- Но если будущее Данфорд-Даунса так... ну, скажем, неопределенно, почему ты купил Мелагру? Зачем двойной риск?
      - Потому что Дауне - мечта моего деда, а я хочу свою собственную.
      - И ты ничего больше в жизни не хочешь, как только выращивать скот?
      - Ничего.
      Пэриш Данфорд ответил, нимало не колеблясь. Как и у нее, у него были свои планы на эту жизнь, и места компромиссу в них не придусматривалось. Довольно разумно Почему же она почувствовала себя такой несчастной.
      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
      Сердце Джины отчаянно билось при виде того, как лоснящийся черный жеребец норовил сбросить всадника со своей спины. Ей хотелось зажмуриться от страха за Пэриша, когда животное без устали то поддавало задом, то взвивалось на дыбы, но она все-таки не закрывала глаз, чтобы не пропустить ни единой секунды поединка между человеком и великолепным животным.
      В воздухе носилось плотное облако пыли, поднятой копытами строптивого жеребца, и ей пришлось дважды поспешно вскакивать на забор, увертываясь от его выпадов. Каждый раз в Джине поднимался страх за человека, который вчера вечером был невероятно нежным возлюбленным. И чем больше она смотрела на него, тем больше хотела, чтобы всего этого не было вовсе, чтобы эта история отошла в область предания...
      Последние два дня они провели в Мелагре, в то время как остальные рингеры отправились на четыре дня в Клонкарри, а Расти и Линн забрали детей с собой к друзьям в Маунт-Айзу. Послезавтра рано утром все они приедут обратно, и Мелагра вернется к работе. Джина улыбнулась, снова вспомнив, как они с Пэришем просидели два дня за компьютером, играя в военные игры. Естественно, с ее мастерством и опытом, она каждый раз побеждала, но Пэриш умел проигрывать и был очень щедр, когда дело дошло до поздравительных поцелуев победителю.
      Она вздохнула. Что-то говорило ей, что, когда она уедет отсюда, компьютерные игры перестанут быть для нее терапией.
      Два дня. У них с Пэришем оставалось только два дня.
      Волнение во дворе уже улеглось, и Пэриш, не спешиваясь, вываживал коня. В ней поднялась волна гордости за него. Жеребец отнюдь еще не был укрощен, он то и дело взбрыкивал, но красивый наездник явно уже овладел ситуацией.
      И чертовски хорошо сознавал это! Так подумала Джина и усмехнулась, когда Пэриш послал ей самодовольную улыбку.
      - Теперь можешь сойти, - поддразнила она.
      Он тряхнул головой:
      - Еще пять минут. Ведь на нем только во второй раз и седло, и я. Впервые это было перед ревизией. Я хочу дать ему чуть подольше походить под седлом.
      - Ладно. А не опасно мне наблюдать, сидя на заборе?
      - Лучше не надо. Вдруг ему опять взбредет в голову рассердиться?
      И Джина осталась стоять на нижней перекладине, положив руки на верхнюю и подперев одной рукой подбородок. Слыша, как Пэриш мягко подбадривает молодого коня, она снова и снова удивлялась множеству контрастов в этом человеке. Когда стало ясно, что он удовлетворен тем, как справился со строптивым жеребцом, и что ей не придется вызывать по радио "скорую помощь" по поводу сломанной ноги или чего-нибудь похуже - а об этом она неоднократно подумывала в последние сорок минут, - Джина отправилась в дом приготовить еду.
      Она делала салат, когда открылась дверь и вошел Пэриш. И остановился.
      Сквозь ее распущенные по плечам волосы просвечивало льющееся через окно солнце, и они сияли, словно занавес из блестящего шелка. На ней была одна из его дешевых рубашек. Рукава закатаны до локтей, подол навыпуск. Под рубашкой черные леггинсы, ноги босы.
      Ничего особенного ни в ее виде, ни в ее движениях не было, но душа его ушла в пятки, и он понял, что умрет у ног этой женщины.
