновности Клаудии, а у него было слишком мало сил, чтобы тратить их на бессмысленные споры. Сначала надо найти Клаудию, а затем можно будет во всем спокойно разобраться. Пока что ему не обойтись без помощи братьев. Гай не был уверен, сможет ли он вести за собой отряд - даже для того, чтобы просто сидеть на лошади, он был вынужден тратить слишком много сил.
      - Чтобы выбраться из крепости, им надо было миновать, по крайней мере, десяток солдат, - заметил Кенрик. - Сопротивляйся она хоть самую малость, их бы услышали. Нет, никакого ножа не было - она ушла добровольно.
      - Умный план, ничего не скажешь, - вмешался Фиц-Алан. - Сперва шпион подсыпает тебе отраву, понимая, что мы обвиним в этом Клаудию. Затем мы сажаем ее в тюрьму и отправляем всех солдат сторожить стены, после чего убежать становится элементарным делом. - Подняв бровь, он кивнул Кенрику. Мы должны были заподозрить нечто в этом духе и усилить охрану тюрьмы.
      - Клаудию похитили, - упорно повторил Гай. - Она никогда бы не пошла по своей воле с людьми ее дяди.
      - Да, это маловероятно, - согласился Кенрик и выжидающе посмотрел на Гая. Гай молчал, и Кенрик нетерпеливо вздохнул.
      - Ты что, до сих пор ничего не понял? Ведь это же совершенно очевидно.
      У Гая не было сил отгадывать загадки. Мысли его мешались друг с другом, и он едва мог следить за ходом рассуждений его собеседников. Все его силы уходили на то, чтобы не свалиться с коня.
      - Нет, не понял. Просвети меня.
      Кенрик, привязывающий к седлу меч, ответил не сразу. Он поднял голову, и в его серых глазах Гай прочел странное, беспокойное выражение, от которого у него засосало под ложечкой.
      - Она ушла со своим братом.
      Пытаясь догнать Данте, Клаудия пустила лошадь быстрее. На этом участке леса дорога расширялась, но ветви деревьев все же опасно свисали низко над головой. Клаудия пригнулась, чтобы проехать под веткой дуба, и поравнялась с Данте. Ей пришлось закричать, чтобы он мог расслышать ее голос сквозь стук копыт.
      - Данте! Я не могу так больше. Мы не можем остановиться и передохнуть?
      Не глядя на сестру и сосредоточив все внимание на дороге, Данте покачал головой.
      - Пока нет. Потерпи немного, Клаудия.
      Его конь вновь вырвался вперед. Серая в яблоках кобыла Клаудии затрясла в знак протеста головой и в который уже раз закусила удила. Руки девушки болели от постоянных усилий удержать лошадь и не дать ей перейти в отчаянный галоп. Кобыла хотела быть лидером, для Клаудии же важнее было не вылететь из седла.
      Последний раз они отдыхали на рассвете и с тех пор скакали с одной и той же изнуряющей скоростью. Судя по положению солнца на небе, они направлялись на восток, но Данте ни словом не обмолвился о цели их путешествия. Сперва Клаудия предполагала, что путь их будет лежать на юг, к Лондону или в Уэльс. Возможно, Данте хочет избежать дозоров, которые наверняка выслал за ними Гай. Ведь тот прежде всего перекроет дорогу на запад, к Лонсдейлу. Данте уверил Клаудию, что ее побег в первую очередь свяжут с кознями ее дяди, и спохватятся, только когда они будут уже недосягаемы для преследователей. Недосягаемы для Гая.
      Внезапное воспоминание пронзило Клаудию острой болью. Она вспомнила, как Гай улыбался ей, когда они последний раз были наедине в их спальне. Взглянув на мелькающие деревья, Клаудия попыталась выбросить из головы непрошеный образ - как и мысль о том, что она совершила непоправимую ошибку, не оставшись в Монтегю. Утром она рассказала о своем беспокойстве Данте, и тот вновь поклялся ей, что Гай решил повесить ее. В холодном свете наступающего дня в это поверить было еще сложнее, нежели во мраке темницы. Но зачем Данте лгать ей? И все же Клаудия никак не могла избавиться от мучительного ощущения, что брат говорит ей неправду. Прошедшей ночью она думала, что ничего не может быть хуже, чем находиться в состоянии неизвестности, не зная, жив Гай или нет. Сегодня Клаудия обнаружила новую, ничуть не меньшую муку - не знать, что с ней хочет сделать Гай - убить или сохранить ей жизнь. Если бы она осталась в тюрьме, в этот самый момент вокруг ее шеи обвивалась бы веревка. А может быть, руки Гая, шепчущего ей на ухо нежные слова. Стоило ей закрыть глаза, как в ушах ее начинал звучать его голос.
      Ее лошадь чуть не врезалась в коня Данте. Вздрогнув, Клаудия резко натянула поводья, останавливая кобылу. Всадник, скакавший впереди лих, также остановился. Его звали Арманд, и он был рыцарем на службе у Данте. Они встретились с ним в лесу за стенами Монтегю, где он поджидал их с лошадьми. Это был красивый, молчаливый человек, открывавший рот только тогда, когда Данте обращался к нему.
