- Даа, - протянул Сидор, - я такого не упомню. Петя, - он радостно поглядел на партнера, - тебе мат через четыре хода.
      - Не нервничай, - невозмутимо ответил Петро, - тебе мат че-рез два.
      - Ведь пытались их уничтожить, выкурить, - сказал я.
      - Пытались, - согласился Ванятка, встал и подошел к окну, - пытались, конечно, но бросили. Во-первых... гм, гм, грязь... да... и неизвестно, как очищать, а очистишь, они снова появят-ся. Ведь непонятно, откуда они, заразы, отпочковываются.
      - От тела дракона, - сказал осмелевший Сидор и снял пешку. - Приятного аппетита, - сказал Петро и задумался.
      - Во-вторых, - Ванятка постучал пальцем по толстому стеклу иллюминатора, за которым извивалась, плясала, смеялась пре-лестная тоненькая русалка, - не столько они виноваты, сколько мы. Сами же лезем... Если бы никто из мужиков в акватории не бултыхался, не играл бы с ними, они бы давно все передохли. От голода. Или на отмели бы повыбрасывались и там бы сгнили, стухли.
      - Или бы лесбиянством между собой занялись, - предположил Петро, передвигая офицера на четыре клетки, - видал руса-лок-лесбиянок? У... жабы такие плывут. От них все врассыпную. А они-то как раз совсем безобидные. Водоросль пожуют и вперед.
      - Вроде русалок из зоопарка? - спросил я.
      - Уу, - замотал головой Петро, - еще страшнее.
      - Да, - Ванятка снова постучал по стеклу, - и как такую красоту уничтожишь? Ты погляди, погляди. А? Это же ручеек ка-кой-то живой, да еще и воплощенный в женские прелестные формы.
      - Точно, - Константин харкнул и, недовольный результатом, покачал головой, - стой - любуйся; если в себе уверен, можешь поиграться. А если заиграешься до нашей глубины, то туда тебе и дорога. Естественный отбор, Константин плюнул и удовлетворенно кивнул, - не суйся, если слаб в коленках, а сунулся - пе-няй на себя...
      - Мат, - объявил Петро.
      Сидор смешал фигуры.
      Я смотрел на извивающуюся гибкую русалочку. На мгновение она останавливалась и улыбалась нам. Странными казались эта женская зовущая беззащитная улыбка и раздающиеся за нашими спинами плевки Константина.
      Русалка подплыла поближе, постучала в иллюминатор паль-цем, мотнула головой, мол, поплыли! чего там.
      Она была прекрасна, ее не портили даже хорошо видные чер-точки жабр на шее и под подбородком.
      Петро подошел к нам, поглядел в иллюминатор.
      - Вот это акула! - поразился он. - Ты смотри, жабрища ка-кие. Сожрет и скафандр не выплюнет.
      - Выплюнет, - заметил Сидор, складывая фигуры в шахматную доску, - они скафандры из себя выдавливают. Тут иногда проплы-вают смятые, вроде металлического блина...
      Русалка теперь почти не двигалась в воде, стояла прямо против нас, чуть пошевеливала хвостом, сохраняя равновесие. Чешуя казалась вовсе не рыбьей чешуей, а благородной кольчу-гой, латами, облегающими ее стройное девичье тело, напруженн-ое, напряженное. Смотря на нее, я понял, в чем красота русалок, - в их непрерывном плавном гибком движении, и если движения нет, то в напряженном замершем, как сжатая пружина, покое, вынужденном непрерывно искать себе равновесие. Поэтому так отвратительны толстые распухшие русалки в гигантских аква-риумах зоопарка. Сразу становится заметно, что это монстры. Сразу видишь отстающие красноватые полоски рыбьих жабр на че-ловеческом горле, и чешуйки отстают и шелушатся, так что видно беловатое тело уродливой рыбы. Только глаза. Из этих монстров, рыбо- и женообразных, плещущихся в нечистой воде аквариума, смотрят печальные, не человеческие и не звериные глаза. От этого делается еще страшнее... Здесь же было незаметно, что перед тобой полурыба, полуженщина. Здесь в извивающемся гибком напряжении всего тела раскрывалась русалка...
