Он лежал рядом с ней, блаженно раскинув руки, не желая думать ни о чем, боясь движением или словом прогнать это невесомое состояние абсолютной безмятежности.
      Она чуть приподнялась на локте, включила мягкий свет ночника и сказала:
      – Я тебя вспомнила. Летом ты смотрел не так. Ты смотрел презрительно.
      – Я? – изумился Алик. – Ты путаешь!
      – Нет. Я помню. Меня это разозлило, и я заставила тебя смотреть по-другому.
      Алик рассмеялся:
      – Может быть.
      – Между прочим, как тебя зовут?
      – Алик.
      – А меня...
      – Лика, – перебил он. – Знаю.
      – Откуда? – удивилась она.
      – Из записки. Там, у телефона.
      Похоже, ее нисколько не возмутило то, что он прочитал записку. Он осмелел и поинтересовался:
      – А кто такой Валерий?
      – А вот это уже ни к чему, – мягко, с улыбкой ответила она. – Валерий – это Валерий, ты – это ты. Давай договоримся сразу – никаких обязательств, никакой любви, никакой ревности. У каждого своя жизнь, и не нужно задавать друг другу лишних вопросов. Мне с тобой хорошо. И тебе со мной. Да?
      – Да, – ответил Алик и в который раз за этот вечер удивился сам себе: ее слова воспринимались им так же легко, как она их выговаривала.
      Никакой любви, никакой ревности. Этого он и хотел. Он не хотел любить, не хотел ревновать. Он хотел только наслаждаться и не терять безмятежности.
      Кажется, их желания совпадают. И это здорово! И легко. И не требует никаких усилий.
      – Что замолчал? Обиделся?
      – Нет. Думаю.
      – Думать вредно, – засмеялась она. – Где ты работаешь?
      – Коммерсант, – нехотя ответил он, потому что возвращение к мыслям о работе разрушало невесомость.
      – Без вопросов! – тут же откликнулась Лика и ласково провела пальчиком по его груди.
      Она поняла его с полуслова, по интонации поняла, что не нужно спрашивать о работе! Это открытие снова наполнило Алика восторгом и благодарностью.
      – Вообще-то я историк, – сказал он сам.
      – Это скучно! – заявила Лика.
      – Может быть, – согласился Алик. – Знаешь, у нас почти одинаковые имена.
      – Как это?
      – У меня «А» в начале, у тебя – в конце. А в середине у обоих «лик».
      – Какой еще лик? – не поняла она.
      – Не знаю, – засмеялся Алик. – Может быть, общий. А может, у каждого отдельный. «Лик» и «лик» – два лика, двуличность. Но это не про нас. У нас хороший «лик», правда?
      – Ты бредишь?
      – Нет, философствую.
      – Не хочу. Скучно, – чуть капризно сказала она. – Не люблю умников. С ними всегда скучно.
      – Хорошо, – отозвался Алик. – Я не буду умником. Я буду совершенным дураком. Подходит?
      – Вполне, – весело поддержала Лика. – Ты смешной.
      – Мне нравится запах твоих духов. Как они называются?
      Лика произнесла какое-то длинное название, которое Алик тут же забыл.
      Он ушел от нее около полуночи.
      – На ночь не остаешься? – поддразнила Лика. – Жена беспокоится?
      – Без лишних вопросов, – тут же откликнулся Алик.
      – Молодец, усвоил. Ну, пока!
      – Когда мы увидимся?
      – Позвони в пятницу, что-нибудь сообразим.
      Алик еще раз ощутил головокружение от ее поцелуя и вышел на ночную улицу. Сказка кончилась, его окружала жизнь, и он почувствовал страшное раздражение на жену. Лика угадала: ночевать нужно дома, чтобы не осложнять и без того сложные отношения.
      Он стоял на автобусной остановке. До дома – двадцать пять минут, холод собачий, скоро двенадцать, и автобусов нет. Ни автобусов, ни троллейбусов. А вдруг уже и не будет сегодня?