      Клаудия перевела взор на Данте. Он выглядел уставшим до изнеможения. Под глазами у него были темные круги, а волосы взъерошены, хоть он и приглаживал их постоянно рукой. Клаудия пристальней вгляделась в него, пытаясь понять, что же в ее брате изменилось с тех пор, как она видела его в последний раз, почему же он выглядит совсем иным человеком. Черты его лица остались прежними, разве что вокруг глаз и рта пролегли отсутствовавшие прежде морщинки. Но то, что таилось внутри глаз, всерьез обеспокоило Клаудию. Она заглянула в их темно-зеленую глубину и увидела... бездонную пустоту, как в глазах призрака. Перед Клаудией была лишь тень человека, которого она знала раньше.
      - Здесь впереди распутье, - произнес Данте. - Невдалеке есть ручей. Мы доедем до него. Арманд, ты поскачешь вдоль ручья, по крайней мере, на полмили вперед, затем догонишь нас лесом. Мы будем ждать тебя на ферме.
      - Слушаюсь, милорд, - Арманд слегка поклонился, бросил на Клаудию непроницаемый взгляд и пришпорил коня.
      Данте и Клаудия, пустив лошадей шагом, миновали широкую поляну, которую пересекала еще одна дорога. Арманд скрылся за поворотом не оборачиваясь.
      - Ты думаешь, они будут искать нас даже здесь? - спросила Клаудия.
      - Да, - односложно ответил Данте.
      Клаудия подождала, надеясь, что он скажет еще что-нибудь. Данте молчал, тревожно озирая дорогу и деревья вокруг нее, и это молчание сводило Клаудию с ума. Дорога была хорошо утоптана, однако за все время пути они не встретили еще ни одного путешественника, никого, кто мог бы сообщить Гаю о встрече с ними. Клаудия больше не в силах была постоянно мучиться вопросом, хорошо это или плохо. Если бы только она могла еще раз увидеть Гая, заглянуть ему в глаза и спросить, действительно ли он считает ее виновной! Разве правда не стоит того, чтобы отдать за нее жизнь? Тяжело вздохнув, Клаудия постаралась выкинуть из головы мучительные мысли.
      - Куда мы направляемся? - поинтересовалась она, чтобы отвлечься.
      - На ферму.
      - Это я уже знаю, - нетерпеливо произнесла она. - Но почему именно туда? Разве мы не можем поехать в Лондон? Или в твою крепость?
      Данте искоса взглянул на нее.
      - Ты задаешь слишком много вопросов.
      - Это еще не преступление, - возразила Клаудия. - Я просто хочу знать, что меня ждет в будущем. По-моему, это вполне естественное желание.
      - Хорошо, - немного помолчав, сказал Данте, - Две недели тебе придется провести вместе с Армандом на этой заброшенной ферме. Затем мы все отправимся на юг, в Чешир, а уже оттуда ты в сопровождении Арманда и Оливера поедешь в Уэльс. Мне необходимо будет вернуться в Лондон, но к началу зимы я буду в Уэльсе. - Он замолчал и резко взглянул на Клаудию. - Ну что, теперь твое любопытство удовлетворено?
      - Кто такой Оливер, и почему ты не останешься со мной на этой ферме?
      Данте раздраженно передернул плечами.
      - Оливер - один из моих людей. Мы с ним должны заняться одним делом, на которое уйдет примерно неделя. Арманд будет заботиться о тебе, пока мы не вернемся.
      - Ты настолько доверяешь Арманду, что не боишься оставить меня с ним наедине?
      - Могу дать голову на отсечение, что Арманд ие воспользуется твоей беззащитностью, как это сделал Монтегю. С ним ты будешь чувствовать себя в безопасности.
      Уверения Данте не улучшили настроение Клаудии.
      - А что это за дело, которым ты должен заняться?
      Его лицо помрачнело.
      - У меня есть одно правило, которое все почитают за лучшее соблюдать. Надеюсь, ты последуешь их примеру. Мое дело - это мое дело, и никто не должен в него вмешиваться.
      Клаудия пристальней вгляделась в брата. Это был не тот человек, чей образ она носила в сердце все последние пять лет. Их родители часто посмеивались над простодушной открытостью Данте. Сейчас в это сложно было поверить. Веселый юноша с беззаботной улыбкой на устах исчез без следа. Этот новый Данте был значительно старше своих лет, и Клаудии он был совершенно незнаком. Что ж, она, наверное, тоже изменилась. Прожитые годы сделали их мудрее и печальнее.
      - А в Чешире у тебя тоже есть дело? - поинтересовалась она.
      - Да. - Он осадил лошадь перед небольшой речкой, пересекавшей дорогу. Теперь нам нужно заставить лошадей двигаться задом наперед. Натяни слегка поводья и ударь каблуками по бокам кобылы. - Обернувшись, он указал на упавшее дерево, лежащее у края дороги в добрых двадцати шагах от них. Видимо, оно находилось там уже долгое время, потому что ствол был покрыт мягким зеленым мхом. - Вот до этого дерева ты должна доехать. Затем я скажу тебе, что делать дальше.
