– И вдобавок кружева – всюду, где только возможно. И вокруг выреза, и по краю подола, и на рукавчиках, и даже на кармашках. Такая прелесть, ты себе не представляешь!
      – Почему же, очень хорошо представляю. Можно сказать, будто наяву вижу, ведь ты очень красочно описываешь. – Дайан едва улучила момент в потоке восторженных восклицаний Эмили, чтобы ввернуть несколько слов.
      Обычно между ними так и происходила телефонная болтовня: обе любили поговорить и каждая выбирала лазейку в словесном потоке другой, чтобы вставить собственное замечание.
      Они познакомились года три назад, весной, в находящейся на набережной, напротив сквера с фонтаном, галерее искусств, где проходила выставка работ, автором которых являлся модный в ту пору скульптор Моррис Пикок.
      Это имя было у Дайан на слуху, однако собственного представления о произведениях его обладателя она не имела, поэтому, увидев на стенде галереи афишу, не удержалась и зашла внутрь. Надо сказать, скульптуры произвели на Дайан впечатление своеобразное: умом она понимала, что в них явно присутствует оригинальность, однако ее сердца они не затронули. Вероятно, потому что, несмотря на внешнюю экстравагантность, в глубине души Дайан была довольно консервативна и абстрактное искусство оставляло ее равнодушной.
      Впрочем, она оценила изящество некоторых работ – в элегантности осуществления замысла автору трудно было отказать. Особенно задержалась возле композиции под названием «Колесо фортуны». В той действительно присутствовало колесо, только состоящее из каких-то острых углов и загогулин. Внутри него находилась человеческая фигурка, тоже вся какая-то угловатая и искореженная – словно повторяющая рельеф колеса, то есть, надо полагать, собственной судьбы.
      Но Дайан привлекла не столько идея произведения, сколько одна деталь – фарфоровое лицо человечка, удачно передающее растерянность. Сама фигурка была глиняная, а лицо явно изготавливалось отдельно и потом его искусно наложили – скорее, вставили под растрепанную шевелюру – как своеобразную маску. Снизу его поддерживала всклокоченная глиняная борода. Зачем понадобились подобные сложности, Дайан не понимала, да и не очень вникала в замысел художника. Ее больше интересовала, так сказать, технология производства, потому что она и сама была не чужда творчеству – правда, искренне считала себя дилетантом, а свое занятие рассматривала лишь как хобби, не более того.
      Суть увлечения Дайан состояла в изготовлении кукол. Началось это еще в детстве, продолжилось в юности, захватило пору студенчества и даже сейчас, будучи хорошим специалистом в области налогообложения и работая в уважаемой частной юридической консультации «Айвори эдвайс», Дайан продолжала делать куклы. Или играть с ними, как нередко говаривал Джеф Айвори, владелец упомянутой конторы и одновременно отец Дайан.
      Да, как ни странно, несмотря на яркую внешность и некоторую импульсивность характера, Дайан Айвори занимала такую серьезную должность, как налоговый советник. Однако место это занимала не только потому, что работала у собственного отца. Джеф Айвори никогда бы не взял Дайан в свой бизнес, если бы не считал ее достойным кандидатом в сотрудники.
      Но налоговым советником Дайан, разумеется, была только на работе. Часы же досуга частенько отдавала любимому занятию – изготовлению кукол. Для этого она специально устроила мастерскую на заднем дворе своей виллы, доставшейся от матери.
      В детстве Дайан шила головки кукол из материи, а затем просто рисовала лицо вручную карандашами или фломастерами. Позже стала расписывать масляными красками, но и это ее не удовлетворило. Наконец, уже будучи студенткой юридического факультета, Дайан освоила процесс изготовления головок из папье-маше.
      Некоторое время она была на седьмом небе от счастья, но лишь пока ей не попалась на глаза кукла с фарфоровой головкой. Очарованная этой красотой, Дайан потеряла покой – только и думала, как бы научиться делать нечто подобное. Начала искать литературу, узнала, что потребуется специальная печь для обжига фарфоровых изделий и еще много всего.