      - А Варфоломей с компанией? - напомнил Константин (плевок-попадание). У них русалки командира схавали, так они стали русалкам хвосты отщипывать. Это все равно что с человека кожу сдирать. Вой стоял, смердеж.
      - Где ж такое было? - спросил Сидор.
      - В 105-м секторе, - ответил Константин. - Всю компанию - в "вонючие" сразу.
      Русалка подняла руки, чтобы поправить волосы. От этого женского жеста у меня захолонуло в груди, и, как видно, не у одного меня.
      - Не, ребята, - сказал Ванятка, - я не могу, я пойду попла-ваю.
      - Лучше онанизмом займись, - посоветовал Константин, - безопаснее.
      Ванятка, не отвечая, надевал акваланг.
      Русалка стала отплывать от иллюминатора.
      - Эй, - заволновался Ванятка, - Петро, постучи ей, покажи: я сейчас приду.
      - Разбежался, - буркнул Петро, - я ей сейчас покажу, сейчас пойду в волновую и тресну, чтобы не вертела своими прелестями.
      - Не треснешь, - Константин зевнул (плевок-попадание), - если это акула, то они верткие, ззаразы... Вань, ты не спеши, никуда она не отплывет. Кокетничает, если действительно акула.
      - Неизвестно, - Ванятка спешил, - ох как неизвестно. Русалки - существа непредсказуемые.
      - Как люди, - тихо сказал я, - но Ванятка меня уже не слы-шал. Он спускался в круглую дыру батискафа.
      - Ой, ну на фиг, - сказал Петро, - я на это смотреть не могу.
      Ванятка тем временем заплыл за спину русалки и легонько постучал ее по плечу. Так хлопают случайно встреченного зна-комца: "Привет! Не узнал".
      Русалка радостно повернулась. Рассмеялась, запрокинула голову и протянула руки затянутому в металл и резину Ванятке.
      - Между прочим, - Константин чуть поворочался на топчане, устраиваясь поудобнее, - если Ванятку сожрут, тебе на кухню не надо будет идти. Мы Поликарпу не застучим, честно.
      Петро покачал головой:
      - Ну, и дурак же ты, Костя.
      - А что? - удивился Константин и плюнул .
      На этот раз ему не повезло. Квадратный люк, в центр кото-рого он так удачно садил плевок за плевком, отворился. Вниз глянул Поликарп. Со страху Костя плюнул второй раз и тоже по-пал.
      - Пполикарп, - Константин поднялся на топчане, - ппрости. Я не хотел... так вышло.
      - Да ты, - Поликарп задохнулся от гнева, достал большой бе-лый платок, аккуратно снял слюну Кости с переносицы, - в уме ли?
      - Я не хотел, - отчаянно забормотал Константин, - прости.
      - Еще б ты хотел, - уже успокоившись, сказал Поликарп и спрыгнул.
      Люк так и остался зиять вверху.
      Константин быстро вскочил с топчана, встал по стойке "смирно".
      Петро и Сидор кусали губы, чтобы не расхохотаться.
      Я смотрел в окно. Там русалка и Ванятка кружились в каком-то дивном завораживающем танце, то останавливались, застывали и обнимали друг друга, то выскальзывали из объятий - тогда русалка смеялась и грозила Ванятке пальцем. Порой она шутливо стучала в стеклянную маску Ванятке, показывала ему язык, по-рой, во время объятий, склонялась к его плечу, чуть приоткры-вая рот - тогда-то Ванятка и выскальзывал от нее. А потом все начиналось сызнова. Иной раз, опрокинувшись вниз головами, они штопором ввинчивались в воду, и длинные русалочьи волосы опро-кинутым медленным водопадом, волнующимся лесом застили их го-ловы.
      - Пполикарп, - продолжал оправдываться Константин, - я не знал. Ну, ты же не предупредил. Отворил дверь без предупрежде-ния, а я...
      - Ты и выстрелил... Это что, Ванятка резвится?
      - Так точно, - доложил Петро и тут же добавил: - Он меня на два вечера отправил в мойку и на кухню.
      Теперь русалка и Ванятка медленно, точно в бальном танце кружась, поднимались наверх.
      - За что? - осведомился Поликарп.
      - Я матерился, - вздохнул Петро.
