Любовницы

Бригитту мгновенно начинает мутить, стоит ей только увидеть белоснежный купальный халат и длинные светлые волосы Сузи. Реакция любопытная, и она совершенно не совпадает с реакцией Хайнца. Хайнц сразу распознал качественную сторону Сузи, он явно станет в будущем хорошим предпринимателем. Бригитте в вопросах качества трудно разобраться, поэтому она, может статься, когда-нибудь опустится на дно. Сузи вообще не замечает, как Бригитта ее ненавидит. Мысли ее слишком заняты рецептами приготовления тортов с мармеладной заливкой и седла косули на вертеле. Сузи чувство ненависти несвойственно. Сузи дружелюбна и по-домашнему уютна.

Все толпящиеся вокруг нее обитатели садового домика уверены, что Сузи в них заинтересована, ведь она с ними так дружелюбна. Дело обстоит иначе. Сузи к ним безразлична.

Все дело в том, что Хайнц и его родители нередко ведут себя грубо и невежливо, им стоит пересмотреть свое поведение, ведь нет особой нужды в том, чтобы относиться к другим враждебно, ведь вполне можно быть дружелюбными.

Так считает Sunny [2] Сузи.

В Бригиттином кругу конкуренток на дух не выносят. В Бригиттином кругу ненависть на первом месте. Себе подобных Бригитта любить уже не может, это чувство убито в ней навсегда.

В Сюзаннином кругу царит любовь, которая должна распространяться на весь мир и перед которой умолкает ненависть. Сузи приветлива с Бригиттой, поскольку та ей совершенно безразлична, как обломок трухлявого дерева. Бригитта ненавидит Сузи так, как только можно ненавидеть особу, напялившую на себя белоснежный халат.

Бригитту просят показать Сузи сад и фруктовые деревья Сузи от восторга хлопает в ладоши. Бригитту бьет дрожь из-за каждой сливы и яблони, Господи, Боже мой, эта дрянь ведь не станет отнимать у меня это, и это, и еще вот это дерево! Я тебя убью, если ты отнимешь у меня будущее, моего Хайнца, мой будущий дом, дом Бригитты и Хайнца, если ты у меня все это отнимешь, будь уверена: я тебя убью! Сузи радостной упругой походкой проходится по участку. Она беззаботно топчет астры, далии и маленькие садовые цветы. Она надеется, что цветы не сломаны совсем и еще поднимутся. Может быть, теперь, после всего содеянного, Сузи выдворят с участка!

Бригитта всем телом защищает свое добро, которое когда-нибудь будет ей принадлежать.

Если ты никогда сам ничем не владел, то ты защищаешь собственность, которой рассчитываешь завладеть, как защищаешь собственную жизнь. Бригитта распластывается перед кустами ежевики, чтобы защитить их от Сузи, которая нагло намерена сорвать несколько ягодок.

При этом Бригитта давит своим неловким телом целый килограмм спелых ягод. Головы ей теперь не сносить!

Сузи удивляется. Она говорит, что ягоды может купить где угодно, если захочет. Бригитта отвечает:

— Да, все так, но ведь эти ягоды — мои. МОИ. Мои. Это мое, то мое. Однажды у меня будет свой дом, он будет много лучше этого простенького садового домика, его мы оставим родителям мужа, а сами, мой Хайнц и я, переедем в большой и красивый дом. На первом этаже в нем будет наш собственный магазин электротоваров и мастерская по их ремонту, — выпаливает Бригитта.

— Вы все здорово распланировали, — приветливо отвечает Сузи. Бригитта ее совершенно не интересует. Что до Сузи, ей все равно, существует Бригитта или нет. Ее существование никоим образом не соприкасается с жизнью Сузи. Сузи очень приветлива с Бригиттой, ведь это ей ничего не стоит. Бригитта ничего не сможет у нее отнять, даже за кулинарное искусство опасаться не приходится. Бригитта, в свою очередь, ненавидит Сузи с головы до пят. Сам факт ее существования представляет постоянную опасность для Бригитты. Если Хайнц приглядится к этой девчонке из хорошего общества, ему ведь, пожалуй, захочется ее заполучить. НЕТ!