      Когда мастерская оказалась полностью оборудована всем необходимым, – что, кстати, обошлось недешево, но чего не сделаешь ради увлечения! – Дайан приступила к робким попыткам осуществления новой мечты. Разумеется, не сразу все получилось, и, чтобы добиться более или менее значимого результата, понадобилось приложить немало усилий.
      В тот момент, когда Дайан стояла в галерее перед композицией «Колесо фортуны» и любовалась искусно изготовленным лицом человеческой фигурки, у нее самой в мастерской было уже две куклы с вполне сносными фарфоровыми головками.
      Когда она собралась переместиться к соседнему экспонату, рядом прозвучал молодой женский голос:
      – Какой смешной человечек! Видно, изрядно ему досталось от его фортуны...
      – Вы тоже это заметили? – С улыбкой обернувшись, Дайан увидела коротко стриженную курносую блондинку в синих джинсах и бордовом свитере.
      – Это трудно не заметить! – хихикнула та. – Автору удалось передать настроение. А вон еще композиция такого же плана! Посмотрим?
      Дайан и сама собиралась двинуться в том же направлении. Так и вышло, что дальше они отправились вместе. Обменялись несколькими замечаниями по поводу следующей работы, перекинулись двумя-тремя фразами возле еще одной, а около четвертой сами не заметили, как разговорились. Оказалось, у них есть общие интересы – обе обожают разного рода выставки и вернисажи.
      Прощаясь, Дайан и Эмили назвали друг другу свои имена и обменялись телефонными номерами.
      – Как-нибудь выберемся вместе на очередную выставку, идет? – весело произнесла Эмили, чуть склонив голову набок и слегка сморщив курносый нос.
      Глядя на нее, Дайан не могла не улыбнуться.
      – Охотно!
      Недели через две Эмили позвонила, чтобы пригласить Дайан в главную художественную галерею Саутгемптона.
      – Там сразу две выставки, – возбужденно тараторила Эмили в телефонную трубку. – В одном зале собраны картины нашей местной художницы Ханны Петерсон, а в другом – произведения гончарного искусства. Одна моя приятельница уже побывала в галерее – говорит, масса впечатлений. Там такие горшки и всякие фигурки, а вазы... просто глаза разбегаются! Некоторые экспонаты выставлены на продажу. – Эмили на секунду умолкла, но только для того, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха. – А мне как раз не помешала бы большая напольная ваза для холла. Вот я и подумала, позвоню тебе, возможно ты тоже заинтересуешься?
      – О конечно! Спасибо, что вспомнила обо мне, с удовольствием составлю компанию. Когда ты собираешься в галерею?
      – Завтра пятница – по-моему, самый подходящий день.
      – Замечательно, – сказала Дайан. – Назови время и место, и я подъеду за тобой на своем автомобиле.
      – Да я тоже могла бы... Впрочем, не возражаю, отправимся на твоем. Подъезжай часа в три дня в мое заведение, сможешь?
      – В три? – Дайан задумалась, успеет ли управиться с делами. – Кажется, да. А в какое заведение?
      – Знаешь салон красоты на Бедфорд-роуд?
      – «Кьюти»? – Разумеется, Дайан был известен этот салон, едва ли не самый шикарный в городе. – Ты там работаешь?
      Эмили рассмеялась.
      – Иногда. В основном хозяйничаю.
      – Что?! – воскликнула Дайан. – Я правильно поняла – ты владелица салона «Кьюти»?
      – Именно, – подтвердила Эмили. – Но владеем им мы вдвоем с мужем.
      – Вот как? – задумчиво протянула Дайан. – Значит, Харрис Кертис твой супруг.
      – Вы знакомы? – В голосе Эмили прозвучало удивление.
      На этот раз смешок издала Дайан.
      – Так уж вышло. Недавно твой муж имел со мной беседу по поводу налогов.
      Повисла короткая пауза, затем Эмили осторожно спросила:
      – Ты... налоговый инспектор?
