Глава 33

Малик следовал за такси Калли до самого Манхэттена; он дважды чуть было не потерял его в напряженном беспорядочном движении на Третьей авеню; ему пришлось обойти много машин и трижды проехать на красный свет. Он видел, как Калли вошел в многоквартирный дом на углу Девяносто второй стрит и Лексингтон-авеню, но через десять минут вышел и поехал на другом такси в Вест-Сайд, там, остановив машину у кромки тротуара, он следил, как Калли идет на север по Коламбас-авеню. Ему уже стала надоедать эта игра, хотелось быстрее закончить ее, убив своего прежнего куратора прямо среди бела дня, на многолюдной авеню.

Он сидел в своем мини-вэне, не выпуская Калли из виду, предполагая, что тот может остановить такси и отправиться в противоположном направлении, — обычный прием контрразведчиков, когда они избавляются от преследователя. И все же он был уверен, что Калли не замечает его. Потом он увидел, что Калли остановился на углу Семьдесят четвертой улицы, вылез из машины и спрятался в подъезде на противоположной стороне. Малик был всего в тридцати ярдах от того места, за которым пристально наблюдал Калли, и хорошо видел, что в открытом кафе нет никаких посетителей, официанты только еще расставляют столы.

Что он тут делает? Готовится к какой-то встрече? Может, со своей подругой? Или с кем-либо из Управления? Эта оживленная улица — идеальное место для встречи. Ситуация была благоприятная, и, решив, что пора действовать, Малик приготовился пересечь улицу и вплотную приблизиться к Калли. Он уже сунул револьвер за пояс и мысленно составил план: он подходит к Калли, улыбается, может, даже подмигивает, стреляет ему в голову и спокойно уходит.

Малик уже вышел из подъезда, как вдруг перед ним разыгралась неожиданная сцена. Он услышал, как красивая молодая девушка крикнула «папочка!» и бросилась в объятия Калли. И Малик почувствовал вдруг хорошо знакомое возбуждение. Дыхание его участилось, в жилах запульсировала кровь. Перед ним открывались замечательные, поистине уникальные возможности отомстить своему ненавистному врагу, причинив ему жесточайшие муки и боль. При мысли о таком невероятном везении он улыбнулся. Он никогда даже не надеялся на подобное. Что по сравнению с этим мгновенная смерть от пули, попавшей в голову?

Он уже предвкушал, как проследит за его дочерью, похитит ее, а потом... Да, да, он отвезет ее в свой загородный дом. Там есть все необходимое для осуществления его замысла. Самый лучший способ отомстить Калли — не убить его, а стереть с лица земли все, что он любит, чем дорожит, а его оставить жить. Сперва он лишился жены, теперь потеряет и дочь. Охваченный возбуждением, он дышал шумно, с легким присвистом, и когда сделал над собой усилие, чтобы успокоиться, в нем вдруг заговорил внутренний голос. Настойчивее, чем когда бы то ни было. Не валяй дурака. Получи деньги и уматывай. Пока есть время. Тебя разыскивают. Они знают, что ты убийца. Получи деньги и быстрее уматывай.

Но внутренний голос уже не имел над ним власти; Малик полностью утратил способность владеть собой и вести себя так, чтобы свести риск до минимума. Он знал теперь, как заставить замолчать внутренний голос. Он прижал ладони к вискам и стал увеличивать силу давления, пока в его голове не перестали звучать какие-то малоразборчивые похабные ругательства и он немного не успокоился. Отныне им руководил лишь хищный инстинкт да еще многолетняя выучка, которая въелась во все его существо.

Он проводил Калли и Дженни до Центрального парка, затем, следуя за ними на некотором расстоянии, вернулся обратно к кафе. Сомневаться в отцовской любви Калли не приходилось, она была очевидна, проявлялась в каждом его жесте, каждом движении. Она свет его жизни. Нежно любимая, единственная, незаменимая дочь.

После того как Калли ушел, а Дженни вернулась к работе, Малик отогнал свой мини-вэн на автостоянку на Семьдесят шестой стрит и, вернувшись в кафе, сел за столик, который девушка обслуживала. Какая замечательная фигура, просто потрясная, думал он, глядя на нее и давая волю своей безумной фантазии. Когда она наклонилась, чтобы налить ему вино, он жадно вдыхал исходящий от нее аромат, удивительно-естественный, к которому примешивался лишь легкий запах духов. Поразительно гладкая кожа и необычайно выразительные глаза; точь-в-точь как у отца, подумал он, улыбаясь и трепеща от сладостного нетерпения. Когда она опять наклонилась, чтобы поставить перед ним тарелку, он увидел в вырезе блузки ее упругие молодые груди. А когда она наливала ему воду, даже слегка коснулся ее руки. Он как будто ощутил удар электрического тока, его лоб покрылся испариной. Он заказал два лишних стакана вина только для того, чтобы она вновь оказалась рядом с ним.

При каждом удобном случае он обращался к ней с дружелюбными словами, оставил ей огромные чаевые, весело помахал на прощанье рукой. Затем затаился в удобном месте и стал наблюдать за ней, терпеливо ожидая, пока она закончит работу. Он не хотел торопить события, наслаждаясь каждым мигом прелюдии. Смотрел, как она работает и кокетливо улыбается красивому молодому человеку, который отрывал ее от дела. Он уж постарается, чтобы она так же улыбалась и ему, а затем покарает ее за развязное, просто непристойное поведение. Возле него находилась небольшая лавка, где торговали одеялами и простынями; он купил пуховое одеяло отнес его в фургон и быстро вернулся на свой пост. Через два часа, дрожа от волнения, он увидел, как она вышла из кафе и пошла по Коламбас-авеню, в том самом направлении, где находилась его машина.

Дженни Калли ушла с работы на час раньше обычного, после того как наплыв посетителей схлынул. Давно уже не была она так счастлива; почти столь же счастлива, как в тот день, когда после шестимесячной отлучки вернулся отец; в этот день состоялся школьный заплыв и она выиграла окружные состязания на дистанцию сто метров вольным стилем. Она пересекла Семьдесят седьмую стрит и пошла в общем потоке пешеходов. На четырех следующих кварталах, с восточной стороны улицы, вдоль небольшого парка, окружающего Музей естественной истории, развернулась ярмарка: вокруг небольших киосков, где торговали предметами искусства и сувенирами, толпились покупатели.

Дженни остановилась у небольшого навеса, восхищаясь свитером ручной вязки. Почему бы его не купить, подумала она. Симпатичный человек, который делал ей комплименты, дал ей тридцать пять долларов чаевых, хотя его счет был всего на пятьдесят долларов. Один Бог знает, как ей нужна новая одежда: все это время она позволяла себе только самое необходимое; не потому, что у нее железная воля, а потому, что была очень стеснена в деньгах. Но папа сказал, что оставил ей деньги. И довольно много. Может, купить свитер и несколько вещичек в магазине Блумингдейла? Там ей, как работнице магазина, полагается скидка. Она с трудом протиснулась сквозь толпу к прилавку и посмотрела пестрый, с рельефными узорами свитер. Альпака. Взглянув на ценник — двести пятьдесят долларов, — она тут же положила свитер на прилавок. Может, купить что-нибудь хлопчатобумажное? По ее возможностям? И, стоя в толпе, стала просматривать кипы свитеров.

Вдруг она вздрогнула, почувствовав острую, жгучую, как от огня, боль в предплечье. Затем боль прошла. Нахмурившись, потерла больное место и продолжала смотреть свитеры. Через несколько мгновений у нее закружилась голова. Руки и ноги онемели.

Неожиданно кто-то взял ее за талию. Повернувшись, она увидела перед собой того самого посетителя, который дал ей щедрые чаевые. Он улыбался. Что-то ей говорил, но его голос как будто доносился с конца длинного тоннеля, гулкий и неразборчивый, а его лицо расплывалось у нее в глазах.

Дженни попыталась отойти от прилавка, но не могла. Она увидела выражение участия на лице продавщицы, услышала, как та что-то сказала, но не поняла, что именно. Она не владела своим телом.

— Я ее отец. Сейчас ей станет лучше, — сказал державший ее мужчина. — У нее иногда бывают припадки.

— У меня... не бывает... припадков. — Ее голос звучал еле внятно, неотчетливо. — Он... не... отец...

— Через несколько минут она придет в себя, — сказал Малик окружающим, которые расступились, освобождая для них место.

— Кто вы... кто?.. — Слова громко отдавались у нее в голове, но говорила она тихим шепотом. Язык не повиновался ей. Она хорошо сознавала, что происходит. Знала, чего хочет, — отделаться от этого человека. Но тело по-прежнему ее не слушалось.

— Ничего, моя дорогая, лекарства лежат в машине, — сказал Малик, отводя ее от прилавка.

— Нет... нет... отпустите меня... — просила Дженни, но к этому времени изо рта у нее выходили лишь бессвязные, нечленораздельные звуки. Когда они проходили мимо, люди старались не смотреть на них.

На углу Семьдесят шестой стрит Малик схватил ее в объятия и, дождавшись зеленого света, перетащил на ту сторону, где стоял его мини-вэн. Несколько прохожих посмотрели на них и тут же отвернулись. Он прислонил ее к фургону и, придерживая одной рукой, другой открыл заднюю дверь. Поднял ее на руки, положил на застланный паласом пол, проверил пульс, убедился, что глаза ее закрыты и что дышит она спокойно и ровно, — действие введенного ей состава должно было длиться по меньшей мере два часа, — затем прикрыл ее пуховым одеялом и быстро закрыл и запер заднюю дверь.

Самодовольно улыбаясь, Малик сел за руль. Он взглянул на часы. Пятнадцать пятнадцать. Юрий, должно быть, уже закончил работу. Надо завернуть на склад, забрать деньги и тут же вернуться в Вирджинию. Он завел двигатель, мягко тронулся и поехал по Коламбас-авеню, что-то напевая себе под нос и отбивая такт пальцами по рулю. В голову ему пришла неожиданная мысль, и чем больше он ее обдумывал, тем сильнее она ему нравилась. Увидев телефонную будку, подрулил к тротуару. С тихим смешком снял трубку и набрал номер своего куратора в ЦОПП.

Глава 34

Тони Гримальди свернул с Брайтуотер-Корт на Четвертую брайтонскую стрит и остановил свой полицейский автомобиль напротив двенадцатиэтажного жилого дома, смотрящего на океан. Он узнал от осведомителя, что всего несколько минут назад в этот дом вошел Саша Лысенко, чтобы повидать одну из своих подружек, исполнительницу экзотических танцев в местном клубе. Осведомитель не знал ни имени женщины, ни номера ее квартиры, поэтому Гримальди, склонившись над рулем, закурил сигарету и стал внимательно наблюдать за подъездом, когда пищал пейджер. Посмотрев на дисплей, он увидел номер, который дала ему Хаузер, и вынул из «бардачка» портативный телефон.

— Ну, как дела? — спросила Хаузер. Она сидела на краю кровати, наблюдая, как Калли надевает рубашку на вытертое насухо тело.

— Ты как раз вовремя, — сказал Гримальди. — Я собирался тебе позвонить. Я жду парня, который, возможно, нам поможет. Поэтому приезжайте сюда. — Он назвал адрес и повесил трубку.

Хаузер передала его слова Калли, сбросила с себя махровую простыню и принялась быстро одеваться.

— Мы можем быть там самое меньшее через тридцать минут, — сказала она, натягивая джинсы.

— А я свяжусь с Грегусом, — сказал Калли и снял трубку с телефона, стоявшего возле кровати.

— Где тебя черти носили? — необычно строгим голосом спросил Грегус.

Колеблясь, с глубоким вздохом, Грегус сказал:

— У меня для тебя плохие новости. — И, помолчав, добавил: — Малик захватил Дженни.

У Калли было такое чувство, будто кто-то ударил его кувалдой в грудь. Ноги под ним подогнулись, как резиновые, и он сел на кровать.

— Нет, нет. Ты ошибается. Я только что с ней виделся.

Хаузер перестала причесывать волосы щеткой и, повернувшись, увидела, что Калли весь напрягся, глаза его дико блуждают.

— Откуда ты знаешь, что он ее захватил?

— Этот сукин сын позвонил своему куратору в ЦОПП, а тот перезвонил мне.

Калли закрыл глаза. Боже, молился он, Боже! А затем спросил:

— Она мертва? Он ее убил?

— Не думаю.

И тут его вдруг озарило:

— Это я привел его к ней. Привел прямо к ней.

— Послушай, Майк. Еще не все потеряно. Я поговорил с одним из наших психиатров. То, что Малик позвонил, по его мнению, означает, что он не собирается сразу ее убивать. — Грегус не сказал Калли, почему психиатр так считает. Тот же предполагал, что Малик сперва будет ее пытать, возможно, довольно долго.

Хаузер догадалась, что произошло. Она села рядом с Калли, взяла его за руку, желая хоть чем-нибудь помочь, хотя и знала, что ничего не может сделать.

— Что еще сказал Малик?

— Сказал, чтобы ты вышел из игры. Иначе...

— Иначе он будет пытать мою дочь?

— Ты же знаешь, что он псих, Майк.

— Тогда я выхожу из игры. Сообщи ему как-нибудь об этом. Скажи ему, что я сделаю все, что он захочет, лишь бы он ее отпустил. У тебя есть досье на членов русской мафии, с которыми он поддерживает связь... и на его дружков по КГБ. Наши люди в Нью-Йорке могли бы передать послание через своих осведомителей в русском землячестве.

— Майк...

— Ты должен мне помочь, Лу. Без дураков. Это моя дочь. Моя девочка.

— Это бессмысленная затея, Майк. Даже если мы передадим ему твое послание, это ничего не изменит. Вспомни: он ненавидит тебя, всегда ненавидел. Тебе стоило большого труда держать его в своих руках. Однажды тебе даже пришлось выбивать из него дурь. Он хочет отомстить тебе. — И, поколебавшись, добавил: — Психиатр говорит, что он все равно убьет ее, что бы мы ни делали.

— Нет, этого не должно случиться. Только не с Дженни.

— У нас есть одно небольшое преимущество, — сказал Грегус.

— Нет. Нет. Нет. Ты должен передать ему мое послание. Пообещать все что угодно. Предложи ему обменять Дженни на меня.

Отчаяние, звучавшее в голосе Калли, не могло не вызвать сочувствия у его старого друга. Ведь и у него тоже была дочь.

— Как давно ты виделся с Дженни?

Калли поглядел на часы.

— Я оставил ее там, где она работает, меньше трех часов назад.

Грегус на секунду задумался.

— Чтобы захватить ее, он должен был подождать, пока она уйдет с работы. Когда она ушла?

— Не знаю. — Калли повернулся к Хаузер. — Позвони по своему телефону в кафе «Аллегро» на Коламбас-авеню. Выясни, когда ушла Дженни. — Ум Калли постепенно прояснялся.

Хаузер быстро вытащила свой телефон и набрала номер справочной.

— Малик позвонил ровно... двадцать восемь минут назад, — сказал Грегус. — У нас тут определитель телефонных номеров; мы выяснили, что он звонил по телефону-автомату из Манхэттена. Телефон находится на Коламбас-авеню, рядом с Семьдесят первой стрит. Где работает Дженни?

— На перекрестке Коламбас-авеню и Семьдесят четвертой стрит.

— Когда ты уехал из Брайтон-Бич, чтобы повидать ее?

— Около десяти тридцати.

— Тогда он и начал следить за тобой. Прошлой ночью он убил девушку в Нью-Джерси, в город мог добраться лишь рано утром. Только тогда он мог передать клише печатнику, поэтому он не мог еще получить денег. Он ждет момента, когда сможет их получить.

— Еще сорок минут назад Дженни была на работе, — громко сообщила Хаузер.

Грегус услышал ее.

— Он звонил, находясь в трех кварталах от места ее работы; скорее всего сразу же после ее похищения. К этому времени она была у него в руках не больше тридцати минут. Ручаюсь своей жизнью, что сейчас он находится в Брайтон-Бич, ждет денег. Психиатр говорит, что, судя по всему, он отвезет ее туда же, куда отвозил девушек, похищенных им в Шарлоттсвиле. Если психиатр прав, в нашем распоряжении есть кое-какое время. Не получив денег, Малик не покинет Нью-Йорк. А если отправится обратно в Вирджинию, доберется туда не раньше чем через шесть часов; только тогда он сможет... — Грегус осекся, не желая сказать ничего такого, что заставило бы Калли задуматься о последствиях в случае их неудачи.

Всего несколько минут назад, лежа с Хаузер в постели, Калли видел отрывки из передачи Си-эн-эн; он хорошо помнил торжественное выражение на лице диктора, когда она рассказывала об увечьях и следах пыток на теле девушки. Ужасные образы замелькали у него перед глазами, и он с большим трудом поборол панический страх, который лишал его сил и приводил в оцепенение. Чтобы помочь Дженни, он должен прежде всего сохранять здравомыслие.

— А как насчет ФБР? Может, у них есть какие-нибудь сведения, которыми мы не располагаем? — Его ум уже активно действовал, быстро перебирая все возможности. Может, они сумели разузнать, где его логово.

— У нас есть свой человек в их группе расследования, Майк. Им не удалось разведать ничего такого, чего мы не знаем. И у нас есть одна зацепка.

— Какая зацепка?

— С того времени как позвонил Малик, мы все время это обдумываем. Тот, кто печатает деньги, должен был поддерживать с ним контакт, чтобы дать знать, когда будет готов приступить к работе. Если Малик уже уехал, можно найти печатника, он может знать телефонный номер его дома в Вирджинии, даже где он находится, этот дом. Это наш шанс.

— Кто-нибудь имеет представление, далеко ли его дом от Шарлоттсвиля?

— По мнению медицинского эксперта, который осматривал первые четыре тела, его дом должен находиться не больше чем в сорока пяти минутах езды от университета. Он определил это по степени размораживания тел. Это должно быть уединенное, но вполне доступное место.

— Сорок пять минут? В любом направлении? Это охватывает территорию в сто квадратных миль.

— Я уже сказал тебе, Майк. Наш шанс в том, чтобы выяснить, где печатаются деньги. Печатник или Силкин должны знать, как связаться с Маликом; нам надо разработать эту версию.

Калли хотел было сказать Грегусу об осведомителе Гримальди, но прикусил язык, вовремя вспомнив, что не имел права говорить полицейскому о Малике.

Хаузер торопливо написала номер своего портативного телефона, вырвала листок из блокнота и отдала Калли. Тот прочитал его Грегусу.

— Я выезжаю в Брайтон-Бич. У нас есть с собой портативный телефон. Как только что-нибудь узнаешь, сразу же позвони.

— Хорошо. Мы работаем над телефонными разговорами Малика; пока ничего интересного, но, может, что-нибудь и выясним.

— И продолжай следить за ФБР.

— Это мы тоже делаем. Держись, Майк. Повторяю: еще не все потеряно. Торжественно тебе обещаю, мы сделаем все, чтобы спасти Дженни.

Проявив все свое водительское умение и нарушая все правила дорожного движения, Хаузер домчалась из центра Манхэттена до Бруклина меньше чем за двадцать минут. Проехав мимо Гримальди, она завернула за угол и вернулась назад пешком.

— Он все еще там, — сказал Гримальди, показывая ей дом на противоположной стороне улицы. Хаузер села рядом с ним на пассажирское сиденье. Гримальди повернулся к Калли, который сел сзади.

— Что вы делали? Почему вы так скверно выглядите?

— Он захватил мою дочь, — с трудом выдавил из себя Калли.

Лицо Гримальди выразило глубокое сочувствие, но он знал, что Калли нужны не слова утешения.

— Кто? Этот гад, которого мы разыскиваем? «Трупосоставитель»?

— Я сам привел его к ней, — сказал Калли и отвернулся.

— Господи, Калли. Какой ужас! Послушайте, я понял, что вы правы, и не стал привлекать к этому делу своих ребят. Только пройдет слушок, что мы ищем этого гада, и он сразу же уползет в какую-нибудь нору. До сих пор я действовал один, надеясь на счастливый случай, но могу наводнить весь этот район полицейскими. Совершено, черт побери, похищение, мы можем даже позвать на помощь федеральных полицейских.

— Нет. Если вы это сделаете, Дженни конец. Он не должен знать, что мы продолжаем за ним охотиться. Тут примешивается и личный мотив: он хочет отомстить мне. Оказавшись в безвыходном положении, он тут же убьет ее.

— А почему вы думаете, что он этого уже не сделал? — Едва произнеся эти слова, Гримальди тут же пожалел о них. — Извините. Типичный вопрос полицейского.

— Он постарается продлить ее муки, — сказал Калли, умолчав о том, как хорошо он знает, на что способен Малик, ибо при одной мысли об этом кровь кидалась ему в голову и он терял власть над собой.

— Кого ты тут поджидаешь? — спросила Хаузер.

— Одного здешнего субъекта по имени Саша Лысенко. Иногда из него удается выжать что-нибудь полезное, а иногда он врет напропалую. Он, конечно, жуткое дерьмо, мелкий воришка, который питается объедками со стола воров покрупнее. Но он состоит в Организации, подслушивает то, что говорят другие, и всегда держит про запас какие-нибудь новостишки, чтобы откупиться от нас, если на чем-нибудь попадется.

— Нам надо выйти на того, кто печатает деньги, — сказал Калли.

— Если мой дружок Саша не знает этого, то наверняка знаком с кем-то, кому это известно. Сейчас он мой единственный источник информации.

В этот момент Гримальди прищурился и нагнулся вперед. Он наблюдал за небольшим жилистым человечком с близко поставленными глазами и с изрытым оспинами лицом, который только что вышел из подъезда. У него были очень аккуратно зачесанные волосы, одет он был в дорогой, хорошо сшитый двубортный габардиновый костюм.

— Это он, — сказал Гримальди. — Дешевка в костюме за две тысячи долларов. Мусорный бак в смокинге.

Калли потянулся к ручке двери.

— Сидите спокойно, — сказал Гримальди. — Может, он пойдет по направлению к нам. Я не хочу, чтобы он улизнул, этот маленький засранец бегает точно кролик.

Саша Лысенко остановился напротив подъезда, вертя головой так, словно она была на шарнирах. Затем повернулся и пошел в ту сторону, где стояла машина Гримальди. Пройдя меньше пятидесяти футов, заметил у противоположного тротуара машину с тремя пассажирами, среди которых узнал Гримальди. Он бросился бежать, словно спринтер со старта.

— Ах, черт, — крикнул Гримальди, затем, увидев, куда бежит Лысенко, усмехнулся. — Свалял дурака, чертов недомерок!

Саша уже побежал вверх по пандусу, когда Гримальди завел двигатель и нажал на педаль газа с такой силой, что покрышки взвизгнули и задымились. Он лихо развернулся посреди улицы и начал погоню.

Саша завернул за угол, а Гримальди взлетел вверх по пандусу и проехал через узкое пространство между стеной здания и парапетом. Он так круто вывернул руль, въезжая на широкий дощатый настил, что машину сильно занесло, едва не развернуло на сто восемьдесят градусов. Саша был в тридцати ярдах впереди, он бежал как опытный бегун по пересеченной местности, ловко лавируя среди прохожих. Гримальди включил сирену и нажал на педаль газа. Прохожие торопливо расступались, пропуская машину. Гримальди догнал Сашу, обошел его, круто повернул налево и нажал на тормоза, преграждая беглецу путь. В тот же миг он выскочил из машины, за ним Калли и Хаузер. Саша кинулся было в обратную сторону, но Хаузер подставила ему подножку, и он упал. Гримальди тут же схватил его за шиворот, поднял на ноги и прижал к стене заколоченного досками ресторана.

— Саша, дорогой мой друг. Какого черта ты удираешь? Ты не рад видеть меня? Я ужасно огорчен.

— Пошел ты от меня подальше, Гримальди.

Гримальди захватил нижнюю губу Саши в кулак и вывернул. Саша завопил от боли.

— Ты должен говорить, пошел ты от меня подальше, детектив Гримальди.

Калли шагнул вперед, собираясь вмешаться, но Хаузер поймала его за руку.

— Не мешай Тони, он сам справится. Тони хорошо знает, что делает.

— Чего тебе нужно от меня, Грималь... детектив Гримальди? — сказал Саша, потирая нижнюю губу.

— Вот так-то лучше. А теперь закрой свою глупую пасть и внимательно слушай, что я тебе скажу. Внимательно слушай каждое слово. От этого зависит вся твоя никчемная жизнь. Понял?

Саша энергично кивнул, тщательно приглаживая свои волосы и оправляя пиджак.

— Я не могу повалить тебя и истоптать ногами, как мне хотелось бы, но ты видишь этого парня за мной? — Гримальди показал большим пальцем на Калли.

Подавшись слегка в сторону, Саша увидел Калли, который смотрел на него с ненавистью.

— Да. Вижу.

— Он не полицейский и не должен, как, к сожалению, я, придерживаться правил и инструкций. А я могу отвернуться. И тогда я не увижу, как он разделывает тебя. А уж можешь мне поверить, он в этом деле мастак. Я видел, как он орудует: последний парень, которого он обработал, проведет остаток своих дней в кресле-каталке, весь в бинтах и пластырях. Представляешь себе?

Саша вновь кивнул.

— Что ему надо? Я ни в чем не виноват. И я не знаю его.

— Тогда смотри. И не вздумай, мать твою за ногу, врать. — Гримальди вытащил из кармана фотографию Малика и поднес ее к лицу Саши. — Знаешь этого типа?

Саша внимательно посмотрел на фото.

— Нет.

Однако выражение его лица говорило, что это не так.

Гримальди нахмурился и покачал головой.

— Неправда. Спрашиваю тебя еще раз. Ты видел этого типа?

— Может быть. Не знаю.

Гримальди повернулся к Калли.

— Я уверен, что он врет. Как вы думаете?

Калли шагнул вперед и встал, возвышаясь над Сашей. Тот весь сжался, ожидая ударов. Но Калли справедливо рассудил, что избивать его бесполезно, только повредит делу. У Саши был вид человека, привыкшего к побоям. Калли заговорил с ним на беглом, безукоризненно правильном русском языке. Глаза Саши расширились от удивления, он уставился на Хаузер. И тут же стал торопливо отвечать на вопросы Калли, почему-то глядя испуганными глазами на Хаузер.

— Говори по-английски, — сказал Калли.

— Я не знаю, как его зовут, — сказал Саша. — Я видел его несколько недель, может, месяц назад. Точно не помню. Он был с Виктором Силкиным и Юрой Беликовым.

Гримальди приходилось слышать о Силкине, но второе имя он слышал впервые.

— Кто такой Юра Беликов?

Саша отвернулся, явно не желая отвечать, но тут его взгляд вновь наткнулся на Хаузер.

— Я слышал, только слышал, что это они ограбили грузовик с бумагой для печатания денег.

— Какое отношение имеет к этому Беликов? — допытывался Калли.

Саша вновь заколебался. Калли посмотрел на Хаузер и улыбнулся, стараясь, чтобы Саша увидел его улыбку.

— Может быть... может быть, он будет печатать для них деньги.