Акхан видел ночью как любой человек, то есть не дальше десяти шагов. Кошачьей остротой зрения он не отличался. Священные глаза Гора - знак его царского достоинства - позволяли, не щурясь смотреть на солнце, но лунный свет им мешал. Поэтому акалель буквально через минуту угодил ногой в какую-то яму и с похолодевшим сердцем услышал шорох на ее дне. Маленький колодец, выложенный цветной плиткой, в котором для развлечения кой держали крошку каймана, сверху был почти не виден в зарослях травы. Сам зверь не мог выбраться наверх, но свободно бродившие по саду обезьянки в серебряных ошейниках с бубенцами не раз попадали внутрь на обед к голодному крокодилу.
      Акхан успел выдернуть ногу, когда тварь уже собиралась щелкнуть зубами. Пасть каймана захлопнулась с неприятным стуком. "Да что вы говорите? усмехнулся акалель, - А я и не предполагал. Ну, приятно было повидаться". Он перевел дыхание и уже не спеша двинулся к белевшим в темноте стенам жилища кой.
      Больше сюрпризов принц не встретил, ломиться прямо в дверь тоже не стал. Зачем, когда есть крыша? Крутая лесенка с узкими ступенями в полкирпича вела со двора наверх. Слабый ветерок гулял по некрашеной кровле, в которой темнели квадратные отверстия. Припав к одному из таких окошек и убедившись, что в глубине все тихо, Акхан соскользнул вниз. Вокруг царил глухой комнатный сумрак. Повременив пока глаза привыкнут к темноте, принц огляделся по сторонам. Он был в мастерской, где за нехитрыми ручными станами проводили свободные от обучения часы юные кои. Несколько готовых холстов было растянуто на больших рамах, и лунный свет волшебно отливал на гладких разноцветных перышках, сложным орнаментом вплетенных между нитей.
      Темный дверной проем уводил из мастерской в смежную комнату, откуда доносились вздохи и ворчание, сопровождавшиеся легким хрустом тростника. Акалель направился туда. Перед ним была спальня, столь же просторная, но куда более душная от сонного дыхания множества женщин.
      Акхан застыл на пороге, боясь сделать лишний шаг и молча вглядываясь в темноту. Жрицы жили отдельно от послушниц и наставниц, их было 12, как дочерей Атлат, в честь которых они принимали свои имена. Акхан поколебался еще с минуту и шагнул через порог. В слабом свете ущербной луны, проглядывавшей сквозь окно в потолке, он увидел всю комнату. Девушки спали у стен, закутавшись в пестрые шерстяные циновки, положенные прямо на кучи сухого тростника. Над их головами в стену были вбиты длинные золотые гвозди, на которых висела одежда и длинные веревочные пояса. Цветные нити этих поясов связывались в бесчисленное множество узелков, которыми кои отмечали заданную им дневную работу. У некоторых фигурное плетеные было настолько сложным, что акалель усомнился, сумел бы он разобрать хозяйственные записи маленьких жриц.
      Принцу показалось, что за одним из деревянных столбов ложе пустует. Сердце Акхана резко ударилось и затихло. "В дурной голове всегда много помыслов, - сказал себе принц, - С чего я взял, что это ее место? Может девочка, которая спит там, сейчас целуется с кем-нибудь в саду. Неужели они никого не нашли на место Лальмет?" Но внутренний голос говорил ему, что жрица исчезла совсем недавно, а значит...
      Он сделал несколько осторожных шагов, стараясь ни звуком не побеспокоить спящих. За тонким резным столбом вязанка тростника действительно пустовала. И вообще, здесь было как-то на редкость неприютно. Ни накидки, ни сандалий, ни резного эбенового ларчика для вещей, ни кувшина с водой для умывания и питья, как у других. Тростник, сухой и слежавшийся, оказался даже не покрыт яркой циновкой. Гвозди над головой пусты. Да, кажется, пусты, кроме одного. Какой-то жалкий шнурок болтался на нем и был так потрепан и грязен, что принц даже не сразу признал в нем знаменитый рабочий пояс кои с неизменными узелками.
