В половине восьмого они отправились в город. Термометр у входа на турбазу все еще показывал двадцать восемь градусов. Воздух застыл в неподвижности. Вдали, за Везером, висела над горизонтом мрачная серо-фиолетовая туча, но к городу не приближалась. Йон заметил ее еще час назад, во время пробежки, и с тех пор ее положение не изменилось.
      Юлия надела широкую юбку из красного шелка, купленную ими в Авиньоне. А к ней белую блузку без рукавов, расстегнув ее так, что была видна ложбинка между грудями. Белые и красные цвета ее одежды вызвали у него мысли о клубнике со сливками.
      Идя быстрым шагом по бульвару вдоль Везера, на виду у турбазы, они неукоснительно сохраняли дистанцию. На маленькой площади свернули налево, в Старый город. Тогда Йон взял Юлию за плечи, прижал к стене дома и хотел поцеловать.
      – Тут полно народу, могут попасться и наши ребята, – заявила Юлия. – Совсем не место для объятий.
      Йон расстегнул еще одну пуговку на ее блузке и сунул руку под легкую ткань. Ее груди были прохладные.
      – Шредер о чем-то догадывается, – пробормотал он. – Все приставал ко мне с расспросами.
      – Да? И что ты ему сказал?
      – Что готов в тебя влюбиться целиком и полностью, более ничего. Я хочу тебя, Юлия. Хочу лечь с тобой в постель.
      Она уперлась ладонями в его грудь:
      – Что это значит? Что отныне мы можем играть в открытую?
      – Думаю, да. Во всяком случае, реакция Шредера оказалась положительной. Он даже сказал, что для меня это сейчас самое лучшее.
      – А он что-нибудь говорил про твою жену? Ведь в «Буше» кто-нибудь непременно возмутится, что ты не выдержал годичного траура.
      Йон покачал головой:
      – Шредер считает все абсолютно нормальным. Пойдем, поищем отель. – Он взял ее за руку и потащил за собой.
      – Ну наконец-то, – сказала она. – Сегодня, во время похода, я чуть с ума не сошла. Знаешь что? Иногда кажется, что ты умрешь, если немедленно не получишь то, что тебе надо. Я бы с безумным удовольствием занялась этим там, в лесу. Я видела парочку очень подходящих мест.
      – Я чувствовал то же самое.
      На рыночной площади толпились туристы, всем хотелось провести душный вечер под открытым небом. Раздавались смех, голоса, звонили колокола на церкви. Без четверти восемь. Во вторник они осматривали интерьер церкви; рассказ Юлии про готическую архитектуру не вызвал у десятиклассников большого интереса. Только один из витражей привлек к себе внимание, в основном, конечно, внимание девочек; это была реконструкция старинного витража четырнадцатого века – человек в пестрой одежде играет на дудочке, а с ним дети в белых рубашечках. «В саванах», – заметила Леония Пфотенхауэр и содрогнулась. А Тина Цуллей поинтересовалась, что же на самом деле случилось с детьми. Концельманн – нет, «Маркус», – немедленно воспользовался этой возможностью и принялся менторским тоном излагать различные версии, от чего Йона просто корежило. Приглушенный голос, собачьи взгляды в сторону Юлии, усевшейся на скамью рядом с девочками. Важный вид, надутые щеки и ко всему прочему преждевременно растущее брюхо.
      Мысли Юлии, как оказалось, текли в том же направлении.
      – Какая печальная история с пропавшими детьми, – сказала она со вздохом и поглядела вслед маленькой девочке, откусившей в этот момент голову у пряничной крысы. – Просто кошмар!
      – Для Гамельна этот кошмар оказался в итоге весьма прибыльным, – возразил Йон. – Тут все на нем здорово зарабатывают. Живут этим. Как навозные жуки, угри, птицы-стервятники. В ход идет что угодно.
      – Ты их осуждаешь с позиции морали? – Она остановилась, взяла Йона за руку, а другой рукой подтянула повыше ремешок на пятке.