      - Ну, - махнул рукой Поликарп, - по сравнению с этим... Вильгельмом Теллем... не велика вина, не страшна беда. Ванятка у нас, конечно, пурист, но... В общем, отработаешь свое, когда Костенька четыре вечера отпашет.
      - У меня после мойки, - Константину очень не хотелось идти в мойку, руки будут трястись. Знаете, Поликарп, посылать вол-новика в мойку - все равно что микроскопом забивать гвозди.
      - Ох ты господи, - поразился Поликарп, - микроскоп ты наш. Что же теперь, раз ты - волновик, тебе можно харкать в рожу всем? Плевать, мол, я на всех хотел, так что ли?
      Убедившийся в полной несостоятельности своих доводов, Константин смущенно молчал.
      - Глядите, - завопил Петро, - Ванятке-то нашему - хана.
      Все кинулись к иллюминатору.
      Ванятка и русалка слились уж очень экстатически. Русалка уже клонила голову к горлу Ванятке, а он жалобно так сучил ластами.
      - А наверное, - предположил Константин, - им противно с та-кими лягушатами обниматься?
      - Поликарп, - спросил Петро, - почему все волновики такие болваны?
      - Им ум ни к чему, - объяснил Поликарп, - твердая рука и меткий глаз редко сочетаются с умом.
      - Все! - выдохнул Сидор. - Сейчас прокусит.
      - Ванятка выскользнет, - твердо сказал Поликарп, - он от таких касаток вырывался!
      И действительно! Ванятка, чудом каким-то вновь обретя гибкость движений, скользнул вниз и понесся подныривать под батискаф.
      Русалка было рванула за ним, но вовремя остановилась. Лицо ее исказила презрительная гримаса, она провела по встрепавшимся волосам рукой.
      - Ух ты, - восхитился Петро, - молодец какая. Гордая.
      Он подмигнул русалке и, сжав кулак, показал ей выставлен-ный вверх большой палец, дескать, здорово! первый сорт!
      Русалка высунула язык и повертела пальцем у виска. За нашими спинами мы услышали шум и обернулись. Опершись обеими руками о пол, Ванятка пытался влезть в батискаф из люка - и не мог.
      Мы бросились ему помогать. Петро и Сидор втащили его под руки в батискаф, положили на пол и стали стаскивать скафандр. Петро покачал головой.
      Ванятка лежал мертвенно-бледный с широко открытыми, будто невидящими или видящими то, чего мы не видим, глазами. Он тяжело дышал.
      Русалка прильнула к стеклу иллюминатора, жадно следила за тем, что происходит в батискафе.
      Ванятка изогнулся и вдруг захрипел, забился на полу, сползая к люку.
      Поликарп крикнул:
      - Костя, быстро в волновую, Джекки, скидывай куртку, Сидор - руки. Петро - ноги.
      Константин подпрыгнул, уцепился за край люка, подтянулся и влез в волновую.
      Я снял куртку и бросил Поликарпу. Сидор и Петро держали Ванятку за руки и за ноги. Поликарп подсунул ему под голову куртку, старался перехватить бьющегося, выгибающегося Ванятку.
      - Ну же, ну же, успокойся, все, все... Костя, ну что ты там телепаешься? Сади!
      - Поликарп Францевич, - вежливо ответил Костя, - она жмется близенько, - я могу так садануть, что и нас скрючит, а нам такое харакири... ни к чему.
      Я стоял совершенно без дела, взглядывая то на русалку, с жестоким удовольствием наблюдавшую за сценой в батискафе, то на хрипящего на полу Ванятку. Поэтому в тот момент, когда Сидор не удержал Ваняткину ногу, я кинулся вперед перехватить, помочь, и в ту же секунду получил удар в живот, захлебнулся от боли, пролетел несколько шагов и рухнул в люк.
      - Петро, - успел я услышать крик Поликарпа, - вытаскивай карантинного, мы с Сидором удержим.
      Я постарался восстановить дыхание, изо всех сил забил по воде руками; краем глаза я увидел русалку, сквозь зыбящуюся воду русалка становилась еще прекраснее. "Мэлори, - вспомнил я, - Мэлори, Мэлори..."