      Она вздрогнула, когда до нее донесся стон, вырвавшийся из самого его сердца:
      - Прости, любимая. - Он позволил двери позади него захлопнуться. - Я не хотел тебя напугать.
      - Ты не напугал. - И поправилась: - Ну, может, немножко.
      Отбросив волосы за плечи, она благословила его улыбкой, сразу заставившей его сойти с протоптанной к холодильнику дорожки и поцеловать ее. Эта женщина попирает привычки всей его жизни. Радость, которую она в нем вызывала, охватывала все его существо. Осязать ее, видеть, как она двигается рядом!
      Долго-долго он лихорадочно пил с ее губ, надеясь получить достаточно сладости, чтобы продержаться, пока не примет душ и не успокоится.
      Наконец Пэриш оторвался от нее и хотел было совсем отстраниться, но Джина вдруг напряглась, ее руки обвились вокруг его талии, она покрыла поцелуями его лицо, потом уткнулась в ямочку на шее. От него пахло лошадью и кожей, она ощущала вкус пыли и пота и глубоко вдыхала эти запахи, гордясь ими как свидетельством его трудной работы и истинной мужественности. Рубашка на его спине была влажная, и она сжала ее пальцами, бросая вызов рукам на своих плечах, пробующим отодвинуть ее.
      - Любимая, я разгорячен и весь в поту, - бормотал он ей куда-то в волосы, потом испустил глубокий, громкий вздох. - Ты пахнешь так чертовски хорошо... - Он застонал. - Дай мне принять душ.
      Она покачала головой и склонила ее так, чтобы видеть его лицо. При этом движении ее губы коснулись его груди, и плоть его пробудилась немедленно, что сразу ощутил ее ныне столь уязвимый живот - в нем вспыхнули раскаленные искры.
      - Не ходи никуда, Пэриш. Хочу, чтоб ты любил так. - Ее глаза, горевшие жестокой, горячей жаждой, столь знакомой Пэришу, отражали и его собственную страсть. - Здесь, - продолжала она медленно и хрипло, а в это время ее пальцы трудились над пуговицами его рубашки. - Сейчас. И без... - она подчеркнула слово самоуверенной улыбкой, а ее ловкие пальчики были уже на его поясе, - всяких благородных жертв с твоей стороны.
      Поскольку Пэриш не мог ей отказать, Джина получила все, чего добивалась. На Пэрише все еще были джинсы, когда он рухнул на ближайший стул и притянул ее за уже расстегнутую рубашку к себе на колени.
      В стремительном натиске страсти слов не было. Джина только мельком удивилась, как яростно ее дыхание соревнуется с биением сердца. Действительность, слитая с фантазией, нетерпением и желанием, вызвала такой взрыв страсти и эмоций, что овладела не только ее телом, но и рассудком. В момент, когда их тела слились, она снова почувствовала то ошеломляющее головокружение, которое мог вызвать в ней только этот единственный в мире человек.
      Она уперлась ладонями в его плечи в слабой попытке устоять против пьянящих ощущений, когда Пэриш одной рукой медленно провел по ее животу, чтобы теснее прижать к себе ее левое бедро, а другой начал нежно ласкать ее грудь. Тихий стон сказал ей, что сотрясавшее ее тело нетерпение передалось и ему. Или это стонала она, поглощая его? Это было бурное и мощное слияние. Она открыла глаза и встретилась с его взглядом, и у нее перехватило дыхание от той благоговейной нежности, что сияла в синих глубинах. Сознание, что эта нежность принадлежит ей, опалило душу.
      Он качнул ее, и она откинула голову, мурлыкая от удовольствия, но он вдруг застыл, и она нахмурилась в замешательстве.
      - Без всяких благородных жертв с твоей стороны, помнишь?
      Жажда затеняла его глаза, но на губах появилась широкая соблазнительная улыбка.
      - Вперед, любимая, в галоп.
      Джина неловко отклонилась назад, что отозвалось в теле Пэриша очередным взрывом, потом выгнулась, протянула руку и подхватила с пола брошенную шляпу Пэриша. Бесстыдно улыбнувшись, она водрузила ее себе на голову и, вернувшись на прежнее место, опять прижалась к нему.