      За ее спиной находился роскошный фасад «Дома свадебных обрядов». Йону не нравились ренессансные здания Везера, этот фахверк, этот избыточный декор, вычурность, лепнина. Не нравились ему и более ранние здания, вообще весь антураж. Все «слишком», и прежде всего здесь, в Старом городе. Улочки слишком узкие, дома слишком начищенные, туристы слишком жадные и горластые. Он предпочитал города Северной Германии, с их сдержанной архитектурой, присущей зданиям из кирпича. Там было больше подлинности, меньше искусственности, показухи.
      – Осуждаю? Вовсе нет, – возразил он. Сам он, в конце концов, вел себя точно так же и без зазрения совести забрал себе то, что принадлежало Шарлотте. Тоже своего рода трупоедство. – Ради своего выживания человек берет то, что может взять.
      – Но если берется больше, чем необходимо для выживания?
      Он посмотрел ей в глаза. Что она имела в виду? Что он должен был отказаться от наследства Шарлотты? Зачем? Quisquis habet nummos, secura naviget aura . Как бы то ни было, она сама кое-что поимела с этого, без видов на большие деньги он никогда бы не смог пригласить ее в Авиньон, не говоря уж обо всех ее тамошних покупках. С его счета за эту короткую поездку было снято добрых пять тысяч евро. Так что Шарлотта финансировала их обоих.
      – Я хочу делиться с тобой всем, – сказал он. – Всем, что у меня есть. Я рискую повториться, но все-таки скажу – я хочу жениться на тебе.
      Она чуть поморщилась и ткнула большим пальцем через плечо:
      – Это на тебя так подействовал этот «Дом свадебных обрядов», а? Мог бы найти для своего предложения менее банальное место. Между прочим, вон идут наши подопечные.
      Йон повернулся. По площади шлялась группа ребят. Маленький Симон Мюнхмейер с какой-то булкой, Лука делла Мура, Тимо Фосс в голубых солнечных очках, оба на две головы выше Симона и с сигаретами в зубах; Ясмин Колле, Тина Цуллей и Маттиас Фрилингаус с мороженым. За ними, как всегда, крепко обнявшись, Нора и Мориц, они пили из одной бутылки через две соломинки. Вероятно, колу или какой-нибудь из нынешних тонизирующих энергетических напитков.
      – У меня дикая жажда, – сообщила Юлия. – Может, купим мороженое? Немножко посидим, посмотрим. – Она махнула школьникам рукой; ответили ей лишь маленький Симон и девочки.
      – Вместо комнаты в отеле?
      – Ты прекрасно знаешь, что за нами следят пятьдесят с лишним шпионов, – ответила она и продолжила с захлебывающейся интонацией школьной сплетницы: – «Знаете новость? Зверманн и Швертфегер пошли трахаться, в такой-то отель». – Положив руку на плечо Йона, она добавила уже нормальным тоном: – Здесь в самом деле это более чем неразумно. Подождем до Гамбурга, ладно? А через пару недель нам вообще не понадобится ни от кого скрываться даже в «Буше».
      – Ты меня любишь? – спросил он. Ему хотелось услышать от нее хотя бы это, раз уж лопнула его мечта об отеле.
      – Да, – ответила она и потащила его дальше. – Ты ведь сам знаешь.
      В поисках свободных мест в кафе они следовали за крысами, нарисованными на тротуаре белой краской, – по официальному маршруту осмотра города. Юлия остановилась перед зданием монастырской богадельни и показала пальцем наверх, на одно из украшающих фасад лиц.
      – Ну? Угадай-ка, на кого похожа маска? Кто это, по-твоему?
      Угрюмое деревянное лицо освещалось косыми лучами вечернего солнца.
      – Оральски, – ответил Йон. – Собственной персоной. Кажется, вот-вот заорет.
      Как по заказу, вдалеке пророкотал гром.
      Юлия засмеялась:
      – Как будто он увидел нас здесь.
      – Сейчас он видит только велосипедные счета.
      – Вот уж мешок несчастный!
      Йон вздрогнул. К счастью, она этого не заметила.
      В пиццерии рядом со зданием богадельни они нашли свободный столик. Йон отодвинул в сторону две грязные тарелки, покрытые красноватой пленкой жира. Пластиковая крышка стола была липкой. Он охотно поискал бы другое место, но Юлия очень хотела пить.
      Когда он раскрыл меню, она дотронулась под столом до его ноги голым коленом.
      – Прежде всего много-много воды. Ты выберешь вино?
      Она откинулась на спинку стула и огляделась по сторонам. Кто-то привлек ее интерес, и Йон проследил за ее взглядом. В паре столиков от них двое мальчишек с «ирокезами» на головах и пирсингом в бровях поглощали спагетти с головокружительной скоростью. Близнецы. Оба наматывали спагетти левой рукой на вилку и, не отрывая глаз от тарелки, направляли в рот. Два смазливых мальчишки с отвратительными манерами. Они напомнили Йону Тимо Фосса.
      Юлия наклонилась к нему и прошептала:
      – Ты хотел бы всегда видеть рядом с собой людей, которые были бы, как ты?
      – Которые ели бы, как я, – буркнул Йон и махнул рукой кельнеру.
      Юлия зажала рот, чтобы не рассмеяться.
      Кельнер вытащил блокнот из заднего кармана и остановился возле них.
      – Buona sera , господа, что желаете?
      Низкий голос, зачесанные назад и намазанные гелем черные волосы, на шее золотая цепь с крестом Типичный итальянец, просто картинный Парню, вероятно, не старше двадцати пяти, взрослый обормот. Йон не любил таких типов. Хотя бы за запах пота.
      – Воды, – сказала Юлия. – «Сан-Пеллегрино», если у вас есть.
      – Subito , синьора. Маленькая бутылка? Большая бутылка?
      – Пожалуйста, большую.
      – Конечно. Большое всегда лучше, чем маленькое, правильно, синьора?
      Йон поднял глаза от меню и успел увидеть, как парень недвусмысленно подмигнул. Вот подонок!
      Юлия оставила без внимания его развязность и повернулась к Йону:
      – Ты что-нибудь выбрал?
      – Мы возьмем «Пино гри». Пол-литра.
      Подонок записал заказ, одновременно пялясь в вырез на блузке Юлии.
      – Все? – Его бас сделался еще гуще.
      – Да, – нетерпеливо произнес Йон. – И заберите отсюда грязные тарелки.
      – Конечно. – Раздражающе медленно он наклонился над столом. На мизинце левой руки красовался аляповатый перстень. Настоящий подонок.
      Йон дождался, когда парень скрылся где-то в недрах кафе, и сказал:
      – Может, тебе немножко застегнуться?
      Юлия опустила глаза на блузку.
      – Ой! – воскликнула она и застегнула пуговицу, которую недавно расстегнул Йон. – Вот из-за чего он так пялился!
      – Ты явно ему понравилась.
      – Ну и что? Ведь это входит в их стандартную программу – заигрывать с посетительницами. Ты знаешь, чему я вообще не могу поверить? Тому, что у тех детей было что-то вроде дрожательного паралича – я имею в виду их непрерывный танец. Вероятно, он был заразительный.
      – У каких детей? – Йон был весь в мыслях о наглости кельнера-итальянца.
      – Ну, у тех ста тридцати детишек, которых увел за собой Крысолов. Неужели у всех началась пляска святого Витта? Из-за того, что он играл на дудочке? И почему за ним пошли дети, а не взрослые?
      Столик отчаянно качался. Йон взял подставку для пива и сунул под ножку.
      – Может, неведомая сила перенесла их в Трансильванию и они сделались маленькими вампирчиками? Такая версия тоже имеется, если я правильно понял Концельманна. То есть Маркуса.
      – Это лучше, чем если бы они заболели чумой и были из-за этого изгнаны из города, – сказала Юлия. – Представь себе, какой ужас. И все это обрастает чертовой уймой легенд… Ага, что я тебе говорила? Наши шпионы рыщут повсюду.