Сузи хочет отнять у Бригитты ВСЕ!

Бригитте больше всего хочется прикрыть своим телом Хайнца, сад и дом, как она укрывала кусты ежевики, чтобы защитить все от наглых Сузиных рук.

Сузи восхищается подсолнухом.

— Как мило, — говорит она, — похоже на бисквитное пирожное.

Бригитта глуха к красотам природы. Бригитте не до любования красотой. Бригитта взвинчена, в ней все напряжено, она как натянутая струна. Бригитта превратилась в глыбу застывшей ненависти. Для Бригитты прекрасно только то, чем она хочет или должна владеть.

Сузи нараспев перечисляет все красивые цветы и растения, все лакомства, которые ей особенно по вкусу.

Сузи обладает ярко выраженным чувством прекрасного. Папа всегда ей об этом говорит. Бригитта хочет одного: получить свою долю. Сузи хочет другого: не потерять ничего из того, что уже имеет. Бригитта хочет иметь свое, свое, свое, в противном случае жизнь бессмысленна и сходит на нет. Бригитта вся в борьбе. Сузи слишком женственна, чтобы бороться. Сузи — женщина до кончиков ногтей.

Сузи имеет все. Бригитте не дано ничего.

Продолжение: чувства Паулы

«Вот, стало быть, во мне теперь поселилось чувство, которое называют любовью», — говорит себе Паула в который раз.

«Кроме того, во мне живет желание иметь детей.

Этому чувству сопротивляться бесполезно.

Самое позднее в тот момент, когда я стану матерью, швейная мастерская перестанет иметь хоть малейшее значение. Что значит мертвая мастерская по сравнению с живым ребеночком?

Надеюсь, первый ребенок не родится мертвым.

Важнее всего — живой человек, а уж потом — безжизненные инструменты.

И ведь еще что важно — в старости не будешь одинокой».

У Эриха голова занята моторами, они ведь тоже очень живые, вот у этого гоночного автомобиля, к примеру, силы как у нескольких тигров сразу.

В машине так прекрасно сочетаются форма и движение.

В самые светлые минуты Эрих мечтает о жизни, в которой не придется пачкать руки, о белых рубашках, об узких джинсах и непыльной работенке. А лучше всего — вообще ничего не делать.

Мысли о Пауле Эриху в голову не приходят.

Паула — нечто само собой разумеющееся, как воздух или как дыхание. Пауле не хочется такой оставаться, ей хочется стать чем-то особенным.

Паула выходит на улицу. На ней — сшитое самой Паулой платье с передничком. Паула вся сияет чистотой и аккуратностью. Сияют ее волосы, платье, хозяйственная сумка, ее тонкие ноги — все сияет друг перед другом, словно белый вихрь!

Но чистотой и аккуратностью здесь особенно не выделишься.

На порогах всех домов сидят омертвевшие женщины, словно раздавленные мухи-однодневки. Они словно приклеились к расплавившемуся асфальту.

Они без устали озирают свое маленькое женское царство, в котором занимают королевский трон. Иногда символом их власти служит средство для ополаскивания посуды, иногда — патентованная кастрюля.

Палисадник обнесен аккуратным заборчиком и отделен от остального мира. Внутренний мир отделен от внешнего, враждебного мира подсолнухами и кустами.

В некоторых маленьких домиках живет сразу по несколько семей. И Паула получит квартирку в таком домике. Паула будет царить на своей кухне, и все там будет сверкать и сиять, радуя всех вокруг.