      - Я - в седле и готова к родео, ковбой...
      - Ну, давай, соня, вставай!
      Джина приподнялась с постели от неожиданного запаха, но все-таки так и не поняла, что нарушило ее сон.
      - Отстань, - пробормотала она, натягивая покрывало повыше. - Еще слишком темно для шести часов.
      - Поразительно! - воскликнул Пэриш, ставя кружку с кофе. - Ты даже глаз не открыла", а говоришь, что темно. - То, что она пробормотала в ответ, было и непонятно, и непечатно. - Я принес кофе, - продолжал подлизываться он, сидя на краешке матраса.
      - Я хочу спать.
      - Давай, давай, - шептал он, покрывая легкими поцелуями ее лицо. Половина шестого - не так уж плохо. Шесть наступит раньше, чем ты это поймешь.
      Она еще что-то промычала, но уже не так убежденно, потому что он стянул покрывало немного вниз и поцеловал ее в голое плечо. Проклятье! Как дивно она пахнет! Кончится тем, что он заберется к ней под покрывало!
      Ласково щелкнув ее по голове, он хотел было встать.
      - Ну же, любимая, нельзя спать целый день. В этот момент Джина со стремительностью кобры обвила его шею руками.
      - А почему бы и нет? - Она выгнула бровь. - Ты сам делаешь все, чтобы мне этого не хватало.
      - Лгунишка, ты получаешь больше!
      - Я хочу спать.
      - Хочешь, помогу, раз уж ты так ненасытна? - спросил он и, подняв ее руку, вложил в нее кружку с кофе.
      - Ничего себе, ободрил, - пожаловалась она, уже улыбаясь.
      - Так я прощен?
      - Это зависит от качества кофе.
      По понятиям Джины кофе был всего только сносный, но по крайней мере горячий и крепкий. Отведя кружку от губ, она благодарно вздохнула, хотя большее удовольствие ей доставляла мускулистая спина Пэриша, наклонившегося к ботинкам.
      - Ладно... прощен. За ночь хотя бы. Все-таки это по-деревенски - будить меня так рано. В чем дело?
      Направляясь к гардеробу, он подмигнул ей через плечо:
      - Я решил, что пришло время обучать тебя тому, что и как мы здесь делаем.
      Она застонала:
      - Зловеще звучит. И чему же?
      Он уже натянул рубашку, и все его внимание было поглощено сражением с пуговицами, но она расценила это как попытку уклониться от ответа.
      - Пэриш?
      - Мм? - На нее глядели синие невинные глаза.
      - Что ты задумал?
      Он опять подмигнул, потом двинулся к двери:
      - Вставай, и узнаешь.
      Все-таки уклонился. Джина бросила в него подушкой, но он выскочил за дверь, и подушка упала на пол.
      - Ну, молись, чтоб я не разочаровалась! - завопила она ему вслед. - Или ты труп, Пэриш Данфорд!
      В ответ ей из холла раздался мужской смех:
      - Сейчас попробуешь.
      - Ни за что, Пэриш! - Она отступила назад, неистово тряся головой. - Ни за что на свете! Я не хочу пить эту дрянь, не хочу и доить!
      Сдвинув шляпу на затылок, приподняв красивое удивленное лицо, Пэриш встал с корточек:
      - Попробуй, это легко.
      - Я не буду доить корову! И все. Он заключил ее в объятия:
      - Ну что ты, в жизни пригодится.
      - В моей жизни уже было удаление аппендикса! Да еще потеря девственности и удар электрическим током в пятнадцать лет. И ни один из этих случаев не прибавил мне опыта, так что можешь забыть про корову!
      Он зачарованно уставился на нее:
      - Тебя ударило током и ты потеряла девственность одновременно?
      Она моргнула, сразу остыв.
      - Что9 Нет. Мне было пятнадцать, когда меня ударило током, и девятнадцать, когда я потеряла девственность.
      - Как это случилось?
      - Я была на заднем сиденье машины...
      - Фу, глупая! Я имел в виду, как ты получила удар током?