      Секунду он колебался, затем тихо проскользнул к стене и аккуратно снял веревку с гвоздя. Его пальцы машинально перебежали по обрывку шерстяного шнура. "двенадцать, двенадцать, тринадцать, двадцать шесть, - прошептал он. - Л-л-м-т". Руки чуть не разжали находку. "Только дурак не верит в собственную интуицию", - сообщил себе акалель древнюю дагонисскую пословицу.
      Он довольно легко выскользнул из спальни обратно в мастерскую и тут услышал шаги. Кто-то, а вернее сразу несколько человек шли снаружи мимо стены к двери, приглушенно разговаривая меду собой.
      - Сюда, Хаган Виник, - раздался подобострастный шепот.
      Тяжелые задвижки на кипарисовых дверях стали с лязгом отодвигаться.
      - Охрана может остаться в саду. - отозвался другой голос. - Я помню дорогу. - говоривший усмехнулся.
      "Идиот, - принц шарахнулся к стене. - Как я не подумал? "Лучшие из них для богов, остальные для людей". - вспомнил он слова Халач Виника. - Жрецы сами тени богов и позволяют себе иногда выполнять их функции. Как мне это не пришло в голову?"
      Между тем дверь уже слабо скрипнула. Мастерская вся была видна как на ладони, скрыться за хрупкими станами или полупрозрачными материями казалось невозможно. Окно, через которое он проник внутрь, слишком высоко, чтоб быстро до него добраться. Застыв под проклятым отверстием, акалель безнадежно подпрыгнул и не смог даже уцепиться за край дыры. "Когда завтра утром они разберутся, что заколотый стражей труп принадлежит Принцу Победителю, тебе уже будет все равно", - акалель поражался, почему его внутренний голос начинал зудеть в самых неподходящих обстоятельствах.
      Дверь медленно, как во сне, поплыла, открываясь внутрь, и тут Акхана кто-то сверху схватил за горло, зажав при этом рот, так что акалель не смог издать ни звука. Невидимая сила мощным рывком втянула его в окно на потолке и швырнула лицом вниз на крышу. Оглушенный Акхан видел в отверстие, как через мастерскую быстро прошествовал невысокий тучный человек, в котором он узнал второго жреца Хакан Виника, и углубился в комнату кой.
      Когда акалель поднялся на ноги и огляделся, рядом с ним никого не было. Слабый ветер шевелил ветками желтой акации под крышей, срывая пожухлые цветы. В саду не было слышно ни шороха. Вид у Принца Победителя был довольно дикий. Голый, с веревкой в руке и тупым огорошенным взглядом он представлял довольно жалкое зрелище. "Будем считать, что мой дух-хранитель решил впервые в жизни проявить себя, - усмехнулся Акхан. - Где же тебя носило раньше, приятель? Например, когда в Того за мной гонялся бешенный слон. То-то было весело, особенно нашим пращникам: стрелять, не стрелять? Ни-то слон затопчет, ни-то свои убьют!"
      Акалель бесшумно спустился вниз по стене и, стараясь не шуршать травой, двинулся в обратный путь. Его очень интересовал вопрос, кто же все-таки выступил в роли нежданного спасителя. Но темные ветки деревьев в саду даже не колыхались. На этот раз колодец с кайманом и куст алоэ он миновал благополучно. Коровы в стойле давно спали. На галерее царила полная тишина: ни смеха, ни поцелуев. "Утомились, домой пошли, как порядочные люди. Я один шляюсь..."
      Комната была темной и удивительно неуютной. Принц зажег масляный светильник и осторожно поставил его на наборный столик возле кровати. "Что-то я замерз", - сказал он себе, забираясь под мягкую шерстяную циновку и старательно укутывая ноги. Прежде чем приступить к разбору узелков он несколько минут согревал кончики пальцев над алебастровой чашечкой лампы. Наконец, ощутив в ладонях прилив крови, Акхан взялся за шнурок.