      – Нет! – быстро произнесла Дайан. – Почему-то все так говорят, стоит лишь услышать о налогах. Я не инспектор, я налоговый советник. Помогаю людям оптимизировать налоги. Если возможно – уменьшить.
      Эмили вздохнула с явным облегчением.
      – А, понятно. Харрис действительно советовался по некоторым вопросам налогообложения в юридической консультации «Айвори эдвайс». Выходит, это твоя организация?
      Дайан вновь усмехнулась.
      – Лишь в том смысле, что я в ней работаю. А принадлежит она моему отцу.
      – Ну, все равно семейное дело, – констатировала Эмили. Минутку подумав, она заметила: – Хм, получается, я свела полезное знакомство!
      – Я тоже. В твоем салоне ведь есть косметологи? Кажется, у меня возникли небольшие проблемы с кожей лица.
      – О, мы их устраним, не переживай, – тут же откликнулась Эмили. – Что тебя беспокоит?
      – Видишь ли, порой у меня возникает ощущение, будто... Впрочем, для подобного разговора еще будет время. Вот встретимся, и я подробно тебе расскажу.
      – Идет! – весело произнесла Эмили. – Жду тебя завтра в салоне. Не опаздывай!
      Но Дайан была пунктуальным человеком. Они с Эмили встретились, отправились в галерею, хорошо провели там время и так закрепили знакомство, к настоящему моменту продолжающееся, как уже было сказано, больше трех лет.
      А сейчас Эмили взахлеб расписывала по телефону платье, которое приобрела специально для того, чтобы присутствовать в нем на торжественной помолвке Дайан.
      – Нет, все равно ты не представляешь себе эту прелесть! – возразила она в ответ на произнесенную той фразу. – Как бы я ни описывала, нужно его видеть. Оно такое миленькое, такое... Нет, невозможно, у меня не хватает слов! Это не платье, а произведение искусства. Один цвет чего стоит...
      – Ты вроде сказала – бежевый?
      – Бежевый?! – изумленно воскликнула Эмили. – Как ты можешь такое говорить! Ничего бежевого там нет и в помине.
      – Но мне показалось...
      – Нет и еще раз нет. Я не могла брякнуть подобную глупость. Оттенок настолько приятный – не передать!
      – Но хотя бы приблизительно? – Дайан была заинтригована рассказом.
      Эмили прерывисто вздохнула.
      – Попытаюсь. Э-э... очень близко к цвету чайной розы, только бледнее и с уклоном в сторону кремового тона.
      – Все равно одна гамма с бежевым, – обронила Дайан.
      Ее неосторожное замечание вызвало у Эмили прилив раздражительности.
      – Да нет же! Сама не понимаешь, что говоришь. В общем, когда увидишь, поймешь. А сейчас мы только попусту тратим время... – Она вдруг осеклась, будто вспомнив, вокруг чего вертится беседа. – Ой, прости, пожалуйста! Что-то меня не в ту сторону понесло. Какая я идиотка, порчу тебе настроение накануне такого важного дня... Ты не обиделась?
      Дайан сдержанно рассмеялась. Конечно, она не держала обиды на Эмили, хотя настроение ее в эту минуту нельзя было назвать безоблачным. Однако Эмили не имела к этому ни малейшего отношения.
      – Что ты, и в мыслях нет! Ты придаешь нашей болтовне слишком большое значение.
      В телефонной трубке прошелестел вздох.
      – Просто ты не видела платья...
      – Разве это проблема? Увижу еще.
      На самом деле Дайан волновало совсем другое. В эту минуту она отдала бы все платья на свете, только бы избежать необходимости произносить то, что ей предстояло сказать.
      – Непременно увидишь! – подхватила Эмили. – Ох, не дождусь, когда наступит день твоей помолвки!
      Дайан нервно облизнула губы.
      – Э-э... послушай...
      – И главное – карманчики! – Эмили явно больше была склонна болтать, чем слушать. – Похоже, они снова входят в моду, как ты думаешь?
      – Не знаю, не обращала внимания...
