Глава 2

Сцепив у лица руки и глядя сквозь пальцы на восковой шар, плавающий в чашке с маслом, Аль-Хазрад снова и снова пытался восстановить в голове последовательность событий, в результате которых его идеально продуманный план рухнул. Он проиграл: ловушка у развалин моста через Секвену не сработала. Львиный Зев вновь ускользнул от бдительного ока «могильщика».

Воспоминания были болезненны, но колдун все же старательно перебирал их одно за другим. Вот Арвен входит в старую башню, поддерживавшую когда-то своды моста. Вот на него бросаются беотийские воины, он убивает троих и выбегает на берег, но остальные окружают и теснят его к самой воде. Все, победа! Но течением выносит лодку, в которой, как ворона, мечется от весла к веслу эта дура, принцесса Орнейская.

Есть! Все дело в ней. Он с самого начала говорил, что эту Девку следует убрать. У нее просто дар оказываться в ненужное время в ненужном месте! Аль-Хазрад застонал. Сначала побег короля. Лечение Арвена иггдрасилем. Теперь мост у Секвены.

Аль-Хазрад сокрушенно склонил голову. Ему давно стоило задуматься над вопросом, кто она такая и почему это делает?

Несколько дней назад он вопрошал о ней Хозяина Луны. Ответ Отца Ужаса потряс мага: «Есть круг, за пределы которого я е проникаю. Астин, госпожа Орнея, принадлежит к нему. Все волосы на ее голове пересчитаны не мной, и не мне решать, когда они упадут».

Маг не хотел осознавать, что его божество не всесильно Эта мысль была нестерпима для «могильщика». «Значит, есть на свете кто-то могущественнее тебя?» Резкий удар до кости обжег левую щеку Аль-Хазрада, не позволив ему мысленно договорить оскорбительные для любого бога слова.

— Есть, — голос Хозяина Луны прозвучал отрывисто и тоскливо. — Но Он редко принимает участия в делах людей, Он разочаровался в них… И только такие, как Астин, помнят о Нем… А Он в ответ помнит о них…

Непередаваемое отвращение слышалось в каждом произнесенном звуке, в каждом шорохе, наполнявшем комнату. А потом Отец Ужаса дунул в ухо потрясенного мага: «Сейчас ты не можешь причинить вред принцессе, но у тебя в руках ее двоюродный брат Палантид. Ты, конечно, забыл о нем?»

Палантид облизал пересохшие губы и с усилием поднял голову.

— Я повторяю свой вопрос.

Командир драгун изо всей силы напряг слух. После памятной ночи взятия Лотеаны у него постоянно закладывало левое ухо, в которое пришелся удар обухом боевого топора. Поэтому он плохо слышал обращение говорившего. Голос мага долетал до него словно сверху глубокого колодца, на дне которого лежал сам капитан.

На самом деле Аль-Хазрад просто возвышался над поверженным другом короля и, широко расставив ноги, с презрением взирал на свою новую добычу. Вот уже месяц, как пала столица, во время штурма которой погибли почти все драгуны. Их капитан оказался в подземельях под Веселой башней раньше Арвена, но беотийскому владыке он был не нужен и после первого, довольно грубого допроса, о нем забыли.

— Ты, кажется, заснул? — Аль-Хазрад брезгливо ткнул пленника в плечо носком сапога. — Отвечай, когда к тебе обращаются.

Рыцарь с трудом повернулся на бок и воззрился на мага с усталым отвращением. В темноте подземелья он не видел фигуры гостя, но хорошо узнал голос Аль-Хазрада.

— Чего тебе надо, грязная свинья?

Презрительный тон собеседника не понравился магу. Он замахнулся и изо всей силы пнул пленника ногой в живот.

— Собака! — прохрипел Палантид, сгибаясь пополам. — Если б я был… — Он грохнул кандалами, но не стал даже пытаться встать. Цепь и ошейник приковывали его к стене слишком низко от пола.

— Ты уже не будешь, — слабо усмехнулся Аль-Хазрад. — Тебя выбросили из бытия. Твой бог равнодушен к побежденным. Но мой мог бы помочь.

Судя по равнодушному лицу капитана драгун, он проигнорировал слова мага. Аль-Хазрад давно подозревал нечто подобное. Адепты «могильщиков» имелись во всех слоях арелатского общества, и знать отдалась изучению тайных искусств с тем же пылом, что и городские низы. Но знать знати рознь! Около года назад маг начал замечать, что среди его новых поклонников нет ни одного представителя высочайших северных родов, предки которых пришли на эту землю с далекой ледяной прародины.

