МЕТОД БЛЕССИНГТОНА

Мистер Тредуэлл — невысокий симпатичный мужчина — работал в одной процветающей нью-йоркской компании и в соответствии со своим служебным положением имел собственный офис. В один погожий июньский день уже под вечер в этот офис вошел посетитель — несколько полноватый, хорошо одетый, представительный мужчина. У него был здоровый цвет лица, его маленькие близорукие глазки весело блестели за стеклами массивных роговых очков.

— Меня зовут Банс, — начал он, предварительно отложив в сторону весьма объемистую папку и до боли стиснув мистеру Тредуэллу руку в железном рукопожатии, — я являюсь представителем Геронтологического общества. Я здесь для того, чтобы помочь вам решить вашу проблему.

Мистер Тредуэлл вздохнул.

— Поскольку я вас совершенно не знаю, мой друг, — произнес он, — и поскольку я никогда не слышал о той конторе, которую вы представляете, и, наконец, поскольку у меня нет проблемы, которая могла бы каким-то образом касаться вас, то, к сожалению, я должен сказать, что не стану ничего обсуждать с вами, что бы вы там ни предлагали купить. И теперь, если вы не возражаете...

— Не возражаю? — воскликнул Банс. — Конечно, возражаю.

Геронтологическое общество не пытается ничего никому продавать, мистер Тредуэлл. Оно занимается исключительно благотворительностью. Мы изучаем историю жизни наших подопечных, готовим отчеты, пытаемся найти выход из наиболее трагической ситуации, с которой мы сталкиваемся в современном обществе.

— Из какой же?

— Об этом нетрудно догадаться по названию нашей организации, мистер Тредуэлл. Геронтология занимается изучением старости и связанных с ней проблем. Не путайте ее, пожалуйста, с гериатрией. Гериатрия исследует болезни старческого возраста. Геронтология же имеет дело с проблемой старости как таковой.

— Постараюсь это запомнить, — с раздражением проговорил мистер Тредуэлл. — Ну а пока, как я полагаю, требуется небольшое пожертвование? Скажем, долларов пять?

— Нет, нет, мистер Тредуэлл, никаких денег. Я прекрасно понимаю, что это наиболее традиционный способ общения с различного рода благотворительными организациями, но Геронтологическое общество работает совершенно по-иному. Наша цель — прежде всего помочь вам разобраться с вашей проблемой. Только тогда мы сочтем, что имеем право претендовать на вознаграждение.

— Превосходно, — проговорил мистер Тредуэлл более дружелюбно. — В таком случае у нас все по-честному. У меня нет проблемы, стало быть, вы не получаете пожертвования. Если вы, конечно, не передумаете.

— Передумаю? — обиделся Банс. — Это вы, мистер Тредуэлл, а не я должны передумать. В нашей работе больше всего жаль тех людей, которые долгое время отказываются признать или допустить, что у них есть такая проблема. Я уже несколько месяцев изучаю ваш случай, мистер Тредуэлл.

Я даже представить себе не мог, что вы окажетесь одним из таких людей.

Мистер Тредуэлл глубоко вздохнул.

— Не могли ли вы мне объяснить хотя бы, что означает весь этот вздор — “изучаю ваш случай”? Я никогда не был объектом исследования ни для одного из этих проклятых обществ или организаций, которых столько развелось вокруг.

В мгновение ока Банс открыл свою папку и извлек оттуда какие-то бумаги.

— Наберитесь немного терпения, — сказал он, — я хотел бы прочесть вам выдержки из этих отчетов. Вам сорок семь лет, и у вас отличное здоровье. У вас собственный дом в Восточном Сконсетте, штат Лонг-Айленд, который вы полностью выкупите лишь через девять лет, и у вас также есть автомобиль последней модели, за который вам еще восемнадцать месяцев предстоит выплачивать деньги. Однако благодаря превосходному жалованью вы процветаете. Все точно?

— Точно, как в агентстве по кредитам, которое и представило вам этот отчет, — проговорил мистер Тредуэлл.

Банс предпочел пропустить это мимо ушей.

— Теперь мы подходим к самому главному. Вы женаты вот уже двадцать три года, и ваш брак можно назвать счастливым, у вас есть дочь, которая в прошлом году вышла замуж и сейчас живет с мужем в Чикаго.

После ее отъезда из родного дома к вам переехал ваш тесть, одинокий вдовец, немного чудаковатый джентльмен, и живет теперь с вами и вашей женой.

Банс вдруг заговорил низким проникновенным голосом.

— Ему семьдесят два года, и, если не считать небольшого воспаления суставов правого плеча, можно сказать, что у него отменное для его возраста здоровье. Несколько раз он заявлял, что надеется прожить еще лет двадцать, и, судя по статистике, которая ведется специалистами по страхованию в нашем Обществе, у него есть на это все шансы. Теперь вы понимаете, мистер Тредуэлл?

Ответа пришлось ждать довольно долго.

— Да, — произнес наконец мистер Тредуэлл почти шепотом. — Теперь я понимаю.

— Хорошо, — проговорил Банс с сочувствием. — Очень хорошо. Первый шаг всегда самый трудный — признать, что проблема все-таки есть и что она постоянно висит над вами и омрачает каждый прожитый день. Нет никакой нужды спрашивать вас, почему вы так старательно прячете ее даже от самого себя. Вы хотите избавить миссис Тредуэлл от своих сомнений и тревог, не так ли?

Мистер Тредуэлл кивнул в ответ.

— Не будет ли вам немного легче, — спросил Банс, — если я скажу вам, что миссис Тредуэлл вполне разделяет ваши чувства, что она так же, как и вы, находит пребывание своего отца в вашем доме обременительным и эта обуза становится с каждым днем все тяжелее и тяжелее.

— Но этого не может быть! — в смятении воскликнул мистер Тредуэлл.

— Ведь это именно она хотела, чтобы он поселился у нас, когда Сильвия вышла замуж и у нас освободилась комната. Она все время подчеркивала, как много он сделал для нас, когда мы только начинали свою самостоятельную жизнь, и что с ним всегда можно найти общий язык, и что это будет для нас совсем ненакладно — ведь это же она меня во всем убедила. Я не могу поверить, что она делала это неискренне!

— Конечно же, она была искренна. Она испытывала обычные для большинства людей чувства при мысли о своем пожилом отце — как он там один? — и приводила хорошо всем знакомые аргументы в его пользу, и ни разу не покривила душой. Она заманила вас обоих в ловушку, которая подстерегает каждого, кто отдается во власть мрачным сентиментальным мыслям. Да, я в самом деле иногда склонен думать, что Ева съела яблоко просто для того, чтобы доставить удовольствие змею, — сказал Банс и при этом мрачно покачал головой.

— Бедная Кэрол, — простонал мистер Тредуэлл. — Если бы я только знал, что она чувствует себя такой же несчастной из-за этого, как и я...

— Ну? — произнес Банс. — И что бы вы сделали?

Мистер Тредуэлл нахмурился.

— Я не знаю. Но, вероятно, можно было бы что-нибудь придумать, если бы мы сели вместе и все обсудили.

— Что же? — спросил Банс. — Выставить человека из дома?

— О нет, я не совсем это имел в виду.

— Тогда что же? — настаивал Банс. — Послать его в какое-нибудь учреждение? Есть несколько совершенно роскошных учреждений для этой цели. Вам следовало бы подумать об одном из них, поскольку вряд ли он может рассчитывать на благотворительность; сказать по правде, не могу себе представить, чтобы он легко примирился с этой идеей — отправиться в общественное учреждение.

— А кто бы примирился? — сказал мистер Тредуэлл. — Что же касается этих дорогих заведений, то я уже однажды занимался подобным вопросом, но когда я выяснил, сколько это будет стоить, то понял, что такой вариант нам не подходит. Потребовалось бы целое состояние.

— Вероятно, — предложил Банс, — он мог бы жить отдельно — в своей собственной, небольшой, недорогой квартирке, и чтобы кто-нибудь за ним присматривал.

— Дело в том, что именно так он и жил перед тем, как переселился к нам. Что же касается человека, который может присматривать, так вы даже не поверите, сколько это стоит. Такие вот дела, и хорошо еще, если сумеешь найти ему подходящего человека.

— Правильно, — произнес Банс и сильно стукнул кулаком по столу. Правильно во всех отношениях, мистер Тредуэлл.

Мистер Тредуэлл сердито посмотрел на него.

— Что значит — правильно? Мне показалось, вы хотели помочь мне в этом деле, а вы так до сих пор ничего не предложили. Более того, вы преподносите все так, будто мы быстро продвигаемся вперед.

— Продвигаемся, мистер Тредуэлл, продвигаемся. Сами того не зная, вы только что преодолели вторую ступень на пути к разрешению вашей проблемы. Первая ступень — это признание того, что проблема существует; вторая — это осознание того, что, какие бы попытки вы ни предпринимали, у этой проблемы, похоже, нет ни умозрительного, ни практического решения. Таким образом, вы не только являетесь свидетелем, но прямо на себе испытываете удивительное действие метода Блессингтона, благодаря которому в конце концов у вас в руках окажется одно единственно возможное решение.

— Метод Блессингтона?

— Простите меня, — проговорил Банс. — Я так увлекся, что воспользовался термином, который еще не получил широкого хождения в науке. Я должен, следовательно, объяснить, что метод Блессингтона это название, которое мои коллеги по Геронтологическому обществу дали основным приемам проведения исследования.

Он был назван так в честь Дж. Дж. Блессингтона, основателя нашего Общества и одного из величайших людей нашей эпохи. Его еще не оценили по достоинству, но это обязательно произойдет. Помяните мое слово, мистер Тредуэлл, когда-нибудь его имя зазвучит громче, чем имя Мальтуса.

— Смешно, но я никогда о нем не слышал, — задумчиво произнес мистер Тредуэлл. — Обычно я слежу за газетами. И вот еще что, — добавил он, пристально глядя на Банса, — мы все так и не выясним, как же это случилось, что я оказался одним из объектов ваших исследований, и каким образом вам удалось раскопать так много сведений обо мне?

Банс довольно рассмеялся.

— Это действительно звучит весьма таинственно, если представить все таким вот образом, не правда ли? На самом же деле никакой тайны во всем этом нет. Видите ли, мистер Тредуэлл, у Общества есть сотни агентов-исследователей, ведущих поиск по всей этой огромной стране от побережья до побережья, хотя люди в основном этого и не знают.

Анонимность — одно из правил работы агентов нашего Общества. Если сотрудник даст понять, что он является профессиональным агентомисследователем, его работа мгновенно теряет эффективность.

Да и начинают эти агенты-исследователи свое изучение не с какого-нибудь конкретного человека. Их интересует любой пожилой человек, который готов поговорить о себе, и вы бы поразились, насколько словоохотливы в большинстве своем пожилые люди, когда речь заходит о самых сокровенных вещах. Конечно же, до тех пор, пока они находятся среди незнакомых людей...

Этих людей, объектов изучения, можно случайно встретить в парках на скамейке, в барах, в библиотеках — в любом месте, располагающем к покою и беседе. Агент-исследователь заводит дружбу с объектом изучения, вызывает его на откровенный разговор — в особенности пытается выяснить все, что можно, о “молодых”, от которых тот зависит.

— Вы имеете в виду, — произнес мистер Тредуэлл с растущим интересом, — людей, которые их содержат.

— Нет, нет, — возразил Банс. — Вы допускаете весьма распространенную ошибку, ставя знак равенства между зависимостью и финансовыми вопросами. Во многих случаях, безусловно, существует финансовая зависимость, но это лишь малая часть всей картины. Важным фактором является то, что всегда существует эмоциональная зависимость.

Даже когда расстояние отделяет пожилого человека от тех, кто помоложе, вот эта эмоциональная зависимость все-таки постоянно присутствует.

Словно некий поток существует между ними. Стоит человеку помоложе просто лишь осознать, что на свете есть пожилые люди, как его начинает тяготить чувство вины и злости. Именно то, что он сам лично столкнулся с этой трагической дилеммой нашего времени, и привело мистера Блессингтона к созданию его великого метода.

— Другими словами, — произнес мистер Тредуэлл, — вы хотите сказать, что, даже если бы старик не жил с нами, дела бы обстояли так же плохо для Кэрол и для меня?

— Похоже, вы в этом сомневаетесь, мистер Тредуэлл. Но скажите мне, что вам сейчас, как вы выражаетесь, портит жизнь?

Мистер Тредуэлл задумался.

— Ну, — произнес он, — мне кажется, то, что рядом с тобой постоянно находится третий человек. Через некоторое время это начинает действовать тебе на нервы.

— Но ведь ваша дочь была таким третьим человеком больше двадцати лет, пока жила в вашем доме, — многозначительно заметил Банс. — И тем не менее я уверен, что вы не реагировали на нее подобным образом.

— Ну, это совсем другое дело, — подтвердил мистер Тредуэлл. — Ты можешь весело проводить время с ребенком, играть с ним, наблюдать, как он растет...

— Остановитесь здесь! — воскликнул Банс. — Сейчас вы попали в самую точку. Все годы, что ваша дочь жила вместе с вами, вы могли с наслаждением наблюдать, как она растет, как расцветает, словно восхитительное растение, как принимает облик взрослого человека. А старик в вашем доме может теперь лишь увядать и чахнуть, и весь этот процесс, который протекает у вас на глазах, омрачает вашу жизнь. Не в этом ли все дело?

— Думаю, что в этом.

— В таком случае, как вы полагаете, изменилось ли бы что-нибудь, живи он в другом месте? Вы что, стали бы менее остро осознавать, что он увядает и чахнет и глядит задумчиво в вашу сторону, находясь от него на расстоянии?

— Конечно же, нет. Кэрол, должно быть, не спала полночи, беспокоясь о нем, а из-за нее у меня бы он все время не выходил из головы. Ведь это совершенно естественно, не так ли?

— Да, да, именно так, и я рад вам сообщить, что признание этого представляет собой третью ступень метода Блессингтона. Вы теперь понимаете, что вовсе даже не присутствие пожилого субъекта создает проблему, а его существование.

Мистер Тредуэлл задумчиво поджал губы.

— Мне не нравится, как это звучит.

— Но почему? Ведь это всего лишь констатация факта, не так ли?

— Возможно. Но есть что-то в этой фразе, что оставляет неприятный привкус во рту. Это все равно что сказать: единственный для Кэрол и для меня выход из создавшегося положения — это смерть старика.

— Да, — мрачно произнес Банс, — так оно и есть.

— Ох, не нравится мне это, совсем не нравится. При мысли о том, что тебе хотелось бы видеть кого-то мертвым, можно почувствовать себя весьма неловко, но, насколько я знаю, она еще никогда никого не убивала.

— Не убивала? — сказал Банс тихо.

Какое-то время он и мистер Тредуэлл молча изучали друг друга. Затем мистер Тредуэлл вытащил неслушающимися пальцами носовой платок из кармана и стал прикладывать его ко лбу.

— Вы, — неторопливо проговорил он, — либо сумасшедший, либо большой шутник. В любом случае я хотел бы, чтобы вы немедленно ушли. Прошу вас по-хорошему.

Банс был весь само сочувствие и озабоченность.

— Мистер Трэдуэлл, — вскричал он, — неужели вы не понимаете, что уже подошли к четвертой ступени? Неужели вы не чувствуете, как вы были близки к разрешению проблемы?

Мистер Тредуэлл указал на дверь.

— Вон! Иначе я вызову полицию.

Выражение озабоченности на лице Банса сменилось раздражением.

— Ну что ж, давайте вызывайте, мистер Тредуэлл, неужели вы считаете, что кто-то примет во внимание ваш путаный неправдоподобный рассказ, который вы сочините из всего этого. Пожалуйста, хорошенько все обдумайте, прежде чем предпринимать что-либо опрометчивое — сейчас или потом. Если вы хотя бы упомянете об истинном содержании нашего разговора, пострадаете от этого только вы, поверьте мне. А пока я оставлю вам свою визитную карточку. Когда бы у вас ни возникло желание позвонить мне, я всегда буду к вашим услугам.

— С какой это стати я захочу вам позвонить? — спросил побледневший мистер Тредуэлл.

— Причины могут быть разные, — сказал Банс, — но есть одна самая главная.

Он собрал свое имущество и направился к двери.

— Учтите, мистер Тредуэлл: каждый, кто преодолел первые три ступени по методу Блессиштона, рано или поздно преодолеет и четвертую. Вы сделали большие успехи за короткое время, мистер Тредуэлл, — скоро вы мне позвоните.

— Не раньше, чем вы окажетесь на том свете, — сказал мистер Тредуэлл.

Несмотря на эту прощальную колкость, после их встречи для мистера Тредуэлла наступили плохие времена. Беда в том, что, познакомившись с методом Блессингтона, он никак не мог выбросить его из головы.

Благодаря этому методу то и дело возникали мысли, от которых мистеру Тредуэллу с трудом удавалось избавиться. К тому же он самым неблагоприятным образом сказался на его взаимоотношениях с тестем.

Никогда прежде старик не казался ему таким назойливым, так часто путающимся под ногами, столь предсказуемым в своих поступках и словах, что это вызывало раздражение. Но больше всего мистер Тредуэлл приходил в ярость при мысли о том, что этот незваный гость, вторгшийся в его дом, болтает о своей личной жизни с абсолютно незнакомым ему человеком, с готовностью выдает все подробности жизни своей семьи агенту-исследователю, которому платят за это деньги и который только и делает, что причиняет неприятности. И для мистера Тредуэлла, находящегося в возбужденном состоянии, тот факт, что агентаисследователя не так-то просто распознать, сам по себе не служил оправданием.

Уже через несколько дней мистер Тредуэлл, который всегда гордился своим здравым умом и уравновешенностью бизнесмена, должен был признать, что с ним творится что-то неладное. Он начал видеть признаки фантастического заговора буквально на каждом шагу. Он представлял себе, как сотни — нет, тысячи — Бансов устремились в точно такие же, как у него, офисы по всей стране, и чувствовал, как от этой мысли у него на лбу выступает холодный пот.

Но, говорил он себе, все происшедшее слишком фантастично. Он доказывал себе это просто тем, что мысленно возвращался к своему разговору с Бансом, и проделывал это много-много раз. В конце концов, это был всего лишь объективный взгляд на социальную проблему. Было ли сказано нечто такое, чего по-настоящему интеллигентному человеку следовало бы избегать? Вовсе нет. Если он пришел к каким-то ужаснувшим его заключениям, то лишь потому, что эти идеи уже были в его голове и лишь ждали своего часа.

С другой стороны...

Огромное облегчение наступило после того, как мистер Тредуэлл наконец-таки решился посетить Геронтологическое общество. Он представлял себе, что он там обнаружит: одну-две грязные комнаты, несколько убогих канцелярских служащих, затхлый запах пустячной благотворительности — все то, что в очередной раз представит вещи в их подлинном свете.

Эта картина настолько сильно вошла в его сознание, что он чуть было не прошел мимо огромной башни из стекла и алюминия, в которой, судя по адресу, и находилось Общество, в смятении поднялся на лифте, который лишь чуть слышно жужжал, на нужный этаж и в изумлении вошел в приемную Центрального бюро.

И он все еще пребывал в этом состоянии, когда чрезвычайно предупредительная длинноногая молодая женщина вела его по огромному и какому-то бесконечному лабиринту комнат, через такие же предупредительные и длинноногие толпы бравых, широкоплечих молодых людей, вдоль рядов современных, хорошо отлаженных машин, которые щелкали и шумели в электронном многоголосье, мимо уходящих ввысь блестящих картотечных ящиков из нержавейки и, кроме всего прочего, сквозь неяркий, отраженный от пластиковых и металлических поверхностей свет — до тех пор, пока наконец он предстал перед самим Бансом и за ним закрылась дверь.

— Впечатляет, не правда ли? — произнес Банс, с явным удовольствием разглядывая изумленного мистера Тредуэлла.

— Впечатляет? — прокричал мистер Тредуэлл. — Да я никогда не видел ничего подобного. Миллионов на десять потянет!

— А почему бы и нет? Наука работает день и ночь, словно какой-то Франкенштейн, мистер Тредуэлл, чтобы продлить человеческую жизнь как только можно — сверх всех разумных пределов. Сейчас у нас в стране четырнадцать миллионов человек, которым перевалило за шестьдесят пять.

Через двадцать лет их число увеличится до двадцати одного миллиона. А дальше никто даже приблизительно не может подсчитать, насколько возрастет эта цифра!

Но во всем этом есть одна светлая нота — каждый пожилой человек окружен многими жертвователями или потенциальными жертвователями нашего Общества. Растет число стариков, и у нас дела идут в гору и прибавляются силы, чтобы противостоять этому росту.

Мистер Тредуэлл почувствовал, как у него все внутри похолодело от ужаса.

— Так значит, это правда?

— Простите?

— Этот метод Блессингтона, о котором вы все время говорите. Мистер Тредуэлл был вне себя. — Идея просто-напросто сводится к тому, чтобы избавляться от стариков и таким образом решать проблемы...

— Совершенно верно! — воскликнул Банс. — Именно об этом и идет речь. Даже самому Дж. Дж. Блессингтону не удалось так точно сформулировать свою мысль. Вы великолепно владеете словом. У меня всегда вызывает восхищение человек, который может выразить самую суть без всяких там сантиментов.

— Но ведь вы не можете так просто сделать это?! — недоверчиво произнес мистер Тредуэлл. — Ведь вы же на самом-то деле не верите, что можно после всего этого выйти сухим из воды, так или нет?

Банс показал рукой на дверь, за которой простирались владения Общества.

— Разве это не является достаточно убедительным подтверждением достигнутых нашим Обществом успехов?

— А как же все эти люди, там за дверью? Они понимают, что здесь делается?

— Как и подобает хорошо обученному персоналу, — с укоризной в голосе проговорил Банс, — они знают только свои собственные обязанности. То, что мы с вами здесь обсуждаем, — это уже высшие сферы.

Мистер Тредуэлл весь как-то сник.

— Этого не может быть, — произнес он еле слышно. — Не может быть, чтобы все это работало.

— Ну, ну, — сказал Банс не без сочувствия, — не стоит принимать все это так близко к сердцу. Как мне кажется, вас больше всего волнует то, что Дж. Дж. Блессингтон называл фактором риска. Но взгляните на это с такой вот стороны, мистер Тредуэлл: разве не естественно, что старые люди умирают? Стало быть, наше Общество гарантирует, что смерть будет выглядеть совершенно естественной. Расследования бывают редко — да и из-за тех, что были, у нас никогда не возникало неприятностей.

Более того, вы будете потрясены, когда узнаете имена многих наших жертвователей. Люди, весьма влиятельные и в политическом, и в финансовом мире, толпами идут к нам. Все они без исключения могут дать самые восторженные отзывы о нашей работе. И помните, что столь важные люди делают Геронтологическое общество неуязвимым независимо от того, с какой стороны оно будет подвергаться нападкам, мистер Тредуэлл. И эта неуязвимость распространяется на каждого нашего спонсора, в том числе и на вас, если вы решите доверить нам свою проблему.

— Но у меня нет такого права, — в отчаянии возразил мистер Тредуэлл. — Даже если бы я и захотел, кто я такой, чтобы устраивать подобным образом чью-то судьбу?

— Ага! — Банс от нетерпения подался вперед. — Но вы же хотите, чтобы все устроилось?

— Но не таким способом.

— Вы можете предложить какой-то другой?

Мистер Тредуэлл молчал.

— Видите ли, — с довольным видом начал Банс, — Геронтологическое общество предлагает только один способ решения этой проблемы. Вы все еще его отвергаете, мистер Тредуэлл?

— Я не могу его принять, — упрямо повторил мистер Тредуэлл. — Это просто нехорошо.

— Вы в этом уверены?

— Безусловно! — выпалил мистер Тредуэлл. — Вы что же, станете мне говорить, что это правильно и нормально — убивать людей только за то, что они старые?

— Именно об этом я вам и толкую, мистер Тредуэлл, и я прошу воспринимать это именно таким образом. Мы живем сегодня в мире прогресса, в мире производителей и потребителей, и все они не щадят своих сил, чтобы сделать нашу общую участь лучше. Старики же — и не производители, и не потребители, следовательно, они служат лишь препятствием на пути прогресса.

Если мы захотим сделать небольшой сентиментальный экскурс в идиллическое и уже туманное прошлое, то обнаружим, что когда-то у них все-таки была своя функция. Пока молодые работали в поле, старики могли присматривать за хозяйством. Но даже этой функции сегодня уже не существует. У нас есть сотня гораздо лучших приспособлений для ведения хозяйства, и обходятся они гораздо дешевле. Неужели вы можете ставить это под сомнение?

— Я не знаю, — упрямо повторил мистер Тредуэлл. — Вы утверждаете, что люди — машины, и я никак не могу с этим согласиться.

— Боже мой! — воскликнул Банс. — И не говорите мне, что вы воспринимаете их иначе. Конечно, все мы — машины, мистер Тредуэлл.

Уникальные и удивительные, признаю, но все-таки машины. Ну, посмотрите на окружающий вас мир. Это огромный организм, состоящий из легко заменяемых частей, которые изо всех сил стремятся производить и приобретать, производить и приобретать, пока не состарятся. Разве кто-нибудь позволит, чтобы изношенная деталь оставалась на прежнем месте?

Нет, конечно! Ее необходимо устранить, чтобы организм не перестал нормально функционировать. Важен весь организм, мистер Тредуэлл, а не какая-то его отдельная часть. Неужели вы этого не понимаете?

— Я не знаю, — неуверенно произнес мистер Тредуэлл. — Я никогда не думал об этом так, как вы. Трудно все это с ходу осмыслить.

— Я понимаю, мистер Тредуэлл, но это входит в метод Блессингтона: дать спонсору возможность полностью оценить огромную значимость его вклада во всех отношениях — не только с той точки зрения, что он даст лично спонсору, но и с той, какую пользу он принесет всему общественному организму. Подписывая обязательство при вступлении в наше Общество, человек совершает поистине самый благородный поступок в своей жизни.

— Обязательство? — спросил мистер Тредуэлл. — Какое обязательство?

Банс вытащил отпечатанную форму из ящика своего стола и осторожно положил ее перед мистером Тредуэллом, чтобы тот мог ее изучить. Мистер Тредуэлл прочитал ее и аж подскочил от удивления.

— Но здесь сказано, что я обязуюсь платить вам две тысячи долларов ежемесячно, начиная с этого момента. Вы ведь никогда не упоминали мне о такой сумме!

— Но ведь у нас не было случая поговорить об этом прежде, — ответил Банс. — В течение некоторого времени один из наших комитетов изучал ваше финансовое положение и счел, что вы можете выплачивать эту сумму денег без особого труда и напряжения.

— Что вы имеете в виду — без особого труда и напряжения? — резко спросил мистер Тредуэлл. — Две тысячи долларов — это большие деньги, как ни посмотри.

Банс пожал плечами.

— Сумма каждого обязательства определяется финансовыми возможностями спонсора, мистер Тредуэлл. Запомните: то, что вам может показаться слишком большой суммой, многим другим спонсорам, с которыми я имел дело, несомненно, покажется пустяком.

— И что же я получу взамен?

— В течение месяца после подписания обязательства с делом вашего тестя будет покончено. Сразу же после этого вам надлежит выплатить сумму обязательства полностью. Затем ваше имя будет внесено в список наших спонсоров, на этом все и закончится.

— Не нравится мне, что мое имя будет куда-то там внесено.

— Я способен оценить это, — сказал Банс. — Но позвольте мне напомнить вам, что пожертвование в благотворительную организацию, вроде нашего Геронтологического общества, не облагается налогом.

Пальцы мистера Тредуэлла мирно покоились на листе с текстом обязательства.

— Теперь, в порядке дискуссии, — проговорил он, — допустим, некто подписывает все эти бумаги и потом не платит. Думаю, вы знаете, что с подобных обязательств по закону налоги не берутся, не так ли?

— Да, знаю, — с улыбкой произнес Банс, — я знаю и то, что огромное количество организаций не могут получить по тем обязательствам, которые давались им с явно честными намерениями. Но Геронтологическое общество никогда не сталкивалось с подобными трудностями. Нам удается их избежать — мы напоминаем всем спонсорам, что молодые люди, если они легкомысленны, могут умереть так же неожиданно, как и старые... Нет, нет, — сказал он, придерживая бумагу, — достаточно вашей подписи внизу.

Когда через три недели тестя мистера Тредуэлла нашли утонувшим у основания пирса в Восточном Сконсетте (старик регулярно ловил рыбу с пирса, хотя всевозможные местные авторитеты не раз говорили ему, что рыбалка там плохая), этот случай был надлежащим образом зарегистрирован в официальных документах архива Восточного Сконсетта как “смерть в результате непреднамеренного погружения в воду”, и мистер Трэдуэлл лично занимался организацией похорон, продумывая все до мелочей. И именно на похоронах у него впервые возникла мысль. Это была мимолетная и неприятная мысль, но достаточно тревожная — он даже споткнулся, входя в церковь. Однако при всем смятении, которое он испытывал в тот момент, отогнать ее оказалось не так уж трудно.

Несколько дней спустя, когда он вновь сидел на своем привычном рабочем месте, мысль неожиданно вернулась. На сей раз от нее не так уж легко было избавиться. Она разрасталась и разрасталась в его сознании, до тех пор пока не приобрела устрашающие размеры и не заполнила собой все то время, когда он бодрствовал, и пока не превратила его сон в серию жутких кошмаров.

Он знал, что есть только один человек, который может все ему объяснить; и вот он появился в офисах Геронтологического общества, сгорая от одного желания — только бы Банс объяснил. Он плохо помнил, как вручил Бансу чек и положил в карман расписку.

— Есть одна вещь, которая меня беспокоит, — сказал мистер Тредуэлл, перейдя сразу к делу.

— Да?

— Помните, вы рассказывали мне о том, сколько стариков будет у нас через двадцать лет?

— Конечно.

Мистер Тредуэлл несколько ослабил ворот рубашки, чтобы он не так сильно сдавливал горло.

— Ну как вы не поймете? Ведь я стану одним из них!

Банс кивнул.

— Если вы станете достаточно хорошо следить за собой, то у вас не будет никаких причин им стать, — подчеркнул он.

— Вы никак не уловите мою мысль, — настойчиво повторил мистер Тредуэлл. — Ведь тогда я окажусь в таком положении, когда мне все время придется беспокоиться о том, как бы кто-нибудь из вашего Общества не пришел и не подкинул моей дочери или моему зятю ваши идеи.