      Склонившись над люком, Петро ухватил меня за шиворот и выхватил из воды - легко, как опытный кутила выбивает пробку из бутылки.
      В иллюминатор я видел, как, выгибаясь под ударами невидимых волн, вздрагивая, дрожа всем телом, мчится прочь от батискафа русалка.
      - Молоток, Костя, - крикнул вверх Поликарп, - дело свое знаешь!
      - Стараюсь, - раздался сверху короткий смешок.
      Ванятка лежал ничком, тяжело дыша.
      - Извините, ребята, - сказал он наконец хрипло.
      ...Я переоделся во все сухое и пошел выжимать мокрую одежду над люком. Я слышал, как Поликарп говорит: - Звонил Исаак. Они своих уже отловили.
      - Сколько? - заинтересовался Константин.
      - Пять.
      - Ого.
      - Ага. Так Исаак с компанией балду не гонят. Взялись - делают!
      - Нам бы хоть одну поймать и в песок не шмякнуть, - сказал Петро.
      - Повезло тебе, новенький, - обратился ко мне Сидор, - на ловлю попал!
      - Русалки шли на нерест, на нерест шли русалки, - тихонько запел Константин.
      _______________________________________________________________
      Грузовик привез нас на побережье в тихий предвечерний час. Я стоял и не мог надышаться воздухом, просто воздухом.
      - Эй, Джекки, - крикнул Сидор, - помоги мне сеть вытащить!
      Шофер опустил борт грузовика, Сидор, Поликарп, Петро и Константин стаскивали огромный рулон сети, обернутый полиэтиленом. Я бросился помогать. В кузове стояла ванна, и в ванне плескалась вода.
      - Ты... - пыхтя, говорил шоферу Петро, - как нас вез? Ты... нехороший человек, нас всех обрызгал...
      Шофер сплюнул и довольно беззаботно произнес:
      - А чего? Дороги такие...
      - Ничего, - Петро потянул сеть, и мы потопали вслед за ним к нежно мерцавшему морю, - русалку вези осторожно...
      - Я что, - шофер пожал плечами, - дороги... О, вон ваш топает.
      По мелководью навстречу нам шел Ванятка.
      - Ну, как? - крикнул ему Поликарп.
      - Нормааально! - закричал Ванятка и замахал над головой руками. - Две полусгнившие валяются, не вляпайтесь.
      - Живые? - осведомился Константин.
      Ванятка подошел поближе:
      - Не очень. Ну, дышат, конечно, хрипят.
      - Как полагается, - тихо сказал Поликарп.
      - Именно. Но зато такая краля выплывает!
      - Э, - махнул рукой Петро, - в зверинце все равно распухнет.
      - Не наша забота, - сказал почти весело Константин. - Шоферюга, завопил он, - тащь, мать... - он остановился, осекся и продолжил, - честная, ножик, будем сеть вскрывать.
      Шофер полез в кабину, достал длинный, похожий на стилет, нож.
      - Веселый вы народ, русалколовы, - хмыкнул он, - все с прибаутками.
      - У нас работа веселая, - сказал Поликарп и спросил у Ванятки: - Что, крупная особь?
      - Особь! - хмыкнул Ванятка. - Да это царь-рыба, а не особь! Ты как увидишь ее лица необщее выражение и женскую стать, так разом свою особь и проглотишь...
      Шофер аккуратно проколол в нескольких местах полиэтилен и надорвал его, потом потянул его на себя, содрал с сети. Полиэтилен больно скользнул мне по щеке.
      - Так, - сказал Поликарп, обращаясь к шоферу, - свернешь как следует, нечего берег засорять.
      Мы вошли в воду, аккуратно неся сеть. Ванятка шел впереди нас и рассказывал:
      - Мы с ней уже и игрались - тут, неподалеку. Славная.
      - Девушка со стажем, - непонятно сказал Константин.
      - Да, - сходу понял намек Ванятка, - судя по поведению, не из простых. Ну, до полсотни не дотянула, но двадцать мужичков на ее боевом счету имеется.
      - Снайпер, - гоготнул Петро.
      - Осторожно, - предупредил Сидор.
      Мы обогнули еще живущую, дышащую, догнивающую кучу мяса.