      Алик огляделся – на остановке топталось еще человек семь. Значит, надежда на последний автобус есть.
      Сколько раз Кит уговаривал его купить машину! А он не сдается – машин боится с детства. В детстве мальчишки считают за счастье посидеть в водительском кресле и подержать в руках руль, но Алика в детстве укачивало, а кресло пахло бензином, табаком и еще чем-то таким тошнотворным, что сразу портилось настроение.
      Ну и дурак, что не купил машину! Теперь вот с каждой секундой портится настроение оттого, что хочется в тепло.
      Только не в то тепло, куда он едет. Там тепло, там привычно, но там Иринка, и этим все сказано.
      Хочется назад, к Лике, к мечте, в теплый мягкий свет ночника.
      На морозе мгновениями казалось, что Лики вообще не было, что она ему приснилась в обманчивом и насмешливом сне. Может, все это нарисовало его воображение, все это – издевательство над его страстным желанием любви и тепла?
      По ряду полупустых остановок шел мужичок, предлагая всем «мешочек смеха». Откуда он взялся в полночь? Кому сейчас нужен его «смех»?
      Но Алик ошибся – на соседней остановке парень купил «мешочек» для своей девушки, и они вместе весело расхохотались, включив его.
      Мужичок подошел к остановке Алика. «Мешочек» в его руках надрывался захлебывающимся, неестественным, механическим смехом. Алик и раньше не понимал юмора в этом примитивнейшем человеческом изобретении, а сейчас просто ощутил приступ бешенства. Хотелось убежать, заткнуть уши, стукнуть этого мужичка, но только не слышать скрипучую издевку «мешочка».
      «Так тебе и надо», – грохотал смех.
      «Так тебе и надо, – шипел он. – Куда едешь? Домой! Домой? Ха-ха-ха! Домой!»
      Подошел автобус, народ радостно закопошился, и мужичок наконец исчез. В автобусе было холоднее, чем на улице, но Алик уже не обращал на это внимания. Он прислонился лбом к ледяному, узорчатому стеклу и заставил себя остыть.
      Он открыл дверь своим ключом, стараясь не шуметь, но радостный визг Гани разбудил Иринку.
      Этого пса на прошлый Новый год подарил им Кит.
      – Это афганская борзая, чистопородная.
      На чистопородного афгана он уже тогда не тянул, ребята посмеялись и тут же окрестили щенка Афганом. Он подрос, и от «чистопородной афганской борзой» осталась только выразительная морда и высокие, стройные лапы. И кличкой «Афган» постепенно стали пользоваться все реже и реже, превратив Афгана в Ганю.
      – Чего ты так поздно? – зевая, осведомилась Иринка.
      – На работе задержался, – хмуро ответил Алик, едва разгибая замерзшие руки.
      – Кит уже давно дома.
      – Кит – начальник, может себе позволить.
      – Котлеты в холодильнике. Разогревай. Я уже сплю. У меня зачет завтра.
      – Ага. Спи. Извини, что разбудил.
      Котлеты Алик разогревать не стал. Он сидел на кухне и думал.
      Хорошо, что в жизни появилась Лика. Как радуга, как разнообразие, как что-то яркое и необычное.
      Алик улыбнулся.
      Как хорошо и ясно она все сразу поставила на свои места – ни любви, ни ревности, ни обязательств. Как с ней легко! Он был прав: «лик» и «лик» – они похожи. Очень похожи друг на друга. И ему все это время не хватало ее легкости, ее невесомого ко всему отношения. Думать вредно. И анализировать вредно. Не нужно ничего анализировать, потому что, если начать сопоставлять, вряд ли на стороне этой легкости будет здравый смысл. И здравого смысла не надо! Надо дотянуть до пятницы, дожить до новой сказки и ни о чем не думать.
      Алик жевал холодные котлеты, и настроение менялось в лучшую сторону. Сейчас он даже не понимал, почему разозлился на «мешочек смеха». Каждый развлекается как может. Кого-то эта игрушка веселит – и пускай! Кому-то нужно быть философом и анализировать каждое движение и слово – пожалуйста!