Палантид принадлежал к одному из них. Следовательно, именно капитан драгун, такой на первый взгляд простодушный весельчак, ничего не смыслящий в эзотерике, должен был знать о внутреннем культе арелатских аристократов больше, чем кто-либо другой в теперешней Лотеане.

Этот культ очень интересовал Аль-Хазрада, особенно с тех пор, как он задумался над вопросом, почему представители высшей арелатской знати столь дружно поддержали Арвена при захвате власти, хотя все они имели на престол в тысячу

Раз больше прав, чем косматый норлунг. В плотном кольце северных родов, окружавших короля-узурпатора, было что-то странное. Их отпрыски признали его, служили ему, умирали за него, отказывались предать. Что это значило?

Аль-Хазрад чувствовал, что капитан драгун, если его, хорошенько тряхнуть, сможет дать ответ на мучившие его вопросы. Сейчас Палантид лежал на каменном полу и явно

не настроен разговаривать. Аль-Хазрад зябко поежился и повел глазами вокруг. Низкие своды подземелья покрывали белые лепешки плесени с волнистыми краями. На сырой кладке проступали капельки воды, словно проклятый каменный мешок дышал, как легкие огромного чудовища. Конечно, в таких условиях пленник долго не протянет. И, как бы подтверждая предположение мага, скрючившийся у его ног рыцарь зашелся надсадным кашлем.

«Могильщик» брезгливо поморщился. Он мог бы пообещать этому упрямцу лучшее содержание, еду, воду или даже вино и женщин. Впрочем, обещать можно было что угодно, например свободу, но… На лице Аль-Хазрада появилась скука. Благородный граф де Фуа лучше даст себя сожрать крысам, чем по доброй воле поделится сокровенными знаниями со своим врагом. С врагом своего короля!

Можно было тотчас приказать палачам принести сюда жаровню и поступить с рыцарем, как Аль-Хазрад поступил с лучниками беотийского владыки. Хаген, Хаген, бедный Хаген! Бесцветные губы «могильщика» тронула улыбка. Но и в этом случае он боялся, что Палантид не развяжет языка.

Оставалось одно средство. Наиболее верное. То, которое сам маг предпочитал всем остальным, поскольку оно давало возможность проникнуть в глубь сознания жертвы и увидеть все происходившее ее глазами. Белый порошок рыцарей Розы! Игрушка для сильных.

Аль-Хазрад осторожно извлек из складок своего одеяния маленькую лаковую коробочку. Зачерпнув пальцами порошок, «могильщик» наклонился над пленником и, прежде чем тот успел что-то понять, швырнул ему в лицо щепотку пыльцы.

В первое мгновение Палантид растерялся, густой мягкий порошок попал ему в нос, рот и глаза, осел на ресницах и губах. Чтобы не задохнуться, рыцарь сделал глубокий вдох и вместе с ним втянул проклятый опиум. Через несколько секунд мир перед глазами капитана поплыл, предметы утратили четкость, а лицо Аль-Хазрада необычайно растянулось и приблизилось к нему. Падая в черную шахту своего сознания, Палантид успел выкрикнуть прямо в эту уродливую гримасу:

— Собака! Почитатель демонов! Мы все равно уничтожим вас всех!

Это уже было ближе к истине. Аль-Хазрад удовлетворенно кивнул. Последняя фраза показывала, что воля благородного рыцаря больше не контролирует его мозг и свободные потоки сознания выплеснулись наружу. Палантид больше не скрывал, кто он, а значит, пришла пора заглянуть внутрь.

Не прибегая к помощи тюремщиков, Аль-Хазрад подхватил обмякшее тело рыцаря и усадил его у стены. Глаза капитана были полузакрыты, изо рта вырывалось свистящее дыхание. Маг снял у себя с шеи темный кристалл, висевший на цепочке, и начал вращать его в поле зрения Палантида.

— Смотри сюда.

Рыцарь повиновался. Он больше не осознавал своих действий. С трудом сконцентрировав взгляд на блестящем предмете, мерно покачивавшемся из стороны в сторону, капитан вскоре впал в беспамятство. Он находился в темном коконе своего сознания. До него доносился суровый голос, исходивший откуда-то извне. Этот голос требовал и мучил. Отказать ему было невозможно, хотя Палантид ощущал, что, отвечая, делает что-то непоправимое. Видит Бог, что рыцарь сопротивлялся, но страшная сила, давящая на его голову, становилась с каждой минутой все мощнее…

— Почему ты служишь Арвену? — взывал голос.

— Он мой король, — с трудом выговорил Палантид, стараясь разорвать нить, связывавшую его с внешним миром и заставлявшую реагировать на звук.