      - Я и говорю, я была на заднем сиденье машины... - Она усмехнулась его смущению, потом продолжила: - Моя подружка устраиваэд вечеринку, ее папа отправился в магазинчик при гараже за льдом, и мы поехали с ним. Он заправил машину бензином, потом подошел к автомату и купил шесть пластиковых пакетиков со льдом. Расплатился и пошел к машине, держа по три пакетика в каждой руке. И вдруг один пакетик упал и лопнул. Чтобы помочь ему спасти от падения остальные, я выскочила из машины.
      Она остановилась, в тысячный раз рассказывая эту историю.
      - И?.. - поторопил он.
      - И вот я лежу на больничной койке, а надо мной всхлипывает мать. - Она пожала плечами. - Это все, что я помню. Стоп! Стояло отвратительно жаркое лето, и все было так раскалено, что лед начал таять, едва коснувшись покрытия дороги. Талая вода затекла в переходник удлинителя для морозильника, а я на него наступила и получила разряд. По словам врачей, единственное, что меня спасло, так это толстая резина пляжных туфель, которые были на мне.
      Пэриш прошипел непристойность и крепко обнял ее.
      - Господи, Джина! Какое чудо, что тебя не убило!
      Она поразилась тому, как посерело лицо Пэ-риша, как напряглось его тело. Эта история действительно потрясла его. Она обняла его за талию, прижалась головой к груди, услышала, как стучит его сердце. И пожалела, что так напугала его.
      - Не будешь заставлять меня доить корову? - умоляюще спросила она.
      - Ни в этой жизни, ни в следующей! - поклялся он.
      - Отлично, - она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, - в таком случае я вер5-1411 нусь и начну готовить завтрак, пока ты тут закончишь с Кларабеллой.
      - Договорились, - согласился он, потом нахмурился. - Это с тех пор у тебя шрамы на правой ноге?
      Она кивнула:
      - Вот уж не думала, что можно заметить эти следы после пластической операции.
      - В моей памяти хранится каждый кусочек твоей кожи, Джина. Я знаю твое тело, как свое собственное.
      Возвращаясь в дом, она думала о том, что до приезда сюда никогда в жизни не знала такого. И больше всего боялась, что может тоже влюбиться в него...
      Пэриш наблюдал, как Джина всматривается в ручей. На ней был белый купальник, подчеркивавший каждую линию ее тела и соблазнительно оттенявший гладкую, смуглую кожу. И что прекрасно - он оставлял много тела на обозрение, так что можно было, не отрываясь, весь день любоваться ею. Чем, похоже, он только и занимался!
      - Это точно, что здесь нет крокодилов? Я читала о бедных туристах, на которых нападали крокодилы.
      - Тогда ты определенно в безопасности. Послушай, ты уже в пятый раз спрашиваешь об этом, я же сказал тебе: не бывает крокодилов так далеко к югу.
      - Ты просто проверяешь, верю ли я в то, что крокодилы пускали бы круги по воде. Если это так безопасно, почему ты еще не в воде?
      - Потому что надеюсь увидеть появление первой акулы, - сказал он и заслужил шлепок.
      - Я не дурочка! - надменно заявила она. - Ну, ладно... Дольше тянуть нельзя. Но... - она погрозила ему пальцем, - если я закончу свои дни в пасти крокодила, то буду являться тебе до конца твоих дней, Пэриш Данфорд.
      Пэриш улыбнулся - именно на это он и рассчитывал. Это не была любовь с первого взгляда, но быстрота, с какой она захватила его, и сила ее поражали. Джина Петрочелли прочно заняла место в его сердце на все времена. Он не знал, что чувствует Джина, но был убежден, что далеко не то же. Поэтому он не признавался ей в глубине своих чувств. Полюбив, он ощутил, как боится любви она. А то, что однажды Джина уже обожглась, было яснее ясного.
      - Я чувствую себя виноватой, лежа здесь на шерстяном одеяле, - сказала она много позже. - Мне следовало бы работать на компьютере. - Она повернула голову и посмотрела на него. - Точнее, ты должен бы сидеть перед компьютером, а я - стоять рядом и учить тебя пользоваться им.