      Ему ничего не нужно. Не нужна любовь, не нужна ревность, не нужны новые обязательства. Ему даже не нужна конкретно Лика. Ему нужна просто Женщина, ее нежность, ее губы, сказка, мягкий свет ночника и безмятежность.
      Приземляемся, Алик, приземляемся!
      Да какое же это приземление? Это, наоборот, вертикальный взлет, прорыв во что-то неизвестное и будоражащее!
      Пошел привычный анализ. Сказка распадется на составные части и перестанет быть сказкой. Стоп! Сказку надо беречь.

      Работать в пединституте Татьяне нравилось. Коллектив оказался лучше, чем в школе. Тем более что среди преподавателей были старики, которые помнили ее студенткой, и однокурсники, с которыми ее связывала пятилетняя учеба, многочисленные походы и практики, общие знакомые.
      Еще оформляясь на работу, Татьяна как-то зашла в деканат вечернего отделения. Нужно было что-то подписать. Декана на месте не оказалось. За другим столом сидела девушка и раскладывала по трем кучкам какие-то бумаги.
      – Ой, Татьяна Евгеньевна! Здравствуйте! Вы к нам? На работу? Это хорошо!
      Девушка говорила все это радостно и быстро, а Татьяна в первый момент растерялась – лицо ее было знакомо. Но кто она? Кто-нибудь из ее бывших учениц?
      И вдруг она вспомнила – Солнышко! Да-да, это та самая рыжеволосая Солнышко, которая бегала когда-то за Аликом и вызывала у нее дикие приступы ревности.
      Она очень изменилась. Нежно-рыжие волосы, богатой копной рассыпанные когда-то по плечам, были стянуты в небольшой коротенький хвостик на затылке. Она чуть похудела, посерьезнела и превратилась из смешливой рыжей девчонки в симпатичную, даже красивую барышню. Только мягкая округлость лица по-прежнему сохраняла задорную детскость.
      Неизвестно почему, но она так искренне обрадовалась Татьяне, что той и в голову не пришло не обрадоваться ей в ответ. Единственное, что Татьяна не могла вспомнить, – ее настоящее имя. В памяти было только Солнышко, но так называть ее сейчас, пожалуй, неудобно.
      – Как вы поживаете? – радостно стрекотала в это время Солнышко, и Татьяна что-то говорила ей в ответ. – А Ромка – помните нашего спортинструктора? – женился на Кате, вашей вожатой. Они уехали из города к Ромкиным родителям. Я с Катей переписываюсь. А Алик – помните Алика?.. – Татьяна вздрогнула, – Он куда-то пропал. Уехал в свою Москву, и ни слуху ни духу...
      – Зиночка, а декана нет? – В дверь просунулась чья-то голова. – Мне у него спросить надо...
      Вот! Зиночка! Ее зовут Зиночкой. Шурка же тогда говорил. Как это она забыла имя соперницы?
      Татьяна насмешливо вспомнила свою ревность и еще раз обрадовалась неожиданной встрече с Зиночкой.
      – А вы идите к нам, на вечерний, – снова обратилась к ней Солнышко. – У нас хорошо. Декан, Вениамин Ефимович, очень хороший. Идите к нам!
      – Я подумаю.
      А что тут было думать? Работать на вечернем, бесспорно, удобнее. Тогда не нужно устраивать в детский сад Даньку. Днем она будет дома, а вечером с ним могут побыть Женька или бабушка.
      В общем, уже на следующий день Татьяна переговорила с деканом вечернего отделения, который и вправду оказался милым дядькой, и пошла к ректору подписывать документы о приеме на работу.
      Ей поручили курировать первый курс вечерников, и она легко сошлась с ребятами, в основном вчерашними школьниками.
      Гораздо сложнее оказалось переключиться с сорока пяти минут школьного урока на полуторачасовые лекции по высшей математике. Она привыкла к такой работе только в конце первого семестра.