      В детстве его учили читать такие записи. Мать долго не хотела, чтоб он становился воином, и лишь приказ Лунного Круга заставил ее дать согласие. Сама она желала видеть сына жрецом верховной касты, отказавшимся от пола и родства. "Только так, ты сможешь избежать судьбы, - повторяла Тиа-мин. Тебе ни что не будет угрожать, потому что ты будешь уже не ты, а высшее существо, более чистое и более свободное от уз предначертаний". Поэтому Акхана обучали странным, не свойственным для мальчика делам: играть на костяной флейте, вести учет необходимой в доме еды, считать колена в потомстве и читать святая святых - хозяйственные записи на рабочих поясах символе высшей родовой власти. С годами все это забылось. Акхан так давно не упражнялся, что сейчас, держа в руках обрывок шнурка Лальмет, вдруг испугался не того, что это может оказаться совсем бесполезная веревка, а того, что он просто не сумеет понять всего скрытого в ней смысла.
      Вновь и вновь пробегая пальцами по тугому сплетению первых узелков, он тихо шелестел губами. Внешний мир перестал существовать. Казалось, ворвись сейчас в спальню отряд тольтеков с боевыми топорами, принц и их бы не заметил. На лбу у него выступил пот. "Два дня на северо-восток", - вот был результат полутора часового труда Акхана. Принц в изнеможении откинулся на спину. "Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой информации!" Однако дальше дело пошло быстрее. Наверное, старые навыки все же постепенно возвращались к нему. Следующее ответвление от основного несущего шнура он прочел уже легче. "Побережье от Шц...(непонятно) до Туллан... вторая неделя после (непонятно)... Сын ветра... север белый (чушь какая-то)". Затем следовало довольно точное описание - рост, вес, цвет глаз, расположение шрамов на теле - в котором принц узнал себя. Крайний узелок развязался, поэтому дальше акалель прочитать не смог.
      Следующая веревочка, спускавшаяся от основного шнура, была оторвана, а шедшая за ней хранила такой текст, что волосы на голове чтеца стали дыбом. "Правая височная кость - один удар; лобовая кость - три удара; левая височная кость - один улар; челюстное сочленение - один удар; теменная кость - глубокий пробой". Повертев несколько минут обрывок пояса в руках, Акхан пришел к здравому заключению, что речь идет о нем, и только по счастливому стечению обстоятельств ему удалось избежать всех этих замечательных ударов и пробоев в костях и челюстях. Еще немного поворочав мозгами, он понял, что оторванный - третий по счету - шнурок должен был нести в себе какую никакую мотивацию столь серьезного приказания, и мотивацию эту ему как предполагаемой жертве не плохо было бы узнать. Но где Лальмет потеряла столь ценный кусок пояса - оставалось тайной, покрытой мраком.
      Глубоко вздохнув, Акхан потушил лампу и, крепко сжав пояс в руке, попытался заснуть. Спал он, то и дело ворочался с боку на бок, проверял наличие шнура и вздыхал. Вещие сны, могущие пролить свет на тайну пояса, его не посещали, зато ощущение, что ночью в его комнате кто-то находился, было настолько острым, что Акхан не мог спать уже к рассвету. Он лежал, глядя на сереющее окно и тупо повторял про себя никчемный, ничего не значащий текст. Наконец, поняв, что заснуть больше не удастся, акалель повернулся и хотел было сесть. Его взгляд скользнул по крышке стола. У самой лампы, на черной эбеновой столешнице лежал грязный обрывок шерстяной веревки. Глаза акалеля расширились. Он схватил шнурок и дрожащими пальцами приложил к скомканному в кулаке поясу Лальмет. Перед ним был недостающий фрагмент, читать который сил уже не оставалось.
      Полежав немного и придя в себя от поразительной находки, принц встал и растолкал Варда, спавшего в соседней комнате.
      - Вард, - сурово сказал он, - кто мог ночью побывать в моей спальне?
      Ответ слуги выбил его из колеи не меньше тайного подарка.
      - Да кто угодно, акалель. Окно круглые сутки открыто, и вы сами не велели закрывать в такую жару.
      - Меня зарежут, а ты будешь десятый сон видеть. - буркнул принц, направляясь к себе. - Ни охраны, ни рабов. Для вас что Шибальба - дом родной?
      Он снова сел у стола и, поджав ноги под себя, принялся читать. Можно было и не стараться. "Враг пожирателей крови откажет богам в пище", - гласил с трудом разобранный текст. "Ну и при чем тут я? - пожал плечами принц. Если б лимурийские колдуны на ярмарках делали свои предсказания таким языком, - подумал принц, - разъяренная толпа забросала бы их камнями. Там все просто: в среду продажа сена не состоится из-за отсутствия спроса".
      И все же кое-что прояснилось. Слова о пище богов Акхан уже слышал верховный жрец говорил что-то подобное во время церемонии возложения змея. Такие совпадения не бывают случайны. А то, что старое иносказание о враге, относится именно к нему, принц не сомневался. Разве он этого не знал раньше?
      3
      Пальцы Акхана дважды повернули золотой диск и зловещий Змееносец вошел в дом Солнца. Его Солнца. Проклятье Бел! Мерзкий красный глазок чудовища, обозначенный на тонком серебряном листе таблицы кровавой капелькой граната, неотступно преследовал принца с рождения, появляясь в его гороскопе каждые 13 лет. Он сулил своему обладателю победу во всем, великие знания, достойные посвященных и... потерю имени. Беду, исходящую от него, можно было сравнить только с двойным сочетанием песьеголовых Анубиса и Упуата, но и они как нельзя кстати располагались в гороскопе акалеля именно там, где у порядочных людей столь высокого происхождения должна быть царственная пара Саху и Сотис.
      Акхан закинул руки за голову и хрустнул суставами. Он устал от бесконечных вычислений, к тому же ночь шла к концу. Что нового мог ему сказать гороскоп? Что он отмечен печатью несчастья? Что его теперешняя жизнь - лишь бесконечное искупление перед Атлан еще не совершенных, но четко обозначенных звездами преступлений?
      Акалель спрятал лицо в ладонях и склонился на стол. Много лет назад он запретил себе прикасаться к проклятым таблицам. Лучше не знать. Но сейчас в его жизни происходили странные события, понять которые было важнее, чем щадить собственное самолюбие.
      "Что я знаю? - принц пожал плечами. - Что меня хотели убить. Хотели или хотят? - он усмехнулся. - Что моя армия не представляет реальной военной силы. Что жрецы Шибальбы ведут переговоры с тольтекскими родами. Какая между этим всем связь? И есть ли она?" В глубине души принц был уверен, что связь существует. "Даже дикарь не пренебрегает интуицией", - гласила старая дагонисская пословица. Кажется, ни где в мире люди не изрекали столько незыблемых истин как в Дагонисе! Его родной город был кладезем мудрости, особенно звездной. Даже уличный мальчишка умел то, чем сейчас развлекал свои усталые мысли принц.
      "Тебе надо, тебе очень надо. - прошептал он. - Сосредоточься. Ты же не шарлатан из квартала Звездочетов, чтоб считать кое-как. Для себя можно и постараться. Три года долбил в военной школе небесные карты. Не топишь корабли? Попробуй не потопить собственною голову". Акхан снова положил руки на золотой диск. Необходимо было обезопасить себя примерным знанием собственного положения. Где он? Кто вокруг него? Что ему угрожает? Принцу казалось, что все события последнего времени выстраиваются в некую загадочную цепь, всех звеньев которой он пока не видел.
      Новый поворот диска высветил не благоприятную расстановку планет. В секторе смерти безраздельно господствовала Луна. Это можно было трактовать по-разному. Во-первых, среди покушавшихся была женщина - Лальмет - лунная коя. Во-вторых, распоряжение об армии каторжников отдал Лунный Круг. Эта мысль понравилась принцу. Единственным звеном между двумя событиями была именно Луна. "Посмотрим, вписываются ли сюда тольтеки? Они называют себя народом Ягуара. Кошка - лунное животное. Притянуто за уши. Ну ничего, и то хлеб. Надо следить за Луной".
      Для того, чтоб построить подробную карту ее влияния на движущиеся небесные тела и определить степень взаимодействия Мертвой лунной Головы со знаками своего гороскопа, принцу необходимо было подняться в башню-обсерваторию. Сейчас казалось уже поздно. Вернее рано. Слабый серый рассвет вливался в комнату через окно. "Завтра. - Акхан потер глаза. - На сегодня хватит. Надо хоть немного поспать".
      Следующий день выдался на редкость хлопотным. Начать с того, что акалеля разбудили, едва он закрыл глаза. Во всяком случае ему так показалось. Солнце било в широкое окно и Акхан встал с больной головой. Со двора доносились какие-то выкрики, смех и хлопанье в ладоши, как будто под окнами спальни Принца-Победителя развернулось представление бродячего цирка. Акалель, прижав руки ко лбу, тяжело проковылял на галерею. Его босые ноги едва ступали по раскаленным от солнечного света плиткам пола. Перегнувшись через перила, он увидел картину, достойную увековечения на фресках Тартесского дворца - самого живописно украшенного лабиринта Атлан.
      У дверей небольшой кузницы под тростниковым навесом стоял ягуар в грязном фартуке из бычьей кожи и щурился на солнце. Вокруг него теснились дворцовые послушники и мелкая дворцовая прислуга. Они обступили узкое пространство, в котором подскакивала по цветным плиткам маленькая золотая обезьянка. У нее вращались глаза и щелкал подвесной язык. А когда она приближалась к краю площадки, едва не задевая босые грязные ноги детей, мелюзга с визгом отпрыгивала назад и заливалась еще большим хохотом.
      Акалель потянулся. Желание устроить скандал из-за того, что его разбудили, пропало. Он лениво поплелся назад, раздумывая о том, что еще две недели назад этот красный дьявол живьем бы сожрал стоящих вокруг него детей белых атлан, ворвись его сородичи в город.
      - Хозяин!
      Акхан повернулся. На пороге его комнаты стоял Вард, держа в руках какие-то маленькие, блестящие на солнце предметы.
      - Хозяин, смотрите. - толстое добродушное лицо слуги дышало восхищением. - Я никогда не видел ничего подобного. - Он приблизился к тяжело осевшему на табурет принцу и опустил перед ним на пол свои находки. Это попугай. У него поднимается хохолок и открывается клюв, - задыхался от восхищения Вард, - здесь внизу подвешен груз и птичка может сидеть, чуть покачиваясь. - В доказательство своих слов раб водрузил золотого попугая на край стола, с которого Акхан так недавно сгреб свои рассчетные таблицы.
      Принц тупо уставился на игрушку, которая мерно постукивала клювом в такт своим движениям.
      - А это! Вот посмотрите, что за чудо! - Вард протянул вперед пухлую ладонь. Его короткие пальцы осторожно сжимали небольшую рыбку, одна чешуйка которой была золотой, другая серебряной.
      Такой тонкой работы Акхан еще никогда не видел. Он взял игрушку рукой и тут же испугался: такой тонкой и невесомой она была.
      - Господин мой, она плавает. - пролепетал Вард.
      - Что ты несешь чушь? - рассердился принц. - Металл не может плавать.
      - Клянусь богами! - Вард радостно хлопал глазами.
      Он поднес большой таз для умывания и бережно опустил в него рыбку. Вопреки ожиданиям Акхана игрушка не пошла ко дну, а мерно покачивалась на воде.
      - Там внутри есть воздух. - с гордостью объяснил слуга, по его лицу было видно, что ему самому только что растолковали великий секрет. - Я заказал игрушки для ваших детей. - сказал он. - Еще будет лев, мышь и лягушка. Клянусь Бэсом, этот тольтек - настоящий колдун!
      Принц откинулся обратно на кровать.
      - Вард, у меня ломит виски к перемене погоды. Принеси мне заваренных со специями листьев мачо. Иначе я буду весь день как мертвый.
      - Спать надо ночью. - с осуждением заметил раб. - Когда вы были еще совсем молодым офицером и чертили по ночам в исской школе карты, листья мачо вам не помогали.
      - Зато мне помогали портовые девки. - рассмеялся принц. - Теперь я уже совсем старый командующий и у меня другие запросы, но если ты найдешь в этом дворце хоть одну девочку без мертвой головы на плече, приведи ее ко мне.
      4
      Укоризненно вздыхая, Вард выплыл в другую комнату, и вскоре до акалеля долетел блаженный запах специй, смешиваемых с горячим феррским вином, и заливаемых отваром горного чая. Акхан погрузил ноги в тазик, стоявший на полу, и в ожидании завтрака стал легонько подталкивать большими пальцами рыбку от одного края к другому. Он уже представлял себе горку кукурузных лепешек с диким медом, когда с улицы донеслось душераздирающее блеянье труб. Что-то в сердце акалеля подсказало ему, что эти отвратительные звуки имеют к его скромной особе прямое отношение.
      Обостренные чувства часто подсказывали принцу, как поступить, и это не раз спасало ему жизнь. Иногда он точно знал, какое следующее слово произнесет его собеседник, или, кто поднимается по лестнице за стеной, хотя не слышал даже шагов. Сейчас он ясно ощущал близость крупной неприятности. Что-то вроде появления матери в детской во время рассматривания анатомической рукописи.
      - Вард! Плащ, меч!
      В дверях появился растерянный раб с одежной. Но было уже поздно.
      - Хозяин! Там к вам... целая... целые... Я бы сказал столько... тольтеков, перьев и лам...
      - О боги! Да что ты мямлишь? Где мой золотой пояс?
      Взгляд Акхана метнулся по комнате, ища цепь и оружие. Принц зачерпнул ладонью воду и с силой плеснул себе в лицо, затем вылил целую пригоршню на голову. Было бы ниже его достоинства принять этих союзных изменников в непотребном виде - с красными глазами и небритыми щеками.
      Но принц ошибся. Он сразу понял это, как только увидел целую процессию тольков с незнакомой раскраской перьев, которые под странноватые звуки костяных флейт и стук маленьких барабанов медленно вплывали в зал. Рисунок на лицах послов не был похож на те, какими пользовались примкнувшие к атланам тольтекские роды. И все же принц уже где-то видел именно такое расположение клыков и когтей ягуара. Во время боя у холма его солдаты теснили воинов с подобной раскраской.
      Медленно, с преувеличенным достоинством пришедшие вносили и раскладывали на полу перед сидящим принцем дары. Яркие пучки перьев редких тропических птиц, огромные переливающиеся раковины с Хи-Брасильского побережья, целые гирлянды пестрых маленьких ракушек, знаменитые тольтекские вазы и блюда с изысканной росписью, от которых, как известно, принца тошнило, пестрые ягуарьи шкуры и груды золотых изделий, которым, кажется, предавали наименьшую ценность. В последнюю очередь ввели рычащих черных и желтых кошек на тяжелых цепях и множество обезьянок с бубнами и колокольчиками.
      В комнате было не продохнуть. Поболтав ногой в уже остывшей воде, принц вынул ее и осторожно ступил на пол. В руках он мял поданное Вардом полотенце и мучительно ежился, представляя себе, как нелепо он выглядит перед целым посольством одетых вооруженных врагов. "Пусть думают, что у нас так принято", - решил он, выпрямляясь и стараясь задвинуть таз ногой за табуретку.
      Между тем из толпы пришедших тольтеков выделился один - наиболее пернатый - и, потряхивая целым павлиньим хвостом на голове, начал свою длинную и красочную речь на довольно плохом атле. В ней гость описал великие подвиги белого полководца, самым важным из которых, по словам оратора, было то, что он сумел взять в плен несравненного и богоподобного принца Ульпака Ах-Пу-Ичина, предводителя воинов рода Ягуара, сына Копака Уч-Ина - Плачущего кровью, внука Тапака Ит-Ина - Одинокого в горах, потомка Великой Матери Шкик, женщины, принявшей в свое лоно священного Ягуара, племянника досточтимого и равного богам Топильцина, благополучно царствующего ныне и намеренного царствовать еще сто тысяч лет...
      Акхан хлопал глазами, плохо улавливая глаголы в пышных предложениях посла и увязая в бесконечных перечислениях. Он сумел уяснить только то, что "несметные сокровища, повергнутые к ногам бессмертного принца", являются выкупом за некую важную персону, которая якобы находилась у него в плену.
      Пожав плечами, акалель обернулся к Варду и велел позвать ягуара единственного пленного, которым он лично располагал. Надо сказать толстяк ходил довольно долго, потому что когда он появился, слегка подталкивая перед собой не очень-то воодушевленного тольтека, принц уже устал молча разглядывать орнамент на кожанных передниках своих гостей.
      Ягуар застыл в дверях, угрюмо уставившись на яркую процессию и не говоря ни слова. Что-то в его каменном лице не понравилось Акхану. Чуть помедлив, он потребовал у гостей подтверждения, действительно ли тольтек, присматривающий за его лошадью, является искомым Ульпаком Ах-Пу-Ичин. На что все многоликое посольство дружно закивало перьями и затыкало пальцами в мрачного как смерть ягуара, а потом в подарки, разложенные на полу.
      Не то чтоб из особой вредности, но Акхану почему-то вдруг захотелось поломаться. Если его пленник действительно такая важная птица, то он может пригодиться командующему на переговорах и стоит куда больше этих пестрых побрякушек. Его головой можно заплатить, например, за отказ всего рода Ягуаров от военных действий и уход из Ар-Мор. Поэтому тольтек так долго молчал!
      Но было еще что-то, что помешало принцу сразу сказать "да". Он поднял руку, и все звуки в комнате умолкли, за исключением приглушенного рычания ягуаров и слабого позвякивания бубенчиков на обезьяньих шеях.
      - Я не могу сейчас решить этот вопрос. - без дальних околичностей начал Акхан. - В Атлан существуют строгие ритуалы, относящиеся к столь высоким пленникам. Они должны предстать перед небесным троном Старшего Из Сыновей Солнца, что же касается их дальнейшей судьбы, то она туманна.
      Посольство зашумело, заколыхало перьями и вновь схватилось за свои спасительные дары, но Акхан жестом остановил их.
      - Я буду думать, - резко сказал он, - до вечера.
      Недовольные послы стали пятиться к выходу, не притронувшись ни к одному из оставленных на полу даров. Когда они исчезли, Акхан оглянулся. Ягуара в комнате не было.
      - Проклятье Бел! - выдохнул акалель. - Куда девался этот великий и солнцеподобный конюх?
      Вард как стоял с разинутым ртом, так и продолжал стоять.
      - Соляной столб! - рявкнул на него принц. - Иди, приведи его! Нет, я сам, ты таскаешься, словно смерть ищешь.
      Акалель вышел. Он даже не заметил, что вновь появился на галерее босой, в одной тонкой повязке, обмотанной вокруг бедер, и с недобритым лицом. Его мрачный взгляд скользнул по сторонам. Во внутреннем дворике слышались голоса. Акхан быстрым размашистым шагом направился туда и застыл у столба, подпиравшего резную крышу веранды. У дверей кузнецы, где недавно дети забавлялись с обезьянкой, стоял ягуар в окружении нескольких своих сородичей. Они поминутно кланялись и в чем-то убеждали его. Он отвечал им резким, не терпящим возражений тоном и решительно мотал головой. Было заметно, что он еле сдерживается. Наконец несравненный Ульпах Ах-Пу-Ичин хрипло расхохотался в ответ на слова одного из послов, выразительно потыкал рукой в горизонт, видимо, советуя соплеменникам убираться домой и стремительно ушел в кузнецу, сбросив за своей спиной полог.
      Тольтеки начали было галдеть и даже порывались устремиться за солнцеподобным, но заметив на веранде Принца Победителя, молча наблюдавшего за этой сценой, смешались и предпочли ретироваться со двора.
      Акхан легко сбежал по ступенькам вниз и прошел к кузнице, с минуту постоял перед ней и решительно отдернул полог. В тесном помещении царил рассеянный свет, пробивавшийся сквозь тростниковую крышу. Спиной к акалелю стоял ягуар, держа в руках какой-то золотой комок, потом пленник размахнулся и со всей силой залепил предметом в стену. С жалобным звоном вещь упала на пол.
      Принц прошел мимо тольтека и подобрал ее. Из сплошного кома золотых деталей торчали хвосты, лапки и уморительные мордочки.
      - Это игрушки для моих детей? - поинтересовался Акхан, кладя искалеченных зверей на черный камень наковальни.
      Тольтек что-то промычал, настолько не членораздельно, что акалель поднял голову и внимательно вгляделся ему в лицо.
      - Я не понимаю, чего ты хочешь? - сказал он.
      Пленный молчал. Это разозлило Акхана.
      - Я прекрасно слышал, как ты разговаривал со своими, и, надеюсь, удостоишь меня божественными звуками своей речи.
      Вместо ответа ягуар медленно, как бы через силу, опустился на колени и, сделав в таком положении несколько шагов, наклонил голову и прикоснулся лбом к левому колену Акхана.
      - Ну если ты так просишь, - развел руками принц, - в принципе я не против, чтоб ты вернулся к своим, но у меня есть условия... - он осекся.
      Тольтек поднял к нему лицо, и в его взгляде читалась такая безысходность, что акалель растерялся.
      - Можешь ты хоть слово сказать? - закричал выведенный из себя принц.
      - Повелитель белых атлан очень обяжет Ульпака, - выдавил из себя ягуар, - если отошлет людей и подарки обратно. - голос у него был хриплый от волнения, но говорил он, в отличие от оратора, на прекрасном атле.
      - Я многое могу понять, - протянул Акхан присаживаясь на край наковальни. - и, без сомнения, чистить мою лошадь лучше, чем носить корону, или что вы там носите, но все же...
      Тольтек молчал.
      - Может, ты встанешь? - попросил принц. - Не так ведь трудно объяснить. Слышишь?
      - Ульпак не глухой. - вдруг сказал пленный, не только вставая, но и тоже слегка облокачиваясь на наковальню. - Как акалель сможет понять дела Ульпака, если не разобрался в своих?
      - Уж как-нибудь. - хмыкнул принц. - Итак, твое имя Ульпак?
      - Да.
      - А твой дядя, как я понимаю, повелитель Ягуаров?
      - Царь.
      - Очень мило, - принц кивнул, - и он прислал эти дары, чтоб выкупить тебя?
      - Да.
      - Но ты не хочешь ехать?
      - Да.
      - Вот как славно. Видишь, кое-что я все-таки в состоянии понять. акалель усмехнулся. - А почему?
      Тольтек снова надолго замолчал, а потом начал, осторожно подбирая слова:
      - Дядя выкупает Ульпака не для того, чтоб вернуть свободу... Как только караван окажется дома, Ульпака принесут в жертву.
      - Зачем? - удивился Акхан. - Зачем расставаться с такими богатствами (ведь для вас все эти раковины и перья - большое богатство?) а потом убивать тебя?
      - Чтобы быть уверенным, - ягуар помедлил, глядя на непонимающее лицо принца, - до конца уверенным в смерти Ульпака.
      - Зачем ему это? У него есть наследник?
      - Есть. Неважно. Дело в том, что дядя, конечно, царь, но и отец Ульпака был царем, а мать - верховной жрицей. Божественная пара единокровных - брат и сестра, как Ульпак и Шкик... - он замолчал, не зная, понимает ли его предводитель белых собак. Но судя по тому что акалель кивал, разум атлан был в состоянии воспринимать хитросплетение тольтекских родовых распрей. - Дядя приходился им обоим младшим братом, и мать не соединила с ним свою жизнь после смерти отца. Она тоже ушла вслед за тенями предков... Оставив все новой божественной паре царей - своим детям - Ульпаку и Шкик. Так должно было быть, чтоб круг жизни рода Ягуаров не прервался! - тольтек с досадой хватил кулаком по наковальне, но не рассчитал и отдернул ушибленную руку.