      – А я уже не первый раз их замечаю – и на платьях, и на юбках, и даже на брюках, причем накладные, представляешь? Если не ошибаюсь, последний раз передние накладные карманы на брюках я видела еще в детстве, у своей мамы.
      – Да-да... – отстраненно пробормотала Дайан. Как же сказать? – вертелось в ее голове. Ведь не поверит! Чего доброго решит, будто я задумала отделаться от нее в такой торжественный день...
      – Словом, платье премиленькое, – частила Эмили. – И абсолютно в моем стиле. Увидев его, я не раздумывала ни минуты, сразу купила. Разумеется, сначала примерила, но уж потом не медлила.
      – Понятно... – неопределенно протянула Дайан. – А я... мм... хочу тебе сказать...
      – Да! – вдруг воскликнула Эмили, заставив Дайан вздрогнуть от неожиданности. – Что это я все о себе да о себе, ты-то сама приготовила наряд к помолвке?
      – Наряд? – В эту минуту Дайан беспокоило совсем другое, поэтому она не сразу сообразила, о чем идет речь, хотя, казалось бы, все лежало на поверхности. – Ах ты об этом... Да, все готово. – А что толку? – пронеслось в ее голове.
      – Расскажи! – пискнула Эмили.
      Дайан сморщила лоб, пытаясь сосредоточиться и вспомнить детали туалета, специально приготовленного для официального объявления помолвки.
      – Ну, я тоже остановила выбор на платье, – начала она, думая о том, что ввиду грядущих событий, наверное, вообще не следовало бы вдаваться в подробности того, как будет выглядеть ее праздничная одежда.
      – Правильно, – одобрила Эмили. – Для подобного случая больше всего подходит платье. Юбка или брюки, по-моему, для помолвки совершенно не годятся. Кстати, как и для свадьбы. Хотя, должна сказать, в журналах мод мне приходилось встречать брючные варианты свадебного наряда невесты. Но... не знаю, как-то это, на мой взгляд, чересчур экстравагантно. Ты не находишь?
      Дайан никогда не задумывалась над тем, стоит ли отправляться в брюках под венец, поэтому вопрос застал ее врасплох.
      – Я... э-э... – промычала она, пытаясь представить себе пару брачующихся в брюках. – Собственно, почему бы нет... Если девушка наденет белые брюки, к тому же расклешенные от бедра, то, по-моему, получится очень неплохо.
      Последовала короткая пауза – видимо, Эмили тоже нарисовала в воображении подобный вариант.
      – Хм, а и правда в этом что-то есть. Только придется отказаться от фаты. Да, пожалуй, сойдет, – вынесла она окончательный вердикт. – Но лишь в том случае, если брюки и топ будут выдержаны в белых или молочных оттенках. Другие варианты мне не нравятся. Видишь ли, в журналах, о которых я упомянула, невеста была одета в нечто вроде фрака, причем черного. Сама понимаешь, выглядело это не очень красиво.
      – Нет, черное не годится! – с оттенком искреннего негодования подхватила Дайан. – И кому пришло в голову наряжать невесту во фрак? Я не видела журналов, о которых ты говоришь, но догадываюсь, что изображенные на них пары выглядели не как жених и невеста, а, скорее, как два жениха.
      Эмили хохотнула.
      – Верно! Сейчас, когда ты сказала, я понимаю, что подобная мысль брезжила и у меня, просто до конца не сформировалась. Но и тогда, помнится, у меня возникло ощущение, будто я разглядываю фотографии свадьбы... как бы это выразиться... отнюдь не гетеросексуальных партнеров.
      – Возможно, так и было?
      – Что? Думаешь, я ошиблась? – У Эмили вновь вырвался смешок. – Нет, на снимках явно были показаны девушки. – Потом она умолкла и через мгновение произнесла: – Снова мы говорим не о том! Ты начала описывать свое платье.
      Дайан нахмурилась. Ах да! Торжество по случаю помолвки... Как же ей сказать?