      Этот год начинался удачно – работа получалась и радовала, дома потихоньку укладывался быт после развода с Игорем, успокоились и смирились родители.
      Тревожило и даже немного огорчало одно – Женька в этом году оканчивала школу и объявила о своем твердом намерении поступать в Москве на экономический. Татьяна, как ни уговаривала себя, никак не могла осознать дочь взрослой и хотя ни слова не противоречила, но боялась отпускать ее в Москву. Мучили и соображения чисто эгоистические: как она останется одна с Данькой? Ему только три, а Женя помогает изо всех сил. Сможет ли она обойтись без этой помощи?
      Страхи эти терзали Татьяну каждый день, но она ни с кем ими не делилась, тем более с дочерью.
      Хочет в Москву – пусть едет.
      Нет, конечно, на вступительные они поедут все вместе: и она, и Женька, и, может, даже Данька. А там будет видно, поступит дочь или нет.
      Чем ближе становилась эта поездка, тем больше переживала Татьяна. И за дочь, и за себя, и за Даньку.
      К этому прибавлялись хлопоты с первокурсниками, с их весенними зачетами и экзаменами.
      Татьяна перелистывала ведомости. Опять нет Беляковой. Сессия близилась, а Галя Белякова не появляется в институте. Конечно, может, она и вовсе решила бросить учебу – дело хозяйское, но Татьяна хотела с ней поговорить.
      В деканате телефона Беляковой не оказалось, и Татьяна взяла адрес. Придется идти.
      Она шла и думала, что ее визит может быть не очень кстати. Она не любила ходить куда-то вот так, без предупреждения.
      – Здравствуйте, Галя, я к вам.
      – Проходите, Татьяна Евгеньевна. Вы, конечно, насчет сессии?
      – Да. Я не знаю причину...
      – А причина простая – дочка болеет бронхитом, никак долечить не можем. Проходите, проходите в комнату.
      Татьяна прошла, села на диван.
      – Я сейчас, я чай поставлю, – засуетилась Галя.
      – Я на минутку, – возразила Татьяна, но Галя уже исчезла на кухне.
      Сидеть в гостях у малознакомого человека – дело муторное и слишком беспокойное. Тем более вот так – без хозяйки.
      Взгляд Татьяны лениво прошелся по книжным полкам напротив и вдруг застыл в полнейшем изумлении – за стеклом стояла фотография Алика. Она встала и подошла поближе. Нет, это не ошибка. Фотография его. Причем недавняя. Он сфотографирован в полный рост, возле какой-то машины, повзрослевший и возмужавший. Глаза погрустнели, фигура стала чуть мощнее.
      – Это мой брат, – объяснила Галя, заметив, что Татьяна разглядывает фотографию.
      – Алик Данилин?
      Ну да, конечно! Сестру Алика зовут Галкой, Галей. А фамилия Белякова, наверное, по мужу.
      – Вы его знаете? – в свою очередь, изумилась Галка.
      – Да... – Татьяна чуть замялась. – Он учился в моей школе. Недавняя фотография?
      – Да. Специально для меня. Еле заставила. Он ужасно не любит фотографироваться.
      «Я знаю», – чуть не вырвалось у Татьяны.
      Он и раньше не любил фотографироваться.
      – Как он живет? – Она заставила себя улыбнуться. – Уже профессор?
      – Нет, что вы! Он коммерцией занимается.
      – Чем?!
      – Торговлей. Толком не знаю, он не объяснял. Деньги хорошие зарабатывает.
      – Но он же учился в аспирантуре... Я так слышала.
      – Аспирантуру он бросил, когда женился. Наверное, правильно. А что? Квартиру купил, нам помогает.
      Все-таки бросил! Не из-за нее, так из-за жены...
      Настроение, внезапно и как-то нервозно поднятое фотографией, плавно снижалось.
      – Он домой приезжает?
      – Нет. Как женился – ни разу не был. Мы к нему ездили. Пару раз. Тоже особо не разъездишься – дочка маленькая, болеет часто.
