Глава 39

Когда машина выехала из леса, Джек Мэттьюз так резко нажал на тормоза, что Брейди бросило вперед.

— Проклятье! — выругался Брейди, когда они с Мэттьюэом вылезли из машины, глядя на открывшуюся их глазам картину опустошения.

Там, где когда-то стоял дом, была теперь неглубокая, но большая воронка диаметром в шестьдесят футов, наполненная тлеющими обломками. Вся открытая лужайка и прилегающий лес были также сплошь усеяны тлеющими обломками; на поверхности озера — расщепленные деревянные панели и части мебели. Очевидно, взрыв был потрясающей силы. Остальная часть подъездной дороги оказалась заваленной большими обломками шлакобетонных блоков, использовавшихся для фундамента, кусками крыши и стен, так что двигаться дальше на машине стало невозможно. У ног Мэттьюза, в ста ярдах от коттеджа, валялась искореженная каминная доска.

— Вид как после воздушной бомбардировки.

— Думаю, это были пластиковые бомбы, — предположил Мэттьюз. — И в изрядном количестве.

Мэттьюз и Брейди, в сопровождении подоспевших к этому времени других офицеров, направились вперед. Им все время приходилось обходить обломки. Наткнувшись на разорванную пополам груду большого, покрытого белой эмалью металла, Мэттьюз понял, что это остатки большого холодильника.

— Ребята из Лэнгли? — спросил Брейди.

— А кто же еще? Тщательно спланированное, в военном стиле, нападение. Пластиковые бомбы. Вертолет с антирадарным оборудованием.

— Раз они взорвали дом, значит, хотели уничтожить все следы пребывания здесь Малика. По-видимому, они все-таки добрались до него.

Мэттьюз кивнул; с одной стороны, он испытывал облегчение, с другой — гнев и разочарование; ведь теперь они никогда не узнают, что именно толкнуло Малика на все эти убийства, а семьям убитых им жертв так и не сообщат о том, что «Трупосоставитель» заплатил наконец за свои преступления. До конца дней им суждено терзаться при мысли о том, что случилось с их детьми, и ничто не облегчит их безысходного горя.

Остановившись, Мэттьюз подобрал с земли переднюю панель стереосистемы. Она была еще горячая, и он выронил ее, продолжая разглядывать остатки дома.

— Предчувствую, что это еще не конец.

— Что еще осталось им сделать? Добравшись до Малика, они разрешили свою проблему. А заодно и нашу.

— Хорошо известно, что эти ребята умеют прятать концы в воду.

— И что же?

— На кого-то должна быть возложена ответственность за совершенные преступления, — объяснил Мэттьюз. — Мы не можем обнародовать свои подозрения, у нас есть лишь косвенные доказательства, которые нуждаются в подтверждении. Несмотря на прекращение убийств, останутся вопросы. А ЦРУ, конечно же, не станет отвечать на них. Его двери будут закрыты для всех любопытствующих.

— И что же они, по-вашему, сделают?

Мэттьюз пожал плечами.

— Хоть и против воли, но я вынужден признать, что у них работают умнейшие люди; они обязательно что-нибудь придумают.

— Может быть, вы пригласите своих экспертов, чтобы они изучили этот хлам?

— Пустое дело. Можете не сомневаться, что перед взрывом они уничтожили или увезли все, что могло свидетельствовать о причастности Малика к убийствам. Не сомневаюсь, что и двадцать экспертов ничего здесь не найдут, даже если провозятся целую неделю.

— Куда же мы поедем отсюда?

— Не знаю. Посмотрим, чем все это обернется.

Прислонясь к крылу «порша», Хаузер смотрела, как Калли машет рукой, прощаясь с Дженни, которая уже сидела в самолете, выруливавшем из ангара. Хаузер ничего не сказала Калли, когда они прибыли в аэропорт, откладывая разговор до вылета его дочери. И только после того, как самолет пробежал по взлетной полосе, поднялся в воздух и взял курс на север, она подошла к площадке перед ангаром, где все еще стоял Калли.