Паула проходит мимо этих домов, мечтая о все новых достижениях по части чистоты и порядка. То одна, то другая из омертвелых женщин выскакивает на улицу и берет на руки свое резвящееся потомство, сыночка или дочку, превращаясь в бастион, в сторожевой пост, следящий за незамужней чистюлей Паулой. Не успевает Паула разговориться с мальчишкой, играющим на улице, и расспросить его о школе, как мать уже прикрывает его своим телом. Она не дает ему рта раскрыть, гордо повествуя о хлопотах, связанных с сыном. Она гордится своими хлопотами, связанными с буйным сыночком, но стыдится своих забот, связанных с дочерью. Она говорит, что те, кто детей не имеет, и представить себе не могут, каково это — иметь детей.

Она разглагольствует о том, что рада была бросить место продавщицы, ведь мало радости в том, чтобы работать на чужих людей. К алтарю ее повели прямо из-за прилавка.

Она боится, что за ее недомоганиями скрывается опасная болезнь.

Врач обследовал и ничего не нашел.

Уж свое-то счастье она нашла.

Она счастлива, ведь все, что она делает для мужа, она делает одновременно и для себя. Чистые носки, свежие рубашки, нижнее белье, вычищенная до блеска обувь — это ведь все для себя самой и для детей. Сделать что-то только для себя самой невозможно.

Когда Паула спрашивает одну из этих женщин, о чем та мечтает, то мечты эти всегда связаны с семьей, будь то машина, на которой будет ездить вся семья, а мать во время поездки постоянно дожидается повода дать ребенку по рукам, чтобы не совал их куда не следует и чтобы показать, что она тут сидит по праву.

А еще машину можно украсить маленькими вазочками с цветами и подушечками. Будет очень мило. То из одного дома, то из другого доносится детский рев. Кому-то снова досталось по рукам. Стоит умолкнуть одному ребенку, как плачем разражается другой.

Из сверкающих чистотой окон доносятся звонкие шлепки и глухие удары.

Паула говорит:

— Да не лупи ты Карла так сильно, что уж он такого натворил, отпусти его.

Пауле советуют заткнуть рот, пусть сначала своих народит, а потом командует.

Бабушка играет роль примирительницы.

Поэтому дети так любят бабушек. Мать с отцом бабулю всегда не выносят, во все-то она вмешивается.

Муж бабули, дедуля, — тот бабулю ненавидит, во-первых, потому что и в молодости всегда ненавидел, такая вот милая давняя привычка, от которой так быстро не отвыкнешь; ненависть эта сохраняется и в старости, ведь что старику еще остается в жизни, кроме доброй старой злобы, не раз уже сослужившей хорошую службу.

Ненависть не уменьшается, а растет, ведь бабуля давно лишилась своего единственного капитала — внешней привлекательности, которой, вероятно, когда-то обладала. Бабуля потеряла свой товарный вид. Женщины помоложе для дедули, старого перечника, изношенного жизнью, давным-давно стали недоступны, они принадлежат хоть и изношенным жизнью, но еще молодым мужчинам, способным пока самостоятельно зарабатывать.

Женщины помоложе не станут рисковать своим надежным положением ради такого старого засранца, как дедуля.

Вот дедуля и подыхает себе потихоньку. Правда, человек в нем умирает медленней и позже, чем в его почти мертвой жене, но тем не менее умирать — значит умирать, что упало, то пропало, того не вернешь. Да и жена еще время от времени подденет, напомнив, каким он был молодым и бойким щеголем, разве сравнишь с теперешним пердуном Дедуля и бабуля изношены жизнью. Где она, эта жизнь? Не видать, и все же она их износила.

Бабуле давно ясно, что муж ее с определенного возраста никуда больше от нее не денется, вплоть до тяжелой, смертельной болезни и последующего неизбежного исхода. Ему без нее не обойтись, без готовки, без буфета, без стола, без чистой посуды, без лоханки для свиного пойла. Куда еще податься этой старой развалине?

Старая развалина полностью зависит от своей законной говноедки.

И вновь и вновь череда вонючих, потных носков и засранных штанов проходит через бабулины руки. В старости бабуля мстит за все с помощью мелочей. У нее есть масса возможностей для конструктивной мести.