      – Вы живете здесь с мужем?
      – Нет, с мужем я разошлась полтора года назад, а к родителям не вернулась. К самостоятельности привыкла. – Галка улыбнулась. – Самостоятельности не дают все равно: то мама, то папа опекают. Это, конечно, хорошо. Когда дочка болеет, я паникую и боюсь. Уже думаю и институт из-за нее бросить.
      В это время в комнату заглянула девочка лет четырех, настороженно посмотрела на Татьяну и прижалась к матери. Татьяна второй раз за это короткое посещение была поражена и надолго замолчала от изумления: на нее смотрел маленький Шурка, только с косичками и с чуть вздернутым, маминым, носом.
      – Как на Алика похожа! – вырвалось у нее.
      – Да, – подтвердила Галка. – И характером в братца. Такая же вредная. Клара, я же просила тебя поиграть в своей комнате, пока я поговорю с тетей.
      – Она нам не помешает, – улыбнулась Татьяна. – К тому же мне пора уходить.
      – А чай?
      – Нет-нет. Я спешу. Знаете, Галя, вы институт не бросайте. Я поговорю с преподавателями, вам перенесут сессию. Хорошо? – И уже на пороге Татьяна вдруг обернулась и спросила: – А у Алика есть в Москве телефон?
      – Да. – Галка была чуть удивлена. – Хотите позвонить?
      – Я через месяц в Москву поеду. У меня дочь в институт поступает. Может быть, позвоню, если будет время.
      – Да, конечно. Я сейчас напишу.
      Странно все это получилось. И сам визит, и сестра Алика, и номер телефона. Зачем ей номер телефона? Все равно ведь не позвонит. Не о чем им говорить, незачем будоражить душу. Хватит этой фотографии и девочки, так похожей на него.
      Как все-таки хорошо, что у Даньки не его черты лица! Иначе можно было свихнуться.

      Сказка – жанр короткий. Если сказка затягивается, она уже превращается в повесть.
      Сказке Алика было не суждено превратиться в повесть и надоесть, как долгоиграющая пластинка с однообразной органной музыкой.
      Сказка кончилась летом.
      – А я через неделю уезжаю, – в одну из их встреч сказала Лика.
      – Куда?
      – В Австралию.
      Алик знал, что работала она в одной из многочисленных турфирм, поэтому не слишком удивился. Только спросил:
      – Что так далеко?
      – Замуж выхожу, – тем же безмятежно-спокойным тоном ответила Лика, будто в этом не было ничего удивительного, ничего необычного, ничего сногсшибательного.
      Алик с минуту помолчал.
      – За кого?
      – Ну уж, наверное, не за тебя, – улыбнулась Лика. – За австралийца.
      – За настоящего австралийца? – глупо переспросил Алик.
      – Нет, за игрушечного! – засмеялась Лика. – Его зовут Джек, он археолог.
      – Почти что мой коллега, – произнес Алик, потому что нужно было что-то произнести.
      Джек! Какое-то собачье имя. Так звали бабушкиного добермана. Это был добродушный, ласковый пес, и Алик любил играть с ним в детстве.
      Какой доберман? Какой австралиец?
      – Куда ты едешь? Это же другой континент! Это далеко! – воскликнул он.
      – Да, – согласилась Лика. – Далеко. Я смотрела по карте.
      – Ну неужели нельзя было выйти замуж за кого-нибудь из наших? Где твой Валерий, в конце концов?
      – Валерий? – Лика задумалась. – Валерий никогда не был кандидатом в мужья. Он просто хороший парень.
      – Джек в мужья больше подходит?
      – Больше. Он иностранец. Он богатый. Он везет меня в Австралию. – Лика шутливо пожаловалась: – А в России никто меня замуж не берет. Вот ты, например, богатый, симпатичный, но уже женат.
      Алик вдруг очень остро почувствовал, что она ему нужна, что он ее теряет, что, может быть, все это время он ее любил.
      Любил?