— Так ты обманул меня?

— Нет. — Калли повернулся к ней лицом. — Я с самого начала предупреждал тебя, чем это кончится. Ты сама решила сопровождать меня. И настояла на этом.

— Значит, моя роль заключалась лишь в том, чтобы сопровождать тебя, Калли?

— Прости, «сопровождать» — неудачное слово. Если бы не ты и Гримальди, Дженни не улетела бы сейчас на самолете. И я никогда этого не забуду.

— Мне не нужна твоя благодарность. Мы условились, что я ничего не скажу ФБР о том, что мне известно, но когда все будет кончено, у меня будет эксклюзивное право на публикацию статьи о происшедшем.

— Так пиши свою статью.

— А где, черт тебя возьми, материал? Твои дружки постарались уничтожить все доказательства. Не существует никакой достоверной информации о том, что убийцей был Малик, или о том, что он был связан с ЦРУ. Может, ты будешь моим источником информации?

— Исключено.

— Я знала, что ты так скажешь.

— Оставь это дело. Все кончено. Малик мертв. Какая беда, если подробности его смерти останутся неизвестными. Больше он никого не убьет.

— Какая беда? Ты говоришь серьезно?

— Вполне серьезно. Конечно, были допущены кое-какие ошибки, но тут же, как только это стало ясно, приняли меры для их исправления.

— Какое прекрасное оправдание для тех, кто позволил маньяку-убийце разгуливать на воле!

— Послушай, мы не спорим о фактах, в разглашении которых нет особой необходимости. Мы говорим о статье. О твоих личных корыстных интересах. И ни о чем больше.

— Нет, мы говорим о том, что гораздо больше, и ты чертовски хорошо это знаешь. — Хаузер показала на «эксплорер». — Что находится в машине, Калли?

— Ты знаешь, что там находится.

— И ты не собираешься это отдавать?

— Они мне задолжали.

— Так вот, значит, ради чего ты так старался? Ради денег. Только поэтому ты и хотел найти Малика — до тех пор, пока он не захватил Дженни. Теперь, когда она в безопасности, тебе совершенно все равно, что сделали твои дружки.

— Все начиналось по-другому.

— Но закончится именно так, верно? К чертовой матери меня! К чертовой матери мою статью! К чертовой матери справедливость! Хватай деньги и сматывайся.

— Послушай, Хаузер. Эти деньги я заслужил, рискуя жизнью. Ты получаешь пенсию, теперь и у меня будут деньги.

— Не вкручивай мне мозги. Я честно заработала свои деньги.

— А я свои?

— Ты лгал, чтобы защитить своих друзей, и был пойман на этой лжи. Это был твой собственный выбор; кроме самого себя, тебе некого винить в случившемся.

— Но теперь я должен позаботиться о себе.

— Как? Совершив еще одно преступление и прикрывшись при этом ложно понятым чувством справедливости?

— Я смотрю на это иначе.

— Естественно. А как насчет Дженни?

— Она никогда не узнает.

— И это оправдывает тебя в собственных глазах?

— Это достигает своей цели. Эти деньги не украдены у трудящихся алчными ростовщиками или махинаторами с Уолл-Стрит. До вчерашнего дня они просто-напросто не существовали. То, что я делаю, никому не причинит вреда. — Калли заглянул ей в глаза. — Может, ты все-таки поедешь со мной?

— Ты шутишь?

— Уверяю тебя: то, что я взял эти деньги, не будет иметь никаких последствий.

— Это все, что тебя заботит? Последствия?

— Ты хочешь, чтобы я думал о нравственных идеалах? Но я не могу позволить себе такую роскошь. С того дня, как меня посадили в тюрьму, у меня нет никакого выбора.

— Поступай, как считаешь нужным, Калли. Но рано или поздно мы все расплатимся за свои поступки. И я не хотела бы быть рядом с тобой, когда наступит час расплаты.