      - Интересно. - спросил Константин, - кто эту девоньку так неудачно шмякнул, кто не удержал сей груз любви, сей груз печали?
      - Что, - Поликарп подобрал сеть, - хочешь рапортичку состряпать?
      Я уже знал: выловленную русалку ни в коем случае нельзя было выпускать обратно в воду, ронять. Выдернутая, спеленутая в сеть русалка должна была быть доволочена до ванны - а там - в зверинец, в аквариум...
      Мы увидели Ванятку и русалку. Они прыгали в воде, приближаясь к нам; кажется, я слышал их смех.
      - Петро, - приказал Поликарп, - занеси-ка сеточку справа... Вот так. Сильно не загибай. Джекки, выше держи, вот так... Костя, на месте... Тихонько расправляйте. Тихонько.
      - Чего тихонько? - громко спросил Петро. - Счас хоть из пушек пали - им не слышно, видали, как плещутся?
      Тем временем Ванятка и русалка допрыгали, доскакали до самого нашего полукруга.
      Они резвились уже в самом центре полукружья, образованного сетью.
      - Сидор, Петро, - тихо сказал Поликарп, - сдвигайте ряды. Хоп.
      Ванятка на секунду остановился; русалка замерла тоже, и я успел ее рассмотреть.
      Вода ручьями стекала с Ванятки и взблескивала на солнце.
      При слове "хоп" Ванятка, согнувшись в три погибели, разбрызгивая вокруг себя воду, пробежал, прошмыгнул под сетью между мной и Константином - мы в ту же секунду опустили сеть.
      Русалка метнулась было за Ваняткой, но была накрыта прочными капроновыми веревками и выдернута из воды. Спеленутая, она отчаянно билась, вырывала из рук сеть.
      - Порядок, - завопил Константин, - здесь хрен порвешь! Ниточки первый сорт! Танк выдерживают.
      - Не ори, - пыхтел Петро, - держи как следует.
      Ванятка стоял в стороне, тяжело дышал.
      - Волоките, - хрипло сказал он, - Джекки, только не гляди, что там в сетке трепыхается. Несешь и неси.
      Мы потащили русалку к грузовику.
      - От дура, - орал Константин, - ну ты гляди, как выгибается, норовит обратно в родную стихию... Ведь разъест ее всю в родной стихии-то. Мы же ее теперь, можно сказать, спасаем.
      Русалка выгнулась и поглядела на говорящего Константина. Она замерла, вцепилась глазами в Костю, а пальцами в ячейки сети.
      - О! - радостно-дурашливо заблажил Константин. - Ну ты гляди, как уставилась, как воззрилась, ну прямо - фрр!
      - Что, - пыхтя, спросил Петро, - глазами, кажется, хотел бы всех он съесть?
      - Не, - Константин помотал головой, - на волю птичку-рыбку выпускаю!
      - Братцы, - взмолился Сидор, - кончай трепаться, лучше держите крепче. Уроним ведь.
      Он споткнулся и чуть не брякнулся в воду.
      - Держать, - прикрикнул на него Петро, - держать Капабланка... е... ехайды, Карпов с Корчным... понимаешь...
      - А кто такие Карпов с Корчным? - поинтересовался Сидор.
      - Эх, Сидор, - вздохнул Константин, - не знаешь ты истории далеких галактик.
      Русалка билась, кидалась от одного к другому. Нести сеть было неимоверно трудно. Слезы выступили у меня из глаз.
      - Я не могу, - прошептал я, - я выпущу сеть.
      - Дам кулаком в лицо и выбью зубы, - пообещал Петро.
      В это время за нашей спиной раздался шумный плеск. Ванятка хлопнулся в воду седьмой раз.
      - Как бы он не захлебнулся на мелководье-то? - заволновался Сидор.
      - А что, - бодро доложился неунывающий Константин, - такие случаи бывали. Поехали мы с Вальтером Первым. Все - спеленали, как положено, несем, он сзади плетется, тоже так - бултых, бултых, бултых , хлюп - и все... Ну, нам некогда оборачиваться, эта... белуга сетку рвет, колотится. Еле до ванны доволокли. Хлопнули в родную хлорированную, тут мне Рыжик - Поликарп знает Рыжика, помнишь, да? - и говорит: пойди сбегай, что там с Валькой стряслось. Я почухал по мелководью, а Вальтер уже все - посинел и не дышит.