      Он провел пальцем по одной из ее темных бровей, потом вниз по щеке, шее и, наконец, под бретелькой ее купальника. Улыбаясь, он медленно стянул бретельку с плеча:
      - Но это же лучше. Как думаешь?
      Она ответила без слов, ее рука обвилась вокруг его шеи, как доказательство того, что он не ошибается.
      Позже, когда она заняла пассажирское место в машине, направлявшейся к дому, она огляну5"
      лась на хрустальную воду и поняла, что, плавая с крокодилами, была бы в большей безопасности, чем теперь. Потому что чувствовала, как ее засасывает.
      Несмотря на то что последние три дня с Пэришем были самыми прекрасными за всю жизнь, это была не ее жизнь. Или не она.
      Неожиданное открытие, что она хороша в дикой, безрассудной любви извините, сексе! - все-таки не то, чем можно долго утешаться. Во-первых, потому, что она серьезно сомневалась, выдержит ли ее сердце такое напряжение... а во-вторых, третьих, четвертых и так далее, она начинала подозревать, что отныне возможен только один путь, с Пэришем. Но к несчастью, Пэриш Данфорд не годился ей на всю жизнь.
      Взгляд на его сильные рабочие руки, уверенно лежавшие на руле, и его красивое мрачное лицо заставил подпрыгнуть ее сердце, но забавнее всего, что ей хотелось плакать. К счастью, однако, она была сделана из прочного материала, так что быстро справилась со вспышкой глупой сентиментальности.
      - Похоже, Расти и кто-то из его парней вернулись днем раньше, - заметил Пэриш, когда они въехали во двор.
      Джина увидела группу мужчин, осматривающих коня. Лошадь была гнедая, но из-за слез, застилавших глаза, она не рассмотрела лиц. Кто бы это ни был, их раннее возвращение обмануло ее надежды на четвертый, последний великолепный день наедине с Пэришем!
      - Да, - безжизненно отозвалась она, - похоже...
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Звук будильника Пэриша эхом отдался в мозгу Джины, но она не хотела откликаться на легкий поцелуй в шею Это было трудно, ведь сердце ее застучало от нежного его прикосновения, а рассудок язвили воспоминания о разделенной с ним ночи.
      У них не будет больше совместных ночей! Ей хотелось прижаться к его теплой наготе, но она понимала, что любой конец должен иметь начало, и, во имя здравомыслия, началом должно стать сегодняшнее утро.
      Она сумела притвориться спящей, даже когда он осторожно отвел ее волосы с лица и нежно поцеловал в макушку. Мгновением позже матрас вздрогнул: он поднялся. Она стойко продолжала обман, пока он одевался, и только когда вышел - позволила себе открыть глаза и, перевернувшись на спину, глубоко вздохнуть.
      В десять часов он и остальные рингеры должны отправиться на вторую ревизию. В Мелаг-ру они вернутся через пять недель, а она уедет через две.
      Ее сердце вздрагивало от печали, но, поморгав, чтобы избавиться от непрошеных слез, Джина велела себе привыкать к этому. Не стоит заблуждаться, что сдержанное расставание будет легким. Она всегда знала, как рискованно экспериментировать с тем, в чем была генетически уязвима, - с крепкой синеглазой мужественностью, - и, однако, позволила себе этот риск.
      Между смелостью и глупостью - заметная граница, но она вовсе не уверена, по какую сторону от нее находилась, когда, швырнув все сомнения на ветер, кинулась в объятия буйного рингера, при том что учтивые продавцы скота больше в ее вкусе. Однако, в отличие от матери, она хотя бы знала свою слабость и не сделала ошибки, утонув в любви. Поэтому, рассуждала Джина, отказ от Пэриша Данфорда должен быть не более трудным, чем когда-то ее резкий отказ от курения. Конечно, будет нелегко, и, возможно, иногда она будет жаждать прикосновения его мозолистых рук и его вспотевшего тела так же отчаянно, как несколько лет назад жаждала никотина, но она переживет это, как пережила и то. Если бы люди действительно умирали от отсутствия Великолепного Секса, то мир был бы куда как менее населен1 - Ну, девочка моя, - пробормотала она, скидывая покрывало, - ты позволила себе заиметь проблему, а, как скажет тебе любой консультант, наметить цель - значит уже быть на полпути к выздоровлению.