«Поставим вопрос иначе», — усмехнулся Аль-Хазрад.

— Почему он твой король?

— Потому что мы умрем без него.

— Кто «мы»?

— Последние. — Что он для вас? Первый из первых… Надежда.

Маг с усилием потер лоб. Понять жертву было трудно, и Аль-Хазрад, глубоко вздохнув, возложил руки на взмокшее от напряжения чело Палантида. Рыцарь почувствовал, как огненный обруч охватил его голову и начал сжимать. Он ясно видел две алые, как раскаленное железо, ладони, которые проникли в его череп и стиснули мозг.

— Я хочу видеть, — потребовал голос. — Покажи мне или я найду сам, и тогда у тебя не останется ни одного воспоминания.

— Ищи! — с неожиданном в его положении упрямством выкрикнул Палантид.

Маг удивленно хмыкнул — пленник оказался крепче, чем можно было рассчитывать. Но уже через минуту нужная картина открылась внутреннему взору «могильщика».

Перед ним был небольшой зал в нижних помещениях какого-то замка. Довольно древнего, судя по отделке. Крипта, почти пещера, находилась явно под землей и была освещена несколькими факелами. Посреди нее стоял небольшой пустой алтарь. Аль-Хазрада удивило то, что на старательно обтесанном камне не было ни изображения бога, ни жертвы для него. Вокруг алтаря собрались люди, каждый из которых занимал строго отведенное ему место. Сам Палантид (а Аль-Хазрад видел все происходящее его глазами) стоял слева от входа и, кажется, немного нервничал.

Невысокий широкоплечий человек с изящными сильными руками снял капюшон и оглядел всех собравшихся. Это был Раймон. Свет от факелов играл на его волосах и бороде цвета красного дерева.

— Я созвал вас, благородные сеньоры, для того, чтобы решить трудный вопрос — провозгласил герцог Акситании. — Мы должны сделать это сегодня, ибо в последнее время нам все труднее собираться вместе и все опаснее съезжаться из отдаленных концов страны сюда, в Лебединый замок.

«Ах, вот мы где», — подумал Аль-Хазрад.

— Мы внимательно слушаем тебя, брат Хранитель, — отозвались нестройные голоса собравшихся.

— Все вы знаете, — продолжал Раймон, — что брат Пауэл, принц Гэльский, скончался, и одно место в нашем кругу осталось пустым. Мы должны решить, кто займет его.

По рядам собравшихся пробежал ропот, а затем один из них, высокий и статный, снял капюшон, обнажив голову. Аль-Хазрад узнал графа Герберта Лисского.

— Ты знаешь, Раймон, кого мы все хотим видеть на этом месте, — заявил рыцарь. — Оно предназначено для короля. Арвен может занимать его по праву, ибо он и есть тот великий владыка Арелата, который обещан нам древними пророчествами. Мы знаем о нем…

— Да, — глухо отозвался Раймон, — но сам он о себе не

знает. А для подобных открытий человека надо готовить.

Судя по гулу голосов, собравшиеся поддержали замечание акситанца.

— Правильно. Его глаза еще слепы. Он не получил ни одного посвящения!

— И дорога к ним ему закрыта, — подтвердил герцог, — потому что он не принадлежит ни к одному из древних северных родов. Наших родов, я хочу сказать.

— Что же делать, — развел руками Герберт, — раз Богу было угодно, чтобы Посланец родился среди диких норлунгов и мечом прорубал себе путь к трону?

— Нам не всегда понятны шутки Всевышнего, — усмехнулся Раймон. — Однако от этого наша задача не становится легче. Надо ввести его в круг посвященных и постепенно объяснить истинное положение вещей.

— А ты думаешь, Раймон, он способен хоть что-то понять, этот ваш узурпатор? — послышался высокий женский голос слева от Палантида. Говорившая эти слова дама скинула капюшон. Рядом с капитаном драгун стояла его сестра принцесса Орнейская. — Я более чем сомневаюсь.

— Скоро твои сомнения отпадут, — прервал ее Раймон. — Арвен довольно смышлен, и он покажет тебе это, надеюсь, не далее чем через месяц.

— А что случится через месяц? — осведомилась Астин. — Арелатские войска вторгнутся в Орней? Ведь в гости я его не приглашала.

— Через месяц, — с усилием сдерживая раздражение, проговорил Раймон, — вы, ваше высочество, выйдете замуж за короля Арелата, для того чтобы он мог попасть в наш круг и по праву занять место в этом зале.

Астин не упала в обморок, не разразилась хохотом или слезами, даже не начала издеваться над Раймоном в своей вечной манере насмешливого превосходства. Она просто сказала:

— Нет, — тихо и серьезно, как только умеет говорить «нет» уверенная в себе женщина. — Я не выйду замуж за короля Арелата, хотя, видит Бог, Раймон, я по достоинству оценила честь, которую ты предлагаешь мне, принцессе Орнейской.

— Почему? — голос герцога звучал почти угрожающе.

— Потому что я люблю другого, — все так же просто и спокойно отвечала девушка, — Вальдреда из Валантейна. Я обещала ему стать его женой и стану ею.

— Но он не наш! — раздались голоса вокруг. — Ради этого тебе придется покинуть братство.

— Что ж, я готова, — кивнула Астин, — я слагаю с себя…

— Ты слагаешь? — Раймон не дал ей договорить. Он был в таком гневе, что, казалось, его рыжая борода вот-вот вспыхнет настоящим пламенем. — Клянусь Богом, который запрещает клятвы! Мы сильно ошиблись, вводя тебя в Ледяной круг! Да простят меня эти священные стены! Женщина вообще не может находиться здесь! Но у нас не было выхода: ты последняя из рода орнейских принцев. И мы приняли тебя! Мы посвятили тебя! Ты знаешь и умеешь то, что знаем и умеем мы! Ты прикоснулась к самому чистому и священному, что только есть в Арелате! А теперь отказываешься выполнить возложенную на тебя миссию? Ради мимолетной прихоти! И ты посвященная?

— Не кричи, Раймон, — неожиданно вступил в разговор Палантид. Аль-Хазрад ощутил, что рыцарю мучительно больно все, что здесь происходит. — Она всего лишь женщина.

— О чем я и говорю! — запальчиво бросил герцог. Голос Астин прозвучал по-прежнему холодно и спокойно.

— Я знаю, что, поступая так, теряю право называться посвященной. Но я добровольно…

— Добровольно?! — рык Раймона был исполнен такого гнева что стоило подивиться, как это своды старой крипты не обрушились на голову собравшихся. — В нашем мире очень мало добровольного, Астин, — уже спокойнее добавил он. — Не ты решила, стать ли одной из нас, это было решено задолго до твоего рождения, а мы лишь подтвердили выбор. Не тебе и решать о выходе из братства, — суровые слова падали скупо, как капли в подвале. — Властью, данной мне при посвящении, я изгоняю тебя из нашего круга.

Аль-Хазрад почувствовал, как слушавший это Палантид сжимает и разжимает кулаки, не зная, что предпринять. Капитан, насколько мог понять «могильщик», очень жалел сестру, но сознавал, что Раймон прав. Прав по каким-то неведомым для мага законам.

— Я не буду налагать заклятия на твою память о нас, — продолжал герцог, — ибо память — часть души, а нет худшего греха, чем попытаться отнять у человека душу. Но я запрещаю тебе пользоваться знаниями, полученными здесь, под страхом тягчайшего из наказаний. И помни, Астин, мы всегда будем рады увидеть тебя вновь, но вместе с мужем и господином, которым может быть только король Арелата Арвен.

При последних словах все время молчавшая принцесса Орнейская издала сдавленный смешок.

— Прощайте, — она необычайно низко поклонилась собравшимся, так что ее косы, украшенные тяжелыми золотыми кольцами, со стуком ударились об пол. — Я принимаю изгнание без обиды, гнева и сожаления. Обещаю никому не говорить о нас и никогда не прибегать к знаниям, которые отныне Для меня запретны. Примите мою любовь и благословение, братья.

— Прими и ты нашу любовь, — столь же спокойно отозвался Раймон. — И постарайся, уйдя от нас, не позабыть о Том, Ради Кого мы созваны.

Хозяйка Орнея прижала обе руки к груди, еще раз поклонилась и вышла.

Палантид мучительно застонал и попытался пошевелиться. Видимо, всплывавшие в его сознании картины причиняли ему боль. Но Аль-Хазрад был слишком увлечен происходящим чтобы обращать внимание на чувства жертвы. Он видел, как воин быстрым шагом поднимается по узкой каменной лестнице, затем спешит извилистым коридором, словно кого-то нагоняя.

— Астин! Астин! Что ты делаешь?

Хрупкая фигура девушки вздрогнула и остановилась впереди.

— Так нельзя. Принцесса обернулась.

— Как ты можешь уйти?

— А ты? — гневное заплаканное лицо принцессы повернулось к нему. Оказывается, она вовсе не так хорошо держалась, как показалось Аль-Хазраду в крипте. — Как ты можешь служить узурпатору? Как вы все можете это делать?

— Ты же знаешь, кто он, — возразил рыцарь.

— Нет, — девушка упрямо тряхнула головой. — Я не верю. Это ложь. Вы все изолгались, и поэтому я покидаю вас. Вы просто подчинились силе, а потом приписали ей божественные корни!

Палантид хотел возразить, но принцесса остановила его жестом.

— Я не виню тебя, — почти нежно сказала она, — хотя ты, конечно, поступаешь несправедливо. Ведь ты мог бы заступиться за меня сегодня.

— Не мог, — рыцарь покачал головой. — Я считаю, что Раймон прав.

— Тогда давай простимся, — девушка поднялась на цыпочки, чтоб поцеловать брата.

Дальше Аль-Хазрад уже ничего не видел, потому что глаза Палантида в тот бесконечно далекий миг защипало, и граф стал быстро смаргивать.

Пленник качнулся и застонал. На этот раз Аль-Хазрад не стал его поддерживать, и капитан со всего размаха ткнулся лицом в пол. Презрительно взглянув на тело рыцаря, маг вылез из подвала. Теперь он знал многое из того, что хотел узнать. Дальнейшая судьба Палантида его не интересовала. Вряд благородный граф де Фуа выживет после того, как «могильник» столь грубо вскрыл его сознание. Но и сам маг чувствовал себя невыразимо усталым: жертва оказала слишком большое сопротивление. Аль-Хазрад покинул подвал в крайнем раздражении, приказав сторожам у верхних дверей запереть подземелье и больше туда не спускаться.

Глава 3

В полной темноте пленник лежал несколько часов, не приходя в себя. Глубокий обморок, начавшийся сразу после того, как чужой ушел из его головы, не прекратился, а странным образом перетек в цепь сложных и болезненных грез. Палантид находился в беспамятстве, отгороженный стеной от всего внешнего мира. Его не беспокоили ни холод, ни жажда, зато он бесприютно метался внутри самого себя, не находя там прежних привычных картин. Все было сожжено и разрушено. Обрывки чувств и мыслей, словно осенние листья, взлетали и опускались на дно души. Они ничего не говорили рыцарю, растерянно хватавшемуся то за один, то за другой лоскут памяти.

Он был воином. Это граф выяснил точно. В его голове слишком часто всплывали картины битв. У него были друзья, с которыми он часто пил и часто сражался. Но кто они? Как их имена? Как его собственное имя?

У него была жена. Да, несомненно. Ее распухшие губы и смешной растянувшийся нос вдруг возникли в сознании Палантида и вновь исчезли. Почему же он не горюет, что она такая дурнушка? Он знает, что она красавица, только сейчас… беременна. Они ждут сына, и поэтому она то покрывается красными пятнами, то бледна как смерть. Как ее зовут? Имя! господи, имя! Ничего. Полная пустота. Безнадежность и какое-то странное чувство то ли вины, то ли стыда, словно он предал кого-то… Но кого?

Палантид очнулся оттого, что кто-то кусал его ногу.

— Прочь! Прочь! Грязные твари! — Странно, но он помнил, что эти голодные серые зверьки, копошащиеся на полу, называются «крысы».

Ни крынки с водой, ни тем более черствых ячменных лепешек, которыми обычно кормили узника, возле него не было. Конечно, крысы могли стащить хлеб, но не сгрызть глиняный кувшин! Палантид беспомощно повернулся со спины на бок, ища хотя бы крошки от еды. Его пальцы осторожно шарили по полу, наконец рука застыла в полной безнадежности. Графа поразила страшная мысль: быть может, тот человек, который проник в его голову и не оставил камня на камне от воспоминаний, был также властен приказать страже забыть о пленнике? К нему больше не придут! И он останется здесь умирать…

Слабый лязг дверного засова заставил Палантида вздрогнуть. Узкая полоска света пролегла через порог, в ней возникла женская фигура. Сначала пленнику пришло в голову, что это его жена. Ведь она была единственной женщиной, чье лицо на миг всплыло в памяти графа. Впрочем, нет. Была еще какая-то дама, чей нежный образ слабо проступал за обликом супруги, но казался таким запретным, что даже касаться его в памяти, не причиняя себе боли, Палантид не мог.

Однако женщина, выскользнувшая в небольшой световой круг с тяжелым зарешеченным фонарем в руках, не была ни той, ни другой. Палантид понял это сразу, как только хорошенько разглядел ее узкое лицо с высокими скулами, тонким хищным носом и уверенной складкой губ. От всего ее облика смутно веяло угрозой.