И вновь тянется череда унижений и болей, которые доставляют бабуле дедулины ручищи. Череда отвратительных дней. Каждый день, который бабуле еще предстоит вкусить, дедуля берет в свои руки. Лично. И пусть только кто попробует вмешаться.

Однако дедуля с малолетства привык, что о его повседневном быте кто-нибудь да заботится: сначала его бабушка, потом мамаша, теперь вот наша бабуля. Он не в состоянии даже яичницу себе приготовить.

Он несамостоятелен, словно ребенок, если речь идет о таких приятных мелочах, как тяжелая домашняя работа. Любыми мелочами, любыми самыми ничтожными неудобствами, любыми актами домашнего саботажа его легко довести до белого каления.

Старик и старуха вцепились друг в друга мертвой хваткой, как два насекомых, как два животных, поедающих одно другое. Одно насекомое уже наполовину въелось в тело другого.

Плоть питательна и сверх меры терпелива.

Вдалеке, словно караван верблюдов, мимо их дома тянется вереница молодых женщин. Их силуэты резко очерчиваются на горизонте. В одной руке у них полные хозяйственные сумки, другой они волокут за собой упирающихся детишек.

Папаша жадно рассматривает женщин в полевой бинокль. В штанах у него шевелятся остатки мужского достоинства.

С кухни доносится визгливый голос мамаши, и остатки достоинства снова замирают.

Наконец-то солнце садится.

Но Паула-то, вот глупая корова, носится со своей любовью!

Ведь жизнь и так уж тяжелее некуда, даже без домика на одну семью с собственным палисадником. «Но ведь с домиком-то все полегче», — думает Паула.

Тело Паулы сделает все от него зависящее.

Наконец-то солнце село.

Но ведь и ночь для мужчины и женщины приносит с собой столько ужасного.

Но Паула-то, вот глупая корова, носится со своей любовью.

Бригитта ненавидит Хайнца

Хотя Бригитта ненавидит Хайнца, она намерена заполучить его, чтобы он принадлежал только ей и никому другому.

Если Бригитта ненавидит Хайнца уже сейчас, еще не заполучив его, как же она станет его ненавидеть, когда наконец, что еще под большим вопросом, завладеет им навсегда и насовсем и когда ей не нужно будет напрягаться, чтобы заполучить его.

Пока же Бригитте приходится тщательно прятать свою ненависть, ведь она пока еще никто, обычная работница, которая шьет бюстгальтеры, а ей так хочется стать кем-то, а именно женой Хайнца.

Многие работницы с фабрики — приезжие, они из Югославии, Венгрии, Чехословакии или других стран Восточного блока.

Они либо выходят замуж и оставляют фабрику, либо опускаются на дно.

Бригитта — одна из многих, а значит — вообще никто.

Бригитта уверена, что она вообще никто, пока она — одна из множества работниц швейной фабрики, часть из которых даже занята на одной с нею швейной операции. Бригитта уверена, что она станет кем-то, если превратится в одну из множества замужних женщин. Бригитта уверена, что если Хайнц станет кем-то, то есть человеком, у которого есть собственная мастерская, то и она, Бригитта, автоматически кем-то станет.

Если от бюстгальтеров ее жизнь беспросветна, пусть свет и блеск в нее принесет Хайнц.

Блеск жизни, о котором читаешь или который видишь по телевизору, всегда излучает кто-то другой, и кто-то другой его с собой уносит, а журналы и фильмы показывают блеск и лоск совершенно чужих для тебя людей, которые часто и бюстгальтеров-то не носят, не говоря уж о том, чтобы самим их шить. Стало быть, если в жизни вокруг с самого начала нет никакого блеска, то надо его старательно навести. И Бригитта часами наводит блеск вокруг Хайнца.

Она верит, что часть этого блеска падет и на нее. Но ведь тот, у кого есть блеск, старается сохранить его только для себя; в этом пришлось убедиться Бригиттиной матери. Ее блеск был отражением блеска представителя одной фирмы. А когда блеск погас? Много-много лет назад. Исчез вместе с шикарной машиной.