      - Заткнись, - попросил Петро.
      Русалка застыла на миг, вскинула вверх голову (я увидел четко обозначившиеся, раздувшиеся полоски жабр; я увидел, как ячейки сети вонзаются в ее лицо) - и взвыла.
      Русалочий вой был тонок, как лезкие стилета.
      - Ух ты, - поразился Поликарп, - какого соловья отловили.
      - Плохой знак, - мрачно сказал Петро.
      - Петя... - мы услышали задыхающийся голос Ванятки, - Петя, - Ванятка сглотнул и продолжал, - четыре, четыре дня в мойке. Итого - шесть!
      - За что? - изумился Петро.
      - За мат... - Ванятка тяжело дышал, - и суеверия.
      - Во Ванятка, - поразился Константин, - во дает. Я чего только ни видал: и воющих русалок сколько угодно, и как мужик русалку схавал, а потом, бедолагу, раздуло, и как шеф на мелководье захлебнулся , но чтобы шеф после акции за порядком следил? Чтобы подпруг не ослобонял?
      - Иди, - тихо сказал Ванятка, - не ослобонял.
      И тогда я увидел глаза русалки.
      Русалка смотрела на меня с мольбой. Нет, это нельзя назвать мольбой, это был немой крик: "Выпусти, ну выпусти меня". Я был не в силах отвернуться от этого взгляда. Я еле переставлял ноги, сильнее, крепче сжимал сеть, но в какой-то момент русалочий взгляд заглушил все звуки мира, я уже не слышал ни нашего шлепания по воде, не трепотни Константина, ни мрачного отругивания Петро, ни успокаивающегося голоса Ванятки, - я слышал только взгляд русалки "Выпусти, ну выпусти же меня! Я знаю все, что будет со мной после, - я согласна! Молю тебя - выпусти!"
      И я разжал руки.
      Мы шли уже недалеко от берега - там, где вода едва досягала щиколоток.
      Я успел увидеть счастье, озарившее лицо русалки.
      - Ат! - выкрикнул Поликарп. - Петро! Перехватывай!
      Русалка выскользнула из сетей и грянулась в песок, чуть прикрытый морской соленой водой.
      - Фиу, - присвистнул Константин, - ну, устроил ты русалочке аутодафе, парень.
      Я инстинктивно протянул руки, чтобы стереть с тела русалочки налипающий песок.
      Русалочка заскакала прочь, в своем движении выказывая всю неизбывную, жгущую, жрущую ее изнутри боль. Ее словно подкидывало вверх, словно она хотела сбросить со своего безногого хвостатого тела груз медленного огня гниения. На моих глазах русалочка превращалась в огромный кусок гниющего живого мяса. Я видел, как отстают и шелушатся чешуйки на рыбьем хвосте русалки, как они отскакивают со странным пробочным звуком, как лопается белая женская кожа русалки...
      Петр развернулся и дал мне по уху. Моя голова мотнулась. Поликарп добавил снизу - в подбородок. Рот наполнился солоноватой кровью. Я сплюнул. Шагнул назад, согнулся, покорно подставляя под град ожидаемых ударов спину и бока, пряча голову, закрывая ее руками.
      - Да уж, - покачал головой Сидор, - ты погляди, что ты с ней учинил.
      Я оглянулся и увидел за спиной Ванятки ком... еще дышащий, еще кое-как плямкающий по воде.
      - Ее же теперь ни убить, ни пристрелить, - скаазл Ванятка, - что же ты? А?
      Я опустил голову и разрыдался.
      Я захлебывался от рыданий; сел в воду и заорал, завопил, заколотил по воде, по песку руками.
      - Убью, - орал я, всаживая кулак в твердый, выглаженный, вылизанный водой песок, - убью! Все это... все! Я не хотел, не хотел. Мэлори. Мэлори!
      - Петро, - попросил Поликарп, - вмажь ему ногой по рылу, это подействует лучше нюхательной соли. Лучшее средство от истерики - ногой в рыло. Рекомендую.