— Позволь мне подвести итог нашего спора, Хаузер. Взяв эти деньги, я совершу самый маленький грех из всех возможных; и я как-нибудь проживу с таким бременем на душе.

— Мне больно слышать такое. Очень больно. Я считала тебя лучше, чем ты есть. Гораздо лучше.

— Значит, ты ошибалась.

— Но я все же опубликую свою статью. Я чертовски неплохой репортер, умею и знаю, где надо раскапывать, и у меня достаточно материала для начала.

— Помни, что я сказал тебе, когда все это начиналось: ты имеешь дело не с отрядом бойскаутов. Если они заподозрят, что ты опасна для них, они найдут способ остановить тебя, и я ничем не смогу тебе помочь.

— До того, как мы встретились, я прекрасно обходилась без твоей помощи и повторяю тебе: я их не боюсь.

— Стало быть, ты дура.

— Не спорю. Но честная дура, которая будет спокойно спать по ночам и спокойно смотреть на себя в зеркало каждое утро.

— К сожалению, я не могу разделить твоих высоких идеалов.

— Остаток своей жизни ты проживешь, непрестанно оглядываясь через плечо, Калли.

— Нет. Чего не будет, того не будет. Все, чему я научился в Управлении, подсказывает мне, что я могу жить спокойно.

Калли подошел к «эксплореру». Открыл дверь и помедлил.

— Я позвоню тебе, Джули.

— Не трудись.

Калли печально улыбнулся.

— Еще раз спасибо за все, что ты для меня сделала.

— Иди ты!..

Она подождала, пока он уедет, и смахнула слезу, сползавшую по ее щеке.

— Ты разочаровал меня, Калли, — тихо шепнула она, когда «эксплорер» свернул на шоссе и исчез из виду.

Глава 40

Прошло четыре дня после смерти Малика. Убийства прекратились, но те, что были, по-прежнему привлекали к себе болезненное любопытство, поэтому средства массовой информации уделяли большое внимание охоте на «Трупосоставителя». Телевизионные комментаторы и журналисты усиленно интересовались, кто именно изображен на фотографии, которую нью-йоркская полиция передала прессе, требуя ответа на этот и другие вопросы от ФБР и объединенной следственной группы. Отсутствие каких-либо других значительных событий подогревало этот интерес.

Перед тем как скрыться. Малик сбрил бороду и усы, и хотя некоторые жители Шарлоттсвиля опознали его, полной уверенности у них не было. ФБР подтвердило, что Джон Малик действительно подозревается в серии убийств. Поэтому оно ведет энергичное расследование, чтобы подкрепить свои подозрения вескими доказательствами. Невзирая на все ухищрения, прессе удалось установить только то, что Малик — загадочный человек, исчезнувший месяц назад.

Лу Грегус внимательно следил, не выскажет ли ФБР каких-либо подозрений по поводу личности Малика. Но оно молчало. Через день после смерти Малика тайный оперативный ждал удобного случая, чтобы провести финальную часть всей операции по прикрытию. На четвертый день в кабинет на третьем этаже штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, вошел Хэк. Лишь только взглянув на своего компьютерного гения, Грегус понял: тому удалось обнаружить то, что они искали.

— Вы можете сказать ЗДО, что нам крупно повезло.

— Докладывай все по порядку.

Хэк подробно рассказал о сделанном им открытии, включая и всю уже собранную им обширную информацию, необходимую для завершения операции.

— Это просто идеальный вариант. Даже если бы мы сами его создали, нам не удалось бы придумать ничего лучше.

— Давно ли он объявился?

— Сегодня вечером. Час назад. Около девяти пятнадцати. И мне даже не пришлось обшаривать компьютерную систему. Я смотрел Си-эн-эн, когда они прервали очередное шоу и сообщили, что его задержали. Всю необходимую дополнительную информацию я получил сам.

— И где его арестовали?