Мать Бригитты говорит, что Бригитта должна держать Хайнца на длинном поводке, но не отпускать на волю. Запирать в клетку сейчас нельзя, запирать нужно будет потом, но удерживать его все же надо, привязать к себе тысячью мелочей, например, маленьким ребенком. Но и многим другим, к примеру, умением стирать.

Мать Бригитты явно ничему в жизни так и не выучилась.

Мать Бригитты сыта этой жизнью еще не по самое горло.

Идет беспощадная охота.

Ни Хайнцу, на которого охотятся, ни Бригитте, бедному измотанному охотнику, нельзя ни на секунду перевести дух. Охотник часто оказывается в худшей ситуации, чем дичь.

В Бригиттином случае так происходит всегда.

Сузи — человек с блеском. Залитая блеском солнца, Сузи вдохновенно скачет вдогонку за бабочкой-лимонницей. У Сузи волосы настоящей блондинки.

Чтобы волосы блестели, одной достаточно солнечных лучей, другой же требуется целая электромонтажная мастерская.

Бригитте нельзя довольствоваться одним солнцем. Солнце в саду заливает Сузи своим блеском. Сад ей не принадлежит, он — собственность Хайнца, а стало быть, и Бригитты. Бригитта набрасывается на Сузи и валит ее на землю, лишая ее всякого блеска. С каким удовольствием она закопала бы Сузи в эту землю, в мокрую глину!

Запыхавшаяся Бригитта распласталась на Сузи и объясняет ей, почему со своей собственностью можно делать что угодно, а с чужой — только то, что позволит тебе ее владелец. В данном случае — она, Бригитта.

— К примеру, — говорит Бригитта, — на фабрике я обязана делать то, что мне прикажут. Но в моем жестяном шкафчике для спецодежды я — единственная хозяйка, потому что он МОЙ. У меня там может быть порядок или полный беспорядок — все от меня зависит. Разумеется, там полный порядок. В рабочей столовой я должна прислушиваться к мнению других, ведь столовая принадлежит всем, но на своем месте за столом я сама себе хозяйка. Это — МОЕ место. Да, все начинается с мелочей.

И она обмакивает Сузи головой в лужу, пока не появляется Хайнц и не вырывает Сузи из ее рук.

— А если хозяин нашей фабрики придет ко мне домой, — продолжает Бригитта, — то даже он обязан будет делать то, что я захочу, ведь мой дом — моя крепость. Пусть он и мал, но зато я в нем распоряжаюсь.

— Владелец фабрики никогда к вам домой не зайдет, вы дурно обращаетесь с гостями, — выдавливает из себя Сузи.

— Вы уверены? А вот возьмет однажды да и зайдет. И никто ему помешать не сможет, даже вы, хоть вы во все и суетесь. Владельца моей фабрики вам не запугать. Вот он возьмет и придет к нам, ко мне и к маме!

— Никогда он к вам не придет, — говорит Сузи. — Вы ничего из себя не представляете. Вы — последняя спица в колеснице, вы — никто.

— Но уж ЕСЛИ зайдет, он СТАНЕТ вести себя в нашей квартире так, как мы распорядимся. Так даже в законе написано, — всхлипывает Бригитта. Уж ей-то все лучше известно.

Минут через пять боевые курочки сидят вместе за столом и пьют кофе.

Бригитта говорит об интересных вещах, строит планы и предположения, как это принято в деловой жизни.

Может статься, Бригитте пригодятся результаты этого разговора, когда она заполучит Хайнца и вместе с ним — собственное дельце.

Вот и пришла любовь

Вот и пришла любовь, пришла Бог знает в какой уже раз, но новая, лучшая жизнь для Паулы все еще не началась. Когда же наконец в эту нелепую ситуацию вдохнут жизнь и развитие?

Пауле никак не удается насладиться своей великой любовью, ведь ей приходится вставать в пять утра и готовить отцу завтрак. Паула знает, что великая любовь требует времени, чтобы вырасти еще, чтобы стать еще больше. Времени у Паулы нет.

Мать Паулы с граблями на плече в это время уже шагает в гору, чтобы добраться до своего маленького царства и обиходить свои скромные владения. Мать обводит взглядом свои владения, от одной границы до другой. Мать вертит головой туда-сюда, выискивая нелегальных нарушителей границы.

Мать любит стоять вот так и обозревать свои владения от начала до конца. Она радуется, что ей, хозяйке, принадлежит это царство.

У других, пожалуй, владения побольше, у других есть столяр, электрик, жестянщик, каменщик, часовщик, мясник! Или колбасник.

Но зато у нее в семье все, слава Богу, здоровьем не обижены.

Если у матери худое настроение, то она прикидывает, что если бы вышла замуж за колбасника, то, к примеру, у нее было бы и свое хозяйство, и вдобавок свой колбасный цех. Тогда мать поддает своему внучку Францу как следует острыми зубьями граблей. Рев внучонка компенсирует матери то, что у жены колбасника сразу два царства под началом: царство домашней хозяйки и царство колбасницы. Вопли Франца вновь возвращают мать к сути дела, а именно к тому, что у нее есть все, о чем может мечтать женщина. И все в семье здоровьем не обижены. Чего ей еще желать? Нечего.

Паулиной матери желать больше нечего, поскольку она уже прожила свою жизнь, и ничего особенного из этой жизни не вышло.

И поскольку желать что-либо для себя давным-давно поздно, то она и счастлива без желаний. Мать, счастливая и без желаний, выходит на луг. Она останавливается и прислушивается к себе. Что там внутри? Не звучит ли песня? Не поет ли дрозд? Но слышит она только свою болезнь, рак, который сидит в ней и ест ее тело. Против рака даже алкоголь — слабое противоядие.

Болезнь эта на своем долгом веку видала много чего покрасивее, чем низ этого изношенного тела, в котором что только не творилось за долгие годы супружеской жизни. О долгих сидениях чуть ли не в крутом кипятке, чтобы вытравить плод, мы уж лучше помолчим.

Там, куда ни разу не заглядывал врач, поселилась эта опасная, смертельная болезнь. Все сложилось так, словно мать всю жизнь копила последние силы, чтобы теперь ее медленно и болезненно убивали, опустошали изнутри.

Для кого же старался отец, опустошая низ ее тела? Для болезни. Болезнь пожинает остатки прошлых урожаев. Мало что, правда, осталось. Мать много чего вычитала об этой коварной болезни из воскресных приложений к газетам, но именно сейчас ее со всей силой охватывает страх. Хотя она читала, что страх только способствует болезни и что надо сохранять душевное равновесие, она охвачена ужасным страхом и теряет всякое равновесие.

Однажды Паула говорит ей, что пойдет к гинекологу, чтобы он выписал ей противозачаточные пилюли, если дело зайдет слишком далеко, чтобы у нее не было слишком много детей.

— Ты, свинья, — заорала мамочка, — разве можно, чтобы чужой мужик в тебе шарил? Пока ты живешь в моем доме, я тебе этого не позволю.

Паула спокойна, ведь ей теперь недолго жить в материнском царстве, скоро у нее будут свои владения.

Однако Эрих пока совершенно ничего не предпринимает.

Швейная мастерская Паулу теперь только нервирует и расстраивает. Любая поездка на учебу отвлекает ее от главного, от Эриха. Паула с трудом дожидается конца занятий и возвращения домой. Жаль, что мы не получим данных о несостоявшемся эксперименте с Паулой. Паула вновь хочет вернуться к частной жизни. До свидания, Паула, встретимся в более уютной, частной обстановке!

Едва вернувшись домой, Паула впрыгивает в свое лучшее красное платье и отправляется по горной улочке наверх, навстречу Эриху. Наверху Паулу ловят, словно бумеранг, не дав даже передохнуть от бега в гору, разворачивают на 180 градусов, дают пинка под зад, и вот бежит себе девушка, но теперь уже навстречу своему дому.

Паула взбегает на гору, там ее разворачивают вокруг оси, и вот она снова бежит вниз, словно красный запрещающий знак. Напрасны старания.

Там наверху заправляют Эрихова мамаша с Эриховой бабкой. По-настоящему всем заправляет Эрихов отчим, единственный мужчина в доме, чиновник на пенсии. Не всякий этим похвастаться может, когда всех призовут на последнюю поверку.

Отчим-астматик вертит обеими дряхлыми бабами так, что приятно смотреть. Приятно для астматика. Для обеих женщин не так приятно, но все же без удовольствия тут не обходится.

Он это делает чиновничьим манером, очень ловко и точно.

Он делает это молча, одним фактом своего существования. Больной пенсионер-астматик сидит в своем углу, как земляная жаба, а женщины несут ему еду, питье и газету с телевизионной программой. Задыхаясь и жутко хрипя, астматик вздымается над всеми и вся, словно дурной кошмар.

Астматик держит под контролем все, как раньше держал под контролем небольшой, но важный участок государственной железной дороги. Астматик любит рассказывать о тех временах. Все слушают внимательно, боясь лишний раз задремать.

Пока астматик, прерываемый собственными хрипами, расписывает свои невероятные, но правдивые приключения из жизни железнодорожных служащих, мать крутится вокруг него, обихаживает его изнутри и снаружи, трет и чистит перед ним, за ним, над ним и под ним, ну просто любо-дорого смотреть.

Матери-то давным-давно все не любо и не дорого. Матери пришлось дорого заплатить за удовольствие, которое она раньше испытывала, заплатить целой грудой ребятишек.

Правда, когда удовольствие закончилось, пришло долгожданное счастье, может быть, не такое будоражащее, но зато очень прочное — счастье иметь детей.

Астматик нежится от удовольствия, что за ним ухаживают, как за драгоценной птицей.

Астматику хочется, чтобы мать стерла в своей памяти все прежние радости и удовольствия.

Он бы, должно быть, особенно порадовался, если бы матери пришлось ползать по полу на четвереньках и отдирать грязь ногтями. Увы, все те нечистоплотные штучки, которые позволяла себе мать в прошлом, сотрет лишь одна смерть.

Астматик, наслаждающийся уютной атмосферой горной деревушки, очень строго следит, усердно ли хлопочет по дому его жена, в прошлом так часто ходившая кривой дорожкой.

Больные суставы громко скрипят, протестуя против грубого обращения. Все без толку. Кто-то ведь должен делать эту работу, вот мать ее и делает. Благодарность домашних ей при этом сильно помогает.

Благодарность выкручивает для нее мокрую тряпку. Вот радость-то для ревматизма суставов.

Мать похожа на пустую скорлупу или на пустую хозяйственную кошелку, из которой все давно уже вывалилось. На кошелку, давно и во многих местах прохудившуюся.

А Паула в это время поспешает в гору.

Когда мимо их дома проезжает, сигналя, почтовый фургон, для Эриховой мамаши это сигнал к тому, что Паула снова вернулась с работы.

Мамаша там, наверху, уже ждет, уже начеку.

Ага, вот сейчас Паула натягивает на себя чистое бельишко, а сейчас расчесывает свои жиденькие тусклые волосенки, теперь берет губную помаду, теперь — туфельки из кожзаменителя, дешевенькие, но красивые. А теперь она берет белую сумочку, подходящую к туфлям по цвету.

А теперь — вперед, к Эриху!

И мамаша тоже потихоньку движется вперед, без всякой спешки, сегодня она себя покажет.

Вот Паула появилась из-за поворота, ожесточенно и упрямо бьется о старуху, как о каменную стенку. «Ишь ты, если к мужику бежит, так откуда и прыть берется, а если на работу идет, то ведь плетется нога за ногу», — злобно и с горечью говорит про себя Эрихова мамаша.

Паула бьется о преграду, образуемую Эриховой мамашей, как птица об оконное стекло, как о бетонную стенку. Результат всегда один и тот же — дальше ей не пройти.

— Поворачивай назад. Вниз. И поторопись, пожалуйста.

Мамаша говорит, что Пауле здесь нечего искать.

Как нечего, если она потеряла здесь свое сердечко! Мать считает, что Эрих по-прежнему обязан заготавливать сено для их коровы, которая дает молоко к папашиному кофе, обязан и свинье пойло выносить. У матери туберкулез костей, это нелегкий жребий, и Эрих призван его облегчать. Если судить по прежней разгульной жизни, мамаша заслуживает большего, чем обычный туберкулез костей, но судьба подарила ей мужа — отставного чиновника. Паула же заслуживает самого худшего, и уж она это получит.

Эриха используют и на тяжелых работах, и на легких, для которых хватает его мозгов.

— Здравствуйте! Я к Эриху, — только и успевает прощебетать Паула.

Как у нее совести хватает бегать за Эрихом! Эрих ведь — только их собственность, их рабочая сила.

Паула, словно заводная игрушка, скатывается с горы вниз. С каждым шагом она все дальше от своей цели, от Эриха.

Когда мать не занята хлопотами по дому, она всегда сидит у окна и держит под наблюдением дорогу.

И Паула, когда у нее выдается свободная минутка, всегда сидит внизу у дороги и держит ее под пристальным наблюдением.

И Эрихова бабка сидит в своей комнате у окна. Бабка уже такая древняя, что всем надоела и давно пропала бы без поддержки дочери и без зятя-астматика. Жизнь бабки висит на тоненьком волоске, ведь лишний рот — всегда лишний, тем более что почти вся жратва в доме достается астматику. Бабка и мамаша несут посменную вахту, чтобы никто не увел у них Эриха. Астматика все равно никто не уведет, он у них навсегда. Теперь они не только ненавидят друг друга, но еще и пылают объединенной ненавистью к Пауле, которая может принести в дар только себя, да еще свою любовь. А этого слишком мало.

Паула наверняка нацелилась на Эриха как на рабочую силу, которую она хочет использовать в своих грязных целях: ей ведь нужны и домишко, и детишки, и собственная машина. Преимущества, на которые нацелилась Паула, много весомее тех мелких недостатков, побоев, к примеру, которые связаны с Эрихом. Побои денег не перевесят. Деньги весят больше побоев. Взамен у Паулы есть только она сама да ее любовь. А этого слишком мало.

Различия между Сузи и Бригиттой. Возможное сходство одной и другой

Сузи и Бригитту разделяет четкая демаркационная линия, обозначенная кофейником. Это резко очерченная, болезненно воздействующая разграничительная черта, указывающая каждой из них на свое место, разделяющая два разных характера. Но когда одна из них берет кофейник в руки и разливает кофе по чашечкам, и Сузи и Бригитта вдруг оказываются вместе, не отделенными друг от друга.

Они расходятся, например, в том, что Сузи желает добра всему человечеству, от мала до велика, а в особенности голодающим деткам во всем мире, ведь она — женщина и сама скоро станет матерью. Сузи приходит в ужас от мысли, что где-то голодают маленькие дети. Женщина в ней выражает свое искреннее возмущение.

Будущая мать восстает против такой несправедливости.

По этой причине она захаживает изредка на мероприятия политического кружка в их школе. А еще она постоянно ходит на занятия в группу народного танца. Дома о политическом кружке она ловко умалчивает, а вот группу народного танца всегда выставляет перед собой, как нежный голубок свою голубку.

Бригитта хочет одного — заполучить Хайнца. Сузи в первую очередь хочет поспорить о чем-нибудь, обсудить какие-нибудь важные проблемы. В голове у нее вертится куча разных слов и тем, долго не задерживаясь и находя выход в трескотне.

Как только Сузи открывает рот, она выпаливает новую порцию сведений о голодающих людях во всем мире.