      Послушавшись, Клаудия коснулась лошади каблуками. К ее удивлению, кобыла поняла приказ и начала пятиться назад, неуклюже переставляя ноги.
      - Но зачем все это? - недоуменно спросила Клаудия.
      - Твои вопросы начинают мне надоедать, - Данте недовольно прищурился. Раньше ты не была столь любопытна. Видимо, природа берет свое - все женщины чересчур любопытны. А ты ведь, с тех пор как я тебя не видел, успела стать женщиной.
      Не став вступать в дискуссию относительно женской природы, Клаудия выдавила из себя преувеличенно любезную улыбку.
      - Какой чудесный комплимент! Я вижу, при дворе короля Эдуарда ты научился хорошим манерам. Говорят, ты прячешь лицо, когда появляешься на людях. Так, конечно, удобней говорить гадости - неизвестно ведь, у кого требовать удовлетворения.
      - Что тебе известно о королевском дворе? И откуда ты знаешь, в каком виде я появляюсь на людях?
      Внезапная напряженность, прозвучавшая в его голосе, испугала Клаудию, она отпустила поводья, и лошадь резко остановилась. Спохватившись, девушка заставила кобылу продолжить движение.
      - Я знаю только то, что мне сказал Гай - ты сам никогда не рассказывал о своей жизни при дворе.
      - Что этот ублюдок сказал тебе? - потребовал ответа Данте.
      - Он не ублюдок! Гай добр и...
      - Меня не интересует то, что ты о нем думаешь, - отрезал Данте. - Я хочу знать, что он наговорил тебе.
      - Гай сообщил мне, что из всех рыцарей двора ты наиболее приближен к королю, - спокойно ответила Клаудия, - и что ты внушаешь всем придворным священный ужас. Он сказал, что ты прячешь лицо - видимо, потому, что слишком скромен и не любишь привлекать к себе лишнего внимания.
      Сперва Данте слегка оторопел, затем улыбнулся своей хмурой улыбкой.
      - Судя по всему, у барона Монтегю есть чувство юмора.
      - Так что, он солгал мне?
      - Нет, не солгал. Все, что он сказал - правда, однако любые факты можно истолковывать по-разному. Мне кажется, у него настоящий талант заставлять тебя верить в то, во что он захочет.
      Клаудия была не расположена разгадывать его загадки.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Он заставил тебя поверить в его любовь, - глухо произнес Данте. Монтегю может любить Кьявари не больше, чем летать. Он воспринимает тебя лишь как временное развлечение, как возможность удовлетворить свой пресыщенный аппетит. Завоевать твою любовь для него - просто новая интересная игра. Такое развлечение принято среди английских аристократов его пошиба. - Данте покачал головой. - Ты должна выкинуть Монтегю из головы и сердца. Для него ты - лишь приятное провождение времени. Смирись с этим, поскольку ты никогда его больше не увидишь.
      Слова Данте острым ножом полоснули по сердцу, и Клаудия отшатнулась, как будто он ударил ее.
      - Ты не прав! Гай любил меня!
      - Я прав, как никогда, - хрипло промолвил Данте. Они достигли упавшего дерева, и он остановил лошадь. - В Лонсдейле ты вела уединенную жизнь, и ничего не знаешь о внешнем мире. Тем более о мужчинах. Ты должна доверять мне - поверь, я разбираюсь в этих вопросах лучше. Я твой брат и все, что ни делаю, делаю ради твоего же блага - в отличие от таких типов, как Монтегю, который просто использовал тебя.
      - Я вела не такую уж уединенную жизнь, как ты думаешь, - резко произнесла Клаудия. - Дядя Лоренс часто приглашал в гости своих придворных друзей. Когда я с ними познакомилась, то поняла, что надо держаться от них подальше. Ты считаешь, что Гай ничем не отличается от тех аристократических выродков, которых ты знаешь, хотя никогда с ним не встречался. Поэтому я не могу уважать твое суждение о нем - так же, как и твое решение оставить меня в Лонсдейле на пять лет.
      Опомнившись, Клаудия замолчала, но было уже слишком поздно. Она не хотела обижать Данте, но запальчивость завела ее слишком далеко. В глазах его наконец появилась жизнь, но этот огненный, бурлящий гнев, которым горел теперь его взгляд, пугал Клаудию даже больше, чем прежние холод и отстраненность.
      - Я не собирался держать тебя в Лонсдейле столько лет, - произнес он, сдерживая ярость. - Лоренс согласился отправить тебя в монастырь, как только я пришлю ему золото, которое требует любая богатая обитель от вновь постриженных монахинь. Год назад я послал ему эти деньги - вернее, епископу Жермену, который пообещал мне все устроить. Я написал тебе тогда письмо, в котором объяснял мое решение, но Жермен сказал, что это письмо должно стать последним, поскольку ты теперь будешь далека от мирской жизни.