      Джина вошла в кухню полностью одетая, но Пэриш простил ей отсутствие знакомого халата просто потому, что в обтягивающих джинсах и блестящей шелковой блузе она выглядела чертовски хорошо.
      - Доброе утро, - произнесла Джина, натянуто улыбаясь и прямиком направляясь к чайнику.
      - С добрым утром. А я собирался дать тебе поспать, поскольку ты обвиняешь меня в том, что не высыпаешься.
      Она пожала плечами и отвернулась.
      - Я смогу сделать это сегодня ночью Она спокойно затолкала две кусочка хлеба в тостер, потом заставила замолчать свистящий чайник, налила в кружку кофе.
      - Что у тебя на сегодня в списке? - Все ее внимание было поглощено приготовлением тостов.
      Пэриш готов был сказать ей, что это они уже обсудили ночью: большую часть дня он собирался грузить скот, а она приехала бы немного понаблюдать за этой процедурой во время ленча. Но, зная, насколько вспыльчивой она бывает по утрам, он решил, что "незачем наступать на кучу, если можно ее обойти".
      - Фургоны должны быть в воловьем загоне примерно через полчаса; если не копаться, то можно управиться сразу после завтрака. Ты поедешь туда верхом или на моторе?
      - Ни то, ни другое. Я не поеду. - Она сосредоточенно намазывала маслом тост.
      - Почему7 - опешил он.
      - Потому что не хочу, вот почему. - Она улыбнулась. - Я могу прожить без зрелища погрузки скота в фургоны. У меня есть более важные дела. Когда ты освободишься?
      Быстро заданный вопрос немного успокоил его обиду на тон: похоже, Джина хандрит из-за его возвращения к работе, поскольку теперь они будут меньше времени проводить вместе.
      - Думаю, в два, самое позднее в три. - Он откинулся на спинку стула и скрестил руки, широко улыбнувшись. - У тебя планы насчет меня, да?
      Она отвела взгляд.
      - Да, я хотела бы кое-что пробежать с тобой. Сегодня последняя возможность решить те проблемы с компьютером, которые у тебя еще есть.
      Несмотря на все его усилия отвлечь ее, Джина оказалась настойчивей и каждый день пару часов заставляла Пэриша проводить перед компьютером, обучая пользованию установленной программой. В компьютерах он разбирался кое-как, хотя благодаря деду имел глубокие познания в бухгалтерии, но, когда Джина была рядом, требовался сильнейший нажим, чтобы заставить его сосредоточенно работать с базой данных; обнаружилось, что его приводят в восторг аромат ее духов и шелковистый звук ее голоса, а вовсе не то, что она пробовала объяснять или показывать ему. Сегодня, он знал, у него нет никакого шанса отвертеться от занятий.
      - Чему ты усмехаешься?
      - Твоей идее засадить меня сегодня за этот чертов компьютер. Вечером я уезжаю на пятинедельную ревизию. Если думаешь, что я буду играть на клавиатуре, а не на твоем теле, ты с ума сошла, милая!
      - Пэриш! - взвизгнула Джина, когда он притянул ее к себе на колени.
      - Ох! - вскрикнул он, когда она, довольно метко толкнув его локтем в грудь, вырвалась. - За что?
      - Терпеть не могу, когда лапают!
      - С каких пор? - заинтересовался он.
      - Пэриш, пора наконец отнестись к компьютеризации серьезно. Ты сам просил установить программу, значит, должен уметь ею пользоваться.
      - Зачем? Я найму кого-нибудь вести бухгалтерию до сентября, до моего возвращения с ревизии.
      - И кто же будет учить нанятого, как пользоваться этой программой?