      – Платье? Оно... мм... конечно, не такое красивое, как твое, тут нет сомнений.
      – Что ты хочешь этим сказать? – сразу насторожилась Эмили. – У меня не было намерения затмить тебя в твой день!
      – Что ты, разумеется нет, – миролюбиво произнесла Дайан. – Однако мой наряд, если не скромнее, то гораздо проще.
      – Но какой он, скажи наконец?!
      – Приталенное платье без карманов, кружев и прочих украшений. И даже без рукавов. – Немного подумав, она добавила: – Вырез горловины круглый, довольно глубокий.
      Для Эмили перечисленных элементов было мало.
      – Расцветка?
      – Оно монотонное.
      – Какого оттенка?
      – Слоновая кость с перламутровым отливом.
      – Материал?
      – Шелк, но плотный. Продавщица сказала, что это так называемый сырец.
      – А, знаю, – протянула Эмили. – Ну вот, другое дело. Теперь я, по крайней мере, имею представление о том, в чем ты будешь на своей помолвке.
      – Да уж, представление... Тебе бы следователем работать, а не салон красоты содержать!
      Эмили хихикнула.
      – Так уж и следователем. Просто расспросила тебя немножко, только и всего. Сама-то ты не особенно спешишь рассказать об обновке.
      Подавив невольный вздох, Дайан сказала:
      – Неужели это так важно?
      – А как же?! – воскликнула Эмили. – Для мужчин, может, и нет, но мы, к счастью, женщины.
      – К счастью?
      Это было что-то новенькое, прежде за Эмили не замечалось замашек в духе эмансипации.
      – Ну да, – уверенно произнесла та. – А что хорошего в том, чтобы быть мужчиной?
      – Не знаю...
      Разговор снова уходил в сторону, причем в каком-то странном и неожиданном направлении. Будто нарочно все так складывается, что я никак не могу сообщить главного, с досадой подумала Дайан.
      Очевидно на расстоянии почувствовав ее недоумение, Эмили усмехнулась.
      – Ладно, заговорились мы, я уже забыла, зачем позвонила тебе.
      – Это я тебе позвонила, – заметила Дайан.
      – А, верно! Вот видишь, значит, правильно говорю – заболталась. Пора прощаться. До помолвки твоей время есть, созвонимся еще. Пока!
      – До свидания.

      Дайан повесила телефонную трубку, и в голове у нее проплыло: так я ничего и не сказала!
      Действительно, у нее просто язык не повернулся произнести, что помолвка отменяется. Ведь Эмили настолько увлеченно описывала платье, в котором собралась прибыть на торжество.
      И вдруг бы я сказала: все кончено, свадьбы не будет, мы с Шоном решили расстаться, усмехнулась Дайан, машинально водя пальцем по полированной поверхности журнального столика.
      Поймав себя за этим занятием, она вспомнила, как недели две назад сидела точно так же на этом самом месте, только на столике лежала кучка пригласительных открыток, которые предстояло отправить друзьям и знакомым. Всем тем, кого Дайан желала бы видеть на своей помолвке.
      Идея устроить по данному поводу торжество принадлежала Дайан. Шон с самого начала отнесся к этому предложению прохладно.
      – Мне все равно, – сказал он. – Если испытываешь желание собрать гостей, дело твое, я же не большой любитель подобных празднеств.
      – Но тебе придется присутствовать, – с улыбкой провела Дайан пальцами по его щеке. – Помолвка, а в дальнейшем свадьба подразумевают участие двоих – жениха и невесты. Я уже не говорю о предстоящей супружеской жизни.
      Еще тогда ей почудилось, что в глазах Шона промелькнуло какое-то странное выражение, однако оно было слишком мимолетным, чтобы удалось определить его суть.
      Второй раз нечто в этом роде произошло, когда, заехав к Дайан, Шон застал ее за заполнением пригласительных открыток.
      – Ты как раз кстати, – сказала она. – Набросай список персон, которых тебе хотелось бы пригласить на нашу помолвку, и не забудь указать адреса. Я отправлю открытки и твоим друзьям.