      Это слово, произнесенное даже мысленно, изумило Алика. Раньше он никогда бы не смог сказать, что любит Лику. Для этого ей нужно было собраться в Австралию?
      – Хочешь, я разведусь? Хочешь, женюсь на тебе? – вскинулся он.
      – Да я пошутила! – весело рассмеялась Лика. – Ты в мужья тоже не подходишь. Ты смешной!
      Алик и не настаивал. Минутная решимость и острота потери тут же разлилась в ее веселом, легком смехе.
      – Ну, за неделю-то мы еще встретимся? – спросил он.
      – Конечно. Хочешь, послезавтра?
      – Хочу.
      До послезавтра еще было время, и Алик решил сделать Лике подарок – те самые духи, ее любимые. И его любимые, потому что этот запах сводил с ума. Он так и не вспомнил их названия, и у Лики спрашивать не стал, потому что бесполезно – это длиннющее название может запомнить только женщина.
      На следующий день он просто ходил по парфюмерным магазинам и без счета нюхал тоненькие, пропитанные всевозможными запахами бумажки. Он знал, что не ошибется, поэтому без всякого сомнения отбрасывал даже очень похожие варианты, удивляя своей разборчивостью и незнанием названия продавцов.
      К концу дня флакон духов все-таки был в его руках. Интересно, что, если подарить их Иринке? Будет короткое «спасибо», равнодушный поцелуй в щеку и такая же равнодушная улыбка.
      Алика даже передернуло, когда он представил, что этот запах может ассоциироваться с женой. Это запах Лики. Только Лики. И она оценит его подарок и все поймет, легко, без лишних слов и шумных восторгов, но искренне и радостно.
      Все так и получилось. Он протянул ей зеленую коробочку, и она сразу спросила:
      – Твои любимые? Умница! Я увезу их в Австралию и буду сводить с ума других мальчиков, таких же симпатичных. – Лика лукаво улыбнулась.
      – Никакой ревности, – напомнил себе и ей Алик. – Ты сведешь с ума кого угодно, и духи тут совсем ни при чем.
      – Аленька! Ты уж меня извини, но я не смогу быть с тобой сегодня весь день. Вечером меня ждет Джек. У него какая-то археологическая конференция заканчивается, и он пригласил меня в ресторан отметить наш отъезд. Отказаться не смогла – все-таки будущий муж.
      – У меня революционное предложение! – ответил Алик. – Завтра у меня день рождения – это раз! А два – я должен знать, что представляет собой твой будущий муж! Вывод: эти два обстоятельства можно объединить одним замечательным вечером в ресторане.
      – Ты, как всегда, толкнул заумную речь! Теперь то же самое, только попроще, для тупых, – попросила Лика.
      – В ресторан мы идем все вместе, – пояснил Алик. – Ты, я и Джек. Пьем за знакомство и за мой завтрашний день рождения. Угощаю я.
      – День рождения нельзя отмечать заранее. Примета плохая.
      – С тобой можно. С тобой не бывает плохих примет.
      – Ты смешной, – ласково протянула Лика и поцеловала его. – Хорошо. Мы идем в ресторан все вместе.
      – А как ты меня представишь Джеку? – поинтересовался Алик.
      – Мой друг.
      – И все?
      – И все.
      – А он не обидится?
      – Пусть привыкает, – засмеялась Лика. – Нет, Джек хороший и добрый. Он тебе понравится.
      Джек Алику понравился. Высокий, загорелый, с обезоруживающей, открытой улыбкой. Алик подумал, что он похож на того бабушкиного тезку-добермана своей поджаростью и добродушием. Джек принял Алика с распростертыми объятиями. Ему действительно вполне хватило краткого объяснения Лики: «Мой друг».
      «Друг невесты – это прекрасно! Историк? О! Коллега! Вы не говорите по-английски? Как жаль!»
      Он говорил на ломаном русском, с трудом подбирая слова, поэтому обсудить проблемы конференции с Аликом не удалось. Джек огорчился, Алик пропустил этот факт мимо ушей, а Лика обрадовалась: конференция – это скучно!