— Это самое замечательное. В округе Гановер. В пятнадцати милях севернее Ричмонда. Ведь правда, замечательно?

Через десять минут Грегус уже сидел в кабинете заместителя директора по операциям, на седьмом этаже, повторяя все, что он узнал от Хэка.

— Как скоро ты можешь запустить эту операцию? — спросил ЗДО.

— Как прикажете.

— Считай, что я уже приказал.

— У меня есть особая группа на «Ферме»; вот уже четыре дня она в постоянной готовности. — Грегус посмотрел на часы; было десять тридцать. — Через час они могут быть на месте.

— Действуй.

Грегус снял трубку и позвонил в Кэмп-Пиэри. Он быстро сообщил всю необходимую информацию руководителю группы и положил трубку на рычаг.

— Они немедленно вылетают.

— Отлично, — сказал ЗДО. — Кстати, ты не видел заметку в утренней «Пост» о том, что секретная служба нашла двадцать пять миллионов долларов фальшивых денег и клише, которые использовались для их изготовления?

— Нет, не видел.

— Кто-то позвонил в их оперативное отделение в Майами и сказал, где они могут найти деньги.

— Вы сказали, двадцать пять миллионов?

— Двадцать пять, — подтвердил ЗДО. — Они объявили, что дело об ограблении грузовика с бумагой для печатания денег закрыто.

— Похоже, они не очень-то сильны в арифметике.

— Видимо, министерство финансов смирилось с тем, что никогда не увидит остальных денег, и отказывается признать их существование.

— Неглупый ход.

— Как думаешь, сколько денег он себе оставил?

— Миллионов пять или семь.

— Недурно, — сказал ЗДО. — Уж кто-кто, а Калли знает, как отмывать деньги. Готов биться об заклад, что его миллионы уже перекачаны в международную денежную систему и в каком-нибудь банке на побережье лежит солидная сумма на имя самого Калли и его дочери.

— Похоже на правду.

ЗДО улыбнулся.

— И все шито-крыто. Мне нравится, как он работает. Всегда нравилось.

— Значит, мы ничего не будем предпринимать?

— Естественно. Какой смысл ворошить все это? К тому же в этом есть что-то вроде поэтической справедливости.

Уже выходя, Грегус остановился возле двери.

— А что сделали бы вы?

— На его месте? После всего, что с ним произошло? Кто, черт побери, может сказать? Возможно, то же самое, что и он.

На следующее утро Джек Мэттьюз вошел в кабинет шерифа Гановерского округа и предъявил свое удостоверение его помощнику, сидевшему за столом.

— О да, шериф Холлинс ожидает вас.

— Где он?

— Допрашивает арестованного, — сказал помощник шерифа. — Я отведу вас к нему.

Холлинс и задержанный сидели по разные стороны стола, на котором находился диктофон. Еще один помощник шерифа стоял в углу, с видеокамерой в руках. Когда Мэттьюз вошел в комнату для допросов и предъявил удостоверение, и диктофон и видеокамера были выключены.

— Это он? — спросил Мэттьюз.

— Собственной персоной. Обри Шиффлет, по прозвищу «Трупосоставитель», — гордо сказал Холлинс. — Извините, что мои парни присвоили себе ваши лавры, но ведь мы работаем все вместе. Верно?

— Верно, — сказал Мэттьюз и сел рядом с Холлинсом, напротив арестованного, внимательно его рассматривая.

Бессмысленный взгляд полуприкрытых веками глаз, болезненная улыбка, застывшая на желтовато-бледном лице. Сразу видно, что это психически больной человек. С момента появления Мэттьюза он настороженно за ним следил.

— Вы шпик, да?

— Я агент ФБР, Мэттьюз.

— Это я убил этих сук. Всех до одной. А перед тем как убить, как следует отодрал.

— Ты говоришь правду?

— Чистую правду.

— Скажи мне, Обри, как ты это сделал?