      - Я не дерусь ногами, - сухо сообщил Петро.
      Глава седьмая. Возвращение
      ...В карантин вошел сержант.
      - Вольно, - махнул он рукой, - Куродо, почему не работаешь? Балду гоняешь?
      - Никак нет, - Куродо вытянулся, - встретился с товарищем, коллега сержант, не мог не поделиться накопившимися за время его отсутствия воспоминаниями и размышлениями.
      Честно говоря, я не ожидал от Куродо такой прыти.
      Сержант тоже пришел в некоторую оторопь, но вскоре овладел собой.
      - Куродо, - сказал сержант, - я не знал, что ты такой... стилист. Это хорошо. Сразу видно, что ты недаром провел время в карантине, но если ты и дальше будешь оттачивать свои стилистические способности, то Джекки станет для тебя не просто товарищем, а товарищем по несчастью: отправлю на рапорт потом к русалкам. Оттуда не все возвращаются. Понял? Не придется тебе тогда делиться былым и думами. Понял?
      - Так точно!
      - Вопросы?
      - Никак нет!
      - Марш в места общего пользования - драить до умопомрачения... Жук, понимаешь ли. Марш! Джекки, в канцелярию.
      - Одеваться?
      Сержант посмотрел на меня.
      - Не надо, - он криво усмехнулся, - давай уж... по-семейному.
      Я достал из рюкзака диплом, пошел вслед за сержантом.
      Сержант остановился у огромной, окованной железными скобами двери, достал ключ, отпер дверь и предложил:
      - Заходи!
      Я вступил в кромешный мрак.
      Сержант зашел следом, запер дверь и включил свет.
      Я стоял в небольшой уютной комнатке, на стенах были нарисованы окна, а за окнами искусный художник изобразил остановившееся движение листвы деревьев. В комнате стояли два стола буквой Т, сейф и несколько стульев.
      Сержант подошел к сейфу, бросил мне:
      - Садись, чего ты?
      Я уселся. Сержант открыл сейф, достал бутылку и два стакана.
      Я протянул сержанту диплом.
      - Нравится? - сержант кивнул на окна. - У некоторых голография всякая сделана, а я сказал - ну ее на фиг, еще пойдешь окно открывать, - сержант засмеялся, - хорошо придумал? Да?
      Я согласно кивнул.
      - Будешь? - сержант указал на бутылку и стаканы.
      - Никак нет, - я поднялся, - коллега сержант, я вообще не пью, мне делается от этого... нехорошо...
      Сержант поставил бутылку и стаканы в сейф.
      - Гордость, - сказал он, - это хорошо.
      Сержант взял мой диплом, встряхнул его:
      - Ты что, держишь на меня сердце?
      - Как и вы, - ответил я.
      Сержант усмехнулся:
      - Ну, ну. Ух ты, - кажется, он был искренно поражен, - семь штук! Да ты же - чемпион! рекордсмен!
      Я молчал.
      Сержант вынул из сейфа пачку фотографий, протянул мне:
      - Полюбуйся.
      - Что это? - спросил я.
      Сначала я не увидел, не понял, что передо мной изображение живого существа, а когда увидел и понял, то не удивился, отчего сержант не отвечает на мой вопрос.
      Огромная звериная лысая голова апатично смотрела на меня со всех этих открыток. Голова напоминала обломок скалы, на котором появились глаза, тонкие губы, раздутые ноздри.
      - Похож? - сержант развалился на стуле.
      - Спасибо, - я положил фотографии на стол, - честно говоря, я его представлял себе другим.
      Сержант нагнулся над столом, легко прихватил фотографии.
      - Не... Он на Мурзика похож, которого ты...
      Я вспомнил лысоголового Мурзика и согласился:
      - Да. Похож...
      - Джекки, - сержант сцепил руки замком, выставил их перед собой. Скоро пойдете все по гарнизонам... Я не хочу, чтобы ты держал на меня сердце. Всякое было...
      Я сказал:
      - Если вы думаете, что я злюсь на вас за паучью пещеру, то вы ошибаетесь. Я вам даже благодарен. Это был чудесный тренажер.
      - Врагу своему не пожелаю такого тренажера, - раздельно и четко проговорил сержант.