      Алик заказал еду и напитки, и они прекрасно провели вечер. Пили за Алика, за знакомство, за будущую свадьбу, а потом за все подряд – за конференцию, за археологию, за Россию и за Австралию.
      – Вы должны к нам приехать, Алек! – настаивал Джек, чуть коверкая имя Алика на английский манер. – На свадьбу! В Сидней! Мы с Ликой пришлем вам визу! Алек – вы прекрасный человек! Вы коллега, Алек!
      Лика смеялась и говорила Алику, что он напоил Джека. Алик кивал и просил по новой наполнять бокалы.
      Домой Алик приехал на такси. На душе было и весело, и грустно.
      Дома никого. Алик удивленно посмотрел на часы – десять. Где же Иринка? Она не задерживается так поздно.
      Ганя радостно прыгал, лизал Алику лицо и звал на улицу.
      Алик гулял с собакой и соображал, куда подевалась Иринка.
      Наверное, у родителей. Может, и звонила, чтобы предупредить, но Алика не было дома.
      Странно, что поехала сегодня к родителям. Завтра его день рождения, на вечер приглашены гости, нужно готовить.
      Или он ее чем-нибудь обидел?
      Алик долго ломал голову, вспоминая все свои вчерашние слова.
      Да нет! Все было нормально. Тихо, спокойно и равнодушно – как всегда в последнее время.
      Алик открыл холодильник. Ни черта! Вот это уже не равнодушие! Это уже презрение! Можно было приготовить хоть что-нибудь, хотя бы на ужин!
      Алик разозлился. Он не хотел есть, его возмутил сам факт пустого холодильника.
      Он поджарил яичницу, лениво поковырял ее вилкой и почти целиком отдал Гане.
      Половина одиннадцатого. Где же жена?

      Алик начинал нервничать.
      Куда могла подеваться Иринка?
      Он несколько раз порывался набрать номер Горяевых, но останавливался, не хотел поднимать панику в том случае, если Иринки там нет.
      Может, позвонить Никите?
      Кит уже пару месяцев как купил квартиру и жил отдельно от родителей.
      Алик набрал его номер. Не отвечает. Значит, Иринка не у него.
      Он перелистал записную книжку, нашел номер Нины, самой близкой подруги жены.
      – Нина, привет, это Данилин.
      – Здравствуй, Алик, узнала.
      Голос сонный. Сколько времени? А-а, все понятно, пять минут первого.
      – Извини, что так поздно. Иринка не у тебя?
      Глупый вопрос. Если бы Иринка была у нее, то уже бы позвонила домой.
      – Нет.
      Но голос у Нины не встревоженный, может, чуть удивленный, чуть растерянный и... Кажется, она знает, где искать Иринку.
      – Алик... – Нина запнулась, подумала и сказала: – Она, наверное, в общежитии.
      – В каком общежитии? – опешил Алик.
      – В университетском. Там у нее ребята знакомые... Она у них, наверное.
      – Но она не звонила, не говорила ничего! – недоверчиво воскликнул Алик.
      – Ну, мало ли... – Опять пауза. – Может, день рождения у кого-то или еще что...
      День рождения у мужа! Завтра! То есть уже сегодня!
      – Алик, я ее сейчас поищу и тебе позвоню. С ней все в порядке. Я ее найду сейчас.
      Алик положил трубку. Сплошные загадки.
      Почему Иринка должна быть в общежитии? Почему Нина знает, где ее найти, а он – нет?
      Алик думал обрывочно и на свои вопросы не отвечал. Даже не пытался ответить. Просто короткими мыслями бросал и бросал в пустоту вопросы.
      Так прошло еще с полчаса. Не позвонить ли еще раз Нинке? Может, она уснула?
      Телефонный звонок.
      – Алик, это я!
      – Иринка! Наконец-то! Ты откуда?
      – Из общежития.
      – Что ты там делаешь? Почему не позвонила?
      – Алик, я от тебя ухожу.
      Тупик. Но реагировать надо.
      – К кому?
      – К Володе. Ты его не знаешь. Это не телефонный разговор. Я приеду домой завтра и все объясню. Часов в одиннадцать. Ты меня дождешься?
      – Да.
      Придется дождаться! Любопытно выслушать объяснения!
      – Тогда пока.
      Алик положил трубку. Странно, но волнения не было. Даже сам факт существования Володи не бесил.
      Этого следовало ожидать. Володя – имя нарицательное. Не он, значит, другой. Странно, что только сейчас, а не год, не два и не три назад.
      У него Лика, у нее Володя. Отличная, образцовая семья!
      Она уходит. Но отъезд Лики тревожил и огорчал его больше, чем уход жены.
      Однажды случайно сошлись два чужих человека, теперь так же случайно расходятся. И между этими двумя событиями не дни, а годы. Его пустые годы и ее пустые годы.
      Впрочем, за нее говорить не стоит: ее годы не такие пустые, она искала Володю, и поиски увенчались успехом.
      А он? Никитины проститутки на вокзале? Дурацкое, нелепое приставание к Даше? Лика?
      О Лике, конечно, разговор особый. Но Лика – фейерверк. Вспыхнул и погас. Тоже эпизод.
      И опять пустота.
      Это в личном плане.
      В плане дружеском: Кит, Кит и еще раз Кит. Остальные – приятели. Некоторые хорошие приятели, близкие к разряду друзей. Это Тимур и еще двое-трое. А некоторых и приятелями с натяжкой назвать можно. Это Федот. Если бы не работа, даже разговаривать бы не стал с таким человеком.
      Был Лешка... Настоящий друг, как Кит.
      Алик уже давно на него не злился и все чаще, в припадках благодушия, думал, что тогда Лешка был прав. Он сотню раз собирался написать ему письмо, по новой наладить отношения. Раз пятнадцать такое письмо начинал. И все без толку. То отвлекали дела, то казалось, что Лешка его жеста примирения не примет.
      В плане работы все по-прежнему. Закупки, товар, распространение. Накладные, кассовые ордера, договоры. Все эти годы одно и то же! Ни минуты для науки, ни строчки для диссертации. Сначала было некогда. Теперь дело не во времени – просто голова привыкла работать только в плане выгоды и невыгоды, а создавать собственные мысли разучилась.
      Веселенький итог! Чего ни коснись – все прахом.
      Алик усмехнулся.
      Ему еще не приходилось быть в роли обманутого мужа. Ну что ж, попробуем!
      Что в этих случаях полагается делать? Рвать и метать? Рыдать, умолять, страдать? Драться или биться головой о стену?
      Все это не подходило. Для всего этого нужны чувства. А Алик спокоен. Впервые совершенно спокоен за все годы семейной жизни.
      Его даже самого обидело такое нагло-равнодушное отношение к жене. Ну хоть бы вспышка ненависти, что ли! Ни-че-го! Алик с удовольствием выпьет за этого Володю и за его счастье с Иринкой.
      Он подошел к стенке, открыл бар и налил вина.
      Кстати, с днем рождения!
      Одно поздравление уже получил. От любимой жены.
      Алик хмыкнул.
      Не могла подобрать любой другой день, чтобы не портить человеку праздник.
      А разве праздник испорчен?
      Ничего подобного! Белую рубашку, стильный галстук, вино и конфеты!
      Алик зашарил по полкам в поисках белой рубашки и галстука. Наткнулся на шелестящий пакет. Свитер. Яркий, в сине-голубую клетку.
      Насколько можно понять, подарок от жены. На день рождения.
      Мерси! Принимаем, не побрезгуем!
      О-о! Совсем неплохо смотрится!
      В нем и будем праздновать день рождения!
      Да, это подарок. Только, может быть, Володе?
      Может! Но Володе пусть купит другой, а этот Алик оставит себе.
      Алик опрокинул еще пару бокалов вина. Три часа ночи. Он не пьян. И не хочет спать. И день рождения праздновать в одиночку – это маразм.