      Она опять помахала кому-то рукой, в то время как Йон наблюдал за кельнером, явившимся с напитками. Парень так неловко поставил перед Юлией поднос, что вино выплеснулось из графина на пластиковую столешницу.
      – Scusi , синьора.
      Извинение сопровождалось новым взглядом в вырез Юлии и широкой ухмылкой. Йон с трудом сдерживался. Кельнер вытащил из стаканчика бумажную салфетку и небрежно промокнул жидкость. Когда он снова уставился на Юлию, Йон не выдержал.
      – Лучше смотрите, что вы делаете – резко заявил он, – нечего размазывать вино по столу! И оставьте нас в покое.
      Парень бросил на Йона выразительный взгляд, а уходя, нарочно задел своим бедром в черных брюках голую руку Юлии. Йон впился пальцами в подлокотники, чтобы не вскочить и не вцепиться в наглеца.
      Казалось, Юлия, жадно пившая воду, не заметила этого прикосновения.
      – Больше всего мне нравится версия, будто он был явившимся на землю дьяволом, – сказала она. – Этот Крысолов с дудочкой. Если принять ее, все прекрасно объясняется.
      – А ты сама веришь в нее? – При ходьбе кельнер покачивал бедрами. Может, был уверен, что Юлия смотрит ему вслед?
      – Еще не решила, – ответила она и засмеялась. – Во всяком случае, до сих пор я его не встречала. А ты?
      Перед мысленным взором Йона возникло черное ночное озеро Уклей-Зе. Если бы он и мог когда-нибудь поверить в дьявола, то именно там и тогда. Он заставил себя сделать перед Юлией многозначительную мину, потом схватил стакан и сделал маленький глоток. Коли вино окажется дрянным, он размажет этого подонка по стенке, по всем правилам искусства. Но «пино» оказалось на редкость вкусным и даже нужной температуры. Для претензий не нашлось причины.
      – Если что-то пропадает, и мы не можем объяснить, как и почему, – сказала Юлия, – это раздражает, сбивает с толку. Вчера на прогулке Людмила рассказала мне, что ей приснились дети. Они как бы растаяли у нее на глазах, и среди них были ребята из «Буша». У нее в шестом классе учится сестра, так вот она тоже растаяла.
      – Кстати, о «Буше», – сказал Йон. – Как там твой договор, ты же просила его продлить. Тебе уже дали какой-нибудь ответ?
      – Школьное ведомство? – Она скривила рот. – Я стою в списке претендентов. Знаешь, какой он длинный?
      – Что же ты станешь делать, если не получишь место?
      – То же, что и делала. Пойду на биржу труда. – Она поглядела вслед близнецам с пирсингом, которые положили чек на стол и удалились ровным шагом, четыре необычайно длинные ноги в узких кожаных штанах. В этот момент зажглись уличные фонари, и в их свете вспыхнули белобрысые ирокезы обоих мальчишек.
      – Ты не хочешь плотней заняться своими картинами и композициями?
      – Не знаю, – ответила она. – Я уже поняла – Гамбург для этого не слишком подходит. Возможно, лучше попытать счастья в Мюнхене. Или в Берлине.
      Они немного помолчали. Мысленно Йон увидел, как она садится в поезд с новым чемоданом и большой папкой.
      – Значит, ты будешь все время ездить? – спросил он наконец. – Мне это не нравится.
      Она выпрямилась и зевнула.
      – Что будет, то будет. В данный момент я вообще не в состоянии об этом говорить. Я готова заснуть прямо тут, за столиком. Кроме того, мне нужно на минуту отлучиться. – Юлия встала и скрылась в направлении туалета. Неудивительно: она успела выпить целую бутылку воды.
      Йон вылил остатки вина в свой бокал и поискал глазами кельнера. Разумеется, этот негодник не появлялся. Йон смотрел на вход и пытался понять причину своего тревожного состояния. Может, во всем виноват разговор об исчезновении ста тридцати детей? Роберт тоже исчез. Или это страх, что Юлия уедет в другой город, если не найдет себе новое место в Гамбурге?
      Когда она опять вернулась в кафе, рядом с ней оказался подонок-кельнер. Она прятала кошелек в сумочку, а он что-то говорил ей, преувеличенно жестикулируя. Она засмеялась, откинула назад волосы и покачала головой. Йон прищурил глаза. Неужели этот тип схватил ее за руку? Точно он так и не понял.
      Она подошла к столику:
      – Можем идти, я уже заплатила.
      Йон поднялся с места и бросил взгляд на кельнера; тот стоял в дверях, расставив ноги и скрестив на груди руки. Мерзавец нахально выдержал его взгляд.
      – Надеюсь, ты не дала ему чаевых, – сказал Йон. – Сервис был sub omne canone .
      Она взяла его под руку.
      – Попробовал бы ты сам поработать кельнером. По десять часов на ногах, ежедневно. А?
      – Я тоже провожу много времени на ногах, – буркнул он. – Как минимум, столько же. Он опять к тебе прицепился? – Надо было следить за собой, не показывать свою ярость. Он еще не забыл про инцидент в «Мамма Леоне» и гневную реакцию Юлии. Хотя он изнывал от желания выяснить, лапал ее парень или нет.
      – Он пытался назначить мне свидание, представь себе. – Она переменила шаг, подлаживаясь под Йона. – На завтрашний вечер, он у него свободный. Обещал показать мне ночную жизнь Гамельна. – Она засмеялась.
      – Она тут есть? – Йон из последних сил сохранял небрежный тон.
      – Понятия не имею. – Она прижалась лицом к его плечу, скрывая зевок. – Впрочем, она меня не интересует.

      Без четверти одиннадцать они вернулись на турбазу. Перед входом нервно бегал взад-вперед Шредер и каждые десять секунд взглядывал на часы; оказалось, он сделал исключение и продлил время возвращения ребят из города на полтора часа.
      – Верхние комнаты были чистая душегубка, – сообщил он. – К тому же в девять часов солнце еще лупило вовсю. Но ведь я им сказал, что только до половины одиннадцатого, не до полуночи. Небось валяются где-нибудь у реки и жрут пиво. Или лижутся. Или что еще похуже. – Он провел ладонью по волосам; вид у него был изможденный. – Завтра, клянусь, все тут останутся, все! Ну как, хорошо провели вечер?
      Не успели Йон или Юлия ответить, как он ухмыльнулся:
      – Идиотский вопрос, верно? Ясно, что вечер у вас получился хороший. Я вам завидую, честно. Нет ничего более захватывающего, чем такая начальная фаза. В голову лезут красивые небылицы, планы, мечты… Кровь играет… Ну, приятных снов вам обоим.
      – Спасибо, взаимно, – ответила Юлия и, когда они входили в дверь, переглянулась с Йоном. Глупая болтовня Шредера не понравилась им обоим.
      В вестибюле сидели Нора и Мориц; она почти что у него на коленях. Рядом с ними Маттиас Фрилингаус; он крикнул им вслед bona nox, явно подражая Йону, любившему повторять это, когда на уроке кто-нибудь задумывался и не слушал его объяснения. Слова прозвучали так, словно мальчишка был пьян. Концельманн и Шредер явно халтурили во время своего дежурства. Впрочем, плевать! Йон не испытывал никакого желания возвращаться сейчас к обязанностям педагога. В конце концов, сегодня вечером они с Юлией свободны от них.
      На лестнице им повстречался Тимо. Демонстративно не замечая Йона, он взглянул в лицо Юлии и сказал, проходя мимо:
      – Приветствую, фрау Швертфегер. – В его словах звучал откровенный вызов. Даже провокация.
      – Привет, – спокойно ответила Юлия.
      Йон, рассерженный, остановился.
      – Больше никаких отлучек, Тимо, слышишь? И вы там внизу, Нора, Мориц, Маттиас. Отбой.
      Ни Тимо, ни остальные не реагировали на его предупреждение. Даже не повернули головы в его сторону.
      – Вы слышите меня? – крикнул Йон.
      – Да! Отбой! – крикнул Маттиас Фрилингаус издевательски писклявым голосом. – А вот от девчонок отбоя нет.
      Нора на секунду оторвалась от Морица и стукнула Маттиаса по голове.
      – От каких еще девчонок, кретин?
      – Ладно, пускай Филипп с ними разбирается, – заявила Юлия и потащила Йона прочь. – Ты ведь не обязан следить за всем в мире, верно?
      – Мне этого и не нужно, – возразил он. – Я хочу лишь объехать с тобой весь мир, и вообще, прожить рядом с тобой до конца своих дней. Больше ничего.
      У поворота в свой коридор она остановилась, чмокнула его в щеку и шепнула:
      – Спокойной ночи. Не забывай меня.
      – Никогда! – воскликнул он и поглядел ей вслед. Красная юбка развевалась вокруг ее голых ног. Когда она снова обернулась возле своей двери, он послал ей воздушный поцелуй. Первый раз в жизни он сам, по доброй воле, сделал этот жест, хотя всегда считал его идиотским и нелепым, тем более для мужчины.
      Когда он через полчаса вышел в махровом халате из душевой комнаты, в его дверь стучала Ясмин Колле.
      – Ну? Что случилось на этот раз?
      – Тамаре очень плохо, – взволнованно сообщила Ясмин, – а фрау Швертфегер нет, или она спит, короче, она не открывает дверь. Может, у нее аппендицит, я имею в виду Тамару. Вдруг он сейчас прорвется?
      – Где она?
      – Не знаю, я же вам сказала.
      – Я спрашиваю про Тамару, – рявкнул Йон. – Она легла в постель?
      Еще не хватало, чтобы у девчонки лопнул аппендикс. Неотложка, клиника, возня с родителями, возможные осложнения после операции – неприятные последствия представились ему в виде длинного крысиного хвоста.
      Ясмин кивнула:
      – Может, все не так страшно, вот только у нее сильные боли в животе, но ведь так просто ничего не определишь. У меня вот так умер от гнойного аппендицита двоюродный брат.
      Йон швырнул в комнату полотенце. Шредер до сих пор не появлялся; значит, на турбазу вернулись пока не все.
      – Могут ее боли иметь какую-нибудь естественную причину? – осведомился он, шагая по коридору рядом с Ясмин. Может, у Тамары обычные девичьи дела?
      Ясмин поежилась и бросила на него косой взгляд. Вероятно, смутилась от такого прямого вопроса.
      – Ну? Да или нет?
      – Вообще-то нет, но… Лучше бы к ней пришла фрау Швертфегер.
      – Вот именно. – Йон остановился. Слава Богу, угроза прободения аппендикса вроде испарилась. – Теперь слушай. Ты вернешься к Тамаре и скажешь, чтобы она постаралась расслабиться. Я разбужу фрау Швертфегер и пришлю к вам. Ладно?
      Он свернул в коридор Юлии и постучал в дверь.
      – Юлия? – Она не отзывалась. Он нажал на ручку, потряс. Дверь была заперта. Юлия не может спать настолько крепко, чтобы не услышать его стука и криков.
      Из соседнего номера выглянула седовласая велосипедистка из прибывшей накануне группы.
      – Что за шум? – спросила она. На ней была мужская пижама в полоску.
      – Простите, – сказал Йон. – Я разыскиваю свою коллегу. Чрезвычайная ситуация.
      – Ну разумеется, – проворчала седая спортсменка. – Непременно чрезвычайная ситуация. Вся наша жизнь – сплошная чрезвычайная ситуация.
      Старая, вредная коза, подумал Йон и поспешил вернуться в свою комнату. Снять дурацкий халат, он в нем как старый дедушка. Йон надел джинсы, натянул майку и сунул в карман мобильник, на всякий случай. В номере стояла духота. Он выключил свет и распахнул обе створки окна. С улицы донесся сердитый голос Шредера:
      – Ну, друзья, так дело не пойдет! Мы ведь с вами твердо договаривались. Кто мне обещал, а?
      Филипп гнал перед собой в здание маленькую группу школьников. Ладно, хоть эта проблема разрешилась. Завтра, после неизбежной дискотеки, им придется быть особенно бдительными и следить, чтобы ребята не разбежались. Теперь же надо успокоить Тамару, возможно, просто дать ей обезболивающую таблетку. Хотя разве девочки не носят их всегда с собой? И куда же делась Юлия, черт побери?
      Он сбежал вниз по лестнице. В фойе Шредер собрал вокруг себя опоздавших и вполголоса читал им мораль. Йон отвел его в сторону и спросил, не видел ли он Юлию.
      – Может, она принимает душ, – усмехнулся Шредер. – Ступай и посмотри.
      Йон оставил его слова без комментария, взбежал по лестнице в женскую часть турбазы и послал Леонию Пфотенхауэр, чтобы та поискала Юлию во всех кабинках душевой. Тамара лежала скрючившись в постели, с бледным лицом. Ясмин, Людмила Невуда и Тина Цуллей, жившие в той же комнате, сидели на краешке ее кровати. Без косметики Тина Цуллей выглядела совсем по-другому, пройдешь мимо и не узнаешь. Она уже дала Тамаре две таблетки аспирина, хотя Людмила утверждала, что аспирин разрушает слизистую оболочку желудка.
      Йон спросил, может ли он пощупать пульс Тамары. Она протянула ему руку. Пульс был ровный. Йон чувствовал себя неловко и изо всех сил старался не смотреть на голые ноги девочек; все без исключения были в коротких, широких шортах и маленьких рубашечках. Ясно, из-за жары. А у Людмилы Невуды ко всему прочему была полная грудь, к счастью, почти скрытая длинными волосами.
      – В каком месте у тебя болит? Укажи точно, – допытывался он.
      – В животе, – прошептала Тамара.
      Исчерпывающий ответ, Йон едва не лопнул от раздражения.
      – Тошнит тебя? Ты пробовала нажимать ровно посредине между пупком и правой костью таза? Именно там находится аппендикс. Как ты думаешь, нужно вызвать врача?
      – Кажется, мне уже получше, – прошептала Тамара.
      – Что случилось? – Юлия. В красной юбке и белой блузке она вошла в комнату и, отстранив Йона, села к Тамаре. – Леония сказала, что у тебя болит живот?
      – Где тебя носило? – спросил Йон.
      – Я вышла на пару минут подышать. Пожалуйста, оставь нас одних.
      – Сообщи мне, если тут что-нибудь серьезное. – Он притворил за собой дверь. Вероятно, в ее комнате все еще невыносимая духота. Собственно говоря, хорошая идея – пройтись перед сном и подышать свежим воздухом.
      В вестибюле хозяин турбазы прикреплял к черной доске список мероприятий на ближайшие дни. Через полчаса он собирался запереть дверь. Вообще, это исключение, что она так долго открыта. Но при такое жаре? Кроме того, сейчас, когда все разошлись по комнатам, самое время устроить хороший сквозняк и проветрить все коридоры.
      Йон пообещал вовремя вернуться. Выйдя на улицу, он взглянул на окно своего номера. Там горел свет, а обе створки по-прежнему были распахнуты настежь. Разумеется, Шредеру, с его ограниченностью, и в голову не пришло вспомнить про комаров. Рядом, у Концельманна, все закрыто и темно.
      Он прошел к спортплощадке. Завтра состоится волейбольный турнир; хоть бы жара немного ослабела. Он остановился и пошевелил лопатками. Спина перенапряжена. Скорей бы конец поездки. Где-то среди деревьев пискнула птица, писк напоминал вздох. Потом гравий захрустел под быстрыми шагами. Йон оглянулся. Тимо Фосс. С какой стати этот чертов ублюдок здесь гуляет; по-видимому, считает, что ему все позволено, раз он не будет учиться дальше.
      Йон побежал и догнал Тимо в нескольких шагах от входной двери и загородил ему дорогу.
      – Я жду от тебя объяснений, – сказал он. – Сгораю от нетерпения.