— Что значит, как сделал? Раскромсал их на куски. А перед этим долго пытал. О чем ты спрашиваешь, мать твою? Ты что, не читаешь газет? Не смотришь телик?

— Должен тебе сказать, Обри, ты нам задал трудную задачу.

Рот Шиффлета растянулся в еще более широкой улыбке.

— Какую же такую задачу?

— Мы никак не могли понять, как ты умудрился похитить этих девушек из Вирджинского университета так, что никто ничего не видел? Ты что, бил их по голове дубинкой? Или рукояткой пистолета? Или душил руками?

Лицо Шиффлета стало бессмысленным.

— Я забыл.

— Забыл?

— Да, забыл. Ну, выпало из памяти, такое со мной бывает. Я забываю все подробности, особенно если это было... не вчера.

Мэттьюз впился глазами в Шиффлета.

— Как ты попал в Мэнсфилд и Брайтон-Бич?

— Куда?

— В Мэнсфилд, Нью-Джерси, и Брайтон-Бич в Бруклине?

— А, туда, где я убил этих сук несколько дней назад?

— Как ты туда попал?

— На самолете. Заплатил наличными. Под вымышленным именем. И никто ни хрена не знает. Ловко, да?

— Ты летал в Мэнсфилд, Нью-Джерси?

Шиффлет покосился на шерифа Холлинса.

— Да. Наверно. Не помню. Может, я ездил туда на автобусе. Я уже говорил, что забываю все подробности. Может, я ездил туда на машине. Почему ты задаешь эти вопросы? Ты должен сам все это знать. Или, может, ты какой дурной, с приветом?

— На какой машине ты ездил?

— У меня есть пикап.

— И никакой другой машины?

— Ах да, я забыл. У меня есть еще «роллс-ройс»; но он пока еще в магазине. — Шиффлет рассмеялся собственной шутке. — Я что, похож на парня, у которого есть две машины? Да ты, видать, и впрямь чокнутый.

Мэттьюз повернулся к Холлинсу.

— Могу я поговорить с вами наедине?

Агент ФБР и шериф вышли в коридор.

— Извините меня, шериф. Я не хотел бы вас обидеть, но он такой же «Трупосоставитель», как вы Иисус Христос.

— Тогда, надеюсь, вы регулярно посещаете церковь, сынок.

— В лучшем случае он жалкий подражатель. И, судя по вашему вчерашнему донесению, стихийный убийца, не соответствующий отработанному нами психологическому портрету. Больной человек с нулевым коэффициентом умственного развития, проще говоря, пень.

Холлинс сразу ощетинился, побагровел.

— Мы задержали настоящего убийцу, агент Мэттьюз. Как ни трудно ФБР это признать, мы здесь не какие-нибудь деревенские простофили.

— Я этого не говорил. Какие у вас доказательства?

— Доказательств целый вагон. Больше чем достаточно, чтобы посадить его на электрический стул.

— Не могли бы вы уточнить?

— Вчера вечером он убил молодую девушку. Сграбастал ее и затащил в лес, за ее домом. Он резал ее столовым ножом, когда кто-то увидел его и позвонил по девять-один-один.

— И это все?

— Отнюдь нет. Шестнадцати лет от роду мистер Обри Шиффлет зарубил топором двух школьниц, потому что они отказались с ним пойти. Последние восемнадцать лет своей жизни провел в больнице для умалишенных преступников. Диагноз: тяжелая параноидальная шизофрения и мания убийства.

— И они его выпустили?

— Да нет, черт возьми. Два месяца назад он удрал.

— И это все доказательства того, что он «Трупоссставитель»? Не считая его собственного признания, которое смахивает на решето?

Холлинс хитро улыбнулся.

— О кет. Самое лучшее я припас напоследок. Сегодня утром мы обыскали дом-прицеп, где он живет. И нашли четыре человеческих сердца в холодильнике: бьюсь об заклад, что образчики ткани совпадают с тканью четырех жертв, найденных в Вирджинском университете. Мы также нашли чемодан с трусиками, бюстгальтерами и украшениями, а также кошельки этих четырех жертв. Плюс электрическая дрель и набор больших и малых ножей различного назначения.

Мэттьюз просто остолбенел, услышав все это.

— Ах, эти ублюдки, — пробормотал он, — ах, эти хитрые дьяволы!

— Что? — не понял Холлинс.

— Ничего, шериф, ничего. Скажите, пожалуйста, большой ли у него холодильник?

— Обычный холодильник с не очень большой морозильной камерой вверху.

— Отдельного морозильника у него не было?

— Вы все еще не сдаетесь? Я знаю, к чему вы клоните, но, может, он использовал для замораживания тел другой холодильник.

— Может быть.

— Итак, все сходится, — убежденно сказал Холлинс. — Конечно, он смутно помнит подробности совершенных им преступлений, но доктор, который лечил его в психиатрической больнице, говорит, что он и в самом деле страдает забывчивостью. С момента своего побега он, естественно, не получал никакого лечения, и его состояние резко ухудшилось. Разумеется, это человек с неустойчивой психикой. Но у нас достаточно доказательств, чтобы возложить на него ответственность за убийства в Шарлоттсвиле плюс вчерашнее убийство.

Мэттьюз молчал. Последние четыре дня контрразведывательный отдел Бюро пытался установить связь между Маликом и ЦРУ, а также найти прямые доказательства, изобличающие его как убийцу, но все эти усилия оказались тщетными. Если ФБР заявит, что в руках у Холлинса не тот маньяк-убийца, который разыскивается, подкрепив свои сомнения лишь косвенными свидетельствами и подозрениями, никто не пожелает даже их выслушать; у них будет плачевный вид людей, преследующих свои узкие своекорыстные интересы, завидующих успеху местных блюстителей закона.

В сущности, все, что у них есть, это один свидетель, который видел, как Малик вышел из бара в Нью-Джерси с девушкой, найденной позднее убитой. Не располагая более убедительными доказательствами, Бюро не может поставить свою репутацию на карту, как не может, без достаточных оснований, бросить тень на ЦРУ, ибо рукопашная схватка с Управлением вполне может нанести ущерб в первую очередь им самим.

Несколько мгновений Мэттьюз обдумывал, не рассказать ли Холлинсу о Малике, но увидел предостерегающие письмена на стене. Они держат в руках убийцу. Средства массовой информации уже проглотили эту наживку, а почему бы и нет? Все было разложено для них по полочкам. Холлинс прав, уверяя, что может посадить убийцу на электрический стул, и располагает для этого всем необходимым. Отныне убийства прекратятся. Люди, к своему удовольствию, смогут спокойно выходить по вечерам на улицу. Бюро и местные полицейские перестанут ощущать оказываемое на них давление. Все дела можно будет закрыть. Одного убийства, совершенного Шиффлетом, достаточно, чтобы казнить его или до конца жизни упрятать в психиатрическую лечебницу. И ко всему еще Малик мертв.

— Ну что ж, мне остается только поздравить вас, шериф. Если Бюро сможет оказать вам какую-то помощь, сообщите нам об этом.

— Благодарю вас. Но думаю, что мы справимся сами.

Прежде чем тронуться со стоянки, Мэттьюз долго сидел в своей машине. Он был всего в тридцати минутах езды от своего дома в Ричмонде. В тридцати минутах езды от своей жены и трехлетней дочурки, которую он не видел почти неделю. Все закончилось. Неважно как, но закончилось.

Глава 41

— Все это собачья чушь, и вы это знаете, — сказала Хаузер, едва вошла в кабинет главного редактора. В руке у нее была копия сообщения Ассошиэйтед Пресс о поимке «Трупосоставителя».

— Мы уже говорили на эту тему, Джули, — сказал Питер Дэвидсон. — Представь мне какой-нибудь хорошо обоснованный материал, и я открою тебе зеленый свет; пока же я, к сожалению, ничего не могу сделать.