      Он все так же глядел на меня через плечо, и я довольно скоро сообразил, что раз так, то я, выходит, не враг его.
      ...Бывают мысли... бывают отношения между людьми, когда эти мысли становятся понятны одновременно двоим.
      Это - нехорошие мгновения.
      Сержант подошел ко мне, уселся на стул, так что его сапоги касались моих колен, и спокойно выговорил:
      - Ты - не враг. Ты - "вонючий". Враги - дракон здесь, драконы на других планетах, а ты - "вонючий", - он ткнул в меня пальцем, и лицо его исказила брезгливая гримаса.
      - У тебя же на лбу написано: "вонючий"! Вот гляди, гляди, - он сунул мне фотографию головы дракона, - видишь? видишь?
      Я старался сидеть прямо. Кровь отливала у меня от щек .
      "Может, встать по стойке "смирно"? - подумал я и тут же усомнился. - Да нет. Не стоит. Решит, что издеваюсь".
      - Знаешь, как получаются "вонючие"? - сержант нагнулся ко мне, прихватил меня за гимнастерку. - Знаешь? "Вонючий" всегда из идейных или из "борзых", из наглых. Я, мол, самый, самый - и сигнал координатору... сержант говорил горячо, наклонялся, приближал свое лицо к моему ближе и ближе. Я слышал запах у него изо рта - и запах этот был неприятен. ...Потом, - рассказывал сержант, - героя снаряжают и он топает в пещеру... В Сверхпещеру. Там холодно и зябко. Обратно героя выволакивают уже с полными штанами дерьма. Это, между прочим, мудро устроено. Раненый, даже избитый, искалеченный человек может быть героем. Человек обгаженный, обделавшийся какой же герой? Он - "вонючий", от него смердит за километр. Какова обида? сержант засмеялся, вскочил со стула. - Может, поэтому "вонючие" и не говорят? Мы-мыкают, экают. Ничего не соображают. Звери, хуже зверей... Только что, совсем недавно был он лучшим из "отпетых", добился такой чести угробить "чудище обло, озорно...", координатор согласен, чудище не прочь - и вдруг из "первых", из героев - в самые распоследние, в клинические трусы с ослабевшей прямой кишкой.
      - Благодарю, - тихо выговорил я, - благодарю за совет и за науку.
      - Не за что, - сержант хлопнулся на стул, - не за что. Я тебя почему просвещаю, - сержант положил руки на стол, сжал кулаки, - чтобы ты знал, какая участь тебя ждет. Я здесь уже давно, много карантинов готовил...
      - Вы, - вежливо спросил я, - следите за всеми своими выпусками, коллега сержант?
      Сержант поглядел на меня, ничего не ответил. Мы молчали.
      Сержант барабанил по столу, насвистывал, наконец он сказал:
      - Так вот, у меня было шесть, как ты изволил выразиться, выпусков немало. Двух "вонючих" я помню.
      - Что, - спросил я, - похож?
      - Очень, - сержант заулыбался, - очень. Вам будут фильмы показывать про то, как делаются "вонючими", а ты, Джекки, запомни, что я тебе сказал.
      - Запомню, - кивнул я. - Меня об этом и русалколовы предупреждали.
      - Во, - сержант ткнул пальцем в потолок, - во как! И там знающие люди... - сержант внимательно поглядел на меня, потом сказал: - Иди... Не хочешь пить - дружить с сержантом - иди... топай... Огнемет почисти. Сегодня к прыгунам идем.
      Я повернулся, чтобы идти.
      - Стой, - лениво окликнул меня сержант.
      Я остановился, повернулся к сержанту, недоумевая: вроде поворот был выполнен правильно.
      Я дернулся невольно, но успел подавить вскрик ужаса или омерзения: за канцелярским столом, наклонившись вперед, хищно, словно перед броском, сидел - корявые когтистые лапы в стол, раздвоенное жало часто-часто вымелькивает из пасти - прыгун.
      - Коллега сержант, - вежливо спросил я, - чем могу? В чем провинность?
      Прыгун осклабился, потом встряхнулся всем телом, словно сбрасывая с себя сон, наваждение - и передо мной вновь сидел сержант Джонни собственной персоной. "Померещилось", - решил я.