      Однако Шон даже не взялся за ручку и бумагу. Вместо этого поморщившись, обронил:
      – Правду сказать, мне никого не хочется беспокоить по поводу помолвки. Свадьба другое дело, а на этой вечеринке достаточно будет и твоих друзей.
      Так и вышло, что Дайан разослала приглашения только своим приятелям и знакомым.
      Сейчас она была очень рада этому обстоятельству, потому что ей предстояло решить только половину проблемы. Если бы довелось иметь дело еще и с приглашенными со стороны Шона, Дайан пришлось бы нелегко. И своим-то попробуй объясни, почему помолвка отменяется, а с чужими все во сто крат сложнее.
      Для самой Дайан к настоящему времени ситуация вполне прояснилась. В частности, тот момент, что замуж выходить не надо. Во всяком случае, пока.
      Причиной такого резкого перехода от одного намерения к другому являлись текущие события в жизни отца Дайан, Джефа Айвори, пребывавшего в состоянии болезненного развода.
      Джеф женился три раза, и все три неудачно. Первой его супругой была Изабелл, мать Дайан. Этот брак оказался наиболее продолжительным и просуществовал двенадцать лет. Потом Изабелл оставила Джефа, найдя себе более интересную – а главное, выгодную – партию в лице канадского миллионера Франсуа Амьйо. После развода Изабелл вышла замуж за Франсуа и уехала к нему в Квебек, переписав на имя Дайан свою, доставшуюся по наследству от родителей виллу.
      Четыре года Джеф и Дайан прожили в этом доме вдвоем – как до того всей семьей, – но позже вновь начались перемены. Джеф встретил женщину, которую захотел видеть своей женой. Состоялась свадьба, и чета новобрачных поселилась в городе, почти в самом центре, в квартире, купленной Джефом неподалеку от принадлежавшей ему юридической консультации «Айвори эдвайс».
      Дайан осталась на вилле одна, но скучать ей не приходилось: она оканчивала школу и размышляла над тем, что делать дальше – пойти по стопам отца или матери. Последнее, разумеется, было шуткой, так как в окружении Дайан не нашлось подходящего миллионера, за которого она могла бы выскочить замуж.
      Строго говоря, выбор был невелик, поэтому Дайан решила стать юристом, тем более что данный вид деятельности был знаком ей с детства – благодаря занятиям отца.
      Когда она оканчивала первый курс университета, Джеф развелся со второй женой. Когда перешла на последний, Джеф женился снова.
      Третья его супруга, молодая и симпатичная Кэт Райли, заглянула в юридическую консультацию «Айвори эдвайс» в поисках места секретаря или какой-либо иной подобной работы, а нашла мужа. Впрочем, не сразу. Сначала месяца два она варила кофе для сотрудников – включая, разумеется, шефа, Джефа Айвори, – и разносила бумаги. Затем Джеф как-то вдруг рассмотрел в ней не просто конторского служащего, а женщину, причем весьма привлекательную – Кэт обладала красивой фигурой и множеством соблазнительных женских выпуклостей, – и пригласил на ланч в соседнее кафе. Потом в ресторан. К себе домой. А еще через некоторое время предложил переселиться к нему, предварительно уладив все положенные в подобных случаях формальности.
      Препятствия для этого отсутствовали, поэтому вскоре Кэт Райли сделалась Кэт Айвори – именно так она предпочитала называться, словосочетание «миссис Айвори» почему-то нравилось ей меньше.
      Причина выяснилась спустя года примерно полтора, когда Джефу понадобилось зайти за одним документом домой в такое время, которое он обычно проводил в конторе. Тут-то и стала понятна неприязнь Кэт к определению «миссис».
      К тому моменту она уже бросила работу, предпочтя положение домохозяйки. Вероятно, ей также милее был бы и статус незамужней женщины, однако тогда она лишилась бы и многих преимуществ чисто финансового характера. Так что пришлось Кэт удовлетвориться достигнутым на текущий момент компромиссом, при котором она была несколько ограничена в свободе и должна была ухаживать за мужем, зато, не прилагая для этого особых усилий, имела средства для жизни.