      Он нахмурился, потому что она явно избегала его близости.
      - Ну, ты, конечно... Кто же еще?
      - Я? Пэриш, я собираюсь уехать задолго до сентября! Я вернусь в Сидней через две недели.
      - Что? - Он, потрясенный, вскочил. - Ты уезжаешь?
      - Конечно, я уезжаю. - Карие глаза метнулись к нему, потом в сторону. Программа установлена и работает.
      - Но ты говоришь, через две недели... Она кивнула.
      - А как же та работа, которую ты еще собиралась сделать? Ты говорила, что тебе нужны численность стада и... и детали отгрузки. Окончательных цифр не будет, пока ревизия не закончена.
      - Мне не нужны окончательные цифры. Ты сказал, что все ревизии проходят одинаково и что последний акт в смотре - отправка скота на площадку продажи, скотобойню или в Дауне для откорма. Правильно?
      Он рассеянно кивнул, все еще пытаясь осмыслить ее слова.
      - Ну вот! После того как резерв будет сегодня отправлен, мне останется только разработать способ включения организационных и финансовых сторон этой процедуры в программу. Как только я это сделаю, Мелагра будет полностью компьютеризована.
      - Но впереди еще две самые большие ревизии. Что будет со всей информацией по ним, ее же нужно ввести, или как вы это там называете!
      Ее глаза встретили его с безразличной прямотой.
      - Любые последующие числа вводятся так же, как и в начале. Операция просто повторяется. Естественно, я оставлю подробные инструкции.
      - А что, если что-то будет не так?
      - Не должно, если следовать инструкциям. Но у нас существует телефонная служба поддержки, специально для новичков.
      Телефонная поддержка! Она предлагает ему телефонную поддержку? Что здесь происходит?
      Он что-то проспал?
      - Не смотри так тревожно, Пэриш, - ее покровительственный тон приводил его в ярость, - если дела пойдут из рук вон плохо, то пошлют специалиста для устранения неполадок.
      Он ухватился за соломинку:
      - Так ты возвратишься в сентябре, если будет необходимо?
      Не встречаясь с ним глазами, она закусила губу:
      - Нет. Не я. Это не моя работа. Я составляю программы. Если программа уже установлена и работает, то, в случае необходимости устранения мелких неполадок, я направляю младшего специалиста.
      Пэриш чувствовал, что готов взорваться. Гнев и обида выросли до опасного предела. Джина вела себя так, будто на самом деле ожидала, что ему понравятся ее речи.
      - Другими словами, - процедил он, - ты заставишь кого-то еще подчищать за собой.
      - Ну уж нет! - вспыхнула она. - У меня масса благодарностей за работу. Если я берусь за дело, то, прежде чем уехать, довожу все до совершенства! Я даже специально проверяю, умеет ли клиент пользоваться программой. Именно этому я пыталась обучить тебя! При минимальном, могла бы добавить, сотрудничестве!
      - Ну, полагаю, мисс Петрочелли, теперь его будет еще меньше! Я ухожу!
      - Будь ты проклят, Блю! Ты что, добиваешься паники? Я хочу, чтобы животные были погружены в фургоны, а не разбежались по всему Западу!
      - Ей-Богу, босс! Я делаю все возможное!
      - Эй, Пэриш! - К ним подошел Расти. - Хочешь, я возьму управление на себя?
      Пэриш уставился на него:
      - Какого черта мне этого хотеть?
      - Чтобы не вспыхнул бунт, - напрямик сказал тот. - Ты заездил людей дальше некуда. Полегче: они работают так же, как все, и даже лучше многих.
      Пэриш открыл было рот, но тут же закрыл. Расти прав. Он срывал на людях свое горе.
      - Я слишком крут, - пробормотал он, стараясь не встречаться с Расти взглядом.
      - Ага, - откликнулся тот, - как лезвие опасной бритвы. Тебе бы поговорить с Ли. Она тоже как дикий бык на родео.
      Улыбка тронула губы Пэриша.
      - Как всегда, когда начинается ревизия, а она не может участвовать.
      - Ага, - согласился Расти, - но ей это простительно. А тебе?
      - Я - босс, так что не...
      Рыжая голова не склонилась под взглядом Пэриша.
      - Как скажешь.
      Пэриш смотрел на звездное небо и убеждал себя, что ни в чем не виноват. У нее было масса возможностей выйти и пожелать им удачи, как это сделали Снэйк и Линн, но она упрямо оставалась в доме или в офисе, когда он собирал инструменты.
      - Считай, что пятинедельная ревизия не касается городских штучек, сказал почему-то Блю.
      Даже сейчас, шесть часов спустя, он был не ближе к разгадке.
      ...Дьявольщина! Он даже согласился задержаться на полчаса, чтобы сделать то, о чем она так беспокоилась утром. Но нет!
      - Я решила, что в этом нет нужды, - сказала она ему, когда он около двух вернулся в дом, - это будет и слишком мало, и слишком поздно, да и не важно.
      - Утром ты, кажется, считала это жизненно необходимым.
      Она пожала плечами:
      - Ты сейчас слишком поглощен ревизией. У тебя на уме другое дело, и новый материал будет только отвлекать.
      - Единственное, что меня отвлекает, - это ты, Джина. Почему ты вдруг превратилась в равнодушную... в льдинку?
      Она довольно вяло отреагировала на его обвинение:
      - Пэриш, мы оба знаем, что я к тебе неравнодушна.
      - Я знаю, но ты упорно пытаешься убедить одного из нас, что равнодушна.
      Она стиснула пальцы, и он понял, что попал в точку.
      - Пэриш, мы провели вместе четыре чудесных дня...
      - Они пока не кончились, я могу не уезжать еще два часа. - Он схватил ее за запястье и притянул к себе для поцелуя. В тот же миг она крепко сжала губы, но мало-помалу начала откликаться. Тогда он поднял голову, рассчитывая увидеть милое смущенное лицо. Она смотрела так дьявольски сурово, что у него упало сердце. Мысль о пяти неделях без нее была почти невыносима. - У меня впереди тридцать четыре долгих ночи одиночества, но еще два часа с тобой, и память об этом будет...
      Джина неожиданно оттолкнула его с такой силой, что он пошатнулся.
      - Для памяти мы сделали за последние несколько дней больше чем достаточно! Меня не интересуют горячие простыни на ходу. Почему у таких мужчин, как ты, в голове только секс?
      - Таких, как я?
      - Пришел домой - хочешь трахнуться! Вышел из дома - хочешь трахнуться! Все вы одинаковы! Даже самый вонючий из вас! - И с этим суровым непонятным обвинением она убежала в офис и захлопнула дверь...
      - Что, черт побери, я сделал? - воззвал он к звездам.
      - Снова психология, босс?
      Пэриш взглянул туда, где, упакованный в свой спальник, лежал Блю.
      - Нет, приятель, со звездами беседую.
      - А-а... Ну, правильно. Извини, что помешал.
      - Не страшно, Блю.
      - Конечно, босс... раз ты так говоришь.
      Пэриш подавил смешок. Бедный малый терпел его бессонницу в прошлый раз, когда Джина дала ему от ворот поворот, притворившись спящей. И сегодня... Старый рингер, наверно, начал подозревать, что босс свихнулся. И был недалек от истины. Но тогда Блю не станет спешить записываться на участие в Данфорд-ревизии.
      Сев в спальнике, Пэриш мрачно выругался. Дьявольщина! Блю слишком хороший рингер, чтобы терять его.
      Он торопливо выбрался из спальника и стал натягивать сапоги. Блю тоже автоматически занял сидячее положение.
      - Что случилось, босс?
      - Ничего страшного, не волнуйся, - быстро успокоил его Пэриш, потому что Блю уже взялся было за молнию на мешке. - Просто я вспомнил, что оставил дома кое-что важное. Я возьму белую "четверку", а если к утру не вернусь, скажи Расти, чтоб отправлялся на Номер Три, я подъеду туда.
      - Давай, босс. А... что ты оставил? Пэриш подхватил седло и спальник: