Девушки, забрызганные зеленоватой слизью, тяжело дышащие, как-то удивленно, будто в первый раз взглядывающие друг на друга, расходились нехотя, медленно, через силу.
      Я с уважением поглядел на жреца.
      Жрец повторил свой крик.
      Девушки уходили прочь в светлеющий лес.
      - Куда это они? - ошеломленно спросил Валентин Аскерханович.
      - Мыться, надо полагать, пошли, - пожал плечами Мишель, - ты лучше погляди, что эти суки с (бормотом сделали.
      - Скажи спасибо, - философски заметил Валентин Аскерханович, - что хоть это оставили!
      Глава третья. Пещерная жизнь
      - Ббте, - полковник бегал по своему кабинетику, - ну, орлы, ну, соколы! Как вы умудрились сразу (бормота не распознать! Это ж, ебте, легче легкого!
      - Осмелюсь доложить, - встрял Мишель, - коллега полковник, - но не одни мы не заметили категорических... - Мишель призадумался, - нет, этих патриархальных изменений в коллеге Тихоне.
      Гордей Гордеич затопал ногами:
      - Кардинальных, во-первых, ебте, употребляй только те слова, что знаешь, во-вторых, и в-третьих, ты мне байки прекрати травить.Ты мне два трупа привез и не пойми что, киш-миш какой-то, ебте, олья-подрида, ирландское рагу...
      - Коллега полковник, - угрюмо заметил Мишель, - но в лаборатории анализы показали - (бормот.
      - Ббте! - полковник ударил себя по ляжкам. - Да если бы анализы не показали, я бы тебя и вовсе слушать не стал, я бы из тебя самого (бормота сделал, - полковник хлопнулся в кресло, - уф, уморил, - он и в самом деле утер пот с лица.
      ...На обратном пути в казарму Мишель материл Гордей-Гордеича.
      Я смотрел на мелькающие мимо нас пальмы в кадках, потом на выбеленные стены.
      "Вот те на, - внезапно подумал я, - и это - мой дом? И я тосковал по нему, по этому пещерному житью, там, под открытым небом, в мире, полном звуков и запахов? Это - мой дом? Привык, притерпелся?"
      Я вспомнил успокоившегося, утихшего Нахтигаля. Он - спал, освобожденно, счастливо.
      Слоновья туша мерно и мирно дышала - вверх-вниз; пасть была распахнута, и было видно, как затягиваются, зарастают раны неба.
      Тогда я спросил у Мишеля:
      - Зачем он это делал?
      - Кто? - переспросил Мишель. - Тихон?
      Он пожал плечами, потом сказал:
      - Власть. Вообще неизвестно, что там в организме щелкает, когда обормотом становишься. Но я думаю - власть. Свобода и власть. В "вонючки" хлопаешься со страху, прыгуном, борцом или еще каким ни на есть монстром делаешься от привычки, от воздуха поганого наших пещер, ну а обормотом власть...Ты - уродина, ты - страшен, отвратителен, но ты - всевластен, ты свободен. Ты никого не боишься, наоборот, все тебя боятся.
      Тогда я посмотрел на Мишеля с уважением.
      Впрочем, он тут же добавил:
      - А на самом деле, кто ж его знает, отчего кто кем становится. Судьба, ебте, как говорит Пиздей.
      - Эй, Одноглазый! Ты что, заснул?
      Грузовик стоял у дверей нашей казармы.
      - Да нет, - ответил я, - просто задумался.
      - Думай - не думай, - усмехнулся Мишель, - а вот оно - приехали.
      Мы спрыгнули на бетонный пол.
      Хуан выглянул в дверь
      - О, - обрадованно сказал он, - прилетели? Какая встреча, какая нежданная встреча!
      Грузовик поехал в гараж. Мишель проводил его взглядом и недовольно заметил:
      - Вы тут, ребята, совсем оборзели. Почему докладываешь не по уставу?
      Хуан приложил ладонь к виску и дурашливо отрапортовал:
      - Коллега бриганд! К нам тут чмо из санчасти забежало, так мы его всей казармой учим.
      - Ух ты, - поразился Мишель, - дай полюбоваться.
      - Вам, - поклонился Хуан, - как возвращенцам с далекой планеты, да еще возвращенцам с потерями - без очереди.
      - Валяй, - весело приказал Мишель.
      Мы вошли в казарму.
      - Смирно! - гаркнул Хуан.
      Толпа галдящих "отпетых" замерла на секунду, а после грянула:
      - Ва-ва-здра...
      - Ша, - гаркнул Мишель, - Одноглазый, вперед, сходи посмотри, что там эти бездельники приволокли...
      "Отпетые" расступились, и я еще издали увидел полураздавленную Катеньку с вываленным на пол казармы багрово-склизким языком.
      Я подбежал к ней, нагнулся.
      - Одноглазый, - услышал я за своей спиной, - вдарь жабище, чтоб подохла, немного осталось...
      Я хотел было выкрикнуть: "Она меня спасла", - но скрепился.
      Полувыдавленными, залитыми кровью глазами жаба Катенька смотрела на меня.
      Ладонью я коснулся ее растерзанного горла, и слуха моего достигли забившиеся в ладони, клокочущие цифры: шесть-ноль-девять-ноль-шесть.
      Я поднялся.
      Телефон был в канцелярии.
      Я огляделся.
      - Одноглазый у нас, - сказал Мишель и положил руку мне на плечо, гуманист!
      ...Я поднял телефонную трубку, набрал номер.
      - Алло! - услышал я голос Фарамунда Ивановича.
      - Фарамунд Иванович, - сказал я, - это говорит ваш бывший пациент, Джек Никольс из третьей роты Северного городка. Подъезд седьмой. Здесь находится Катя... Да... В расположении части. Да... а как сюда попала - не знаю. Да... Вы сами понимаете. Приезжайте скорее.
      Я повесил трубку.
      Минут через пять приехал Фарамунд с двумя ящерами и полковником.
      Ящеры осторожно погрузили полураздавленную, слипающуюся, обвисшую тушу Катеньки на носилки.
      Странно и страшно было видеть свистящее, еще живое дыхание бесформенной груды.
      Гордей Гордеич петушком наскакивал на Мишеля:
      - Отметил, ебте, свое возвращение со звезд, астронавт, аргонавт, ебте. отродясь у нас такого позора не было!.. Ббте! - вопил полковник. - Ты почему людей не построил, как следует? Что это у тебя, ебте, казарма "отпетых" или отпетый бордель?
      - Третья рота! - громыхнул во всю силу своих легких Мишель. - Стройсь!
      Мы выстроились в две линии по всей длине казармы.
      - Ох, - страдальчески сморщился полковник, - оглушил!.. ты бы, ебте, лучше так орал, когда твои подчиненные, позоря, позоря, ебте, звание "отпетого" черти что тут вытворяли! Ты, подлец этакий, небось молчал, ммерзавец, - полковник с видимым удовольствием выговорил это слово, - да не просто молчал, а еще и суетился, ебте, организовывал, раздачу слонов и Шехерезад... Ббте, ребятки, не толпитесь, станьте в очередь...
      Смешок прошел по рядам "отпетых".
      Полковник не обратил на него никакого внимания. Он был в наитии, в восторге.
      Мишель глубоко вздохнул, поднял голову и, чуть сузив глаза, стал глядеть куда-то поверх беснующегося Гордей-Гордеича, в видимые только ему (Мишелю) космические дали.
      В отличие от нашего сдавленного похохатывания, вздох и взгляд Мишеля буквально взорвали Гордей-Гордеича.
      Он замахал кулаками перед самым носом опечаленного Мишеля.
      - Ббте, - вопил он, - он дышит! Вы поглядите на эту бедную Лизу. Он вздыхает! А? Сократ перед судом Синедриона! Че ты дышишь? Ну, че ты дышишь? Обидели тебя, ебте?.. Выводи своих, ебте, подземных орлов в коридор и к кантине строевым! с песней!
      - Коллега полковник, - начал Мишель, - разрешите обратиться...
      - Ббте, разрешаю, давно уже разрешаю, - сказал поостывший полковник.
      Мишель откашлялся и проговорил (меня поразила длина фразы, которую он слепил):
      - Коллега полковник, я опасаюсь, что за время моего отсутствия ребята просто не успели подучить текст.
      На Гордей-Гордеича эта фраза тоже произвела потрясающее впечатление. Он начал заглатывать воздух большими порциями и как бы давиться этим воздухом:
      - А,а, а... ебте... ебте.. а,а, - полковник наконец справился с обуявшим его волнением, - ебте, - сказал он, - он опасается! ребята! подучить! - полковник потряс сжатым кулаком, - на тебя полет к далеким звездам плохо действует!.. Педагог! Песталоцци! Дистервег, ебте, с Гербартом! В кантину! И с песней! с песней!
      Как и следовало ожидать, дело застопорилось на первых же двух строчках: "Непобедимы, как орлы, как львы, неустрашимы!"
      - Ббте, - прервал нас полковник, - это строевая или похоронный марш! Надо, ебте, так орать, чтобы стены дрожали и двери с петель срывались, чтобы старик в своем логове слышал и со-ебте-дрогался... А вы что, ебте, затянули? Это не орлы и не львы, а пара гнедых, запряженных зарею, ебте! Запевай сначала!
      После трех неудачных попыток полковник махнул рукой.
      - Мишка, пускай твои орлы и львы добираются до кантины ползком и на четвереньках, раз не хотят, ебте, петь, пускай ползут и карабкаются, а после, ебте, приема пищи бегом - на плац...
      - К пальмам? - уточнил Мишель.
      - К пальмам, к пальмам, - покивал полковник, - раз вы, бедолаги, так застоялись, так кровь у вас играет, то ввот, ебте, мы ее и разгоним, кровушку-то, я вам устрою неделю аттракционов...
      В кантине Мишель дохлебал суп, облизал ложку и пообещал:
      - Если я узнаю, кто стуканул, - утоплю в сортире. Раньше времени у меня "вонючим" станет.
      - А почему ты думаешь, - поинтересовался Валентин Аскерханович, - что кто-то стукнул? Может, никто и не стучал? Может, доктор спохватился, позвонил Пиздею, а Пиздей догадался?
      Сердце у меня стучало.
      "Да что это, - думал я, - только-только все устроилось, все утряслось, только-только я вырвался из этого ада, перестал быть "младенцем", только-только за моей спиной появился этот Мишель, ведь исчезни он или возненавидь он меня - и все, и все оборвется, и все закрутитсся по новой, еще страшнее, еще отчаянней..."
      - Ты чего, Валя, - деловито объяснил Хуан, - с какой сырости Фарамунду спохватываться?.. Ну, нету и нету, мало ли где бродит? В пещеру поскакала... А Пиздей? У нашего Пиздея в мозгу четыре извилины - вот так, - Хуан показал, - крест-накрест. Где ему догадаться?
      - Зато нам, - встрял Пауль, - догадаться легче легкого и необходимей необходимого. Помнится, мы на Дъего, - он так и произнес "Диего" с твердым "Д" " - Дъего грешили, но сдается мне, что ошибочка здесь у нас вышла.
      Я почувствовал, что на меня смотрят, и постарался поскорее доесть суп.
      Я взялся за кашу.
      - Не давись, - посоветовал мне Хуан, - ешь не спеша, тщательно пережевывай пищу.
      ___________________________________________________________
      В казарме меня отвели в сортир.
      Против меня стояли Хуан, Пауль, Мишель, Валентин Аскерханович, и еще двое старых "отпетых", не знакомых мне по именам. Всех - не упомнишь.
      - Что ж, - сказал Пауль, - все в сборе и можно начинать суд чести, как любит выражаться наш дорогой Пиздей.
      - Ты сам вроде Пиздея, - прервал Пауля Мишель, - какой там суд? Просто смазать по рылу, чтобы не забывался, и пускай скоблит сортир до потери пульса...
      - Ни хера подобного, - покачал головой Хуан. - Здесь дело не в суде, это ты, Мишель, прав. Здесь не один суд нужен, но, - Хуан поднял вверх палец, - но... следствие, а всем нам, не волонтерам и не идейным, вроде Пауля и этого вот, - он ткнул в меня, - хорошо известно, что такое следствие и с чем его - ам-ам - едят... Мишель, с чем его едят?
      - С говном, - быстро ответил Мишель и улыбнулся, очевидно вспомнив что-то давно позабытое.
      - Ребята, - сказал Валентин Аскерханович, - так, может, он и не стукач?
      - Может, - согласился Хуан, - может. Кто спорит? Поэтому мы и говорим не просто так - смазал по рылу и пошел: это - не наши методы, а провел работу разъяснительную, дознавательную и воспитательную!
      Хуан строго поглядел на меня и спросил:
      - Согласны?
      Я кивнул:
      - Согласен.
      За спинами моих судей вытянулись в ряд на стене ослепительно белые писсуары, так, будто кто-то спрятанный многоязыкий дразнил меня, высовывал вмиг окаменевшие уродливые языки с глубокими, будто выдолбленными, выемками.
      И еще урчала, журчала вода в трубах.
      "Куда я попал? - в ужасе подумал я. - Зачем я сюда попал? Это скоты, животные, рептилии хуже драконов, их и надо загонять в пещеры глубже и дальше от людских, от человеческих глаз, чтобы не смели показываться. Скоты, скоты, скоты..."
      И ярость заполонила, захлестнула все мое существо.
      - Отлично, - Хуан поднял руку разомкнутой, раскрытой ладонью вверх, судьи и следователи, - готовы? Все перессали?
      - Погоди, - сказал Пауль, - я еще не успел.
      Он расстегнул ширинку и принялся мочиться на меня. Я отступил на шаг.
      Пауль застегнулся и не без удовольствия заметил:
      - Пародист, подотрешь.
      - Я не Пародист, - сказал я.
      - Ты - Ббте-Пародист, - улыбнулся Пауль.
      - Я - Джек Никольс , - упрямо повторил я, - и я ничего подтирать не буду.
      - Тобой подотрут, - спокойно сказал Хуан, - а пока не подтерли, объясни-ка нам, грешным, кто, по-твоему, мог сломать кайф у роты. У роты! со значением повторил Хуан. - Это такое преступление - ему просто названия нет. Мало того, что не дал потоптать лягву, так еще и добился вместо полетов тренировочного бега по затхлым пещерам. Кто эта сука?
      Меня выколачивала ненависть, и, глядя прямо в лицо Хуану, я четко выговорил:
      - А вам, коллега, только полезно побегать по пещерам жирок растрясти...
      Хуан метнулся ко мне, но мне удалось не просто уклониться, но нанести удар, к тому же Хуан поскользнулся в луже, набрызганной Паулем.
      Я прижался к стене, Хуан хлопнулся на пол.
      "Молчи, - что-то шепнуло мне, - молчи", - но меня несло.
      - Видите, коллега, - сказал я, - подтерли лужу как раз вами, а не мной. Обратите внимание на ваши брюки.
      И тут рассмеялся Мишель.
      - Э, - сказал он, - Хуан, Одноглазый, конечно, борзой, но ты тоже раньше времени кулаками стал махать. Сходи к Наркулу - пусть новое х/б выдаст, а то смердишь, как обсикавшийся пудель, бледный вид и мокрые ноги. Иди, иди.
      - Мразь, - с удовольствием выговорил Хуан, обращаясь ко мне, - я тебя сегодня затопчу.
      Я сжал кулаки, чуть наклонился вперед.
      - Переоденьтесь, - вежливо посоветовал я Хуану, - вы испачкались.
      - Ат... - Хуан проглотил ругательство, повернулся и вышел вон.
      Мишель был настроен вполне благодушно.
      - Одноглазый, - сказал он мне, - че ты выставился, как боксер на ринге? Ты че, всерьез обороняться думаешь? Тут другая стойка нужна - спрятать голову, вот так. - Мишель заслонился руками, - и подставлять бока и задницу... Но до этого, я думаю, дело не дойдет. Ты нам лучше сразу скажи, кто Фарамунду набрякал?
      - Так он тебе и скажет, - усмехнулся Пауль.
      Эта усмешка меня и взорвала.
      Если Пауль думал, рассчитывал разозлить меня, то он попал в точку.
      - Да, - заорал я, - да! Это я позвонил Фарамунду, потому что и Катя, и Коля, и еще один, умерший, погибший, наглотавшийся яду,в меня, в меня вкаченного яду - все спасли меня, вылечили, а вы, вы все, вы хуже драконов, хуже зверей...
      - Конечно, хуже, - улыбнулся Пауль, - а ты не знал? Раз мы их убиваем, то мы их - хуже... И зовут нас - "отпетые"... Хуже нас никого нету, только "вонючки". Мы - люди, предназначенные убивать, а что и кто может быть хуже людей-убийц?
      - Погоди, Пауль, - помрачнел Мишель, - ты наболтал тут нивесть чего... На хрена все это нужно, что ты тут наболтал? Одноглазый, ты что ли стуканул?
      - Я, - просто ответил я.
      - Тэк-с, - сказал вошедший в сортир Хуан, - следствие завершилось успешно? Подследственный раскололся? Чистосердечное признание облегчает вину, и следствие мяяягко переходит в суд, а суд - в приговор и в исполнение приговора.
      В сортир заглянул Наркул.
      - Эй, Мишель, - сказал он, - если кто еще обрызгается, я вставать не буду...
      - Пшел! - гаркнул Мишель.
      Наркул исчез.
      - Как вы считаете, - церемонно обратился к Мишелю Хуан, - какова мера пресечения преступного деяния? Может быть, просто немного отпиздить?
      Мишель посмотрел на меня и буркнул:
      - Нет. Одноглазый парень хороший, с завихрениями, но хороший. Миску моего дерьма пожрет - и финита. А дальше пусть чистит сортир. У Одноглазого то, что случилось, не повторится. Верно, Одноглазый?
      Я молчал. Я соображал. Мишель был единственной моей защитой. Вроде бы ко мне неплохо относился Валентин Аскерханович.
      "Надо есть, - подумал я, - ничего не поделаешь, ничего не попишешь надо есть".
      - Так вы, балагуря, - сказал Пауль, - станете вроде как побратимы?
      - Побратимы, - заметил Хуан, - это если бриганд своей кровью свое... обрызгает. Но он не обрызгает. Верно, бриганд?
      - Не болтай, - лениво ответил Мишель, - лучше сходи за миской.
      - Что, - поинтересовался Пауль, - каловые массы уже сформировались и готовы идти на приступ?
      - Хуан, - не обращая внимания на Пауля, сказал Мишель, - что же ты стоишь, Хуан? Иди, иди, родимый...
      Хуан буркнул нечто невразумительное и потопал за миской.
      Я вжимался в стену.
      "Надо, надо, - колотилось в моем сознании, - они просто убьют меня, если Мишель от меня отвернется. Просто...Если за меня не будет Мишель все... Все... Меня сможет спасти только чудо... Ну и что? Кровь дракона-то я пью, а запах и цвет у нее, как у дристни...
      - Мишель, - будто услышав мои мысли, сказал Пауль, - но для Пародиста это - никакое не наказание. Лишний раз выпьет свою любимую кровь дракона.
      Пришел Хуан. В руках у него была миска.
      - Ага, - сказал Мишель, - принес? Это - здорово, это - красиво...
      Он взял в руки жестяную миску и ушел в умывальню, покряхтел немного и вернулся, неся перед собой миску.
      - Ту, туруту-туту, - заиграл на губах походный марш Хуан.
      Все остальные захлопали в ладоши.
      - Крендель - готов! - провозгласил Пауль.
      - По этому случаю, - сказал Хуан, - нужна речуга.
      - Это пожалуйста, - охотно отозвался Пауль, - позвольте? - он принял от Мишеля миску, зажал двумя пальцами нос и, держа миску на вытянутой руке, заговорил подчеркнуто гнусавым голосом: - Наш дорогой коллега, наш уважаемый юный друг Одноглазый-Ббте-Пародист, сейчас, сегодня вы подошли к такому важному, такому, мы бы сказали, судьбоносному рубежу! Нам бы хотелось, чтобы вы восприняли этот акт, так сказать, символически, спиритуалистически, метафорически, метафизически, чтобы вы почувствовали: этим актом вы как бы притрагиваетесь к загадке вечности... к тайне жизни и смерти, к решению многих и многих проблем. В самом деле! Представьте себе, что было бы, если бы наш славный и всеми любимый старик кушал бы не девушек, а собственный хвостик? После он выкакивал бы съеденное, снова съедал, и снова, и снова... От каких бед мы бы с вами избавились, сколько жизней было бы спасено!.. Это открыло бы путь к новым горизонтам! Представьте, все мы едим то, что... Фу, коллеги, какая вонь, какая дикая вонь... Мы - по сути неуничтожимы в этом случае, мы едим самое себя и восстанавливаем саме себя... И к этому мы на нашей планете уже приближаемся! Искусственные дамочки из орфеанумов, трупчики, которые гложет старик - все это шаги к будущей самопоедающей, самовосстанавливающейся гармонии! Думайте об этом, юноша, кушая произведение нашего бриганда!
      - Круто, - сказал Мишель, - я бы так не смог.
      Пауль указал на миску, мол, вы смогли кое-что и покруче.
      - Вы, - сказал я, - совершенно напрасно называете Пародистом меня. Пародист-то как раз вы...
      Пауль поставил миску на пол и ногой толкнул ее.
      Миска, дребезжа и подрагивая, будто трясясь от мелкого издевательского смеха, подкатилась к моим ногам.
      - Жри! - коротко приказал Пауль.
      Я молчал.
      - Давай, давай, - подбодрил Хуан, - за папу, за маму, за воон ту девочку с бантом. Это не больно, как комарик укусил.
      - Сам и жри, - ответил я.
      Хуан посмотрел на Мишеля.
      Мишель нахмурился и покачал головой, шагнул ко мне, поднял с пола миску:
      - Однако, - Мишель был расстроен, - ты, Одноглазый, не понимаешь доброго к себе отношения. Мы решили, как лучше, по-доброму, по-хорошему, так ни с кем из нас не поступали, когда мы были молодые, ни с кем!.. А ты фордыбачишь, как самый большой начальник... Здесь за стук топили, понимаешь? - просто брали вот так и то-пи-ли... А к тебе хорошо отнеслись, поговорили, посмеялись, пошутили, даже по морде не дали... Чего еще? Сожрал, вымыл сортир и на боковую...
      Он протянул мне миску. Я взял ее.
      Поглядел на Мишеля. Мишель ободряюще улыбнулся, мол, давай, давай, чего там, все там были, ешь, кушай, жри, чавкай, лопай, бирляй, топчи, жуй...
      И эта ободряющая, покровительственная улыбка разозлила меня, ударила меня, как бичом.
      В эту минуту я ненавидел улыбающегося Мишеля - больше, чем Пауля, больше, чем Хуана, больше, чем всю бандитскую шоблу "отпетых".
      Ненависть придала моим рукам точность и быстроту. Мишель не успел заслониться. Я вымазал его лицо, припечатал миску к его улыбающейся физиономии.
      Миска грохнулась на пол.
      - Кушай, - сказал я, уже не помня себя от гнева, - тебе не привыкать, вспомни молодость.
      Стало очень тихо. Хуан взял за руку Мишеля.
      - Пойдем помоемся?
      Мишель выдернул руку:
      - Сейчас... Ну... Одноглазый, ну...
      Хуан и Мишель вышли.
      Я увидел, как изменились лица "отпетых", и испугался.
      Ибо на их лицах не было ни злорадства, ни жестокости привычных к своему делу экзекуторов, только удивление и... едва ли не испуг... Да, пожалуй что и испуг...
      - Ты что, - спросил у меня Пауль, - умом трахнулся? Ты понимаешь, что тебя сейчас убивать будут?
      Пауль был бледен.
      Я вжался в стенку...
      _____________________________________ __________________________
      Меня приволокли и бросили поперек койки. Сквозь боль, которая теперь стала моим миром, моим морем, на дне которого я лежал, я слышал чужие голоса.
      Изо рта у меня тянулась длинная красная тягучая струя.
      - Завтра, - услышал я голос Мишеля, - умоешь рыло и пойдешь в кантину чистить котлы, а вечером будешь едальником работать здесь... Я тебя, суку, научу вежливости и хорошим манерам.
      _______________________________________________________________
      Возвращение из санчасти в казарму не ознаменовалось ничем особенным. Я боялся, что возобновятся издевательства, бессонные ночи... Но нет. Кантовать кантовали, но весьма умеренно, не сравнить с тем, что было в самом начале. Или я втянулся, привык?
      Одно меня пугало. Меня больше не брали на вылеты. В пещеры на чистки брали, а на другие планеты - ни-ни. Мишель не заговаривал со мной, а у Пауля, с которым у меня завязалось странное приятельство, мне было неловко спросить, не оттого ли меня не берут на другие планеты, что считают стукачом. Пауль-то как раз и был стукачом... Дружил я с Валей, с Валентином Аскерхановичем, а приятельствовал с Паулем. С Паулем мне было интересно беседовать, вспоминать "верхнюю" жизнь, Пауль понимал кое-что с полуслова; с Валентином Аскерхановичем мне беседовать было не о чем, и вспоминали мы слишком разное: он девок, шкур, баб - я книжки; но на чистки в пещеры, темные и светлые, я предпочитал ходить в паре с Валей. И у него же однажды спросил: "Валя, я ведь - хороший "чистильщик", отчего у меня только один вылет?" Валентин Аскерханович пожал плечами: "Ну, ты спросишь! И главное - у кого... Пиздею решать, кого выпускать, кого - не следует", "Пиздею решать, а Мишелю - выпускать?" Валя ничего не ответил, пожалуй, кое-что он все же понимал с полуслова.
      В эту чистку погиб Хуан. Как обычно, он задержался у подпаленного "червячка" и принялся гурманствовать. От удовольствия даже лампочку притушил, вроде как глаза прижмурил, а может, просто не хотел видеть едомое, столь приятное на вкус. В кромешной тьме его и цапнуло. Первыми на место происшествия поспешили мы с Валентином Аскерхановичем. Валя мощным фонарем высветил всю пещеру, и я увидел извивающуюся, будто мускулистый, загнанный под блестящую кожу ручей, змею. Валя скинул огнемет, но змея с легкостью скользнула куда-то вниз, в видную только ей трещинку, расселинку, норку... Хуана осмотрел Пауль, на сей раз не спавший, а примчавшийся (Мишель все же научил его некоторым правилам приличия) на место происшествия...
      - Мертвому - припарка, - непонятно сказал он и досадливо махнул рукой. Дескать, все! Финита!
      Гордей Гордеич по случаю гибели Хуана закатил немыслимую речугу. Хуан, как-никак, пал на месте преступления. Полуоткрытый рот его был набит белым сочащимся мясом червя, в руке зажат нож, а на лице застыла навеки дурацкая блаженная улыбка. Так с этой улыбкой он и поволочется среди других, прочих в пасть и брюхо дракона.
      -...И вот такие, как этот ваш Хуан, ебте, думают, что мы по ним заплачем!... Ни хера никто не заплачет!.. Пусть мамы их по ним плачут-рыдают, убиваются, что они таких зверолюдов смастерили, а мы плакать не будем! Плюнем, ебте, - полковник, в самом деле, смачно харкнул на бетонный пол подземелья, - и дальше пойдем...Смирна!
      Мы вытянулись.
      - Ббте, - поспокойнее сказал полковник, - вольно... Слушай список "летунов", - полковник шмыгнул носом, - вам, оглоедам, в своей среде, ебте, таких гадов, как этот Хуан, выращивающих, на вашем, ебте, подзоле возрос, чуть не взвизгнул Гордей Гордеич, - на ваших суглинках, так вот, вам доверяется важная миссия, ебте...
      - Воробушка ловить, - вздохнул Валентин Аскерханович, - еще хуже, чем в пещерах.
      - Ббте, - повысил голос полковник, - "летающий воробей".
      - Валька, - не пворачиваясь. пробормотал Мишель, - возьми с полки пирожок. Пять.
      - Гы, - гоготнул кто-то, - ты гляди, как Пауль пригорюнился.
      - Мда, - заулыбался бригнад, - санчасть необходима... Паш, на "летающего" всех гребут.
      У меня заломило в груди от радостного предчувствия - значит, и я, значит, и меня?
      Полковник читал список. Под сводами пещеры на плацу перед пальмами раздавалось: "Я...Я...Я".
      - Сперансов, - выкрикнул полковник, а я готов был заплакать, ибо мою букву давным-давно "прошли", и уже было ясно, что никуда и никогда я не полечу.
      - Сперансов, - повторил полковник фамилию Хуана и в изумлении воззрился на нас.
      - Вот хрен старый, - пробормотал Мишель, - как будто не знает...
      - Ббте, - догадался полковник, - третья рота, кто список составлял?
      Мишель недовольно мотнул головой и выкрикнул: "Я", - после чего вышел на плац из строя.
      Полковник подскочил к нему, тряся бумажкой:
      - Я! Видали, ебте? Какой цинизм! Какая наглость! Я знаю, что ты, кому, как не тебе, ебте, составлять? Ты как его, ебте, составил, вот в чем вопрос.
      - Как приказано, - ответил Мишель, - так и составил. Мне приказано было всех.
      - Всех? - прервал полковник. Всех? Ты что, ебте, дурака валяешь или в самом деле дурак? Ты что мне тут составил - всех? Живых, ебте, и мертвых всех под ружье? Тогда почему только Хуана Сперансова? А где Диего, где Федька? Или для тебя, ебте, Хуан - живее всех живых?
      Полковник заглянул в список и внезапно изумился:
      - Что такое,ебте? Почему список на одного короче?
      Мишель с готовностью объяснил:
      - Так ведь Хуан погиб...
      - Ббте, - полковник иронически склонил голову набок, - ты за кого меня принимаешь? В твоем списке вместе с ужаленным Хуаном на одного меньше... Значит, у тебя еще кто-то умер, ебте? А?
      - Да нет, - снисходительно улыбнулся Мишель, - умер один Хуан, поэтому на одного меньше.
      Полковник сложил руки на пузе и иронически спросил:
      - Мишка, ты что думаешь, что у коллеги полковника не все в порядке с мозгами? Ты что, решил устроить урок, ебте, арихметики? Я все четыре действия арихметики: сложение, вычитание, умножение и деление - прекрасно помню. И я тебя, ебте, сложу, вычту, умножу и поделю, а из остатка, - заорал полковник, - извлеку квадратный корень...Что это за фокусы? - полковник сунул под нос Мишелю список охотников за "воробьем".
      Пауль тихо скаазл мне:
      - Джекки, объявись, не мучай Пиздея, а то Мишель сейчас задурит ему голову, доведет до лекции о хорошем поведении - и прости-прощай, другие планеты...
      Я поглядел на Пауля. Я и сам прекрасно понимал тактику Мишеля, но Пауль, Пауль....Что-то не позволяло мне доверять ему.
      А может, вызваться, выйти из строя?... Но это будет такая "свинья" для Мишеля. И уж это-то он мне попомнит... Что же делать? Не убивать же мне бриганда, а пока этот - бриганд.. .Я посмотрел на Мишеля и постарался выгнать из себя эту мысль, это чувство.
      - Какие фокусы, - коллега полковник? - испуганно спросил Мишель. - О чем вы?
      - Я тебя, ебте, спрашиваю, я - старый маразматик? - поинтересовался полковник.
      - Никак нет, - опешил от такого поворота Мишель, - не старый и не маразматик.
      - Ббте, - затопал полковник ногами, - я тебе не баба, чтобы лета мне убавлять... Я тебя спрашиваю, ты хотел, ебте, проверить мои арихметические способности?
      - Никак нет, - отрапортовал Мишель. - Не хотел.
      - Тогда почему вместо списка охотников за "воробьем" ты мне подсовываешь арихметическую, ебте, на сложение-вычитание задачку для первого класса?
      - Да вы поймите, - объяснял Мишель, терпеливо и ласково, как, и в самом деле, объясняют выжившему из ума дедушке, - вы попросили всех включить в список. Я всех и включил, но в зашоре не выключил, ой, - Мишель посмеялся, извините, не вычеркнул Хуана, - поэтому так и получилось.
      - Ббте, - сказал полковник устало, - я тебя сейчас самого и выключу, и вычеркну, становись в строй, ты или болван, или кретин, верблюд, ходячий анекдот, или пройда и подлец, каких мало.
      Мишель встал в строй.
      - Ббте, - провозгласил полковник, - сейчас производим проверку. Заглядываем, ебте, в решебник. Я зачитываю список третьей роты.
      - Джекки, - тихо сказал мне бриганд, - я тебе обещаю, пока я жив, ты никуда не полетишь. Ты сдохнешь здесь, Джекки, ты задохнешься в сортире. Осваивай полезную профессию, сынок...
      - Джек Никольс , - провозгласил полковник.
      - Я, - отозвался я.
      Полковник поднял голову от бумаги:
      - О, - с тихой радостью проговорил он, - пропащая душа, нашелся! Ну-тка, Яшенька, выйди из строя!
      Печатая шаг, я вышагнул на плац.
      - Крепко ты Пиздею по поджилкам врезал, - шепнул вслед мне Пауль, - ни одного "ебте" - это означает сильно душевное волнение.
      Гордей Гордеич бочком-бочком подскочил ко мне.