      Удовлетворялась Кэт своим положением вдохновенно и с наслаждением. Джеф осознал это, стоило ему отпереть дверь, перешагнуть порог собственного жилища и услышать доносящиеся из супружеской спальни звуки. Источников было два, но действовали они одновременно: первым являлись издающие ритмичный скрип пружины матраса, вторым – горло Кэт, из которого рвались громкие и очень сексуальные стоны. Лишь спустя минуты две ошеломленный Джеф различил также тяжелое, явно мужское дыхание, какое бывает у человека, выполняющего трудоемкую работу.
      Сообразив, что происходит в его спальне в его отсутствие, Джеф прислонился спиной к стене и стоял так в каком-то ступоре, со сползшими с носа очками, до тех пор пока в квартире не воцарилась относительная тишина. Посреди нее раздался негромкий мурлычущий, но отчетливый голос Кэт:
      – Спасибо, милый, сегодня ты – зверь!
      Эта фраза заставила Джефа встрепенуться. Поправив очки, он двинулся по коридору в направлении супружеских апартаментов, и, пока шел, в его словно охваченном пламенем мозгу вертелось: это я сегодня зверь!
      – А-а! – гневно крикнул он, ступив на порог спальни. – Вот чем ты тут занимаешься в то время, когда я...
      За тот непродолжительный период, пока Джеф произносил эти слова, успело произойти немало событий. Пронзительно взвизгнув, Кэт поскорее натянула на себя простыню. А раскинувшийся рядом с ней «милый» с оттенком недоумения взглянул на Джефа, после чего сначала сел на постели, затем встал и оказался здоровенным детиной с покрытыми темной курчавой порослью бедрами, предплечьями и грудью.
      – Это?.. – вопросительно произнес он, переведя взгляд на Кэт и совершенно не стесняясь наготы.
      – Муж! – выдавила та.
      Детина вновь посмотрел на Джефа, который был как минимум на голову ниже его и гораздо тщедушнее.
      – Почему так рано? – В вопросе присутствовали требовательные и недовольные интонации, а в голосе как будто сквозил иностранный акцент.
      Не успел Джеф возмутиться, как выяснилось, что незнакомец обращается не к нему. Тот добавил, по-прежнему не глядя на Кэт, но направляя вопрос именно к ней:
      – Ты говорила, его до вечера не будет.
      – Откуда мне было знать, что он явится?! – буркнула она.
      Обиженно засопев, детина принялся натягивать джинсы и рубашку.
      – Что ж, в таком случае рандеву окончено. – С этими словами он вразвалочку направился к двери. Проходя мимо машинально шагнувшего в сторону Джефа, небрежно обронил: – Пардон, месье. – И уже в коридоре добавил: – Оревуар!
      – Жан! – жалобно пролепетала Кэт.
      – Я позвоню, – отозвался тот, удаляясь.
      Месье... Пардон... Оревуар... Жан!
      Снова француз?! – вспыхнуло в воспаленном мозгу Джефа, и он испытал такое острое чувство унижения, что на миг у него потемнело в глазах.
      – Ты дешевая потаскуха! – услышал он затем собственный срывающийся фальцет. – Я развожусь с тобой!
      Кэт откинула простыню и встала с кровати.
      – Делай что хочешь, надоел... – Она направилась в ванную и, скрываясь за дверью, бросила через плечо: – Но, знай, я буду добиваться алиментов!
      – Черта с два ты их получишь! – взвизгнул Джеф, нервно ткнув пальцем в дужку очков.
      Две последние фразы и обеспечили появление долгого, изматывающего и утомительного бракоразводного процесса. Суть же всей истории вылилась в горькую фразу, произнесенную Джефом в беседе с приятелем, адвокатом Майклом Теннеси, когда оба сидели за бокалом эля в пабе «Бальзам»:
      – И что самое обидное – со мной в постели она никогда так не стонала!
      Разумеется, описываемых подробностей Дайан не знала. Ей лишь было известно, что Джеф застал Кэт с любовником, после чего их брак прекратил существование. Вернее, все еще пытался прекратить, потому что процесс развода оказался затяжным. Джеф не мог доказать факт адюльтера, потому что не было свидетелей, видевших Кэт с любовником. А та, пользуясь ситуацией, требовала непомерно больших алиментов, перспектива выплаты которых совершенно не улыбалась Джефу. Так все и тянулось.
      И так вышло, что роман Дайан с Шоном протекал на фоне бракоразводных мытарств ее отца, Джефа Айвори. И, конечно, она не могла остаться безучастной к тому, как долго и тяжело все протекало.
      В конце концов произошло то, чего не могло не случиться с человеком мыслящим: Дайан начала проводить параллели между историей Джефа и своей собственной.
      А стоит ли вообще выходить замуж? Такой вопрос возник у нее после очередной беседы о вяло текущем суде с издерганным Джефом, у которого уже начался нервный тик и подрагивали руки.
      Конечно, Шон человек во всех смыслах положительный, имеет частную практику, определенное положение в обществе и все такое... Кроме того, с ним приятно проводить время в постели, но... Это коротенькое словечко то и дело возникало в мозгу Дайан, когда она представляла себе дальнейшую жизнь с Шоном. Внешне все выглядело замечательно, и все же на заднем плане постоянно маячило некое «но».
      Наверное, смущало ее то, что она не испытывала к Шону безумной любви.
      Познакомились они в частном зубоврачебном кабинете. Дайан была пациентом, Шон Кертон – дантистом. Ей захотелось пройти процедуру шлифовки зубной эмали, и он это обеспечил.
      Почему-то подобное общение показалось Дайан очень эротическим. Она сидела в кресле с запрокинутой головой, Шон колдовал над ней, и его близость неожиданно взволновала ее.
      Удивленная внезапным и несколько неуместным, учитывая обстоятельства, приливом чувственности, Дайан выбрала минуту, когда Шон – тогда он еще был для нее доктором Кертоном – переместился за чем-то к лотку с инструментами, и присмотрелась к нему.
      На нем был светло-зеленый медицинский халат с короткими рукавами. И, наверное, именно длина рукава обусловила то обстоятельство, что прежде всего внимание Дайан обратилось на руки Шона. Обнаженные до локтя, они выглядели очень уверенными и... профессиональными, что ли. Их движения были лаконичны и точны, доведены до автоматизма продолжительной практикой.
      Данный факт почему-то тоже показался Дайан волнующим. Когда Шон вновь приблизился к ней, она уже была изрядно взбудоражена. И, вероятно, что-то такое отразилось в ее глазах, потому что, когда их с Шоном взгляды встретились, тот на секунду замер.
      Дайан тоже застыла, хотя и до того сидела в кресле без движения. Но сейчас, казалось, даже кровь приостановила бег в ее венах. В эту минуту Дайан наконец рассмотрела лицо Шона. В общем и целом оно выглядело обычным, никакими особенными чертами не обладало, разве что нос был ровным и красивым, из тех, что называют римскими. А еще, конечно, глаза – необычайно выразительные, как, помнится, подумала тогда Дайан.
      И не успела подобная мысль промчаться в ее мозгу, как она почувствовала скользящее прикосновение к своей, лежащей на подлокотнике кресла руке. Вздрогнув сильнее, чем можно было ожидать, Дайан опустила взгляд и увидела, что Шон – все еще доктор Кертон, разумеется! – нажал на какую-то кнопку. В следующую минуту изголовье кресла стало медленно заваливаться назад, а подножка, наоборот, поехала вперед, выдвигаясь на длину ног.
      Не успела Дайан опомниться, как оказалась в лежачем положении. Шон склонился над ней.
      С некоторой растерянностью глядя на него, Дайан облизнула пересохшие от волнения губы. Тогда, по-видимому, заметив в ее глазах оттенок удивления, Шон пояснил: